Страница:
Но его не было.
«Надо было, наверное, дать ему больше информации о происходящем, снабдить более подробными инструкциями, – горестно думал Патриарх, присев в массивное дубовое кресло с резными ручками. – А так – мы, скорее всего, потеряли уже второго ценнейшего сотрудника. И снова всплывает Курск… Неужели главное логово врагов Христовых находится именно там?».
Владыка и приближенные к нему иерархи знали о ситуации гораздо больше, чем можно было предположить. Им давно было известно о существовании зловещей антихристианской организации. Но у них не было на руках осязаемых доказательств того, что она действительно существует. И главной задачей расследования, которое уже на протяжении десяти лет вели сменявшие друг друга агенты 777, было не выявить секту, а разыскать такие доказательства. А также, возможно, выйти на след лидера сатанистов. Сами агенты о том не подозревали.
Руководству Русской Православной Церкви удалось понять, что же на самом деле происходит, благодаря тому, что здесь привыкли обращать внимание не только на общеизвестные факты, но и на скрытые процессы. Не обошлось, конечно, и без Господнего вмешательства – ведь Бог всегда протягивает руку помощи тем, кто представляет Его интересы на Земле.
Еще задолго до того, как прогремели первые погромы в Москве, в одном из старинных монастырей на Сахалине святому старцу Анатолию было видение. Ангел, явившийся к нему, сообщил следующее: «Черная скверна движется на Русь. Только святая православная вера сможет ей воспрепятствовать. Направьте свой взор туда, где гибнут души невинные».
Старец сообщил о своем видении настоятелю монастыря, тот отправил с паромом письмо на материк, и так информация о появлении Господнего вестника постепенно дошла до Патриарха. Владыка прекрасно понимал, что к таким вещам следует относиться с максимальной серьезностью. Он собрал Священный Синод, чтобы общими силами попытаться расшифровать послание ангела.
Иерархи сошлись на том, что речь в нем шла, скорее всего, о страшном грехе детоубийства. А стало быть, следовало обратить пристальное внимание на особо вопиющие случаи такого рода.
Как раз в ту пору по стране прокатилась неслыханная прежде волна похищений маленьких детей. Останки некоторых из них удавалось впоследствии обнаружить. Церковь высылала в такие места своих наблюдателей, чтоб провести собственное расследование. Практически сразу выяснилось, что по всем своим признакам то было не что иное, как самые настоящие сатанинские жертвоприношения!
Седые старцы сердито сдвинули брови. Ведь такого окаянного греховодства русская земля не знала уже триста тридцать три года! «Хотя, с другой стороны, чему тут удивляться? – молвил тогдашний Патриарх на очередном собрании Синода. – Тогда шел 1666-й год, сейчас – 1999-й. Они набрали силу и попытаются взять реванш. Мы должны во что бы то ни стало их остановить!».
И он как в воду глядел – вскоре грянул роковой 2000 год, когда прислужники зла начали выползать изо всех щелей. Но вот остановить их так просто Церковь не могла. В ее распоряжении, конечно, имелись тайные боевые отряды – но задействовать их означало фактически развязать гражданскую войну. Вот уж чего никто не ждал от Дома Господня!
Оставалось надеяться, что власти хоть теперь отвлекутся от выкачки за рубеж российских нефти и газа, обратят, наконец, внимание на то, что происходит внутри страны!
Параллельно продолжались похищения и жестокие убийства детей. По всему выходило, что уличная агрессия была нужна сатанистам лишь для того, чтобы отвлечь внимание общества от некоего тайного плана, об истинных целях которого оставалось только гадать. Конечно, кого будет интересовать судьба похищенного где-то за тысячу километров чужого ребенка, когда твоих собственных детей могут в любой момент убить или изнасиловать по дороге домой из школы?
От тягостных мыслей Патриарха отвлек шорох колес подъехавшей к дому машины. Владыка бросил взгляд на мониторы видеонаблюдения. У ворот стоял один из автомобилей епархиального управления. «Неужели, наконец-то, Амвросий?», – промелькнула в голове первосвященника радостная мысль. Поднявшись из кресла, глава Русской Православной Церкви подошел к пульту управления и нажал на одну из кнопок, впуская машину во двор.
Но радость его была преждевременной. Когда пассажирская дверь распахнулась, наружу вышел не иеродьякон Амвросий, а совсем другой человек. То, что сюда так поздно, да еще и без предварительного звонка, явился именно он, могло означать лишь одно – самые тревожные опасения Патриарха были не напрасны…
Больше из машины никто не вышел. Сокрушенно покачав головой, владыка пошел открывать дверь.
– Доброй ночи, святейший, – стоявший на пороге иерей Макарий перекрестился и отвесил низкий поклон. Хотел припасть на одно колено, но хозяин дома остановил его.
– Оставь протокол, Макарий, – властно произнес он. – Вижу, дело у тебя серьезное.
На госте и впрямь, как говорят, лица не было. Войдя в дом, он первым делом попросил воды. Напившись и отдышавшись, иерей Макарий дрожащим голосом произнес:
– Мы потеряли его.
– Как? Где? Когда? – Патриарх мгновенно понял, о ком идет речь, а потому сразу принялся задавать вполне конкретные вопросы. – По пути из Курска?
– Нет, святейший, покачал головой принесший горькую весть иерей. – Уже в Москве. Мы нашли тело в одном из городских моргов. Иеродьякон Амвросий был отравлен. Цианистым калием.
– Дело зашло слишком далеко, раз они могут позволить себе такое средь бела дня на столичных улицах, – напряженно произнес Патриарх. – Подумать только – не проломить голову, не зарезать, не застрелить даже, а отравить! При нем были какие-нибудь записи? Бумаги? Диски? Флеш-карты?
– Нет, – вновь покачал головой Макарий. – Только оружие. Пистолет числится на балансе московской епархии. Его вернули нам.
– Плохо, что не было записей. Значит, их либо забрали убийцы, либо он предпочел положиться на собственную память, – быстро проговорил Патриарх. – И в том и в другом случае мы больше никогда не получим доступа к информации, которой он владел. Хотя, почему же нет? Убийц поймали?
Макарий только развел руками.
– Оно и понятно. Как же мне жаль Амвросия! Но, может, все это – не больше, чем страшное совпадение? Может, его убил кто-то другой, а не сатанисты? – Патриарх перекрестился. – Какой-нибудь маньяк-отравитель, например?
– Они, владыка, именно они, – вслед за ним осеняя себя крестным знамением, сказал Макарий. – Примерно в то же время, как умер иеродьякон, неподалеку от вокзала было совершено изнасилование и попытка убийства. Жертвой стала малолетняя школьница. Ее хотели задушить, но девочка выжила. В милиции бедняжка рассказала, кто с ней это сделал. То были двое парней, одетых в черное. Еще она сказала, что один из них все время приговаривал: «Сначала попа отравили, а теперь и попку разворотили». Простите, святейший, – иерей Макарий густо покраснел.
– Ничего, ничего, – махнул рукой Патриарх. – Достоверность информации в нашем случае куда важнее этики. Значит, это сделали наши враги. Вероятнее всего, эти двое ехали вместе с Амвросием на курском поезде…
– Почему вы так решили, владыка? – поинтересовался Макарий. – В Москве их тоже много.
– Операция проходила в обстановке строжайшей секретности, – слегка раздраженно молвил Патриарх. – О том, что Амвросий должен сегодня прибыть в Москву, знали только он сам я, ты, и еще несколько высших чинов епархии. Не думаешь же ты, Макарий, что среди нас мог затесаться предатель-сатанист? Или что у дьяволопоклонников имеется аппаратура, позволившая им перехватить адресованный мне звонок Амвросия? О, если это так, то мы должны звонить во все колокола. А вот в Курске его вполне могли отследить и послать вдогонку убийц. Он что-то очень важное узнал там, я чувствую, – владыка Русской Православной Церкви опустился в свое любимое кресло. – Это уже второй агент 777, погибший после поездки в Курск… Определенно, копать стоит именно там.
– Нам продолжать расследование? – уточнил Макарий. – Назначить нового 777?
– Нет! – отрезал Патриарх. – Это стало слишком опасно. Мы не можем больше рисковать нашими людьми. С сегодняшнего дня должность агента 777 упраздняется. Будем теперь действовать другими методами. Ступай, Макарий. Спасибо за добрую службу. Озаботься подготовкой отпевания для несчастного Амвросия.
– Но, святейший, это еще не все! – судя по тому, как переменилось в этот момент лицо иерея, сейчас он готовился сообщить самую неприятную из новостей. – Сатанисты больше не скрывают своей истинной сущности! Они теперь не только на улицах, а и в квартирах простых людей – грабят, насилуют, убивают и рисуют пентаграммы на стенах! Они повсюду! Милиция, похоже, бессильна!
– Господь всемогущий! – владыка резко встал со своего места. – Что ж, Макарий, это значит только одно – мы должны вступить с ними в открытое противоборство. Задействуй тайный резерв. Это официальное распоряжение.
– Слушаюсь! – Макарий быстро перекрестился, развернулся и, подобрав края рясы, бросился к выходу из патриаршей резиденции.
Глава 5
После шмона зеки снова легли на нары и спали еще полчаса. Потом началась обычная тюремная жизнь. Кто-то заваривал чифирь, кто-то, обернув кулаки тряпицами, отжимался на бетонном полу. Саня Охламошин, избавившись от высокотехнологичного груза, возился в параше. Он должен был достать пакет с наркотиком, аккуратно развернуть и пересыпать «дурь» в новый. Да так, чтоб ни крошки не просыпалось мимо, и чтоб ни капли грязи из параши не пролилось на драгоценный запас. Да так, чтоб самому даже ногтем не прикоснуться к содержимому пакета. Иначе анаша будет считаться «запарафиненной» и непригодной к дальнейшему употреблению. За это «петух» получит грандиозную взбучку, а то и вовсе будет удавлен. Хотя, конечно, вряд ли его убьют – очень уж угодлив был Саня, когда ублажал смотрящего. Но рисковать все равно не стоит.
Охламошин угодил в низшую касту «опущенных» не за какой-то «косяк», совершенный уже в тюрьме. До того, как попасть сюда, Александр работал в милиции, что в глазах заключенных являлось «косяком» само по себе. Несколько лет назад он погорел на взятке и был уволен, а посадили Охламошина уже за разбойное нападение на продуктовый магазин. Время, прошедшее с момента увольнения, не позволило ему оказаться в специальной тюрьме для бывших сотрудников правоохранительных органов. Попал в простую, на общий режим. Некоторое время Охламошин успешно скрывал свое прошлое и даже заслужил среди заключенных кое-какой авторитет. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока в камеру не заехал щипач Груздь, которого Саня когда-то задерживал и допрашивал. Он-то и выдал блатной кодле бывшего «мусора» – святое дело для таких, как Груздь. Охламошину предложили выбор – стать «петухом» или повеситься. Тот сначала выбрал второе, но, когда ему поднесли свитую из разорванных простыней веревку, бросился в драку и разбил лицо одному из уважаемых зеков. После этого судьба его была решена уже окончательно. Пострадавший когда-то от него Груздь «пробовать» Охламошина не стал, но многие в камере не побрезговали. Так что, кукарекал теперь Сашка под нарами, исполняя в камере целых три функции – рабочего «петуха», парашника и живого тайника для мобильного телефона, при помощи которого камера держала связь со свободным миром, посылая на волю важные сообщения и занимаясь мобильным мошенничеством.
Наблюдая за телодвижениями Охламошина, Николай Ветров, получивший за колючкой прозвище Ветер, размышлял о том, как стремительно может порой поменять свой размеренный ход человеческая судьба. Вот, человек старался, делал карьеру в милиции, а теперь… А сам Николай? Казалось, еще только вчера он был бравым офицером с множеством перспектив и возможностей. Весь мир был открыт перед ним. Но нет – обычный угрюмый зек по кличке Ветер сидит уже второй год из назначенных ему судом пятнадцати…
– Слышь, Ветер, может, того, чифирнем? – из плавания по горькому морю воспоминаний Николая вырвал голос присевшего на соседнюю шконку Груздя. В руках тот держал пачку чая и литровую банку с кипятком.
– Это можно, – Ветров взял с тумбочки свою кружку. В общении с сокамерниками за все время, проведенное в тюрьме, у него ни разу не возникло никаких проблем. Даже несмотря на то, что Николай служил в армии – это по царящим в местах лишения свободы блатным понятиям тоже считается «западлом» – его здесь уважали, а если кто и питал неприязнь, так не выказывал ее. Так получилось по нескольким причинам.
Еще когда Ветрова только арестовали, многим вокруг было ясно – не так уж он и виноват. Да, совершил жестокое убийство в центре города. Но ведь кого убил? На пацане, которого Николай отправил в объятия его любимого Сатаны, крови, как выяснилось, было в три раза больше. К тому же, все понимали, какую чудовищную психологическую травму получил незадолго до этого офицер. Он после такого всю оставшуюся жизнь должен пребывать в состоянии аффекта, а не только в тот миг, когда убивал сатаниста!
Но это было, похоже, ясно всем, кроме прокурора и судьи. Николая приговорили к пятнадцати годам лишения свободы, и единственное, чего удалось добиться адвокату – так это смягчения режима. Ветров не поехал валить лес в сибирские морозы. Его отправили на общий режим, в недавно построенную тюрьму, расположенную неподалеку от Ростова.
Николай мог рассчитывать на досрочное освобождение, но для этого ему нужно было начать сотрудничать с администрацией колонии. Пойти на работу в хозчасть, став одним из тех, кого прочие зеки презрительно называют «козлами». Поступить так Николай не мог. Во-первых, от «козла», как известно, недалеко и до «петуха», а во-вторых – как он мог пойти на договор с властью, которая допустила, чтобы погибли его семья и любимая? Сатанисты появились на российских улицах не сегодня и не вчера – и за все это время правительство не сделало ничего, чтобы остановить захлестнувшую страну кровавую волну безумия. Так что, попав в тюрьму, Николай Ветров избрал для себя путь, который был бы неприемлем для него ни при каких других обстоятельствах. Путь «отрицалы» – зека, живущего по волчьим блатным законам и не допускающего даже мысли о каком-либо компромиссе с администрацией.
Прочим зекам импонировало то, с какой злобой смотрит Николай на «козлов» и вертухаев. К тому же, он получил свой срок за убийство беспредельщика – вполне достаточная заслуга, чтоб аннулировать такой «косяк», как служба в армии. «Вором в законе» Ветер, конечно, никогда не станет, но и пытаться спросить с него за то, что взял однажды оружие из рук государства, никто уже не будет. Блатные паханы, посовещавшись, приняли Николая в свою компанию без лишних вопросов. Именно эти люди были теперь его семьей.
Груздь принялся колдовать с заваркой и кипятком. Смотрящий по камере, матерый рецидивист Гена Глиф, потянулся у себя на шконке, широко зевнул, нашарил в тумбочке пульт и включил висящий на стене телевизор. На экране под бодрую музыку возникла заставка политической программы – в стране в тот год проходили президентские выборы.
При виде очаровательной ведущей все зеки, кроме Охламошина, одобрительно заулюлюкали.
– Добрый день, – сверкнув жемчужными зубками, произнесла девушка. – Сегодня у нас в гостях кандидат в Президенты России, депутат Государственной Думы Геннадий Райшмановский.
Глава 6
«Надо было, наверное, дать ему больше информации о происходящем, снабдить более подробными инструкциями, – горестно думал Патриарх, присев в массивное дубовое кресло с резными ручками. – А так – мы, скорее всего, потеряли уже второго ценнейшего сотрудника. И снова всплывает Курск… Неужели главное логово врагов Христовых находится именно там?».
Владыка и приближенные к нему иерархи знали о ситуации гораздо больше, чем можно было предположить. Им давно было известно о существовании зловещей антихристианской организации. Но у них не было на руках осязаемых доказательств того, что она действительно существует. И главной задачей расследования, которое уже на протяжении десяти лет вели сменявшие друг друга агенты 777, было не выявить секту, а разыскать такие доказательства. А также, возможно, выйти на след лидера сатанистов. Сами агенты о том не подозревали.
Руководству Русской Православной Церкви удалось понять, что же на самом деле происходит, благодаря тому, что здесь привыкли обращать внимание не только на общеизвестные факты, но и на скрытые процессы. Не обошлось, конечно, и без Господнего вмешательства – ведь Бог всегда протягивает руку помощи тем, кто представляет Его интересы на Земле.
Еще задолго до того, как прогремели первые погромы в Москве, в одном из старинных монастырей на Сахалине святому старцу Анатолию было видение. Ангел, явившийся к нему, сообщил следующее: «Черная скверна движется на Русь. Только святая православная вера сможет ей воспрепятствовать. Направьте свой взор туда, где гибнут души невинные».
Старец сообщил о своем видении настоятелю монастыря, тот отправил с паромом письмо на материк, и так информация о появлении Господнего вестника постепенно дошла до Патриарха. Владыка прекрасно понимал, что к таким вещам следует относиться с максимальной серьезностью. Он собрал Священный Синод, чтобы общими силами попытаться расшифровать послание ангела.
Иерархи сошлись на том, что речь в нем шла, скорее всего, о страшном грехе детоубийства. А стало быть, следовало обратить пристальное внимание на особо вопиющие случаи такого рода.
Как раз в ту пору по стране прокатилась неслыханная прежде волна похищений маленьких детей. Останки некоторых из них удавалось впоследствии обнаружить. Церковь высылала в такие места своих наблюдателей, чтоб провести собственное расследование. Практически сразу выяснилось, что по всем своим признакам то было не что иное, как самые настоящие сатанинские жертвоприношения!
Седые старцы сердито сдвинули брови. Ведь такого окаянного греховодства русская земля не знала уже триста тридцать три года! «Хотя, с другой стороны, чему тут удивляться? – молвил тогдашний Патриарх на очередном собрании Синода. – Тогда шел 1666-й год, сейчас – 1999-й. Они набрали силу и попытаются взять реванш. Мы должны во что бы то ни стало их остановить!».
И он как в воду глядел – вскоре грянул роковой 2000 год, когда прислужники зла начали выползать изо всех щелей. Но вот остановить их так просто Церковь не могла. В ее распоряжении, конечно, имелись тайные боевые отряды – но задействовать их означало фактически развязать гражданскую войну. Вот уж чего никто не ждал от Дома Господня!
Оставалось надеяться, что власти хоть теперь отвлекутся от выкачки за рубеж российских нефти и газа, обратят, наконец, внимание на то, что происходит внутри страны!
Параллельно продолжались похищения и жестокие убийства детей. По всему выходило, что уличная агрессия была нужна сатанистам лишь для того, чтобы отвлечь внимание общества от некоего тайного плана, об истинных целях которого оставалось только гадать. Конечно, кого будет интересовать судьба похищенного где-то за тысячу километров чужого ребенка, когда твоих собственных детей могут в любой момент убить или изнасиловать по дороге домой из школы?
От тягостных мыслей Патриарха отвлек шорох колес подъехавшей к дому машины. Владыка бросил взгляд на мониторы видеонаблюдения. У ворот стоял один из автомобилей епархиального управления. «Неужели, наконец-то, Амвросий?», – промелькнула в голове первосвященника радостная мысль. Поднявшись из кресла, глава Русской Православной Церкви подошел к пульту управления и нажал на одну из кнопок, впуская машину во двор.
Но радость его была преждевременной. Когда пассажирская дверь распахнулась, наружу вышел не иеродьякон Амвросий, а совсем другой человек. То, что сюда так поздно, да еще и без предварительного звонка, явился именно он, могло означать лишь одно – самые тревожные опасения Патриарха были не напрасны…
Больше из машины никто не вышел. Сокрушенно покачав головой, владыка пошел открывать дверь.
– Доброй ночи, святейший, – стоявший на пороге иерей Макарий перекрестился и отвесил низкий поклон. Хотел припасть на одно колено, но хозяин дома остановил его.
– Оставь протокол, Макарий, – властно произнес он. – Вижу, дело у тебя серьезное.
На госте и впрямь, как говорят, лица не было. Войдя в дом, он первым делом попросил воды. Напившись и отдышавшись, иерей Макарий дрожащим голосом произнес:
– Мы потеряли его.
– Как? Где? Когда? – Патриарх мгновенно понял, о ком идет речь, а потому сразу принялся задавать вполне конкретные вопросы. – По пути из Курска?
– Нет, святейший, покачал головой принесший горькую весть иерей. – Уже в Москве. Мы нашли тело в одном из городских моргов. Иеродьякон Амвросий был отравлен. Цианистым калием.
– Дело зашло слишком далеко, раз они могут позволить себе такое средь бела дня на столичных улицах, – напряженно произнес Патриарх. – Подумать только – не проломить голову, не зарезать, не застрелить даже, а отравить! При нем были какие-нибудь записи? Бумаги? Диски? Флеш-карты?
– Нет, – вновь покачал головой Макарий. – Только оружие. Пистолет числится на балансе московской епархии. Его вернули нам.
– Плохо, что не было записей. Значит, их либо забрали убийцы, либо он предпочел положиться на собственную память, – быстро проговорил Патриарх. – И в том и в другом случае мы больше никогда не получим доступа к информации, которой он владел. Хотя, почему же нет? Убийц поймали?
Макарий только развел руками.
– Оно и понятно. Как же мне жаль Амвросия! Но, может, все это – не больше, чем страшное совпадение? Может, его убил кто-то другой, а не сатанисты? – Патриарх перекрестился. – Какой-нибудь маньяк-отравитель, например?
– Они, владыка, именно они, – вслед за ним осеняя себя крестным знамением, сказал Макарий. – Примерно в то же время, как умер иеродьякон, неподалеку от вокзала было совершено изнасилование и попытка убийства. Жертвой стала малолетняя школьница. Ее хотели задушить, но девочка выжила. В милиции бедняжка рассказала, кто с ней это сделал. То были двое парней, одетых в черное. Еще она сказала, что один из них все время приговаривал: «Сначала попа отравили, а теперь и попку разворотили». Простите, святейший, – иерей Макарий густо покраснел.
– Ничего, ничего, – махнул рукой Патриарх. – Достоверность информации в нашем случае куда важнее этики. Значит, это сделали наши враги. Вероятнее всего, эти двое ехали вместе с Амвросием на курском поезде…
– Почему вы так решили, владыка? – поинтересовался Макарий. – В Москве их тоже много.
– Операция проходила в обстановке строжайшей секретности, – слегка раздраженно молвил Патриарх. – О том, что Амвросий должен сегодня прибыть в Москву, знали только он сам я, ты, и еще несколько высших чинов епархии. Не думаешь же ты, Макарий, что среди нас мог затесаться предатель-сатанист? Или что у дьяволопоклонников имеется аппаратура, позволившая им перехватить адресованный мне звонок Амвросия? О, если это так, то мы должны звонить во все колокола. А вот в Курске его вполне могли отследить и послать вдогонку убийц. Он что-то очень важное узнал там, я чувствую, – владыка Русской Православной Церкви опустился в свое любимое кресло. – Это уже второй агент 777, погибший после поездки в Курск… Определенно, копать стоит именно там.
– Нам продолжать расследование? – уточнил Макарий. – Назначить нового 777?
– Нет! – отрезал Патриарх. – Это стало слишком опасно. Мы не можем больше рисковать нашими людьми. С сегодняшнего дня должность агента 777 упраздняется. Будем теперь действовать другими методами. Ступай, Макарий. Спасибо за добрую службу. Озаботься подготовкой отпевания для несчастного Амвросия.
– Но, святейший, это еще не все! – судя по тому, как переменилось в этот момент лицо иерея, сейчас он готовился сообщить самую неприятную из новостей. – Сатанисты больше не скрывают своей истинной сущности! Они теперь не только на улицах, а и в квартирах простых людей – грабят, насилуют, убивают и рисуют пентаграммы на стенах! Они повсюду! Милиция, похоже, бессильна!
– Господь всемогущий! – владыка резко встал со своего места. – Что ж, Макарий, это значит только одно – мы должны вступить с ними в открытое противоборство. Задействуй тайный резерв. Это официальное распоряжение.
– Слушаюсь! – Макарий быстро перекрестился, развернулся и, подобрав края рясы, бросился к выходу из патриаршей резиденции.
Глава 5
Ветер за оградой
2012Утренний шмон прошел как обычно. Заточки зеки спрятали в щели между досками нар, пакетик с анашой притопили в параше, а сотовый телефон смотрящего, завернув в целлофан, засунули в задницу «петуху» Сане Охламошину. Колоду карт, с которой большая часть населения камеры коротала ночи и вечера, опытный щипач по прозвищу Груздь также вполне привычно засунул в карман одному из вертухаев в самом начале обыска. И ловко выдернул оттуда, когда охранники, не найдя ничего запрещенного, выходили из камеры.
После шмона зеки снова легли на нары и спали еще полчаса. Потом началась обычная тюремная жизнь. Кто-то заваривал чифирь, кто-то, обернув кулаки тряпицами, отжимался на бетонном полу. Саня Охламошин, избавившись от высокотехнологичного груза, возился в параше. Он должен был достать пакет с наркотиком, аккуратно развернуть и пересыпать «дурь» в новый. Да так, чтоб ни крошки не просыпалось мимо, и чтоб ни капли грязи из параши не пролилось на драгоценный запас. Да так, чтоб самому даже ногтем не прикоснуться к содержимому пакета. Иначе анаша будет считаться «запарафиненной» и непригодной к дальнейшему употреблению. За это «петух» получит грандиозную взбучку, а то и вовсе будет удавлен. Хотя, конечно, вряд ли его убьют – очень уж угодлив был Саня, когда ублажал смотрящего. Но рисковать все равно не стоит.
Охламошин угодил в низшую касту «опущенных» не за какой-то «косяк», совершенный уже в тюрьме. До того, как попасть сюда, Александр работал в милиции, что в глазах заключенных являлось «косяком» само по себе. Несколько лет назад он погорел на взятке и был уволен, а посадили Охламошина уже за разбойное нападение на продуктовый магазин. Время, прошедшее с момента увольнения, не позволило ему оказаться в специальной тюрьме для бывших сотрудников правоохранительных органов. Попал в простую, на общий режим. Некоторое время Охламошин успешно скрывал свое прошлое и даже заслужил среди заключенных кое-какой авторитет. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока в камеру не заехал щипач Груздь, которого Саня когда-то задерживал и допрашивал. Он-то и выдал блатной кодле бывшего «мусора» – святое дело для таких, как Груздь. Охламошину предложили выбор – стать «петухом» или повеситься. Тот сначала выбрал второе, но, когда ему поднесли свитую из разорванных простыней веревку, бросился в драку и разбил лицо одному из уважаемых зеков. После этого судьба его была решена уже окончательно. Пострадавший когда-то от него Груздь «пробовать» Охламошина не стал, но многие в камере не побрезговали. Так что, кукарекал теперь Сашка под нарами, исполняя в камере целых три функции – рабочего «петуха», парашника и живого тайника для мобильного телефона, при помощи которого камера держала связь со свободным миром, посылая на волю важные сообщения и занимаясь мобильным мошенничеством.
Наблюдая за телодвижениями Охламошина, Николай Ветров, получивший за колючкой прозвище Ветер, размышлял о том, как стремительно может порой поменять свой размеренный ход человеческая судьба. Вот, человек старался, делал карьеру в милиции, а теперь… А сам Николай? Казалось, еще только вчера он был бравым офицером с множеством перспектив и возможностей. Весь мир был открыт перед ним. Но нет – обычный угрюмый зек по кличке Ветер сидит уже второй год из назначенных ему судом пятнадцати…
Когда он пришел домой, на лестничной площадке перед дверью с окаменелыми лицами курили пятеро институтских друзей. Рядом со скучающим видом переминались с ноги на ногу два милицейских сержанта. «Что случилось?», – спросил Николай. Ни у кого из товарищей не нашлось сил, чтобы сказать ему. Лишь безразличный к чужому горю человек в серой форме буднично поинтересовался: «Вы – сын Андрея и Надежды Ветровых? Пройдемте в квартиру. Нужно провести опознание». Одного только слова «опознание» хватило, чтобы понять – он ехал в Рай, но вышел не на той станции и очутился в Аду.
Того, чему Николай стал свидетелем, перешагнув порог родного дома, не видел, должно быть, ни один ветеран ни одной из войн. Зверства моджахедов в Афганистане и сепаратистов в Чечне меркли в сравнении с картиной, которую нарисовала чья-то извращенная фантазия в мирное время, в простом российском городе. Ноги подкашивались, перед глазами плясали черные точки, к горлу подступил ком. Он потерял все. Потерял всех. Но все же нашел в себе силы, чтоб побеседовать со следственной бригадой.
Его отца, его мать, сестру и возлюбленную убили сатанисты. Это можно было понять, лишь посмотрев на то, как умерла Зоя. Но убийцы, будто бы желая покуражиться, покрасоваться, дать дополнительный намек, оставили в квартире Ветровых свои «визитки». Намалеванные на стенах перевернутые пентаграммы и диск с мерзкой музыкой в семейном «Филипсе». Диск Николай зачем-то забрал с собой. Впрочем, немного позже он понял, что уже тогда в его голове родилась мысль о том, как можно будет использовать эту вещь.
Ночевать Ветров поехал к своему другу Василию. Невозможно было оставаться дома после того, что он там увидел и почувствовал. Это место перестало быть его домом. Этот город перестал быть ему родным.
Вместе с ними поехали и остальные друзья Николая. Конечно же, той ночью все они крепко набрались, но больше всех – сам Ветров. Ведь если бы он не напился тогда до бессознательного состояния, то, вполне возможно, убил бы кого-нибудь – просто от безысходности.
Но это все же произошло, пусть и немного позже.
Похоронив родных, Ветров поселился у Василия и несколько дней не выходил на улицу. А когда, наконец, вышел – первыми, кого он увидел, была компания молодых людей, одетых в черное. Парни и девушки вели себя очень развязно, мусорили, пили спиртное, и задирали прохожих. Увидев у одного из них на куртке нашивку с перевернутой пентаграммой, Николай сразу понял, кто это такие. Ввинтившись в мерзкую черную толпу, словно смерч, Ветров принялся направо и налево раздавать сокрушительные удары руками и ногами. Сатанисты бросились врассыпную, но один из них поскользнулся на брошенной его же подругой пять минут назад банановой кожуре и рухнул на асфальт. Николай набросился на него и бил до тех пор, пока лицо парня не превратилось в кровавое месиво. Потом боевой офицер достал из внутреннего кармана куртки диск с сатанинскими песнями. Раздавил его в ладони и, заставив поверженного хулигана открыть рот, высыпал туда осколки.
– Жри, тварь, – произнес Николай, нанося удар коленом в челюсть.
К месту происшествия уже спешили милиционеры. Но Ветров успел достать свой наградной пистолет, приставить его ко лбу сатаниста и надавить на спуск.
Он лишь не успел, как намеревался, послать следующую пулю себе под подбородок.
– Слышь, Ветер, может, того, чифирнем? – из плавания по горькому морю воспоминаний Николая вырвал голос присевшего на соседнюю шконку Груздя. В руках тот держал пачку чая и литровую банку с кипятком.
– Это можно, – Ветров взял с тумбочки свою кружку. В общении с сокамерниками за все время, проведенное в тюрьме, у него ни разу не возникло никаких проблем. Даже несмотря на то, что Николай служил в армии – это по царящим в местах лишения свободы блатным понятиям тоже считается «западлом» – его здесь уважали, а если кто и питал неприязнь, так не выказывал ее. Так получилось по нескольким причинам.
Еще когда Ветрова только арестовали, многим вокруг было ясно – не так уж он и виноват. Да, совершил жестокое убийство в центре города. Но ведь кого убил? На пацане, которого Николай отправил в объятия его любимого Сатаны, крови, как выяснилось, было в три раза больше. К тому же, все понимали, какую чудовищную психологическую травму получил незадолго до этого офицер. Он после такого всю оставшуюся жизнь должен пребывать в состоянии аффекта, а не только в тот миг, когда убивал сатаниста!
Но это было, похоже, ясно всем, кроме прокурора и судьи. Николая приговорили к пятнадцати годам лишения свободы, и единственное, чего удалось добиться адвокату – так это смягчения режима. Ветров не поехал валить лес в сибирские морозы. Его отправили на общий режим, в недавно построенную тюрьму, расположенную неподалеку от Ростова.
Николай мог рассчитывать на досрочное освобождение, но для этого ему нужно было начать сотрудничать с администрацией колонии. Пойти на работу в хозчасть, став одним из тех, кого прочие зеки презрительно называют «козлами». Поступить так Николай не мог. Во-первых, от «козла», как известно, недалеко и до «петуха», а во-вторых – как он мог пойти на договор с властью, которая допустила, чтобы погибли его семья и любимая? Сатанисты появились на российских улицах не сегодня и не вчера – и за все это время правительство не сделало ничего, чтобы остановить захлестнувшую страну кровавую волну безумия. Так что, попав в тюрьму, Николай Ветров избрал для себя путь, который был бы неприемлем для него ни при каких других обстоятельствах. Путь «отрицалы» – зека, живущего по волчьим блатным законам и не допускающего даже мысли о каком-либо компромиссе с администрацией.
Прочим зекам импонировало то, с какой злобой смотрит Николай на «козлов» и вертухаев. К тому же, он получил свой срок за убийство беспредельщика – вполне достаточная заслуга, чтоб аннулировать такой «косяк», как служба в армии. «Вором в законе» Ветер, конечно, никогда не станет, но и пытаться спросить с него за то, что взял однажды оружие из рук государства, никто уже не будет. Блатные паханы, посовещавшись, приняли Николая в свою компанию без лишних вопросов. Именно эти люди были теперь его семьей.
Груздь принялся колдовать с заваркой и кипятком. Смотрящий по камере, матерый рецидивист Гена Глиф, потянулся у себя на шконке, широко зевнул, нашарил в тумбочке пульт и включил висящий на стене телевизор. На экране под бодрую музыку возникла заставка политической программы – в стране в тот год проходили президентские выборы.
При виде очаровательной ведущей все зеки, кроме Охламошина, одобрительно заулюлюкали.
– Добрый день, – сверкнув жемчужными зубками, произнесла девушка. – Сегодня у нас в гостях кандидат в Президенты России, депутат Государственной Думы Геннадий Райшмановский.
Глава 6
Новая надежда
В Большом театре давали громкую премьеру – первую в России за не вспомнишь уже, сколько лет религиозную мистерию. Инициативу создать такой спектакль выдвинул приехавший из провинции молодой режиссер Карен Богостьян, и его предложение нашло горячую поддержку как в художественном совете театра, так и в Министерстве Культуры. «Сейчас, когда страну раздирает на части сатанинская смута, когда на театральной сцене сплошь матерятся и совокупляются, самое время для таких постановок», – решили в кулуарах, и Богостьяну дали зеленый свет. На премьеру были приглашены высшие лица государства – в том числе и Патриарх Русской Православной Церкви. Несмотря на огромное количество архиважных дел, владыка сумел найти время, чтобы посетить многообещающий спектакль, повествующий о Воскресении Христа.
В антракте сопровождавшие его люди разбрелись кто куда – кто пошел проветриться, кто – выпить воды в театральном буфете. На некоторое время первосвященник остался в ложе один…
Этим не преминул воспользоваться странного вида господин, который купил билет на спектакль, но на протяжении всего первого акта не входил в зрительный зал. Зато он проследил, в какую ложу направится Патриарх со своей свитой, и теперь терпеливо ждал, когда сможет осуществить свой замысел. Убедившись, что из ложи вышли все, кроме одного, высокий грузный старик в изысканном черном костюме, опираясь на трость, двинулся по направлению к приоткрытым дверям.
– Приветствую, владыка, – промолвил он, заняв место иерея Макария по правую руку от Патриарха.
– Ты?! – изумился тот. – Изыди!
– Не изыду, – улыбнулся неожиданный собеседник. – Ты прекрасно знаешь, что я не тот, на кого это может подействовать.
– Ты противен мне, – первосвященник демонстративно перевел взгляд на пустовавшую сцену. – Уйди.
– Мне тоже не так уж радостно находиться рядом с тобой, – вздохнул человек в черном. – Но так уж получилось, что сегодня мы с тобой преследуем одни и те же интересы.
– Что? – Патриарх повернулся к нему. На лице владыки появилось что-то наподобие усмешки. – Что общего может быть у Русской Православной Церкви и у… – владыка запнулся, словно слово, которое он хотел произнести, было скверным или запретным.
– Что общего, ты спрашиваешь? – старик, напротив, перестал улыбаться. – Что ж, объясню. Нежелание отдать страну, в которой мы все живем, на растерзание кровавым псам Сатаны – вот что общего у нас с тобой, пастырь.
– Разве ты не один из тех, кто всегда этому потворствовал? – приподнял седую бровь Патриарх.
– Представь себе – нет, – гордо вскинул голову его визави. – Да, я в свое время приложил немало усилий, чтобы ослабить ваше влияние, но, поверь, цель я перед собой ставил совсем иную. Благую цель, хотя ты, конечно, с этим не согласишься. Открыть людям глаза, сделать так, чтобы в головах у них звучал подлинный голос Бога, или хотя бы собственные мысли, а не ваш колокольный звон – вот, к чему я стремился. А он – тот, с кем ты ведешь войну – не хочет ничего, кроме неограниченной личной власти. Миллионов золотых слитков в подземных сокровищницах. Тысяч юных наложниц для извращенных плотских утех. Легиона послушных рабов, возводящих статуи и крепости в его честь.
– Что? – насторожился Патриарх. – О ком это ты? Мы пытаемся выдавить с улиц обезумевшую сатанинскую орду. Наши люди, православные священники и монахи, гибнут и отправляются в тюрьмы. А ты сейчас говоришь о каком-то одном человеке, который стремится к власти. Или… или ты знаешь, кто за всем этим стоит?! – сейчас владыка Церкви говорил уже не так надменно, как в самом начале их диалога.
– Да, – лукаво прищурившись, кивнул сидящий рядом человек. – Я знаю.
– И кто же это?
– Боюсь, мне ты не поверишь, даже если я пройду через епитимью[2], – печально вздохнул старый мужчина в черном костюме. – Но есть один человек, услышав то же от которого, ты уже ни в чем не усомнишься.
– Так приведи его! – владыка начал терять терпение.
– Увы, это невозможно, – развел руками собеседник. – Но я могу привести тебя к нему. Это твой друг, иеродьякон Амвросий.
– Амвросий? Но как ты можешь привести меня к нему? Он умер два года назад! Ты хочешь убить меня? – Патриарх потянулся к стоявшему рядом посоху.
– Успокойся, – мягко молвил человек в черном. – Тело Амвросия мертво, но душа его бессмертна. И она уже давно пытается вернуться, чтоб рассказать всю правду. Но только ты и твои люди никогда не сможете этого услышать, просто потому что считаете подобное грехом.
– Так что ты предлагаешь?
– Я могу помочь душе Амвросия вернуться с того света и сказать тебе то, что он не успел сказать два года назад. Для этого мы с тобой должны прямо сейчас поехать на его могилу.
– А, чтоб ты провалился, нечестивый колдун! – в сердцах воскликнул Патриарх. Но он все же начал медленно подниматься с кресла – значит, решил-таки согласиться на прозвучавшее предложение. – Неужели мне придется лично наблюдать такое греховодство, чтобы узнать всю правду?!
– Придется. Или же придется поверить мне на слово.
– Ну уж нет! – сердито молвил Патриарх, вставая. – Идем!
Иерей Макарий в это время находился в театральном буфете. Отстояв небольшую очередь, чтоб заказать два бутерброда с зеленью и стакан воды, он занял место за одним из столиков, напротив плазменного телевизора, включенного на Первый канал. Там как раз шло повторение утреннего политического шоу с участием одного из кандидатов в Президенты. Утром Макарий был занят в храме, и посмотреть этой передачи не смог.
В антракте сопровождавшие его люди разбрелись кто куда – кто пошел проветриться, кто – выпить воды в театральном буфете. На некоторое время первосвященник остался в ложе один…
Этим не преминул воспользоваться странного вида господин, который купил билет на спектакль, но на протяжении всего первого акта не входил в зрительный зал. Зато он проследил, в какую ложу направится Патриарх со своей свитой, и теперь терпеливо ждал, когда сможет осуществить свой замысел. Убедившись, что из ложи вышли все, кроме одного, высокий грузный старик в изысканном черном костюме, опираясь на трость, двинулся по направлению к приоткрытым дверям.
– Приветствую, владыка, – промолвил он, заняв место иерея Макария по правую руку от Патриарха.
– Ты?! – изумился тот. – Изыди!
– Не изыду, – улыбнулся неожиданный собеседник. – Ты прекрасно знаешь, что я не тот, на кого это может подействовать.
– Ты противен мне, – первосвященник демонстративно перевел взгляд на пустовавшую сцену. – Уйди.
– Мне тоже не так уж радостно находиться рядом с тобой, – вздохнул человек в черном. – Но так уж получилось, что сегодня мы с тобой преследуем одни и те же интересы.
– Что? – Патриарх повернулся к нему. На лице владыки появилось что-то наподобие усмешки. – Что общего может быть у Русской Православной Церкви и у… – владыка запнулся, словно слово, которое он хотел произнести, было скверным или запретным.
– Что общего, ты спрашиваешь? – старик, напротив, перестал улыбаться. – Что ж, объясню. Нежелание отдать страну, в которой мы все живем, на растерзание кровавым псам Сатаны – вот что общего у нас с тобой, пастырь.
– Разве ты не один из тех, кто всегда этому потворствовал? – приподнял седую бровь Патриарх.
– Представь себе – нет, – гордо вскинул голову его визави. – Да, я в свое время приложил немало усилий, чтобы ослабить ваше влияние, но, поверь, цель я перед собой ставил совсем иную. Благую цель, хотя ты, конечно, с этим не согласишься. Открыть людям глаза, сделать так, чтобы в головах у них звучал подлинный голос Бога, или хотя бы собственные мысли, а не ваш колокольный звон – вот, к чему я стремился. А он – тот, с кем ты ведешь войну – не хочет ничего, кроме неограниченной личной власти. Миллионов золотых слитков в подземных сокровищницах. Тысяч юных наложниц для извращенных плотских утех. Легиона послушных рабов, возводящих статуи и крепости в его честь.
– Что? – насторожился Патриарх. – О ком это ты? Мы пытаемся выдавить с улиц обезумевшую сатанинскую орду. Наши люди, православные священники и монахи, гибнут и отправляются в тюрьмы. А ты сейчас говоришь о каком-то одном человеке, который стремится к власти. Или… или ты знаешь, кто за всем этим стоит?! – сейчас владыка Церкви говорил уже не так надменно, как в самом начале их диалога.
– Да, – лукаво прищурившись, кивнул сидящий рядом человек. – Я знаю.
– И кто же это?
– Боюсь, мне ты не поверишь, даже если я пройду через епитимью[2], – печально вздохнул старый мужчина в черном костюме. – Но есть один человек, услышав то же от которого, ты уже ни в чем не усомнишься.
– Так приведи его! – владыка начал терять терпение.
– Увы, это невозможно, – развел руками собеседник. – Но я могу привести тебя к нему. Это твой друг, иеродьякон Амвросий.
– Амвросий? Но как ты можешь привести меня к нему? Он умер два года назад! Ты хочешь убить меня? – Патриарх потянулся к стоявшему рядом посоху.
– Успокойся, – мягко молвил человек в черном. – Тело Амвросия мертво, но душа его бессмертна. И она уже давно пытается вернуться, чтоб рассказать всю правду. Но только ты и твои люди никогда не сможете этого услышать, просто потому что считаете подобное грехом.
– Так что ты предлагаешь?
– Я могу помочь душе Амвросия вернуться с того света и сказать тебе то, что он не успел сказать два года назад. Для этого мы с тобой должны прямо сейчас поехать на его могилу.
– А, чтоб ты провалился, нечестивый колдун! – в сердцах воскликнул Патриарх. Но он все же начал медленно подниматься с кресла – значит, решил-таки согласиться на прозвучавшее предложение. – Неужели мне придется лично наблюдать такое греховодство, чтобы узнать всю правду?!
– Придется. Или же придется поверить мне на слово.
– Ну уж нет! – сердито молвил Патриарх, вставая. – Идем!
Иерей Макарий в это время находился в театральном буфете. Отстояв небольшую очередь, чтоб заказать два бутерброда с зеленью и стакан воды, он занял место за одним из столиков, напротив плазменного телевизора, включенного на Первый канал. Там как раз шло повторение утреннего политического шоу с участием одного из кандидатов в Президенты. Утром Макарий был занят в храме, и посмотреть этой передачи не смог.