Страница:
В.: Верны ли ее прежние показания?
О.: Да.
Ее подозревают в том, что она вызывала бурю и проходила через закрытые двери в погреба.
Суд в Наумбурге
Ведовство в Австрии
НОРВЕГИЯ
Всего в Норвегии прошло не более 20 ведовских процессов. Первый зафиксированный в документах состоялся в 1592 г. в Бергене, когда приговорили к смерти Олуфа Гурдаля. Два года спустя в том же Бергене приговорили еще трех ведьм: Дитис Ренке объявили вне закона, а Юханну Йенсдаттер Фламске (фламандку) и Анну Кнутсдаттер, жену Кирстена Юде, сожгли. До следующего процесса прошло почти 13 лет; в 1622 г. Синневе (фамилия неизвестна) удавилась в тюрьме в ожидании суда; ее тело сожгли.
В 1650 г. Карен Торсдаттер призналась, что в возрасте 26 лет поступила на службу к человеку, который называл себя Люцифером. Он научил ее воровать молоко при помощи магии (к примеру, втыкая нож в стену) и оберегать от порчи собственных коров. Она назвала еще нескольких женщин, с которыми вместе летала по ночам: заводилой у них была Кристен Клод, она летала на теленке; Сидсель Мортенсен (вдова бургомистра) на кочерге; сама Карен на коте. Однажды они попытались убить двух судей, но не смогли, поскольку те пламенно верили в Бога и у одного висел на шее крест на золотой цепочке. Одна из обвиненных Карен женщин, Бодиль Квамс, признала, что летала на кочерге и пыталась убить судей. Другую женщину, которую Карен обвинила в том, что та вызывала бури, арестовали прямо в день свадьбы — она выходила замуж за сельского судью. Когда она предстала перед судом, муж так яростно защищал ее, настаивая на том, что в столь серьезном случае нельзя полагаться на свидетельства преступниц (так он называл Карен и Бодиль), что его жену оправдали. Карен и Бодиль приговорили к костру в Кристиансанде.
Случай Оле и Лизбет Нипен, произошедший в 1670 г. в Лейнстранде, Трондхейм, один из двух десятков норвежских примеров того, какую форму принимало ведовство в странах, свободных от влияния демонологов. Причиной казни Нипенов стали белая магия, воображаемая порча, злоба и зависть, без которых не обходится в деревне. Супругов осудили на смерть на основании сплетен, предрассудков и домыслов. И все же в их случае никакой организованной охоты на ведьм, пристрастного суда и финансовой выгоды ни для кого не было. Суд над ними фактически не имел отношения к религии, хотя в обвинительном акте и значилось ведовство (под которым в данном случае понималось «сотворение крестного знамения»), а также «неподобающее кощунство по отношению к Слову Божьему». В свое время было составлено детальное описание процесса, здесь, однако, приводится лишь краткое содержание.
В 1667 г. в крещенский вечер у кого-то в доме Эрик Квенельд назвал Оле Нипена колдуном. Эрик считал, что руки у него ломит по вине Оле, и сулил ему «красного петуха», если тот его не вылечит. Завязалась перепалка, мужчины обменялись резкими словами, и Оле понял, что Квенельд настраивает против него священника и соседей. Три года спустя, 30 апреля 1670 г., Оле Нипен вызвал Квенельда в суд за клевету. Результатом того первого слушания стало опровержение Квенельдом собственных обвинений, допрос свидетелей касательно предполагаемого колдовства Оле и Лизбет, а также признание самой Лизбет в том, что она пользуется заклинаниями и солью для лечения болезней.
Квенельд заявлял, что по вине Оле он не может поднять рук, а груди у него отросли как у женщины, а у его жены брови так нависли над глазами, что она ничего не видит, и уши вытянулись до плеч, как у собаки. Трое соседей показали, что Оле и Лизбет имели обыкновение нашептывать над поврежденными членами заклинания, натирая их солью; более или менее исцелившись, они платили Лизбет небольшую мзду. Лизбет доказывала, что поскольку ее заклинания — это слово Божие, то никакого вреда от них быть не может; все дело не в соли, а в «молитвах», которые она читала. Вот какое заклинание, или молитву, она использовала для лечения простуды:
Прошло три месяца, и в августе Лизбет предъявили обвинение на основании ее репутации колдуньи и использовании святотатственных молитв. Против нее выступили четверо свидетелей, но не сказали ничего нового: все та же заговоренная соль для лечения недугов, перенесение боли с человека на животных или других людей. Приходской священник клялся, что слышал, как Нипены занимались ведовством; да и суд заявил, что все «знают, какие слухи ходят о Нипенах уже много лет, и что немало таких, кто платил им только из страха».
О.: Да.
Ее подозревают в том, что она вызывала бурю и проходила через закрытые двери в погреба.
Суббота, 27 ноября 1637 года.
Вызывание бури.
Обвиняемая говорит, что долгое время помышляла о буре и помогла вызвать семь раз. Первую она накликала пятнадцать лет назад, между полуднем и часом пополудни, в собственном саду, побуждаемая дьяволом сделать так, чтобы плоды попадали, а не созрели. Так оно и случилось.
В.: При помощи каких снадобий она вызывала бурю, использовала ли при этом что-то еще?
О.: Говорит, что дьявол снабдил ее порошком из толченых детских трупов и велел ей использовать его для заклинания бурь. Она дала порошок NN, своей верной сообщнице, и та зарыла его в землю, но он выскочил оттуда. Тогда она зарыла его сама, но притворяется, будто не может вспомнить, что случилось. Говорит, что все ее предшествующие показания верны, но тяжело вздыхает.
Это походит на новую попытку отречения, так что к ней снова вызывают палача и допрашивают в его присутствии.
В.: Как она влияла на погоду?
О.: Она не знает, что говорить, и лишь шепчет: «О Владычица Небесная, защити меня!»
В.: Откуда у нее царапина под правым глазом?
На ногу обвиняемой надели испанский сапог, но винты не закрутили.
О.: Дьявол в облике палача приходил к ней прошлой ночью в 12 часов и утешал ее словами, что все исправится, что она не должна бояться, ибо ничего с ней не случится. Затем они совокупились дважды, и она снова пообещала принадлежать только ему. Потом она сказала, что дьявол не просил ее ничего делать. Поскольку ответы ее неудовлетворительны и она все еще, похоже, находится под влиянием дьявола, ее связывают, чтобы выпороть. Наносят несколько ударов. Тогда она сознается, что вместе с NN 15 лет тому назад зарыла в саду порошок, полученный от дьявола, в надежде, что он вызовет ухудшение погоды и не даст плодам созреть. Так оно и случилось.
Она не хочет продолжать. Говорит, что дьявол велел ей не открывать ничего больше. О чем бы ее ни спрашивали, она запирается и твердит слова молитвы. После длительных повторных приказов сознаться ее порют кнутом под звуки колоколов, вызванивающих «Аве Мария». Но она продолжает называть черное белым, но потом все же объявляет, что дьявол заставлял ее быть уклончивой в своих показаниях и отрекаться от них, но что она не хочет больше следовать его совету. Прошлой ночью дьявол оцарапал ее под левым глазом своим когтем или раздвоенным копытом. Тогда ее вновь привели в зал суда и стали расспрашивать о том, как она вызывала бури.
О.: Первая буря, которую она вызвала, началась немедленно, и плоды упали с деревьев в тот же день. Четырнадцать лет назад она вызвала еще одну бурю, закопав тот же порошок вечером на лугу в N, в надежде, что сено промокнет. Загремел гром, и пошел дождь, и сено совсем отсырело.
(Пропущено несколько признаний о случаях заклинания бури и нашествиях гусениц.)
Ее уводят. Между нею и ее мужем подозревают разлад.
Среда, 1 декабря 1637 года.
Вызвана на допрос для обсуждения предыдущего пункта. Говорит, что никакого разлада между ними не было. Теперь ее подозревают также в эксгумации трупов детей.
Пятница, 3 декабря 1637 года.
Эксгумация трупов детей.
Говорит, что однажды — семь, восемь, или девять лет тому назад — она помогла NN выкопать из могилы собственного ребенка. Он пролежал там шесть лет, и его тело совсем сгнило. Они принесли останки домой, положили в горшок и два дня и две ночи перемешивали, а потом истолкли в порошок пестиком. Порошок же отдали дьяволу. NN не виновата, ибо хотя дьявол и требовал еще порошка, она отказалась участвовать в его изготовлении, за что и была жестоко бита. Ее уводят, подозревая в попытке склонить к лжесвидетельству.
Суббота, 11 декабря 1637 года.
Утверждает, что никого к незаконным действиям не склоняла.
Проход в погреба.
Она проходила через закрытые двери в винные погреба следующих персон (называет пятерых) около сорока раз. Также с ней были еще две ведьмы, тоже названные по именам, которые пили с ней вино из мерных стаканов или прямо из-под крана.
Она летала также в конюшни NN, где и заезживала с помощью дьявола лошадей до смерти. Они, однако, не умирали.
Она приходила также в комнату своего слуги NN и соблазняла его; по правде сказать, делала она это довольно часто.
В.: О каких еще преступлениях может она подумать и какие другие вещи припомнить?
О.: Больше ничего. Но все, что она показала, правда, за которую она ответственна перед Богом и людьми. Желает жить и умереть согласно своим показаниям и быть оправданной милостивым вердиктом суда. С этим ее уводят в пыточную камеру, где зачитывают ей весь список сообщников, которых она назвала, и она его подтверждает.
Понедельник, 13 декабря, вторник, 14 декабря, среда, 15 декабря, снова подтверждает все предшествующие показания как истинные.
Пятница, 17 декабря 1637 года.
Она умерла, раскаявшись.
Суд в Наумбурге
Катарина Бланкенштайн была вдовой, 66 лет от роду, уважаемой и вполне обеспеченной, имела четверых взрослых сыновей и двух дочерей. 10 марта 1676 г. ее дочь отправилась к соседям попросить взаймы растопки. Денег у нее не случилось, и она предложила рассчитаться вареньем своей матушки, которое славилось как местный деликатес. Соседка согласилась и дала немного варенья своему ребенку. Ребенок заболел, из него вышли четыре странного вида червя, и умер через четыре дня. Вне всякого сомнения, причиной его смерти стала насланная ведьмой порча. На следующий день, 15 марта, городской совет начал расследование дела фрау Бланкенштайн. Доказательства накапливались необычайно быстро. Заяц, за которым гналась орава мальчишек и собак, странным образом исчез возле дома Бланкенштайнов. Ночной сторож видел на площади трех кошек с красными глазами. Служитель суда, явившийся в дом Катарины Бланкенштайн, чтобы сделать опись ее имущества (которое надлежало конфисковать в случае ее осуждения, ожидавшегося со дня на день), наступил на какую-то расхлябанную половицу, и тут же чернильница, которую он водрузил на мешок с зерном, опрокинулась на пол. Сборщик налогов припомнил, что платежи Катарины всегда казались ему до странности короткими, когда он делал официальный отчет. К 25 марта совет получил разрешение от юридического факультета какого-то университета (возможно, Лейпцига или Йены) предъявить Катарине Бланкештайн официальное обвинение в убийстве при помощи ведовства.
Ее сыновья начали предпринимать действия в защиту матери, но все козыри были на руках у суда. Сыновья заявили протест против ее пребывания в тюрьме, когда она с легкостью могла бы уплатить залог; они требовали разрешения пригласить адвоката и выпустить из тюрьмы их сестру, которую посадили за то, что она оказывала сопротивление аресту матери. В течение апреля защита представила в университет краткий отчет, в котором подчеркивала шаткость предъявленных обвинений, но тем не менее старательно отвечала на каждое из них. 28 апреля совет собрался снова и выслушал остальных свидетелей. Тюремный охранник заявил, что отсутствие беспокойства, которое проявила Катарина при известии о том, что ее будут пытать, указывает на ее вину; другой охранник выразил мнение, что горе, которое она испытала от того, что стала позором семьи, равным образом подтверждает то, что она ведьма. Некий возчик пожаловался, что его телега опрокинулась как раз за садом Катарины (дорога в том месте была в очень плохом состоянии, а его телега была сильно перегружена). Еще один отчет был отправлен в университет, и вскоре совет получил оттуда указание допросить врача, который пользовал ребенка, и перейти к пытке Катарины Бланкенштайн при помощи лестницы и сапога. Врач твердо верил в то, что черви были колдовского происхождения: у них было много ног и большие красные головки. Сыновьям удалось добиться того, что пытку отложили на несколько дней, и за это время они успели обратиться с прошением к курфюрсту, но безрезультатно. 9 июня, начиная с 11 часов утра, Катарину Бланкенштайн пытали на протяжении двух часов. Пытка была очень жестокой, в ход пошли не только тиски для пальцев, сапоги и лестница, но и волосяные веревки, которыми ей сдирали кожу с ног, и другие веревки, которые вгрызались ей в шею и так перекосили голову набок, что палач испугался, как бы женщина не умерла. И все же она ни в чем не созналась; ее молчание, естественно, было воспринято как еще одно доказательство вины. Когда шестидесятишестилетняя женщина потеряла сознание на лестнице, заявили, что она просто уснула.
Позднее в июне обвиняемую обыскали на предмет дьявольских знаков. Две женщины предварительно ее обрили, но палач так и не нашел нечувствительного участка. «Можешь искать, где тебе заблагорассудится, все равно ничего не найдешь. Я доверяюсь Господу, моему Создателю, и Иисусу Христу, моему Спасителю», — заявила она палачу. Еще один отчет ушел в университет. 23 июня пришел приказ прекратить дело против нее, но с Катарины взяли клятву, что она не будет пытаться отомстить, и обязали ее заплатить судебные издержки в размере 70 талеров — значительная сумма, в особенности если учесть, что она, которую признали невиновной, должна была еще и оплачивать все расходы на свою же пытку! Сыновьям удалось вызволить ее на свободу только 16 июля.
Тем временем адвокат заметил: «Тюремное заключение по такого рода обвинению само по себе непоправимый ущерб, поскольку репутации женщины нанесен урон». Сплетен о ней не стало меньше, напротив, количество их увеличилось настолько, что фрау Бланкенштайн вынуждена была покинуть город. Ее исчезновение превратилось в дополнительное доказательство вины, и местные власти стали деятельно требовать разрешения на ее поиск и арест. На этот раз университет потребовал более существенных доказательств ведовства. По всей видимости, позднее Катарина вернулась домой, так как похоронена она на местном кладбище.
Подозрение в ведовстве испокон веку падало и на дочь ведьмы. Спустя 13 лет после процесса над матерью (которая тем временем умерла), ее дочь Л. обвинили в убийстве при помощи колдовства девятимесячного младенца, который умер 1 мая 1689 г. Единственной связью между Л. и отцом ребенка был тот факт, что последний задолжал женщине 30 талеров. Городской совет собрал показания свидетелей относительно смерти ребенка, а также относительно падежа скота, который также приписывался Л., и предполагаемого ущерба сборщику налогов. Не дожидаясь разрешения университета, городской совет провел пять слушаний в мае, на которых были представлены аналогичные обвинения. 28 мая явился ее муж, с которым они давно проживали раздельно, он обитал в сопредельном государстве Анхальт и запретил ей тратить деньги на адвоката — пусть суд или ее братья об этом позаботятся, если хотят. Однако адвокат, когда таковой был найден, просмотрел документы и отказался ее защищать.
В начале июня провели еще пять слушаний, результаты которых направили для оценки в университет, который на этот раз санкционировал начало процесса. Тогда 17 июня 1689 г. Л. приготовили к пытке в подвале дома коменданта. При виде орудий пытки она пала духом. «В чем я должна признаться?» — спросила она. «В том, что на тебе лежит вина за смерть ребенка». Подумав, она ответила: «Да». Затем она признала все обычные обвинения против ведьм: да, она отдавалась человеку с пером (дьяволу по имени Генрих) и продолжала отношения с ним; она убивала коров и лошадей; она отреклась от Святой Троицы; и перечислила свидетелей. Два дня спустя она попыталась удавиться собственным поясом, но, хотя лицо ее уже почернело, ее все же привели в чувство. После этого она взяла назад обвинения против сообщников. Университет рассмотрел протоколы процесса и постановил сжечь ее живьем; тех, кого она назвала своими сообщниками, надлежало тайно, но основательно допросить.
Ее сыновья начали предпринимать действия в защиту матери, но все козыри были на руках у суда. Сыновья заявили протест против ее пребывания в тюрьме, когда она с легкостью могла бы уплатить залог; они требовали разрешения пригласить адвоката и выпустить из тюрьмы их сестру, которую посадили за то, что она оказывала сопротивление аресту матери. В течение апреля защита представила в университет краткий отчет, в котором подчеркивала шаткость предъявленных обвинений, но тем не менее старательно отвечала на каждое из них. 28 апреля совет собрался снова и выслушал остальных свидетелей. Тюремный охранник заявил, что отсутствие беспокойства, которое проявила Катарина при известии о том, что ее будут пытать, указывает на ее вину; другой охранник выразил мнение, что горе, которое она испытала от того, что стала позором семьи, равным образом подтверждает то, что она ведьма. Некий возчик пожаловался, что его телега опрокинулась как раз за садом Катарины (дорога в том месте была в очень плохом состоянии, а его телега была сильно перегружена). Еще один отчет был отправлен в университет, и вскоре совет получил оттуда указание допросить врача, который пользовал ребенка, и перейти к пытке Катарины Бланкенштайн при помощи лестницы и сапога. Врач твердо верил в то, что черви были колдовского происхождения: у них было много ног и большие красные головки. Сыновьям удалось добиться того, что пытку отложили на несколько дней, и за это время они успели обратиться с прошением к курфюрсту, но безрезультатно. 9 июня, начиная с 11 часов утра, Катарину Бланкенштайн пытали на протяжении двух часов. Пытка была очень жестокой, в ход пошли не только тиски для пальцев, сапоги и лестница, но и волосяные веревки, которыми ей сдирали кожу с ног, и другие веревки, которые вгрызались ей в шею и так перекосили голову набок, что палач испугался, как бы женщина не умерла. И все же она ни в чем не созналась; ее молчание, естественно, было воспринято как еще одно доказательство вины. Когда шестидесятишестилетняя женщина потеряла сознание на лестнице, заявили, что она просто уснула.
Позднее в июне обвиняемую обыскали на предмет дьявольских знаков. Две женщины предварительно ее обрили, но палач так и не нашел нечувствительного участка. «Можешь искать, где тебе заблагорассудится, все равно ничего не найдешь. Я доверяюсь Господу, моему Создателю, и Иисусу Христу, моему Спасителю», — заявила она палачу. Еще один отчет ушел в университет. 23 июня пришел приказ прекратить дело против нее, но с Катарины взяли клятву, что она не будет пытаться отомстить, и обязали ее заплатить судебные издержки в размере 70 талеров — значительная сумма, в особенности если учесть, что она, которую признали невиновной, должна была еще и оплачивать все расходы на свою же пытку! Сыновьям удалось вызволить ее на свободу только 16 июля.
Тем временем адвокат заметил: «Тюремное заключение по такого рода обвинению само по себе непоправимый ущерб, поскольку репутации женщины нанесен урон». Сплетен о ней не стало меньше, напротив, количество их увеличилось настолько, что фрау Бланкенштайн вынуждена была покинуть город. Ее исчезновение превратилось в дополнительное доказательство вины, и местные власти стали деятельно требовать разрешения на ее поиск и арест. На этот раз университет потребовал более существенных доказательств ведовства. По всей видимости, позднее Катарина вернулась домой, так как похоронена она на местном кладбище.
Подозрение в ведовстве испокон веку падало и на дочь ведьмы. Спустя 13 лет после процесса над матерью (которая тем временем умерла), ее дочь Л. обвинили в убийстве при помощи колдовства девятимесячного младенца, который умер 1 мая 1689 г. Единственной связью между Л. и отцом ребенка был тот факт, что последний задолжал женщине 30 талеров. Городской совет собрал показания свидетелей относительно смерти ребенка, а также относительно падежа скота, который также приписывался Л., и предполагаемого ущерба сборщику налогов. Не дожидаясь разрешения университета, городской совет провел пять слушаний в мае, на которых были представлены аналогичные обвинения. 28 мая явился ее муж, с которым они давно проживали раздельно, он обитал в сопредельном государстве Анхальт и запретил ей тратить деньги на адвоката — пусть суд или ее братья об этом позаботятся, если хотят. Однако адвокат, когда таковой был найден, просмотрел документы и отказался ее защищать.
В начале июня провели еще пять слушаний, результаты которых направили для оценки в университет, который на этот раз санкционировал начало процесса. Тогда 17 июня 1689 г. Л. приготовили к пытке в подвале дома коменданта. При виде орудий пытки она пала духом. «В чем я должна признаться?» — спросила она. «В том, что на тебе лежит вина за смерть ребенка». Подумав, она ответила: «Да». Затем она признала все обычные обвинения против ведьм: да, она отдавалась человеку с пером (дьяволу по имени Генрих) и продолжала отношения с ним; она убивала коров и лошадей; она отреклась от Святой Троицы; и перечислила свидетелей. Два дня спустя она попыталась удавиться собственным поясом, но, хотя лицо ее уже почернело, ее все же привели в чувство. После этого она взяла назад обвинения против сообщников. Университет рассмотрел протоколы процесса и постановил сжечь ее живьем; тех, кого она назвала своими сообщниками, надлежало тайно, но основательно допросить.
Ведовство в Австрии
Здесь худший период гонений на ведьм совпал с правлением императора Рудольфа II (1576-1612), когда антиведовскую истерию распространяли иезуиты, стремившиеся обуздать протестантизм. Вторая волна преследований накатила в конце XVII в. и захлестнула прежде всего австрийские провинции Штирия и Тироль, ее выражением стал свод уголовных законов, жестокий антиведовской кодекс, принятый в 1707 г.
До 1570 г. преследование ведовства было редкостью, законы, за исключением имперского уголовного кодекса Карла V 1532 г., не принимали его всерьез. Уголовное законодательство Тироля 1499 г. не предусматривало наказаний ни за колдовство, ни за ведовство; в 1544 г. колдовство и гадание считались заблуждениями; и еще в 1573 г. другой полицейский устав (принятый в том же Тироле) приравнивал ведовство к богохульству и предполагал за него наказание в виде денежного штрафа (из которого четверть получал информатор, еще четверть — судья, а половина шла на благотворительность). Такой умеренностью Австрия была обязана императору Максимилиану II (1564-1576), который получил образование в Испании (где образцом поведения в подобных случаях стала для него испанская инквизиция, не поощрявшая безосновательных обвинений) и был врагом насилия. С его точки зрения, ведьмы и все те, кто обращался за помощью к гадалкам, были не более чем глупцами. Исключением из этой традиции в Австрии стал уголовный кодекс Карла V, отстаивавший новую теорию необходимости предания огню осужденных за ересь и злое колдовство. Несмотря на то, что впоследствии этот кодекс, юрисдикция которого распространялась на все немецкие княжества, цитировали все охотники на ведьм, в свое время его зачастую игнорировали, притом не только в протестантских странах, но и в католической Баварии.
После коронации в 1576 г. преемника Максимилиана количество ведовских процессов выросло. Рудольф II был человеком суеверным и признавал существование ведьм — он даже считал, что его околдовали. Иезуиты, которые приравнивали колдовство к ереси и в избытке усердия истолковывали любой, даже самый безобидный поступок в таком свете, обладали безграничным влиянием на нового монарха. Перемена духовной атмосферы сказалась в процессе по делу шестнадцатилетней Анны Шлуттербауер, одержимой, из которой изгоняли демонов сначала в Мариацелле, а затем, в 1583 г., службу над ней прочитал епископ из Брайзгау (Баден) в церкви св. Варвары в Вене. Старуху родственницу, которую заподозрили в том, что она вызвала у девушки одержимость, схватили как ведьму. После нескольких часов под пыткой она созналась, что совокуплялась с дьяволом, на протяжении 15 лет вызывала бури и посещала шабаши. Престарелый городской судья, назначенный на эту должность еще во времена скептика Максимилиана, решил, что старуха обезумела, и распорядился упрятать ее в сумасшедший дом; однако недавно назначенные судьи аннулировали его решение и распорядились доставить осужденную на деревянных санях к костру и сжечь.
Такие умонастроения продолжали господствовать еще 150 лет. Например, свод земельного суда от 1656 г. включил в число признаков, оправдывающих арест по подозрению в ведовстве, обнаружение в доме ведьмы масла, мазей, горшков с насекомыми или человеческих костей. Тем не менее в 1679 г. император Леопольд I запретил введение новых пыток, и в особенности ужасного ложа, утыканного гвоздями. С другой стороны, новая вспышка преследования имела место в Зальцбурге с 1677 по 1681 г., так что пришлось даже построить новую тюрьму. Около 100 человек под пытками заставили признаться, после чего им отрубили головы, повесили или сожгли; самому младшему из осужденных было 10 лет, самому старшему — 18. Только мания стала понемногу утихать, как приняли свод уголовных законов от 1707 г. (в правление императора Иосифа I), который придал силы прежним суевериям, воскресив и дух, и букву «Молота ведьм». В самой Австрии, однако, казней больше не было, а суды над ведьмами случались только в глубокой провинции. Императрица Мария-Тереза издала в 1769 г. свой знаменитый «Уголовный кодекс», ограничивавший преследования за ведовство; ни один приговор по делу о ведовстве, к примеру, не мог быть приведен в исполнение без правительственного одобрения. Несмотря на видимые преобразования, весь том, содержащий в себе свод законов, заполнен описаниями и снабжен 30 гравюрами узаконенных пыток, отмененных только в 1776 г. Одиннадцать лет спустя, 13 января 1787 г., все законы о ведовстве были отозваны.
В тех областях Тироля, где жители говорят на немецком языке, до 1600 г. ведовских процессов было немного. В 1637 г. главный прокурор Инсбрука доктор Вольперт Мозель составил свод инструкций по обнаружению ведьм в помощь местным судьям. Мозель дополнил обычный список еще одним признаком колдовства: если какой-нибудь мужчина найдет у себя в комнате женский пояс или другой предмет женского туалета, это значит, что ведьма бродит поблизости! Обвиняемой в ведовстве запрещалось сообщать, в чем именно заключается обвинение; если она отказывалась от сделанного под пыткой признания, значит, ее нужно было подвергнуть пытке вновь; в процессе выяснения имен сообщников для большей точности показаний надлежало применять «умеренную пытку». Мозель ограничивал применение пыток тремя часами подряд. В конце века, в 1696 г., аналогичное руководство издал в Инсбруке профессор права, ректор университета доктор Иоганн Кристоф Фрелих. Ввиду серьезности преступления, настаивал Фрелих, обычными юридическими гарантиями законности процедуры следует пренебречь. Дурная слава, мать-ведьма, неспособность смотреть людям в лицо — все это считалось достаточным основанием для предъявления обвинения в ведовстве. Допрос следовало начинать немедленно после ареста, чтобы дьявол не успел подучить пленницу, как отвечать. Камеру пыток надлежало окропить святой водой и окурить дымом благословенных трав. Обвинения в присутствии на шабаше (предъявленные другими ведьмами под пыткой) считались доказательством вины. За мелкие преступления, например поиски подземных источников при помощи гадания, предполагалось наказывать кнутом, изгонять из города или штрафовать. Дети моложе 7 лет от наказания освобождались, старше 14 признавались взрослыми. Всякий осужденный полностью лишался состояния и всей собственности. Эта книга была переиздана в 1714 г.
При подобных руководствах к действию протоколы провинциальных австрийских процессов не должны вызывать удивления. В 1673 г. в Гутенхаге (Штирия) один судья 11 дней и ночей держал пятидесятисемилетнюю женщину на коленях на пыточном стуле (сиденье которого утыкано шпеньками), время от времени поджигая ей ступни серой, чтобы заставить ее признаться в союзе с дьяволом. Она сошла с ума и умерла под пыткой. В 1679 г. в Линце (Тироль) судили Эмеренциану Пихлер, через год ей и двум ее старшим детям вынесли обвинительный приговор. Мать сожгли 25 сентября 1680 г.; детей, в возрасте двенадцати и четырнадцати лет, 27 сентября 1680 г. В 1679 г. полиция Мерана (Тироль) заподозрила четырнадцатилетнего попрошайку в том, что он накликал бури. Он был настолько невежествен, что не мог назвать даже собственное имя, но под пыткой признал справедливость обвинения и показал на трех сообщников, в возрасте от 18 до 25 лет. Всех четверых сожгли 13 декабря 1679 г. В этой области ведовство преследовали особенно ожесточенно, один священник, Лауренц Паумгартнер, даже записал в своем дневнике, что в одном только его крошечном приходе за 15 месяцев (около 1680 г.) казнили 13 ведьм. В 1688 г. в Штирии сожгли целую семью, вместе с детьми и служанкой, за ведовство. В 1695 г. в Штайермарке (Южная Штирия) Марина Шепп, простояв под присмотром доминиканцев из Петтау шесть с половиной часов на коленях на пыточном стуле, начиная с шести утра, созналась в сексуальных отношениях с дьяволом; ее сожгли. Еще две крупных вспышки антиведовской мании произошли в 1670 и 1690 гг., после чего на фоне общего уменьшения количества ведовских процессов в Европе процессы в Австрии также прекратились.
До 1570 г. преследование ведовства было редкостью, законы, за исключением имперского уголовного кодекса Карла V 1532 г., не принимали его всерьез. Уголовное законодательство Тироля 1499 г. не предусматривало наказаний ни за колдовство, ни за ведовство; в 1544 г. колдовство и гадание считались заблуждениями; и еще в 1573 г. другой полицейский устав (принятый в том же Тироле) приравнивал ведовство к богохульству и предполагал за него наказание в виде денежного штрафа (из которого четверть получал информатор, еще четверть — судья, а половина шла на благотворительность). Такой умеренностью Австрия была обязана императору Максимилиану II (1564-1576), который получил образование в Испании (где образцом поведения в подобных случаях стала для него испанская инквизиция, не поощрявшая безосновательных обвинений) и был врагом насилия. С его точки зрения, ведьмы и все те, кто обращался за помощью к гадалкам, были не более чем глупцами. Исключением из этой традиции в Австрии стал уголовный кодекс Карла V, отстаивавший новую теорию необходимости предания огню осужденных за ересь и злое колдовство. Несмотря на то, что впоследствии этот кодекс, юрисдикция которого распространялась на все немецкие княжества, цитировали все охотники на ведьм, в свое время его зачастую игнорировали, притом не только в протестантских странах, но и в католической Баварии.
После коронации в 1576 г. преемника Максимилиана количество ведовских процессов выросло. Рудольф II был человеком суеверным и признавал существование ведьм — он даже считал, что его околдовали. Иезуиты, которые приравнивали колдовство к ереси и в избытке усердия истолковывали любой, даже самый безобидный поступок в таком свете, обладали безграничным влиянием на нового монарха. Перемена духовной атмосферы сказалась в процессе по делу шестнадцатилетней Анны Шлуттербауер, одержимой, из которой изгоняли демонов сначала в Мариацелле, а затем, в 1583 г., службу над ней прочитал епископ из Брайзгау (Баден) в церкви св. Варвары в Вене. Старуху родственницу, которую заподозрили в том, что она вызвала у девушки одержимость, схватили как ведьму. После нескольких часов под пыткой она созналась, что совокуплялась с дьяволом, на протяжении 15 лет вызывала бури и посещала шабаши. Престарелый городской судья, назначенный на эту должность еще во времена скептика Максимилиана, решил, что старуха обезумела, и распорядился упрятать ее в сумасшедший дом; однако недавно назначенные судьи аннулировали его решение и распорядились доставить осужденную на деревянных санях к костру и сжечь.
Такие умонастроения продолжали господствовать еще 150 лет. Например, свод земельного суда от 1656 г. включил в число признаков, оправдывающих арест по подозрению в ведовстве, обнаружение в доме ведьмы масла, мазей, горшков с насекомыми или человеческих костей. Тем не менее в 1679 г. император Леопольд I запретил введение новых пыток, и в особенности ужасного ложа, утыканного гвоздями. С другой стороны, новая вспышка преследования имела место в Зальцбурге с 1677 по 1681 г., так что пришлось даже построить новую тюрьму. Около 100 человек под пытками заставили признаться, после чего им отрубили головы, повесили или сожгли; самому младшему из осужденных было 10 лет, самому старшему — 18. Только мания стала понемногу утихать, как приняли свод уголовных законов от 1707 г. (в правление императора Иосифа I), который придал силы прежним суевериям, воскресив и дух, и букву «Молота ведьм». В самой Австрии, однако, казней больше не было, а суды над ведьмами случались только в глубокой провинции. Императрица Мария-Тереза издала в 1769 г. свой знаменитый «Уголовный кодекс», ограничивавший преследования за ведовство; ни один приговор по делу о ведовстве, к примеру, не мог быть приведен в исполнение без правительственного одобрения. Несмотря на видимые преобразования, весь том, содержащий в себе свод законов, заполнен описаниями и снабжен 30 гравюрами узаконенных пыток, отмененных только в 1776 г. Одиннадцать лет спустя, 13 января 1787 г., все законы о ведовстве были отозваны.
В тех областях Тироля, где жители говорят на немецком языке, до 1600 г. ведовских процессов было немного. В 1637 г. главный прокурор Инсбрука доктор Вольперт Мозель составил свод инструкций по обнаружению ведьм в помощь местным судьям. Мозель дополнил обычный список еще одним признаком колдовства: если какой-нибудь мужчина найдет у себя в комнате женский пояс или другой предмет женского туалета, это значит, что ведьма бродит поблизости! Обвиняемой в ведовстве запрещалось сообщать, в чем именно заключается обвинение; если она отказывалась от сделанного под пыткой признания, значит, ее нужно было подвергнуть пытке вновь; в процессе выяснения имен сообщников для большей точности показаний надлежало применять «умеренную пытку». Мозель ограничивал применение пыток тремя часами подряд. В конце века, в 1696 г., аналогичное руководство издал в Инсбруке профессор права, ректор университета доктор Иоганн Кристоф Фрелих. Ввиду серьезности преступления, настаивал Фрелих, обычными юридическими гарантиями законности процедуры следует пренебречь. Дурная слава, мать-ведьма, неспособность смотреть людям в лицо — все это считалось достаточным основанием для предъявления обвинения в ведовстве. Допрос следовало начинать немедленно после ареста, чтобы дьявол не успел подучить пленницу, как отвечать. Камеру пыток надлежало окропить святой водой и окурить дымом благословенных трав. Обвинения в присутствии на шабаше (предъявленные другими ведьмами под пыткой) считались доказательством вины. За мелкие преступления, например поиски подземных источников при помощи гадания, предполагалось наказывать кнутом, изгонять из города или штрафовать. Дети моложе 7 лет от наказания освобождались, старше 14 признавались взрослыми. Всякий осужденный полностью лишался состояния и всей собственности. Эта книга была переиздана в 1714 г.
При подобных руководствах к действию протоколы провинциальных австрийских процессов не должны вызывать удивления. В 1673 г. в Гутенхаге (Штирия) один судья 11 дней и ночей держал пятидесятисемилетнюю женщину на коленях на пыточном стуле (сиденье которого утыкано шпеньками), время от времени поджигая ей ступни серой, чтобы заставить ее признаться в союзе с дьяволом. Она сошла с ума и умерла под пыткой. В 1679 г. в Линце (Тироль) судили Эмеренциану Пихлер, через год ей и двум ее старшим детям вынесли обвинительный приговор. Мать сожгли 25 сентября 1680 г.; детей, в возрасте двенадцати и четырнадцати лет, 27 сентября 1680 г. В 1679 г. полиция Мерана (Тироль) заподозрила четырнадцатилетнего попрошайку в том, что он накликал бури. Он был настолько невежествен, что не мог назвать даже собственное имя, но под пыткой признал справедливость обвинения и показал на трех сообщников, в возрасте от 18 до 25 лет. Всех четверых сожгли 13 декабря 1679 г. В этой области ведовство преследовали особенно ожесточенно, один священник, Лауренц Паумгартнер, даже записал в своем дневнике, что в одном только его крошечном приходе за 15 месяцев (около 1680 г.) казнили 13 ведьм. В 1688 г. в Штирии сожгли целую семью, вместе с детьми и служанкой, за ведовство. В 1695 г. в Штайермарке (Южная Штирия) Марина Шепп, простояв под присмотром доминиканцев из Петтау шесть с половиной часов на коленях на пыточном стуле, начиная с шести утра, созналась в сексуальных отношениях с дьяволом; ее сожгли. Еще две крупных вспышки антиведовской мании произошли в 1670 и 1690 гг., после чего на фоне общего уменьшения количества ведовских процессов в Европе процессы в Австрии также прекратились.
НОРВЕГИЯ
Как и во всей Скандинавии, в Норвегии считалось, что ведьмы способны вызывать бурю, переворачивать лодки и прогонять от берегов косяки рыбы. Чтобы совершать подобные подвиги, им приходилось оборачиваться гусями или лебедями и летать в таком обличье над морем, бросать в море завязанное узлами полотенце, открывать мешок с ветром или высвистывать бурю. В северных странах на Рождество и в канун летнего солнцестояния проходили большие шабаши, в которых участвовали до 60 ведьм; излюбленными местами для такого рода сборищ были гора Лидергорн близ Бергена, Бальвольден и гора Домен в Восточной Финляндии, Доврефьельд, а также Гекла в Исландии. Многие из этих мест расположены довольно далеко, но норвежские ведьмы легко преодолевали расстояние, обернувшись кошками, собаками, волками или воронами и путешествуя на метле, кочерге, черной овце или собаке. На шабашах они пили мед и пиво, танцевали и играли в карты. Иногда сам дьявол подыгрывал им на лангшпиле (народный струнный инструмент, на котором играют смычком) или на дудке и барабане, а то и просто на рожке.
Всего в Норвегии прошло не более 20 ведовских процессов. Первый зафиксированный в документах состоялся в 1592 г. в Бергене, когда приговорили к смерти Олуфа Гурдаля. Два года спустя в том же Бергене приговорили еще трех ведьм: Дитис Ренке объявили вне закона, а Юханну Йенсдаттер Фламске (фламандку) и Анну Кнутсдаттер, жену Кирстена Юде, сожгли. До следующего процесса прошло почти 13 лет; в 1622 г. Синневе (фамилия неизвестна) удавилась в тюрьме в ожидании суда; ее тело сожгли.
В 1650 г. Карен Торсдаттер призналась, что в возрасте 26 лет поступила на службу к человеку, который называл себя Люцифером. Он научил ее воровать молоко при помощи магии (к примеру, втыкая нож в стену) и оберегать от порчи собственных коров. Она назвала еще нескольких женщин, с которыми вместе летала по ночам: заводилой у них была Кристен Клод, она летала на теленке; Сидсель Мортенсен (вдова бургомистра) на кочерге; сама Карен на коте. Однажды они попытались убить двух судей, но не смогли, поскольку те пламенно верили в Бога и у одного висел на шее крест на золотой цепочке. Одна из обвиненных Карен женщин, Бодиль Квамс, признала, что летала на кочерге и пыталась убить судей. Другую женщину, которую Карен обвинила в том, что та вызывала бури, арестовали прямо в день свадьбы — она выходила замуж за сельского судью. Когда она предстала перед судом, муж так яростно защищал ее, настаивая на том, что в столь серьезном случае нельзя полагаться на свидетельства преступниц (так он называл Карен и Бодиль), что его жену оправдали. Карен и Бодиль приговорили к костру в Кристиансанде.
Случай Оле и Лизбет Нипен, произошедший в 1670 г. в Лейнстранде, Трондхейм, один из двух десятков норвежских примеров того, какую форму принимало ведовство в странах, свободных от влияния демонологов. Причиной казни Нипенов стали белая магия, воображаемая порча, злоба и зависть, без которых не обходится в деревне. Супругов осудили на смерть на основании сплетен, предрассудков и домыслов. И все же в их случае никакой организованной охоты на ведьм, пристрастного суда и финансовой выгоды ни для кого не было. Суд над ними фактически не имел отношения к религии, хотя в обвинительном акте и значилось ведовство (под которым в данном случае понималось «сотворение крестного знамения»), а также «неподобающее кощунство по отношению к Слову Божьему». В свое время было составлено детальное описание процесса, здесь, однако, приводится лишь краткое содержание.
В 1667 г. в крещенский вечер у кого-то в доме Эрик Квенельд назвал Оле Нипена колдуном. Эрик считал, что руки у него ломит по вине Оле, и сулил ему «красного петуха», если тот его не вылечит. Завязалась перепалка, мужчины обменялись резкими словами, и Оле понял, что Квенельд настраивает против него священника и соседей. Три года спустя, 30 апреля 1670 г., Оле Нипен вызвал Квенельда в суд за клевету. Результатом того первого слушания стало опровержение Квенельдом собственных обвинений, допрос свидетелей касательно предполагаемого колдовства Оле и Лизбет, а также признание самой Лизбет в том, что она пользуется заклинаниями и солью для лечения болезней.
Квенельд заявлял, что по вине Оле он не может поднять рук, а груди у него отросли как у женщины, а у его жены брови так нависли над глазами, что она ничего не видит, и уши вытянулись до плеч, как у собаки. Трое соседей показали, что Оле и Лизбет имели обыкновение нашептывать над поврежденными членами заклинания, натирая их солью; более или менее исцелившись, они платили Лизбет небольшую мзду. Лизбет доказывала, что поскольку ее заклинания — это слово Божие, то никакого вреда от них быть не может; все дело не в соли, а в «молитвах», которые она читала. Вот какое заклинание, или молитву, она использовала для лечения простуды:
Христос подошел к церкви с книгой в руках. Пришла и сама Дева Мария. «Отчего ты так бледен, любезный мой сын?» — «Я подхватил сильную простуду». «Я вылечу тебя от простуды: кашель, простуда внутри, простуда в спине, простуда в груди, из кости и плоти в березу и камень уйди, во имя Отца, Сына и Святого Духа».
Прошло три месяца, и в августе Лизбет предъявили обвинение на основании ее репутации колдуньи и использовании святотатственных молитв. Против нее выступили четверо свидетелей, но не сказали ничего нового: все та же заговоренная соль для лечения недугов, перенесение боли с человека на животных или других людей. Приходской священник клялся, что слышал, как Нипены занимались ведовством; да и суд заявил, что все «знают, какие слухи ходят о Нипенах уже много лет, и что немало таких, кто платил им только из страха».