– Егор, а вы, случайно, не военный? – уточнил Виталий Евгеньевич.
   – Уже нет, – ответил попутчик. – Два года назад демобилизовался.
   «Вот оно что, – с облегчением подумал Балога. – Ну, слава тебе господи, а то я уже чего только не передумал. Военный! Это все объясняет».
   – Два года – это немного, – с улыбкой сказал Виталий Евгеньевич. – Служба, наверное, до сих пор по ночам снится?
   Коренев пожал плечами:
   – Да нет. Я сплю очень крепко и снов не вижу.
   – Везет вам. Я вот – плохо. Засыпаю и вижу исключительно кошмары.
   Виталий Евгеньевич хихикнул. Коренев вежливо улыбнулся.
   – Никогда не понимал военных, – снова заговорил Балога. – Сам-то я человек сугубо штатский. Даже в армии не служил. Могу я узнать, кем сейчас работаете?
   – В службе безопасности одной фирмы. А вы?
   – А я бухгалтер. Простой бухгалтер. Человек самой прозаической профессии. Слушайте, Егор, мне кажется, мы с вами подружимся. Я вообще не очень легко схожусь с людьми, но с вами… Вы, случайно, в шахматы не играете?
   – Играю иногда, – ответил Коренев.
   – Я тоже. Может, перейдем на «ты»?
   – Давай, – кивнул Коренев.
   «Ну, пошло дело», – с облегчением подумал Балога. А вслух сказал:
   – Я прочел в рекламном проспекте, что в отеле «Медуза» балконы по одному на два номера. Что, если мы поселимся в соседних номерах? Если погода испортится, всегда можно сыграть партию-другую в шахматы. Как вы… То есть как ты на это смотришь?
   – Я не против, – ответил Коренев.
   «Этот Коренев калач тертый, – думал Балога, глядя на подтянутого попутчика. – Чем хороши военные, так это тем, что у них напрочь отсутствует воображение, они никогда не забивают себе голову посторонними вопросами. Из него выйдет неплохой телохранитель. В крайнем случае, если все пойдет не так, как мы планировали, я смогу взять этого парня в компаньоны. И обойдется он мне гораздо дешевле, чем нынешний подельник».
   Машину тряхнуло на ухабе так, что у Балоги щелкнули зубы.
   – Подъезжаем, – объявил водитель. – Вон он, ваш отель!
   Когда машина въехала в ворота отеля, на небе светило солнце, а в душе у Виталия Евгеньевича пели птицы.
   «Все не так уж плохо», – думал он, глядя на то, как шофер обходит машину, чтобы открыть ему дверцу.
   Еще теснее прижав к груди кейс, Виталий Евгеньевич бодро выбрался из салона.
7
   Следом за желтым такси к воротам «Медузы» подъехал роскошный черный «Мерседес» с тонированными стеклами. Передняя дверца открылась, и с водительского кресла поднялся огромный, как медведь, широкоплечий мужчина в белом костюме из набивного льна.
   Возраст его определить было трудно. Для сорока пяти он выглядел отвратительно, для пятидесяти пяти – почти великолепно. Впрочем, и в первом, и во втором случае его грубоватое, словно выструганное из полена топором лицо носило отчетливые признаки пристрастия к «зеленому змию».
   Оказавшись на улице, верзила вдохнул полной грудью влажный морской воздух и проговорил:
   – Уф-ф… Славно порулил. Надо почаще.
   Из «Мерседеса» тем временем выбрались еще двое. Первый – молодой парень в кожаном пиджаке и фуражке с блестящим околышем. Второй – худосочный мальчик лет двенадцати с копной курчавых темных волос.
   Парень тут же прошел к багажнику и привычным движением достал из него две объемистые сумки.
   – Босс, куда их? – спросил он у верзилы.
   – Как куда? В номер, конечно! Хотя нет – брось на землю. У них тут для этого должен быть специальный человек.
   – Босс, я сам могу донести.
   – Я тебе дам «сам»! Ты мой водитель или кто?
   – Водитель, – подтвердил парень.
   – Вот и води. А таскать будут те, кто должен. Все, бросай сумки на землю.
   Парень осторожно опустил сумки на асфальт.
   – А теперь садись в машину и вали, – распорядился верзила. – Только не вздумай никого подвозить. Узнаю – уволю к чертовой матери.
   – Павел Андреич, – с укором проговорил парень.
   – Ладно, ладно. Знаю, что послушный. Все, езжай.
   Дождавшись, пока «Мерседес» отъедет, верзила глянул на мальчика.
   – А здесь ничего! – бодро проговорил он. – Данька, как тебе?
   – Да. Ничего, – ответил мальчик.
   Верзила взъерошил мальчишке волосы.
   – Кипарисы, водичка, горы – красота! Ведь красиво, а? Данька!
   Мальчик нахмурился.
   – Да, – с прежним спокойствием ответил он. – Красиво.
   К широкоплечему верзиле быстрой походкой подошел служащий отеля в красном пиджаке с надписью «Отель «Медуза».
   – Добрый день! – лучезарно улыбнулся он. – Мы рады приветствовать вас в…
   – Ладно, ладно, – осадил его гигант. – Ты это… Давай, хватай сумки и тащи их в холл. А там разберемся.
   Парень кивнул, подмигнул мальчишке, который никак не отреагировал на его подмигивание, и резво схватился за сумки.
   – Тяжело, а? – с усмешкой осведомился верзила.
   Служащий побагровел от напряжения, но сумел сохранить радушную улыбку.
   – Я донесу!
   – Конечно, донесешь. Только смотри не урони, а то враз уволю! У меня там хрупкие вещи, понял?
   – Да.
   – Вот так.
   Верзила проследил за носильщиком насмешливым взглядом, затем, задрав голову, посмотрел на отель и сладко потянулся.
   – Это я хорошее место выбрал, – проговорил он, скаля в улыбке крупные, белые зубы. – Данька, отель что надо. Ты уж мне поверь.
   – Я верю, – буркнул мальчишка.
   – Погоди-ка… – Заметив рядом долговязого субъекта в помятом пиджаке и потертых джинсах, верзила громко его окликнул:
   – Эй, мил человек, добрый день!
   Мужчина убрал в карман зажигалку, выпустил изо рта облако дыма и глянул на гиганта в белом костюме.
   – День добрый, – ответил он.
   Верзила, добродушно улыбнувшись, протянул ему огромную ладонь и представился:
   – Павел Андреевич Крушилин. Бизнесмен.
   – Егор Коренев, – ответил долговязый.
   Они пожали друг другу руки.
   – Тоже отдыхать? – осведомился Крушилин.
   Егор кивнул:
   – Да.
   – Это дело! А это сынишка мой – Данька. Данил по полному. На вид он тщедушный, но с мозгами у него все в порядке.
   – Привет! – улыбнулся мальчику Коренев.
   – Здравствуйте, – сухо проговорил мальчик.
   Крушилин положил ему руку на плечо и спросил:
   – Данька, скажи, в каком году рухнула Римская империя?
   – Пап! – нахмурился мальчик.
   – Ну, скажи! Чего тебе, жалко, что ли?
   Мальчик вздохнул и привычно отчеканил:
   – Упадок Римской империи продолжался несколько веков. Окончательно ее существование закончилась в 476 году нашей эры захватом Рима германцами и готами под предводительством Одоакра.
   Крушилин довольно засмеялся и взглянул на Коренева:
   – Видал, как шпарит? О чем хошь его спроси – все расскажет. И как только в башке все помещается, ума не приложу! Ладно, Данька, пошли. Надо бы вздремнуть с дороги. Кстати… э-э… как вас там, забыл…
   – Егор, – подсказал Коренев.
   Крушилин кивнул:
   – Ну да, Егор. Я это… собираюсь вечерком малость кутнуть на берегу. Не хотите присоединиться? – Он покосился на мальчика, чуть наклонился к уху Егора и жарко прошептал: – Девочек из города выпишу, поляну накрою, все дела! Ты как?
   – Никак, – ответил Егор.
   – В каком смысле?
   – В прямом.
   Крушилин вздохнул и окинул долговязую фигуру Коренева хмурым взглядом.
   – А чего никак-то? Со здоровьем, что ли, проблемы?
   – Нет.
   – А что тогда?
   – Не люблю.
   – А-а. Ну ясно.
   – Я пойду, – сказал Егор.
   – Давай, – кивнул Крушилин.
   Коренев подмигнул мальчику, повернулся и зашагал к дубовым дверям отеля.
   – Ишь, каков гусак! – насмешливо проговорил ему вслед Крушилин и повернулся к сыну. – Пошли, что ли, Дань?
   – Пошли.
   Верзила взял мальчика за руку, и оба двинулись к отелю.
8
   Бросив вещи в номере, Егор отправился на разведку. За час он осмотрел отель и парк, но ничего странного не обнаружил. Парк оказался вполне ухоженным, с асфальтовыми дорожками и круглыми колпаками фонарей.
   Бродя по парку, Коренев то и дело сталкивался с постояльцами. Некоторым просто кивал, спеша пройти мимо, с другими (когда улизнуть просто так не удавалось) завязывал короткий, ни к чему не обязывающий разговор.
   В конце концов Егор сел на скамейку и закурил.
   Прямых улик спустя четыре месяца после убийства не найдешь. На то, чтобы ходить вокруг да около, нет времени. Значит, нужно действовать в лоб, идти к цели прямым и кратчайшим путем.
   Начать стоит с опроса потенциальных свидетелей.
* * *
   – Девушка, одну секунду…
   Поняв, что Егор обращается к ней, молоденькая горничная не только не остановилась, а еще быстрее покатила по коридору свою тележку.
   Егору пришлось приложить усилие, чтобы нагнать ее до того, как она вкатит тележку в грузовой лифт.
   – Не так быстро! – Коренев преградил ей дорогу.
   Горничная посмотрела на него гневным взглядом, но тут же отвела глаза и тихо пробормотала:
   – Простите, но мне нужно идти.
   – Вы так спешите?
   – Да. У меня еще много работы.
   Двери лифта с шумом лязгнули у Коренева за спиной.
   – Похоже, лифт ушел, – сказал Егор. – Теперь придется дожидаться следующего.
   Девушка подняла взгляд, и Егору показалось, что он видит в ее глазах затаенный испуг.
   – Нам не разрешают разговаривать с постояльцами, – тихо произнесла горничная.
   – Я не отниму у вас много времени… Алена, – с дружелюбной улыбкой сказал Егор, прочтя имя на бейджике, прикрепленном к фартуку горничной. – Вы давно здесь работаете?
   – С конца апреля. А что?
   – Значит, вы были тут, когда один из отдыхающих пропал?
   Горничная слегка побледнела (или Егору это просто показалось?) и снова отвела взгляд.
   – Я ничего об этом не знаю, – пробормотала она. – Позвольте мне пройти.
   – Но вы наверняка помните имя. Его звали Виктор Лемох. Был он бабник, а значит, ни за что бы не пропустил такую хорошенькую девушку, как вы.
   Горничная покраснела.
   – Почему вы о нем спрашиваете? Вы были с ним знакомы?
   – Мы старые приятели, – соврал Коренев. – Виктор исчез, а перед этим задолжал мне кучу денег. Не то чтобы я стремился как можно скорее их вернуть… хотя мне бы сейчас не помешало… но я очень сильно по нему соскучился и хочу видеть его жизнелюбивую физиономию.
   Горничная нахмурилась.
   – Милиция искала его целый месяц и не нашла, – тихо проговорила она.
   – Ну, может быть, не там искала. Вы ведь были с ним знакомы, правда?
   Горничная нахмурила чистый белый лобик и закусила губу.
   – Его что-нибудь тревожило в последние дни? – спросил Егор, предпочитая ковать железо, пока горячо. – Может быть, он из-за чего-то нервничал? Расскажите мне.
   – Мы… собирались уехать в Москву.
   – «Мы»? – Коренев усмехнулся. – Надо полагать, он наобещал вам золотые горы?
   – Он пообещал на мне жениться.
   Егор не нашелся что сказать. Впрочем, девушка и не ждала ответа.
   – Ему не понравился отель, – задумчиво проговорила она. – Ему вообще не нравилась природа. Он терпеть не мог деревья, а море его просто раздражало.
   – Тогда что он делал здесь? Зачем приехал?
   Горничная наморщила лоб и пожала плечами:
   – У него тут были какие-то дела. Я плохо в этом разбираюсь. По-моему, он вложил деньги в этот отель. Он был… забыла, как это называется…
   – Инвестор?
   Девушка улыбнулась и кивнула:
   – Да.
   – Гм… – Егор машинально достал из кармана сигареты.
   – Здесь нельзя курить.
   Егор недоуменно посмотрел на пачку «Кэмела», кивнул и сунул обратно в карман.
   – Как он вел себя в последний день? – он посмотрел девушке в глаза. – Он кого-то боялся?
   Горничная на несколько секунд задумалась, затем отрицательно покачала головой:
   – Нет. Просто сказал, что природа его «достала», что до смерти хочет в Москву. Спросил, готова ли я полететь вместе с ним. Я ответила, что да. Вечером мы с ним немного выпили у него в номере… Потом… Потом он сказал, что у него болит голова и он хочет прогуляться. Я спросила, не пойти ли мне с ним. Он ответил, что нет. Потом ушел, и больше я его никогда не видела.
   Егор скользнул по лицу девушки оценивающим взглядом.
   – Вы не слишком похожи на безутешную вдову, – заметил он.
   Девушка чуть прищурилась.
   – Мы были знакомы всего три дня, – спокойно сказала она. – Я даже не была уверена, что люблю его. К тому же…
   – К тому же? – поднял бровь Егор.
   На лице девушки появилась горькая усмешка.
   – Он бы все равно меня не взял. Бизнесмены не женятся на горничных.
   Егор помолчал.
   – А хозяин отеля знал о вашей связи? – поинтересовался он.
   – Думаю, да, – тихо ответила горничная.
   – Судя по тому, что вы рассказывали о своем начальстве, босс должен был вас уволить.
   – Должен был, – согласилась она. – Но не уволил. Думаю, пожалел. Теперь вы знаете всю правду. Можно мне уйти?.. Что с вами? Эй!
   – А? Из…вините. – Егор тряхнул головой.
   – Вам плохо? – тревожно спросила горничная.
   – Нет. – Коренев заставил себя улыбнуться. – Я в порядке.
   Он молча отошел от дверей лифта. Горничная закатила тележку внутрь и нажала на кнопку.
   Проводив девушку взглядом, Егор задумался. Итак, исчезновение Виктора Лемоха вполне может быть связано с его инвестициями в строительство отеля «Медуза». Однако интуиция подсказывала Кореневу, что все не так просто. И что, помимо вполне очевидных вещей, есть еще что-то. Что-то, с чем ему еще предстоит столкнуться.
   За углом послышался тихий скрип. Егор зашагал по коридору. Свернув за угол, он увидел пожилого мужчину, почти старика, натирающего специальными щетками паркет. Рядом стояла алюминиевая тележка, нагруженная тряпками, швабрами и флаконами с моющими средствами.
   Проходя мимо, Егор кивнул ему головой и двинулся дальше. Пройдя в задумчивости несколько шагов, Коренев уже забыл о полотере, и вдруг хриплый старческий голос у него за спиной тихо произнес:
   – Проклят.
   Егор остановился. Медленно обернулся.
   – Простите, что вы сказали?
   Старик посмотрел на него маленькими слезящимися глазками.
   – Я сказал, что этот отель проклят. И мы все вместе с ним.
   Старик отвернулся и снова принялся натирать паркет.
   – Что значит «проклят»? – угрюмо спросил Коренев.
   – Этот отель проклят, – продолжил бурчать себе под нос старик, усердно работая щеткой и, похоже, не обращая на Егора никакого внимания. – Мы все прокляты… Все…
   Дедок был явно не в себе. Егор решил, что тратить время на разговоры с сумасшедшим – непозволительная роскошь. Он повернулся и, сжав сигареты в руке, зашагал к лестничному пролету.
   – Прокляты… – донесся до его слуха затухающий голос. – Вы все прокляты…
   Егор свернул за угол, прошел еще несколько шагов и вдруг остановился. Прямо перед собой он увидел обитую черной кожей дверь, на которой красовалась золотистая табличка с надписью:
Р. И. ГРАЧ
   Егор прищурился и дернул себя за мочку уха.
   – Ты-то мне и нужен, приятель, – проговорил он и решительно шагнул к кожаной двери.
   Стучать не стал, просто распахнул дверь и вошел. Вежливость – вещь замечательная и чрезвычайно приятная в обращении. Но когда входишь на чужую территорию неожиданно, всегда есть шанс застукать хозяина врасплох.
   Что-то вроде этого случилось и сейчас. Хозяин отеля, сидевший за столом, поспешно натянул на руки бежевые перчатки и взглянул на Егора удивленно-неприветливо.
   – Добрый вечер! – добродушно поприветствовал его Коренев.
   – Здравствуйте, – мелодичным баритоном ответил Грач.
   – Могу я войти?
   – Вы это уже сделали. – Хозяин отеля слегка прищурил набрякшие веки и окинул Коренева спокойным, холодноватым взглядом.
   – Если вы не возражали, когда я входил, значит, не будете возражать, если я сяду, – сказал Егор и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло.
   Грач молчал, разглядывая Коренева. Дорогая трубка дымилась в его длинных пальцах, обтянутых тонкими перчатками.
   «Не слишком-то он ласков, – подумал Егор, глядя на эти пальцы. – А насчет перчаточек – это мы еще выясним».
   – Я подумываю остаться здесь надолго, – сказал Коренев, придавая своему лицу беззаботное выражение и приветливо улыбаясь Грачу. – Вот пришел узнать: не может ли так случиться, что вы внезапно закроете отель, как это было в начале сезона?
   Грач смотрел на Коренева все тем же спокойным, чуть холодноватым взглядом, но Егор заметил, как его черные брови слегка сдвинулись к переносице.
   – Вы можете оставаться столько, сколько захотите, – медленно проговорил Грач.
   – Отлично! – кивнул Егор. Он сделал вид, что собирается встать, но вдруг снова сел в кресло, чуть наклонился вперед и заговорил тихим, доверительным тоном:
   – Я слышал, здесь у вас прекрасный парк. Но не опасно ли гулять по нему ночью?
   – Ночью? – приподнял черную бровь Грач.
   Коренев кивнул:
   – Ну да. Дело в том, что я плохо сплю, а ночные прогулки – лучшее средство от бессонницы.
   Рувим Иосифович сухо улыбнулся.
   – Вы можете гулять хоть всю ночь напролет. Парк абсолютно безопасен.
   «А ты крепкий орешек, – подумал Егор, пристально разглядывая хозяина отеля. – Ну, ничего, приятель, я тебя раскушу».
   – Но, кажется, один из постояльцев отеля пошел прогуляться, а обратно так и не вернулся. Четыре месяца назад об этом много писали.
   – Писали? Можно узнать, где?
   Коренев благодушно улыбнулся:
   – В Интернете.
   – Вот как?
   Грач пососал свою трубку, выдохнул облачко ароматного дыма и проговорил:
   – Случается, что люди пропадают в самых безобидных и людных местах. Но мы приняли меры, чтобы это никогда больше не повторилось. Парк огорожен.
   – Если человека понесет в лес, ему и забор не преграда, – заметил Егор.
   Рувим Иосифович вежливо кивнул.
   – Вы правы. Для таких безрассудных голов дьявол и придумал выпивку.
   – А, так вот в чем дело, – понимающе произнес Егор. – Значит, тот человек был пьян?
   – Я не могу утверждать, – сказал Грач, – но думаю, что да.
   – Ясно. – Егор взглянул на руки Грача и добродушно поинтересовался: – Не жарковато в перчатках?
   На лице хозяина отеля не дрогнул ни один мускул. Он затянулся трубкой и спокойно проговорил, выпустив облако дыма:
   – У нас прекрасный парк, он вам понравится. Простите, мне нужно заниматься делами. Желаю приятно провести время. Если что-то понадобится, сотрудники отеля всегда придут вам на помощь.
   Егор улыбнулся, посмотрел на хозяина отеля и сказал:
   – Еще один вопрос.
   По лицу Грача пробежала тень. Однако хозяин отеля сдержался и вежливо проговорил:
   – Я вас слушаю.
   – Виктор Лемох инвестировал деньги в строительство вашего отеля, не так ли?
   Егор вперил пристальный взгляд в лицо Грача, надеясь уловить что-то, что подскажет ему ответ на все вопросы разом. Но тот был невозмутим. Хозяин отеля приподнял черные брови и спросил:
   – И что с того?
   – Ничего, – ответил Коренев, прищурив глаза. – Пока ничего. Но кто знает, что будет дальше.
   Грач взглянул на Егора со смесью раздражения и любопытства.
   – Вы журналист? – резко спросил он.
   Егор покачал головой:
   – Нет.
   – Милиционер?
   – Тоже нет.
   – Тогда почему вас интересует судьба Виктора Лемоха?
   Егор усмехнулся.
   – Меня интересует собственная безопасность. Что вполне естественно для человека, приехавшего в новое место.
   – Не думаю, что судьба Виктора Лемоха имеет какое-то отношение к вашей безопасности. Гуляйте где хотите, но не заходите слишком далеко.
   Несколько секунд мужчины пристально смотрели друг другу в глаза. Егор первым отвел взгляд. Он поднялся с кресла.
   – Приятно было познакомиться. Спасибо за разговор.
   – Не стоит благодарности.
   Черная трубка с серебряным ободком дымилась в пальцах, затянутых в перчатки, напоминающие погребальные бинты мумии.
   Егор кивнул, повернулся и покинул кабинет.
   Оказавшись в коридоре, он остановился, чтобы перевести дух.
   Ну, вот. Первый ход сделан. Возможно, Егор ошибся, выложив перед хозяином отеля свои карты, но в данный момент он был уверен, что поступил правильно. С момента исчезновения Виктора Лемоха прошло четыре месяца. Срок большой. Этого времени рыбам хватит с лихвой, чтобы обглодать самый упитанный труп.
   Надежды на то, что спустя четыре месяца удастся обнаружить какую-нибудь улику, не существовало. Единственный способ уличить затаившегося злоумышленника – это спровоцировать его на какие-либо действия.
   После беседы с Кореневым Грач будет заинтригован, а если повезет, то и напуган. (Предположив это, Егор не удержался от усмешки: слишком уж невозмутимым и безмятежным было лицо хозяина отеля.) Он поймет, что… и попытается вновь обрести контроль над ситуацией. Тут-то Егор его и прихлопнет.
   А если нет? Если Коренев ошибся?
   Что ж… У него в рукаве завалялась еще пара-тройка козырей, и он готов пустить их в ход.
9
   Павел Иванович Крушилин послушно скинул с плеч белый льняной пиджак и расстегнул ремень на брюках. Усаживаясь на кровать, он поднял указательный палец и наставительно произнес:
   – Сынок, никогда не пей днем, понял?
   – Да, папа, – ответил Данил, помогая отцу раздеваться.
   – И вечером не пей, – сурово проговорил Крушилин заплетающимся голосом. – Вообще не пей… Только квас…
   Помогая отцу снимать брюки, Данил старался не смотреть на него, чтобы не чувствовать отвращения. Он помнил, что когда-то любил отца, но сейчас не мог без удивления вспоминать о том чувстве. Как можно любить такое? Хотя… может, раньше он был другим? Тогда, четыре года назад, когда еще была жива мама.
   Мама была полной противоположностью отцу. Ее Даня помнил не очень четко, словно во сне, в хорошем, ярком сне, на самом дне которого притаилось нечто тревожное. Он хорошо помнил лицо мамы и ее взгляд – грустный, задумчивый.
   Мама погибла. Сначала ее похитили, чтобы досадить отцу и выбить у него долю в каком-то предприятии. Отец согласился встретиться с шантажистами. На встречу он отправился один, прихватив с собой «АКМ» и пару гранат. Когда он увидел, что жены в машине похитителей нет, он выдернул чеку и швырнул гранату в салон. А потом изрешетил горящий автомобиль автоматными очередями…
   Герой, ничего не скажешь. Только у каждого поступка есть обратная сторона, в чем Крушилин вскоре и убедился. Его жену нашли лишь два месяца спустя в погребе заброшенного дома. Говорили, что шантажисты в любом случае убили бы ее, но Даня знал наверняка – в смерти мамы виноват отец.
   Данил плохо помнил, как ее хоронили. Тетка рассказывала ему, что во время похорон он не плакал, а просто стоял рядом с гробом. Молча, спокойно. Впрочем, это он помнил сам.
   Помнил он и страшный момент: гроб с телом матери собрались уже опустить в могилу. И тогда Даню словно прорвало. Он оттолкнул всех, упал грудью на крышку гроба и зарыдал и рыдал еще десять минут, пока тетка и отец не оттащили его.
   Все, что было потом, Данил не помнил совсем. Лишь по рассказам родных знал, что вечером следующего дня нашел в гараже бутылку с какой-то технической жидкостью и успел выпить больше половины, пока отец не застукал его.
   Последующие полгода Данил провел в больницах, где врачи старались восстановить его утраченное зрение. Даня не видел ничего, кроме неясных теней, но это нисколько его не пугало. Он лежал в постели смирно, даже не пытаясь прислушаться к разговорам, которые вели взрослые. Словно вместе со зрением из его глаз вытекла сама жизнь.
   Но потом пришел день, который все переменил. Начался он как обычно. Данилу кормили, осматривали, делали ему уколы, разговаривали с ним. Он ел, терпел, отвечал «да» или «нет», когда требовалось. Одним словом, вел себя как механическая кукла, которая раскрывает рот и двигает руками – до тех пор, пока не кончится завод.
   С полудня в сердце поселилась тревога, не имевшая под собой никакой причины. Вечер прошел в тревожном ожидании, а когда пришла ночь, Данил, измотанный предчувствием беды и собственными страхами, неожиданно уснул.
   Проснулся он среди ночи, совершенно внезапно. Отец устроил его в отдельную палату, чтобы сын «наслаждался одиночеством». Данил услышал шорох, а вслед за тем почувствовал сквозняк, словно кто-то беззвучно открыл дверь. Затем раздались шаги – легкие, невесомые, почти неразличимые.
   Данил почувствовал, как по его спине пробежала холодная волна, как внезапно вспотели корни волос. Сердце учащенно забилось. Мальчик сел в постели и уставился во тьму незрячими глазами.
   Шаги достигли кровати и стихли.
   – Кто это? – спросил Данил и вздрогнул – так громко и жутко прозвучал его голос в пустой палате. – Я слышал, как вы подошли. Кто вы?
   – Сынок, ты не должен волноваться.
   – Мама?
   – Да. – Мягкая рука легла ему на волосы. – Прошу тебя, говори тише. Нас не должны услышать.
   Даня вцепился пальцами в руку матери. Рука была прохладной, будто мама только что пришла с улицы.
   – Я знаю, ты ненавидишь отца, – снова заговорила она.
   – Это из-за него ты умерла! – воскликнул Даня, чувствуя, что плачет от счастья. – Но ты сейчас здесь! Ты вновь жива?
   – Нет, – грустно ответила мама. – Но давай не будем об этом. Я пришла, чтобы сказать тебе…
   – Что сказать, мама?
   Даня не видел ее лица, но почувствовал, что она улыбается. Когда она опять заговорила, голос ее звучал мягко и нежно:
   – Я люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
   – Мама, я хочу быть с тобой!