– Вот и все дела!
   – Что ты наделала! – обрела дар речи Карина, ошалело глядя на копию маминой подписи у себя в дневнике. – Да ты… ты…
   Люся недоуменно вскинула брови, посмотрела на аккуратно выведенную подпись и возмутилась:
   – Ты чего бузишь, вылитая! Лучше бы спасибо сказала, выручаю тебя, а ты… – Подруга надула губы и обиженно кинула дневник ей на колени.
   Карина с тихим стоном обняла дневник. В любой другой день она бы непременно попыталась тут же помириться с обидчивой Люсей, но не сегодня. Не было сил кого-то утешать, ее собственная жизнь, которая так часто казалась ей пресной, обрела вдруг очень и очень горький привкус.
   – Ну, ты как хочешь, а я домой пошла, – поежилась Люся, – холодно.
   – Пока, – продолжая сидеть и смотреть в одну точку, прошептала Карина.
   Подружка спрыгнула со скамейки, неодобрительно посмотрела на дрожащего от холода Артемона и проворчала:
   – Сама сидишь в куртке, как барыня, а у собаки уже зуб на зуб не попадает!
   Упрек подействовал, Карина не могла больше мучить своего любимца, поэтому поднялась и объявила:
   – Все, домой, Артемон. Домой!
   – То-то же, – буркнула Люся и, ничего больше не добавив, быстро пошла к своему подъезду.
   Пес радостно бежал впереди, иногда оборачиваясь, чтобы проверить, идет ли за ним хозяйка. Небо из темно-синего стало черным – с блестящими точечками звезд, а снег еще сильнее покрылся ледяной коркой. Сердце с каждым шагом сжималось, как ожидающий смерти мышонок под лапой кота.
   – Мам, ты же знаешь меня, – вполголоса бормотала Карина, – я и целоваться-то не умею…
   Артемон приостановился, посмотрел на нее долгим взглядом и тявкнул.
   – Неубедительно, да? Знаю…
   «Бедная мама… бедная-бедная я».
   Они вышли на площадь, где возле нарядной елки гулял народ. Маленькие дети в разноцветных комбинезонах лепили снеговиков под присмотром взрослых, а девушки и парни постарше кидались снежками. Чуть поодаль мальчишки взрывали петарды.
   В пятницу вечером на площади всегда бывало оживленно, люди, не дожидаясь субботы, начинали праздновать выходные.
   «Что же делать? Как объяснить? Ну как? Срыв урока, поцелуи, курение в школьном туалете… теперь еще и липовая подпись». Карина вошла под своды арки и остановилась. От страха ее била мелкая дрожь. Родители ругались на нее очень редко, но обычно и повода не бывало, а тут…
   – А если не говорить? – спросила она вьющегося у ног пуделя.
   Артемон с одобрительным рыком подал голос.
   – Подпись есть, – медленно шагая к подъезду, рассуждала Карина, – никто и не подумает, что она ненастоящая! А потом начнется следующая неделя, а за ней еще одна… исписанную страницу можно будет спрятать под обложку…
   Девочка не заметила, как подошла к двери квартиры, и очнулась, лишь когда Артемон заскреб лапой по обивке двери.
   – Решено, – шепнула она, – ни слова о сегодняшнем дне!
   Дверь открыла мама. Как увидела их, всплеснула руками.
   – Кариша, губы-то синие, где вы были столько времени?! Мы переволновались! Бабушка все окна проглядела!
   – Гуляли.
   – Ну, ничего себе, гуляли, – покачала головой мама, трогая ее руки и разматывая покрывшийся сосульками шарф. – Чего ты стоишь, не раздеваешься, совсем окоченела, да? Давай помогу, – мама взялась за молнию на ее куртке, но Карина испуганно отшатнулась и, прежде чем та успела что-либо спросить, выпалила:
   – Мама, а ты чайник иди поставь, ладно?! А я сама разденусь, не волнуйся.
   Мама нахмурилась и положила ладонь ей на лоб.
   – Кариша, с тобой все хорошо? Как ты себя чувствуешь?
   – Хорошо! Да все здорово! – как можно веселее воскликнула она. – Просто на улице так холодно, горячего чаю с лимоном хочется.
   – Ну ладно, пойду тогда чайник поставлю…
   Карина дождалась, когда мама уйдет на кухню, затем скинула куртку и прямо в сапогах бросилась в комнату к своему рюкзаку, куда быстро запихала дневник.
   – А ты чего в сапогах по ковру?! – заглядывая в комнату, строго спросила бабушка. – Я только сегодня пылесосила!
   Карина резко отдернула руки от молнии на рюкзаке и облегченно выдохнула.
   – А-а-а, это ты, бабуль… напугала!
   – С чего бы? – улыбнулась бабушка, с любопытством поглядывая на рюкзак. – У тебя неприятности, золотце?
   – Нет-нет, все чудесно, – возвращаясь в коридор, заверила она.
   – Ну смотри, а то расскажи, знаешь ведь, мне можно, – бабушка погладила ее по щеке.
   От этого теплого прикосновения Карина почувствовала себя так хорошо и легко, что ей показалось на миг, будто рассказать все не так уж и сложно, но в коридоре появилась мама.
   – Я чай согрела. Идемте!
   Они втроем пили горячий чай с шоколадными пряниками и «Коровкой». Папа еще не вернулся с работы, а дедушка простыл и лег спать пораньше. По телевизору начались «Спокойной ночи, малыши». Карина торопилась поесть и скрыться у себя в комнате, в надежде избежать вопроса про школу. Никогда раньше он не вызывал у нее такого панического ужаса. Она с удовольствием рассказывала о своих делах, хоть они были немногочисленны, о делах одноклассников и учителей, любила перечислять полученные отметки, описывать смешные случаи, произошедшие на уроках. И совсем, абсолютно не умела обманывать. Даже пытаться не имело смысла, родители сразу же ее раскусывали.
   – Не торопись, не на поезд ведь, – пожурила бабушка, разворачивая конфету и подливая ей в кружку кипятку.
   – В школе все хорошо? – все-таки спросила мама.
   Карина пригубила чай и промычала:
   – Угу.
   – Ты к Люсе ходила? Как она поживает?
   – Нормально поживает, как обычно.
   – Уроки еще не делала?
   – Ничего не задано, – с трудом выдавила из себя Карина, вскакивая с места и допивая чай залпом.
   – Ты куда? Не посидишь с нами? – удивилась бабушка.
   – Не-ет, мне нужно… – она махнула на дверь, – нужно кое-что сделать.
   На этом расспросы закончились. Карина закрылась в комнате и какое-то время просто стояла, опершись о стену, и успокаивала дрожь.
   Артемон мирно спал в корзинке и ее появления даже не заметил.
   «Бедненький, совсем замерз», – сочувственно подумала она, удобно устраиваясь на подоконнике и кутаясь в пушистый плед.
   Сперва Карина просто смотрела в окно, ощущая в животе тяжесть, точно от сильного обжорства, а потом включила ноутбук. Тяжесть не проходила, дело было вовсе не в двух пряниках и трех конфетах, которые она съела с чаем, ее тяготил страх разоблачения.
   «Нужно было сразу все сказать, как пришла из школы, – с запоздалым раскаянием поняла она. – Теперь уже поздно бежать и признаваться…» Папа любил говорить, что поздно бывает только для мертвецов, и ее это всегда очень веселило, но сейчас она не испытала и сотой доли прежней радости по этому поводу.
   Людей на площади поубавилось. Мальчишки, еще недавно грохотавшие петардами, ушли, малышей увели родители – у елки осталось лишь несколько парочек.
   Карина почитала новые записи в избранных дневниках, полюбовалась фотографиями, которые выложила Галя Решеткина, а потом зашла в свой дневник. И тут только заметила, что у нее появился первый постоянный читатель – на ее дневник подписались. Девушка с мистическим ником Black Night, с аватары[2] которой смотрела иссиня-черная пантера, написала комментарий к единственной в ее дневнике записи:
   21:00
   Black Night
   Еще никогда не читала таких наивных бредней! Ты очередная дурочка, которая мечтает о принце на белом коне и носит розовую пижамку в сердечках?
   Карина посмотрела на свою пижаму, усеянную красными сердечками, и вздохнула.
   «И что на это можно ответить? Нет, пижама у меня вовсе не розовая, а белая, так, что ли? Только сердечек от этого меньше явно не станет… А если не отвечать? Будет ли это так же неприлично, как не ответить на письмо? И почему всем пишут хорошие комментарии, вроде: «Какая ты красивая», «Как точно подмечено», «Респект», «Классно написала», а мне сразу вот так – «дурочка»?! Лучше уж не отвечать. И зачем она только подписалась на мои наивные бредни? Может, не так все плохо?» – Карина щелкнула по ссылке «Дневник» после сообщения, но страничка не открылась, вместо этого высветилось:
   Доступ к дневнику ограничен его владельцем
   Black Night
   Причина: Вы слишком глупы, чтобы понять…
   «Ну и ладно, – решила Карина, вновь возвращаясь в свой дневник. – Не очень-то и хотелось». Она давно заметила, что большинство ее ровесниц убеждены в абсолютном непонимании их окружающими. И если собрать лишь малую часть девочек, у которых в дневнике хотя бы раз встречается фраза: «Меня никто не понимает», то с легкостью можно будет заполнить целый стадион.
   Больше всех о непонимании любила рассуждать Люся. При воспоминании о подружке Карина улыбнулась. Бедняжку не понимал никто в огромной Вселенной. И лишь один-единственный человек, который, по ее заверениям, мог бы понять, не обращал на нее ни малейшего внимания. Карина всегда очень сомневалась, что парень, чье сердце принадлежит компьютерным играм, сможет понять хоть что-то, но говорить об этом подруге не спешила. Она вообще не была уверена в существовании у Люси, да и у других девочек, чего-то такого, что кто-то мог не понять.
   «Может, я неправильная? Может, всех правильных девочек действительно никто не понимает? И я одна такая – простая, как сибирский валенок, всем понятная и потому неинтересная?»
   – Не буду об этом думать, – одернула себя Карина, вбивая заголовок новой записи.
   Спустя полчаса в дневнике появился следующий текст:
   Игра на любовь
   Они друг друга толком не знают. Разговаривают о чем-то редко, изо дня в день стандартное: «привет», «пока», мимолетные улыбки, взгляды, не означающие для него абсолютно ничего и столь дорогие для нее.
   Она так часто перекрашивает волосы, что наверняка даже ее мама уже не помнит, какого они по-настоящему цвета. Ей нравится все модное, яркое и красивое. Она сама точно состоит из разноцветных частичек конструктора «ЛЕГО» и каждый день трансформируется. Ей хочется, как и многим из нас, чтобы ее чаще замечали. У нее веселое имя и такой же характер, когда она не обижается. С ней приятно и легко, она, точно непоседливая колибри, порхает с цветка на цветок в поисках самого сладкого нектара.
   Он похож на гитариста – высок и худощав. У него длинные темно-русые волосы, которые он собирает в хвост, и насмешливые карие глаза. Ему нравится издеваться над мальчишками из младших классов и толкать друзей на глупые подвиги. Когда он появляется на уроках, учителя вешаются. Не по-настоящему, конечно, но так многие любят говорить. А в кабинете директора он бывает чаще, чем в школьной столовой. Друзья называют его «Компьютерным богом», а одноклассницы «душкой».
   Он заметит ее, потому что она разноцветная, как героини его любимых компьютерных игр, а полюбит, потому что она превзойдет его там, где никто другой превзойти не мог.
   Она готова ради него болеть за «Зенит», читать книжки «О компьютерах для чайников», скупать в магазинах все новые игры, а потом часами их проходить. Ее интересы давно подменились на его интересы, вот только он об этом даже не подозревает.
   Однажды, на дополнительных занятиях по информатике, куда она записалась ради него, учитель надолго уйдет по делам и оставит класс без присмотра. Мальчишки сразу побросают задания и начнут играть по Сети в свои любимые стрелялки, и ее – единственную девчонку – позовут тоже.
   Когда прозвенит звонок с урока, парни будут посматривать на нее удивленно, кто-то, поборов гордость, скажет: «Молодец», а он подождет, пока класс опустеет, подойдет к ней и спросит: «Можно тебя проводить?» Она «не дура», как сама любит частенько повторять, и, естественно, скажет: «Конечно, можно!»
   Карина несколько раз перечитала написанное, а когда хотела уже выключить ноутбук, увидела за окном бумажную снежинку. Она дергалась на белой нитке: то замирала, то спускалась ниже, то взмывала вверх.
   Девочка прижалась к холодному стеклу, пытаясь разглядеть, кто дергает за нитку, но, кроме черного неба и стены дома, ничего увидеть не удавалось.
   «Кто же над нами живет? Разве не тот старик в сером драповом пальто, который никогда со мной не здоровается? – Карина тихо засмеялась. – Вряд ли ему бы взбрело в голову вырезать из бумаги снежинку в пол-одиннадцатого вчера, а потом спускать ее из окна на нитке… Не-е-ет, это кто-то другой».
   Снежинка тем временем продолжала дергаться, точно дразнилась.
   – Может, открыть окно?
   Карина отставила ноутбук и посмотрела на квадратную форточку – единственную часть окна, не закупоренную на зиму поролоном и не заклеенную бумагой.
   «Вряд ли это могут быть проделки старенькой тети Маши с третьего», – подумала она, осторожно поднимаясь, чтобы дотянуться до задвижки.
   Соседей с четвертого и пятого этажа Карина не знала. Видела как-то пару раз девушку лет двадцати пяти с четвертого, но та всегда уезжала на работу очень рано, а возвращалась чуть ли не ночью.
   – Значит, с пятого, – распахивая форточку, решила девочка и взялась за нитку. В тот же миг ладонь обожгло, а снежинка резко взлетела к небу, выскользнув из пальцев. Карина отдернула руку. На рассеченной коже выступила кровь.
   С улицы потянуло сухим морозным воздухом, холодок змейкой скользнул в рукава и за шиворот пижамы. Карина захлопнула форточку и, морщась от боли в порезанной руке, опустилась на плед. Салфетка, припрятанная под одеялом со времен насморка, прилипла к коже и окрасилась кровью. Ладонь саднило, а снежинка даже не думала возвращаться. Карина еще некоторое время подождала и вернулась к ноутбуку с виртуальным дневником. Пока она отвлеклась на снежинку, к ее записи появился новый комментарий, все от той же иссиня-черной пантеры.
   22:40
   Black Night
   Ну точно очередная мечтательница! Бедняжка, видимо, ты еще просто не поняла – мы все по-любому сдохнем. Жизнь не имеет смысла…
   Карина с тихим вздохом провела подушечкой указательного пальца по гладким клавишам, раздумывая, что бы такое ответить. Сколько она ни смотрела в монитор, придумать не могла, как можно рассказать в одном предложении, зачем нужно жить, какое великое значение заложено в существовании человека, как громадна ценность того, что каждое утро ты открываешь глаза.
   – Да, кажется, Black Night и не спрашивала меня, – пробормотала Карина, печально разглядывая комментарий, – это даже не риторический вопрос. Отвечать и вовсе не обязательно. – Она посмотрела за окно, где посреди заснеженной площади стояла нарядная, сверкающая огнями елка, и, сама того не желая, все-таки ответила:
   23:10
   Мальвина
   Black Night, когда я вижу, как сияет снег в лучиках разноцветных елочных огней и причудливы силуэты опутанных зелеными гирляндами деревьев, когда вижу рой серебряных мошек под грустно склоненными плафонами фонарей и черное небо с далекими ледяными звездами, которые безмолвно смотрят на меня, жизнь обретает самый что ни на есть волшебный смысл… Достаточно лишь посмотреть в окно.
   Не прошло и пяти минут, как Black Night, точно специально поджидавшая ее ответа, прокомментировала:
   23:14
   Black Night
   Мальвина, я ща заплачу!!! Ты случаем не последовательница Егово? Ха-ха!
   Карина заметила, что на ее дневник подписалась еще одна читательница – с воздушным ником Мыльный пузырик. На аватаре у нее была изображена девочка, пускающая мыльные пузыри. Не успела Карина подумать над ответом язвительной Black Night, в дневнике появился комментарий от новенькой:
   23:20
   Мыльный Пузырик
   Мальвина, у тебя очень интересные записи! Не слушай всяких злобных.
   Black Night, иди сливай яд в другое место, а нормальных людей оставь в покое!
   Карина улыбнулась. Ей была необыкновенно приятна поддержка, пусть даже от совсем незнакомого человека. В груди разлилось тепло, захотелось сказать приветливой девочке что-нибудь хорошее, поблагодарить, но после недолгих раздумий она отправила вместо «спасибо» смайлик. Этот ярко-желтый колобок очень соответствовал ее настроению. А чтобы не получить еще один язвительный комментарий от Black Night, она поспешила выйти из Сети и выключить ноутбук. Пора было ложиться спать. Артемон по-прежнему мирно посапывал в корзинке, в комнате стоял полумрак, где-то в углу, возле письменного стола, в рюкзаке лежал ее дневник… Она совсем позабыла о нем за эти несколько часов, но сейчас беспокойство вернулось. Карина уже спустила ноги в мохнатых тапках на сделанную дедом лесенку, но взгляд ненароком скользнул по окну… и замер. За стеклом в свете огней крутилась на нитке бумажная снежинка. Один ее край был в темных пятнышках крови.

Глава 3
Особенная миссия

   На следующий день дневник с подписью родителей никто в школе не потребовал. Его не потребовали и через день, и даже через два. Алла Борисовна выставила в журнале за проверочную работу колонку двоек и разрешила всему классу прийти переписать, а про замечание и не вспомнила.
   – Вот видишь, – самодовольно заявила Люся, аккуратно рассовывая карандаши, ручки и линейки по специальным кармашкам в еще одном новом пенале, – все уже забыли про тебя! А ты боялась!
   Карина проводила взглядом скрывшихся за дверью Свету с Галей и тихо вздохнула. Уж кто-кто, а эти две подружки ничего не забыли. Они только и делали, что бросали на нее предостерегающие взгляды всякий раз, когда на горизонте появлялся Рома.
   Люся наконец собралась, закинула ярко-оранжевую сумку на плечо и проворчала:
   – Я, кажется, прибавила в талии.
   – Да что ты! – воскликнула Карина, оглядывая стройную подругу, облаченную в красные кожаные штаны и такую же жилетку. – Как была худенькой, так и есть.
   Люся резко обернулась, задрала жилетку, тоненький оранжевый свитер и оттянула на боку кожу.
   – Карина, разуй глаза! Мне пора садиться на диету! Маман говорит, нам срочно нужно купить беговую дорожку, пока мы не превратились в мамонтов юрского периода!
   – Люсь, ну это же кожа! Она у всех есть…
   – Вот у Гальки… – Подруга осеклась и сердито выдохнула: – Сама ты кожа! Ай, ну тебя! Ты небось думаешь, что и у тебя там и сям кожа! Да?
   Карина пожала плечами.
   – А я и не думаю вообще об этом.
   Они вышли из кабинета английского и пошли по оживленному коридору.
   – У тебя так никогда парня не появится, – сердито отчитывала Люся, – ты не хочешь даже капельку преобразиться! Вот ты думаешь, почему у Гальки Решеткиной столько парней?! Да потому что она и одевается красиво, и макияж, и украшения – все при ней! А ты? – Подруга пренебрежительно дернула за рукав ее серого бадлона и кивнула на простые синие джинсы. – Кого в ЭТОМ ты собралась покорять?
   Карина поежилась. Она не любила, когда разговор сводился к теме парней и одежды.
   – А какие у Гали парни? Она ведь ни с кем не встречается, как и мы.
   – Фу ты ну ты! – воскликнула Люся. – Сравнила Простоквашино с Парижем! За Галькой бегают пацаны, понимаешь! А за тобой?
   Карина не успела ничего ответить, послышался громкий топот, и возле них затормозил Рома. Парень отдышался и возмущенно выпалил:
   – Ну, Алмазова, втопила, задолбался за тобой бежать!
   Девочки удивленно переглянулись, и Люся заискивающе спросила:
   – А что ты хотел, Рома?
   – Пошли, Алмазова, – хлопнул он Карину по спине, – к директору чего-то вызывают.
   – К директору?! А что мы сделали?
   – Ща узнаем!
   Карина беспомощно посмотрела на подругу, но та лишь развела руками.
   – Я не буду тебя ждать! Придешь домой, позвони!
   – Ну, идем же, – поторопил Рома.
   Они дошли до кабинета директора и нерешительно остановились.
   – Ты что, в туалете снова курила? – подозрительно сощурился парень.
   – Нет! Нет, я не курила, правда!
   – Я курил, – задумчиво пробормотал он и тут же прибавил: – Но черт меня побери, если это кто-нибудь видел!
   – Ты куришь, да?
   – Что за тупые вопросы! – рассердился Рома. – Все курят!
   – Да вроде не все…
   – Ооой, только себя не считай, ты ведь у нас особенная! – он подавил смешок.
   – А целовать курящую женщину – то же самое, что облизывать пепельницу, ты знал?! – на одном дыхании произнесла Карина и покраснела.
   Парень поднес к двери кулак, но прежде чем постучать, бросил через плечо:
   – Уж лучше целовать пепельницу, чем такую хрюкалку, как ты!
   В кабинете директора сидел учитель ОБЖ – маленький лысый мужчина, вскочивший с кресла при их появлении.
   – Вот они, – с гордостью указал на них директор.
   – Вижу-вижу, – круглые глазки обэжэшника забегали, а сам он стал потирать маленькие ручки с детскими запястьями. – Чудненько! Пойдемте, ребятушки, пойдемте скорее!
   – Куда?! – вскричал Рома. – Михал Гаврилыч, а что мы натворили? За что?!
   – Роман, не нужно бояться, – успокаивающе промолвил директор, – будете играть в спектакле по случаю юбилея нашей школы. – Михаил Гаврилович прикрыл глаза и с чувством продекламировал:
 
Мальвина бежала
В чужие края,
Мальвина пропала,
Невеста моя.
Рыдаю – не знаю,
Куда мне деваться.
Не лучше ли с кукольной
Жизнью расстаться?[3]
 
   – Что это за отстой? – прошипел Рома.
   – Ну как же! – Директор открыл глаза и оживленно посмотрел на него. – Спектакль по «Золотому ключику»! Рихард Петрович, – обратился он к застывшему с приклеенной улыбкой обэжэшнику, – я ведь говорил, этот мальчишка просто создан для роли Пьеро! – Директор вышел из-за стола и приблизился к ним. – А это, – он коснулся подбородка Карины, – взгляните, Рихард Петрович, чем вам не Мальвина, а?!
   На слове «Мальвина» Карина вздрогнула.
   – А если я не хочу?! – взбунтовался Рома.
   Хорошее настроение директора вмиг улетучилось. Он сложил на круглом животе руки и повел из стороны в сторону усами.
   – Грачев, «не хочу» – это ты дома маме скажешь, а тут – надо! Надеюсь, это ясно?!
   Парень нехотя кивнул, а когда они выходили за Рихардом Петровичем из кабинета, шепнул Карине:
   – Ну, блин, мы и попали!
   В актовом зале обэжэшника встретили сердитыми возгласами еще с десяток отловленных директором актеров.
   – Задолбали! – стучал кулаком по сцене здоровяк Саша Колотушкин из их класса, которому, судя по длиннющей бороде, отвели роль Карабаса-Барабаса.
   – Да кому это нужно? Тупой спектакль! – верещала длинноногая одиннадцатиклассница.
   – Я уже есть хочу! – пищал маленький мальчик с приделанным к штанам собачьим хвостом.
   – Можно я пойду домой, у меня трудные дни?! – канючила девушка в маске лисы Алисы.
   – А у меня тоже, может, трудные, – раздраженно теребил треугольные уши на тряпочной голове кота Базилио розоволицый толстяк.
   – Так-так, ребятки! – захлопал в ладошки обэжэшник, – минуточку внимания, позвольте представить вам…
   – Давай ближе к делу, дегенерат! – заорал толстяк Базилио, вскакивая со стула.
   Карина заметила, как поникли плечи Рихарда Петровича, и огорченно опустила глаза. Многие строгие учителя любили говорить: «Чем к вам лучше относишься, тем вы хуже». Так и получалось. Добрых, мягких людей ни во что не ставили. Их обзывали, над ними издевались, у них срывали уроки. Карина таких учителей жалела. Часто ей представлялось, как они приходят домой и жалуются своим домашним на неудачи, как переживают перед каждым новым уроком, как изо дня в день твердят про себя: «Все – уволюсь!» – но по нерешительности остаются и продолжают мучиться. Рихард Петрович был неуверенным в себе, скромным, но душевным человеком. Он прощал злые шутки двоечникам, всегда приходил ученикам на помощь и, как никто другой в школе, любил театр.
   – Ребята, – прокашлялся учитель, – это наши Пьеро и Мальвина, познакомьтесь, пожалуйста, и начнем…
   – М-да, – утомленно прикрыл глаза Рома, – накрылся наш с Жекой поход в компьютерный клуб. Засада!
   Дверь в актовый зал распахнулась, и на пороге возникла учительница географии в малиновом брючном костюме, только на этот раз без повязки «Дежурная».
   – Милые мои! – воскликнула она. – Какие же вы все молодцы, что пришли!
   – Попробуй тут не приди, – со стоном протянула лиса Алиса, стаскивая с лица маску и откидывая за спину пушистую рыжую гриву в мелких кудряшках.
   Географичка остановилась возле Ромы и закинула руку на плечо Карине.
   – А это, надо думать, наша Мальвина?! – Учительница погладила ее по волосам. – Какой удачный выбор, ах, как похожа, как похожа!
   Рома демонстративно зевнул.
   – Татьяна Николаевна, может, начнем уже?
   – Так! – учительница одобрительно улыбнулась комкавшему край своего пиджака обэжэшнику. – Где наш сценарий?
   Рихард Петрович метнулся на сцену за занавес, через минуту вернулся с листами в папках и стал неловко раздавать их ученикам.
   Когда у каждого появился сценарий, географичка возмутилась:
   – А где же Буратино?
   – А Буратино домой пошел, сказал, у него голова болит, – объяснил маленький мальчик с собачьим хвостом.
   – Деревянная голова и болит… гм, странно, – Татьяна Николаевна рассмеялась. Но никто не отреагировал на шутку, поэтому она посерьезнела и заявила: – Обойдемся без Буратино!