– Напротив. – Он помолчал, чтобы дать ей почувствовать важность того, что собирается сказать… – Я хочу, чтобы ты поехала с нами.
– Это же просто смешно! – в изумлении уставилась она на него. – Как я вообще могу куда-либо ехать с тобой? Я ведь всего лишь твоя бывшая жена! – Самоотстранившаяся жена, – холодно поправил ее Тэйн. – Но это вовсе не значит, что мы не можем найти общий язык в наших общих интересах, не так ли? Да, суд поставил некоторые ограничения, потому что таково было наше желание, но, если, по обоюдному согласию, мы решим пренебречь ими, нас ведь не оштрафуют, верно? – приподнял он одну бровь, ожидая ее реакции, и, не услышав возражений, невозмутимо продолжил: – Представь, ты только что сказала детям, что они останутся вместе. Стефанос знает, что я собираюсь взять его с собой на Константное, поэтому Виктория будет считать, что она тоже поедет с нами на остров. Так что решение вполне очевидно. Так как ты будешь со мной, дружок Спиридоулы вряд ли будет возражать, чтобы она поехала с нами. На нее лягут основные обязанности по уходу за детьми, а мы будем заниматься каждый своим делом. К тому же, – он окинул ее внимательным взглядом, от которого не укрылось ничто: ни замешательство в ее глазах, ни удивленно приоткрывшиеся губы, ни суетливо нервные движения рук и ног, – отдых явно пойдет тебе на пользу.
– Но мы не можем вместе жить в одном доме! – в отчаянии воскликнула она.
– Почему же? – с упрямым вызовом спросил он ее. – Как ты помнишь, в доме хватит с избытком места для всех и еще останется. Мы даже можем не общаться друг с другом без крайней необходимости. Подумай только, сколько в этом преимуществ: у приятеля Спиридоулы не будет повода для ревности, я получу необходимый для работы покой, а тебе, – он сделал небольшую паузу и продолжал: – …тебе, Сапфира, выпадет несколько драгоценных дней и ночей, которые ты проведешь с детьми, прежде чем навсегда оставишь их на мое попечение.
– Тэйн! – его имя прозвучало как полупротест-полузаклинание. Как может он столь жестоко иронизировать над ее несчастьем? И все же многие, вероятно, скажут, что Тэйн поступает благородно, предоставляя ей возможность в последний раз излить на детей свою материнскую любовь. Как когда-то, в счастливые дни их жизни, он и теперь называет ее по-гречески «моя Сапфира». Позволительно ли ей снова обольщаться его сладостными речами?
И все же его предложение показалось ей выгодным: время, проведенное с детьми, даст возможность успокоить их, убедить, что, покидая дом, она вовсе не попадает их, что она любит их так же, как и отец, и не может жить с ними только из-за решения суда, что ее действия подсказаны исключительно интересами малышей…
– Почему ты сомневаешься? – подбодрил он ее. – Ты что, боишься меня?
Думаешь, что я нарушу условия нашего соглашения о раздельном проживании? Широко раскрытые глаза Сапфиры выражали отчаяние и боль. Как ей ответить на этот вопрос? Она знала своего бывшего мужа как гордого и страстного человека, который не желал порывать с ней законные связи не потому, что любил ее, а потому, что до сих пор считал ее своей собственностью и его мужская гордость требовала, чтобы он оставался ее хозяином, даже если ради этого нужно было делить свое имя, свою собственность и все доходы с той, которую он больше не любит.
– Вот так. – Казалось, он прочел ответ на свой вопрос на ее лице. Сапфира безмолвно наблюдала, как, прежде чем продолжить, он медленно провел языком по верхней губе. – Ты до сих пор еще не поняла, что тебе удалось то, чего не удалось ни одной другой женщине, моя милая? – вкрадчиво спросил он ее с нескрываемой враждебностью во взгляде. – Ты лишила меня моего мужского достоинства. Я сейчас значу меньше, чем какой-нибудь пляжный ловелас или любвеобильный официант, надеющийся добиться твоей благосклонности.
Закон запретил мне физический контакт с тобой, не важно, чем он вызван, гневом или страстью. Мне, человеку, державшему тебя в своих объятиях и ласкавшему в своей постели твое тело, до сих пор носящее на себе отпечаток этих ласк, оплодотворившему тебя своим семенем, мне, которого ты поклялась любить и почитать всю жизнь, грозит тюремное заключение, если я хоть пальцем коснусь твоей нежной кожи. Можешь ли ты понять, как сильно влечет меня твоя плоть, если я добровольно согласен прозябать в тюрьме за радость обладания ею? Можешь, Сапфира?
– Нет… – Сапфира невольно закрыла глаза, чтобы не видеть его искаженное болью лицо и свое собственное отражение в широком зеркале, делавшем эту дорогую ей комнату еще более просторной. Она чувствовала, как ее плоть, плоть женщины, с которой он с такой жестокостью только что говорил, сжимается под ядовитым жалом его презрения. Если она и была когда-то тщеславной, то с рождением близнецов этот грех был искоренен навсегда.
Она боялась увидеть свое исхудалое тело, ставшее таким некрасивым и угловатым. У нее не было иллюзий относительно собственной привлекательности, особенно радом с Тэйном, чья классическая мужская красота сочеталась с острым умом и горячей чувственностью, выделявшими его среди остальных мужчин его круга, да и собственный ее опыт подсказывал, что он ничего не питает к ней.
Сапфира почувствовала, как ее щеки заливает краска смущения.
– Нет, – прошептала она. – Думаю, что нет.
– В таком случае тебя тревожит мнение твоего анемичного соотечественника и этой ведьмы, его сестры!
– Лорна никакая не ведьма. У меня никогда не было лучшего друга! – От негодования ее бледные щеки стали пунцовыми. – Оскорбление не делает тебе чести. Лорна дала мне убежище, когда для меня стало невозможно оставаться рядом с тобой! – Она глубоко вздохнула, видя, как от гнева напряглись мускулы его лица, и продолжала, полная решимости доказать Тэйну его неправоту, хотя разум подсказывал ей, что она бьется головой о стену его непонимания. – Что же касается ее брата, то, может быть, Майкл не обладает обаянием, отличающим мужскую часть семьи Ставролакесов, зато он преданный друг, добр, внимателен и никак не влияет на мои решения. Как бы тебе ни хотелось верить в это, он никогда не был и не будет моим любовником!
– Так ли это? – Он задумчиво смотрел на ее взволнованное лицо. – Я очень надеюсь, Сапфи, потому что, пока у меня есть власть, ты никогда не будешь его женой, не будешь носить под сердцем его детей!
– Мне нужны только дети, которые у меня есть. – Она устало поднялась.
– Или, точнее сказать, которые у меня когда-то были…
– Так докажи это, Сапфи! Докажи, что их благополучие значит для тебя больше, чем мнение этой ведьмы или человека, который, как ты только что сказала, не является твоим любовником. – Он быстро шагнул к ней, загородив выход из комнаты. – Если ты действительно предана Стефаносу и Виктории, ты не будешь настолько эгоистична, чтобы испортить им радость в последний раз побыть вместе с тобой и со мной.
Глава 3
– Это же просто смешно! – в изумлении уставилась она на него. – Как я вообще могу куда-либо ехать с тобой? Я ведь всего лишь твоя бывшая жена! – Самоотстранившаяся жена, – холодно поправил ее Тэйн. – Но это вовсе не значит, что мы не можем найти общий язык в наших общих интересах, не так ли? Да, суд поставил некоторые ограничения, потому что таково было наше желание, но, если, по обоюдному согласию, мы решим пренебречь ими, нас ведь не оштрафуют, верно? – приподнял он одну бровь, ожидая ее реакции, и, не услышав возражений, невозмутимо продолжил: – Представь, ты только что сказала детям, что они останутся вместе. Стефанос знает, что я собираюсь взять его с собой на Константное, поэтому Виктория будет считать, что она тоже поедет с нами на остров. Так что решение вполне очевидно. Так как ты будешь со мной, дружок Спиридоулы вряд ли будет возражать, чтобы она поехала с нами. На нее лягут основные обязанности по уходу за детьми, а мы будем заниматься каждый своим делом. К тому же, – он окинул ее внимательным взглядом, от которого не укрылось ничто: ни замешательство в ее глазах, ни удивленно приоткрывшиеся губы, ни суетливо нервные движения рук и ног, – отдых явно пойдет тебе на пользу.
– Но мы не можем вместе жить в одном доме! – в отчаянии воскликнула она.
– Почему же? – с упрямым вызовом спросил он ее. – Как ты помнишь, в доме хватит с избытком места для всех и еще останется. Мы даже можем не общаться друг с другом без крайней необходимости. Подумай только, сколько в этом преимуществ: у приятеля Спиридоулы не будет повода для ревности, я получу необходимый для работы покой, а тебе, – он сделал небольшую паузу и продолжал: – …тебе, Сапфира, выпадет несколько драгоценных дней и ночей, которые ты проведешь с детьми, прежде чем навсегда оставишь их на мое попечение.
– Тэйн! – его имя прозвучало как полупротест-полузаклинание. Как может он столь жестоко иронизировать над ее несчастьем? И все же многие, вероятно, скажут, что Тэйн поступает благородно, предоставляя ей возможность в последний раз излить на детей свою материнскую любовь. Как когда-то, в счастливые дни их жизни, он и теперь называет ее по-гречески «моя Сапфира». Позволительно ли ей снова обольщаться его сладостными речами?
И все же его предложение показалось ей выгодным: время, проведенное с детьми, даст возможность успокоить их, убедить, что, покидая дом, она вовсе не попадает их, что она любит их так же, как и отец, и не может жить с ними только из-за решения суда, что ее действия подсказаны исключительно интересами малышей…
– Почему ты сомневаешься? – подбодрил он ее. – Ты что, боишься меня?
Думаешь, что я нарушу условия нашего соглашения о раздельном проживании? Широко раскрытые глаза Сапфиры выражали отчаяние и боль. Как ей ответить на этот вопрос? Она знала своего бывшего мужа как гордого и страстного человека, который не желал порывать с ней законные связи не потому, что любил ее, а потому, что до сих пор считал ее своей собственностью и его мужская гордость требовала, чтобы он оставался ее хозяином, даже если ради этого нужно было делить свое имя, свою собственность и все доходы с той, которую он больше не любит.
– Вот так. – Казалось, он прочел ответ на свой вопрос на ее лице. Сапфира безмолвно наблюдала, как, прежде чем продолжить, он медленно провел языком по верхней губе. – Ты до сих пор еще не поняла, что тебе удалось то, чего не удалось ни одной другой женщине, моя милая? – вкрадчиво спросил он ее с нескрываемой враждебностью во взгляде. – Ты лишила меня моего мужского достоинства. Я сейчас значу меньше, чем какой-нибудь пляжный ловелас или любвеобильный официант, надеющийся добиться твоей благосклонности.
Закон запретил мне физический контакт с тобой, не важно, чем он вызван, гневом или страстью. Мне, человеку, державшему тебя в своих объятиях и ласкавшему в своей постели твое тело, до сих пор носящее на себе отпечаток этих ласк, оплодотворившему тебя своим семенем, мне, которого ты поклялась любить и почитать всю жизнь, грозит тюремное заключение, если я хоть пальцем коснусь твоей нежной кожи. Можешь ли ты понять, как сильно влечет меня твоя плоть, если я добровольно согласен прозябать в тюрьме за радость обладания ею? Можешь, Сапфира?
– Нет… – Сапфира невольно закрыла глаза, чтобы не видеть его искаженное болью лицо и свое собственное отражение в широком зеркале, делавшем эту дорогую ей комнату еще более просторной. Она чувствовала, как ее плоть, плоть женщины, с которой он с такой жестокостью только что говорил, сжимается под ядовитым жалом его презрения. Если она и была когда-то тщеславной, то с рождением близнецов этот грех был искоренен навсегда.
Она боялась увидеть свое исхудалое тело, ставшее таким некрасивым и угловатым. У нее не было иллюзий относительно собственной привлекательности, особенно радом с Тэйном, чья классическая мужская красота сочеталась с острым умом и горячей чувственностью, выделявшими его среди остальных мужчин его круга, да и собственный ее опыт подсказывал, что он ничего не питает к ней.
Сапфира почувствовала, как ее щеки заливает краска смущения.
– Нет, – прошептала она. – Думаю, что нет.
– В таком случае тебя тревожит мнение твоего анемичного соотечественника и этой ведьмы, его сестры!
– Лорна никакая не ведьма. У меня никогда не было лучшего друга! – От негодования ее бледные щеки стали пунцовыми. – Оскорбление не делает тебе чести. Лорна дала мне убежище, когда для меня стало невозможно оставаться рядом с тобой! – Она глубоко вздохнула, видя, как от гнева напряглись мускулы его лица, и продолжала, полная решимости доказать Тэйну его неправоту, хотя разум подсказывал ей, что она бьется головой о стену его непонимания. – Что же касается ее брата, то, может быть, Майкл не обладает обаянием, отличающим мужскую часть семьи Ставролакесов, зато он преданный друг, добр, внимателен и никак не влияет на мои решения. Как бы тебе ни хотелось верить в это, он никогда не был и не будет моим любовником!
– Так ли это? – Он задумчиво смотрел на ее взволнованное лицо. – Я очень надеюсь, Сапфи, потому что, пока у меня есть власть, ты никогда не будешь его женой, не будешь носить под сердцем его детей!
– Мне нужны только дети, которые у меня есть. – Она устало поднялась.
– Или, точнее сказать, которые у меня когда-то были…
– Так докажи это, Сапфи! Докажи, что их благополучие значит для тебя больше, чем мнение этой ведьмы или человека, который, как ты только что сказала, не является твоим любовником. – Он быстро шагнул к ней, загородив выход из комнаты. – Если ты действительно предана Стефаносу и Виктории, ты не будешь настолько эгоистична, чтобы испортить им радость в последний раз побыть вместе с тобой и со мной.
Глава 3
– Ты просто сошла с ума! – заявила Лорна Уэст, глядя, как Сапфира быстро и ловко упаковывает свой небольшой чемодан. – После стольких мук, после такой травмы ты наконец можешь забыть этого человека и не встречаться с ним, а вместо этого ты собираешься провести с ним несколько дней на острове? – Она смотрела на нее с раздраженным недоумением. – По-моему, Сапфи, у тебя что-то не в порядке с головой.
– Ну что же, ведь это уже не впервые, не так ли? – спросила Сапфира, и ее губы растянулись в вымученной улыбке.
– Не пытайся меня в чем-то обвинять, – резко выпалила Лорна, – если ты намекаешь на свои визиты к психиатру, когда была в больнице, из этого ничего не выйдет. Мы обе знаем, что твоя болезнь после рождения близнецов была вызвана гормональным расстройством, и это подтвердили анализы врачей. Теперь же все выглядит иначе. Ты рассуждаешь по меньшей мере странно! – Ее тон смягчился. – Ты ведь знаешь, что я желаю тебе только добра.
– Да, знаю. – На этот раз улыбка Сапфиры была по-настоящему искренней.
Встреча с Лорной сыграла решающую роль в ее выздоровлении. Сапфира была уверена в этом. Одинокая и несчастная, переживавшая глубокую депрессию, вызванную мыслями о разрушившемся браке и предательстве родной сестры, Сапфира благодаря встрече с Лорной вновь почувствовала интерес к жизни.
Несомненно, лечение и внимание врачей во время ее трехмесячного пребывания в клинике помогли ее физическому выздоровлению, но именно Лорна с ее оптимизмом вернула ей уверенность в себе. Тэйн распорядился, чтобы ее кормили из находившегося поблизости первоклассного ресторана. Несмотря на разнообразие великолепно приготовленных блюд, по-настоящему Сапфира почувствовала вкус к еде лишь тогда, когда принесла ей обед Лорна. Будучи англичанкой, Лорна смогла пробиться сквозь барьер холодной отчужденности, которым Сапфира себя окружила. Радость от возможности говорить на родном языке с этой жизнерадостной, искрящейся энергией и юмором женщиной, умеющей не только говорить, но и слушать, обладающей душевным теплом и здравым смыслом, оказалась тем тонизирующим средством, в котором так нуждалась Сапфира.
Только раз, когда в этом действительно была необходимость, появилась Лорна в качестве официантки, но, к большой радости Сапфиры, она стала просто ее проведывать, и в конце концов между ними завязалась крепкая дружба. Ко времени выхода из больницы Сапфира уже знала все о жизни Лорны, о том, что, оставив работу в одном из лондонских рекламных агентств, чтобы покончить с ненужной любовной связью, она временно поселилась в Греции и, используя свои способности к рекламе, помогла процветанию ресторана, владельцами которого были ее брат Майкл и местный греческий бизнесмен.
В свои тридцать с лишним лет Лорна была замечательно интересной женщиной, энергичной, уверенной в себе и своих способностях и совершенно не похожей на «ведьму», как несправедливо назвал ее Тэйн, посчитав своей соперницей, занявшей место, по праву принадлежащее ему одному.
Именно Лорна предоставила ей убежище, в котором она жила последние девять месяцев, ожидая, как и Тэйн, пока суд не сделает их развод юридическим фактом. За одно это Лорна заслуживала права на полную откровенность.
– Все сейчас изменилось, Лорна, – терпеливо объясняла она. – Тэйн полностью признает, что юридически не имеет на меня никаких прав. Он сам сказал, что, если коснется меня хоть пальцем, я могу отправить его в тюрьму. В худшем случае мы чужие, в лучшем – друзья.
– Друзья! – Лорна и не пыталась скрыть своего презрения. – Знаешь что, моя милая, если ты действительно веришь, что страсть может перейти в дружбу только потому, что так решил суд, ты еще более невменяема, чем я думала. Что же касается тюрьмы… – Она многозначительно помолчала. – Мы обе хорошо знаем, что у тебя не хватит духу посадить Таноса Ставролакеса за решетку, а раз это знаем мы, то и он наверняка знает.
– Возможно, ты и права, – неохотно признала Сапфира. Только садистка могла бы заключить в клетку свободолюбивого и гордого хищника, а ей всегда была ненавистна всякого рода жестокость. – Но у Тэйна свой кодекс чести…
– Ты имеешь в ВИДУ то, что он соблазнил твою сестру и не скрывает, что она его любовница? – насмешливо вздернула брови Лорна.
– Я все равно не смогла бы доказать это! – поспешно сказала Сапфира в свою защиту. – Если бы это было возможно, я бы сразу получила развод и не оказалась бы в моем теперешнем положении. В любом случае сейчас это не имеет значения. Я верю, что он не нарушит обещания не досаждать мне. – Ну что ж, может быть, ты и права. – Неохотная уступка Лорны застала Сапфиру врасплох. – Если он перейдет границы, ты сможешь потребовать у него опекунства над Стефаносом. Он прекрасно это понимает!
К тому же он больше не чувствует физического влечения к ней, с внутренней дрожью подумала Сапфира. Он дал ей со всей очевидностью это понять, когда она в последний раз разделила с ним свою постель.
– Да, вот какие дела.
– Послушай, Сапфи, – участливо спросила Лорна, – неужели ты считаешь, что несколько идиллических дней, проведенных с близнецами, облегчат тот момент, когда тебе придется окончательно проститься с ними?
Сапфира с дерзким вызовом посмотрела на подругу.
– Помнишь поговорку: стоит ли думать о завтрашнем дне, который может никогда не наступить?
– О, моя дорогая, – грустно покачала головой Лорна. – По своему опыту знаю, что он всегда наступает.
– Тогда я встречу его с открытым забралом, – твердо заявила Сапфира, отказываясь признать, что в замечании Лорны есть доля правды. Сначала она просто не хотела думать об этом, но затем поняла, что несколько дней незамутненного счастья вместе с детьми – это подарок, который она не может отвергнуть.
– Будь по-твоему, – сдалась наконец Лорна. – Возьми с собой крем для загара. На островах солнце и ветер могут превратить персик в сушеный чернослив. – Опытным взглядом она окинула волосы Сапфиры. – И мой голову хорошим шампунем из кокосового масла, иначе станешь больше похожей на старую ведьму, чем на спящую красавицу.
– Думаю, с этим я немножко запоздала! – Сапфира удрученно провела пальцами по волосам, с отвращением ощущая их жесткую сухость.
– Чепуха, никогда не поздно заботиться о своей внешности, а в твоем возрасте немного времени и усилий могут сотворить настоящее чудо. – Лорна окинула критическим взглядом фигуру подруги. – С тобой все в порядке, нужно лишь позаботиться о некоторых, так сказать, косметических тонкостях. Предоставь это мне, я сделаю из тебя настоящую красавицу. Взамен я только прошу тебя, ешь как следует, когда приедешь туда! Договорились?
– Согласна, – улыбнулась Сапфира. Чувствуя себя многим обязанной Лорне, она не могла противиться ее наставлениям, ведь они делались из лучших побуждений и никакого вреда принести не могли.
Упаковывая чемодан, она вспоминала о событиях сегодняшнего дня. Уступив настояниям Тэйна, она осталась с детьми дольше, чем собиралась вначале. Они вместе поужинали, и Сапфира с удовольствием слушала, как они радостно щебетали о предстоящей поездке. Тэйн вскоре исчез в своем кабинете и вернулся тогда, когда она сказала Эфими, что собирается уходить. Изменив свои прежние намерения, он ждал ее в своем синем «мерседесе» у главных ворот. Увидев Сапфиру, он распахнул дверцу автомобиля.
Сапфира не хотела от него никаких одолжений. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что предпочитает идти пешком и, если он собирается отвезти ее в машине, она не согласится. Но он не дал ей такой возможности. К тому же в данной ситуации ее отказ прозвучал бы неуместной грубостью и она оказалась бы в невыгодном положении. Да и если быть честной, ее вовсе не прельщала перспектива проделать долгий обратный путь пешком по пыльным улицам. И раз уж Тэйн позволил себе передумать, почему бы не передумать и ей, размышляла она. Со словами благодарности она села на переднее сиденье радом с ним, с удовлетворением отметив, как в удивлении взметнулись его брови от столь неожиданной уступчивости. Ей было приятно сознавать, что он готовился к словесной схватке, а она лишила его удовольствия скрестить с ней шпаги.
Она мысленно улыбнулась этой вспомнившейся картине и захлопнула крышку чемодана. Возможно, если бы она с готовностью не спорила с ним по всякому поводу в течение пятилетнего супружества, жизнь была бы намного легче для них обоих. Как ни странно, но относительно большая свобода, которую она получила благодаря решению суда, притупила ее некогда страстное желание воспользоваться ею, чтобы насолить Тэйну.
К тому темени, когда она вышла из ванной, вернулась Лорна, держа в руках многочисленные баночки и флаконы.
– Кожный увлажнитель, ночной крем, глазной гель, крем для рук, мазь от солнечных ожогов и морщинок на лице, крем для ухода за волосами… перечисляла она, расставляя все эти богатства на туалетном столике.
– О Боже! – развеселилась Сапфира. – Наверное, я выгляжу намного ужаснее, чем предполагала. Неужели все это действительно может помочь?
– Большинство из них в какой-то мере да, я уверена, – с видом знатока заявила Лорна. – Но что нам действительно необходимо, так это мазь, избавляющая от серьезных мыслей. А пока ее нет, боюсь, призрак неминуемых морщинок будет постоянно преследовать нас. Хоть это не значит, что их приход нельзя отсрочить. И не забывай, что твоя нежно-розовая английская кожа не создана природой для ярких лучей здешнего солнца. Прими от меня эти богатства, Сапфи, и пользуйся ими себе на радость. В конце концов, время когда-нибудь ляжет тяжким грузом на твои плечи. Сомневаюсь, что на Константиносе с наступлением темноты жизнь бьет ключом, так что вечерами ты сможешь развлекаться, втирая в себя все эти атрибуты женской прелести!
Оставшись одна, Сапфира открыла баночку с увлажняющим кремом и слегка намазала им лицо. Лорна хотела сделать как лучше, и Сапфира не могла огорчить ее отказом, хотя сама она была склонна отдаться во власть неумолимой природы.
Позже, лежа в постели под прохладной простыней, она никак не могла заставить себя заснуть. Следуя процедуре, которой ее научили в больнице, она сознательным усилием воли попыталась расслабить мышцы тела, начиная с пальцев ног и постепенно доходя до мускулов шеи и головы. Но стоило ей потерять самоконтроль, как мысли ее начинали произвольно блуждать, перед ней проносились картины ее прошлого, и, естественно, того периода, когда пять с половиной лет назад все это только начиналось.
Впервые они с Тэйном поцеловались, причем по ее инициативе, за час до полуночи, перед наступлением Рождества.
– Я хочу вам кое-что показать, – бойко сказала она, потянув его за собой, когда все встали из-за праздничного стола и направились в гостиную, где, несмотря на сравнительно теплую погоду, ярко полыхал традиционный английский камин.
Еще утром она отломила ветку от толстого пучка омелы, украшавшей люстру в холле, и воткнула ее над рамой дверей, ведущих в свободную комнату на первом этаже, служившую одновременно кабинетом и комнатой для игр.
– У древних друидов существовал обычай, – с безмятежным видом сказала она ему, показывая на ветку зеленых листьев со светящимися в темноте ягодами и чувствуя, как каждый нерв напряженно вибрирует, а сердце бьется в бешеном ритме от прикосновения его пальцев, властно сомкнувшихся вокруг ее руки. – Пока на ветке есть ягоды, мужчина может встать под ними и украсть у женщины поцелуй. Но каждый раз, делая это, он должен сорвать одну из ягод. Когда на ветке не останется ни одной ягоды, он имеет право… прикоснуться к ней!
– А она не имеет права отказать ему? – В выражении его лица она увидела любопытство и одновременно холодный мужской расчет, отчего ее давление подскочило по крайней мере на единицу.
– В общем, нет, если она окажется прямо под веткой, – поддразнивала она его с расширившимися от трепетного ожидания глазами. Он, конечно, не настолько невоспитан, чтобы отказаться почтить традиции страны, в которой он гость?
Ее опасения оказались напрасными. С насмешливыми искорками в светло-зеленых глазах он приник к ее мгновенно открывшимся в ожидании нежным губам. Почувствовав теплоту его дыхания и отдаваясь обжигающей ласке его губ, она потянулась рукой к его жестким густым волосам и провела по ним розовыми кончиками пальцев, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как все ее существо поддается его мужскому магнетизму.
– Сапфи, о Сапфи!.. – Его бархатные губы ласкали ее щеки, нос, обжигали огнем страсти ее мягкие губы, а его язык настойчиво стремился проникнуть внутрь, в сладкие тайны ее рта. Она вся пылала, наслаждаясь тончайшими нюансами своих ощущений, и самозабвенно отвечала на его ласки, приподнявшись на цыпочки и нежно прижавшись к нему всем телом, радуясь тому, что ее близость разжигает его мужскую страсть.
Когда его руки скользнули вниз и она почувствовала дрожащие пальцы на своем теле. Сапфира исторгла стон блаженства, испытывая дотоле неведомые ей чувства. Он сочетал в себе все, о чем она мечтала: красив, мягок и в то же время властен. Он моментально завладел подготовленной ею же ситуацией, превратив безобидный языческий обычай в нечто неизмеримо более опасное и разбудив в ней доселе дремавшее и вдруг внезапно захватившее ее желание.
– Сапфи… – хрипло выдохнул он, оторвавшись от ее губ. – Милостивый Боже, Сапфи!
– Что? Что-нибудь случилось? – Сгорая от желания продлить блаженство, от которого все ее тело трепетало в пьянящем ожидании, она с беспокойством вглядывалась в его лицо, опасаясь, что в своей неопытности сделала что-нибудь не так.
Он смотрел на нее взглядом, полным внутреннего огня, но теперь он был серьезен.
– Ничего, – глухо ответил он, глядя в ее обращенное к нему лицо. – Я и не знал, что у друидов были такие… интересные обычаи.
– Сапфи! Где ты? – Голос Эбби вывел ее из транса, держащего ее в плену его объятий. Она тут же отпрянула от него, все еще дрожа от опалившей ее близости, слишком неуверенная в том, что же между ними произошло, чтобы рассказать об этом третьему, пусть и очень близкому, лицу.
– Дэвид хочет поиграть в шарады. Ты не составишь нам компанию? – услышали они раздавшийся рядом голос и увидели Эбби, со смущенным видом рассматривающую сестру и друга своего брата, стоявших под веткой омелы. – О, прошу прощения, – в замешательстве пробормотала она. – Я думала… – Baula сестра рассказывала мне о чудесном обычае друидов, – невозмутимо вмешался Тэйн. – Вы позволите?
Он подошел к Эбби и, взяв ее за руку, подвел к дверям, украшенным веткой омелы. Она видела, как хорошенькое личико ее сестры еще больше порозовело, когда высокий грек слегка прикоснулся губами к ее нежным щекам, прежде чем торжественно сорвать с ветки еще две ягоды.
Впервые в жизни она почувствовала укол ревности к старшей сестре. Несмотря на разницу в пять лет, они всегда были очень близки и поверяли друг другу свои тайны. У кудрявой кареглазой Эбби никогда не было недостатка в мальчиках, хотя до сих пор в ее жизни не было ни одного серьезного увлечения, и Сапфира никогда не завидовала ее популярности у представителей противоположного пола. Она, скорее, гордилась легкими победами сестры.
Рождественское приветствие Тэйна было коротким и невинным и помогло снять напряженность созданной ею ситуации. И все-таки как же она ненавидела в ту минуту Эбби за то, что она пришла и все испортила. Не тогда ли, в ту самую минуту, Тэйн впервые почувствовал, что его влечет к ее сестре? В свои двадцать два года Эбби была намного ближе ему по возрасту, чем Сапфира, плюс она обладала опытом и искушенностью, свойственной тем, кто сам зарабатывает себе на жизнь.
В довольно испорченном настроении Сапфира присоединилась к остальным членам семьи и гостям, чтобы провести пару часов за традиционной игрой в шарады, прежде чем объявить о своем намерении идти спать, хотя сон тогда никак не мог успокоить ее возбужденное, но неудовлетворенное тело. Следующие несколько дней прошли в упоительной атмосфере развлечений, в радости с горьким привкусом разочарования из-за того, что она была вынуждена делить общество Тэйна с Эбби и Дэвидом. Он желал ее, она это видела! Однако он не выказывал этого и не позволял себе поставить в неловкое положение ни ее, ни родных, открыто флиртуя с ней. И все же она чувствовала это в как бы случайных прикосновениях их тел, в его предназначенной только для нее улыбке, в его взгляде и особой интимности вроде бы ничего не значащих слов. – Когда я снова увижусь с вами наедине, Сапфи? – Он последовал за ней в столовую, где она накрывала стол для предновогоднего ланча, и встал, прислонившись к двери, предварительно закрыв ее, чтобы обезопасить себя от нежеланных свидетелей их разговора.
Какой-то частью своего «я» она ощущала, что рядом, на кухне, находятся мать и сестра, раскладывающие по тарелкам утреннюю трапезу, отец с братом сидят у телевизора в просторной гостиной, все остальное в ней было пронизано сознанием, что в эту минуту на всем свете существует лишь два человека – Тэйн и она.
– А вы этого хотите? – Юная и – застенчивая, она бросила на него быстрый взгляд из-под опущенных ресниц, чувствуя, как ее бросает в жар от его слов. – Мне казалось, что вам приятно быть в обществе Дэвида и Эбби.
– Когда, Сапфи? – Он не принял ее поддразнивающего тона и буквально пожирал ее глазами, будто уже владел ею. По спине ее пробежал холодок. Этот человек не юноша, с которым можно просто так поиграть. В нем чувствовался мужчина, способный сокрушить ее пламенем страсти, превратив ее в горстку пепла, свидетельство своей силы и власти. Именно сейчас она должна отказать ему, если она этого действительно хочет…
Она невольно провела языком по сухим, горячим губам и увидела, как при этом потемнели зрачки его глаз. Через минуту они оба вернутся в атмосферу смеха и шуток, в атмосферу любящей ее семьи, бастиона против всяческих превратностей жизни. Сейчас она должна решиться – или навсегда потерять его, так как Тэйн уже объявил, что собирается в ближайшее время вернуться в Грецию, к своему процветающему делу, начатому им с нуля.
– Сегодня вечером… – тихо, чуть ли не шепотом сказала она, – родители отправятся встречать Новый год с папиными сослуживцами, Эбби получила приглашение на ужин, и мы сможем что-нибудь придумать, чтобы не ехать с Дэвидом и Маршей на вечеринку в ее больницу. – Она улыбнулась. – Уверена, без нас они не будут скучать.
– Ну что же, ведь это уже не впервые, не так ли? – спросила Сапфира, и ее губы растянулись в вымученной улыбке.
– Не пытайся меня в чем-то обвинять, – резко выпалила Лорна, – если ты намекаешь на свои визиты к психиатру, когда была в больнице, из этого ничего не выйдет. Мы обе знаем, что твоя болезнь после рождения близнецов была вызвана гормональным расстройством, и это подтвердили анализы врачей. Теперь же все выглядит иначе. Ты рассуждаешь по меньшей мере странно! – Ее тон смягчился. – Ты ведь знаешь, что я желаю тебе только добра.
– Да, знаю. – На этот раз улыбка Сапфиры была по-настоящему искренней.
Встреча с Лорной сыграла решающую роль в ее выздоровлении. Сапфира была уверена в этом. Одинокая и несчастная, переживавшая глубокую депрессию, вызванную мыслями о разрушившемся браке и предательстве родной сестры, Сапфира благодаря встрече с Лорной вновь почувствовала интерес к жизни.
Несомненно, лечение и внимание врачей во время ее трехмесячного пребывания в клинике помогли ее физическому выздоровлению, но именно Лорна с ее оптимизмом вернула ей уверенность в себе. Тэйн распорядился, чтобы ее кормили из находившегося поблизости первоклассного ресторана. Несмотря на разнообразие великолепно приготовленных блюд, по-настоящему Сапфира почувствовала вкус к еде лишь тогда, когда принесла ей обед Лорна. Будучи англичанкой, Лорна смогла пробиться сквозь барьер холодной отчужденности, которым Сапфира себя окружила. Радость от возможности говорить на родном языке с этой жизнерадостной, искрящейся энергией и юмором женщиной, умеющей не только говорить, но и слушать, обладающей душевным теплом и здравым смыслом, оказалась тем тонизирующим средством, в котором так нуждалась Сапфира.
Только раз, когда в этом действительно была необходимость, появилась Лорна в качестве официантки, но, к большой радости Сапфиры, она стала просто ее проведывать, и в конце концов между ними завязалась крепкая дружба. Ко времени выхода из больницы Сапфира уже знала все о жизни Лорны, о том, что, оставив работу в одном из лондонских рекламных агентств, чтобы покончить с ненужной любовной связью, она временно поселилась в Греции и, используя свои способности к рекламе, помогла процветанию ресторана, владельцами которого были ее брат Майкл и местный греческий бизнесмен.
В свои тридцать с лишним лет Лорна была замечательно интересной женщиной, энергичной, уверенной в себе и своих способностях и совершенно не похожей на «ведьму», как несправедливо назвал ее Тэйн, посчитав своей соперницей, занявшей место, по праву принадлежащее ему одному.
Именно Лорна предоставила ей убежище, в котором она жила последние девять месяцев, ожидая, как и Тэйн, пока суд не сделает их развод юридическим фактом. За одно это Лорна заслуживала права на полную откровенность.
– Все сейчас изменилось, Лорна, – терпеливо объясняла она. – Тэйн полностью признает, что юридически не имеет на меня никаких прав. Он сам сказал, что, если коснется меня хоть пальцем, я могу отправить его в тюрьму. В худшем случае мы чужие, в лучшем – друзья.
– Друзья! – Лорна и не пыталась скрыть своего презрения. – Знаешь что, моя милая, если ты действительно веришь, что страсть может перейти в дружбу только потому, что так решил суд, ты еще более невменяема, чем я думала. Что же касается тюрьмы… – Она многозначительно помолчала. – Мы обе хорошо знаем, что у тебя не хватит духу посадить Таноса Ставролакеса за решетку, а раз это знаем мы, то и он наверняка знает.
– Возможно, ты и права, – неохотно признала Сапфира. Только садистка могла бы заключить в клетку свободолюбивого и гордого хищника, а ей всегда была ненавистна всякого рода жестокость. – Но у Тэйна свой кодекс чести…
– Ты имеешь в ВИДУ то, что он соблазнил твою сестру и не скрывает, что она его любовница? – насмешливо вздернула брови Лорна.
– Я все равно не смогла бы доказать это! – поспешно сказала Сапфира в свою защиту. – Если бы это было возможно, я бы сразу получила развод и не оказалась бы в моем теперешнем положении. В любом случае сейчас это не имеет значения. Я верю, что он не нарушит обещания не досаждать мне. – Ну что ж, может быть, ты и права. – Неохотная уступка Лорны застала Сапфиру врасплох. – Если он перейдет границы, ты сможешь потребовать у него опекунства над Стефаносом. Он прекрасно это понимает!
К тому же он больше не чувствует физического влечения к ней, с внутренней дрожью подумала Сапфира. Он дал ей со всей очевидностью это понять, когда она в последний раз разделила с ним свою постель.
– Да, вот какие дела.
– Послушай, Сапфи, – участливо спросила Лорна, – неужели ты считаешь, что несколько идиллических дней, проведенных с близнецами, облегчат тот момент, когда тебе придется окончательно проститься с ними?
Сапфира с дерзким вызовом посмотрела на подругу.
– Помнишь поговорку: стоит ли думать о завтрашнем дне, который может никогда не наступить?
– О, моя дорогая, – грустно покачала головой Лорна. – По своему опыту знаю, что он всегда наступает.
– Тогда я встречу его с открытым забралом, – твердо заявила Сапфира, отказываясь признать, что в замечании Лорны есть доля правды. Сначала она просто не хотела думать об этом, но затем поняла, что несколько дней незамутненного счастья вместе с детьми – это подарок, который она не может отвергнуть.
– Будь по-твоему, – сдалась наконец Лорна. – Возьми с собой крем для загара. На островах солнце и ветер могут превратить персик в сушеный чернослив. – Опытным взглядом она окинула волосы Сапфиры. – И мой голову хорошим шампунем из кокосового масла, иначе станешь больше похожей на старую ведьму, чем на спящую красавицу.
– Думаю, с этим я немножко запоздала! – Сапфира удрученно провела пальцами по волосам, с отвращением ощущая их жесткую сухость.
– Чепуха, никогда не поздно заботиться о своей внешности, а в твоем возрасте немного времени и усилий могут сотворить настоящее чудо. – Лорна окинула критическим взглядом фигуру подруги. – С тобой все в порядке, нужно лишь позаботиться о некоторых, так сказать, косметических тонкостях. Предоставь это мне, я сделаю из тебя настоящую красавицу. Взамен я только прошу тебя, ешь как следует, когда приедешь туда! Договорились?
– Согласна, – улыбнулась Сапфира. Чувствуя себя многим обязанной Лорне, она не могла противиться ее наставлениям, ведь они делались из лучших побуждений и никакого вреда принести не могли.
Упаковывая чемодан, она вспоминала о событиях сегодняшнего дня. Уступив настояниям Тэйна, она осталась с детьми дольше, чем собиралась вначале. Они вместе поужинали, и Сапфира с удовольствием слушала, как они радостно щебетали о предстоящей поездке. Тэйн вскоре исчез в своем кабинете и вернулся тогда, когда она сказала Эфими, что собирается уходить. Изменив свои прежние намерения, он ждал ее в своем синем «мерседесе» у главных ворот. Увидев Сапфиру, он распахнул дверцу автомобиля.
Сапфира не хотела от него никаких одолжений. Она уже открыла рот, чтобы сказать, что предпочитает идти пешком и, если он собирается отвезти ее в машине, она не согласится. Но он не дал ей такой возможности. К тому же в данной ситуации ее отказ прозвучал бы неуместной грубостью и она оказалась бы в невыгодном положении. Да и если быть честной, ее вовсе не прельщала перспектива проделать долгий обратный путь пешком по пыльным улицам. И раз уж Тэйн позволил себе передумать, почему бы не передумать и ей, размышляла она. Со словами благодарности она села на переднее сиденье радом с ним, с удовлетворением отметив, как в удивлении взметнулись его брови от столь неожиданной уступчивости. Ей было приятно сознавать, что он готовился к словесной схватке, а она лишила его удовольствия скрестить с ней шпаги.
Она мысленно улыбнулась этой вспомнившейся картине и захлопнула крышку чемодана. Возможно, если бы она с готовностью не спорила с ним по всякому поводу в течение пятилетнего супружества, жизнь была бы намного легче для них обоих. Как ни странно, но относительно большая свобода, которую она получила благодаря решению суда, притупила ее некогда страстное желание воспользоваться ею, чтобы насолить Тэйну.
К тому темени, когда она вышла из ванной, вернулась Лорна, держа в руках многочисленные баночки и флаконы.
– Кожный увлажнитель, ночной крем, глазной гель, крем для рук, мазь от солнечных ожогов и морщинок на лице, крем для ухода за волосами… перечисляла она, расставляя все эти богатства на туалетном столике.
– О Боже! – развеселилась Сапфира. – Наверное, я выгляжу намного ужаснее, чем предполагала. Неужели все это действительно может помочь?
– Большинство из них в какой-то мере да, я уверена, – с видом знатока заявила Лорна. – Но что нам действительно необходимо, так это мазь, избавляющая от серьезных мыслей. А пока ее нет, боюсь, призрак неминуемых морщинок будет постоянно преследовать нас. Хоть это не значит, что их приход нельзя отсрочить. И не забывай, что твоя нежно-розовая английская кожа не создана природой для ярких лучей здешнего солнца. Прими от меня эти богатства, Сапфи, и пользуйся ими себе на радость. В конце концов, время когда-нибудь ляжет тяжким грузом на твои плечи. Сомневаюсь, что на Константиносе с наступлением темноты жизнь бьет ключом, так что вечерами ты сможешь развлекаться, втирая в себя все эти атрибуты женской прелести!
Оставшись одна, Сапфира открыла баночку с увлажняющим кремом и слегка намазала им лицо. Лорна хотела сделать как лучше, и Сапфира не могла огорчить ее отказом, хотя сама она была склонна отдаться во власть неумолимой природы.
Позже, лежа в постели под прохладной простыней, она никак не могла заставить себя заснуть. Следуя процедуре, которой ее научили в больнице, она сознательным усилием воли попыталась расслабить мышцы тела, начиная с пальцев ног и постепенно доходя до мускулов шеи и головы. Но стоило ей потерять самоконтроль, как мысли ее начинали произвольно блуждать, перед ней проносились картины ее прошлого, и, естественно, того периода, когда пять с половиной лет назад все это только начиналось.
Впервые они с Тэйном поцеловались, причем по ее инициативе, за час до полуночи, перед наступлением Рождества.
– Я хочу вам кое-что показать, – бойко сказала она, потянув его за собой, когда все встали из-за праздничного стола и направились в гостиную, где, несмотря на сравнительно теплую погоду, ярко полыхал традиционный английский камин.
Еще утром она отломила ветку от толстого пучка омелы, украшавшей люстру в холле, и воткнула ее над рамой дверей, ведущих в свободную комнату на первом этаже, служившую одновременно кабинетом и комнатой для игр.
– У древних друидов существовал обычай, – с безмятежным видом сказала она ему, показывая на ветку зеленых листьев со светящимися в темноте ягодами и чувствуя, как каждый нерв напряженно вибрирует, а сердце бьется в бешеном ритме от прикосновения его пальцев, властно сомкнувшихся вокруг ее руки. – Пока на ветке есть ягоды, мужчина может встать под ними и украсть у женщины поцелуй. Но каждый раз, делая это, он должен сорвать одну из ягод. Когда на ветке не останется ни одной ягоды, он имеет право… прикоснуться к ней!
– А она не имеет права отказать ему? – В выражении его лица она увидела любопытство и одновременно холодный мужской расчет, отчего ее давление подскочило по крайней мере на единицу.
– В общем, нет, если она окажется прямо под веткой, – поддразнивала она его с расширившимися от трепетного ожидания глазами. Он, конечно, не настолько невоспитан, чтобы отказаться почтить традиции страны, в которой он гость?
Ее опасения оказались напрасными. С насмешливыми искорками в светло-зеленых глазах он приник к ее мгновенно открывшимся в ожидании нежным губам. Почувствовав теплоту его дыхания и отдаваясь обжигающей ласке его губ, она потянулась рукой к его жестким густым волосам и провела по ним розовыми кончиками пальцев, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как все ее существо поддается его мужскому магнетизму.
– Сапфи, о Сапфи!.. – Его бархатные губы ласкали ее щеки, нос, обжигали огнем страсти ее мягкие губы, а его язык настойчиво стремился проникнуть внутрь, в сладкие тайны ее рта. Она вся пылала, наслаждаясь тончайшими нюансами своих ощущений, и самозабвенно отвечала на его ласки, приподнявшись на цыпочки и нежно прижавшись к нему всем телом, радуясь тому, что ее близость разжигает его мужскую страсть.
Когда его руки скользнули вниз и она почувствовала дрожащие пальцы на своем теле. Сапфира исторгла стон блаженства, испытывая дотоле неведомые ей чувства. Он сочетал в себе все, о чем она мечтала: красив, мягок и в то же время властен. Он моментально завладел подготовленной ею же ситуацией, превратив безобидный языческий обычай в нечто неизмеримо более опасное и разбудив в ней доселе дремавшее и вдруг внезапно захватившее ее желание.
– Сапфи… – хрипло выдохнул он, оторвавшись от ее губ. – Милостивый Боже, Сапфи!
– Что? Что-нибудь случилось? – Сгорая от желания продлить блаженство, от которого все ее тело трепетало в пьянящем ожидании, она с беспокойством вглядывалась в его лицо, опасаясь, что в своей неопытности сделала что-нибудь не так.
Он смотрел на нее взглядом, полным внутреннего огня, но теперь он был серьезен.
– Ничего, – глухо ответил он, глядя в ее обращенное к нему лицо. – Я и не знал, что у друидов были такие… интересные обычаи.
– Сапфи! Где ты? – Голос Эбби вывел ее из транса, держащего ее в плену его объятий. Она тут же отпрянула от него, все еще дрожа от опалившей ее близости, слишком неуверенная в том, что же между ними произошло, чтобы рассказать об этом третьему, пусть и очень близкому, лицу.
– Дэвид хочет поиграть в шарады. Ты не составишь нам компанию? – услышали они раздавшийся рядом голос и увидели Эбби, со смущенным видом рассматривающую сестру и друга своего брата, стоявших под веткой омелы. – О, прошу прощения, – в замешательстве пробормотала она. – Я думала… – Baula сестра рассказывала мне о чудесном обычае друидов, – невозмутимо вмешался Тэйн. – Вы позволите?
Он подошел к Эбби и, взяв ее за руку, подвел к дверям, украшенным веткой омелы. Она видела, как хорошенькое личико ее сестры еще больше порозовело, когда высокий грек слегка прикоснулся губами к ее нежным щекам, прежде чем торжественно сорвать с ветки еще две ягоды.
Впервые в жизни она почувствовала укол ревности к старшей сестре. Несмотря на разницу в пять лет, они всегда были очень близки и поверяли друг другу свои тайны. У кудрявой кареглазой Эбби никогда не было недостатка в мальчиках, хотя до сих пор в ее жизни не было ни одного серьезного увлечения, и Сапфира никогда не завидовала ее популярности у представителей противоположного пола. Она, скорее, гордилась легкими победами сестры.
Рождественское приветствие Тэйна было коротким и невинным и помогло снять напряженность созданной ею ситуации. И все-таки как же она ненавидела в ту минуту Эбби за то, что она пришла и все испортила. Не тогда ли, в ту самую минуту, Тэйн впервые почувствовал, что его влечет к ее сестре? В свои двадцать два года Эбби была намного ближе ему по возрасту, чем Сапфира, плюс она обладала опытом и искушенностью, свойственной тем, кто сам зарабатывает себе на жизнь.
В довольно испорченном настроении Сапфира присоединилась к остальным членам семьи и гостям, чтобы провести пару часов за традиционной игрой в шарады, прежде чем объявить о своем намерении идти спать, хотя сон тогда никак не мог успокоить ее возбужденное, но неудовлетворенное тело. Следующие несколько дней прошли в упоительной атмосфере развлечений, в радости с горьким привкусом разочарования из-за того, что она была вынуждена делить общество Тэйна с Эбби и Дэвидом. Он желал ее, она это видела! Однако он не выказывал этого и не позволял себе поставить в неловкое положение ни ее, ни родных, открыто флиртуя с ней. И все же она чувствовала это в как бы случайных прикосновениях их тел, в его предназначенной только для нее улыбке, в его взгляде и особой интимности вроде бы ничего не значащих слов. – Когда я снова увижусь с вами наедине, Сапфи? – Он последовал за ней в столовую, где она накрывала стол для предновогоднего ланча, и встал, прислонившись к двери, предварительно закрыв ее, чтобы обезопасить себя от нежеланных свидетелей их разговора.
Какой-то частью своего «я» она ощущала, что рядом, на кухне, находятся мать и сестра, раскладывающие по тарелкам утреннюю трапезу, отец с братом сидят у телевизора в просторной гостиной, все остальное в ней было пронизано сознанием, что в эту минуту на всем свете существует лишь два человека – Тэйн и она.
– А вы этого хотите? – Юная и – застенчивая, она бросила на него быстрый взгляд из-под опущенных ресниц, чувствуя, как ее бросает в жар от его слов. – Мне казалось, что вам приятно быть в обществе Дэвида и Эбби.
– Когда, Сапфи? – Он не принял ее поддразнивающего тона и буквально пожирал ее глазами, будто уже владел ею. По спине ее пробежал холодок. Этот человек не юноша, с которым можно просто так поиграть. В нем чувствовался мужчина, способный сокрушить ее пламенем страсти, превратив ее в горстку пепла, свидетельство своей силы и власти. Именно сейчас она должна отказать ему, если она этого действительно хочет…
Она невольно провела языком по сухим, горячим губам и увидела, как при этом потемнели зрачки его глаз. Через минуту они оба вернутся в атмосферу смеха и шуток, в атмосферу любящей ее семьи, бастиона против всяческих превратностей жизни. Сейчас она должна решиться – или навсегда потерять его, так как Тэйн уже объявил, что собирается в ближайшее время вернуться в Грецию, к своему процветающему делу, начатому им с нуля.
– Сегодня вечером… – тихо, чуть ли не шепотом сказала она, – родители отправятся встречать Новый год с папиными сослуживцами, Эбби получила приглашение на ужин, и мы сможем что-нибудь придумать, чтобы не ехать с Дэвидом и Маршей на вечеринку в ее больницу. – Она улыбнулась. – Уверена, без нас они не будут скучать.