Анна и Сергей Литвиновы. Девушка без Бонда

   – План? Какой план?
   – Увидишь. Поднимайся. Я принес тебе одежду. Я отвернусь.
   Конечно, он снова, как и вечером, отвернулся, раз обещал, – однако теперь в зеркальце над умывальником все ж таки посматривал на прекрасную гостью. Просто не мог удержаться. В конце концов, вчера девушка предстала перед ним совершенно обнаженной, поэтому он вроде имеет право…
   Димитрис положил на стулья целый ворох одежды, чтобы у нее был выбор. Он уже успел чуточку узнать женщин и усвоил, что девушки обожают выбирать, особенно когда дело касается нарядов. Итак, он дал ей два платья своей покойной матери и еще матушкины туфли – кажется, по размеру они ей подходили – и нижнее белье, а также пару собственных футболок и джинсы.
   Красотка, конечно, сразу отвергла материны платья: старинный фасон, запах нафталина. Облачилась, как он и предполагал, в его джинсы и одну из футболок. Одежда висела на ней мешком, штанины пришлось подвернуть, но все равно она стала еще соблазнительней, чем даже когда была абсолютно голой.
   – Мне идет? – спросила девушка с долей кокетства и поспешила к зеркалу. Единственному зеркалу в комнате – небольшому, над рукомойником.
   – Супер! – искренне восхитился Димитрис.
   – Вот только туфли, – озабоченно проговорила она, – кажется, мне маловаты. Может, у тебя найдутся кроссовки или что-то вроде?
   – Я ношу сорок третий размер.
   – Да-а, – засмеялась незнакомка, – сорок третий мне вряд ли подойдет.
   Сейчас, когда она говорила о нарядах, девушка производила впечатление совершенно нормальной, и Димитрис возрадовался: что, если она все-таки пришла в себя?
   – Ладно, – молвил он, – теперь ты экипирована, надо позавтракать.
   – А можно чем-нибудь почистить зубы? – абсолютно разумно спросила незнакомка. – И причесаться?
   – Запасной щетки у меня нет. Паста имеется. Почисти пальцем. Расческа – пожалуйста. И свежее полотенце.
   Пока гостья плескалась у рукомойника, он поджарил два куска феты и сварил кофе.
   – Садись, поедим.
   – А ты хозяйственный.
   – Стараюсь.
   Незнакомка с удовольствием проглотила сыр с хлебом, выпила кофе.
   – Ну, утро оказалось мудренее вечера? – с надеждой спросил Димитрис.
   – В смысле?
   – Ты вспомнила, кто ты и откуда?
   На лицо гостьи легла тень.
   – Я все думаю, думаю, вспоминаю – и ничего не могу припомнить. Ничего. Как будто я родилась вчера на пляже. А до того – пустота. И темнота. Ни одного проблеска. Я не знаю, что со мной случилось, – со стоном проговорила она.
   – А может, – с улыбкой предположил Димитрис, – ты и вправду только вчера родилась? Как Афродита? Из морской пены? Знаешь легенду об Афродите?
   Девушка задумалась, потом кивнула:
   – Да, что-то помню.
   – Вот видишь! – с преувеличенной бодростью воскликнул он. – Ты помнишь миф об Афродите, умеешь чистить зубы и со вкусом одеваешься. Значит, ты не какая-нибудь марсианка, а земная женщина.
   – Ну, я надеюсь, что да, – улыбнулась незнакомка.
   «Ура! Она, кажется, даже понимает юмор! И сама пытается шутить!»
   – Значит, все остальное приложится, – с уверенностью заявил юноша. – Ну, пойдем?
   – Куда?
   – Я же говорил, что у меня есть план.
   – Какой?
   – Ты нетерпелива. Давай спустимся вниз, в порт, а там я тебе расскажу.
   Тут за стенкой завозилась, закашляла бабушка, парень приложил палец к губам и указал на дверь:
   – Бежим!

* * *

   Они вышли, когда уже рассвело, однако солнце еще не взошло, пряталось где-то за огромными горами. От пейзажа, раскинувшегося под ними, захватывало дух: тихое огромное море, а на горизонте другой скалистый остров – похоже, необитаемый. Далеко внизу на «их» острове – белые домики нижнего города и бухта, а в ней – маленькие яхточки с тонкими спичинками мачт.
   Верхний город, как и ночью, производил впечатление необитаемого. Ни единого человека на улицах-ступенях, ни одна из ставней не открылась, не слышалось ни голосов, ни музыки. В нескольких маршах ступеней вверху возвышалась белая громада церкви с синим куполом.
   – Мне туфли жмут, – пожаловалась незнакомка, – можно я сомну задники?
   – Ради бога, – откликнулся Димитрис. – Все равно эти туфли никому не нужны. Они принадлежали моей матери.
   – А где она сейчас?
   – Она умерла.
   – Извини.
   Дальше спускались в молчании. Получилось гораздо быстрее, чем вчерашний ночной подъем. А когда они ступили на улочки нижнего города, из-за горы появилось солнце.
   И вместе с ним стал просыпаться городок. Лениво открывались кое-какие лавки. А когда парень с девушкой достигли самой первой линии домов – у моря, там оказалось и вовсе оживленно. С пакетами продуктов проходили туристы. Кое-кто из отдыхающих завтракал в тавернах – заняты один-два столика в каждой, но все равно определенное кипение жизни резко контрастировало с замершим верхним городом. Работал банк, и школьный автобус привез и выгрузил на остановке группу детей с ранцами.
   – Мне пора на работу, – сказал Димитрис.
   – А где ты работаешь?
   – Здесь, в городе. И ты оставайся тут, в порту. Походи, погуляй по пирсу, поглазей на яхты. Может, узнаешь кого-нибудь? Или кто-то узнает тебя?
   – Это и есть твой план? – спросила, улыбаясь, девушка.
   – Не только. Давай встретимся с тобой ближе к обеду, часов в пять. Если проголодаешься – вот тебе пять евро, купи в булочной пирог или сандвич. Они здесь вкусные.
   – Спасибо, Димитрис.
   Он погладил ее по руке. Она ему нравилась, и жалко было с ней расставаться.
   «А ведь она может все вспомнить или просто уплыть с кем-то другим на любой яхте – на такую красоту охотников много. – У него заныло сердце. – И тогда плакали мои пять евро, и джинсы, и футболка, и туфли моей покойной матери. А главное – я больше никогда ее не увижу».
   – Только в любом случае, пожалуйста, скажи мне, как ты и какие у тебя планы. Я работаю там, у пляжа, где мы вчера встретились. В прокате машин, называется «Анкор». Обещай, что зайдешь, если узнаешь о себе что-то новое, ладно?
   – Обещаю.
   Он оглянулся и окинул взглядом ее фигурку, мысленно прощаясь с нею навсегда. Девушка застыла на набережной и озиралась по сторонам. Она казалась очень растерянной.

* * *

   Девушка послушно прошлась мимо яхт, припаркованных (иначе про них и не скажешь) кормами к молу. Яхточки стояли вплотную друг к другу, покачивались, поскрипывали. Высоченные тонкие мачты без парусов были устремлены к небу.
   Сердце ее молчало. Почему-то она заранее была уверена, что ни она не встретит никого и ничего знакомого, ни ее никто не признает. «Я попала сюда не на яхте, – крепло в ней убеждение. – Тогда как? На пароме?»
   А на частных белых суденышках кипела своя, утренняя жизнь. Мореходы возвращались с берега с покупками, поднимались по трапам на борта. Кое-где уже завтракали, усевшись за столиками прямо на палубе. Где-то заспанные одиночки попыхивали сигаретами или потягивались со сна. Люди как люди, совсем обычные, разноязыкие.
   Флагштоки мачт украшены самыми разнообразными, разноцветными вымпелами. Она откуда-то знала, что это флаги разных государств, но не помнила ни одного, не знала, какую страну какой стяг означает.
   Красавица, прогуливающаяся в одиночестве по пирсу, конечно, привлекала внимание экипажей, но не слишком пристальное или навязчивое. С одной из яхт крикнули что-то на незнакомом ей языке. Девушка откуда-то знала, что нельзя оборачиваться на мужские выкрики в спину, но сейчас она, против собственных правил, остановилась и переспросила по-английски:
   – Что? Что вы хотите?
   – Поедем с нами, красотка! – крикнул, перейдя на язык адмирала Нельсона, продубленный, загорелый сверх меры яхтсмен с борта своей посудины. Одет он был по-простецки: в полосатый банный халат. Из-под халата торчали загорелые волосатые ноги. Его товарищи, тусующиеся на яхте, – такие же просоленные, провяленные на солнце (и, кажется, столь же изрядно проспиртованные) – одобрительно заржали.
   – Не с вами, мальчики, – буркнула она и продолжила свой путь.
   Девушка еще раз прошлась вдоль пирса. Яхты производили впечатление крепких, но достаточно скромных суденышек. Метра четыре в ширину, метров пятнадцать в длину. Высоченные голые мачты, паруса, спрятанные в чехлы, на палубах – свернутые в мотки веревки. Над палубами – тенты от солнца.
   Волны били в причал, хлюпали, ударяли в корму, ветер временами звенел, посвистывал в снастях. Все, как положено: море, пирс… Но… В пустом, больном мозгу девушки при слове «яхта» почему-то рождались совсем другие ассоциации. Она прикрыла глаза, стараясь не упустить долгожданное, драгоценное воспоминание… И – вот оно! Ей вдруг на секунду привиделся огромный белоснежный корабль. Вокруг открытое море. На теплоходе – несколько палуб, тонированные окна кают, открытый бассейн, локаторы… Она наблюдает судно откуда-то сверху – видимо, с вертолета. Корабль растет в размерах, и вот винтокрылая машина (внутри которой – она) садится в самый центр специальной площадки на палубе… Но дальше – стоп… Пленку-воспоминание будто выключили. Ни разглядеть, что будет дальше, ни назад перемотать…

* * *

   Днем она у него в прокате так и не появилась. К пяти часам вечера Димитрис подошел к месту, где оставил утром прекрасную незнакомку. Сердце его колотилось. Он мечтал ее увидеть и ужасно боялся, что девушки не окажется. Но нет – она ждала его. Какая радость!
   – Как дела? – спросил он.
   – Так себе, – нахмурилась девушка.
   – Ты что-нибудь вспомнила?
   – Ничего. Почти ничего.
   – Может, тебе обратиться к врачу? – неуверенно предложил он.
   – У меня ведь нет денег. И страховки.
   – О, ты знаешь, что такое «страховка»! Уже хорошо. Проголодалась?
   – Да. Но повторюсь: у меня нет денег. Даже на еду.
   – Пойдем, я тебя угощу. Когда сможешь, отдашь. Или отработаешь.
   При последних словах незнакомка нахмурилась.
   – Эй, я ничего плохого не имел в виду, – стал оправдываться Димитрис. – Раз у тебя сейчас временно нет денег – значит, тебе нужна работа. Я постараюсь ее для тебя найти.
   – Спасибо.
   – Не стоит благодарностей. Пойдем.
   Они прошли вдоль линии моря, набережная скоро кончилась, и начался пляж. Сели в самой дальней (но одновременно – уж Димитрис-то хорошо это знал – в самой дешевой и вкусной) таверне. Столики стояли тут прямо на песке, в нескольких метрах от линии прибоя. Кроме качества и дешевизны, было еще как минимум две причины привести незнакомку именно сюда.
   К ним подошла официантка. Поприветствовала парня по-гречески:
   – Я… сас, Димитрис!
   А потом обратилась к его спутнице. Ей она сказала несколько слов на своем родном, незнакомом парню языке.
   И та неожиданно откликнулась.

* * *

   – О, да ты русская! – возликовала в ответ официантка.
   – Да, может быть, – неуверенно проговорила незнакомка.
   – Ну, сказанула! «Может быть»! – фыркнула официантка. – Да ты говоришь по-русски совсем без акцента. Точнее – акцент у тебя москальский…
   – «Москальский»? – недоумевающе сморщилась девушка. – Что это значит?
   – Что значит? – рассмеялась подавальщица. – Что ты не с Украины, не с Белоруссии. Ты – с России.
   Официантка по-свойски села за столик.
   – А откуда конкретно? – спросила она, жадно изучая лицо девушки. – С Москвы, с Питера? Может быть, с Волги? Или с юга? Хотя у волжан акцент другой. И у кубанцев – тоже… Может, ты с Выборга, с Архангельска? Они тут часто плавают – мореходы…
   – Я… я не знаю…
   – Ручки у тебя красивые… – Подавальщица схватилась за тыльную сторону ладони и принялась с интересом рассматривать. – Крема, парафиновые ванночки, салоны… Правда, маникюра ты давно не делала. Дней десять как минимум… Но я могу поклясться, посуду ты редко моешь и рыбу не чистишь… Чем вообще по жизни занимаешься?
   Незнакомка нахмурилась. Димитрис уже не раз видел подобное выражение на ее лице – когда она силилась вспомнить, да у нее не получилось.
   – А как тебя зовут? Меня вот Наташа, я родом с Могилева. А ты?
   – Прости… Прости, я не помню…
   – Слушай, может, ты в кораблекрушении пострадала? Или за борт с какого-нибудь круизного лайнера выпала? Тебе память и отшибло. Я про таких, как ты, по телевизору смотрела, правда, они там в психушке лежали, а их родных искали… Ну, у нас здесь, на Серифосе, дурдома нет, поэтому сама давай вспоминай, – затормошила Наташа незнакомку. – Хоть что-то ты помнишь? Плыла по морю, да? А дальше что?

* * *

   И тут – еще один флэш, всплеск, воспоминание: крохотный плоский остров, вокруг море, но совсем неподалеку – большая земля, а посреди острова – почему-то вертолет… Он стоит, лопасти застыли, а рядом с вертолетом, у его шасси, лежит связанный человек… И море вокруг – синее-синее, спокойное, и берег рядом, но он пустынен – песок, трава, ни души… И очень хочется пить…

* * *

   «Этот ж какой случай! – с восторгом думала Наташа. – У нас, на Серифосе! Где годами ничего не происходит! Вдруг – девчонка, потерявшая память. Это ж кому рассказать! Как в мексиканском сериале! Девочки с ума сойдут. Журналисты понаедут – интервью у меня брать!.. Если только эта красотка не придуривается… Но, похоже, что нет…»
   – Ну, что, была катастрофа? – теребила москальку Наташа.
   – Да, – вдруг выдавила незнакомка.
   – Да – что? – с жадностью уставилась в ее лицо Наташа. – Что конкретно случилось?
   – Авария была… И я… На каком-то островке… Необитаемом…
   Тут из здания кафе выглянул хозяин, мазнул взглядом по официантке, нахмурился. Та вскочила из-за столика, заторопилась.
   – Ну, вот видишь – начинаешь вспоминать! Как хорошо! Глядишь, так мы с тобой скоро все про тебя и узнаем… Ну, ладно, ребятки, а теперь давайте поешьте… – И она перешла на греческий, обращаясь к Димитрису: – Что вам принести?

* * *

   Обед оказался великолепен. Греческий салат и огромная тарелка, полная мелкой жареной рыбешки, которую они с Димитрисом ели не очищая, прямо с головой. И необыкновенно вкусный хлеб – она макала его в оливковое масло, оставшееся от салата. А Димитрис бросал куски гусям – откуда ни возьмись вокруг столика возникли три здоровенных домашних гусака, которые кормились людскими щедротами. И море тихо плескалось в нескольких метрах от столика, и закатное солнце светило ярко, но не жарко…
   Когда они закончили трапезу и пили кофе по-гречески, с холодной водой, Димитрис наконец спросил:
   – Ну, что тебе рассказала Наташка?
   Девушка старательно передала ему все, что она выяснила о себе с помощью официантки. Димитрис ответил, хмурясь и глядя на собственные руки:
   – Видишь, мы с тобой сумели очень многое о тебе узнать.
   – Да. Спасибо тебе за помощь. И за обед.
   Она действительно была очень признательна парню.
   – Ты русская, и ты потерпела кораблекрушение.
   – Похоже, что так, – согласилась красавица.
   – Правда, я сроду не видел у нас на острове ни яхт, ни катеров, ни теплоходов под российским флагом.
   – Да? – вздернула брови незнакомка. – А может, я ходила на яхте под другим флагом?
   – Бывает и такое, – кивнул он. – Но раз ты русская – значит, тебе надо в русское посольство. Там тебе помогут.
   – Наверное, ты прав, – вздохнула она.
   – Но посольство в Афинах.
   – А это далеко?
   – Больше ста морских миль. Паром будет только через три дня. А у тебя нет денег на билет. И нет средств на еду и на то, чтобы там, на материке, хотя бы добраться из порта Пирей до русского посольства. Я бы дал тебе кэш, без проблем, но у меня тоже негусто с наличностью…
   – Куда ты клонишь? – нетерпеливо перебила его девушка.
   – Значит, план будет такой, если ты согласишься, конечно. Ты идешь работать. Зарабатываешь деньги. Ну а потом плывешь на материк.
   – Работать… А что делать?
   – С работой сейчас, не в сезон, на острове сложно. Но я, слава богу, отыскал для тебя место. И даже обо всем договорился. Будешь мыть посуду – здесь, в таверне. И помогать на кухне. Платить тебе обещают пятнадцать евро в день. Еда – бесплатно. Жить можешь у меня. Тоже бесплатно. За неделю скопишь на билет. Заодно, глядишь, вспомнишь, кто ты и как тебя звать… Правда, есть еще один вариант. Учти, я не шучу…
   Глаза Димитриса вдруг полыхнули страстью. Отчаянной и почти безнадежной.
   – Вариант? – пропела красотка. – Какой же?
   – Ты выходишь за меня замуж. И остаешься здесь. Знаешь… Я… Я, кажется, люблю тебя…
   Не в силах сдержаться, юноша схватил ее за руку. Незнакомка не отодвинулась, не убрала кисть.
   – Это так неожиданно… – пробормотала она. – Мы ведь совершенно не знаем друг друга… Да что там! Я сама не знаю себя… А потом, что скажет твоя бабушка?
   – Моя бабушка примет любое мое решение, – нахмурился Димитрис.
   Однако слишком уверенно его голос не прозвучал.
   А девушка усмехнулась:
   – Хорошенькое решение: вдруг, с бухты-барахты, на второй день знакомства привести в дом жену! Которая взялась неизвестно откуда! И даже не знает, как ее зовут.
   – Я же сказал тебе: мы решим эту проблему. Я уверен, ты вспомнишь, кто ты, только чуть позже. Ты ведь уже узнала, что ты русская…
   Он запнулся.
   – Моей национальности, конечно, достаточно, чтобы сделать мне предложение. – В голосе незнакомки звучал нескрываемый сарказм. – А вдруг я уже замужем?
   Димитрис отчаянно замотал головой.
   – Я уверен, что нет! А о тебе мы узнаем еще больше. Я обещаю.
   – У тебя много знакомых официанток из Могилева? – опять сыронизировала красавица.
   – У меня есть другой план. Сегодня отдыхай, а завтра вечером мы с тобой отправимся в одно место…
   – В какое такое место?
   – Недалеко. Здесь, на острове… – Юноша загадочно улыбнулся.
   Но девушка не отставала:
   – Отправимся – зачем?
   – Пока ничего не скажу. Но там тебе точно помогут.

* * *

   Она очень надеялась, что Димитрис отставит свой план. Пусть память ее чиста, как белый бумажный лист, но мозги, она уже убедилась, работают. И она отдавала себе отчет: если кто-то и сможет ей помочь, то точно не он. Слишком уж юн. И чересчур наивен. И сверх меры (как, впрочем, и все парни его возраста) повернут на одном. Сам Димитрис наверняка считает это любовью. А на самом деле это всего лишь желание. Сумасшедшее, как у всех восемнадцатилетних мальчишек. И его идеи похожи на мыльные оперы или сказки про пиратов. Выходи за меня замуж, и будем жить в каморке с сумасшедшей бабулей. Разве не глупо? И на сегодняшний вечер парень наверняка приготовил что-нибудь подобное. Например, страстный поцелуй над пропастью с диким риском свалиться вниз и с крошечным шансом, что перед лицом опасности она вспомнит свою прошлую жизнь… Интересно, откуда-то же она помнит про экстремальные методы борьбы с амнезией, и даже слово «амнезия» вспомнила, и слово «экстремальный», но только по-прежнему почти ничего не ведает о самой себе…
   Однако отвязаться от Димитриса оказалось непросто. Когда вечером он пришел за ней в таверну, глаза его горели.
   – Ты не забыла? У нас с тобой сегодня важное дело, – выпалил парень чуть не с порога.
   А девушка еле удержалась от недовольной гримасы. Она устала, ей хотелось в постель. И еще хотелось многого другого, о чем она успела вспомнить. Например, в парикмахерскую. К косметологу. На массаж. Или позаниматься йогой, поиграть в теннис (ей почему-то казалось, что играет она неплохо), почитать женский роман, поваляться в ванне. Что угодно, только не прогулки по ночному бесприютному пляжу. Насмешливый блеск звезд, шорох песка под ногами, монотонный плеск волн, пробирающий до костей бриз. И – опаляющий, сметающий все на своем пути жар, что исходит от ее спутника. Димитрис хочет ее – всегда, везде, всю. И с этим ничего нельзя поделать.
   Она слабо улыбнулась. Пробормотала:
   – Уже поздно. И я действительно очень устала. Пожалуйста, bunny…
   Лицо Димитриса зарделось румянцем. Ему страшно нравилось, когда она называла его bunny.
   Впервые это словечко сорвалось у нее с языка вчера, просто машинально. И только потом она вспомнила, что оно означает «зайка». Но не детеныша зайца. У слова совсем другой смысл. Так обращаются друг к другу любовники, и Димитрис, конечно, сразу решил, что раз он «зайка», значит, тоже ей небезразличен. Только как ему объяснишь, что она назвала его ласковым именем случайно, по ошибке? Она явно имела в виду кого-то другого. Своего истинного любовника. Ни имени, ни лица которого так и не могла вспомнить…
   И девушка аккуратно сбросила со своего плеча требовательную руку Димитриса и повторила:
   – Давай лучше пойдем домой.
   Однако он сжал ее плечо еще крепче. И вдруг спросил:
   – Скажи, ты веришь в бога?
   – В бога? – растерянно пролепетала она.
   Еще одно слово – конечно, знакомое и, безусловно, что-то значащее. Бог. Нечто, или некто, справедливый и одновременно грозный. Кажется, она действительно в него верила. В прошлой жизни.
   И девушка твердо ответила:
   – Да.
   – Жаль, – неожиданно отреагировал Димитрис. И, секунду поколебавшись, решительно добавил: – Но даже если так, мы все равно пойдем к нему.
   Девушка с любопытством взглянула на своего спутника. Кажется, ей повезло. Приключение, задуманное Димитрисом, вовсе не ограничится объятиями на пляже. И она осторожно спросила:
   – А он– кто?
   – Когда увидишь, ты испугаешься, – усмехнулся Димитрис.
   Мимолетно взглянул на простенькие часы, украшавшие его запястье, и озабоченно произнес:
   – Ого, уже десять вечера! А нам еще километров пять идти… И еще неизвестно, примет ли он.
   – Слушай, ты можешь объяснить нормально? – сердито спросила девушка.
   А Димитрис взглянул ей в глаза и ответил:
   – Мы идем к одному человеку. Он живет здесь, на острове. Далеко, в заброшенной деревне…
   – А кто он, этот человек? – нетерпеливо поинтересовалась она.
   Но Димитрис лишь вздохнул:
   – Если сказать тебе заранее, ты просто не пойдешь.

* * *

   В заброшенную деревню они добрались только к полуночи. Пути оказалось не пять километров, а добрых восемь, да еще по песку, и ветер трепал волосы, пробирался под тонкую куртку. Ощущение было, что они где-то на краю земли. И хоть море и соль брызг на губах, у нее перед глазами вставала картина из совсем другой жизни: снег (белые кристаллы, сплошь усыпавшие землю), елки (так называются высоченные, здесь ничего похожего нет, деревья) и заброшенная, покосившаяся избушка из почерневших бревен.
   И от этих видений, вплетавшихся в реальность, ей стало особенно жутко.
   – Димитрис, мне страшно… – пробормотала девушка.
   И, разумеется, услышала в ответ:
   – Со мной ничего не бойся.
   Но юноша тоже трусил, да еще как – она это чувствовала.
   Как ни пыталась девушка расколоть Димитриса, куда они идут да зачем, по делу тот ей так ничего и не рассказал. Лишь глухо намекнул: человек, к которому они направляются, на их острове изгой, ни один из местных жителей его даже на порог не пустит.
   – Но почему? Он что, прокаженный? Преступник?
   – Хуже, – покачал головой Димитрис. – Он пошел против бога.
   … Наконец они подошли к приземистому беленому домику. Тот выглядел нежилым: крыльцо покосилось, окна закрыты синими ставнями.
   Однако едва Димитрис потянулся постучать во входную дверь, та распахнулась сама, и девушка от неожиданности вскрикнула. В глаза плеснуло светом. Пахнуло теплом и какими-то пряностями… А потом на пороге высветился силуэт огромного черного пса.
   Стоя на четырех лапах, он доставал ей почти до плеча. И тихо – но очень зловеще – рычал.
   Девушка, похоже, в своей прежней жизни боялась собак, особенно таких, как эта: с горящими злым золотом глазами, мощными лапами, оскаленной розовой пастью…
   Но даже самый устрашающий пес меркнул в сравнении с человеком, стоявшим рядом с собакой.
   То был – вепрь? Вампир? Вий? Гоблин?
   Она никак не могла вспомнить нужного слова.
   Хотя, конечно, устрашающая фигура принадлежала человеку. Просто он – чрезвычайно странный. Мужчина огромного, под два метра, роста. Лицо почти скрыто волосами: седая шевелюра, могучие кусты бровей, нестриженая борода. А главное – взгляд. Глаза с виду самые обычные, серые, и не то что какие-то особо пронизывающие, но все равно по позвоночнику сразу холодок побежал…
   И голос – хриплый, будто человек заговорил после долгих лет, в течение которых исполнял обет молчания.
   – Рядом, Джек!
   И следующие слова – адресованные ее спутнику – ударили, будто током:
   – Продолжаешь спорить с судьбой, Димитрис?
   И юноша (а ведь ей казалось, что она за пару дней, что они провели поблизости друг от друга, узнала его до донышка – совсем молодого, глупенького и открытого) спокойно ответил:
   – Нет, отец Стелиос. Сегодня я пришел к вам совсем за другим.
   А когда страшный человек в ответ усмехнулся и, небрежно взглянув на нее, произнес: «Хочешь покопаться в этой особе?», девушка просто была готова вырвать свою ладонь из руки Димитриса и броситься в ночь. И пусть на пляже воет ветер и нет ни души – лучше так, чем рядом с этим ужасным человеком.
   Однако тот будто прочел ее мысли. Резко выбросил вперед огромную волосатую руку и втащил девушку в дом.
   Кажется, она закричала… и Димитрис ее успокаивал, нежно гладил по плечу… а седобородый Стелиос стоял в углу комнаты, смотрел на них из-под кустистых бровей, и пес спокойно улегся подле продавленного кресла, и ничего страшного пока не происходило. Девушка потихоньку успокоилась, все равно ей казалось, что просить, чтобы они ушли, как, впрочем, и сопротивляться, и умолять – бесполезно. И тогда Стелиос хрипло произнес: