Антон Лирник. Трое в Таиланде, не считая собак

 
   У кассы выяснилось, что билетов нет. Чуть запыхавшийся после серии пенальти, Миша включил своё обаяние на полную катушку:
   – Девушка, милая, неужели у вас не было дня, когда вам надо было позарез улететь в Бангкок? Посмотрите ещё раз, это вопрос жизни и смерти вон того, со склеенными пальцами.
   – Есть один вариант, но не знаю, подойдёт ли он вам…
   – Не томите! Если надо лететь стоя, то я согласен…
   – Нет, лететь надо будет сидя, но в бизнес-классе.
   – Та-а-ак, и сколько стоит это удовольствие?
   – Сорок тысяч.
   – Нормально. А чего так дёшево?
   – Это за одного.
   – Цена в рублях, я надеюсь?
   – Конечно.
   – Уф. Уже легче. Порадуйте меня ещё раз, это стоимость полёта в оба конца?
   – Нет, в один.
   – Значит, вместе будет 120 тысяч. А в оба конца – 240 тысяч рублей. Угу.
   Повисла пауза, а в глазах Макарова мелькнуло сомнение. Но потом он, видимо, представил, как вечером возвращается домой, – и решился.
   – Ладно. Давайте пока билеты в одну сторону. В крайнем случае, оставлю их там, если будут себя плохо вести!
 
   Девушка на стойке регистрации рассмотрела наши билеты трижды, прежде чем убедилась, что мы ничего не перепутали. Я оказался единственным, кто сдал свой багаж. Я же первым подошёл к рамке металлоискателя. Снял пояс, выложил из карманов мелочь…
   – Мужчина, а что это у вас такое? – Таможенник вертел в руках стеклянный шарик.
   – Это глаз.
   – Чей?
   – Мой.
   – Зачем он вам?
   – Запасной.
   – Проходите, только детям в самолёте его не показывайте.
   – Я что, похож на человека, который что-то показывает детям?
 
   Миша звенел на рамке, как трамвай на перекрёстке. Сдув со лба выбившуюся прядь волос, таможенница спросила:
   – Мужчина, может, у вас в голове металлическая пластина стоит?
   – Нет у меня ничего в голове.
   – Ещё раз проверьте, вы всё вытащили из карманов?
 
   Макаров пожал плечами, и извлёк из кармана связку ключей размером с большого металлического ежа. Оказавшись по ту сторону металлоискателя, Миша толкнул меня локтём и кивнул себе за спину. Затаив дыхание, я наблюдал, как через рамку шествует Сергей.
   – Что у вас в пакете?
   – Да так, ничего необычного.
   – А зачем вы его запаковали?
   – А разве нельзя?
   – Распакуйте, пожалуйста.
   – Это обязательно?
   – Пожалуйста, распакуйте багаж!
   Отработанным движением Сергей содрал с пакета кожуру полиэтилена. (Вот кто будет нам чистить в Таиланде апельсины!) Вопреки нашим страхам и надеждам таможенника, внутри не было ничего запрещённого: чашка, коврик для мышки, канцелярский нож, бюстик Кутузова и куча маркеров. Очевидно, Лаптев, увольняясь с работы, забрал личные вещи, да так и носил их с собой.
 
   – Канцелярский нож придётся оставить, это оружие!
   – Да какое это оружие?
   – Холодное, вы им запросто человека порежете!
   – Хорошо, забирайте. Теперь я не опасен? – ехидно спросил Лаптев. Работник таможни молча протянул ему выпотрошенный пакет.
   – Да, теперь вы временно не опасны. А что у вас с пальцами? – таможенник подозрительно глянул на Сергея, а потом на нас с Мишей.
   – Это врожденное, товарищ офицер, мы его в Таиланд на операцию везём.

* * *

   Наконец мы оказались в международной зоне. В воздухе витали ароматы парфюмов и кофе. Куда пойти пресыщенному джентльмену: в бар или в дьюти-фри? Торжествующий Лаптев крутил головой во все стороны.
 
   – Друзья, я в курительную комнату.
   – Серёга, ты же не куришь!
   – Табак – не курю. Но что я, зря устраивал эти отвлекающие манёвры на рамке?
   Лаптев отточенным движением извлёк из кармана небольшой пластиковый портсигар и показал нам его содержимое. Когда я понял, какой груз наш чокнутый друг пронёс через таможню, у меня поседели волосы на спине. Внутри портсигара лежали три косяка, украшенные цветными полосками. Сергей принялся объяснять:
   – Красный – это «Стрелы Амура», синий – «Бешеная макака», а чёрный – «Шёпот ветра».
   – И что это значит?
   – «Бешеная макака» повышает агрессивность. «Стрелы Амура» располагают к романтике…
   – Нафига тебе это в самолёте? – влез Миша.
   – …А «Шёпот ветра» – успокаивает! Самое то. Кто со мной?
   – Никто! Иди уже, ботаник хренов! – Макаров развернул Серёгу в сторону туалета, и тот бодро зашагал прочь. Мы смотрели ему вслед, предчувствуя неладное.
   – А если он перепутает и выкурит «Бешеную макаку»?
   – Нож у него отобрали. Будет бушевать – свяжем.
 
   Отпустив Лаптева на встречу с его демонами, мы решили пойти по традиционному пути и набрали в дьюти-фри текилы и рома. Выстояв небольшую очередь, мы подошли к кассе.
   – Девушка, вы нам на пакеты ещё по одному наденьте, – попросил я.
   – Зачем это?
   – А у меня в прошлый раз на трапе ручки оборвались. Текила разбилась, пришлось прямо со ступенек слизывать, без лайма и соли.
 
   Оставив Мишу рассчитываться, я пошёл в бар. Сергей был уже там. Он что-то увлечённо рассказывал грудастой барменше. Судя по горящим глазам, нашему траволюбу всё-таки попались «Стрелы Амура». Ладно. Он никого не бил и не бегал в простыне, это уже удача. Впрочем, барменше было что послушать:
   – …В тот день мы бомбардировали плазму быстрыми нейтронами. Я был в шаге от сенсационного открытия. Оставалось сверить кристаллические решётки…
   У оратора в руке поблёскивал коньячный бокал. Очевидно, не так давно бокал был полон.
   – Не рановато ли, Сергей Степанович?
   – Как раз вчера истёк срок давности. Теперь я могу поведать миру о страшной трагедии, которая случилась с профессором Салье.
   – Это вы? – удивлённо моргнула на меня девица. Я не успел ответить, за меня это сделал Лаптев.
   – Что? Нет, это – Артём Ильич, мой коллега. А это – Люда.
   – Это заметно.
   – Артём Ильич – физик-ядерщик в пятом поколении. Так я продолжу. В тот страшный день…
 
   Я с опаской присмотрелся к Сергею. Не знаю, что там ему продали под названием «Стрелы Амура», но изменения в Лаптеве произошли кардинальные. Из худосочного ботаника он превратился в героическую личность: осанка исправилась, в голосе зазвенел металл, засветились гениальностью глаза нобелевского лауреата.
 
   – …в тот страшный день мы с профессором Салье работали в ускорителе элементарных частиц. Всё как-то не ладилось с самого утра. От переутомления у меня дрожали руки…
   – Так, а что случилось? – Люду распирало от любопытства. Я решил подключиться к спектаклю и перехватил нить разговора:
   – Как раз в этот момент я должен был принести Сергею Степановичу специальный стимулятор и уже подходил к двери ускорителя, и тут… пардон, Люда, слёзы душат, плесните мне рому…
   – И мне рому, Людочка.
   – Может, не будете мешать, Сергей Степанович?
   – Кому? Вам? В чём? Так я продолжу. Как только Артём Ильич подошёл к двери ускорителя, прозвучал жуткий взрыв. Меня отбросило к реактору, а профессор, ох, простите, он, он…
   – Его спасти не удалось. А у Сергея Степановича после попадания в активную зону реактора срослись пальцы на руке. Да и на ногах у него…
 
   – Что с ногами? – тяжелогружёный пакетами Миша подошёл к бару.
   – А это Михаил Матвеевич, доктор технических наук, – толкнув Мишу локтём, я прошептал: – Мы физики-ядерщики, подыграй.
   – Михаил Матвеевич, мы как раз хотели помянуть профессора Салье.
   У Люды по щеке поползла слеза. Макаров моргал, не въезжая в ситуацию. Лаптев театрально закатил глаза, а я решил, что в истории пора ставить точку.
   – Людочка, не надо плакать. Мы делали это ради таких, как вы, мирных жителей. А в память о профессоре я ношу с собой это, – стеклянный глаз охранника ресторана «Колосок» стукнул о стойку бара. Издав короткий всхлип, барменша грохнулась в обморок.

* * *

   На входе в самолёт стюардесса косо зыркнула на наши переполненные пакеты и напомнила, что распивать спиртные напитки на борту запрещено. Миша искренне, по-детски удивился:
   – А что с ними ещё делать прикажете? Лить на пол и кораблики пускать?
   – Скоро введут правило, и будете сдавать бутылки на хранение экипажу!
   – И кто это их будет хранить, капитан? – не сдавался Миша.
   – Нет, во время полёта капитан немного занят! Этим займутся другие люди.
   – Ими можем быть мы! Возьмёте на пол-ставочки?
   – Увижу, что пьёте – будет скандал! – стюардесса включила неумолимость.
   – А если я окажу вам эротическую услугу? – Миша был в своём репертуаре.
   – Какую услугу?
   – Покажу грудь!
   – Нет.
   – А две?
   – Да хоть три!
 
   Полёт на трезвую голову суть извращение. А чем плох бизнес-класс? Тем, что стюардесса сидит прямо напротив и не отводит от тебя своих маленьких злых глаз. Напёрстки с шампанским, что она нам выдала, тут же и закончились. Новых не полагалось. Скука и злость уселись на наших подлокотниках.
   – Это просто фигня какая-то! – кипятился Миша.
   Я и сам был на взводе, но постарался его отвлечь:
   – Зато мы летим бизнес-классом за таинственной шторкой. А на обед вместо пластиковой булочки нам дадут кусок мяса.
   – Я не ем мясо! – подлил масла в огонь Сергей Степанович, чем окончательно вывел меня из себя.
   – Тогда жри свой целлофановый пакет!
   – Он не целлофановый. А полиэтиленовый! И вообще, чего вы такие злые?
   – Потому что нас, в отличие от тебя, стрелы Амура миновали!
   – Сами виноваты. Я вам предлагал. Кстати, я и сейчас предлагаю.
   – Сергей, мы не будем курить драп в самолёте!
   – Миша, не сужай диапазон удовольствий. Пока вы затаривались текилой, я купил бутылку джина и два литра тоника. И теперь у меня два литра очень крепкого джин-тоника. В бутылке от тоника, не придерёшься! Вуаля!
   Миша посмотрел на Сергея, и в этом взгляде я увидел, как он даровал Лаптеву прощение за все его прошлые и некоторые будущие прегрешения. Самолёт начал разгон, и мы одновременно с ним. К тому времени, как Екатеринбург скрылся за пеленой облаков, нас накрыло самым крепким в мире джин-тоником.

* * *

   Я проснулся от того, что мне на грудь села чайка. Где я? Пахло морем. Так как последнее, что я помнил, был самолёт, то мне тут же поплохело. Неужели мы упали? Но как я мог это проспать? Думаю, что процесс должен был быть шумным: крики, рёв моторов, удар о водную гладь. Пол подо мной вибрировал. Я отогнал чайку громким хрипом, и с трудом поднял гудящую голову. Рядом под брезентом лежал Миша, он был непривычно тих. Вдруг на плечо мне опустилась рука. Вздрагивать и нервно оглядываться у меня не было сил, поэтому я медленно развернул вселенную вокруг себя. Предо мною стоял Серёжа и протягивал банку пива. Значит, самолёт не падал: после крушения пиво не выдают.
 
   – Где мы? – спросил я после третьего глотка пива и второго глотка воздуха.
   – На пароме, идём на Панган.
   – О, господи. Как мы попали на паром?
   – Сначала мы сели в самолёт.
   – Это я помню.
   – Потом выпили, и ты пошёл в туалет.
   – Зачем?
   – Вот этого я не знаю, потому что потом мы тебя не осязали. Под конец полёта я начал испытывать беспокойство с лёгкой примесью тревоги. А Миша пошёл к пилотам.
   – Зачем?
   – Спросить, не выпал ли ты. Потом мы тебя нашли. Ты как раз плёл стюардессе про ядерный синтез и предлагал им заняться.
   – Зачем?
   – Что «зачем?»
   – Зачем ты мне всё так подробно рассказываешь?
   – Хорошо, я могу и коротко рассказать.
   – Давай, а то от твоих подробностей мне становится стыдно. Коротко!
 
   Лаптев отхлебнул пива и вкратце пересказал события последних часов. А именно:
   1) как в аэропорту Бангкока Миша капризничал и требовал ускорить паспортный контроль;
   2) как я не хотел фотографироваться на визу и кривлялся, словно мелкий бес;
   3) как мы были в отрубе, пока самолёт (уже другой) нёс нас из Бангкока к побережью;
   4) как с нами фотографировались местные;
   5) как Сергей собирал деньги за этот аттракцион;
   6) как за собранные деньги он купил пиво, билеты на автобус до парома и на сам паром.
 
   – Воды-ы, – послышалось снизу. Миша пришёл в себя. Сергей начал поить его пивом, как маленького птенца.
   – Миша, помнишь, как ты рвался управлять автобусом, когда мы ехали из аэропорта?
   – Лапоть, ты в своём уме?! У меня же категории для автобуса нет.
   – Не было. А теперь есть! Держи. Ты у водителя права забрал. Надо только фотку поменять.
   – Всё из-за тебя! Накачал нас своим джин-тоником. Коктейль, коктейль! Вот мы и превратились в скотов.
   – Превратились?!
   – Панган! – крикнул вынырнувший откуда-то матросик и, улыбнувшись, показал вдаль. Прямо по курсу показались очертания утопающего в зелени острова. Он был прекрасен. (Остров, конечно, а не матросик).
 
   На пристани все туристы вмиг разбежались, и мы остались одни. Зимние куртки и шапки в руках придавали нам мародёрский вид. Ко мне подошла косая тайка и с поклоном вручила буклетик гостиницы.
   – No, no, thanks. We need hotel «Russian star», how can we get there?^[1]
   В ответ тайка что-то залопотала на местном наречии. Миша недовольно поморщился.
   – Что она хочет? Эй, Серёга, ты же по-ихнему знаешь, объясни тёте, чтобы отвалила.
   – Соува тии. Соува тии!
   – Не тяни, спроси, как нам добраться до нашей гостиницы.
   – Миша, я пока только «добрый день» выучил. Остальное со словарём.
   – Ну ты и баран, со словарём! Ладно, поехали уже к ней, а то сил нет, – Миша сдался неожиданно быстро. У нас и подавно не было желания спорить, поэтому мы тихо сели в предложенную тёткой машину, доехали до какого-то отеля, добрели до своих коек и заснули сном стахановцев.

* * *

   Таиланд – чудесная солнечная страна в Юго-Восточной Азии. Джунгли, пляжи, монахи, слоны, кокосы и красотки захватывают ваше сознание сразу и бесповоротно, вытесняя усталость и негатив. Любой прибывший в Таиланд чужеземец наполняется силой, здоровьем и энергией. Главное – не быть при этом в отрубе или хотя бы соображать, где пол, а где потолок. Но не всем это под силу. Как говорил один мой друг: «Человек слаб… а портвейн крепок».
 
   Открыв глаза, я далеко не сразу понял, где я и к какому биологическому виду принадлежу. Зато я понял, что это моё третье похмелье за три дня, и такая арифметика мне не нравится. Надо было встать и размяться, но сил хватало лишь на то, чтобы вращать глазами. Я осмотрелся и понял, что мы в гостинице. Потом я принюхался. Можете себе представить, что являет собой гостиничный номер, состоящий из кроватей, тумбочки и трёх мужчин, которые несколько суток не мылись и накачивались спиртным? Воздух в этом номере можно резать ножом и складывать у стены, как кирпичи. Хорошо ещё, что перед сном мы не смогли снять обувь. Было невыносимо жарко и нестерпимо душно. По моему виску медленно ползла капелька пота.
 
   – Hello! How are you? Wake up and go to the beach with us!^[2] – Эти звуки произнесла говорящая голова. Находилась она в дверном проёме. И, скорее всего, прилагалась к туловищу. Дублёное лицо украшал рыхлый нос, покрытый сеточкой синих жилок. Пока я думал, тело и голова воссоединились, и незнакомец полностью вошёл в дверь. Лучше бы он этого не делал. Его бочкообразное туловище покоилось на кривых ногах, а длинные руки интимно прикрывали колени. Человек был крайне волосат, как будто готовился вступить в сборную Дагестана по борьбе. Может, это здешний аниматор?
 
   – Водички… – раздалось снизу. Меня накрыло дежавю. Миша традиционно изображал почву в нашей экосистеме, элегантно сливаясь с полом.
   – Hi! I am Tom, do you need some help?^[3] – Нет, это явно не аниматор. С таким носом его выгнали бы сразу после принятия. Услышав непонятную английскую речь, Миша выразительно уронил голову на пол и замычал в бессильном отчаянии.
   – Hey, Claire! Maybe you can help them?^[4] – Том развернулся и кого-то позвал. Теперь мы любовались на его зад, затянутый в красные трусы. На трусах была изображена обезьянка, уплетающая банан. Мне стало дурно.
 
   Через миг в дверях появилась дама. Её лицо хранило следы былой красоты, которые терялись среди бесчисленных конопушек. Татуировка знаменитого языка «Rolling Stones» на плече и футболка с трилистником выдавали в ней светскую бунтарку. Стройная, почти тощая Клэр рядом с кряжистым и волосатым Томом выглядела, как цыган-дистрофик рядом со своим дрессированным медведем.
   – Tom, shame on you! Leave the guys alone, let's go!^[5] – Дверь захлопнулась, странные гости исчезли, и я уже не мог поручиться, что мне они не привиделись. Я уставился на Мишу, а он на меня, совсем как в конце сцен в мыльных операх, когда у актёров кончается текст.
 
   – Где мы? И что это за уроды к нам ломились, а? И почему я лежу на полу, а вы на кроватях? – Подобно Юлию Цезарю, Миша делал одновременно три дела: лежал, негодовал и наполнял комнату перегаром.
   – Миша, не шуми, и так голова трещит! – взмолился я.
   – Голова трещит? А у меня всё тело трещит! Это же надо, инвестора поездки бросить на пол, как собаку! Кстати, а где Серёжа?
   – Э-э-э, – донеслось с другой кровати. Было трудно понять, что делает Лаптев: то ли повторяет алфавит с конца, то ли пытается нам что-то сказать.
   – Лаптев, используй согласные, так будет легче! – с похмелья мой сарказм утраивается.
   – О, нашёлся. Кабы ещё говорил, – Макаров начал понемногу пытаться вставать.
   – Э-э-э… это ты сам на пол упал, я тебя вчера три раза обратно укладывал, а ты орал, что на полу не так жарко! – к Сергею вернулась речь. – А кто эти двое, я не знаю. Но судя по акценту, они из Британии.
 
   Позже мы выяснили, что Том и Клэр действительно из Англии. Они каждый год приезжают в Таиланд и отдыхают на острове Панган по нескольку месяцев. Британские социальные гарантии и беззаботная жизнь превратили этих пожилых любителей оттянуться в идеальных потребителей местного алкоголя и лёгких наркотиков. А уж когда мы начали рассказывать им о российских реалиях, они хохотали до упаду. Разинув рты как кукушата, они ждали от нас всё новых историй во время вечерних посиделок. Правда, случалось это не часто, поскольку к вечеру эта парочка обычно убиралась в хлам, разрушая стойкий миф о чопорных англичанах.
 
   Я принялся осматривать номер. Представьте, что вы зашли в лифт на первом этаже, поехали вниз, но вместо подземного паркинга проехали чуть дальше и попали в ад. Номер напомнил мне комнату отдыха в райцентровском автовокзале. Обычно в таких клоаках стоят четыре панцирных койки с комковатыми матрасами. Три из них постоянно укомплектованы: а) алкашом-снабженцем, б) зэком, откинувшимся с зоны, и в) сержантом, который приехал в военкомат за новобранцами и не приходит в сознание уже трое суток. За изрезанным столом они бухают палёную водку с приклеенной вверх ногами этикеткой. Бутылку им продала администраторша (обладательница гигантского начёса из выкрашенных хной волос). Она же расставила тазики под кровати. Жизненный опыт – великая вещь.
 
   Но вернёмся в Таиланд. У нас в номере тазиков не нашлось, зато был кондиционер! Не вставая с кровати, Сергей потянулся ногой и щёлкнул регулятором на стене. Струя холодного воздуха с воем вырвалась из устройства и вжала Лаптева в постель. Хлипкая кровать под ним заскрипела. Глядя на это, Миша хрипло рассмеялся и, кряхтя, поднялся с пола. Он потянулся, и треск его суставов напомнил о пионерском костре.
   – Так. Для начала, мне нужна бутылка пива из холодильника.
   Наивный. Трудно искать пиво в холодильнике, когда у тебя нет холодильника. Чтобы осознать это, Мише хватило двадцати секунд. Но он не успокоился.
   – Лаптев, а где моя барсетка?
   – Выключи кондиционер, – еле слышно прохрипел Сергей. После щелчка выключателя в номер пришла тишина в ассорти-менте.
 
   – Спасибо, Миша, это не кондиционер, а какой-то реактивный двигатель.
   – Не уходи от темы. Барсетка.
   – В туалете она… Я её спрятал… Для надёжности.
   – У тебя очень странное представление о надёжности! Фух, ну и жара… – с этими словами Миша пошёл в ванную, поближе к воде. Вскоре он выскочил оттуда и сел на кровать, прижимая к груди барсетку. С таким видом тревожные мамаши поступающих в институт провинциалов сидят в приёмной у ректора.
   – Миша, что случилось, ты увидел Элвиса?
   – Нет.
   – Всё нормально?
   – Не уверен.
 
   Я тихонько заглянул в ванную. Со стен и потолка на меня глазели несколько зелёных ящериц величиной с крупную сосиску. Одна из ящериц пила воду из крана (который, судя по толщине струйки, страдал простатитом). В стене зияло несколько страшных чёрных щелей, как в радиаторе «ЗИЛа». Потом выяснилось, что отверстия сделаны для вентиляции. В потолке тоже были вентиляционные щели, только ещё шире. Видимо, молекулы воздуха в Таиланде гораздо больше российских.
 
   – Серёга, там полно ящериц, и они на меня смотрят. – Не отводя взгляда от рептилий, я отступил на пару шагов назад.
   – Ты их тоже увидел? – слабым голосом спросил Миша.
   – Да.
   – Слава богу, а то я подумал, что у меня галюны начались! Уже мысленно «торпеду» вшил.
   – Это гекконы, они обслуживают номера, – заявил начавший прямохождение Сергей.
   – Как это?
   – Гекконы едят муравьёв, а муравьи едят крошки. В номере чисто, все довольны.
   – А лебедя из полотенца они сворачивают или доллар надо домазать? – съехидничал Миша.
   – Нет, они только чистоту наводят. Пищевая цепочка на службе у туризма.
   – Артём, тебе не кажется, что наш друг бредит? Лаптев, ты опять упоролся, пока мы спали?
   – Это Азия, здесь повсюду обитают гекконы, – поддержал я Сергея.
   – Здесь обитаю я, а не какие-то сраные гекконы! А ещё я иду бить морду всем, кто здесь работает!
 
   Миша решительно дёрнул на себя входную дверь. И тут же её захлопнул. Перед нами опять была мамаша из приёмной ректора.
   – Пацаны, там слон!
   – Розовый?
   – Сам посмотри, юный натуралист.
 
   Я выглянул за дверь и замер, не найдя там гостиничного коридора. Вместо него были сплошные обои. Не те обои, что в рулонах, а обои с монитора моей коллеги Татьяны. Дверь комнаты выходила на лужайку с изумрудно-зелёной травой. Эту сочную зелень пересекала дорожка, посыпанная красноватым гравием. Прямо над головой шумели пальмы, к их стволам жались какие-то гигантские растения с большими мясистыми листьями. Воздух был наполнен запахом джунглей, солнца и океана, который начинался сразу за пальмами. Его волны вальяжно бодались с белёсым песчаным пляжем. На самом пляже стояли шезлонги, а на них неподвижно лежали люди, и некоторые – даже женского пола. Одна из девушек эротично почесала живот и припала губами к коктейлю. Кроме меня, за девушкой наблюдал слон. Он стоял в ста метрах от нашего бунгало. Правда, он был не розовый, но с ушами, хоботом и кучей навоза под хвостом. Слева в дверной проём высунулся Лаптев.
 
   – Что, не ожидали? Мы не в отеле с коридорами, где из комнат вываливаются окосевшие земляки. Это бунгало среди джунглей, с морем у порога! Мы в раю, господа!
   Менторский тон Сергея начинал понемногу раздражать даже такого спокойного человека, как я. А Мишу он вообще довёл до белого каления. Потому что, по состоянию здоровья, Макаров в эту секунду игнорировал всё хорошее, концентрируясь на плохом:
   – Это не рай, а деревянная палатка! Я не для того выложил кучу бабла, чтобы по мне бегали ящерицы и слоны! Где ресепшен? – и он рванул через лужайку к центральному строению отеля. Мы – за ним. Такими были наши первые сознательные шаги по тайской земле.

Глава четвёртая,

   из которой читатель узнает о стратегическом значении сметаны, увидит поучительный пример беспечного отношения к острой пище и убедится в том, что наличие алкоголя в крови не влияет на уровень воды в море
   На улице было не так душно, но так же жарко. Солнце добротно заливало всю округу лучами. На пальмах весело щебетали птички. Прибой, который, по идее, должен был нас умиротворять, не справлялся со своей задачей. Мы решительно шагали по траве. Вчера, в темноте, нам не удалось рассмотреть отель. Но сейчас нам хватило одного взгляда, чтобы разобраться, где здесь что: на первом этаже центрального дома была кухня, а на втором обитало само семейство хозяев.
 
   К дому примыкала терраса со столиками, где хозяева подавали еду за отдельную плату. За одним из столиков завтракал крохотный смуглый мужичок. Он смотрел в плазменный телевизор, который показывал что-то очень странное и на тайском языке. На экране бегали крохотные смуглые дяденьки с пистолетами и куда-то стреляли, а оттуда кто-то отвечал им взаимностью. Каждое движение, эмоцию и реплику героев сопровождали звуковые эффекты. Это выглядело, как сериал «Улицы разбитых фонарей» в исполнении «Шоу Бенни Хилла».
 
   Как только мы вошли на террасу, Макаров бросился к небольшой стойке в углу, стукнул по ней кулаком и потребовал сатисфакции. К слову, за стойкой было пусто. Обернувшись к нам, Миша заскрипел зубами. Когда он в гневе, лучше быть начеку, поэтому мы держались на двойном расстоянии вытянутой руки. Или на расстоянии двойной вытянутой руки, если хотите.