Антон Грановский. Обитель Тьмы

   Воевода несколько секунд смотрел на тлеющий фитилек бомбы, потом нервно повел подбородком и приказал:
   – Сотники, делайте, как он велит!
   Подчинились сотники беспрекословно. Швырнули на пол мечи, а затем и сами распластались на широких лиственничных досках. Глеб вперил взгляд в лицо воеводы и повторил свой вопрос:
   – Где князь Добровол? Почему его нет в зале?
   – Его нет не только в зале, ходок. Его нет во всем тереме. Нет и не будет еще несколько дней. Ты ошибся и проиграл. Признай это и сдайся. – Несколько секунд воевода молчал, потом насмешливо посмотрел на ольстру и проговорил: – Неужели ты думаешь, что мушкет поможет тебе?
   – До сих пор помогал, – сказал Глеб.
   В этот миг самый молодой из сотников вскочил на ноги и со скоростью рыси прыгнул на Глеба. Прогремел выстрел, и сотник рухнул на пол с простреленной грудью. Глеб посмотрел на труп сотника и мрачно изрек:
   – Некоторым проще умереть, чем поверить в очевидное.
   Горячая волна гнева вновь захлестнула Глеба. Желание расправиться с ратниками было почти непреодолимо. Палец Первохода вновь лег на спусковой крючок. Он двинул в сторону головой, разминая шею, и тут что-то укололо его в ключицу. Глеб не сразу понял, что это, а когда понял, нахмурился: это был серебряный крестик Рамона.
   Несколько мгновений Глеб стоял неподвижно, потом медленно опустил ольстру.
   – А теперь, вояки, делайте, как я скажу! – прорычал он. – И если посмеете меня ослушаться… Я убью вас всех!

* * *

   Выйдя из терема, Глеб сунул ольстру в кобуру и двинулся дальше. Сильный северный ветер гнал по черному небу серые обрывки туч, охапками сбивая листья с берез.
   В отдалении, у костерка, стояли, надвинув шапки на уши и втянув головы в воротники кафтанов и кожухов, замерзшие охоронцы.
   Холод, неизвестность и мрачная пустота в душе навевали на Глеба мрачные мысли. Вечер был слишком богат на события и сильно истощил его. Бояр, слуг и ратников Первоход оставил в пиршественном зале, на полу, связанными по рукам и ногам. Рты их были заткнуты кляпами, сделанными из распоротых рушников.
   Однако Глеб не успел пройти и двадцати шагов по теремному двору, как вдруг охоронцы встрепенулись, а из-за высокого забора донесся звук трубы. Едва Первоход успел укрыться за одним из сарайчиков, как широкие ворота распахнулись, и во двор въехал князь Добровол в окружении всадников с мушкетами. Судя по неровной посадке, князь был пьян.
   «Должно быть, вернулся из Порочного града», – пронеслось в голове у Глеба.
   Князь Добровол сидел на огромном, толстоногом коне. Меч его, усыпанный драгоценными камнями, бился по бархатному чепраку. Небрежно швырнув поводья подбежавшему слуге, Добровол слез с коня и любовно похлопал его ладонью по шее. Перстни, отразив свет костра и факелов, ярко брызнули на пальцах Добровола.
   И в этот миг Глеб открыл огонь. Три стрелка Добровола, не успев достать мушкеты, слетели с коней и рухнули в грязь. Еще четверо успели запалить фитили, но Глеб не дал им времени прицелиться. Когда мушкеты выстрелили, сами стрелки уже лежали на земле бездыханными.
   Оставшимся Глеб крикнул:
   – Опустите мушкеты, стрельцы!
   Двое не подчинились. Глеб вскинул ольстру к плечу и первым же выстрелом размозжил одному из них голову. Второй предпочел не искушать судьбу, швырнул мушкет на землю и поднял руки.
   Глеб перевел взгляд на князя Добровола. Тот стоял посреди двора, среди окровавленных тел стрелков, и смотрел на Глеба. Плотный, осанистый, густобородый, князь был бледен, но во взгляде его не было ни удивления, ни испуга.
   – Я ждал тебя, ходок, – проговорил он раскатисто и властно. – Ждал с того самого дня, когда узнал о твоем побеге из Мории.
   – Тогда ты знаешь, что будет дальше! – так же громко отозвался Глеб. – Я пришел тебя убить, Добровол.
   Князь усмехнулся в каштановую бороду и слегка качнул головой:
   – Нет, ходок. Ты пришел со мной поговорить. И поверь: мне есть, что тебе сказать.
   Глеб продолжал держать Добровола на прицеле. Тогда князь широко усмехнулся и сказал:
   – Ты скверно выглядишь, ходок. Мория высосала из тебя все соки. Должно быть, тебе трудно держать в руках ольстру. Что, если мы пройдем в терем и сядем за стол? Я прикажу подать нам лучшего вина и самых вкусных закусок.
   – Ты, видать, и впрямь сошел с ума, если думаешь, что я сяду с тобой за стол, – холодно проговорил Глеб.
   – Вот как? – В бороде Добровола вновь тускло сверкнула улыбка. – Ну, тогда давай, убивай меня. Ну же! Стреляй!
   Глеб медлил.
   – Что же ты не стреляешь, ходок? Не хватает духу убить своего князя? – Добровол усмехнулся и обвел насмешливым взглядом притихших стрельцов и челядь. – Вы видите? – громко и спокойно произнес он. – Сам Глеб Первоход, о котором рассказывают так много сказок, не решается меня убить! Воистину, я, а не он, – избранник богов!
   Добровол засмеялся, затем вновь посмотрел на Глеба и сказал:
   – Опусти свой мушкет, ходок. Ты способен на многие чудеса, но все они ничто пред моей властью. И пред моей волей.
   Глаза Глеба заволокло гневной пеленой, но руки, которым и впрямь тяжело было держать ольстру, подвели. «Громовой посох» медленно опустился.
   – Вот так, – кивнул князь Добровол. Он глянул на своих стрелков и презрительно проговорил: – Поднимите свои мушкеты, ратники. И не дрожите. Мое слово разит сильнее ольстры, а пред моею властью все стрелы и пули – вздор.
   Глеб стоял перед своим врагом, растерянный и обескураженный, не понимая, что с ним произошло и почему, черт возьми, он не смог нажать на спусковой крючок.
   – А теперь ступай за мной в терем, Первоход, – приказал Добровол. – А вы… – он небрежно глянул на челядь, – …уберите здесь.

10

   Они сидели в маленькой горнице, которую Добровол назвал «моей темницей». Князь – в кресле, накрытом мягкой рысьей шкурой, Глеб – на жесткой резной скамье.
   Добровол первым нарушил долгое молчание:
   – Ну? И что ты скажешь, Первоход?
   – Я убил половину твоего «убойного отряда», – сказал Глеб ледяным голосом.
   Князь дернул упитанной щекой и небрежно проговорил:
   – Вздор, наберу новых. Пред тем как я отправил тебя в Морию, ты щедро меня одарил. Нет в мире власти прочнее той, которая держится на мушкетах и пушках. Воистину ты самый великий мастер на земле, раз сумел упрятать в их стволы столь могучую силу.
   Глеб никак не отреагировал на этот насмешливый комплимент.
   – Почему я не смог тебя убить? – сухо спросил он.
   Добровол достал с шеи гайтан, на котором висел небольшой костяной амулет, и показал его Глебу.
   – Узнаешь? Это амулет богини Сорни-Най, которой поклоняются лесные люди. Это ведь она отправила тебя из далекого грядущего в наш скудный «средний» мир.
   Глеб удивленно приподнял брови.
   – Я думал, ты не веришь в эти сказки, Добровол.
   Князь усмехнулся.
   – Я верю во многое такое, что более ограниченные умы считают ерундою и вымыслом. И, как ты уже знаешь, моя вера сделала меня самым великим властителем в этой части мира. Но речь сейчас не об этом. Богиня Сорни-Най может отправить тебя обратно, в твое время.
   – Откуда ты это знаешь?
   Добровол усмехнулся.
   – Не один ты обращаешься за помощью к великим вещуньям.
   – Тебе все это рассказала Голица?
   – А разве она единственная вещунья в нашем княжестве?
   Глеб на мгновение замер, а потом с угрюмой недоверчивостью вопросил:
   – Хочешь сказать, что встречался с ведьмой Мамелфой?
   – Она не просто ведьма. Она – самая великая из всех ведьм.
   Глеб качнул головой. Затем прищурил темные, глубоко запавшие глаза.
   – Мамелфа никогда и никому не помогает за просто так. За свою помощь она берет плату, и плата эта страшна.
   – Правда? – Князь хмыкнул. – Как знать, возможно, для меня она сделала исключение.
   – Ты отдал ей свое живое сердце в обмен на мертвое? Отвечай мне, Добровол! Твое сердце мертво? Это оно выморозило твою душу и превратило тебя в безжалостного зверя?
   – В безжалостного зверя? – Зрачки князя сузились. – Это ты говоришь обо мне? Двор перед теремом усеян мертвецами. И всех этих людей убил ты. Ты, а не я!
   Глеб молчал.
   – Ты думал, что наше княжество поражено болезнью, – продолжил Добровол, снисходительно глядя на ходока. – Ты хотел его вылечить, ходок. И у тебя получилось. Ты хороший лекарь, Первоход.
   Глеб вытер рукавом сухие, потрескавшиеся губы, взглянул Доброволу в глаза, усмехнулся и проговорил сипловатым голосом:
   – Я не лекарь. Я боль.
   Князь откинулся на спинку кресла и засмеялся. Потом смахнул с глаз выступившие слезы и сказал:
   – Амулет Сорни-Най у меня, ходок. Поэтому ты и не смог меня убить. И от меня зависит, вернешься ты домой или нет. Я – твой повелитель.
   Глеб несколько секунд молчал, затем холодно процедил:
   – Не слишком ли много ты на себя берешь, Добровол?
   – Не больше, чем могу унести, – в тон ему ответил князь. – Я отдам тебе амулет Сорни-Най, ходок. И ты сможешь вернуться домой, когда пожелаешь. Амулет исполнит твое желание.
   – Но ты не отдашь мне его просто так. Что я должен сделать?
   Добровол приосанился, приподнял голову и небрежно обронил:
   – Послужи мне, Первоход.
   Брови Глеба приподнялись.
   – Я не ослышался? Ты хочешь, чтобы я стал твоим слугой.
   – Ты не ослышался, ходок. Ты лучший «охотник за головами» из всех, кого я знал.
   – Я охочусь лишь на головы темных тварей.
   – Верно, – кивнул князь. – Именно поэтому я обращаюсь к тебе. Прежде чем мы продолжим разговор, я хочу, чтобы ты кое на что взглянул. – Добровол поднялся с кресла. – Следуй за мной, Первоход.
   – Куда?
   – В подвал. И приготовься. Зрелище будет неприятное.

11

   Князь Добровол не обманул Глеба, когда говорил, что зрелище будет неприятным. Не обманул – просто слегка «смягчил краски».
   Помещение, в которое князь привел Глеба, было раза в два меньше пиршественного зала. Каменные стены покрыты изморосью. Несколько березовых и смоляных факелов, воткнутых в железные скобы, тускло освещали ряд дубовых столов, на которых лежали (как вначале показалось Глебу) большие свертки.
   Едва переступив порог зала, Первоход поморщился от тяжелого, неприятного запаха.
   – Чем здесь воняет? – спросил он.
   Князь Добровол усмехнулся:
   – Сейчас сам все увидишь.
   Впустив Глеба и войдя вслед за ним, он плотно притворил за собой дверь, затем повернулся лицом к комнате и громко окликнул:
   – Прехвал! Куда ты подевался, подлый лекаришко?
   В углу, на лавке, зашевелилось что-то темное. Приглядевшись, Глеб понял, что это человек. Тощий, с растрепанными волосами и такой же растрепанной скудной бороденкой. Человечек сел на лавке и потер кулаками глаза.
   – Прости, княже, – проговорил он тонким, сипловатым голосом. – Кажись, я задремал.
   Тощий человечек отнял кулаки от глаз, взглянул на Глеба, близоруко прищурился и спросил:
   – Кто это с тобой, пресветлый князь?
   – Это мой гость, – ответил Добровол. – Его зовут Глеб Первоход.
   Тощий поднялся на ноги. Вынул из железной скобы факелок и поджег еще два, прикрепленных рядом. В зале стало светлее. Тощий сунул факелок за скобу и вновь повернулся к вошедшим.
   – Прости, пресветлый князь, – с глумливой усмешкой проговорил он, – но мне нечем попотчевать твоего гостя. Если, конечно, твой гость не питается мертвечиной.
   Тощий хихикнул, и князь Добровол неприязненно скривился.
   – Гляди, чтоб твои шутки не довели тебя до беды, Прехвал.
   Тощий человечек стер ухмылку с лица и подошел к князю. Одет он был в заношенный шерстяной подклад и кожаный фартук, забрызганный чем-то белым.
   – Этот шутник – мой лекарь Прехвал, – сказал Добровол, обращаясь к Глебу. – Не смотри, что выглядит как шут. В лекарской науке этому скомороху нет равных.
   Остановившись перед Глебом, лекарь оглядел его с ног до головы, откинул с высокого, шишковатого лба прядку реденьких волос и весело проговорил:
   – Так значит ты – Первоход? Тот самый, который сварил целебное снадобье из обычной плесени? Приятно с тобой познакомиться, ученый муж.
   Он протянул Глебу руку, и тот без особого энтузиазма ее пожал. Ладонь у лекаря Прехвала была тощей, холодной и липкой, но пожатие – на удивление крепким.
   Покончив с приветствием, Глеб осмотрел столы, на которых под грязными покрывалами было разложено что-то большое, затем покосился на князя и спросил:
   – Зачем мы здесь?
   Добровол, не отвечая ему, снова обратился к своему лекарю:
   – Прехвал, я ничего ему не рассказывал. Хотел, чтобы он сперва посмотрел.
   – Правильно сделал, княже. Тому, что здесь лежит, нет названия.
   – Тогда покажи ему все, а я зайду после.
   Добровол вышел из зала. Лекарь Прехвал ущипнул себя за клочковатую бородку, с любопытством оглядел Глеба и сказал:
   – Что ж, ходок, идем. Сейчас ты все увидишь сам.
   Лекарь повернулся и зашагал к ближайшему столу. Глеб секунду стоял на месте, потом нехотя последовал за ним. Остановившись возле стола, лекарь протянул руку и одним резким движением сдернул покрывало.
   На столе, вне всякого сомнения, лежало тело человека. Тело было обнажено и с головы до ног опутано какой-то белой дрянью, похожей на паутину. Неприятное зрелище, однако Глебу доводилось видеть и не такое.
   – И что дальше? – сухо спросил он.
   – Как видишь, это человек. И он мертв. Но это еще не все.
   Лекарь протянул руки к телу, лежащему на столе, подцепил паутину ногтями и резко раздвинул ее, открыв взглядам живот мертвеца. В животе этом, синеватом, чуть вздувшемся, багровела рана.
   – Это десятник Бориполк, – объяснил лекарь. – Он отправил своих ратников в дозор, а сам пошел к костру. Там его и нашли. Это случилось неподалеку от Гиблого места. В полутора верстах от межи.
   – Вот как, – неопределенно проговорил Глеб. – И что же с ним случилось?
   – Какая-то тварь вспорола Бориполку брюхо и запихала в него свое яйцо.
   – Яйцо?
   – Да. Сейчас я покажу.
   Лекарь Прехвал повернулся к соседнему столу и сорвал второе покрывало. На столе и впрямь лежало большое черное яйцо. Гладкое, блестящее, идеально ровное. Размером оно было с небольшую дыню. Под ложечкой у Глеба засосало от неприятного предчувствия. Он облизнул языком пересохшие губы и тихо спросил:
   – Что было внутри яйца?
   – Ничего, – ответил лекарь.
   – Как ничего?
   – Да вот так. Когда я надрезал скорлупу, из яйца вырвался клубок дыма и тут же рассеялся в воздухе. Больше там ничего не было.
   Прехвал протянул руки, осторожно взял яйцо и так же осторожно перевернул его. С другой стороны в яйце зияла большая дыра. Изнанка яйца оказалась такой же черной и блестящей, как поверхность. Глеб отвел от него взгляд, посмотрел на соседний стол, на котором, под затертым до дыр льняным покрывальцем тоже что-то лежало, и спросил:
   – Что там?
   Лекарь усмехнулся, подошел к столу и, не отвечая, сорвал покрывало, предоставив Глебу увидеть все самому.
   Увиденное заставило Глеба побледнеть. На первый взгляд это было похоже на кучу окровавленного, но уже подсохшего тряпья, испачканного белой пылью. Однако тряпье это было странным, и лишь приглядевшись, можно было угадать на нем пучки волос, высохшие глаза, дырочки ноздрей и желтые, ссохшиеся уши, похожие на скрученные сухие листья.
   – Это… – Глеб сглотнул слюну. – Это было человеком?
   Лекарь кивнул:
   – Да. Но теперь это лишь высохшая кожа с остатками плоти.
   Глеб перевел взгляд ниже и увидел уже знакомый разрез.
   – Внутри этого парня тоже было яйцо? – хрипло спросил он.
   – Да, – ответил лекарь. – Что-то вызрело у него в утробе, а затем выползло из него. Что-то большое. Примерно… как человек.
   Лекарь замолчал, подождал, не скажет ли чего Глеб, затем продолжил:
   – Думаю, первый труп – это начало. Какой-то огромный паразит убил человека и отложил в него свое яйцо, как это делают мухи. Потом… – Прехвал указал на второй труп, вернее, на то, что от него осталось. – Из яйца вылупилась личинка, выела своему носителю все потроха, а окрепнув, выбралась из него наружу.
   С полминуты Глеб молча обдумывал увиденное, а затем спросил:
   – Что за тварь могла сделать такое с людьми?
   Лекарь улыбнулся.
   – А вот это самое интересное, – сказал он. – Пройдем к следующему столу.
   Прехвал дошел до стола первым, подождал, пока Глеб встанет рядом, затем ухватил покрывало за край и стянул его. Глеб невольно отступил назад, рот его открылся от удивления, а на лбу выступили капли пота.
   На столе лежало нечто странное. На первый взгляд существо походило на человека, закутанного в белый плащ. Все оно было белое, словно присыпанное мукой. Гладкая белая голова по виду напоминала человеческий череп, однако вместо челюстей у существа были жвала, словно у насекомого.
   Приглядевшись, Глеб понял, что полы белого плаща на самом деле крылья.
   – Что это за тварь? – тихо спросил Глеб. – Откуда она?
   Лекарь ухмыльнулся.
   – Красавец, правда? Стрельцы прикончили его два дня назад, недалеко от Кривой балки. Видишь эти дыры? – Лекарь указал пальцем на черные запекшиеся прорехи на груди и животе существа. – Они всадили в него пять пуль из белого железа, прежде чем он издох. Хотя любой другой твари, пришедшей к нам из гиблой чащобы, хватило бы и одной.
   – Ты думаешь, что эта тварь явилась из гиблой чащобы?
   – А где еще могло зародиться этакое чудовище?
   Глеб вынул из-за пояса кинжал и тронул одно крыло твари острием. На кончике острия осталось белое пятнышко.
   – Крылья покрыты пыльцой, – объяснил лекарь. – Я назвал эту тварь Призрачным всадником. Потому что крылья его похожи на плащи, какие носят наши конные ратники.
   – Ты осмотрел внутренние органы этой твари? – спросил Глеб.
   Прехвал кивнул.
   – Конечно. Снаружи они похожи на человеческие. А вот внутри… Впрочем, лучше тебе взглянуть на это самому.
   И он взялся за щипцы.
   Глеб, преодолевая отвращение, склонился над распотрошенным чудовищем и взглянул на разрезанное темно-багровое сердце. Ткань этого сердца была очень странной. Она словно состояла из сотен черных, обугленных паутинок, переплетенных между собой.
   – Красиво, правда? – услышал Глеб сипловатый голос лекаря. – То же самое в печени, селезенке и кишечнике. Да и легкие выглядят так же. Если хочешь, могу показать.
   Глеб выпрямился и качнул головой.
   – Не надо.
   Затем полез в карман за бутовыми сигаретами. Лекарь с интересом посмотрел, как Глеб прикуривает от железного огнива, ухмыльнулся, достал из кармана кожаного фартука сухарик и бросил его в рот.
   – Ты часто ходил в Гиблое место, верно? – поинтересовался он, хрустнув сухариком.
   Глеб не ответил. Лишь пыхнул сигаретой и прищурил глаза от дыма.
   – Быть может, тебе приходилось видеть что-нибудь подобное прежде? – снова спросил лекарь.
   Глеб стряхнул с сигареты пепел, вновь посмотрел на белую крылатую тварь, лежащую на столе, и сказал:
   – Прежде я таких не встречал.
   Лекарь улыбнулся, вздохнул и мечтательно проговорил:
   – Хотел бы я хоть раз побывать в гиблой чащобе.
   Глеб жестко прищурился.
   – Зачем тебе?
   – Я ученый. Меня влечет все новое. – Прехвал помолчал секунду и добавил: – Мне доводилось вскрывать упырей, волколаков и оборотней. Я пытался разложить на составные части бурую пыль и голодную грязь. Однако я никогда не дышал воздухом Гиблого места.
   – Удовольствие небольшое, – угрюмо проронил Глеб.
   – Да, но все-таки. – Лекарь как-то странно покосился на Глеба и осторожно вымолвил: – В народе болтают, что люди, которые часто ходят в Гиблое место, подпитываются его Силой. И что со временем они становятся такими же сильными и живучими, как темные твари. Правда ли это?
   Глеб усмехнулся.
   – Ты бы с удовольствием разложил меня на этом столе и вскрыл, верно?
   – Верно, – признался Прехвал.
   – Вот тут тебе не обломится, лекарь. Уж извини.
   Прехвал улыбнулся.
   – Как знать, ходок, как знать. Однажды боги могут смилостивиться и подарить мне эту возможность.
   Несколько секунд оба молчали, с холодным, неприязненным интересом разглядывая друг друга, затем лекарь сказал:
   – Итак, подведем итог. В городе появились новые твари. Эти твари убивают людей и откладывают в трупах свои мерзкие яйца. А затем из этих яиц вылупляются какие-то ублюдки, сжирают тела и, набравшись сил, выбираются…
   Дверь зала со скрипом открылась, и на пороге снова появился Добровол. Войдя в зал, князь плотно притворил за собой дверь и посмотрел на Глеба.
   – Что скажешь, ходок? – спросил он, прищурив маслянистые глаза. – Увиденное произвело на тебя впечатление?
   – Зачем ты привел меня сюда, Добровол? – ответил Глеб вопросом на вопрос. – Чего от меня хочешь?
   Князь сделал лекарю знак, тот кивнул, взял покрывало и быстро накрыл им белую тварь.
   – Видишь ли, Первоход, – медленно начал Добровол, – ты лучший из ходоков, и я никогда этого не оспаривал. Никто не умеет сражаться с темными тварями лучше тебя. Я хочу, чтобы ты разобрался в этом деле. Покамест мне удается держать все в тайне. Но представь, что начнется, когда горожане узнают про чудовищ, рыскающих по городу и откладывающих в людях яйца. – Добровол передернул плечами и добавил, скривив лицо: – По городу и без того идет молва, что я не могу совладать с темными тварями.
   Глеб смотрел на князя удивленно:
   – Неужели ты боишься бунта? У тебя есть мушкеты и пушки. При желании ты можешь стереть город с лица земли.
   – Могу, – согласился князь. – Но кем я тогда буду править? Из кого набирать воинов? Из печенегов или хазар? – Он усмехнулся и качнул головой. – Люди называют меня злыднем, ходок, но не хотят замечать, что зол я только к чужим. Страх застил им глаза, и они не видят, что я отношусь к ним, как к своим родным детям. Я никогда не поверну пушки против своего народа. Даже если это будет стоить мне княжьего трона.
   Добровол сдвинул брови, помолчал секунду, чтобы подчеркнуть важность следующих слов, а затем сказал:
   – Разберись в этом деле, Первоход. Найди рассадник крылатых тварей и выжги его дочиста.
   Лекарь Прехвал кашлянул в тощий кулак и встрял в разговор:
   – Выжечь рассадник тварей – это полдела, княже. Мы не знаем главного: что за твари вылупились из яиц. И где они прячутся. Белые твари страшны, но еще больше нас должна страшить неизвестность. Первоход, я ведь прав?
   – Да, – согласился Глеб. – Ты прав, лекарь.
   – Тогда выясни и это, – хмуро сказал Добровол. – Узнай, что происходит в городе. Убей чудовищ. Сделай это, и я отдам тебе амулет лесной богини.
   – Что ж… – Глеб сдвинул брови. – Похоже, ты не оставляешь мне выбора. Я сделаю то, что ты просишь, Добровол. Но потом ты выполнишь свое обещание. И не дай тебе Белобог обмануть меня… пресветлый князь.
   По изменившемуся лицу Добровола было видно, что тон Глеба покоробил его. Однако князь смирил гордыню и стерпел.
   – Да будет так, – процедил он сквозь зубы. – Ты выглядишь больным, Первоход. Отдохни перед походом в моем тереме, верни себе прежние силы. А как только почувствуешь себя лучше, отправляйся в путь.
   Вкус бутовой сигареты был горек, а дым выедал воспаленные от усталости глаза. Возвращаясь в терем, Глеб столкнулся в дверях с воеводой Бранимиром. Тот был при оружии. Меч, кинжал, три метательных ножа. Поверх шерстяного подклада – блестящая, как чешуя, броня.
   Глеб лишь скользнул взглядом по его широкому, испещренному шрамами лицу и хотел пройти мимо, но воевода преградил ему путь.
   – Странная сегодня ночь, ходок, – проговорил он хрипловатым басом. – Не находишь?
   Глеб молча пожал плечами. Бранимир усмехнулся.
   – Теперь ты один из нас, ходок. – Глаза воеводы на мгновение яростно сверкнули, но он тут же притушил их блеск. – Но ты нанес мне смертельную обиду. Такие обиды не забывают. Никогда. Но пока ты угоден князю, я тебя не трону.
   – Я тебя тоже, – сказал Глеб и хотел пройти мимо, но воевода положил ему на грудь огромную ладонь.
   – Не спеши, я еще не договорил. Когда-нибудь я заставлю тебя вспомнить о том, что ты сделал в пиршественном зале. Хочу, чтобы ты это знал.
   У Глеба не было сил ни на спор, ни на препирательства. Он отвел взгляд от широкого лица воеводы, обошел его громоздкую фигуру и, не проронив ни слова, вошел в терем.
   Час спустя, лежа на мягком тюфяке, набитом гусиным пухом и сухим мхом, Глеб обдумывал все, что услышал и увидел за день. На сердце у Глеба было тревожно, неприятные предчувствия терзали его душу.
   Стараясь успокоиться, Первоход взглянул на свою потертую кожаную сумку, лежавшую на полу. В сумке лежали чудны́е вещи, отнятые у барыги Бельмеца. Вспомнив о них, Глеб почувствовал себя чуть увереннее. Вещицы не первоклассные. Но все же это лучше, чем ничего.
   Белокрылые твари, конечно же, прилетают в город из Гиблого места. А Глеб предпочитал не соваться в Гиблое место, не имея при себе хотя бы одной чуднóй вещи. Эти вещи не только давали ему уверенность в себе, но и служили своеобразным оберегом, или скорее чем-то вроде пропуска. Он не раз замечал, что к тем, у кого в кармане лежит чуднáя вещь, Гиблое место относится с большим доверием и дает больше шансов на выживание.
   Глеб отвел взгляд от сумки и перевернулся на другой бок. Он вдруг поймал себя на мысли, что гиблая чащоба тянет его. И если бы у Добровола не нашлось для него задания, он бы, пожалуй, придумал себе задание сам.
   Интересно, что Гиблое место приготовит для Глеба на этот раз? Глеб сомкнул глаза, и в полудреме ему привиделось что-то вроде вещего сна. Он видел белые фигуры Призрачных всадников, вспарывающих животы стрельцам, видел странных людей с волчьими головами, видел чьи-то огромные силуэты, похожие на силуэты деревьев, однако столь страшные, что от них хотелось бежать. И еще много всякого видел Глеб в этом странном полусне.
   Приоткрыв на мгновение глаза и вернув себе способность мыслить здраво, Глеб вспомнил, что меч у него – из обычного хуралуга и совсем не заговоренный. Упыря таким мечом убить можно, а вот для волколака он не опаснее лесной коряги.
   Снова закрыв глаза и постепенно погружаясь в сон, Глеб решил, что прямо с утра наведается к кузнецу Вакару и попросит его выковать новый меч.

Глава вторая

1

   Дом кузнеца Вакара стоял на отшибе. Добротный был дом, богатый. А за домом располагалась большая кузница, из которой доносился стук молота.
   Глеб прошел к кузнице и распахнул дверь. Кузнец, хлестко работая молотом, что-то ковал. Он, без сомнения, заметил, что кто-то встал у открытой двери, однако труд свой не прервал, дабы проковка не остывала понапрасну. Лишь когда заготовка начала бледнеть, он вновь сунул ее в угли, раздул мехи и только потом обернулся.
   – Вот это да! – Из-под закопченных губ Вакара сверкнули два ряда белых зубов. – Не думал, что еще когда-нибудь увижу тебя, Первоход.
   Кузнец за те три года, что Глеб его не видел, сильно постарел. Он по-прежнему был широк в плечах и кряжист, но в кудрях и бороде его стало больше седины, чем рыжины. Вакар широко улыбнулся, вытер рукавом рубахи раскрасневшееся, потное лицо, швырнул на верстак клещи, затем снял рукавицы и отправил их туда же.
   – Ну, здравствуй, Первоход. А я слышал, что ты сгинул в Мории.
   – Слухи часто врут, Вакар.
   – Когда они говорят о твоей гибели, то да. Я был уверен, что ты вернешься. И я рад видеть тебя живым.
   Мужчины крепко обнялись.
   – Я отвлек тебя от работы, – с улыбкой сказал Глеб.
   Кузнец качнул головой.
   – Работы у меня всегда много. А друзей – мало. Но скажи сразу: спрятать мне тебя или ты можешь ходить по городу открыто?
   – Могу ходить открыто.
   Вакар чуть прищурил светлые, умные глаза и коротко кивнул:
   – Ясно. Тогда идем в дом.
   Перед тем, как покинуть кузницу, здоровяк Вакар оставил поковку остывать на наковальне, а затем, обняв Глеба рукой за плечи, зашагал с ним к дому.
   Через пять минут он уже потчевал гостя тем, что послали боги. На столе стояла чаша с крупяной похлебкой, приправленной салом. На оловянной тарелке лежал кусок вареной говядины, нарезанный ломтями. Рядом – полкаравая хлеба, свежего, но темного от куколя.
   – Прости за скромный стол, – виновато произнес кузнец. – Это все, что есть. Выпьешь браги?
   Глеб качнул головой:
   – Нет. Я три года был под хмелем и соскучился по трезвой жизни.
   – Значит, те ужасы, которые я слышал о Мории, правдивы?
   – Ужасы всегда правдивы, Вакар. Этим они отличаются от хороших вестей.
   – Пожалуй, ты прав, – раздумчиво протянул кузнец. Затем тряхнул кудлатой головой, перетянутой красной тесьмой, улыбнулся и сказал: – А ты давай ешь. Для ходока ты стал слишком тощ, и если тебя не откормить, кто-нибудь из охоронцев спутает тебя с оголодавшим упырем.
   Глеб засмеялся и взял в руку деревянную ложку.
   Кузнец, поглядывая на то, как Глеб ест похлебку, закусывая ее хлебом, взял кувшин и наполнил кружку брагой. Отхлебнул глоток, вытер рукавом рот и сказал: