Антон Грановский. Не смотри ей в глаза

   – Мне Толя Волохов сказал. – Петя снова посмотрел на Глеба. – Он о тебе беспокоится.
   – Ты говорил с Волоховым? – не поверил своим ушам Корсак.
   Конопатое лицо Давыдова слегка покраснело.
   – Он мне сам п-позвонил. Сказал, что тебе требуется поддержка. Что ты сейчас один и что без д-дружеского участия ты сопьешься.
   – Ясно. – Глеб насмешливо прищурился. – Стало быть, ты – моя группа поддержки?
   – Ага, – улыбнулся Петя. – Вроде т-того.
   – Ну, проходи.
   Они расположились в гостиной. Глеб развалился в своем любимом плюшевом кресле, Петя уселся на диван. На столике появился еще один стакан, однако Петя мотнул головой:
   – Глеб, я с утра не пью.
   – Я тоже, – сказал Корсак и взялся за бутылку.
   Давыдов с упреком смотрел на то, как Глеб смешивает коктейль – сперва себе, потом Пете. Выдавив в водку с тоником сок из половинки лимона, Глеб протянул стакан Давыдову:
   – Держи.
   Тот нехотя взял.
   – Значит, Волохов прислал тебя ко мне, – с мрачной ухмылкой проговорил Корсак.
   Петя кивнул:
   – Угу. – И добавил, как бы извиняясь: – Он хороший м-мужик.
   – А я не знал, что вы дружите.
   – Мы не дружим. Виделись т-только у тебя на дне рождения. Ты тогда всем объявил, что я твой лучший друг. Вот он и запомнил.
   – Ясно. – Глеб отпил из своего стакана, облизнул губы и сказал: – Ну? И как ты собираешься меня развлекать?
   Давыдов пожал плечами:
   – Пока не знаю. Хочешь, сыграем в шахматы?
   Глеб сдвинул брови и чуть прищурился.
   «Вот оно, значит, как, – думал он, глядя на Петю с мрачной иронией. – Друзья проявляют обо мне заботу. Как это трогательно! Прямо слезы на глаза наворачиваются!»
   И все же он был рад видеть Петю Давыдова. В самом деле рад.
   Корсак и Давыдов дружили еще со студенческой скамьи. В ту далекую пору оба учились на факультете искусствоведения и одно время даже делили комнату в общаге, пока «коммерческие дела» Глеба не пошли вверх и он не снял себе квартиру.
   Петя Давыдов после окончания университета некоторое время преподавал, но потом бросил это безнадежное (главным образом, по причине заикания) занятие и посвятил себя любимому делу – фотоискусству, став довольно востребованным «глянцевым» фотографом.
   – Ты чего такой мрачный? – снова заговорил Глеб, вытряхивая сигарету из пачки «Кэмела».
   Петя пожал плечами:
   – Ну, из нас д-двоих кто-то должен быть м-мрачным.
   – Верно. Но я для этой роли больше подхожу, тебе не кажется?
   Петя покраснел:
   – Да, Глеб. П-прости.
   Корсак дернул уголком губ:
   – Не напрягайся. Все будет хорошо.
   – Да, к-конечно, – поспешно кивнул рыжеволосой головой Петя.
   Он отхлебнул коктейль. Потом еще раз. Нехотя отнял стакан от губ и сказал:
   – Слушай, Глеб, тут через пару д-дней наши университетские собираются.
   – Да, я слышал, – сказал Глеб, выдыхая табачный дым.
   – Ты пойдешь?
   Он мотнул головой:
   – Нет.
   – Зря. Наши ребята часто о тебе вспоминают. Особенно после того, как ты издал эту книгу. Кстати, как идут п-продажи?
   – Нормально идут, – сказал Глеб.
   – Да, она вроде бы стала б-бестселлером. Поздравляю!
   Глеб пожал плечами, допил коктейль и снова потянулся за бутылкой.
   – Брат, это ты зря, – веско произнес Петя. – Спиртное тут не п-поможет.
   – Да ну?
   – Т-точно тебе говорю.
   – А что поможет?
   – Дружеская б-беседа.
   Глеб свинтил с бутылки крышку и усмехнулся:
   – Ты сам-то в это веришь?
   Петя поправил пальцем очки.
   – Вообще-то не очень, – признался он. – Но попробовать-то стоит? Как д-думаешь?
   – Думаю, что ты прав. Но какая беседа без бутылки? Давай допивай коктейль, я тебе смешаю новый.
   – Напиваться тебе сейчас нельзя, – сказал Петя. – Это будет п-проявлением слабости.
   – А по-твоему, человек всегда и в любых обстоятельствах должен быть сильным?
   – Если этот человек мужчина, то да, – твердо проговорил Петя.
   Глеб посмотрел на него исподлобья и усмехнулся.
   Внешность Пети была обманчива и многих сбивала с толку. В трезвом виде Давыдов выглядел таким же безобидным интеллигентом, как Шурик в «Кавказской пленнице». Но стоило «безобидному интеллигенту» выпить рюмку-другую текилы, и он превращался в храброго и безбашенного рыцаря. В подвыпившем состоянии Петя грудью стоял за справедливость и готов был незамедлительно ринуться в бой, если видел, что кого-то обижают или унижают.
   – Ты, Глеб, главное, не сдавайся, – сказал Петя, глядя Корсаку в глаза сквозь круглые стеклышки очков. – Мужчина д-должен быть сильным. Он должен быть воином.
   – Воином я бы себя не назвал, – с усмешкой произнес Глеб. – Единственная война, которую я веду, – это война с трезвостью. За твои красивые глаза!
   Глеб отсалютовал другу стаканом и в два глотка выпил коктейль.
   – Чем ты намерен сегодня з-заняться? – поинтересовался Давыдов.
   – Отдам свое молодое тело на поругание падшим женщинам, – ответил Глеб. – Ну или просто напьюсь вдрабадан. А что? Хочешь поддержать?
   Петя нахмурился:
   – Это глупо, Глеб. Это не п-поможет. Знаешь, что тебе нужно сделать?
   – Что?
   Петя посмотрел Глебу в глаза, улыбнулся и мягко проговорил:
   – Тебе нужно п-поплакать.
   – Что? – Корсак изумленно поднял брови. – Ты рехнулся?
   Давыдов замотал головой:
   – Нет! Слезы – это пот б-больного духа!
   – Потей сам, если тебе так хочется, – отрезал Глеб. – А у меня есть метод понадежнее.
   Он допил коктейль и снова взялся за бутылку. Петя посмотрел на это, нахмурился и сказал:
   – Кажется, я здесь т-третий лишний.
   Глеб улыбнулся, погладил бутылку по покатому боку и нежно проговорил, обращаясь к ней:
   – Не слушай его, детка, он нам просто завидует. О черт, совсем забыл! – встрепенулся вдруг Корсак и посмотрел на часы. – С минуты на минуту ко мне приедут гостьи. Если ты останешься, тебя ждет неплохое развлечение! Совсем как в студенческие времена.
   – Какие еще г-гостьи?
   – Веселые и симпатичные. По крайней мере я на это надеюсь. Оставайся, Пьеро. – Глеб достал из кармана халата толстую пачку долларов и тряхнул ею перед лицом Давыдова: – Покутим!
   Петя помрачнел еще больше.
   – Значит, это п-правда, – констатировал он, глядя на деньги. – Ты снова стал играть?
   – Угу. И не просто играть, а выигрывать.
   Корсак сунул деньги в карман.
   – Глеб, это п-плохо, – с упреком проговорил Петя.
   – Что плохо? – не понял Глеб. – Выигрывать?
   – Играть. Маша бы этого не одобрила. Вспомни, ты ведь ей обещал.
   На скулах Глеба дернулись желваки.
   – Мы с Машей разошлись, – сухо проговорил он. – А значит, все мои обещания аннулируются.
   В прихожей запиликал звонок домофона.
   – О, а вот и гостьи пожаловали! Пойду открою! – Глеб поднялся с кресла, но Петя вскочил с дивана и преградил ему путь.
   – Я тебя не п-пущу, – заявил он.
   Глеб посмотрел на друга снисходительным взглядом:
   – Петь, не валяй дурака. Отойди.
   – Нет, – твердо сказал Давыдов.
   Глеб нахмурился.
   – Ты мне надоел, – сказал он.
   Петя слегка побледнел.
   – Напрасно стараешься, – сказал он все тем же твердым голосом. – Я все равно тебя не п-пущу.
   – Или ты уйдешь с дороги, – сказал Глеб, – или я спущу тебя с лестницы вперед головой.
   – Ты хочешь д-драться? Ладно!
   Давыдов снял очки, сложил их и сунул в карман замшевого пиджака. Затем вскинул кулаки к лицу, приняв боксерскую стойку, и пафосно продекламировал:
   – «Сбит с ног – сражайся на коленях, идти не можешь – лежа наступай!»
   Глеб сдвинул брови и спокойно произнес:
   – Петь, не дури.
   – «Гектора мы поразим, ненасытного боем героя!» – снова продекламировал Давыдов.
   Карие глаза Корсака сузились.
   – Петь, я тебя по-хорошему прошу – уйди с дороги.
   – А я т-тебе по-хорошему говорю: завязывай с игрой. Добром это не кончится.
   – Уйди с дороги!
   – Нет!
   Глеб двинулся на Давыдова, но тот слегка отвел назад правое плечо, а затем двинул Корсака кулаком в грудь. Глеб остановился, изумленно глядя на друга.
   – Ты меня ударил?
   – И ударю еще, если не п-послушаешься, – объявил Давыдов.
   Глеб чуть прищурил темные, недобрые глаза.
   – Ну, давай, – холодно проговорил он. – Рискни здоровьем.
   И снова пошел на Давыдова. Тот, резко выбросив вперед правый кулак, двинул Глеба в челюсть. Будучи завсегдатаем московских баров, Петя Давыдов был неплохим бойцом и однажды не побоялся выступить против целой банды отморозков^[1], однако с Глебом ему было не совладать. Корсак перехватил руку Пети и въехал ему кулаком под дых.
   Петя согнулся пополам, покачнулся и рухнул на пол.
   – Ах ты… гад, – прохрипел он с пола.
   – Сам напросился.
   – Сволочь…
   – Знаю, – сказал Глеб и протянул Давыдову руку. – Хватайся за руку, Тайсон хренов.
   Петя проигнорировал его руку и встал сам. Отдышался, морщась от боли в животе и мрачно поглядывая на Глеба, а потом сказал:
   – Черт с тобой. Хочешь пропадать – п-пропадай.
   У Глеба в кармане халата зазвонил телефон. Он достал трубку, взглянул на дисплей и сказал с усмешкой:
   – О, девочки волнуются. Петрусь, мое предложение в силе. Оставайся – развлечемся.
   – Пошел ты.
   Не глядя на Корсака, Петя обулся, накинул пуховик и натянул на голову вязаную шапку.
   – Совсем забыл. – Петя достал из внутреннего кармана пиджака сложенную в несколько раз газету и швырнул ее на консольный столик. – Это т-тебе.
   Корсак взглянул на газету и спросил:
   – Что там?
   – То, что в-вернет тебя к жизни. Хотя… надо ли тебе это?
   Петя повернулся и, не прощаясь, вышел из квартиры.
   Глеб задумчиво посмотрел на закрывшуюся дверь и тихо проговорил:
   – Н-да…
   Потом взглянул на газету и протянул к ней руку, но в эту секунду мобильник снова зазвонил.
   – Да, золотце. Да, уже открываю.

7

   Шатенка отпила из своего бокала, облизнула ярко накрашенные губы и провела ладонью по волосам Глеба:
   – Глебчик, ты такой милый!
   – Я пьяный, а не милый, – отозвался он и тоже приложился к своему стакану.
   Вторая девушка, блондинка с большой грудью и осиной талией, гуляла по комнате, разглядывая диковинные вещи, которых в квартире Глеба было в избытке. Остановившись перед плакеткой с репродукцией картины «Медуза», она заинтересованно спросила:
   – А это что за картинка?
   – «Медуза горгона», – отозвался с дивана Глеб, наслаждаясь коктейлем и обществом нежной шатенки. – Караваджо.
   – Чего?
   – Микеланджело да Караваджо. Итальянский художник.
   – А я знаю про Медуза горгону, – ластясь к Глебу, заговорила шатенка. – Это было в какой-то сказке… – Шатенка наморщила лобик, припоминая. – Кажется, она убивала людей взглядом. Правильно?
   – Правильно, – ответил Глеб. – Был только один способ уберечься от горгоны – не смотреть ей в глаза. Иначе – верная смерть.
   Блондинка вновь посмотрела на картину.
   – А здорово нарисовал, – похвалила она. – Страшненько так.
   – Еще бы, – отозвался Глеб и чуть заметно усмехнулся. – Этот парень хорошо знал, что такое зло. Как-то вечером он подкараулил одного своего недруга на рыночной площади, а когда тот проходил мимо, выскочил из засады и ткнул его шпагой в голову.
   – Фу, как подло, – поморщилась блондинка.
   А шатенка уточнила:
   – Убил?
   – Да, – сказал Глеб. – Но есть мнение, что таким людям, как Караваджо, на том свете многое простится. Даже убийство.
   – Почему?
   – Потому что своей работой они оправдывают наше никчемное существование.
   Девушки переглянулись. Шатенка потерлась о плечо Глеба нежной щечкой и проворковала – ласково и иронично:
   – Глебчик, хватит давить на нас интеллектом.
   – Да, прости. – Корсак улыбнулся. – Больше не буду. Давай-ка я тебе еще налью!
   Он подлил девушке шампанского. Она отпила, фыркнула от газа, ударившего в нос, и весело спросила:
   – Глеб, а ты знаешь какие-нибудь стихи?
   – Угу, – отозвался тот.
   – Прочитай, а? Только чтобы про любовь.
   – Про любовь? – Корсак усмехнулся. – Нет проблем. Слушай!

 
Вы лежали в гамаке
С сигаретою в руке
И невольно искривляли
Тело где-то в позвонке.
 
 
Я хотел бы быть рекой,
Гладить вас своей рукой,
Гладить волосы и тело —
Вот я ласковый какой.
 
 
Я хотел быть ветерком,
Я хотел быть мотыльком…
Только на фиг вы мне сдались
С искривленным позвонком?
 

   Шатенка рассмеялась:
   – Класс!
   Блондинка тоже фыркнула от смеха, но тут ее внимание привлекла перевернутая рамка, лежащая на полке.
   – А это что за фотка? – спросила она. Не дожидаясь ответа, она подняла фоторамку и взглянула на снимок. – Это твоя жена?
   – Нет, – сказал Глеб и отхлебнул из стакана.
   – А кто?
   – Женщина, которой я подарил свое сердце и которая вернула мне его в разбитом, но аккуратно склеенном виде.
   Девушка фыркнула, покосилась на Глеба и проговорила:
   – Надо же – бросить такого роскошного парня.
   – Сам удивляюсь. – Глеб улыбнулся. – Наверное, ее не привлекает роскошь. Она из тех, кто довольствуется предметами первой необходимости. А теперь верни фотографию на место, милая.
   – Положить ее лицом вниз?
   – Да. Так она меньше пылится.
   Блондинка хмыкнула, но не спешила выполнить указанное. Она с любопытством вгляделась в портрет:
   – А она хорошенькая, хотя и не первой свежести. Сколько ей? Лет тридцать пять? Снежана, посмотри – хорошенькая ведь?
   Блондинка показала фотографию шатенке. Та подняла голову с плеча Глеба, продолжая поглаживать его ладонью по груди, взглянула на снимок и улыбнулась:
   – Слишком серьезная. И прическу надо другую. Ей бы мелирование подошло. «Мажимеш» или «Балияж».
   – Да ладно тебе, Снежанка, ей и так хорошо. Она на какую-то актрису похожа. Из советского кино… Что-то там «тра-ля-ля… инженера Гарина», я в детстве смотрела.
   – А, я помню, – кивнула шатенка. – Она играла подружку этого Гарина. Такая беленькая была, с темными глазами. Фамилию только забыла.
   – Налюбовалась? – спокойно поинтересовался у блондинки Глеб. – А теперь будь хорошей девочкой и верни «подружку Гарина» на полку. Я серьезно, Люся, положи фотографию туда, где она лежала.
   – Я не Люся, – сказала блондинка. – Я Лия.
   – Да без разницы.
   Девушка поставила фотографию на полку и аккуратно повернула ее пальцем к Глебу. Он сдвинул брови и качнул головой:
   – Нет, не так. Переверни, как было.
   – Как скажешь.
   Она улыбнулась и как бы невзначай толкнула рамку пальцем. Кувыркнувшись в воздухе, стеклянная рамка со звоном упала на паркет.
   – Упс! – воскликнула блондинка, подняла на Глеба взгляд и виновато проговорила: – Прости, милый, я нечаянно.
   Корсак вскочил с дивана – так резко, что шатенка испуганно захлопала глазами. Глеб несколько секунд стоял неподвижно, глядя на блондинку таким взглядом, что она побледнела и невольно попятилась, затем сунул руку в карман халата.
   Девушки испуганно уставились на него.
   – Ты чего, Глебчик? – севшим голосом пробормотала шатенка.
   Корсак достал из кармана пачку стодолларовых купюр и протянул блондинке:
   – Это вам со Снежаной на такси.
   Она посмотрела на деньги, снова на Глеба, сдвинула брови и возмущенно произнесла:
   – Ты что, нас прогоняешь?
   – Угадала.
   Глеб продолжал держать деньги. Блондинка еще пару секунд колебалась, а затем выхватила деньги из пальцев Глеба и презрительно проговорила:
   – Дурак! Мы бы тебе такую ночь устроили!
   – Знаю. Попытаюсь это пережить.
   Блондинка кинула взгляд на подругу:
   – Пошли, Снежанка!
   Шатенка молчал поднялась с дивана. Вид у нее был растерянный.
   Глеб стоял неподвижно, глядя на осколки стекла, разбросанные на полу. Через минуту из прихожей донесся презрительный возглас:
   – Дурак!
   – И не лечишься! – добавил второй.
   – К сексологу сходи, извращенец!
   Входная дверь с грохотом захлопнулась. Глеб вздрогнул, вышел из оцепенения, нагнулся, поднял разбитую рамку и поставил ее на полку. Посмотрел на помятую фотографию Маши Любимовой и мрачно произнес:
   – Вот так, значит, да? Нигде мне не укрыться от твоего укоризненного взора? Отлично. Превосходно! Думаешь, я вернусь к тебе с виноватым видом и начну вилять хвостом?
   Глеб сгреб фотографию с полки, прошел к письменному столу, открыл верхний ящик, швырнул ее туда и снова закрыл.
   – Вот так, – резюмировал он.
   Отправив фотографию в ссылку, Глеб некоторое время стоял возле стола с задумчивым видом, словно о чем-то забыл – о чем-то таком, что обязательно нужно было вспомнить. Потом прошел в прихожую и взял с консольного столика газету, оставленную Петей Давыдовым.
   Он вернулся с ней в гостиную, уселся в кресло и пробежал взглядом по заголовкам.
   – Ну? И что тут у нас за новости?.. Доллар вырос, евро упал… Ожидаемо. Что дальше? Президент России отчитался о своих доходах. Молодец, люблю честных парней! Что еще?.. Ну же, мир, давай, удиви меня!.. Тэк-с… «МИД России не советует россиянам ездить в Грузию…» Грустно. «Киндзмараули» и «Саперави», верные спутники моей боевой юности, где вы теперь? «Актер Мэл Гибсон угрожает своей жене расправой…» Мерзавец, негодяй. Но в чем-то я его понимаю. Что еще?.. «У Криштиану Роналду украли бутсы…» «Семья Версаче решила продать треть акций модного дома…» И этим ты живешь, мир? Поддай парку! «Автопром оказался на пороге глобального кризиса». Вот это уже ближе к делу, это уже попахивает апокалипсисом! Что еще?
   Глеб перевернул страницу, пробежал взглядом по заголовкам, поморщился, как от зубной боли, и хотел отложить газету, но вдруг заметил, что одна из заметок обведена синим маркером. К заметке прилагался снимок. На нем была изображена (впрочем, весьма нечетко, поскольку снимок был сделан издалека) лежащая на снегу женщина. Вокруг нее суетились какие-то люди. Рядом с первым снимком был помещен еще один; на нем было изображено лицо мертвой молодой женщины с зияющей дырой вместо левого глаза. Под уцелевшим правым глазом что-то поблескивало, отражая лучи солнца.
   Газетная заметка называлась «Стеклянные слезы» и повествовала о трупе молодой женщины, найденном неподалеку от Дмитровского шоссе.
   Глеб углубился в чтение. И чем дальше он читал, тем сильнее билось его сердце.
   «Как стало известно из компетентных источников, свидетели утверждают, что видели рядом с местом преступления мужчину в красной зимней куртке».
   Глеб прочел заметку до конца, потом снова принялся разглядывать фотографии. И чем дольше он смотрел, тем мрачнее делалось его лицо, но ярче разгорались глаза.
   Наконец он отложил газету и поднялся с кресла. Постоял несколько секунд, осматривая стеллажи с книгами и что-то припоминая, затем повернулся к письменному столу, быстро прошел к нему, присел, выдвинул нижний ящик и принялся в нем рыться, перебирая бумаги и тетради и тихонько чертыхаясь.
   Искал он довольно долго и наконец вынул из ящика помятую бумажную папку, из которой торчали такие же помятые листы, и взгромоздил ее на стол. На желтоватой обложке большими черными буквами было начертано:

«МАНЬЯКИ»

(рабочие материалы)

   Следующие минут пять Глеб был занят тем, что, позабыв про коктейль, увлеченно листал страницы, просматривая записи и фотографии. Но вот на щеках у него заиграл румянец, и, держа в руке вынутую пожелтевшую фотографию, Корсак закрыл папку и отодвинул ее в сторону.
   Фотография была черно-белая, изрядно потертая. На ней было изображено юное девичье лицо, запрокинутое вверх. На месте левого глаза темнело безобразное пятно. Под правым – сверкали маленькие кусочки стекла, врезавшиеся в кожу щеки и напоминающие замерзшую дорожку слез.
   Глеб взял в руки газету и сравнил старый снимок с фотографией, размещенной в ней. Потом взял со стола телефон, набрал номер, дождался ответа и сказал в трубку:
   – Алло, Витя, привет! Это Глеб Корсак. Да-да, не прошло и десяти лет. – Корсак хрипло засмеялся, собеседник, видимо, тоже ответил ему смехом. – Слушай, дружище, можешь для меня кое-что узнать?.. Нет, ничего особенного. Просто кое-какие детали, касающиеся одного убийства… Брось, Витя. Если ты не всесилен, то кто тогда всесилен?
   Нечаянно Глеб нажал на кнопку громкой связи, и голос собеседника вырвался из динамика:
   – Ох, Глеб, мастер ты возливать бальзам на раны!
   Вздрогнув от неожиданности, Корсак отодвинул трубку от уха и машинально проговорил:
   – Елей.
   – Что?
   – Елей, а не бальзам. «Свой чудесный елей нам на раны излей…» Классика.
   – Ладно, как скажешь. Так что там тебе нужно узнать?
   Глеб положил трубку на стол и сказал, потянувшись за сигаретами:
   – Я прочел в газете об убитой девушке, тело которой нашли на Дмитровском шоссе.
   – А, ты про это! И что ты хочешь знать? По-моему, журналисты постарались на славу – расписали все, как есть.
   – Орудие убийства действительно не нашли?
   – Раз пишут «не нашли», значит, не нашли. Говорю тебе, Глеб, ты не…
   – Подожди, Витя. – Глеб закурил и выдохнул вместе с дымом: – Нужно выяснить один момент, о котором в газете ничего не сказано.
   – Что за момент?
   – Разузнай, пожалуйста, не было ли в ране девушки частиц хлора?
   – Хлора? Я не ослышался?
   – Нет, ты не ослышался. Именно хлора.
   – Гм… Странное предположение.
   – Так ты можешь это узнать или нет?
   – Ну… я могу попробовать.
   – Отлично!
   – Но это обойдется тебе недешево.
   Глеб посмотрел на ящик стола, забитый выигранными деньгами, усмехнулся и сказал:
   – Цена не имеет значения.
   – Вот как? – Собеседник присвистнул. – Ты что, получил наследство от американской бабушки?
   – Что-то вроде того. Сколько времени тебе понадобится?
   – Не знаю. У меня сейчас много дел…
   – Сможешь заняться этим прямо сейчас?
   – Глеб…
   – Пять сотен.
   Возникла пауза. А затем собеседник Глеба осторожно уточнил:
   – Рублей?
   – Если хочешь – можно и рублей, – ответил Корсак. – Но, вообще-то, я имел в виду доллары.
   – Хорошо живешь, Глеб… Лады, я займусь этим прямо сейчас. Как только что-нибудь выясню – перезвоню тебе.
   – Заметано. Спасибо за помощь, Витя.
   – Не за что. Обращайся!
   Глеб отключил связь, взял стакан, залпом выпил и снова потянулся за бутылкой.

* * *

   Несмотря на весь свой энтузиазм, Глеб не смог побороть искушение и, выпив стакан коктейля, решил выпить еще один. Поглощая напиток, он все время смотрел на ящик стола, в котором запер фотографию Маши Любимовой.
   – Пью за твой здоровье, – приговаривал он. – И за здоровье твоего нового мужчины, которого ты скоро найдешь. Найдешь… Потому что не можешь не найти. Вокруг таких женщин, как ты, мужчины роятся, как пчелы… Именно поэтому ты и не ценишь мужчин. То есть… – Он усмехнулся. – Возможно, ты не ценишь конкретно меня. Что же, в таком случае – желаю тебе удачи!
   Глеб отсалютовал столу стаканом, допил остатки коктейля и вдруг вспылил, размахнулся, чтобы запустить стаканом в стол, но сделать этого не успел – зазвонил мобильный телефон.
   Глеб поставил стакан и взял со стола трубку.
   – Алло, Глеб, это Виктор, – услышал он голос приятеля.
   – Да, Вить, ты у меня определился. Какие новости?
   – Ты готов слушать?
   – Да, я в твоем полном распоряжении.
   – Ну, тогда слушай…
   Глеб выслушал все, что сказал ему приятель, поблагодарил и отключил связь.
   Некоторое время после этого он сидел неподвижно, размышляя о чем-то, затем потянулся за бутылкой и следующие две минуты был занят тем, что смешивал новый коктейль. Лед в вазочке растаял, но идти за новой порцией на кухню не хотелось. Пришлось пить безо льда.
   После второго стакана Глеб вспомнил, что надо копать дальше. Он взял со стола газету с обведенной статьей, посмотрел на номера телефонов, указанные в конце статьи, взял аппарат и набрал один из них.
   – Здравствуйте!.. – сказал он, когда на том конце откликнулись. – Кто у вас занимается делом убитой девушки?.. Да, простите, я забыл, что в Москве девушек убивают ежедневно, а порой и ежечасно. Я говорю про Анну Смолину… Нет, я не ее родственник. Имя? Глеб Корсак. Да, Корсак, с ударением на первом слоге… Я звоню, потому что в газете написано, что каждый, кто располагает какой-либо информацией, должен позвонить по номеру, указанному в газете. Вот я и звоню. Что?.. Да, черт возьми, я располагаю информацией! Соедините меня с вашими операми, пока я склонен к беседе! И имейте в виду: как только коктейль в моем стакане закончится, я брошу трубку!.. Нет, я не пьян. Но я выпил. Выпил, чтобы набраться решимости для звонка. Вы соедините меня с вашими операми или нет?.. Жду!
   В трубке завыл Григорий Лепс, и Глебу пришлось прослушать почти полкуплета песни, прежде чем музыка оборвалась и строгий женский голос произнес:
   – Капитан Твердохлебова слушает.
   – Рад, что хоть кто-то меня сегодня слушает.
   – Кто вы?
   – Я? Представитель власти. То есть – четвертой власти.
   – Вы журналист?
   – Да.
   – До свидания.
   – Стойте! Не вешайте трубку. Я звоню вам не как журналист, а как гражданин.
   – И что вы хотите сообщить, гражданин?
   – У меня есть информация касательно убийства Анны Смолиной. Вернее – касательно того, кто мог это сделать.
   – И кто же?
   – Вы что, правда думаете, что я буду рассказывать об этом по телефону? Я хотел бы встретиться с вами.