– А камердинером будет этот Афоня? Быстро пошел в гору, стервец.
   – Да, причем не простым, а главным. Но не тебе, генерал, ему завидовать! Нас с тобой ждут великие дела. Ведь не для того же ангел исцелил меня, чтобы я продолжал пробавляться прежними игрушками!
 
   После Миниха император побеседовал с Ершовым, который еще не подозревал о своем высоком карьерном взлете. Услышав же подробности, он робко осведомился:
   – А как же их благородие мажордом?
   Сергей, подумав, разъяснил:
   – Мажордом – это по-русски будет старший по дому, так он им и останется. Его дело – следить за дворцом, чтобы он и далее стоял, как раньше. А ты – главный камердинер, то есть старший над людьми, которые будут обслуживать мою особу. Сам их подбери, но помни – за каждого, если он учинит какое воровство, спрос будет с тебя. И тех, кого выберешь, ты первым делом представь мне.
   – Брата Федьку тоже?
   – Нет, его я уже видел. И он будет не камердинером, а… ну, скажем, особоуполномоченным.
   – Ч-чего?
   – Должность такая, носитель которой будет таскать тяжести и бить морды.
   – А, это он может.
   Надо сказать, что Сергей еще до своего переноса в прошлое основательно изучил комнату, в которой лежал больной Петр, а утром исследовал содержимое всех трех сундуков и двух секретеров, так что сейчас он неплохо представлял себе собственное финансовое положение. Сто восемнадцать серебряных рублей плюс какие-то драгоценности, цена которых скорее всего намного больше, но она неизвестна. Пока это было все, чем он мог оперировать. Но для материального стимулирования ближайшего окружения этого должно было хватить, поэтому молодой царь спросил Ершова:
   – Ты сколько жалованья получал до сегодняшнего дня? И Федор тоже.
   – Три рубля в год, государь! – гордо ответствовал Афанасий. – А Федька вообще без жалованья, он товары купцам таскает в Охотном ряду.
   – Значит, отныне ты получаешь десять рублей в год, Федор – четыре, рядовые камердинеры, которых ты выберешь и сюда представишь – по три. Для начала мне нужно пять человек.
   Когда окрыленный Ершов ушел, а точнее, буквально улетел, Новицкий внимательно осмотрел оба окна в комнате. В ближайшее время он не собирался менять своего местопребывания, его вполне устраивало данное помещение. Высокий второй этаж, но при необходимости можно будет спокойно покинуть комнату через окна. А вот проникновения оттуда злоумышленников можно особо не опасаться. Ведь в ближайшие сто лет как организаторами, так и исполнителями всяких заговоров против царей будут исключительно дворяне. Но вряд ли даже самые образованные из них изучали основы промышленного альпинизма, а уж тем более методы тайного попадания в охраняемые помещения через форточки. Нет, если кто сюда и полезет, то только через дверь. Которая, блин, не имеет не только замка, но даже самой элементарной задвижки! Да в таких условиях устроить монарху апоплексический удар табакеркой в висок проще, чем чихнуть. Сергей собирался в ближайший час исправить эту вопиющую недоделку, при помощи вытащенного из контейнера мультитула переставив засов с одного из сундуков на дверь. Разумеется, это не царское дело, но в вопросах безопасности не бывает мелочей – это молодой человек понял еще до того, как попал в Центр, а уж там и тем более. Ведь что получится, просто прикажи он повесить тут засов с замком?
   Один Афанасий решить такого вопроса не сможет. Получается, об этом будут знать кузнец, плотник и их начальство, а к вечеру и весь дворец. И значит, потенциальные злоумышленники тоже, а это большая разница – ломиться в дверь, заранее зная, что она заперта изнутри, или считая, что распахнуть ее можно легким пинком.
   Разумеется, в ближайшее же время Сергей планировал сделать так, чтобы при любых изменениях внутри дворца сведения о них могли попасть во внешний мир только в той мере, в которой разрешит хозяин, то есть он, его величество Петр Второй. Ну, а пока столь благостная картина только в перспективе, придется поработать руками. Тем более что мультитул из контейнера обошелся Центру отнюдь не в тысячу рублей, не в две и даже не в десять – им и не такое можно сделать.

Глава 5

   Только поздним вечером девятнадцатого января Бурхард Христофор Миних смог попасть в свой московский дом рядом с Немецкой слободой. Да уж, денек выдался беспокойный…
   А ведь еще вчера генерал-аншеф считал, что он будет посвящен подготовке к похоронам государя! Однако дело повернулось так, что теперь, похоже, хоронить придется кого-то другого, и скоро. Но до чего же юный император стал похож на своего деда, что раньше не так бросалось в глаза! Причем не только лицом, но повадками да бьющей через край энергией, которая чувствовалась, даже когда он просто сидел и молчал. Вот только не надорвался бы царь – ночью еще лежал при смерти, утром очнулся и сразу принялся отдавать приказы, к обеду оделся и начал ходить по комнате. Хорошо, хоть осторожно и на улицу пока не собирается, то есть и сам бережется. Во дворце вовсю шепчутся про ангела, который осенил умирающего своим крылом, и тот тут же выздоровел. Правда, некоторые утверждали, что государя отмолил заморский святой Шенда Кристодемус, но им вполне резонно возражали, что человек с таким именем, а уж тем более с такой рожей, святым оказаться ну никак не может. И если уж кто отмолил царя, так это протопоп Василий Пряхин, что, понятное дело, вовсе не исключает последующего появления ангела.
   Миних не собирался глубоко задумываться над этими частностями недавно свершившегося исцеления, его больше интересовал результат. Император стал другим. Ангел его вразумил, или просто Петр, взглянув в лицо смерти, сам резко повзрослел, но результат был налицо. И нельзя сказать, что он не нравился генерал-аншефу, скорее наоборот. Такому царю Бурхард Христофор Миних был готов служить с не меньшим рвением, чем его великому деду. Ну, а Верховный тайный совет, при котором потихоньку разваливалось все созданное в Петровскую эпоху… тогда поначалу тоже были люди, считавшие, что могут диктовать свою волю молодому царю. И что они сейчас? Могилки-то не у каждого найдешь, некоторые просто безвестно сгинули незнамо где.
 
   Вице-канцлер Остерман в изнеможении откинулся на подушки. Все-таки не с его здоровьем после почти двухсуточного бдения у постели умирающего императора ехать на другой конец Москвы, да там еще до ночи заседать в Совете! Но, слава богу, сил на это хватило, хотя оттуда Андрея Ивановича в буквальном смысле вынесли – ноги не только разболелись, но и опухли так, что сам он идти уже не мог. Зато теперь в Верховном тайном совете образовалось равновесие вместо диктата Долгоруковых, как это было раньше. Их ведь осталось там только двое, да двое Голицыных, да Остерман с Головкиным, которые хоть и не дружны, но в сложившейся ситуации заодно. Так что отныне появляется куда больше возможностей для продавливания нужных решений, и их нельзя упустить. Эх, как некстати ноги-то разболелись! Значит, завтра лучше воздержаться от визита в Лефортовский дворец. Жалко, конечно, ведь неизвестно, что там нашепчет государю Миних, но здоровье дороже, и оно пригодится в борьбе с Долгоруковыми, которые пока опаснее, чем внезапно приблизившийся к молодому царю генерал-аншеф. Хотя, понятно, и с этим придется что-то делать.
 
   Афанасию Ершову не спалось, даром что он находился на ногах уже больше суток. Да не просто так, а бегал, как белка в колесе! Что бы молодой царь без него делал? Ангел-то его исцелил, да потом махнул крылом и улетел, а дальше, мол, разбирайтесь сами. Ну и разберемся, чай, не лаптем щи хлебаем. Но государь-то от исцеления как поумнел! Даже со смертного одра не поднявшись, тут же разобрался, кто есть ему наивернейший слуга. Десять рублей дал своею рукой, сразу за весь год вперед, это же понимать надо! И возвысил, да так, что теперь и вниз-то смотреть немного боязно: кабы не свалиться ненароком с такой-то высоты. А что брата Федьку приблизил, это тоже очень правильное решение. Но вот как подступиться к выполнению последнего приказа государя, Афанасий пока не представлял. Неужто придется к тестю обращаться, этому жадному борову?
   Ведь повелел царь найти богатого купца или промышленника, помышляющего о дворянском достоинстве, да привести его пред свои очи, намекнув, что оное желание вполне может сбыться. Не задаром, понятное дело, это государь специально повторил два раза. А что, оно и правильно. Если у того завелись лишние деньги, так пусть отдаст их своему императору, чем по ларцам-то гноить. От этого и нам, верным подданным, тоже какой-никакой достаток будет. Но вот только где ж его разыскать, этого купчину?
   К тестю тут обращаться не след, решил Ершов, поразмыслив. А надо прямо с утра поговорить со свояченицей: сестра ее свекрови всех в Москве знает.
 
   Маг и астральный целитель Шенда Кристодемус тоже не мог заснуть, хотя бегать ему в отличие от всех прочих почти не пришлось. Но зато его сильно беспокоил тот факт, что он совершенно ничего не помнил о происшедшем в покоях императора. Последним воспоминанием было – лакей открывает дверь, он, Шенда, делает шаг вперед – и все. Дальше как отрезало. Пришел в себя уже на кушетке в гостиной царских покоев. Конечно, ему хватило ума сразу не показать, что он очнулся, а внимательно прислушаться к потрясенной болтовне лакеев, из коей стало ясно, что его величество вдруг исцелился при помощи ангела. Вот тут Кристодемус открыл глаза и уточнил, кем этот самый ангел был призван, но беспокойство все равно никуда не делось. Такого, в смысле провалов в памяти, с ним до сих пор не случалось. Не означает ли это, что здесь действительно имело место вмешательство каких-то высших сил?
   Однако, тщательно подумав, маг решил в дальнейшем на них не полагаться, а строить планы исходя исключительно из надежды на силы собственные. Тем более что недавняя беседа с императором открывала неплохие перспективы.
   Получив приказ явиться на аудиенцию, Кристодемус подумал, что ему сейчас начнут выражать благодарность, а возможно, и предложат денег, от которых он с негодованием откажется. Потому как это будет сущая мелочь, своих средств у Петра Второго нет. Но каково же было изумление целителя, когда он понял, чего от него хочет и что предлагает взамен только что исцелившийся царь! До того он и предположить не мог, что это столь разумный молодой человек. Ну, а отданные пятьсот рублей – ерунда. Завтра же как минимум столько ему даст княгиня Оболенская. Ибо ее болезнь с модным названием «мигрень» на самом деле происходит от неумеренной стервозности, усиленной систематическим неисполнением князем своих супружеских обязанностей. Шенда отлично знал, как это лечить, так что не волновался за исход завтрашнего визита, приглашение на который он явно получил в результате происшедшего в покоях императора. С коим, пожалуй, лучше будет поддерживать не разовые, а постоянные отношения, несмотря на расходы.
 
   Поздним вечером девятнадцатого января не спала в своем небогатом имении Сарское цесаревна Елизавета Петровна. Несмотря на то что пока ее так и не удосужились лишить этого титула, она прекрасно понимала, что шансы на занятие престола после смерти молодого императора равны нулю. И не суть важно, что по завещанию Екатерины наследовать Петру должна она. Иван Долгоруков специально прислал курьера с сообщением – нечего цесаревне делать в Москве, если она, конечно, дорожит своей жизнью.
   Елизавета туда и не собиралась. Ни на свадьбу, куда ее вообще не пригласили, ни на похороны, которые, как говорят, скоро будут вместо той свадьбы.
   Цесаревне было искренне жаль юного племянника. Господи, дай ему выжить, думала она, даже если потом он и женится на этой змее Катьке Долгоруковой! А еще лучше – пусть он, выздоровев, прозреет и поймет, на какой твари собирался жениться. Неужели Господь не захочет сделать такого простого, но важного чуда? По искренним молитвам ее, Елизаветы, дочери Петра Великого.
   А вот протопоп Василий Пряхин дрых без задних ног. Потому как недавно случившееся настолько выбило его из колеи, что он, долго не раздумывая, сразу после обеда удалился во внеочередной запой, хоть и осознавал некую несвоевременность такого образа действий.

Глава 6

   Вопрос, как Сергей будет объяснять окружающим работы по изготовлению недостающих узлов маяка, его сборке, наладке и запуску, неоднократно обсуждался в Центре, так как был одним из важнейших для всей операции. И разумеется, специалисты придумали несколько вариантов, причем каждый разрабатывался очень тщательно. Особенно после того как было решено, что Сергей там сядет на императорское место. Потому как общественный резонанс от какого-то действия сильно зависит от того, кто именно упомянутое действие совершил.
   Например, если какая-нибудь эстрадная звездулька примет съемочную группу, пришедшую к ней за интервью, в голом виде, то это только добавит ей популярности, причем даже в том случае, когда смотреть там будет абсолютно не на что. Может, даже гонорары вырастут, хоть это и не обязательно. Но вот сделай то же самое министр или депутат – ой, что тут начнется! И если в отличие от предыдущего варианта, в этом будет на что посмотреть, то получится только хуже.
   Так вот, в восемнадцатом веке среди монархов было как-то не принято заниматься точными науками. Чем они только не скрашивали свой досуг! Вовсе ни к чему не способные ограничивались банальным развратом, но таких было не очень много. Фридрих Великий играл на флейте и писал философские трактаты. Людовики тоже имели свои увлечения – например, Четырнадцатый играл в театре, а Шестнадцатый увлекался слесарным делом. Правда, этот кончил не очень хорошо, но голову ему отрубили отнюдь не за его хобби. Хотя как знать – если бы он поменьше возился со всякими железяками и повнимательнее следил за происходящим в стране, то мог бы, наверное, избежать столь неприятного финала своей карьеры. Как Петр Первый – этот не только слесарил, но и столярил, строил дома и корабли, профессионально стрелял из пушек плюс много чего еще, но его голова при этом осталась на своем месте. Наверное, потому что они, эти головы, вовсю летели у его недругов и недоброжелателей, но это уже другой вопрос. Однако даже такой оригинал, как Петр, научными исследованиями не занимался.
   И значит, если его внук вдруг объявит, что он всерьез решил заняться физикой и электротехникой, в ближайшем окружении государя может возникнуть мнение, что молодой император в результате перенесенной болезни слегка тронулся рассудком, а это было совершенно ни к чему.
   Но вот захотеть много золота он имеет полное право, и такое желание наверняка будет встречено с пониманием. Тем более что несколько государей уже отметились в поисках философского камня. Вообще-то с тех пор народ уже основательно разуверился в данной идее, потому как слишком уж много шарлатанов было выведено на чистую воду, но почему не внести в это дело свежую струю? Вовсе не обязательно трансформацией свинца в золото должен заниматься какой-то камень. Более того, именно в восемнадцатом веке начали бурно развиваться всякие механизмы, так почему бы Петру не заняться одним из них? То есть взять и построить большой Философский Механизм.
   Для облегчения этого процесса в контейнер, залегендированный как клад Меншикова, в числе прочего был засунут и лист специально состаренного ватмана, где были изображены чертежи и эскизы этого самого механизма. Более того, они были снабжены пояснениями – сильно сокращенными и совершенно непонятными по-латыни, но гораздо более подробными на корейском языке. А изображалось там нечто вроде генератора постоянного тока, потому как все электропитание маяка Сергею предстояло сделать на месте. Разумеется, руководствуясь не этой дурацкой бумагой, а подробными описаниями, имеющимися в обоих планшетах.
   При ее создании в Центре поначалу хотели вместо текста вообще ограничиться абракадаброй, которую Новицкий при желании сможет трактовать как угодно, но молодой человек предложил именно корейский текст. Из соображений, если понадобится, дополнительно замотивировать свой интерес к Дальнему Востоку. То есть в случае необходимости взять и объявить, где найти людей, которые смогут прочесть данные иероглифы. Ну, а то, что дословный и однозначный перевод все равно не получится, сойдет за повод для продолжения экспансии вплоть до Клондайка. Или дальше, буде возникнет такая потребность.
   Да, в ближайшее время Сергей собирался в основном сосредоточиться на выполнении задания Центра – правда, с небольшими дополнениями. Но ведь жизнь на этом не кончится! Хотя детально разработанных планов на этот счет у молодого человека не было. Он считал, что строить подробные планы можно только на более или менее научной основе, но при всем желании не мог отнести историю к наукам, а ведь именно она в основном являлась источником сведений о его будущем мире. Так что он ограничился самым общим пожеланием – лучше быть царем в богатой, процветающей и стабильной стране, чем наоборот. Но сами по себе такие страны не образуются, и ему-то в наследство достанется уж точно не такая. Значит, придется что-то делать.
   Что именно? Ну уж всяко не изобретать тысячесильную паровую машину двойного действия и тройного расширения, пулемет системы Гатлинга или тяжелый бомбонесущий дирижабль. Нет, сделать-то это, наверное, получится даже здесь. В одном или полутора экземплярах, больше вряд ли выйдет. Потому что для всех этих и многих других замечательных вещей, описания которых имелись в планшетах, нужна соответствующая производственная база. То есть если он, новый Петр Второй, хочет жить хорошо, ему надо как-то исхитриться и провести индустриализацию.
   Сергей сильно подозревал, что это окажется не такой уж простой задачей, поэтому задолго до отправки в прошлое начал изучать материалы на данную тему. И вскоре ему показалось, что суть он понял.
   Советские исследователи утверждали, что основой для индустриализации всех без исключения капиталистических стран являлся банальный грабеж колоний и просто на свою беду оказавшихся более слабыми соседей. Зато СССР провел это дело исключительно на энтузиазме народных масс. Однако со вступлением России в число цивилизованных стран историки с приятным удивлением обнаружили, что существует такое интересное понятие, как «грант». И новейшие исследования вдруг неожиданно показали, что светочи демократии никого не грабили, а добились всего деловой активностью своих лучших представителей и успешной торговлей. СССР же, наоборот, провел индустриализацию, до нитки ограбив свое собственное крестьянство, интеллигенцию и еще кого-то.
   Сергея эти разночтения не смутили – ведь, как уже говорилось, историю он к числу не то чтобы точных, а и вообще наук не относил. И молодой человек начал думать, какое рациональное зерно может содержаться в прочитанных им трудах. Основной вывод бросался в глаза сразу, но ничего нового он не содержал, потому как правило «кто платит, тот и заказывает музыку» было известно еще на заре цивилизации. Поэтому Новицкий старательно искал чего-нибудь еще, и его усилия увенчались успехом. Он понял, что основой любой индустриализации всегда является неравноценный обмен. А уж как его потом назовут – грабежом колоний, помощью отсталым народам или коллективизацией – дело десятое.
   Этот обмен может происходить либо на добровольной, либо на принудительной основе. Во втором случае требуется объект, заведомо уступающий по силе, в первом – какая-то вещь, очень ценная для жертвы обмена и не очень – для его инициаторов. Например, бусы, цветные стекляшки и ножи из дрянной стали, которые англичане и голландцы всучивали аборигенам понравившихся им земель.
   Однако силовой метод России не подходил – у нее просто не было одновременно и богатых, и слабых соседей. Значит, оставался добровольный обмен, и у Новицкого было то, на что самые развитые страны согласятся обменять что угодно. Или, если точнее, он знал, где оно лежит, а больше этого сейчас не знал никто.
   Золото. В планшетах имелись координаты и характеристики всех более или менее значительных месторождений, известных в двадцать первом веке. И Сергей собирался прибрать к рукам их большую часть, но тут нужно было соблюдать осторожность и строгую очередность. Начать, разумеется, следовало с разработки самого близко расположенного и не грозящего международными осложнениями района – бассейна реки Миасс. За первые пятьдесят лет разработки миасские прииски дали около сорока пяти тонн золота, но Сергей надеялся, что ему удастся провернуть это дело гораздо быстрее. Просто потому, что не придется тыкаться вслепую.
   Далее в очереди стояли Лена, Колыма и Клондайк – в какой последовательности их разрабатывать, Новицкий пока не решил. Ну, а заключительным аккордом станет Южная Африка, где только на месте будущего Йоханнесбурга лежит в несколько раз больше золота, чем к началу восемнадцатого века добыло все человечество.
 
   Все эти свои планы Сергей вспоминал, глядя на просителя, горнозаводчика Порфирия Ивановича Баташева, коего привел к нему главный камердинер Афанасий Ершов. И соображал – сразу взять с него по максимуму, и пусть гуляет, или попытаться при его помощи ускорить начало золотодобычи? Ведь, по предварительным прикидкам, на выполнение задания понадобится не так уж много – порядка пятнадцати тысяч рублей. Впрочем, Новицкий не верил этой цифре, выведенной историками и экономистами Центра. Молодой человек считал – это еще повезет, если удастся уложиться в тридцать тысяч. Но даже такие деньги не были запредельными для императора, хоть и находящегося под опекой Верховного тайного совета. Однако не отделить ли мух от котлет, то есть разборки с Советом от финансовых вопросов? Было бы неплохо, и кандидат на одну из главных ролей, кажется, подходящий. Ладно, попробуем, пусть сам решает…
   – А вот не хочешь ли ты рискнуть, Порфирий? – поинтересовался Сергей.
   – Прости, государь, я в иноземных языках не силен – что сделать?
   – Рискнуть. Это значит – пойти на дело, которое может и не получиться, но зато в случае удачи даст очень большую прибыль, гораздо бо́льшую, чем ты получил бы обычным порядком.
   – Да мы вроде не против, но в чем дело-то?
   – Значит, перед тобой сейчас два пути. Первый – дать мне десять тысяч рублей серебром и получить дворянское достоинство. Оно ведь тебе не для спеси нужно, а для возможности покупать крепостных на ваши семейные заводы? Я так и думал. Так вот, меня это устраивает. Но есть и второй путь. Ты даешь мне всего три тысячи и тоже становишься дворянином. Но не просто так: от тебя потребуется выполнить мое задание, которое принесет тебе как минимум сотни тысяч, а то и миллионы. Тут, знаешь, мне недавно попали в руки бумаги Меншикова, в коих обозначены места золотых россыпей. Причем бумагам этим можно верить, в них все точно. За несколько лет там получится добыть пудов пятьсот, если подойти к делу со старанием.
   Баташев охнул.
   – Вместе с дворянством я дам тебе право на разработку этих земель. Но ты в ответ будешь отправлять мне половину добытого золота, однако это еще не все. Второй пункт – всех купленных тобой крепостных ты через пять лет работы переводишь в разряд государственных. Если захочешь, чтобы они не разбежались, плати им за работу.
   – Да как же это так, государь…
   – Только так, и никак иначе. Это тебе решать, что выгоднее – платить старым, которые уже на месте и кой-чему научились, или покупать новых, которых туда еще придется доставить, да и работать они будут поначалу не так хорошо. А еще через пять лет и эти станут государственными.
   – А где же место это чудесное, далеко ли отсюда?
   – На Урале, двести с небольшим верст от Уфы. Карту я тебе дам после подписания договора. И учти, если будешь вести дела со мной честно – от всех защищу: ни Демидовы, ни Татищев тебе не указ. Но коли вздумаешь воровать – все ваше семейство изведу под корень, в этом ты мне лучше сразу поверь, потому как повторять я не буду. Вот и думай, Порфирий Иванович, срок тебе даю до завтрашнего вечера. Вопросы есть?
   – Если позволишь, государь. Как будут считаться те, коих я куплю не для твоего задания, а для нашего тульского завода?
   – Обычными крепостными без всяких условий. Но начать покупать ты их сможешь только после того, как отправишь мне первое золото с Урала. Причем в пропорции – например, за каждый пуд по тридцать человек.
   – Ежели по пятьдесят, государь, то я прямо сейчас согласен.
   – А если по сорок, то когда? Ладно, шучу, не буду с тобой торговаться, пятьдесят так пятьдесят. Значит, принимаешь мои условия? Молодец, я в тебе не ошибся. Зайди завтра с утра, к тому времени будут готовы и договор, и карта.
   Окрыленный Баташев откланялся, а Сергей продолжил подводить итоги первой недели своего пребывания в должности императора. Ибо на царствование это пока никак не тянуло, и даже на простое сидение на троне тоже, потому как этот предмет мебели в Лефортовском дворце отсутствовал.