Также следует отметить, что ряд установлений, которые, по мнению Ватца, были привнесены германцами, на самом деле, как отмечает, в частности, Брюннер, имели римское происхождение. К ним относится, например, коммендация (переход крестьян с VIII в. под покровительство крупных землевладельцев – будущих феодалов, – платя за это покровительство землей, и мелких феодалов под покровительство крупных, платя за это службой. В Римской империи крестьяне, спасаясь от налогового гнета государства, бежали под покровительство крупных землевладельцев, выполняя за это соответствующие повинности; это покровительство называлось патроцинием, или, как говорят сейчас, патронажем).
   Практически все, если не абсолютно все должностные лица, назначенные королем, были галло-римлянами. Даже лучший полководец того времени Мамолий, судя по всему, был из галло-римлян. А из окружавших короля должностных лиц, служивших в тех или иных органах управления, главными советниками и личными секретарями всегда были галло-римляне.
   От народных собраний не осталось и следа. Да, можно сказать, что короли франков имели больше германских черт, чем короли других варварских государств. Но, спросим мы, а что такого типично германского мы видим у них? Длинные волосы?[52]
   Это предвзятое мнение является настолько распространенным, что некоторые считают подтверждением наличия у короля франков германских черт то карикатурное изображение королей меровингской династии, которое дано Эгингардом. Из всех королей династии Меровингов лишь старший сын Хлодвига Теудерих (ум. 534) прославлен в германской поэзии, несомненно, за свой ужасающий по жестокости поход против тюрингов: он явился прототипом эпического героя Хугдитриха.
   Другие короли не сохранились в народной памяти как национальные герои. Власть монарха была абсолютной – в значительной степени такой же, как и у римского императора. Короли франков, как и другие короли германцев, являлись центральной властью; все управление концентрировалось вокруг них. Король франков был абсолютным деспотом. В его «Предписаниях к беспрекословному исполнению» есть такое утверждение: «Всякого, посмеющего пренебречь нашими указаниями, данными для общего блага, ожидает, для осознания им содеянного, наша уничтожающая кара»; это вполне перекликается с римским законом об оскорблении величества[53].
   Король действительно считал себя хозяином своего королевства, однако это вовсе не означало, что он признавал королевство своей личной вотчиной, где мог делать все, что хотел, как полагают некоторые исследователи. Король четко проводил грань между личным богатством и общественным достоянием[54].
   Безусловно, королевская власть у франков была организована куда проще, чем у вестготов. После смерти короля его владения были разделены между его сыновьями, однако это являлось следствием междоусобицы и завоеваний, а не характерной германской традицией[55]. Также верно и то, что у королей франков не было римских титулов, если не считать тех титулов, которые время от времени получал Хлодвиг во время своего правления. Однако они стремились поддерживать контакты с византийскими императорами[56].
   Таким образом, и внутри своего королевства франки придерживались римских правил и традиций.
   Если в целом сравнивать варварские королевства, то мы обнаружим у них три сходные черты: во-первых, во всех присутствовала абсолютная королевская власть; во-вторых, все они были светскими и, в-третьих, основными инструментами государственного управления везде были национальное богатство и королевская казна.
   Все эти три черты были римскими или, если хотите, византийскими. Абсолютизм, безусловно, сложился стихийно в ходе исторического развития. Король уже был могущественным военным вождем, когда королевства только возникли. А для управления завоеванными территориями абсолютная королевская власть была совершенно необходима и неизбежна[57]. Только абсолютная власть могла дать королю такое же положение, как у суверена англосаксов. Нет большего отхода от германских традиций, чем превращение военного вождя в абсолютного монарха. Фактически просто было установлено всевластье одного лица, в точности как у римских императоров.
   Во всех упомянутых королевствах абсолютная власть короля основывалась на его финансовой власти. Везде, будучи правопреемником императора, он распоряжался национальным богатством и налогами. А это богатство было поистине огромным. Оно включало в себя императорские земельные владения, леса, пустующие и необработанные земли, рудники, порты и дороги; плюс к этому король мог распоряжаться сбором и использованием налоговых средств и чеканить деньги. Таким образом, король был собственником не только необъятного количества земель, но и средств казны. Никакой монарх на Западе до XIII в. не имел столько богатства, сколько эти короли. Описание этого богатства рисует в воображении поистине текущее рекой золото. Это богатство, помимо прочего, позволяло королям не иметь проблем с оплатой услуг своих приближенных. Короли династии Меровингов делали немалые выплаты из своих сокровищниц: до 695 г. аббат Сен-Дени получал на нужды аббатства ежегодную ренту в 200 золотых солидов из средств государственного казначейства и еще 100 солидов из кладовых финансового резерва, или сокровищниц (фондов Гохрана, как мы сказали бы сейчас). Короли ссужали деньгами города, платили миссионерам, а также тратили деньги на подкуп нужных людей. Сохранение римской налоговой системы, и в частности налога на рыночную торговлю (рыночная пошлина), являлось важным атрибутом королевской власти (взималась пошлина как за перевозимые товары, так и за право выставить свои товары на рынке). Считать этих королей только крупными землевладельцами – очень серьезное заблуждение, и вызвано оно тем, что их смешивают с монархами, которые правили уже после них. Безусловным фактом является то, что по своему денежному богатству короли варваров в описываемый период были значительно более схожи с византийскими императорами, чем с Карлом Великим.
   И они делали все, чтобы всячески преумножить то богатство, на котором держалась их власть. Поэтому так широко применялась практика всевозможных конфискаций. Хильперих ввел во всех частях своего королевства новые строгие списки для уплаты налогов. Была создана сложная система сбора налогов и финансового администрирования, состоящая из многочисленных должностных лиц: регистраторов, контролеров и т. п. Короли пытались завладеть богатством друг друга – именно для этого они развязывали войны и нанимали убийц.
   Помимо этого, огромные средства предоставлялись Византией. Император Мауриций послал 50 тыс. золотых солидов Хильдеберту в качестве платы за согласие выступить на стороне империи против лангобардов. Приданое, полученное в 584 г. Ригунтием, 6 тыс. солидов, пожертвованных Хильдебертом аббатству Сен-Жермен на нужды бедных, щедрость Дагоберта I, покрывшего серебром купол церкви Сен-Дени, дают нам представление о том богатстве, которым располагали короли франков. Как и в Византии, они использовали это богатство для политических целей; например, Бругильд в 596 г. сумел при помощи денег предотвратить нападение аваров на Тюрингию.
   Поэтому нельзя говорить о том, что короли франков скапливали богатство только для своих личных целей и нужд.
   Но короли остготов были еще богаче – достаточно вспомнить те роскошные здания, которые возводились по приказу Теодориха. То же можно сказать и о вестготах: в 631 г. претендент на королевский престол Сизенанд предложил 200 тыс. золотых солидов Дагоберту, чтобы заручиться его поддержкой против своего соперника Свинтилы, а Леовигильд обещал заплатить 30 тыс. солидов должностному лицу римского императора за поддержку против своего собственного сына.
   О том, какое большое значение придавалось сбору рыночной пошлины в королевстве вестготов, говорит тот факт, что нарушение налоговых обязательств со стороны торгующих на рынке земледельцев каралось смертью, то есть сохранились соответствующие нормы римского права. Уплата налогов строго учитывалась и контролировалась, чтобы обеспечить бесперебойную выплату жалованья королем своим подданным. Описание Венанцием Фортунатом богатства, полученного Галсвинтой, дает представление об уровне благосостояния вестготских королей.
   Короче говоря, золото продолжало играть в политике такую же роль, как и в Византии; за него короли покупали друг друга и продавались сами.
   Было и еще одно направление, в котором варварские государства продолжали следовать античной традиции: все они были светскими. Все государственное управление на всех его уровнях было светским. Хотя у королей в целом были хорошие отношения с церковными иерархами, ни один из них не занимал какого-либо государственного поста, позволявшего реально влиять на государственное управление, и в этом заключается принципиальная разница с временами Средневековья. С другой стороны, многие епископы были королевскими советниками, находившимися в прямом подчинении королю[58].
   Здесь мы обнаруживаем резкий контраст с политикой Карла Великого, придерживавшегося совершенно иного принципа государственного управления, в соответствии с которым половина должностных лиц обязательно должна была состоять из епископов, или с политикой Отто, доверившего бразды правления епископам[59].
   Светское государство Меровингов, безусловно, отличалось от государства Каролингов, где в управлении участвовали священнослужители. То же можно сказать и о других германских королевствах: остготском, вестготском, вандальском и бургундском. В этом аспекте – и это является исключительно важным – сохранился старый порядок времен Античности. Сам король был фигурой сугубо светской, и его власть не зависела от освящения ее церковью.
   Церковь подчинялась королю. Хотя теоретически епископы должны были назначаться духовенством, на практике очень часто это делали сами короли. И здесь мы вновь видим сохранение древней традиции государственной церкви. Как и на Востоке, епископы франков во всем содействовали королям[60].
   Короли созывали церковные соборы. И хотя короли династии Меровингов воздерживались от прямого управления этими соборами, в вестготских королевствах, начиная с правления Рекесвинта, эти соборы стали восприниматься как органы государственной власти. При этом церковь оставалась в полностью подчиненном положении по отношению к королю[61].
   Но короли с большим уважением относились к церкви, находившейся в их подчинении. По мнению Григория Турского, идеальным правителем является тот, который заботится о храмах и о бедных. Короли щедро жертвовали на церковь, не жалея своего богатства, и окружали ее всяческим вниманием, хотя ни сами короли, ни их родственники, за исключением нескольких женщин, не посещали монастыри. Сами короли не были особо набожными людьми, но они считали, что епископы, стоя во главе церкви, обладают очень большой властью, данной и освященной свыше. К тому же епископы пользовались огромным авторитетом в народе. Они могли служить – и служили, как это было у вестготов, – важным противовесом земельной аристократии, состоявшей из крупных землевладельцев-мирян.

5. Правление Юстиниана (527–565 гг.)

   Нет большей ошибки, чем точка зрения, что идея империи прекратила свое существование после расчленения варварами ее западной части. Нет никаких оснований сомневаться в том, что находившийся на престоле в Константинополе василевс, как именовался на греческом языке византийский император, теоретически сохранял власть над всей территорией Римской империи. Он ею всей более не управлял, но он на ней всей по-прежнему царил. И именно на него были обращены все взоры.
   Помимо всего прочего, церковь считала Римскую империю творением Провидения и поэтому не могла отвергнуть императора. Глава римской церкви, являвшийся и управляющим городом Римом, считал римского императора законным правителем священной империи[62].
   За исключением короля вандалов, короли других варварских государств считали себя подданными римского императора, чеканили его изображение на монетах и всячески стремились получить и получали от императора титулы и различные поощрения, дары и вознаграждения, причем очень этому радовались и весьма этим гордились. Юстиниан усыновил Теодеберта[63], внука знаменитого франкского короля Хлодвига, а другой римский император, Мауриций, впоследствии усыновил Хильдеберта.
   Именно в Константинополь короли обращались со своими спорами в надежде на их разрешение, и там же они плели свои интриги. Римский император не шел ни на какие уступки относительно территории империи и своей власти, поэтому не было ничего удивительного в том, что, как только представлялась такая возможность, он пытался вернуть империи то, что ей принадлежало и что она утратила в силу тех или иных причин. А в случае с Юстинианом к этому добавлялось еще и его стремление вновь восстановить на возвращенных империи территориях ставшее традиционным для римлян вероисповедание – христианство (в форме католицизма, но не надо путать его с современным католицизмом. В то время, по крайней мере на ранних этапах христианства, католицизм означал общность в истинно христианской вере; это слово происходит от латинского «католикус» – всеобщий, всеохватывающий, а «католика» значит вселенная. Позднее проявилась явная нетерпимость к разным течениям христианства, которые объявлялись ересью; сейчас нетерпимость между различными ветвями христианства, к счастью, все более и более преодолевается). И, хотя Римская империя потеряла практически все средиземноморское побережье, Византия была в состоянии поставить и выполнить великую задачу восстановления империи.
   У Византии был флот, который позволял ей контролировать море. Ее поддержала и церковь, с которой только что имел серьезный конфликт король остготов Теодорих. В Италии Византия могла рассчитывать на поддержку знаменитых древних римских родов, а в Африке – на земельную вандальскую аристократию, которая была вынуждена спасаться бегством от преследования короля и искать защиты у византийского престола. Также, очевидно, был расчет на то, что местное население выступит против нынешних властей и поддержит империю. Для того чтобы в максимальной степени обеспечить успех задуманного, Юстиниан до того, как начать военную кампанию по восстановлению империи, заключил в 532 г. мир с сасанидским Ираном, обезопасив себя таким образом от войны с персами, а также «умаслил» щедрыми дарами различные варварские племена на византийских границах, которые выжидали удобного момента для нападения на империю, обезопасив себя и с этой стороны.
   Византии не пришлось иметь дело с единым фронтом германских племен. Германские королевства не имели общей политики в отошении Византии, а ей, соответственно, не пришлось вырабатывать и ответ на такую политику. Король остготов Теодорих действительно пытался подчинить себе другие германские королевства. Но делал он это для того, чтобы обезопасить Италию и созданное им там королевство остготов. Именно по этой причине он поддержал вестготов в их войне против франков и спас их от полного разгрома во время битвы при Вуйе; в 509 г. он уступил Хлодвигу Прованс, а в 523 г. вмешался, чтобы не допустить полного уничтожения франками Бургундского королевства.
   Подобной политикой Теодорих отнюдь не умиротворил франков, но стал заклятым врагом династии Меровингов.
   Если Византия не вмешалась, чтобы воспрепятствовать укреплению позиций Теодориха в Италии, так это только потому, что у нее не было для этого сил и возможностей. Ей пришлось стерпеть захват остготами Италии; она поддерживала мирные отношения с Теодорихом, но никак не смирилась с потерей Италии и не признала это как свершившийся факт.
   Вскоре византийцы получили в лице франков союзников против остготов.
   В 526 г. Теодорих умер. Как и римский император, он объявил наследника престола, находясь уже на смертном одре; им стал его внук Аталарих, которому в то время было всего 10 лет, поэтому регентшей стала его мать и дочь Теодор иха Амаласунта.
   Амаласунта получила власть только благодаря согласию Юстиниана, поэтому она относилась к византийскому императору с таким благоговением и почтением, что тот начал задумываться о том, нельзя ли вернуть Италию в лоно империи, не прибегая к военной силе.
   С учетом сложившейся ситуации Юстиниан решил нанести удар по вандалам. В 533 г. византийскому полководцу Велизарию хватило одной кампании, чтобы разгромить захватившего вандальский престол узурпатора Гелимера и вернуть под контроль империи все африканское побережье вплоть до Сетифа, столицы провинции Мавритания Ситифенская (сейчас Сетиф – город на севере Алжира).
   Близ Сетифа Юстиниан возвел укрепления; на остальной же захваченной территории он с легкостью сразу же восстановил имераторскую власть, поскольку вся римская система управления осталась почти нетронутой.
   Вандалы практически не оказали никакого сопротивления и сразу признали свое поражение. Они растворились в массе римского населения и больше никогда не создавали империи никаких проблем.
   Африканские провинции, самые плодородные и богатые, вновь были возвращены в лоно империи. Только мавры оказывали еще какое-то время сопротивление, но и они в 548 г. признали власть византийского императора.
   Вскоре после того, как в 533 г. Юстиниан восстановил контроль над Северной Африкой, молодой король остготов Аталарих погиб в сражении с франками в 534 г. Для того чтобы сохранить власть, его мать Амаласунта вышла замуж за своего двоюродного брата, племянника Теодориха Теодата, но всего лишь год спустя он лишил свою жену власти и жизни.
   Юстиниан немедленно вмешался в ситуацию. Его полководец Велизарий в 535 г. взял под контроль Сицилию, захваченную в свое время вандалами, и, таким образом, возвращение империи африканских провинций и прилегающих территорий было полностью завершено. Восторженно встречаемый жителями, Велизарий совершил победный марш на север, занял Неаполь, а в 536 г. вступил в Рим.
   Романизированная династия остготов не оказала византийцам никакого сопротивления. Теодат гордился тем, что является последователем Платона, и презирал военное дело; он согласился отдать власть Юстиниану. Его брат Эвермод немедленно капитулировал перед Велизарием, предпочтя жить в ранге патриция в Риме, нежели бороться за общее дело вместе со своими соотечественниками.
   Однако Велизарию неожиданно пришлось столкнуться с отчаянным сопротивлением со стороны остготов.
   Чувствуя, что им грозит утрата имевшихся у них земель, остготы сместили Теодата с поста короля, подняли на щиты одного из своих командиров Витигиса и на собрании всего войска провозгласили его королем. Он немедленно двинулся на Рим, но Велизарий заперся в городе и сумел организовать оборону; произошло это в 537 г. Витигис не смог взять город и был вынужден отступить; он остановился в Равенне, разместил там свою резиденцию и окружил город цепью оборонительных сооружений.
   Опасаясь нападения на севере со стороны франков, Витигис отдал им Прованс; Юстиниан поспешил признать за франками право на владение Провансом.
   Видя, что заключить союз с франками против византийцев не получается, а в одиночку противостоять Велизарию остготы не могут, Витигис начал переговоры о мире.
   В обмен на сохранение жизни и оставление за ними занятых земель остготы предложили Велизарию стать их королем. Велизарий согласился или сделал вид, что согласился, и в 540 г. вступил в Равенну. Договор был подписан; войско готов приняло присягу новому королю. Поставленная перед Велизарием задача была выполнена, и византийский император отозвал его в Константинополь. Велизарий повиновался, чем вызвал искреннее изумление остготов, которые не понимали, зачем еще кому-то служить, если и так являешься королем. С собой в Константинополь Велизарий забрал Витигиса и еще целую группу готов; впоследствии они воевали вместе с ним против персов.
   После отъезда Велизария Италия управлялась как византийская провинция, возглавляемая префектом претория – высшим должностным лицом византийского императора на данной территории; его резиденция располагалась в Риме. В глазах остготов поступок Велизария выглядел как измена. Север Италии еще не был занят войсками византийцев; находившиеся там остготы подняли восстание и предложили стать королем одному из командиров – Урайе. После отказа последнего то же самое было предложено Ильдибаду, племяннику вестготского короля Тейда. Тот согласился предпринять попытку восстановить Остготское королевство в Италии.
   В то время население Италии было совершенно измотано и истощено непомерными налоговыми поборами. Велизарий забрал с собой большинство византийских войск, а те, которые остались, были рассредоточены по стране и представляли собой совокупность разрозненных гарнизонов, не объединенных общим командованием.
   Ильдибад начал свой поход из Павии с тысячей человек личного состава и благодаря враждебности италийцев в отношении нового имперского правительства сумел одержать ряд важных побед над византийскими войсками. Он нанес поражение правительственным войскам, возглавляемым военачальником Иллирии, однако в момент своего триумфа был убит.
   Ильдибада сменил Эрарих, который по происхождению не был готом; он был из ругиев. Эрарих немедленно связался с Юстинианом и предложил предать свою армию в обмен на статус патриция и возможность жить в Константинополе. Однако в 541 г. он был убит еще до того, как смог осуществить свой план. Королем остготов был избран двоюродный брат Ильдибада Тотила. Еще до того, как стать королем, Тотила готов был признать власть Юстиниана; став же королем, Тотила проявил неиссякаемую энергию, отстаивая интересы своих соотечественников[64].
   Тотила пополнил ряды своей армии дезертирами из императорских войск, рабами, колонами (мелкими арендаторами), которые бежали от притеснений крупных италийских землевладельцев. 17 декабря 546 г. он со своей армией взял Рим. Затем он попытался вступить в переговоры с Юстинианом, однако тот отказался снизойти до Тотилы, которого считал тираном и узурпатором. А Тотила всего лишь хотел предложить Юстиниану признать Остготское королевство в качестве данника Византии и заключить мир на условиях готовности остготов платить императору дань и поставлять империи контингенты войск. Конечно, при подобных обстоятельствах его трудно рассматривать как национального героя. Но, безусловно, он был одним из наиболее умных и культурных германских королей.