Страница:
– Он уехал. – Александра отметила, как при этих словах по лицу женщины пробежала тень. Только что растерянное, оно сделалось жестким. – Но работа полностью готова, так что… Да вы взгляните!
Она жестом пригласила гостью следовать за собой. Пройдя в мастерскую, женщина тут же бросилась к нише, лежавшей на столе на виду. Жадно осмотрев ее, она замерла, как будто в задумчивости. «Не хватало только, чтобы ей не понравилось и она не приняла работу! – встревожилась Александра, молча наблюдавшая за реакцией гостьи. – Стас просто-напросто подставил меня… Что я буду делать, если она потребует свои деньги обратно?! Он мне даже адреса не сказал, куда едет, да еще будет ли отвечать его телефон…»
– Куда он уехал? – спросила гостья, не поворачивая головы. Она не сводила взгляда с барельефа.
– В Европу… – уклончиво ответила Александра. – Не знаю точно. Он так спешно собрался, закинул мне ключи и попросил передать вам нишу. Я ничего не знаю!
Ей вдруг пришло в голову, что интерес гостьи к отъезду скульптора может иметь второй смысл. Стас был так неразборчив в своих связях, что приставал к женщинам, независимо от возраста и внешней привлекательности, хотя «для души» предпочитал соблазнять молоденьких моделей. Однако объектами его пылкого внимания становились и клиентки намного его старше. Александра, порой встречая его пассий на лестнице, поражалась всеядности соседа.
«Быть может, и тут роман?! А если Стас хотел его разорвать и потому сбежал? Может, вовсе и не в Черногорию! – Эта мысль ее повеселила, она едва удержалась от улыбки. – Но на этот раз я хотя бы могу понять, что его сподвигло…»
Гостье на вид нельзя было дать и тридцати. Красавицей ее назвал бы не всякий. Возможно, кому-то ее лицо показалось бы даже странным. Узкое, болезненно бледное, востроносое – при взгляде на него рождалась мысль о том, что женщина не очень здорова физически. «И нервна, должно быть!» – сделала вывод Александра. О беспокойном состоянии гостьи можно было судить и по тому, что у нее непрестанно трепетали веки – мелко, чуть заметно. Это был едва наметившийся, но все же явственный нервный тик. Глаза, большие, миндалевидные, темно-голубые, были действительно очень красивы, но тонкие губы, тронутые розовой помадой, хранили такое выражение, словно женщина собиралась сказать что-то неприятное. Она была очень интересна, с длинными черными волосами, разбросанными по плечам, с гордой осанкой, холеными руками, стройной шеей. Александре, глядевшей на нее, подумалось вдруг, что эта женщина должна хорошо танцевать. «Может быть, даже профессионально!» Одета визитерша была скромно: таково было первое впечатление от серого пальто до колен, клетчатого шарфика, большой черной сумки, которую она сжимала под мышкой. Но Александра, хотя и не была искушена в моде, все же инстинктивно уловила дорогостоящий «ореол» этих, с виду неброских вещей. Зато духов визитерша не использовала – стоя рядом, художница не чувствовала даже тени аромата. Ей вспомнилось мнение, высказанное когда-то в ее присутствии приятелем, мнившим себя знатоком женских душ. «Нарядная ухоженная женщина, которая не любит духи, – это всегда большая оригиналка. И обычно стерва!»
– Так не делается, – нарушила молчание гостья. – Почему он не дождался меня? Я назвала точную дату…
– Я не могу сказать, почему он спешил, – терпеливо ответила Александра. – Конечно, у него были причины. Наверное, срочная работа.
– Но он еще не сдал эту! – Женщина гневным жестом указала на гипсовую нишу.
У Александры сжалось сердце.
– Но ведь все сделано, согласно вашим пожеланиям, – нерешительно произнесла она. – Или… нет?
– Он ошибся. – Лицо заказчицы передернул тик, на этот раз уже более отчетливый, затронувший и левую щеку, и угол рта, зловеще исказивший ее облик. – Все нужно переделывать! Все!
– Но что конкретно не так? – Александра едва сумела выдавить эти слова, прозвучавшие жалко и виновато, хотя сама она не имела к ошибке скульптора никакого отношения. – Ведь вы, как он мне сказал, заказывали барельеф на тему «Бегство в Египет»? С этим самым сюжетом?
– Персонажи те же, – отрезала женщина. – Но это – не бегство. Он сделал «Возвращение из Египта».
– То есть?! – Художница склонилась над нишей, изумленно обводя взглядом фигуры на барельефе. – Как вы это различаете?
– Да очень просто. Существует порядок, который не изменяется уже два тысячелетия! – отрезала та. – Если процессия движется слева направо, то это бегство в Египет. Если справа налево – возвращение из Египта. Сами взгляните, что он наделал!
И верно, фигуры, изображенные на барельефе, двигались справа налево и были обращены к зрителю левым профилем.
– Это очень важно? – после тяжелого молчания спросила Александра.
– Тут все важно. – Женщина, вопреки ожиданиям, заговорила спокойнее. Она явно взяла себя в руки. – Я думала, опытному мастеру не надо объяснять такие простые материи.
– Как же быть? – Услышав сдержанный ответ заказчицы, Александра, ожидавшая скандала, чуть приободрилась.
– Я уже сказала – переделывать. Деньги я заплатила вперед, думала, это вдохновит скульптора. Теперь понимаю, что зря это сделала! Без денег он бы не уехал, дождался меня!
– Действительно, платить заранее рискованно, – вздохнула Александра. – Что ж, придется дожидаться, когда вернется Стас.
– Это совершенно немыслимо! – воскликнула гостья. – Я называла этот срок как самый крайний! Просила сделать еще раньше, по возможности, но Станислав сказал, что не успеет, и мы сошлись на этом дне! И вот что получилось!
У художницы голова шла кругом. Она молча проклинала Стаса, уже подозревая его в том, что он так спешно уехал по простой причине: обнаружил свою ошибку и пожелал переложить неприятные разбирательства на чужие плечи. Нужно было что-то решать. Заказчица смотрела на нее сердито и вопросительно, словно ожидая немедленного ответа.
– Я попробую найти другого мастера, и он все переделает, – сказала наконец Александра. – Потребуется, конечно, время… Но за образец возьмут этот барельеф, ведь к самим фигурам у вас претензий нет? Сделают с них слепок, отольют новую форму… Отделка, полировка… Скажем, неделю это займет.
Гостья отмахнулась и присела на край подоконника, с которого, к счастью, была смыта корка застарелой грязи. Лицо женщины стало серым, словно подернулось слоем пепла. Александра испуганно шагнула к ней:
– Вам плохо?!
– Да, что-то голова кругом… – Заказчица растирала лоб тыльной стороной ладони и морщилась. – Разволновалась…
– Не переживайте так, я постараюсь все уладить как можно быстрее! – пообещала Александра. – Не знаю, правда, как быть с оплатой, Стас вернет деньги, само собой, но другой скульптор может не согласиться работать в кредит… Хотя все можно решить. Через неделю ваша ниша будет готова!
– Нет, вы не понимаете… – Женщина уронила обессиленную, слабую, словно у тряпичной куклы, руку. Ее лицо, искаженное гримасой страдания, казалось маской. И вновь Александра отметила в ее манере держаться некое актерство, позу, хотя заказчица в этот миг вряд ли играла.
– Это катастрофа, – продолжала гостья. – Если ниша не будет у меня уже завтра утром, поймите – утром! – случится страшное несчастье! Как я могла положиться на человека, которого впервые видела!
– О боже… – только и сумела вымолвить ошеломленная Александра. Ей никак не верилось, что из-за малоценного куска гипса кто-то может стать несчастным.
– Да, только на Божью милость и остается рассчитывать, – горько ответила заказчица. – Ждать неделю я не могу. У меня нет недели! То есть, ее нет у человека, для которого все это делалось… Он болен, понимаете? Ему осталось, может быть, два-три дня… Или даже меньше… Точно никто не знает. Я и так рисковала не успеть, но он каким-то чудом тянул, я пообещала, что завтра алтарь будет у него… А теперь все кончено!
Внезапно всхлипнув, она растерла кулаком разом покрасневшие глаза:
– И для него, и для меня!
Потрясенная, Александра увидела, как эта холеная, элегантная женщина боком сползла с подоконника на затоптанный пол и, прижавшись щекой к проржавевшей чугунной батарее, в голос разрыдалась, содрогаясь всем телом.
Глава 2
Она жестом пригласила гостью следовать за собой. Пройдя в мастерскую, женщина тут же бросилась к нише, лежавшей на столе на виду. Жадно осмотрев ее, она замерла, как будто в задумчивости. «Не хватало только, чтобы ей не понравилось и она не приняла работу! – встревожилась Александра, молча наблюдавшая за реакцией гостьи. – Стас просто-напросто подставил меня… Что я буду делать, если она потребует свои деньги обратно?! Он мне даже адреса не сказал, куда едет, да еще будет ли отвечать его телефон…»
– Куда он уехал? – спросила гостья, не поворачивая головы. Она не сводила взгляда с барельефа.
– В Европу… – уклончиво ответила Александра. – Не знаю точно. Он так спешно собрался, закинул мне ключи и попросил передать вам нишу. Я ничего не знаю!
Ей вдруг пришло в голову, что интерес гостьи к отъезду скульптора может иметь второй смысл. Стас был так неразборчив в своих связях, что приставал к женщинам, независимо от возраста и внешней привлекательности, хотя «для души» предпочитал соблазнять молоденьких моделей. Однако объектами его пылкого внимания становились и клиентки намного его старше. Александра, порой встречая его пассий на лестнице, поражалась всеядности соседа.
«Быть может, и тут роман?! А если Стас хотел его разорвать и потому сбежал? Может, вовсе и не в Черногорию! – Эта мысль ее повеселила, она едва удержалась от улыбки. – Но на этот раз я хотя бы могу понять, что его сподвигло…»
Гостье на вид нельзя было дать и тридцати. Красавицей ее назвал бы не всякий. Возможно, кому-то ее лицо показалось бы даже странным. Узкое, болезненно бледное, востроносое – при взгляде на него рождалась мысль о том, что женщина не очень здорова физически. «И нервна, должно быть!» – сделала вывод Александра. О беспокойном состоянии гостьи можно было судить и по тому, что у нее непрестанно трепетали веки – мелко, чуть заметно. Это был едва наметившийся, но все же явственный нервный тик. Глаза, большие, миндалевидные, темно-голубые, были действительно очень красивы, но тонкие губы, тронутые розовой помадой, хранили такое выражение, словно женщина собиралась сказать что-то неприятное. Она была очень интересна, с длинными черными волосами, разбросанными по плечам, с гордой осанкой, холеными руками, стройной шеей. Александре, глядевшей на нее, подумалось вдруг, что эта женщина должна хорошо танцевать. «Может быть, даже профессионально!» Одета визитерша была скромно: таково было первое впечатление от серого пальто до колен, клетчатого шарфика, большой черной сумки, которую она сжимала под мышкой. Но Александра, хотя и не была искушена в моде, все же инстинктивно уловила дорогостоящий «ореол» этих, с виду неброских вещей. Зато духов визитерша не использовала – стоя рядом, художница не чувствовала даже тени аромата. Ей вспомнилось мнение, высказанное когда-то в ее присутствии приятелем, мнившим себя знатоком женских душ. «Нарядная ухоженная женщина, которая не любит духи, – это всегда большая оригиналка. И обычно стерва!»
– Так не делается, – нарушила молчание гостья. – Почему он не дождался меня? Я назвала точную дату…
– Я не могу сказать, почему он спешил, – терпеливо ответила Александра. – Конечно, у него были причины. Наверное, срочная работа.
– Но он еще не сдал эту! – Женщина гневным жестом указала на гипсовую нишу.
У Александры сжалось сердце.
– Но ведь все сделано, согласно вашим пожеланиям, – нерешительно произнесла она. – Или… нет?
– Он ошибся. – Лицо заказчицы передернул тик, на этот раз уже более отчетливый, затронувший и левую щеку, и угол рта, зловеще исказивший ее облик. – Все нужно переделывать! Все!
– Но что конкретно не так? – Александра едва сумела выдавить эти слова, прозвучавшие жалко и виновато, хотя сама она не имела к ошибке скульптора никакого отношения. – Ведь вы, как он мне сказал, заказывали барельеф на тему «Бегство в Египет»? С этим самым сюжетом?
– Персонажи те же, – отрезала женщина. – Но это – не бегство. Он сделал «Возвращение из Египта».
– То есть?! – Художница склонилась над нишей, изумленно обводя взглядом фигуры на барельефе. – Как вы это различаете?
– Да очень просто. Существует порядок, который не изменяется уже два тысячелетия! – отрезала та. – Если процессия движется слева направо, то это бегство в Египет. Если справа налево – возвращение из Египта. Сами взгляните, что он наделал!
И верно, фигуры, изображенные на барельефе, двигались справа налево и были обращены к зрителю левым профилем.
– Это очень важно? – после тяжелого молчания спросила Александра.
– Тут все важно. – Женщина, вопреки ожиданиям, заговорила спокойнее. Она явно взяла себя в руки. – Я думала, опытному мастеру не надо объяснять такие простые материи.
– Как же быть? – Услышав сдержанный ответ заказчицы, Александра, ожидавшая скандала, чуть приободрилась.
– Я уже сказала – переделывать. Деньги я заплатила вперед, думала, это вдохновит скульптора. Теперь понимаю, что зря это сделала! Без денег он бы не уехал, дождался меня!
– Действительно, платить заранее рискованно, – вздохнула Александра. – Что ж, придется дожидаться, когда вернется Стас.
– Это совершенно немыслимо! – воскликнула гостья. – Я называла этот срок как самый крайний! Просила сделать еще раньше, по возможности, но Станислав сказал, что не успеет, и мы сошлись на этом дне! И вот что получилось!
У художницы голова шла кругом. Она молча проклинала Стаса, уже подозревая его в том, что он так спешно уехал по простой причине: обнаружил свою ошибку и пожелал переложить неприятные разбирательства на чужие плечи. Нужно было что-то решать. Заказчица смотрела на нее сердито и вопросительно, словно ожидая немедленного ответа.
– Я попробую найти другого мастера, и он все переделает, – сказала наконец Александра. – Потребуется, конечно, время… Но за образец возьмут этот барельеф, ведь к самим фигурам у вас претензий нет? Сделают с них слепок, отольют новую форму… Отделка, полировка… Скажем, неделю это займет.
Гостья отмахнулась и присела на край подоконника, с которого, к счастью, была смыта корка застарелой грязи. Лицо женщины стало серым, словно подернулось слоем пепла. Александра испуганно шагнула к ней:
– Вам плохо?!
– Да, что-то голова кругом… – Заказчица растирала лоб тыльной стороной ладони и морщилась. – Разволновалась…
– Не переживайте так, я постараюсь все уладить как можно быстрее! – пообещала Александра. – Не знаю, правда, как быть с оплатой, Стас вернет деньги, само собой, но другой скульптор может не согласиться работать в кредит… Хотя все можно решить. Через неделю ваша ниша будет готова!
– Нет, вы не понимаете… – Женщина уронила обессиленную, слабую, словно у тряпичной куклы, руку. Ее лицо, искаженное гримасой страдания, казалось маской. И вновь Александра отметила в ее манере держаться некое актерство, позу, хотя заказчица в этот миг вряд ли играла.
– Это катастрофа, – продолжала гостья. – Если ниша не будет у меня уже завтра утром, поймите – утром! – случится страшное несчастье! Как я могла положиться на человека, которого впервые видела!
– О боже… – только и сумела вымолвить ошеломленная Александра. Ей никак не верилось, что из-за малоценного куска гипса кто-то может стать несчастным.
– Да, только на Божью милость и остается рассчитывать, – горько ответила заказчица. – Ждать неделю я не могу. У меня нет недели! То есть, ее нет у человека, для которого все это делалось… Он болен, понимаете? Ему осталось, может быть, два-три дня… Или даже меньше… Точно никто не знает. Я и так рисковала не успеть, но он каким-то чудом тянул, я пообещала, что завтра алтарь будет у него… А теперь все кончено!
Внезапно всхлипнув, она растерла кулаком разом покрасневшие глаза:
– И для него, и для меня!
Потрясенная, Александра увидела, как эта холеная, элегантная женщина боком сползла с подоконника на затоптанный пол и, прижавшись щекой к проржавевшей чугунной батарее, в голос разрыдалась, содрогаясь всем телом.
Глава 2
Ирина – так представилась гостья, когда художнице удалось немного успокоить ее, пересадить на топчан и предложить стакан воды (на кухне, к счастью, исправно работал кран), действительно, оказалась в тяжелом положении. Александра выслушала ее историю и вынуждена была признать, что оплошность, совершенная Стасом во время работы над барельефом, может обернуться трагедией.
– Мой муж, – Ирина судорожно сделала последний глоток и поставила опустевший стакан на пол, – работает сейчас по контракту во Франции. Он художник-оформитель. Его пригласил очень престижный театр, и, конечно, от таких предложений не отказываются. Я тоже имела отношение к сцене, но оставила ее… И кажется, – лицо гостьи передернул сильный тик, – навсегда, хотя в моем возрасте, в двадцать восемь лет, никто еще на пенсию не уходит, без серьезных травм…
– Вы танцевали? – вырвалось у Александры.
Женщина взглянула на нее широко распахнутыми, изумленными глазами, словно проснувшись:
– Как вы угадали?
– Вы похожи на балерину, я сразу подумала, – призналась Александра.
– Нет, не совсем так, – снисходительно поправила ее Ирина. – Я действительно окончила балетное училище, но ушла из классического балета в современный танец. Участвовала в нескольких шоу, в России и во Франции. Там и познакомилась с мужем. Мы работали в одном театре, над одной постановкой. Поженились через несколько месяцев… А потом я узнала, что у него здесь, в Москве, остался тяжелобольной отец, за которым некому ухаживать. Все это время Иван посылал из Франции деньги одной женщине, которая присматривала за стариком, но потом с ней возникли серьезные проблемы, и, в конце концов, мы отказались от ее услуг. Надо было срочно решать проблему, и мы с Иваном договорились, что я поеду в Москву и все возьму на себя… – Ирина развела руками и с горькой улыбкой заключила: – Так я и сделала, и вот уже два года здесь, мучаюсь одна…
– С вашей стороны очень великодушно, оставить карьеру ради помощи больному свекру! – Александра с уважением смотрела на нее. – Постойте, это не для него ли вы заказывали нишу?
– Именно для него, – кивнула Ирина. – Тут, видите ли, непростая история…
…Больной свекор оказался человеком капризным, чему Ирина, впрочем, не удивилась. К этому она была готова.
– Если человек день и ночь мучается от боли, его раздражает, если рядом живет кто-то молодой и слишком здоровый, – грустно сказала женщина.
«А вид у нее не цветущий, – размышляла тем временем Александра, глядя на бледное, измученное лицо гостьи и ее безостановочно трепещущие веки. – Но может быть, это результат двух лет ухода за капризным стариком?»
– Больше всего Виктор Андреевич возмущался тем, что сын не сам приехал, а прислал меня. – Ирина невесело улыбнулась. – Как будто я не была бы рада остаться там, в Париже, заниматься любимым делом. Ведь я сознательно, добровольно поставила на себе крест! Когда бросаешь танцы на год-другой, бросаешь их навсегда. Я немного тренировалась дома, заглядывала иногда в тренажерный зал, но что это значит по сравнению с ежедневными нагрузками, выступлениями, гастролями… А Иван никак не мог приехать в Москву! Не может и сейчас! Он нужен там каждый день, к тому же шоу постоянно ездит на гастроли. В случае самовольного отъезда ему грозит огромная неустойка, понимаете?
Она встала и обняла себя за локти, словно вдруг озябнув.
– Я закрыла для себя возможность вернуться на сцену. Мое место тут же было занято… Как водится! Но все бы ничего, если бы Виктор Андреевич вел себя чуть терпимее. Он иногда бывает невыносим! Видит бог, я терплю, но порой хочется сбежать от него куда глаза глядят!
Ирина взглянула на художницу напряженно, вопросительно, словно пытаясь понять, сочувствует ли та ее невзгодам. Александра, которую отчасти смущала такая внезапная, бьющая через край откровенность постороннего человека, все же кивнула:
– Да, вам не позавидуешь! К тому же, вы говорите, от этой ниши зависело нечто важное, и вот, незадача… А если не секрет, что может произойти, если ее не предоставят вашему свекру тотчас?
Ирина, помедлив, ответила:
– Боюсь, нечто действительно ужасное. Это наше внутреннее, сугубо семейное дело, но мне больше не к кому обратиться за помощью, только к вам! И вы должны понять, насколько это важно! Если ниша не будет у меня завтра, завтра же утром, Виктор Андреевич уничтожит завещание, сделанное им в пользу сына! Иван, единственный законный наследник, останется ни с чем, а все получит совершенно посторонний человек, аферист! Аферистка, точнее!
Александра изумленно всплеснула руками:
– Да что это за бесценная реликвия такая?! Спору нет, барельеф красивый, но это же просто гипсовая поделка, только и всего!
– Для вас и для меня это кусок гипса, – кивнула Ирина. – Для старика это имеет совсем другое значение.
…Женщина рассказывала, волнуясь, стараясь не упустить ни одной подробности, то и дело заглядывая Александре в глаза. Взгляд ее сделался таким молящим, несчастным, что слушательнице было неловко его встречать. И чем яснее для художницы становился смысл повествования, тем больше она озадачивалась тем, как разрешить возникшую проблему в короткие сроки. А решать надо было немедленно, как следовало из краткой исповеди Ирины.
– Видите ли, – гостья молитвенным жестом сложила руки, – мой свекор человек с некоторыми причудами. Вполне извинительными, правда! Он много лет вдовеет, мать моего мужа умерла, когда Иван был еще совсем маленьким, двухлетним, он ее даже не помнит. И Виктор Андреевич, и жена его покойная работали в театре, не в Москве, а на Урале. Они тоже были художниками-декораторами. Когда у них родился Иван, Виктор Андреевич решил переселиться в столицу, и это ему удалось, в конце концов. Правдами и неправдами перевелся в московский театр и перевез мальчика с женой от деда с бабушкой, своих родителей. Вскоре после переезда жена тяжело заболела и умерла. Больше он не женился, хотя мог бы, наверное, мужчина был интересный. Но память о жене он хранил свято! Сына растил один…
– Это огромная редкость, такая верность в наше время! – Александра проникалась все большим интересом к рассказу. – Понятно, что он очень дорожит единственным сыном, ведь он посвятил ему всю жизнь!
– Сыном – да, но не мной! – с горечью ответила молодая женщина. – Меня он принял постольку-поскольку, Иван попросил. И два года я терпела его капризы, жила вдали от мужа, вкалывала как сиделка и прислуга, как нянька… Только им-то платят, с ними считаются, они всегда могут уйти, если им нагрубят… А я… Я не могла!
Женщина, сникнув, замолчала, ее голос словно растаял в наступившей внезапно тишине. Александра не торопила ее, не задавала вопросов, рвущихся у нее с языка. Она уже поняла, что с нишей связана совсем не обычная история, которая не имеет ничего общего с банальной прихотью заказчика.
– Иван, когда звонил мне из Парижа или из другого города, где они в тот момент находились на гастролях, всякий раз говорил: «Потерпи, отец очень болен, я никогда не забуду того, что ты за ним ухаживаешь!» – Женщина вновь подняла глаза и взглянула на свою безмолвную слушательницу. – Верится вам в его благодарность? Сдерживают люди такие обещания или нет?
– Как знать? – рискнула усомниться Александра. – Иные ничего не обещают, а помнят добро, другим можно всю жизнь посвятить, и благодарности не дождешься. Вы сами должны знать своего мужа.
– Так-то оно так, – нехотя согласилась Ирина. – Но мы так долго живем в разлуке! Он мог измениться… Теперь я ни в чем не уверена, и в нем меньше всего!
…В последнее время свекор чувствовал себя намного хуже. Консультировавший его на дому доктор, прежде настаивавший на госпитализации, вдруг заявил, что в этом нет уже особого смысла. Ухудшение продолжалось с самых новогодних праздников. Месяца полтора назад мужчина наконец заявил невестке, что предвидит свою близкую кончину.
– И с тех пор он не мог больше ни о чем говорить! Твердил, что уверен: умрет в апреле, никак не позже первой декады. Именно в этих числах скончалась его жена. Вот, вбил себе в голову… И в связи с этим вдруг потребовал очень странную вещь, а именно – чтобы ему немедленно прислали с родины гипсовую нишу работы жены.
Александра вопросительным жестом указала на барельеф, и гостья кивнула:
– Да, именно такую. Но только «Бегство в Египет», а не «Возвращение».
– Погодите! – изумленно воскликнула Александра, – но ведь эта ниша сделана только что?!
– Конечно, это лишь копия той… – пожала плечами Ирина. – Я отдала скульптору фотографии, к счастью, они сохранились в семейном архиве. Свекор сам мне их показал, когда рассказывал о нише. А то, что бы я делала… Но сама ниша утрачена. Ее когда-то давно разбили, и осколки выбросили. А эта работа была по особенным причинам дорога супругам. Мать сделала ее, когда родила Ивана, сидя дома, не ради денег, а для души. Она не была религиозным человеком, к слову, но беременность сделала ее более экзальтированной… Ей захотелось изобразить библейский сюжет, где была бы затронута семейная тема… Так говорил мне свекор, во всяком случае. Ниша после переезда семьи в Москву осталась на Урале, у родителей Виктора Андреевича. Конечно, теперь стариков на свете нет…
– А ваш свекор разве не знал, что оригинал уничтожен? – спросила Александра, разглядывая барельеф.
– Получается, не знал… – вздохнула Ирина. – Он говорил о нем как о существующем. У пожилых людей такое случается – что-то выпадает из памяти, и они верят в то, что себе вообразили. Я, по просьбе Виктора Андреевича, связалась с людьми, которые получили наследство после его родителей. Его старшая сестра умерла, остался ее муж, дети, ко всему равнодушные родственники… И они меня огорошили тут же, что никакой ниши у них и не было, она разбита давным-давно, еще до того, как родители увезли маленького Ивана в Москву. Что мне было делать?! Виктор Андреевич твердил только об этой нише, что без нее он не умрет спокойно. Договорился до того, что, если я не добьюсь, чтобы нишу немедленно прислали, Иван может забыть о завещании в его пользу! Сын, мол, и так перед ним страшно виноват, отделывался подачками, прислал для ухода меня, хотя должен был приехать и ухаживать сам… И много чего еще наговорил, не буду даже повторять! – Женщина провела рукой по лбу, поморщившись, как от боли. – Ну, я посоветовалась по телефону с мужем, и мы решили что-то предпринять… Ниши не вернуть, но ведь остались фотографии, которые его мать сама же когда-то сделала, окончив работу… Если это для старика так важно… – И после тяжелой паузы женщина добавила: – Боюсь, теперь нам конец. Свекор и так всегда искал повод, к чему бы придраться, а теперь и искать не нужно. А эта проходимка, конечно, воспользуется моментом, чтобы оставить Ивана ни с чем… Он далеко, а она всегда рядом!
– Но кто эта особа? – поинтересовалась Александра. – Родственница?
– Если бы! – отмахнулась гостья. – Это та самая ловкая дамочка, которая ухаживала за свекром в первое время, пока Иван не спохватился. Нина распродавала коллекции свекра, распоряжалась деньгами и, если бы мы не вмешались, получила бы и дарственную на его квартиру! Когда я приехала, мне пришлось буквально выкинуть ее вещи на лестницу, со скандалом! Она еще пыталась мне угрожать, заявляла о каких-то своих правах… До конца ее выжить не удалось, он звонит ей чуть не каждый день, просит приехать, и она, само собой, тут же появляется. Виктор Андреевич, назло мне, держится с ней как с родной, а со мной… Я для него враг номер один!
Ирина, словно позабыв о собеседнице, говорила, глядя в никуда, ее глаза лихорадочно горели, на бледных щеках проступили розовые пятна.
– Что я скажу ему завтра? – Очнувшись, она взглянула на молча слушавшую Александру. – Что никакой ниши давно нет, а я хотела подделать семейную реликвию, чтобы скрасить ему последние дни? Чтобы не рассорить его с сыном? Он не станет даже слушать!
– А вы уверены, что он заметит эту… скажем, неточность? – Александра указала на барельеф. – Ведь оригинала у него перед глазами не было уже очень давно. Так-то, за исключением направления процессии, ниша получилась похожей?
– Он все заметит! Фигуры похожи как две капли воды, – уныло ответила Ирина. – Но вот перевернутое изображение… Почему так получилось?
– Я могу предположить, что Стас упустил из виду эту подробность, когда готовил модель для заливки, – сочувственно проговорила художница. – Он сделал эскиз по снимку, затем выполнил модель… А когда залил ее гипсом, выпуклая сторона, естественно, оказалась зеркально перевернутой… У него это, очевидно, просто вылетело из головы, или же он думал, что это не имеет никакого значения, если рисунок будет соблюден в точности…
«Или же он был пьян и не разменивался на такие мелочи!» – добавила она уже про себя. Ирина тем временем оттянула рукав пальто и взглянула на часы.
– Что же мне делать? – прошептала она. – Как я домой вернусь без ниши?
– Я вижу два выхода, – Александра положила руку на плечо отчаявшейся женщине. – Первый – рискнуть и отдать вашему свекру нишу такой, как она есть. А если он заметит подмену, что ж, придется рассказать правду… Может, его даже растрогает то, что вы пытались его уберечь от разочарования.
Ирина замотала головой, ее длинные черные волосы разметались по плечам:
– Нет, ни в коем случае! Я-то его хорошо знаю! Он ничего никому не простит!
– Тогда остается второе, – терпеливо продолжала художница. – Отдать заказ на нишу другому мастеру. Вашему свекру придется подождать недельку.
– Как я это объясню?! – воскликнула Ирина. – Поймите, я и так сплела целую историю с пересылкой ниши из Екатеринбурга! Мне очень трудно было объяснить, почему нишу нельзя отправить поездом, уплатив проводнику, или разориться на курьерскую доставку. Плела какой-то вздор, якобы хрупкие и громоздкие предметы не принимают… Придумала, наконец, что кто-то из их тамошних дальних родственников едет в Москву и может привезти нишу с собой.
– Значит, придумайте еще одну историю, – развела руками Александра. – Нам нужно время, чтобы все исправить.
– Историю! – Гостья подняла глаза к потолку с потрескавшейся штукатуркой. – В мои истории он больше не поверит…
Переведя взгляд внезапно расширившихся глаз на собеседницу, женщина издала тихий возглас, похожий на вскрик вспугнутой птицы.
– Что? – забеспокоилась Александра.
– Если бы вы согласились! – воскликнула Ирина. – Вы могли бы приехать к нам и рассказать ему, что видели, скажем, как нишу упаковали в Екатеринбурге, но тот человек, который должен был ее привезти, заболел и будет в Москве только через неделю!
– И вы считаете, мне он поверит? – с сомнением спросила художница.
– Он поверит кому угодно, только не мне и не сыну! – с горечью констатировала Ирина. – Так уж он настроен кое-кем! Да вы не бойтесь, это минутное дело – главное, он вас не знает, вы не моя подруга… Он уже такой старый, сплошные причуды! Вам он поверит сразу!
Александра колебалась недолго. Она окончательно убедилась в том, что ей придется помочь незадачливой клиентке, когда попыталась дозвониться до Стаса и услышала в трубке, что телефон выключен.
– Он летит в самолете, – пробормотала она. – Ну что ж, раз уж это поручено мне и раз вы в таком сложном положении… Для начала найду мастера, переделать нишу. Вы готовы будете еще раз оплатить работу? Стас вернет деньги, когда вернется сам, конечно же.
Ирина горячо пообещала оплатить услуги нового мастера и даже предложила Александре комиссионные – за посредничество и хлопоты, связанные с убеждением свекра. Та отказалась и от первого, и от второго.
– Ну, что там, мне достаточно сделать пару звонков, и нишу возьмут в работу. За подобные вещи даже стыдно деньги брать! А с вашим свекром я поговорю, уж просто в качестве компенсации за то, что произошло. Я не виновата, конечно, но Стас-то виноват! Он должен был в точности воспроизвести ту нишу, которая была на снимке, а не заниматься самодеятельностью. Что поделать! Даже великие мастера порою делали роковые ошибки, а он… Он обычный, хотя и талантливый человек.
Они обменялись номерами телефонов и уговорились, что Ирина позвонит вечером и расскажет придуманную историю, которую Александра завтра утром досконально передаст больному старику. Прощаясь с гостьей (та выглядела слегка успокоенной), художница твердила про себя, что сделала все, что обязана была сделать.
«Конечно, мы идем на прямой подлог и обман, – рассуждала она, провожая Ирину и запирая за нею дверь мастерской Стаса. – Но, во-первых, мы выдаем новодельный гипс всего лишь за новодельный гипс, и малоизвестного мастера – за такого же. Во-вторых, старик очень болен, и это делается для того, чтобы скрасить ему последние дни жизни. Ну, и материальные интересы наследников задеты, конечно… Хорошо, что Ирина сказала об этом прямо, а не стала разыгрывать благородство – мол, жалеет старца, только и всего печали… Лишиться наследства из-за куска гипса в самом деле доля незавидная! Да еще какая-то аферистка маячит…»
Александра в течение двух часов нашла по телефону скульптора, с которым общалась когда-то и помнила его как хорошего профессионала. Тот, уяснив, в чем состоит задача, взялся изготовить нишу за четыре дня.
– Мой муж, – Ирина судорожно сделала последний глоток и поставила опустевший стакан на пол, – работает сейчас по контракту во Франции. Он художник-оформитель. Его пригласил очень престижный театр, и, конечно, от таких предложений не отказываются. Я тоже имела отношение к сцене, но оставила ее… И кажется, – лицо гостьи передернул сильный тик, – навсегда, хотя в моем возрасте, в двадцать восемь лет, никто еще на пенсию не уходит, без серьезных травм…
– Вы танцевали? – вырвалось у Александры.
Женщина взглянула на нее широко распахнутыми, изумленными глазами, словно проснувшись:
– Как вы угадали?
– Вы похожи на балерину, я сразу подумала, – призналась Александра.
– Нет, не совсем так, – снисходительно поправила ее Ирина. – Я действительно окончила балетное училище, но ушла из классического балета в современный танец. Участвовала в нескольких шоу, в России и во Франции. Там и познакомилась с мужем. Мы работали в одном театре, над одной постановкой. Поженились через несколько месяцев… А потом я узнала, что у него здесь, в Москве, остался тяжелобольной отец, за которым некому ухаживать. Все это время Иван посылал из Франции деньги одной женщине, которая присматривала за стариком, но потом с ней возникли серьезные проблемы, и, в конце концов, мы отказались от ее услуг. Надо было срочно решать проблему, и мы с Иваном договорились, что я поеду в Москву и все возьму на себя… – Ирина развела руками и с горькой улыбкой заключила: – Так я и сделала, и вот уже два года здесь, мучаюсь одна…
– С вашей стороны очень великодушно, оставить карьеру ради помощи больному свекру! – Александра с уважением смотрела на нее. – Постойте, это не для него ли вы заказывали нишу?
– Именно для него, – кивнула Ирина. – Тут, видите ли, непростая история…
…Больной свекор оказался человеком капризным, чему Ирина, впрочем, не удивилась. К этому она была готова.
– Если человек день и ночь мучается от боли, его раздражает, если рядом живет кто-то молодой и слишком здоровый, – грустно сказала женщина.
«А вид у нее не цветущий, – размышляла тем временем Александра, глядя на бледное, измученное лицо гостьи и ее безостановочно трепещущие веки. – Но может быть, это результат двух лет ухода за капризным стариком?»
– Больше всего Виктор Андреевич возмущался тем, что сын не сам приехал, а прислал меня. – Ирина невесело улыбнулась. – Как будто я не была бы рада остаться там, в Париже, заниматься любимым делом. Ведь я сознательно, добровольно поставила на себе крест! Когда бросаешь танцы на год-другой, бросаешь их навсегда. Я немного тренировалась дома, заглядывала иногда в тренажерный зал, но что это значит по сравнению с ежедневными нагрузками, выступлениями, гастролями… А Иван никак не мог приехать в Москву! Не может и сейчас! Он нужен там каждый день, к тому же шоу постоянно ездит на гастроли. В случае самовольного отъезда ему грозит огромная неустойка, понимаете?
Она встала и обняла себя за локти, словно вдруг озябнув.
– Я закрыла для себя возможность вернуться на сцену. Мое место тут же было занято… Как водится! Но все бы ничего, если бы Виктор Андреевич вел себя чуть терпимее. Он иногда бывает невыносим! Видит бог, я терплю, но порой хочется сбежать от него куда глаза глядят!
Ирина взглянула на художницу напряженно, вопросительно, словно пытаясь понять, сочувствует ли та ее невзгодам. Александра, которую отчасти смущала такая внезапная, бьющая через край откровенность постороннего человека, все же кивнула:
– Да, вам не позавидуешь! К тому же, вы говорите, от этой ниши зависело нечто важное, и вот, незадача… А если не секрет, что может произойти, если ее не предоставят вашему свекру тотчас?
Ирина, помедлив, ответила:
– Боюсь, нечто действительно ужасное. Это наше внутреннее, сугубо семейное дело, но мне больше не к кому обратиться за помощью, только к вам! И вы должны понять, насколько это важно! Если ниша не будет у меня завтра, завтра же утром, Виктор Андреевич уничтожит завещание, сделанное им в пользу сына! Иван, единственный законный наследник, останется ни с чем, а все получит совершенно посторонний человек, аферист! Аферистка, точнее!
Александра изумленно всплеснула руками:
– Да что это за бесценная реликвия такая?! Спору нет, барельеф красивый, но это же просто гипсовая поделка, только и всего!
– Для вас и для меня это кусок гипса, – кивнула Ирина. – Для старика это имеет совсем другое значение.
…Женщина рассказывала, волнуясь, стараясь не упустить ни одной подробности, то и дело заглядывая Александре в глаза. Взгляд ее сделался таким молящим, несчастным, что слушательнице было неловко его встречать. И чем яснее для художницы становился смысл повествования, тем больше она озадачивалась тем, как разрешить возникшую проблему в короткие сроки. А решать надо было немедленно, как следовало из краткой исповеди Ирины.
– Видите ли, – гостья молитвенным жестом сложила руки, – мой свекор человек с некоторыми причудами. Вполне извинительными, правда! Он много лет вдовеет, мать моего мужа умерла, когда Иван был еще совсем маленьким, двухлетним, он ее даже не помнит. И Виктор Андреевич, и жена его покойная работали в театре, не в Москве, а на Урале. Они тоже были художниками-декораторами. Когда у них родился Иван, Виктор Андреевич решил переселиться в столицу, и это ему удалось, в конце концов. Правдами и неправдами перевелся в московский театр и перевез мальчика с женой от деда с бабушкой, своих родителей. Вскоре после переезда жена тяжело заболела и умерла. Больше он не женился, хотя мог бы, наверное, мужчина был интересный. Но память о жене он хранил свято! Сына растил один…
– Это огромная редкость, такая верность в наше время! – Александра проникалась все большим интересом к рассказу. – Понятно, что он очень дорожит единственным сыном, ведь он посвятил ему всю жизнь!
– Сыном – да, но не мной! – с горечью ответила молодая женщина. – Меня он принял постольку-поскольку, Иван попросил. И два года я терпела его капризы, жила вдали от мужа, вкалывала как сиделка и прислуга, как нянька… Только им-то платят, с ними считаются, они всегда могут уйти, если им нагрубят… А я… Я не могла!
Женщина, сникнув, замолчала, ее голос словно растаял в наступившей внезапно тишине. Александра не торопила ее, не задавала вопросов, рвущихся у нее с языка. Она уже поняла, что с нишей связана совсем не обычная история, которая не имеет ничего общего с банальной прихотью заказчика.
– Иван, когда звонил мне из Парижа или из другого города, где они в тот момент находились на гастролях, всякий раз говорил: «Потерпи, отец очень болен, я никогда не забуду того, что ты за ним ухаживаешь!» – Женщина вновь подняла глаза и взглянула на свою безмолвную слушательницу. – Верится вам в его благодарность? Сдерживают люди такие обещания или нет?
– Как знать? – рискнула усомниться Александра. – Иные ничего не обещают, а помнят добро, другим можно всю жизнь посвятить, и благодарности не дождешься. Вы сами должны знать своего мужа.
– Так-то оно так, – нехотя согласилась Ирина. – Но мы так долго живем в разлуке! Он мог измениться… Теперь я ни в чем не уверена, и в нем меньше всего!
…В последнее время свекор чувствовал себя намного хуже. Консультировавший его на дому доктор, прежде настаивавший на госпитализации, вдруг заявил, что в этом нет уже особого смысла. Ухудшение продолжалось с самых новогодних праздников. Месяца полтора назад мужчина наконец заявил невестке, что предвидит свою близкую кончину.
– И с тех пор он не мог больше ни о чем говорить! Твердил, что уверен: умрет в апреле, никак не позже первой декады. Именно в этих числах скончалась его жена. Вот, вбил себе в голову… И в связи с этим вдруг потребовал очень странную вещь, а именно – чтобы ему немедленно прислали с родины гипсовую нишу работы жены.
Александра вопросительным жестом указала на барельеф, и гостья кивнула:
– Да, именно такую. Но только «Бегство в Египет», а не «Возвращение».
– Погодите! – изумленно воскликнула Александра, – но ведь эта ниша сделана только что?!
– Конечно, это лишь копия той… – пожала плечами Ирина. – Я отдала скульптору фотографии, к счастью, они сохранились в семейном архиве. Свекор сам мне их показал, когда рассказывал о нише. А то, что бы я делала… Но сама ниша утрачена. Ее когда-то давно разбили, и осколки выбросили. А эта работа была по особенным причинам дорога супругам. Мать сделала ее, когда родила Ивана, сидя дома, не ради денег, а для души. Она не была религиозным человеком, к слову, но беременность сделала ее более экзальтированной… Ей захотелось изобразить библейский сюжет, где была бы затронута семейная тема… Так говорил мне свекор, во всяком случае. Ниша после переезда семьи в Москву осталась на Урале, у родителей Виктора Андреевича. Конечно, теперь стариков на свете нет…
– А ваш свекор разве не знал, что оригинал уничтожен? – спросила Александра, разглядывая барельеф.
– Получается, не знал… – вздохнула Ирина. – Он говорил о нем как о существующем. У пожилых людей такое случается – что-то выпадает из памяти, и они верят в то, что себе вообразили. Я, по просьбе Виктора Андреевича, связалась с людьми, которые получили наследство после его родителей. Его старшая сестра умерла, остался ее муж, дети, ко всему равнодушные родственники… И они меня огорошили тут же, что никакой ниши у них и не было, она разбита давным-давно, еще до того, как родители увезли маленького Ивана в Москву. Что мне было делать?! Виктор Андреевич твердил только об этой нише, что без нее он не умрет спокойно. Договорился до того, что, если я не добьюсь, чтобы нишу немедленно прислали, Иван может забыть о завещании в его пользу! Сын, мол, и так перед ним страшно виноват, отделывался подачками, прислал для ухода меня, хотя должен был приехать и ухаживать сам… И много чего еще наговорил, не буду даже повторять! – Женщина провела рукой по лбу, поморщившись, как от боли. – Ну, я посоветовалась по телефону с мужем, и мы решили что-то предпринять… Ниши не вернуть, но ведь остались фотографии, которые его мать сама же когда-то сделала, окончив работу… Если это для старика так важно… – И после тяжелой паузы женщина добавила: – Боюсь, теперь нам конец. Свекор и так всегда искал повод, к чему бы придраться, а теперь и искать не нужно. А эта проходимка, конечно, воспользуется моментом, чтобы оставить Ивана ни с чем… Он далеко, а она всегда рядом!
– Но кто эта особа? – поинтересовалась Александра. – Родственница?
– Если бы! – отмахнулась гостья. – Это та самая ловкая дамочка, которая ухаживала за свекром в первое время, пока Иван не спохватился. Нина распродавала коллекции свекра, распоряжалась деньгами и, если бы мы не вмешались, получила бы и дарственную на его квартиру! Когда я приехала, мне пришлось буквально выкинуть ее вещи на лестницу, со скандалом! Она еще пыталась мне угрожать, заявляла о каких-то своих правах… До конца ее выжить не удалось, он звонит ей чуть не каждый день, просит приехать, и она, само собой, тут же появляется. Виктор Андреевич, назло мне, держится с ней как с родной, а со мной… Я для него враг номер один!
Ирина, словно позабыв о собеседнице, говорила, глядя в никуда, ее глаза лихорадочно горели, на бледных щеках проступили розовые пятна.
– Что я скажу ему завтра? – Очнувшись, она взглянула на молча слушавшую Александру. – Что никакой ниши давно нет, а я хотела подделать семейную реликвию, чтобы скрасить ему последние дни? Чтобы не рассорить его с сыном? Он не станет даже слушать!
– А вы уверены, что он заметит эту… скажем, неточность? – Александра указала на барельеф. – Ведь оригинала у него перед глазами не было уже очень давно. Так-то, за исключением направления процессии, ниша получилась похожей?
– Он все заметит! Фигуры похожи как две капли воды, – уныло ответила Ирина. – Но вот перевернутое изображение… Почему так получилось?
– Я могу предположить, что Стас упустил из виду эту подробность, когда готовил модель для заливки, – сочувственно проговорила художница. – Он сделал эскиз по снимку, затем выполнил модель… А когда залил ее гипсом, выпуклая сторона, естественно, оказалась зеркально перевернутой… У него это, очевидно, просто вылетело из головы, или же он думал, что это не имеет никакого значения, если рисунок будет соблюден в точности…
«Или же он был пьян и не разменивался на такие мелочи!» – добавила она уже про себя. Ирина тем временем оттянула рукав пальто и взглянула на часы.
– Что же мне делать? – прошептала она. – Как я домой вернусь без ниши?
– Я вижу два выхода, – Александра положила руку на плечо отчаявшейся женщине. – Первый – рискнуть и отдать вашему свекру нишу такой, как она есть. А если он заметит подмену, что ж, придется рассказать правду… Может, его даже растрогает то, что вы пытались его уберечь от разочарования.
Ирина замотала головой, ее длинные черные волосы разметались по плечам:
– Нет, ни в коем случае! Я-то его хорошо знаю! Он ничего никому не простит!
– Тогда остается второе, – терпеливо продолжала художница. – Отдать заказ на нишу другому мастеру. Вашему свекру придется подождать недельку.
– Как я это объясню?! – воскликнула Ирина. – Поймите, я и так сплела целую историю с пересылкой ниши из Екатеринбурга! Мне очень трудно было объяснить, почему нишу нельзя отправить поездом, уплатив проводнику, или разориться на курьерскую доставку. Плела какой-то вздор, якобы хрупкие и громоздкие предметы не принимают… Придумала, наконец, что кто-то из их тамошних дальних родственников едет в Москву и может привезти нишу с собой.
– Значит, придумайте еще одну историю, – развела руками Александра. – Нам нужно время, чтобы все исправить.
– Историю! – Гостья подняла глаза к потолку с потрескавшейся штукатуркой. – В мои истории он больше не поверит…
Переведя взгляд внезапно расширившихся глаз на собеседницу, женщина издала тихий возглас, похожий на вскрик вспугнутой птицы.
– Что? – забеспокоилась Александра.
– Если бы вы согласились! – воскликнула Ирина. – Вы могли бы приехать к нам и рассказать ему, что видели, скажем, как нишу упаковали в Екатеринбурге, но тот человек, который должен был ее привезти, заболел и будет в Москве только через неделю!
– И вы считаете, мне он поверит? – с сомнением спросила художница.
– Он поверит кому угодно, только не мне и не сыну! – с горечью констатировала Ирина. – Так уж он настроен кое-кем! Да вы не бойтесь, это минутное дело – главное, он вас не знает, вы не моя подруга… Он уже такой старый, сплошные причуды! Вам он поверит сразу!
Александра колебалась недолго. Она окончательно убедилась в том, что ей придется помочь незадачливой клиентке, когда попыталась дозвониться до Стаса и услышала в трубке, что телефон выключен.
– Он летит в самолете, – пробормотала она. – Ну что ж, раз уж это поручено мне и раз вы в таком сложном положении… Для начала найду мастера, переделать нишу. Вы готовы будете еще раз оплатить работу? Стас вернет деньги, когда вернется сам, конечно же.
Ирина горячо пообещала оплатить услуги нового мастера и даже предложила Александре комиссионные – за посредничество и хлопоты, связанные с убеждением свекра. Та отказалась и от первого, и от второго.
– Ну, что там, мне достаточно сделать пару звонков, и нишу возьмут в работу. За подобные вещи даже стыдно деньги брать! А с вашим свекром я поговорю, уж просто в качестве компенсации за то, что произошло. Я не виновата, конечно, но Стас-то виноват! Он должен был в точности воспроизвести ту нишу, которая была на снимке, а не заниматься самодеятельностью. Что поделать! Даже великие мастера порою делали роковые ошибки, а он… Он обычный, хотя и талантливый человек.
Они обменялись номерами телефонов и уговорились, что Ирина позвонит вечером и расскажет придуманную историю, которую Александра завтра утром досконально передаст больному старику. Прощаясь с гостьей (та выглядела слегка успокоенной), художница твердила про себя, что сделала все, что обязана была сделать.
«Конечно, мы идем на прямой подлог и обман, – рассуждала она, провожая Ирину и запирая за нею дверь мастерской Стаса. – Но, во-первых, мы выдаем новодельный гипс всего лишь за новодельный гипс, и малоизвестного мастера – за такого же. Во-вторых, старик очень болен, и это делается для того, чтобы скрасить ему последние дни жизни. Ну, и материальные интересы наследников задеты, конечно… Хорошо, что Ирина сказала об этом прямо, а не стала разыгрывать благородство – мол, жалеет старца, только и всего печали… Лишиться наследства из-за куска гипса в самом деле доля незавидная! Да еще какая-то аферистка маячит…»
Александра в течение двух часов нашла по телефону скульптора, с которым общалась когда-то и помнила его как хорошего профессионала. Тот, уяснив, в чем состоит задача, взялся изготовить нишу за четыре дня.