— Женя, что ты делаешь?… Перестань! Отпусти меня, я не хочу!… Пожалуйста, прекрати!
— Не хочешь?! — задыхаясь, переспросил Женя, — Еще как хочешь! Ты вся мокрая…там.
— Женя, не надо! — взмолилась Ксюша, — НЕ надо…
Женя не дал ей говорить, он с силой толкнул ее на кровать, одним рывком стянул трусики и снова в горячечном сумасшествии вцепился губами в ее рот. ОН терзал ее губы и никак не мог отделаться от мысли, что этот карамельный привкус не уходит, он преследует его, он выводит его из себя, он с новой силой разжигает в нем адский огонь… Женя своим коленом развернул, раздвинул Ксюшины бедра, выдернутый из джинсов кожаный ремень длинным концом хлестнул его по пальцам и по Ксюшиной ноге… Она попыталась приподняться, но он в то же мгновение притиснул ее к кровати свои телом.
— Мамочка! — закричала она, когда он резко вошел в нее, и слезы брызнули у нее из глаз. Она глотала их, судорожно ловя ртом воздух, но словно не успевала вздохнуть от накатывающихся новой волной слез и рыданий. Женя, отчего-то стиснув зубы, двигался, с каждым разом входя в нее все глубже, и при этом не закрывал, как обычно, глаз. Широко раскрытыми глазами он глядел на искаженное гримасой ненависти, боли и слез Ксюшкино лицо. Женя смотрел на нее, не мигая, словно в недоумении от того, что с ней происходит.
Почему она такая бледная, с губами, искусанными до крови, с вздувшимися на лбу жилками, … почему ему кажется, что она испытывает нечеловеческую боль? Это все притворство, фальшивая игра…она хочет показать ему, что он ей неприятен, отвратителен, что она его не хочет, что привыкла к другому… Или…
— Я больше не могу… — прошелестела она одними губами, охрипнув от слез. — Пожалуйста… больше не надо…мне плохо… мне больно…
Отчего в ее голосе столько мольбы? Что-то Женька сделал не так? Не так, как Васильев?
Ксюшин плач стал еле слышным, почти беззвучным, дыхание вырывалось из груди со стоном, от которого Женьке вдруг стало не по себе. Он остановился, замерев, затем рывком поднялся с кровати, оставив Ксюшу униженно лежать нелепо распластанной с широко разведенными в стороны острыми коленками, в голубом сарафанчике, задранном до груди. Женя отвернулся, эта картина показалась ему гадкой, безобразной, но ведь ее «художником» был он сам. Он вынашивал ее долго в своем сознании и вот, наконец, воплотил…
Маленькая зареванная девочка, вздрагивающая от боли, отчаяния и отвращения… слабая, растоптанная, сломленная в попытках тщетного сопротивления. Но почему он не испытывает к ней жалости? Он ведь любил ее когда-то… Она сама во всем виновата! И получила то, что заслуживает!
— Перестань реветь! — раздраженно сказал Женя, по — прежнему стоя к Ксюше спиной.
Всхлипывания прекратились, словно она подчинилась его приказу. Женя повернул голову. Ксюша, с трудом приведя себя в порядок, сидела на краешке кровати с совершенно неживым лицом, еще мокрым от слез, с остановившимся взглядом. Искусанные запекшиеся губы безвольно приоткрылись. И светло-русые косички расплелись… Но она все равно вся пахла карамелькой, сладко — приторно, и Женьке стало противно от того представления, которое эта девочка-конфетка сейчас перед ним разыгрывает.
Ксюша медленно поднялась, словно собравшись с силами, и ступая на цыпочки, как по острию ножа тихонько пошла к двери.
— С Васильевым ты тоже каждый раз разыгрываешь из себя поруганную девственницу? — ядовито бросил он ей вслед, — он тебя не научил еще получать удовольствия от секса? Странно, а всем он болтал без умолку совершенно другое! Что ты — страстная, ненасытная…
Ксюша замерла на мгновение.
— О чем ты говоришь? — прошептала она, низко опустив голову, слова с трудом вырывались из перехваченного спазмом горла, — Васильев никогда не прикасался ко мне… и вообще никто… Я не знаю, что там тебе наговорили… зачем, для чего и почему ты всему поверил… и как мог все это со мной сделать…
Ксюша, вымученно выдавив из себя эти слова, двинулась дальше, так же нелепо ступая на цыпочки, и Женька вдруг понял, что ей просто больно идти!! В прихожей Ксюша на ходу, как сомнамбула, сунула ноги в сандалии и, брякая незастегнутыми пряжками, вышла за дверь квартиры.
Женя как стоял в своей комнате, окаменев от услышанного, так и рухнул, словно подкошенный на кровать, где только что лежала Ксюша, даже не найдя сил закрыть за ней дверь.
Когда кровь немного отхлынула от головы и в глазах перестало быть темно как ночью, Женька поднялся, схватил на вешалке в коридоре первую попавшуюся куртку, на ходу натянул ее на голые плечи и выскочил из дома. Он торопился не за Ксюшей, он спешил в школу, чтобы найти там Егора Васильева и его убить.
Он не мог думать ни о чем, кроме того, что непременно должен это сделать. Что будет с ним самим потом, ему было абсолютно все равно! Он уничтожил себя, убил в себе все чувства, все стремления, кроме мести… Женя потерял навсегда свою бедную маленькую Ксюшу, потому что эта мразь Васильев посмел трепать ее имя на всех углах. А закомплексованный, забитый Джоник Никитин просто не нашел в себе силы не поверить ему. Он поверил и растоптал свое чувство. Не сегодня, а уже давно, когда принял за чистую монету грязную ложь Васильева о его Ксюше.
Маленькая дурочка Ксюшка всего лишь навсего хотела со всеми дружить, а ей было отплачено за дружбу хвастливой брехней!
Женька стремглав летел к школе, он боялся только одного, что дискотека закончилась, и все разошлись.
Где он станет тогда искать Васильева?
Но из открытых окон школы еще доносились рэповые ритмы. Охранник, получивший строгое указание от завуча никого вышедшего из школы обратно не впускать, Женьке сделал исключение, как сыну Маргариты Николаевны. Женька пулей пронесся мимо него на второй этаж. Только спустя несколько минут, охраннику пришло в голову, что вид у парня был несколько странноватый и нужно, наверное, все же подняться следом за ним.
Этих пяти — семи минут Женьке оказалось достаточно, чтобы отыскать в полном зале Васильева и, рванув его за ворот куртки, вытащить с собой из зала в холл. Егор Васильев на свою беду в тот момент оказался рядом с входом, и Женька заметил его сразу.
Охранник не спеша поставил ногу на последнюю ступеньку, и тут увидел, как сын завуча с размаху пинает ногами в лицо и в живот скорчившегося от боли другого парня.
Егор Васильев нисколько не был слабее Женьки. Он совсем немного уступал ему в росте, зато был крепче в плечах, коренастее, мощнее. Но Женька не давал ему опомниться, распрямиться, отдышаться, он безжалостно молотил его ногами в тяжелых ботинках. Один раз Егору только удалось ухватить его за ногу и швырнуть Женьку на пол. Но тот подскочил как мячик и снова размахнулся ногой.
Подоспевший охранник набросился сзади на Женьку, в нейтрализующем захвате сковав его движения, и потащил в сторону. Из зала посыпали ученики, недоуменно глядя на залитый кровью пол и на рвущегося к своему врагу Женьку.
— Пацан, пацан, уймись! — бубнил Жене в ухо охранник, — ты ему врезал достаточно, как бы не за «скорой» бежать!
Егор уже не мог разогнуться, он сидел на полу, пытаясь втянуть разбитыми губами воздух. Глаза почему-то с трудом различали знакомые предметы вокруг и лица… рот был полон крови, нос разбит. Страшно болела голова, и каждая клеточка тела отдавала болью. Егор не слышал вокруг себя ничего, кроме гула голосов, задающих какие-то дурацкие вопросы… Все было как в тумане, в дымке. Неожиданно голоса стихли все разом, и Егор услышал голос, который узнал бы из тысячи.
— Егор, ты в порядке?! — тревожно вопрошал голос. Егор с трудом поднял голову.
— Боже мой! — воскликнула Маргарита Николаевна и присела рядом с Егором, всматриваясь в его лицо внимательнее. — Нужно наложить ему повязки… Володя, у вас на посту есть дежурная аптечка!
Охранник, к которому обратилась Маргарита Николаевна, все еще держал бунтующе — вздрагивающего Женю. Нужно было бежать за аптечкой, но он не был уверен, что этого драчуна можно отпускать.
— Володя, пожалуйста, быстрее! — воскликнула Маргарита Николаевна, но, повернув голову в сторону охранника, поняла, почему он мешкает. Марго поднялась, уступив место возле Егора другим учителям, и направилась к Жене.
— Володенька, беги за аптечкой! А с этим… я сама.
Володя выпустил Женю из своих железных объятий. Женька, все это время тщетно пытавшийся высвободиться, по инерции рванулся в сторону Егора. Охранник, снова собрался стиснуть Женькины плечи.
Но Марго его опередила. Она взметнула перед носом у Жени палец и грозно прошипела:
— Стой, негодяй, не смей шевелиться!
Некоторое время спустя Егора увели промывать раны, оказывать первую помощь. Он уже смог разогнуться и дышал, еще неглубоко, но достаточно ровно. Марго, проводив Васильева взглядом, перевела взор на сына.
— В мой кабинет! — сквозь зубы процедила она, — быстро!
Женька, ссутулившись, брел по коридору, Маргарита Николаевна шла следом за ним, конвоируя его до дверей своего кабинета.
— Заходи! — Маргарита Николаевна открыла ключом дверь и распахнула ее перед Женькой. Но не успел он переступить порог, как тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, клацнул замок и Женька оказался запертым в кабинете завуча, в ожидании решения собственной участи. Но ему было все равно. Хуже, чем есть, уже вряд ли будет. Он жалел только об одном, о том, что не избил Васильева до полусмерти. До смерти.
Маргарита Николаевна никогда не поднимала на сына руку. Но в тот вечер, видя его пустые глаза, с трудом сдержалась, чтобы не отхлестать его по лицу. Ночью после утомительных выяснений отношений с вызывающе грубым и безобразно агрессивно ведущим себя Женькой, она вызвонила Сергея и велела ему немедленно прилетать. Женька только усмехнулся: Ну конечно, прекрасная Марго будет держать марку, она никогда не опустится до рукоприкладства. Да и зачем, если для этого есть грубая мужская сила. Завтра утром прилетит отец, злой, утомленный, не выспавшийся из-за перелета, оставивший все свои срочные дела. Уж он — то и пропишет Женьке ижицу. Ну, его ремень или подзатыльники Женька вытерпит, гораздо больнее будет ощущать, что теперь он один против целого мира. Отец вынудит его приползти к матери за прощением, она метнет в ответ негодующий взгляд и скажет что-нибудь типа: « я тебя не хочу знать (видеть, слышать), маленькое гадливое ничтожество (дрянь, негодяй, мерзавец…)» А еще стоят неотвязно пред глазами босые Ксюшкины ноги и опухшее от слез лицо… почему именно ноги?.. Не губы, искусанные, не расплетшиеся косички, а вот — лицо и — ноги…
Раньше у Женьки был один враг. А теперь их сколько… не говоря уже о том, что сам Васильев вышедший из драки, как сухой из воды, приобретет теперь ореол героя-мученика, на которого ни с того ни с сего налетел этот монстр Никитин. Васильев все про Ксюшку врал. Он вообще к ней не прикасался…Этот славный Егор Васильев — лучший ученик и надежда школы!
Ну почему я тебя не убил????
Маргарита Николаевна после урока литературы в 11 А классе, на котором присутствовала как завуч с целью мониторинга учебного процесса, пригласила к себе в кабинет Елену Михайловну для разбора урока.
— Елена Михайловна, спасибо вам за прекрасный урок! — Сказала она, когда молодая учительница села на стул в ее кабинете, — Интересный, живой, содержательный, абсолютно грамотно выстроенный, безупречный с точки зрения методики преподавания. Спасибо, я получила удовольствие.
— Спасибо вам, Маргарита Николаевна, за лестный отзыв, — улыбнулась в ответ Елена Михайловна. — Урок прошел хорошо благодаря ребятам. А могу их от вашего имени похвалить?
— Да, конечно. Но… у меня возникли все же некоторые вопросы к вам, — Маргарита Николаевна задумчиво потерла лоб, — это касается оценок за урок некоторым ученикам…
— Я слушаю, Маргарита Николаевна, — спокойно ответила Елена Михайловна, — чьи отметки вызвали у вас сомнение?
— Оценка Егора Васильева… Вы поставили ему «хорошо» за литературоведческий анализ стихотворения, а Динкелакер получил «отлично», причем бросается в глаза абсолютно разный уровень ответов. У Динкелакера получился сухой, какой-то натянутый анализ, другое дело — ответ Егора. Его интересно было слушать, такие умные глубокие мысли и замечания, великолепное знание текста стихотворения и творчества Цветаевой в целом… А Динкелакер отбарабанил по тетрадке, не отрывая от написанного глаз.
— Я поясню, Маргарита Николаевна, свою позицию, — сказал Елена Михайловна. — Для Саши Динкелакера подобный анализ — конечно, не предел возможного, но сразу бросается в глаза, какие огромные усилия он приложил, чтобы так серьезно и достаточно глубоко проанализировать стихотворение. А ответ Егора, по сравнению с тем, на что он способен — бледная тень…
— Да, он запинался, но говорил без тетради, давая превосходный устный ответ, — перебила Елену Михайловну Марго.
— Конечно, но дело в том, что задан был именно письменный анализ. Устная речь Егора неплоха, но меня-то интересовало его письменное творчество. Я не знаю, почему Егор решил не читать свою литературоведческую миниатюру… Видимо, он приготовил устный анализ, а тот, к сожалению, тянул только на «четверку». Егор у нас любитель блеснуть, покрасоваться перед классом и иногда забывает о благоразумии.
— Я не согласна с вами, Елена Михайловна, — вздохнула Марго, — но оспаривать ваши оценки не могу. А что касается Егора… Вы как классный руководитель не заметили, что с мальчиком что-то происходит? Он будто бы стал слабее учиться, выглядит немного потерянным, подавленным… Он идет у нас на медаль, не произойдет ли срыва из-за нервного перенапряжения? Вот посмотрите, — Маргарита Николаевна открыла свой блокнот, — я выписала его оценки по предметам за последние две недели… Во — первых, появились странные пропуски, опоздания на уроки, а ведь раньше Егор был очень дисциплинированным учеником. По химии «тройка» за лабораторную работу, пустая клеточка за творческий доклад по истории, это значит, он его вовремя не сдал, и если не поспешит, то преподаватель выставит ему неудовлетворительную оценку. Далее… пропустил контрольную работу по биологии, снова пустая клеточка…. И, наконец, алгебра… Три дня назад пришел контрольный срез знаний из районо. Я не знаю, что случилось с Егором, но то, что он написал — полная бессмыслица, математический абсурд, набор цифр! Я вынуждена буду поставить ему «двойку», но меня что-то смущает, останавливает… Не может такой одаренный мальчик одномоментно превратится в лодыря или тупицу! Прежде чем выяснить у самого Егора, в чем же дело, я хотела бы посоветоваться с вами, Елена Михайловна. Что с ним происходит?
Елена Михайловна раздумчиво поглядела на Маргариту Николаевну. Она не знала, что ей ответить.
Елена Михайловна, конечно, заметила сразу, что Егор стал учиться хуже, это факт. Но складывалось такое впечатление, что это происходит по внешним причинам, словно что-то ему мешает сосредоточиться, собраться. Егор приходит с опозданием на уроки, с совершенно потерянным и измученным видом, не произносит ни слова оправдания в свой адрес. Он забывает дома тетради, теряет ручки, путает кабинеты и расписание уроков. И все это накапливается как снежный ком, летит на него, сбивает с ног.
А начались неприятности у Егора очень неожиданно, сразу после той злосчастной драки с Женей Никитиным. Елена Михайловна думала вначале, что это происходит с ним оттого, что в школе отсутствует Оксана Наумова, с которой Егор сдружился в последнее время. Но однажды… Как-то на уроке физкультуры Егор неожиданно получил сильнейший удар баскетбольным мячом в лицо. Никто не признался и не извинился перед ним. Егор ушел домой, но класс продолжал хранить молчание по поводу этого неприятного инцидента. Это показалось Елене Михайловне очень подозрительным, странным, и она решила поговорить с группой ребят, не для того, чтобы найти и наказать виновного, а чтобы прояснить ситуацию, сложившуюся явно не в пользу Егора Васильева.
Об этом она и сказала, оставшимся после уроков Роме Аскерову, Кате Денисовой, Саше Динкелакеру и Диме Малиновскому.
Ребята сначала упорно молчали и переглядывались между собой.
— Судя по вашим невеселым лицам, я делаю вывод, что мои опасения не напрасны и имеют под собой основание… — вздохнула Елена Михайловна, — Что-то происходит в нашем классе, и это что-то — весьма неприятное. Может быть, все-таки не будем играть в молчанку, пока не случилось что-нибудь более страшное, непоправимое? Что происходит с Егором? Пожалуйста, честно мне расскажите все, что знаете. Поверьте, это не будет предательство или доносительство. Если Егор попал в беду, нужно его срочно вытягивать, пока не поздно…
— Вы думаете, Елена Михайловна, что это наркотики? — не выдержала настойчивости классного руководителя Катя.
— Очень боюсь, что да…
— Нет, наркота здесь не при чем, — вступился в разговор Роман Аскеров, — и не пьет Егор, и не курит по-прежнему… Все дело в Женьке Никитине. Это он его терроризирует…
— Женя Никитин?! — не поверила Елена Михайловна своим ушам.
— Женя Никитин, — мрачно подтвердил Саша Динкелакер, — это он сегодня на физре швырнул в лицо Егору мяч, это он вытаскивает у него из сумки тетради с домашкой и спускает их в унитаз…
— И уроки Егор пропускает из-за Женьки… — добавил Аскеров, — я сам видел, как тот приковывал его наручниками к батарее под лестницей. И опаздывает тоже Егор, видимо, из-за него!
— И в суп мордой, — хмыкнул Дима Малиновский.
Елена Михайловна ошарашенно воскликнула:
— И вы мне это все так спокойно говорите? Почему вы позволяете Никитину измываться над вашим другом — вы ведь были друзьями … Да как вы можете спокойно стоять в стороне! Почему вы не прекратите все это? Ребята, что с вами происходит??!!
Елена Михайловна, казалось, готова была расплакаться от бессильного гнева. И в горестном отчаянии отвернулась от своих подопечных.
— Как же вы так… Как вы можете в глаза друг другу смотреть?… — в голосе учительницы уже слышались слезы.
— А мы, Елена Михайловна, если по совести, уже давно друг другу не смотрим в глаза! — вдруг отчетливо произнес Саша, — нас давно надо было по разным клеткам рассадить. Класса с пятого мы — детки в клетке… Вы с нами всего второй год, и всего не можете знать.
— Что знать? То, что вы позволяете Никитину третировать Егора?
— Нет, то, что Васильев мучил Джоника все эти годы! Да еще как! Измывался над ним похлеще любого фашиста! — не выдержала Катька. — Женька — добрый, даже сейчас, на взводе, он и половину не сможет сделать с Егором из того, что тот с ним когда-то проделывал.
— Просто сдача Егорке пришла… — снова хмыкнул Малиновский.
— Мы сначала верили Васильеву, будто Женька — доносчик, ябеда, будто наушничает про всех Марго, … то есть Маргарите Николаевне, — продолжала Катя, — теперь-то нам, дуракам, понятно, что все это полная фигня! Марго и понятия не имела, что ее Женьку так мучают в классе. Так вот теперь, Елена Михайловна, мы не имеем права мешать делать Женьке то, что он задумал!
— Это не правильно, — попыталась возразить учительница, — око за око, зуб за зуб — это волчий закон.
— А я и говорю, что мы детки — в клетке… — мрачно отпарировал Динкелакер.
— И вы собираетесь спокойно взирать на то, что над вашим другом издеваются?
— Но мы же взирали спокойно, когда он мучил Женьку!… Знаете, Елена Михайловна, в шестом классе Егор загнал Женьку на крышу бассейна и гонял по ней, заставляя прыгать вниз… Было темно, холодно, внизу была наледь, и на крыше было скользко. Если бы Женька оступился, он бы разбился насмерть. Женьку спас охранник. А наш отличник, как ни в чем не бывало, пошел получать свои пятерки…
— Я поняла, как у вас получается. Вы на стороне сильнейшего, — горестно выговорила Елена Михайловна, — Прав тот, кто сильнее. Но пожалейте Егора. Он ведь перестал уже быть глупым, заносчивым мальчишкой. Он изменился, повзрослел… Помогите ему.
— А как, Елена Михайловна? Вы знаете, как остановить Женьку? Мы и так перед ним виноваты.
— Вы можете сейчас, конечно, пойти и все рассказать Маргарите Николаевне… но, это будет не правильно! К тому же Женька все равно продолжит Егору мстить, пока сможет до него дотянуться…
Елена Михайловна, вспоминая этот разговор с ребятами, смотрела на Маргариту Николаевну и не знала, что ответить на ее вопрос. Есть только один способ вернуть все на круги своя — это кого-то одного из мальчишек отправить на недосягаемое расстояние. Но Елена Михайловна не спешила делиться своими рассуждениями с завучем школы. Она была уверена, что за тридевять земель, подальше от этой школы, будет отправлен бедный Женя Никитин, никогда в жизни не посмевший воспользоваться даже одним только именем своей матери, как щитом. А теперь он вот сам на щите. Потому что месть не приведет ни к чему.
Кроме одного — к большой непоправимой беде.
Не замечала ли Маргарита Николаевна на самом деле или не хотела замечать всего, что долгие годы происходило с Женей? Елена Михайловна не отваживалась ее судить. Ведь вся эта школа создана и существует благодаря энергии, энтузиазму, воле, уму Маргариты Николаевны Никитиной. Ее ученики никогда не проваливали вступительные экзамены по математике, она легко находила язык со всеми, любого могла переубедить, склонить на свою сторону… Любого, но не собственного сына?
Как Елене Михайловне ни хотелось поделиться с Маргаритой Николаевной своим неприятным открытием, она сдержала данное ребятам слово, хотя очень боялась, что совершает роковую ошибку.
Женя с удивлением смеялся про себя над тем, как оказалось легко и просто вывести Егора Васильева из равновесия! Это было гораздо проще, чем лупасить его до потери сознания. И придумывать почти ничего не надо. Все методы были старые, проверенные. Испытанные Женей на собственной шкуре. Зазевался Егор в столовой над тарелкой с горячим борщом — резкое движение рукой мимоходом — и голова недруга стукнулась об стол, едва не разбив тарелку. Горячий борщ обжигает лицо, а на светло-сером джемпере проступают жирные красные пятна… И Егор Васильев вынужден уходить домой как раз с урока, на котором проводится контрольная по биологии. Наручники и батарея — тоже надежное избавление Васильева от лишней пятерки.
Можно выкрасть тетрадь с домашкой по литературе из портфеля да как раз перед приходом на урок завуча — крутись, как хочешь, выворачивайся наизнанку — пятака тебе не видать! Перед лабораторкой по химии можно незаметно заменить пробирку с реактивом пробиркой с обычной водопроводной водой. И не будет у тебя, дорогой Егор, никакой реакции! Кроме самой отрицательной. А контроша из районо — вообще изыск — аккуратненько приписываем, где ни попадя, твоей же ручкой единички и нули, иксы и игреки, квадратные корни и показатели степеней. Опять же — удовольствие представить, как расстроится над тетрадкой своего любимчика несравненная Марго.. Ну можно и попроще — баскетбольным мячом в рожу, когда отвернулся учитель. Желаешь драться — пожалуйста, в Уставе школы на этот счет все очень хорошо прописано — три драки — исключение. Ну, тебя-то, звезду нашу неугасимую исключить — не исключат, а оценка за поведение будет неудовлетворительной. И районо ни за что не согласиться дать тебе медальку. Тетрадь по физике можно в унитаз не спускать, достаточно аккуратненько выдрать решенные с огромным трудом задачки из домашней контрольной работы. Нет работы — два балла. Это даже лучше, чем просто выкинуть тетрадь. В том случае еще можно выкрутиться, придумав, что тетрадь, якобы оставлена случайно дома. А тут что скажешь, когда тетрадь-то есть, да в ней пусто?
И столько неприятностей всего лишь за несчастные две недели. А дальше будет еще интереснее.
Веселее!!!
Ксюшка Наумова не ходит в школу, бросает трубку или вообще не подходит к телефону. Ты думаешь, Васильев, что это полностью на моей совести? Как бы не так. За Ксюшку тоже получишь еще. Я тебя так измотаю, что взвоешь волком, и некогда тебе будет своими похотливыми глазками следить за Марго, провожать ее своим липким взглядом. Только за собой будешь следить, ежесекундно ожидая очередной подлянки.
А дружки все твои, как крысы, разбежались, попрятались. Сидят, не вякают, боятся высунуться. Но я их всех соберу, когда мы с тобой пойдем прыгать с крыши бассейна. Вот будет развлекуха. Уж что-что, а жить-то ты сейчас очень хочешь! Еще бы — такие радужные и безграничные перспективы у тебя впереди, после школы.
Так что вцепишься ручонкам в скользкий острый край и взмолишься о пощаде, как когда-то один маленький глупый и слабый мальчик…
Рано утром перед уроками Маргарита Николаевна встретила возле своего кабинета маму Оксаны Наумовой. Заканчивалась вторая неделя, как девочка перестала посещать школу. В классе никто толком ничего не знает — не то Оксана болеет, не то какие-то семейные обстоятельства. Если пришла в школу мама, значит, на самом деле что-то произошло.
— Не хочешь?! — задыхаясь, переспросил Женя, — Еще как хочешь! Ты вся мокрая…там.
— Женя, не надо! — взмолилась Ксюша, — НЕ надо…
Женя не дал ей говорить, он с силой толкнул ее на кровать, одним рывком стянул трусики и снова в горячечном сумасшествии вцепился губами в ее рот. ОН терзал ее губы и никак не мог отделаться от мысли, что этот карамельный привкус не уходит, он преследует его, он выводит его из себя, он с новой силой разжигает в нем адский огонь… Женя своим коленом развернул, раздвинул Ксюшины бедра, выдернутый из джинсов кожаный ремень длинным концом хлестнул его по пальцам и по Ксюшиной ноге… Она попыталась приподняться, но он в то же мгновение притиснул ее к кровати свои телом.
— Мамочка! — закричала она, когда он резко вошел в нее, и слезы брызнули у нее из глаз. Она глотала их, судорожно ловя ртом воздух, но словно не успевала вздохнуть от накатывающихся новой волной слез и рыданий. Женя, отчего-то стиснув зубы, двигался, с каждым разом входя в нее все глубже, и при этом не закрывал, как обычно, глаз. Широко раскрытыми глазами он глядел на искаженное гримасой ненависти, боли и слез Ксюшкино лицо. Женя смотрел на нее, не мигая, словно в недоумении от того, что с ней происходит.
Почему она такая бледная, с губами, искусанными до крови, с вздувшимися на лбу жилками, … почему ему кажется, что она испытывает нечеловеческую боль? Это все притворство, фальшивая игра…она хочет показать ему, что он ей неприятен, отвратителен, что она его не хочет, что привыкла к другому… Или…
— Я больше не могу… — прошелестела она одними губами, охрипнув от слез. — Пожалуйста… больше не надо…мне плохо… мне больно…
Отчего в ее голосе столько мольбы? Что-то Женька сделал не так? Не так, как Васильев?
Ксюшин плач стал еле слышным, почти беззвучным, дыхание вырывалось из груди со стоном, от которого Женьке вдруг стало не по себе. Он остановился, замерев, затем рывком поднялся с кровати, оставив Ксюшу униженно лежать нелепо распластанной с широко разведенными в стороны острыми коленками, в голубом сарафанчике, задранном до груди. Женя отвернулся, эта картина показалась ему гадкой, безобразной, но ведь ее «художником» был он сам. Он вынашивал ее долго в своем сознании и вот, наконец, воплотил…
Маленькая зареванная девочка, вздрагивающая от боли, отчаяния и отвращения… слабая, растоптанная, сломленная в попытках тщетного сопротивления. Но почему он не испытывает к ней жалости? Он ведь любил ее когда-то… Она сама во всем виновата! И получила то, что заслуживает!
— Перестань реветь! — раздраженно сказал Женя, по — прежнему стоя к Ксюше спиной.
Всхлипывания прекратились, словно она подчинилась его приказу. Женя повернул голову. Ксюша, с трудом приведя себя в порядок, сидела на краешке кровати с совершенно неживым лицом, еще мокрым от слез, с остановившимся взглядом. Искусанные запекшиеся губы безвольно приоткрылись. И светло-русые косички расплелись… Но она все равно вся пахла карамелькой, сладко — приторно, и Женьке стало противно от того представления, которое эта девочка-конфетка сейчас перед ним разыгрывает.
Ксюша медленно поднялась, словно собравшись с силами, и ступая на цыпочки, как по острию ножа тихонько пошла к двери.
— С Васильевым ты тоже каждый раз разыгрываешь из себя поруганную девственницу? — ядовито бросил он ей вслед, — он тебя не научил еще получать удовольствия от секса? Странно, а всем он болтал без умолку совершенно другое! Что ты — страстная, ненасытная…
Ксюша замерла на мгновение.
— О чем ты говоришь? — прошептала она, низко опустив голову, слова с трудом вырывались из перехваченного спазмом горла, — Васильев никогда не прикасался ко мне… и вообще никто… Я не знаю, что там тебе наговорили… зачем, для чего и почему ты всему поверил… и как мог все это со мной сделать…
Ксюша, вымученно выдавив из себя эти слова, двинулась дальше, так же нелепо ступая на цыпочки, и Женька вдруг понял, что ей просто больно идти!! В прихожей Ксюша на ходу, как сомнамбула, сунула ноги в сандалии и, брякая незастегнутыми пряжками, вышла за дверь квартиры.
Женя как стоял в своей комнате, окаменев от услышанного, так и рухнул, словно подкошенный на кровать, где только что лежала Ксюша, даже не найдя сил закрыть за ней дверь.
Когда кровь немного отхлынула от головы и в глазах перестало быть темно как ночью, Женька поднялся, схватил на вешалке в коридоре первую попавшуюся куртку, на ходу натянул ее на голые плечи и выскочил из дома. Он торопился не за Ксюшей, он спешил в школу, чтобы найти там Егора Васильева и его убить.
Он не мог думать ни о чем, кроме того, что непременно должен это сделать. Что будет с ним самим потом, ему было абсолютно все равно! Он уничтожил себя, убил в себе все чувства, все стремления, кроме мести… Женя потерял навсегда свою бедную маленькую Ксюшу, потому что эта мразь Васильев посмел трепать ее имя на всех углах. А закомплексованный, забитый Джоник Никитин просто не нашел в себе силы не поверить ему. Он поверил и растоптал свое чувство. Не сегодня, а уже давно, когда принял за чистую монету грязную ложь Васильева о его Ксюше.
Маленькая дурочка Ксюшка всего лишь навсего хотела со всеми дружить, а ей было отплачено за дружбу хвастливой брехней!
Женька стремглав летел к школе, он боялся только одного, что дискотека закончилась, и все разошлись.
Где он станет тогда искать Васильева?
Но из открытых окон школы еще доносились рэповые ритмы. Охранник, получивший строгое указание от завуча никого вышедшего из школы обратно не впускать, Женьке сделал исключение, как сыну Маргариты Николаевны. Женька пулей пронесся мимо него на второй этаж. Только спустя несколько минут, охраннику пришло в голову, что вид у парня был несколько странноватый и нужно, наверное, все же подняться следом за ним.
Этих пяти — семи минут Женьке оказалось достаточно, чтобы отыскать в полном зале Васильева и, рванув его за ворот куртки, вытащить с собой из зала в холл. Егор Васильев на свою беду в тот момент оказался рядом с входом, и Женька заметил его сразу.
Охранник не спеша поставил ногу на последнюю ступеньку, и тут увидел, как сын завуча с размаху пинает ногами в лицо и в живот скорчившегося от боли другого парня.
Егор Васильев нисколько не был слабее Женьки. Он совсем немного уступал ему в росте, зато был крепче в плечах, коренастее, мощнее. Но Женька не давал ему опомниться, распрямиться, отдышаться, он безжалостно молотил его ногами в тяжелых ботинках. Один раз Егору только удалось ухватить его за ногу и швырнуть Женьку на пол. Но тот подскочил как мячик и снова размахнулся ногой.
Подоспевший охранник набросился сзади на Женьку, в нейтрализующем захвате сковав его движения, и потащил в сторону. Из зала посыпали ученики, недоуменно глядя на залитый кровью пол и на рвущегося к своему врагу Женьку.
— Пацан, пацан, уймись! — бубнил Жене в ухо охранник, — ты ему врезал достаточно, как бы не за «скорой» бежать!
Егор уже не мог разогнуться, он сидел на полу, пытаясь втянуть разбитыми губами воздух. Глаза почему-то с трудом различали знакомые предметы вокруг и лица… рот был полон крови, нос разбит. Страшно болела голова, и каждая клеточка тела отдавала болью. Егор не слышал вокруг себя ничего, кроме гула голосов, задающих какие-то дурацкие вопросы… Все было как в тумане, в дымке. Неожиданно голоса стихли все разом, и Егор услышал голос, который узнал бы из тысячи.
— Егор, ты в порядке?! — тревожно вопрошал голос. Егор с трудом поднял голову.
— Боже мой! — воскликнула Маргарита Николаевна и присела рядом с Егором, всматриваясь в его лицо внимательнее. — Нужно наложить ему повязки… Володя, у вас на посту есть дежурная аптечка!
Охранник, к которому обратилась Маргарита Николаевна, все еще держал бунтующе — вздрагивающего Женю. Нужно было бежать за аптечкой, но он не был уверен, что этого драчуна можно отпускать.
— Володя, пожалуйста, быстрее! — воскликнула Маргарита Николаевна, но, повернув голову в сторону охранника, поняла, почему он мешкает. Марго поднялась, уступив место возле Егора другим учителям, и направилась к Жене.
— Володенька, беги за аптечкой! А с этим… я сама.
Володя выпустил Женю из своих железных объятий. Женька, все это время тщетно пытавшийся высвободиться, по инерции рванулся в сторону Егора. Охранник, снова собрался стиснуть Женькины плечи.
Но Марго его опередила. Она взметнула перед носом у Жени палец и грозно прошипела:
— Стой, негодяй, не смей шевелиться!
Некоторое время спустя Егора увели промывать раны, оказывать первую помощь. Он уже смог разогнуться и дышал, еще неглубоко, но достаточно ровно. Марго, проводив Васильева взглядом, перевела взор на сына.
— В мой кабинет! — сквозь зубы процедила она, — быстро!
Женька, ссутулившись, брел по коридору, Маргарита Николаевна шла следом за ним, конвоируя его до дверей своего кабинета.
— Заходи! — Маргарита Николаевна открыла ключом дверь и распахнула ее перед Женькой. Но не успел он переступить порог, как тяжелая дверь с грохотом захлопнулась, клацнул замок и Женька оказался запертым в кабинете завуча, в ожидании решения собственной участи. Но ему было все равно. Хуже, чем есть, уже вряд ли будет. Он жалел только об одном, о том, что не избил Васильева до полусмерти. До смерти.
Маргарита Николаевна никогда не поднимала на сына руку. Но в тот вечер, видя его пустые глаза, с трудом сдержалась, чтобы не отхлестать его по лицу. Ночью после утомительных выяснений отношений с вызывающе грубым и безобразно агрессивно ведущим себя Женькой, она вызвонила Сергея и велела ему немедленно прилетать. Женька только усмехнулся: Ну конечно, прекрасная Марго будет держать марку, она никогда не опустится до рукоприкладства. Да и зачем, если для этого есть грубая мужская сила. Завтра утром прилетит отец, злой, утомленный, не выспавшийся из-за перелета, оставивший все свои срочные дела. Уж он — то и пропишет Женьке ижицу. Ну, его ремень или подзатыльники Женька вытерпит, гораздо больнее будет ощущать, что теперь он один против целого мира. Отец вынудит его приползти к матери за прощением, она метнет в ответ негодующий взгляд и скажет что-нибудь типа: « я тебя не хочу знать (видеть, слышать), маленькое гадливое ничтожество (дрянь, негодяй, мерзавец…)» А еще стоят неотвязно пред глазами босые Ксюшкины ноги и опухшее от слез лицо… почему именно ноги?.. Не губы, искусанные, не расплетшиеся косички, а вот — лицо и — ноги…
Раньше у Женьки был один враг. А теперь их сколько… не говоря уже о том, что сам Васильев вышедший из драки, как сухой из воды, приобретет теперь ореол героя-мученика, на которого ни с того ни с сего налетел этот монстр Никитин. Васильев все про Ксюшку врал. Он вообще к ней не прикасался…Этот славный Егор Васильев — лучший ученик и надежда школы!
Ну почему я тебя не убил????
Маргарита Николаевна после урока литературы в 11 А классе, на котором присутствовала как завуч с целью мониторинга учебного процесса, пригласила к себе в кабинет Елену Михайловну для разбора урока.
— Елена Михайловна, спасибо вам за прекрасный урок! — Сказала она, когда молодая учительница села на стул в ее кабинете, — Интересный, живой, содержательный, абсолютно грамотно выстроенный, безупречный с точки зрения методики преподавания. Спасибо, я получила удовольствие.
— Спасибо вам, Маргарита Николаевна, за лестный отзыв, — улыбнулась в ответ Елена Михайловна. — Урок прошел хорошо благодаря ребятам. А могу их от вашего имени похвалить?
— Да, конечно. Но… у меня возникли все же некоторые вопросы к вам, — Маргарита Николаевна задумчиво потерла лоб, — это касается оценок за урок некоторым ученикам…
— Я слушаю, Маргарита Николаевна, — спокойно ответила Елена Михайловна, — чьи отметки вызвали у вас сомнение?
— Оценка Егора Васильева… Вы поставили ему «хорошо» за литературоведческий анализ стихотворения, а Динкелакер получил «отлично», причем бросается в глаза абсолютно разный уровень ответов. У Динкелакера получился сухой, какой-то натянутый анализ, другое дело — ответ Егора. Его интересно было слушать, такие умные глубокие мысли и замечания, великолепное знание текста стихотворения и творчества Цветаевой в целом… А Динкелакер отбарабанил по тетрадке, не отрывая от написанного глаз.
— Я поясню, Маргарита Николаевна, свою позицию, — сказал Елена Михайловна. — Для Саши Динкелакера подобный анализ — конечно, не предел возможного, но сразу бросается в глаза, какие огромные усилия он приложил, чтобы так серьезно и достаточно глубоко проанализировать стихотворение. А ответ Егора, по сравнению с тем, на что он способен — бледная тень…
— Да, он запинался, но говорил без тетради, давая превосходный устный ответ, — перебила Елену Михайловну Марго.
— Конечно, но дело в том, что задан был именно письменный анализ. Устная речь Егора неплоха, но меня-то интересовало его письменное творчество. Я не знаю, почему Егор решил не читать свою литературоведческую миниатюру… Видимо, он приготовил устный анализ, а тот, к сожалению, тянул только на «четверку». Егор у нас любитель блеснуть, покрасоваться перед классом и иногда забывает о благоразумии.
— Я не согласна с вами, Елена Михайловна, — вздохнула Марго, — но оспаривать ваши оценки не могу. А что касается Егора… Вы как классный руководитель не заметили, что с мальчиком что-то происходит? Он будто бы стал слабее учиться, выглядит немного потерянным, подавленным… Он идет у нас на медаль, не произойдет ли срыва из-за нервного перенапряжения? Вот посмотрите, — Маргарита Николаевна открыла свой блокнот, — я выписала его оценки по предметам за последние две недели… Во — первых, появились странные пропуски, опоздания на уроки, а ведь раньше Егор был очень дисциплинированным учеником. По химии «тройка» за лабораторную работу, пустая клеточка за творческий доклад по истории, это значит, он его вовремя не сдал, и если не поспешит, то преподаватель выставит ему неудовлетворительную оценку. Далее… пропустил контрольную работу по биологии, снова пустая клеточка…. И, наконец, алгебра… Три дня назад пришел контрольный срез знаний из районо. Я не знаю, что случилось с Егором, но то, что он написал — полная бессмыслица, математический абсурд, набор цифр! Я вынуждена буду поставить ему «двойку», но меня что-то смущает, останавливает… Не может такой одаренный мальчик одномоментно превратится в лодыря или тупицу! Прежде чем выяснить у самого Егора, в чем же дело, я хотела бы посоветоваться с вами, Елена Михайловна. Что с ним происходит?
Елена Михайловна раздумчиво поглядела на Маргариту Николаевну. Она не знала, что ей ответить.
Елена Михайловна, конечно, заметила сразу, что Егор стал учиться хуже, это факт. Но складывалось такое впечатление, что это происходит по внешним причинам, словно что-то ему мешает сосредоточиться, собраться. Егор приходит с опозданием на уроки, с совершенно потерянным и измученным видом, не произносит ни слова оправдания в свой адрес. Он забывает дома тетради, теряет ручки, путает кабинеты и расписание уроков. И все это накапливается как снежный ком, летит на него, сбивает с ног.
А начались неприятности у Егора очень неожиданно, сразу после той злосчастной драки с Женей Никитиным. Елена Михайловна думала вначале, что это происходит с ним оттого, что в школе отсутствует Оксана Наумова, с которой Егор сдружился в последнее время. Но однажды… Как-то на уроке физкультуры Егор неожиданно получил сильнейший удар баскетбольным мячом в лицо. Никто не признался и не извинился перед ним. Егор ушел домой, но класс продолжал хранить молчание по поводу этого неприятного инцидента. Это показалось Елене Михайловне очень подозрительным, странным, и она решила поговорить с группой ребят, не для того, чтобы найти и наказать виновного, а чтобы прояснить ситуацию, сложившуюся явно не в пользу Егора Васильева.
Об этом она и сказала, оставшимся после уроков Роме Аскерову, Кате Денисовой, Саше Динкелакеру и Диме Малиновскому.
Ребята сначала упорно молчали и переглядывались между собой.
— Судя по вашим невеселым лицам, я делаю вывод, что мои опасения не напрасны и имеют под собой основание… — вздохнула Елена Михайловна, — Что-то происходит в нашем классе, и это что-то — весьма неприятное. Может быть, все-таки не будем играть в молчанку, пока не случилось что-нибудь более страшное, непоправимое? Что происходит с Егором? Пожалуйста, честно мне расскажите все, что знаете. Поверьте, это не будет предательство или доносительство. Если Егор попал в беду, нужно его срочно вытягивать, пока не поздно…
— Вы думаете, Елена Михайловна, что это наркотики? — не выдержала настойчивости классного руководителя Катя.
— Очень боюсь, что да…
— Нет, наркота здесь не при чем, — вступился в разговор Роман Аскеров, — и не пьет Егор, и не курит по-прежнему… Все дело в Женьке Никитине. Это он его терроризирует…
— Женя Никитин?! — не поверила Елена Михайловна своим ушам.
— Женя Никитин, — мрачно подтвердил Саша Динкелакер, — это он сегодня на физре швырнул в лицо Егору мяч, это он вытаскивает у него из сумки тетради с домашкой и спускает их в унитаз…
— И уроки Егор пропускает из-за Женьки… — добавил Аскеров, — я сам видел, как тот приковывал его наручниками к батарее под лестницей. И опаздывает тоже Егор, видимо, из-за него!
— И в суп мордой, — хмыкнул Дима Малиновский.
Елена Михайловна ошарашенно воскликнула:
— И вы мне это все так спокойно говорите? Почему вы позволяете Никитину измываться над вашим другом — вы ведь были друзьями … Да как вы можете спокойно стоять в стороне! Почему вы не прекратите все это? Ребята, что с вами происходит??!!
Елена Михайловна, казалось, готова была расплакаться от бессильного гнева. И в горестном отчаянии отвернулась от своих подопечных.
— Как же вы так… Как вы можете в глаза друг другу смотреть?… — в голосе учительницы уже слышались слезы.
— А мы, Елена Михайловна, если по совести, уже давно друг другу не смотрим в глаза! — вдруг отчетливо произнес Саша, — нас давно надо было по разным клеткам рассадить. Класса с пятого мы — детки в клетке… Вы с нами всего второй год, и всего не можете знать.
— Что знать? То, что вы позволяете Никитину третировать Егора?
— Нет, то, что Васильев мучил Джоника все эти годы! Да еще как! Измывался над ним похлеще любого фашиста! — не выдержала Катька. — Женька — добрый, даже сейчас, на взводе, он и половину не сможет сделать с Егором из того, что тот с ним когда-то проделывал.
— Просто сдача Егорке пришла… — снова хмыкнул Малиновский.
— Мы сначала верили Васильеву, будто Женька — доносчик, ябеда, будто наушничает про всех Марго, … то есть Маргарите Николаевне, — продолжала Катя, — теперь-то нам, дуракам, понятно, что все это полная фигня! Марго и понятия не имела, что ее Женьку так мучают в классе. Так вот теперь, Елена Михайловна, мы не имеем права мешать делать Женьке то, что он задумал!
— Это не правильно, — попыталась возразить учительница, — око за око, зуб за зуб — это волчий закон.
— А я и говорю, что мы детки — в клетке… — мрачно отпарировал Динкелакер.
— И вы собираетесь спокойно взирать на то, что над вашим другом издеваются?
— Но мы же взирали спокойно, когда он мучил Женьку!… Знаете, Елена Михайловна, в шестом классе Егор загнал Женьку на крышу бассейна и гонял по ней, заставляя прыгать вниз… Было темно, холодно, внизу была наледь, и на крыше было скользко. Если бы Женька оступился, он бы разбился насмерть. Женьку спас охранник. А наш отличник, как ни в чем не бывало, пошел получать свои пятерки…
— Я поняла, как у вас получается. Вы на стороне сильнейшего, — горестно выговорила Елена Михайловна, — Прав тот, кто сильнее. Но пожалейте Егора. Он ведь перестал уже быть глупым, заносчивым мальчишкой. Он изменился, повзрослел… Помогите ему.
— А как, Елена Михайловна? Вы знаете, как остановить Женьку? Мы и так перед ним виноваты.
— Вы можете сейчас, конечно, пойти и все рассказать Маргарите Николаевне… но, это будет не правильно! К тому же Женька все равно продолжит Егору мстить, пока сможет до него дотянуться…
Елена Михайловна, вспоминая этот разговор с ребятами, смотрела на Маргариту Николаевну и не знала, что ответить на ее вопрос. Есть только один способ вернуть все на круги своя — это кого-то одного из мальчишек отправить на недосягаемое расстояние. Но Елена Михайловна не спешила делиться своими рассуждениями с завучем школы. Она была уверена, что за тридевять земель, подальше от этой школы, будет отправлен бедный Женя Никитин, никогда в жизни не посмевший воспользоваться даже одним только именем своей матери, как щитом. А теперь он вот сам на щите. Потому что месть не приведет ни к чему.
Кроме одного — к большой непоправимой беде.
Не замечала ли Маргарита Николаевна на самом деле или не хотела замечать всего, что долгие годы происходило с Женей? Елена Михайловна не отваживалась ее судить. Ведь вся эта школа создана и существует благодаря энергии, энтузиазму, воле, уму Маргариты Николаевны Никитиной. Ее ученики никогда не проваливали вступительные экзамены по математике, она легко находила язык со всеми, любого могла переубедить, склонить на свою сторону… Любого, но не собственного сына?
Как Елене Михайловне ни хотелось поделиться с Маргаритой Николаевной своим неприятным открытием, она сдержала данное ребятам слово, хотя очень боялась, что совершает роковую ошибку.
Женя с удивлением смеялся про себя над тем, как оказалось легко и просто вывести Егора Васильева из равновесия! Это было гораздо проще, чем лупасить его до потери сознания. И придумывать почти ничего не надо. Все методы были старые, проверенные. Испытанные Женей на собственной шкуре. Зазевался Егор в столовой над тарелкой с горячим борщом — резкое движение рукой мимоходом — и голова недруга стукнулась об стол, едва не разбив тарелку. Горячий борщ обжигает лицо, а на светло-сером джемпере проступают жирные красные пятна… И Егор Васильев вынужден уходить домой как раз с урока, на котором проводится контрольная по биологии. Наручники и батарея — тоже надежное избавление Васильева от лишней пятерки.
Можно выкрасть тетрадь с домашкой по литературе из портфеля да как раз перед приходом на урок завуча — крутись, как хочешь, выворачивайся наизнанку — пятака тебе не видать! Перед лабораторкой по химии можно незаметно заменить пробирку с реактивом пробиркой с обычной водопроводной водой. И не будет у тебя, дорогой Егор, никакой реакции! Кроме самой отрицательной. А контроша из районо — вообще изыск — аккуратненько приписываем, где ни попадя, твоей же ручкой единички и нули, иксы и игреки, квадратные корни и показатели степеней. Опять же — удовольствие представить, как расстроится над тетрадкой своего любимчика несравненная Марго.. Ну можно и попроще — баскетбольным мячом в рожу, когда отвернулся учитель. Желаешь драться — пожалуйста, в Уставе школы на этот счет все очень хорошо прописано — три драки — исключение. Ну, тебя-то, звезду нашу неугасимую исключить — не исключат, а оценка за поведение будет неудовлетворительной. И районо ни за что не согласиться дать тебе медальку. Тетрадь по физике можно в унитаз не спускать, достаточно аккуратненько выдрать решенные с огромным трудом задачки из домашней контрольной работы. Нет работы — два балла. Это даже лучше, чем просто выкинуть тетрадь. В том случае еще можно выкрутиться, придумав, что тетрадь, якобы оставлена случайно дома. А тут что скажешь, когда тетрадь-то есть, да в ней пусто?
И столько неприятностей всего лишь за несчастные две недели. А дальше будет еще интереснее.
Веселее!!!
Ксюшка Наумова не ходит в школу, бросает трубку или вообще не подходит к телефону. Ты думаешь, Васильев, что это полностью на моей совести? Как бы не так. За Ксюшку тоже получишь еще. Я тебя так измотаю, что взвоешь волком, и некогда тебе будет своими похотливыми глазками следить за Марго, провожать ее своим липким взглядом. Только за собой будешь следить, ежесекундно ожидая очередной подлянки.
А дружки все твои, как крысы, разбежались, попрятались. Сидят, не вякают, боятся высунуться. Но я их всех соберу, когда мы с тобой пойдем прыгать с крыши бассейна. Вот будет развлекуха. Уж что-что, а жить-то ты сейчас очень хочешь! Еще бы — такие радужные и безграничные перспективы у тебя впереди, после школы.
Так что вцепишься ручонкам в скользкий острый край и взмолишься о пощаде, как когда-то один маленький глупый и слабый мальчик…
Рано утром перед уроками Маргарита Николаевна встретила возле своего кабинета маму Оксаны Наумовой. Заканчивалась вторая неделя, как девочка перестала посещать школу. В классе никто толком ничего не знает — не то Оксана болеет, не то какие-то семейные обстоятельства. Если пришла в школу мама, значит, на самом деле что-то произошло.