Андрей Величко
Эмигранты

Пролог

   Сэр! Посылаю вам краткое резюме доклада об объекте «Опытное хозяйство 13–27», фигурирующем у нас как «Школа медиумов».
   Итак, на основании тщательной проверки, проведенной в рамках международной программы «Байкал-92», можно утверждать следующее.
   С момента своего образования в 1981 году «ОХ 13–27» являлся совместным проектом КГБ и АН СССР, предназначенным для дезинформации вероятного противника. С точки зрения наших специалистов, в нем проводилась только видимость исследований. Результаты, зафиксированные в журналах экспериментов, на имеющейся аппаратуре воспроизведены быть категорически не могут. Сведений о наличии какой-либо иной аппаратуры, кроме осмотренной, не найдено.
   Ориентировочно в середине 1987 года приоритеты в работе объекта изменились. Не прекращая попыток нашей дезинформации, персонал объекта явно начал заниматься тем же самым и в отношении своего руководства. Судя по всему, в целях личного обогащения. Заведующий второй лабораторией доктор физ. – мат. наук И.А. Баринов исчез 25 мая 1991 года. Якобы утонул, катаясь на лодке по Байкалу, но ни тела, ни лодки найдено не было. Прибывшая комиссия зафиксировала значительные нецелевые траты, но ее работа была прервана в августе в связи с общеизвестными обстоятельствами и больше не возобновлялась. К моменту приезда нашей группы все научные и инженерные кадры объекта уже уволились, функционировала только охрана.
   Вывод:
   Дальнейший мониторинг «ОХ 13–27» предлагаю прекратить. В связи с планируемой приватизацией мною ориентирована фирма «Тенком», бывший кооператив «Дары Байкала», на приобретение аппаратуры объекта, после чего операцию «Школа медиумов» можно будет считать законченной.

Глава 1

   – Иди сюда, хвостатый, ну что ты там опять изображаешь из себя старую развалину, – попенял я своему коту Ньютону. – Не стану поднимать, на стол ты прекрасно можешь запрыгнуть и сам, а у меня что-то опять радикулит разыгрался. В конце концов, день рождения сегодня не только у тебя, но и у твоего хозяина. Будешь кочевряжиться – про все блюда не гарантирую, но вот икру точно съем без остатка, ее тут немного. И лососем закушу.
   Где-то с минуту кот оценивал серьезность моих намерений, а потом, укоризненно муркнув, одним махом взлетел на стол. Не так легко, как в молодости, но все же.
   – Не смущайся, – пододвинул я к нему миску со сливками. Впрочем, вот уж чего-чего, а излишней деликатности в Ньютоне не наблюдалось с первых дней его долгой жизни. А сегодня ему стукнуло двадцать лет. Для кошек – весьма солидный возраст. Ну а мне – восемьдесят пять, для людей это тоже много. Очень много, я никогда и не надеялся столько прожить. Однако вот как-то получилось, сижу теперь тут с котом и праздную двойной юбилей. Впрочем, скорее всего, в последний раз. И не потому, что собираюсь в ближайшее время помереть или, упаси господь, ожидаю такой подлянки от Ньютона. Просто скоро нам с хвостатым предстоит дальний путь.
   Первый шаг к нему был сделан двадцать лет назад, когда скромный пенсионер Алексей Романцев, то есть я, сел в поезд «Россия» и поехал в Иркутск. Да, на самолете было бы быстрее, но в те далекие времена для приобретения железнодорожного билета не требовалось показывать паспорт, что имело определенное значение. Не то чтобы я ехал нелегально, но оставлять какие-либо отметки об этом вояже было нежелательно. Что я там забыл? В общем-то ничего, но меня попросил о помощи мой старый друг Илюха Баринов.
   Познакомились мы с ним под Кишиневом в сентябре сорок четвертого года. Оба после школы пошли в армию и оказались в одном и том же БАО, где и служили до конца сорок седьмого года. Потом наши пути разошлись – я поступил в Горьковское военное училище техников связи, а Илья демобилизовался и вскоре стал студентом физфака МГУ.
   Следующие двенадцать лет мы почти не встречались, но в шестидесятом капитан Романцев попал в «миллион двести»[1]. Помню, было даже немного обидно, но не так чтобы очень. Я вернулся в Москву, к родителям, и с помощью Ильи, к тому времени ставшего физико-математическим кандидатом, устроился работать инженером в ФИАН[2], где и проторчал до самой пенсии.
   Я пополнил собой ряды пенсионеров в приснопамятном восемьдесят пятом году. Вообще-то можно было продолжать работать, но сын сказал мне, что это следует делать только в том случае, если оная работа мне безумно интересна и жизни без нее я не мыслю. Если же речь идет о разнице между пенсией и зарплатой ведущего инженера, то он готов ежемесячно выделять мне вдвое большую сумму просто так, из благодарности, что я в свое время принял участие в появлении его на свет. Если же я решу помогать ему в его многотрудных занятиях, то тут речь пойдет уже совсем о других деньгах.
   Он был радиомастером в телеателье и, кроме того, весьма неплохо подрабатывал на левых ремонтах импортной техники.
 
   Потом началась перестройка. От ремонтов и изготовления аппаратуры на заказ мы плавно перешли к торговле малайзийскими видеомагнитофонами, затем помаленьку занялись компьютерами, так что к моменту развала Союза мой сынуля был уже весьма обеспеченным человеком. Но незадолго до этого события случился тот самый мой вояж в Иркутск, на котором надо остановиться подробнее.
   В феврале девяносто первого года в Москву приехал Илья Баринов. Он с начала восьмидесятых работал в каком-то жутко секретном месте, являясь в столицу только в отпуск, да и то не каждый год.
   – Леш, нужна твоя помощь, – сразу сказал он мне. – Тут такое дело… в общем, я могу рассказать более или менее подробно, но сразу предупреждаю – поверить будет непросто. Так мне рассказывать или просто сообщить, чего я от тебя хочу?
   – Совсем ты там одичал в своей тайге, – попенял я ему. – Рассказывай, и, может, мне водку достать?
   – Если только тебе. У меня лейкемия, и с той дрянью, которой мой организм пичкают медики, водка никак не сочетается. Да погоди ты строить сочувствующее выражение лица! Лучше налей себе чаю, раз уж в одиночку пьянствовать не хочешь, и слушай.
 
   Не знаю, отчего Илья решил, что мне трудно будет поверить в его рассказ. Разумеется, если бы подобное сообщили по телевизору, то реакция была бы однозначной – брехня. А тут… подумаешь, изобрел человек машину времени. Почему бы и нет, если с мозгами у него все в порядке. Так что я спокойно его выслушал и спросил:
   – А меня с собой почему не приглашаешь?
   – Да потому что сейчас все забросы идут наобум! Вероятность успешного завершения процесса чуть меньше половины. Мне все равно не протянуть больше двух лет, так что меня и десять процентов устроили бы, но рисковать твоей жизнью я не могу и не буду.
   – И чем же тебе перспектива помереть через те же два года, но в прошлом, кажется более привлекательной?
   – Слушай дальше. На крысах совершенно точно установлено, что перемещение туда приводит к полному оздоровлению организма. Если в прошлое забрасывалась старая крыса, то она там довольно быстро молодела примерно до годовалого возраста, то есть самого расцвета сил. Больная, даже раком – выздоравливала. Причем одна крыса прожила там полгода и практически не постарела за это время. Обратный же переход действует наоборот, так что это в любом случае дорога в один конец.
   В общем, выяснилось, что имеющаяся аппаратура умеет посылать примерно лет на триста назад, более точно выяснить не удалось. Потому как приемлемая наводка получается только при использовании центра Земли в качестве ориентира и строго на другую сторону шарика, а определить точную дату посреди океана не так просто. Поначалу бывали случаи, что перебрасываемый объект оказывался на километр выше или ниже поверхности воды, но сейчас удалось добиться приемлемой точности порядка двух метров по вертикали.
 
   – …И последнее, – подытожил свою речь Илья. – То, что я сейчас рассказал, хоть и носит гриф секретности, но считается мистификацией. А вот то, что объект, на котором я сейчас работаю, предназначен исключительно для дезинформации вероятного противника, – это я тебе разглашаю совершенно секретную информацию. Почти все мои сотрудники уверены, что результаты экспериментов – подтасовка, как, собственно, и задумывалось при создании объекта. Но это еще не все. Последнее время в наш центр закачиваются просто ненормально большие средства, которые потом неизвестно куда исчезают. И оказаться замешанным вот в это мне кажется весьма и весьма опасным. Так что, если соберешься мне помогать, подумай, как сделать это незаметно.
 
   У меня действительно получилось, не привлекая особого внимания, привести в порядок купленную Ильей большую моторную лодку и даже кое-как подготовить ее к океанскому плаванию, для чего пришлось настелить палубу, приделать шверт и установить мачту. И утром двадцать пятого мая я остался на берегу, а лодка отчалила, удалилась от берега примерно на полкилометра и исчезла. Я осмотрелся – вокруг безлюдно, вряд ли кто-нибудь заметил только что случившееся исчезновение. Когда вызванная им небольшая волна достигла берега, я разобрал и зачехлил удочки, накинул рюкзак и пошагал в сторону Листвянки, до которой было километров пятнадцать. Оттуда ходил автобус в Иркутск.
 
   Вернувшись в Москву, я получил отправленную в багажном вагоне стиральную машину «Рига-17» – прощальный подарок Ильи. Довольно странный подарок, если не знать, что, несмотря на заводскую упаковку, стирать этот механизм ничего не может.
   Дома я вытащил его из обрешетки, открыл крышку, под которой оказался не бак, а нечто вроде пульта с четырьмя тумблерами, тремя реостатами, пятью светодиодами, кнопкой сброса и амперметром на двести ампер. Крайний светодиод горел. Порадовавшись, что друг нормально перенес путешествие в прошлое, я нажал кнопку «сброс», и по идее Баринов сможет принять посланный при этом сигнал. В следующий раз этот светодиод загорится, когда Илья достигнет суши. Ну и потом он время от времени будет активировать этот канал, означающий, что у него там все хорошо. Жалко, что таким путем нельзя организовать оперативную связь, но Илья объяснил, что для уверенного приема аппаратура должна передавать сигнал не меньше недели, да и то в строго определенные периоды.
   Но всего каналов связи было три. Сигнал по второму будет означать, что ему там удалось настроить маяк и стиральную машину можно использовать по прямому назначению, то есть для путешествия в прошлое, но при этом надо спешить, потому что маяк получился не очень устойчивым. Ну а активация третьего – это все замечательно, можно не спешить, на подготовку не меньше года. И реостаты, регулирующие размер зоны захвата, можно ставить в максимальное положение, что будет означать параллелепипед размером пятнадцать на восемь на пять метров.
 
   С тех пор первый светодиод загорался каждый год в начале июля, но два других не подавали признаков жизни. Что же, наверное, организовать нормальную наводку оказалось не так просто, как Илья полагал поначалу.
   А жизнь тем временем текла своим чередом. Вскоре после событий девяносто третьего года сын сообщил мне, что к власти в России пришли не те, на кого он ставил, поэтому отсюда надо «линять».
   – Тебе, – уточнил я.
   – Нет, мама тоже так считает, – возразил сын. – И что ты тут будешь делать, когда мы уедем?
   – А что я буду делать там? Нет, подобный вариант даже не обсуждается. Отговаривать вас с матерью я не стану, но и сам никуда не поеду. Я, между прочим, ни на кого не ставил, так что вряд ли мне здесь будет что-либо угрожать. Мою квартиру вы, надеюсь, мне оставите?
   – Пап, да мы тебе их оставим все три! – возмутился отпрыск. – Но ты точно отказываешься ехать?
   Это был вопрос на всякий случай: сын хорошо меня знал и сразу понял, что мое решение окончательное. И вскоре я остался один в Москве. Правда, с деньгами от продажи двух лишних квартир, так что бедность раньше, чем в столетнем возрасте, мне не светила никоим образом. Тем более что сын собирался меня материально поддерживать, хоть я и сказал ему, что не вижу в этом особой необходимости.
 
   Шли годы. В две тысячи четвертом я купил дом в заброшенной деревеньке на границе Тверской и Ярославской областей, нанял бригаду таджиков и привел его в пригодное для житья состояние. Внешне дом оставался почти тем же самым, но внутри он радикально преобразился. В подвале стоял мощный генератор с месячным запасом солярки и батареей из сорока камазовских аккумуляторов, ибо с электричеством в деревеньке было весьма не очень. Ну и все прочее, необходимое для комфортной жизни пожилого одинокого пенсионера, так что с шестого года я появлялся в Москве только наездами раз в год, дешево сдав квартиру троюродной внучатой племяннице жены, которая приехала в Москву учиться.
 
   А полгода назад на стиральной машине вдруг зажегся красный светодиод, причем сразу по третьему каналу. И непрерывно горел с тех пор, подтверждая, что где-то там меня ждут. Но так как можно было не спешить, за полгода я собрал массу вещей, могущих оказаться полезными в прошлом. Ведь глупо лезть туда пустым и голым, имея зону переноса в шестьсот кубометров! Однако сборы наконец-то закончились, и завтра мы с Ньютоном собирались отправляться в далекое путешествие. Но сегодня к нам мог приехать один гость. Интересно, он действительно приедет или все-таки не рискнет отправляться черт знает куда, да еще и без особых гарантий благополучного завершения пути?

Глава 2

   Около шести часов вечера, когда мы с Ньютоном уже устали поглощать всякие вкусности и праздник понемногу шел к завершению, на улице послышался шум мотора пополам со скрипом разболтанного кузова и лязгом изношенной еще на заре перестройки подвески. Я выглянул в окно. Так и есть, приехал Серега на своем фургоне-автолавке. Район по какой-то программе якобы доплачивал ему за рейсы в деревни наподобие той, где я поселился, а он якобы туда ездил каждую неделю. Но все-таки Серега был честным человеком и у нас появлялся примерно раз в месяц, причем привозил то, что было заказано.
   Но сегодня, как ни считай, был не рейсовый день. Значит, Серега привез или мою покупку, или гостя ко мне, или и то и другое разом.
   – Михалыч! – заорал он, заглушив мотор, но не вылезая из кабины. – Ты тут еще жив?
   Правильно, чего зря лезть наружу – а вдруг я уже помер? Так что мне пришлось с некоторым трудом встать и выйти на крыльцо.
   – Не дождешься, – приветствовал я его. – Привез?
   – А то чего бы я сюда поперся? – вполне резонно ответил он. – Эй, парень, мы уже на месте, можно выходить!
   С противоположной стороны машины хлопнула дверь, и показался Витя Маслов. Значит, все-таки решился, подумал я и, поздоровавшись, предложил ему проходить в дом. Сергей тем временем возился у задней двери своего фургона. Наконец размотал проволоку, которая там была вместо замка, распахнул створку и начал прилаживать три доски из кузова на землю. Обернувшись ко мне, он с видимым беспокойством осведомился:
   – Михалыч, ты… это самое… не передумал? А то если у тебя сейчас всех денег нет, так я могу и того… подождать.
   – Да куда уж тут раздумывать, – хмыкнул я, – выкатывай свою ласточку, деньги при мне.
   Серега исчез в глубине своего фургона, и вскоре по доскам скатилось тульское изделие с неудобоваримым именем «ТМЗ пять точка девятьсот семьдесят один». То есть трехколесный грузовой мотоцикл повышенной проходимости.
   – Не прогадал ты, Михалыч, – возбужденно тараторил Сергей, – хрен сейчас где такое найдешь! Эти, блин, квадроциклы стоят дороже машины, груз толком положить некуда, а если что сломается – все! А тут… состояние – лучше нового! И полный кузов запчастей, из них еще один такой можно собрать. Работает хоть на бензине, хоть на самогоне! Заводится с полтыка!
   Для иллюстрации последнего постулата он лягнул кикстартер, и движок действительно затарахтел.
   – А прогреется – так и вовсе с электростартера заведется! – не унимался взбудораженный продавец.
   Его энтузиазм был в общем-то понятен, ибо Сергей запросил за это транспортное средство тридцать пять тысяч. По отношению к реальной стоимости сумма была завышена раза в два, если не в три, а для здешних мест она являлась и вовсе фантастической. Скорее всего, он просто собирался поторговаться, но я лишил его этого удовольствия, согласившись сразу.
   – Держи деньги, – прервал я его излияния, – и отгони свою ласточку к сараю.
   – Она уже твоя, – на ходу отозвался он, – сам удивишься, сколько она тебе прослужит! А соберешься регистрировать – только скажи, это я мигом организую, у меня свояк в райотделе работает.
 
   Отделаться от Сергея удалось только минут через пять, потому как на радостях от внезапно свалившегося богатства он порывался прямо сейчас обмыть сделку. Но наконец, напоследок взревев прогоревшим глушителем, фургон уехал, и я смог уделить время своему гостю.
   Родители Виктора были моими соседями по этажу с семидесятого года, а в восьмидесятом у них родился сын. Очень поздний сын: ведь матери тогда было хорошо за сорок, а отцу – немного за пятьдесят. Естественно, они не чаяли души в своем чаде. И, что столь же естественно, ни малейшей пользы это ему не принесло, а скорее наоборот. Нет, мне, конечно, встречались и более не приспособленные к жизни люди, но далеко не каждый день.
   Школу Виктор посещал только до пятого класса. А когда после развала Союза в образовании начались какие-то метания с частными гимназиями, домашними обучениями и прочими экстернатами, предки забрали его из школы, и дальнейшая учеба проходила на дому. Виктору повезло, что его родители дожили до получения своим чадом аттестата, потому как иначе жертве домашнего образования светила бы и вовсе не завидная судьба. Кстати, следствием его образования явилось то, что Маслов-младший не служил в армии. Ведь военкомат заводит карточки на основе школьных списков, а там-то его и не было! То есть про него просто никто не вспомнил, и никаких повесток он не получал.
   Но парнем он все-таки был довольно способным и ухитрился как-то поступить в Московский педагогический университет, мне более известный под старым именем МОПИ имени Крупской.
   Пока он учился, умер его отец, а через год после получения диплома – мать. Она просила меня позаботиться о Викторе, и это явилось одной из причин того, что сегодня он оказался моим гостем. Вторая была в том, что чадо мало того что являлось учителем истории, так еще и знало французский язык. Причем он утверждал, что знает и его старый диалект, на котором разговаривали всякие Генрихи Валуа, Маргариты Анжуйские и прочие Людовики Бурбоны.
   Вообще, его коньком была средневековая Франция, а ведь мы и собирались куда-то примерно в конец Средних веков. Ну или чуть в более поздние времена, не столь важно. Правда, на противоположную от Европы сторону земного шара, но лично я вовсе не был уверен, что так и останусь там сидеть до самой смерти. А уж если слова Ильи про омоложение окажутся правдой, то и тем более.
   Имелась и третья причина. Одинокий лоховатый парень, живущий в двухкомнатной квартире на площади Гагарина, даже в наши сравнительно спокойные времена относится к группе повышенного риска. Пока я был помоложе и жил в Москве, еще имелась возможность как-то помочь в случае чего, но за последние четыре года она сильно уменьшилась, а с моим исчезновением, понятно, пропадет вовсе.
 
   – Вообще-то мы договаривались на четыре часа, – заметил я своему гостю, – а сейчас уже шесть.
   – Я писал завещание, – гордо сообщил мне Витя.
   – И про что, если не секрет?
   – Про квартиру. В случае моей смерти или исчезновения она должна быть продана, а деньги переданы детскому дому в Подольске. Я оставил его на письменном столе.
   М-да, подумалось мне. Тяжелый случай. И ведь парень не подозревает, что никому и в голову не придет не то что выполнять им завещанное, но даже задуматься о таком извращении! Впрочем, и я тоже написал нечто в этом роде от его имени. Если не дать отбоя, то через два дня на «Одноклассниках» появится сообщение якобы от Виктора, где он заявит, что очень опасается за свою жизнь, так как его квартирой заинтересовались нехорошие люди. И даст координаты одного агентства, про которое я знал, что там не брезгуют и довольно некрасивыми делами. Правда, конкретно к Витиной квартире они ни сном ни духом, но это все равно. Пусть хоть нервы маленько помотают мерзавцам, и то хлеб. Говорить всего этого Виктору я, понятное дело, не стал. А просто уточнил:
   – Значит, ты твердо решил составить мне компанию.
   – Конечно, – с энтузиазмом подтвердил Витя. – А вы бы на моем месте отказались? Своими глазами увидеть далекое прошлое – когда у меня еще будет такой шанс? И не надо мне говорить, что это опасно, я уже все обдумал. Когда мы отправляемся?
   – Завтра, в пять утра.
   Это время я выбрал потому, что не хотел травмировать соседей зрелищем исчезновения сарая. Хотя в деревне имелось всего шесть жилых домов и кроме меня тут жили две бабки и Юрка-алкаш из райцентра, которого недавно в очередной раз выгнала жена. Еще два жилых дома сейчас были пусты – дачники из Москвы и Ярославля туда еще не приехали.
   Правда, потом народ все равно обнаружит, что мой сарай куда-то делся, и я вместе с ним тоже, но тут уж ничего не поделаешь. Скорее всего, они решат, что кто-то польстился на кирпичи и доски, которые я закупил якобы для постройки ондатровой фермы. О том, что доски там очень непростые, а кроме них полно и гораздо более интересных вещей, в деревне не знал никто.
 
   – Ужинать будешь? – поинтересовался я у своего гостя и, получив отрицательный ответ, предложил: – Тогда показывай, что захватил с собой.
   Виктор с готовностью расстегнул сумку. С самого верху лежал пакет со сменой белья. Дальше на свет божий был извлечен ноутбук. Все правильно: Виктор читал книжки и знает, что без него в прошлое путешествовать просто неприлично. Впрочем, и я их тоже захватил целых шесть – по основному и по два запасных – мне и Илюхе.
   Тем временем из недр сумки появились книги «Самоучитель верховой езды» и «Основы картофелеводства», многофункциональный нож «Свис тул спирит», здоровенный кухонный тесак в криво сшитых из дерматина самодельных ножнах, десяток газовых зажигалок, два баллона с газом к ним, бутылка пепси и два «сникерса». Потом был извлечен пистолет Макарова. Я на мгновение даже подумал, что настоящий, но быстро разглядел – пневматик. Потом Витя достал три коробки баллончиков и пачку шариков к нему, и на этом содержание сумки иссякло. Набор, конечно, еще тот, но я ведь сам говорил парню, что беру с собой все необходимое и он может явиться хоть голым.
   – Никаких лекарств я не взял, – пояснил Виктор, – потому что вы в них разбираетесь гораздо лучше. Но ведь вы не забыли, что я вам говорил про Европу? Как минимум до конца восемнадцатого века там царила жуткая антисанитария!
   – Не волнуйся, у меня какие-то задержки со склерозом, так что я все помню. И презервативов, и бензина в сарае достаточно.
   – Э… а при чем тут бензин? – смутился парень.
   – Ну как же, приплывем мы в Европу, и тебя, например, возжелает какая-нибудь местная герцогиня. Ты что, собираешься ее прямо так пускать в койку? Даму же придется сначала отмыть, и лучше бензина для этой цели пока ничего не придумано. А если кроме шуток, то у нас с тобой полтора кубометра всяких медикаментов на все случаи жизни.
   – Да, так все-таки куда мы, по-вашему, попадем? – решил сменить тему Виктор.
   – А я знаю? Точка выброса Баринова была в океане где-то в районе Огненной Земли, так что, скорее всего, он обосновался на каком-то из островов архипелага, их много. Вот там мы и окажемся вместе с сараем.
   – Неужели вы так давно готовитесь, что заранее построили эту громадину? – поинтересовался парень.
   – Да ты что, ему же лет шестьдесят, если не семьдесят. Когда-то в доисторические времена здесь была конюшня. Ну а мне пришлось ее только самую малость подремонтировать. Ладно, пора спать, вставать нам завтра рано.
   – Как, вы сможете уснуть в такую ночь?
   – Не уверен, но попробовать не помешает.
 
   Как ни странно, я действительно продремал часа четыре. Глянул на часы – пора. Минут за десять оделся и похромал на веранду. Виктор, судя по всему, так и не ложился.
   – Пошли, что ли, – предложил я ему.
   Мы вышли из дома и минут через пять были у сарая, где стоял оставленный вчера трицикл.
   – Завести сможешь? – поинтересовался я. – У меня что-то правая нога совсем отказала, а левой это неудобно.
   – Если покажете как, то конечно.
   Я вздохнул, показал, и минут через пять Витины усилия увенчались успехом.
   – Так, теперь помоги взобраться… все, спасибо. Проход видишь? Бери Ньютона и иди туда, пока не упрешься в старинную стиральную машину.
   Подождав, пока Виктор выполнит инструкцию, я аккуратно заехал носом в сарай, где у входа оставался небольшой пятачок как раз под размер трицикла. Собственно, получившееся свободное место и было причиной моей спешной покупки – зачем тащить в прошлое воздух! Там небось и своего хватает.
   Затем я с трудом слез с агрегата и, держась за стены прохода, поковылял в центр сарая. Сзади продолжал тарахтеть движок – выключать я его не стал.
 
   Подойдя к стиральной машине времени, я откинул крышку и включил крайний правый тумблер. Стрелка амперметра бодро поползла вправо. Когда она прочно угнездилась посредине зеленого сектора, я щелкнул вторым. Машина пискнула, что по инструкции означало – она видит маяк в точке финиша. Я вытер со лба холодный пот, подавил непонятно откуда взявшееся желание перекреститься, подмигнул Виктору и рванул на себя третий, самый большой тумблер.