Страница:
– Схватил его за горло, – ответил Брюсов, не задумываясь, и пояснил, заметив удивление в глазах старика: – Хотел прикончить, но меня оттащили…
– Жаль, что справедливость не восторжествовала! – Старик даже привстал от возбуждения. – Никак не ожидал, что в нашем королевстве найдется хоть один человек, способный на столь смелый и безрассудный поступок. Браво, мой мальчик. Тритемий Гиннес почтет за честь делить с тобой темницу! Как тебя зовут?
– Эндрю Брюс. – Юноша пожал протянутую Тритемием руку, отметив при этом с удивлением, что ладонь у него уже не болит. – Так вы и вправду считаете, что Великий Экзекутор заслуживает смерти? Сначала он показался мне чрезвычайно обходительным человеком.
– О! Внешность обманчива! – Гиннес встал и принялся расхаживать по темнице. – Если хочешь знать, Иеффай Беверидж – один из умнейших и образованнейших людей нашего времени и рассудительный во всем, что не касается Экзекуции. Утверждаю это с полной ответственностью, хоть он и приговорил меня к сожжению на костре. Беда Великого Экзекутора заключается в том, что он полностью сосредоточился на борьбе с ересью. Все его чувства и желания подчинены этой навязчивой мысли. Искоренение инакомыслия, уничтожение еретиков, только это имеет для него значение. Не спит, не ест, не живет, но выполняет священную миссию! Непосильная задача для любого человека, будь он трижды гений. Кто знает, что следует понимать под ересью? Где пролегает граница веры и безверия? Черной магии и целительства? Добра и зла? То-то и оно, мой друг! А Великий Экзекутор решил, что ему все подвластно, все известно. Он слишком увлекся процессом, забыл, что у нас Церковь Девы, а не Бевериджа. И достиг той степени самоуверенности, когда причина и следствие уже не имеют значения, а главная цель теряется в пылу борьбы за укрепление собственной власти. Ха! Он принес бы гораздо больше пользы на менее опасном поприще. А я лично предпочел бы видеть на его, Великого Экзекутора, месте какую-нибудь посредственность. Дурня, который не приносит ни пользы, ни вреда.
Пока Тритемий вещал, расхаживая по темнице, Андрей внимательно к нему присматривался. На тощем, как скелет, узнике были кожаные штаны по щиколотку, рубаха из некрашеного холста, а поверх нее – кожаный колет со множеством накладных карманов. Голову Гиннеса украшал потрепанный бархатный, лихо сдвинутый набок синий берет. На ногах Тритемий носил сандалии, закрепленные на голенях ремнями. Однако, что самое интересное, ладони и пальцы у словоохотливого старика были сплошь покрыты темными пятнами. Такие пятна Андрею доводилось видеть на руках учителя химии. Он поинтересовался, за что старик попал в застенки Трибунала. Это подвигло Тритемия перейти от рассуждений о Беверидже к рассказу о самом себе.
– Я тоже причислен к еретикам, – сделав скорбное лицо, сообщил он. – Оказался здесь по обвинению в колдовстве и пособничестве гирудам. Признаюсь, кое-что в магии смыслю. Но, – Тритемий торжественно воздел к потолку указательный палец, – в белой, юноша, в белой. С детства я стремился познать природу. Не пытался вырывать у нее тайны насильно. Просил униженно. И было дано мне. Жил в лесу, изучал силу трав и растений. Научился понимать язык деревьев, птиц и животных. Когда посчитал, что знаю достаточно, поселился среди людей. Лечил их, помогал советами. Что плохого в том, что урожай пшеницы в моей деревне был лучше, чем в соседних поселениях? Что дурного в том, что наших буйволов кормили правильно, и они считались двужильными? Ха! Оказалось, что все это – черная магия. Какой-то завистник донес на меня, что, дескать, у меня скелеты жаб на посылках. Вряд ли Беверидж поверил в чепуху о жабьих косточках. Я люблю всякую живность, крыс, жаб, лягушек, и не стану убивать их ради каких-то костей. Ну какой из меня пособник гирудов? Я ведь всего лишь ученый и стремлюсь постичь суть явлений. Бьюсь об заклад, Бевериджу больше всего не понравилось мое заявление о том, что Священная Экзекуция в его лице подменила собой монархию и Церковь. Он расценил это, как наглое обвинение в узурпации власти! Вот так, дорогой Эндрю. Мне довелось оскорбить Бевериджа словом, а тебе – действием. А это все равно, что добровольно наложить на себя руки.
– Это другая темница, – заметил с удивлением Эндрю, осматриваясь, – она гораздо хуже той, куда меня бросили в первый раз…
– Всегда может быть хуже или лучше, чем было. Все относительно, мальчик мой, и нет в мире ничего постоянного. Время от времени добро побеждает зло, чтобы занять его место, и наоборот. Где-то рядом с нами, в подвалах Серого дома имеется местечко пострашнее нашей темницы.
Брюсов окинул взглядом ужасную сырую камеру, и ему подумалось, что вряд ли где-нибудь может быть место хуже.
– Что вы имеете в виду? – спросил он старика.
– Под нами находится зарытая в землю башня, нарицаемая Адским колодцем. Мало кто о нем знает. Иными словами, это сосуд, куда заточаются в случае необходимости наиболее опасные черные маги, а также гируды. Не просто обращенные, а самые настоящие чада Тьмы, аристократы Империи, когда их удается изловить с помощью церковной магии. Так что наше подземелье, мой юный друг, это еще не предел падения. Лично я мог бы просидеть здесь годик-другой, будь у меня здесь свеча, пара гусиных перьев, чернильница и бумага. Все остальное – здесь, – Гиннес постучал себя согнутым пальцем по изборожденному морщинами лбу. – Результаты моих алхимических опытов, чертежи и расчеты, которые должны войти в главный труд моей жизни – трактат «О магической природе левитации». А сколько других полезных изобретений пропадет вместе со мной! Все это удалось бы сохранить для потомков, будь у меня бумага, перо и чернила! И совсем немного времени.
Откуда-то издали донесся долгий, протяжный вой, перешедший затем в грозное рычание.
– Кто это так воет? – удивился Брюсов. – Надеюсь, не чада Тьмы из адского колодца?
– Нет-нет, что вы, – засмеялся старик. – Это всего лишь тандерхаунды – черные псы экзекуции, очень древняя порода охотничьих псов. У них белые пятна вокруг глаз, их еще называют глазами ангела. Эти собаки способны видеть то, что недоступно человеческому глазу. Хороший тандерхаунд способен на большом расстоянии отличить человека от гируда. Скорее всего, это на самом деле так. Гируды ненавидят тандерхаундов, а те отвечают чадам Тьмы взаимностью. Эти псы отличаются великой преданностью и подчиняются лишь стальным сутанам. Эту породу позволено разводить только им и аристократам, больше никому. Вот так-то, юноша. Впрочем, для нас это ничего не меняет…
– Кто знает, может быть, все не так уж безнадежно, – Брюсов попытался ободрить Тритемия, а заодно и себя. – Может, Великий Экзекутор и посадил нас сюда для того, чтобы не спеша во всем разобраться. Уверен, что он еще пригласит нас на собеседование…
– Пригласит, пригласит, – Гиннес нахмурился, к чему-то прислушиваясь. – Возможно, скорее, чем ты думаешь. Священная Экзекуция почти не выносит оправдательных приговоров. Не удивляйся, Эндрю. Когда сидишь здесь достаточно долго, слух обостряется. Я, например, уже с легкостью отличаю топоток крыс от звука шагов. Да-да. Так и есть. За кем-то из нас идут.
Даже в полумраке темницы Брюсов увидел, как напряглось лицо Тритемия. Чего мог так испугаться человек, который твердит о том, что для полного счастья ему не хватает всего лишь пергамента, пера и чернил? Тритемий не ошибся. Где-то в недрах подземелья заскрипели петли. Послышался стук каблуков. Со скрежетом откинулся засов, распахнулась низкая дверь. Андрей зажмурился от яркого света. А когда зрение немного восстановилось, увидел перед собой толстяка в сером камзоле с большими оловянными пуговицами, на которых была изображена железная десница. Такие же пуговицы украшали темно-серые обшлага его рукавов.
– Ну, старик, ты еще не передумал? – спросил Фарнам, приветственно кивая Брюсову. – Признаешься в пособничестве исчадиям ада или по-прежнему собираешься упорствовать в заблуждениях? Молчишь… Значит, не передумал. Что ж, пойдем… Святая Экзекуции озаботится твоим спасением, если не желаешь спасаться сам.
Глаза Брюсова, наконец, окончательно привыкли к свету, и ему удалось рассмотреть, что секретарь Бевериджа явился не один. За его спиной стоял монах в серой рясе со свитком пергамента в одной руке и факелом в другой. Третьим был тюремщик. Он держал в руках поднос с двумя глиняными мисками и парой кусков хлеба.
– Поторапливайся, старик, – нетерпеливо пробурчал Джошуа Фарнам. – Полагаю, приказы своих хозяев из Фералиса ты выполнял с нездешней резвостью?
Гиннес ничего не ответил – лишь развел руками и вышел из темницы. Тюремщик поставил на пол миски, положил в них два ломтя хлеба. Дверь с грохотом захлопнулась. Андрей поставил свою миску на колени. Жидкая похлебка дурно пахла, однако Брюсов давно не ел и поэтому не слишком привередничал. Когда деревянная ложка заскребла по дну миски, из угла темницы послышался шорох. Андрей увидел два маленьких красных глаза. Некоторое время крыса изучала нового постояльца, а затем приблизилась. Села рядом, обвив ножки длинным хвостом. Брюсов понял, что крыса прикормлена Тритемием и ожидает подачки. Отломил кусочек хлеба, положил перед крысой. Наблюдая за тем, как работают маленькие челюсти, Андрей задумался. Итак, дела у него хуже некуда. Он оказался в новом, незнакомом мире и сразу нажил крупные неприятности.
В первую очередь следует поразмыслить о том, почему в этом незнакомом мире его преследуют видения, не имеющие никакого отношения к прошлой жизни, а целиком связанные с королевством Уайтроуз. Страной, в которой загадочных существ именуют чадами Тьмы и готовятся к войне с ними. С точки зрения здравого смысла, эти речи должны казаться полной чепухой. Так почему не кажутся? Даже наоборот. Возникает ощущение, что война эта будет затяжной, и в ней ему отведено не последнее место. Вот только на чьей стороне?
Андрей попытался вспомнить, о чем он говорил в тот момент, когда Великий Экзекутор вдруг ни с того ни с сего сменил милость на гнев. Кажется, о льдисто-голубых глазах демона из пещеры. Беверидж нашел в его словах некий зловещий смысл. Какой же смысл имеют его собственные видения? О чем хотят поведать? Брюсов швырнул крысе новый кусочек хлеба. Тритемий… Вот кто поможет ему разобраться во всей этой чертовщине. Когда старик вернется, его надо будет как следует разговорить. Незаметно перевести с рассказов о трактате и алхимических опытах на другие, более животрепещущие темы. Это решение внесло в душу Андрея если не спокойствие, то хотя бы его бледное подобие.
Внезапно звук сочащейся из стен воды и шуршание крысиного хвоста по полу темницы сменились шумом глухих ударов. Сколько молодой человек ни вслушивался, он не смог понять, откуда исходят новые звуки. Андрей встал. Стены темницы подернулись рябью. Оконце закрыл чей-то силуэт, и темница погрузилась во мрак.
Брюсов выставил вперед руки. Собрался сделать шаг вперед, но что-то его удерживало. Вновь удар. Невнятное бормотание и опять удар. Мрак вдруг рассеялся, и Андрей увидел, что стоит на краю каменного колодца. Шум ударов доносился оттуда – из темной, сырой глубины. Неужели это тот самый колодец, о котором говорил Тритемий? Каменный мешок, ловушка для самых ужасных магов и колдунов! Брюсов наклонился, чтобы заглянуть вниз, и увидел на дне каменной трубы смотревшего вверх бронзоволицего, очень высокого мужчину поистине дьявольской красоты. Больше всего поражали его сияющие глаза. На нем был синий хитон с широкими рукавами. Длинные и черные как смоль волосы, схваченные тонким золотым ободом с большим изумрудом на лбу, падали ему на плечи красивыми кольцами. Через мгновение снизу донесся давящий на уши, хорошо знакомый Андрею голос демона, пробравшегося в храм:
– Помоги мне выбраться, и я щедро заплачу тебе. Не пожалеешь. Я могу все…
– Обещаниям отца лжи нельзя верить, – произнес кто-то сдавленным от волнения голосом. – Ты обманешь меня…
Это был человеческий голос, и раздавался он из-за спины Андрея. Ему стало ясно: демон из колодца разговаривает вовсе не с ним. Однако когда Брюсов обернулся, то никого не увидел.
Демон продолжал уговоры. Сулил невидимому собеседнику немыслимые богатства. Обещал беспредельную власть. Его голос становился все громче и назойливее, он переместился в голову Брюсова и звучал изнутри, вызывая нарастающую боль в ушах. Когда боль стала невыносимой, Андрей побежал прочь от колодца. Однако сделать это было непросто. Каждый раз, когда ему казалось, что страшная яма осталась далеко позади, он вновь оказывался на ее краю. И так раз за разом. Демон уговаривал, убеждал, упрашивал, пытаясь левитировать, почти приближаясь к самому краю заколдованного колодца, и снова падал на дно.
Этот кошмар мог бы продолжаться до бесконечности, если бы Андрея не разбудил скрип двери. Очи демона из колодца обернулись глазами крысы. Пока Брюсов спал, она успела добраться до остатков хлеба, уничтожила все без остатка и теперь, сытая и довольная, смотрела на него из темной норы.
Лязгнул засов. Тюремщик втолкнул в темницу Тритемия и захлопнул дверь. Андрей помог стонущему старику сесть. Гиннесу досталось. По лбу его текли капли пота, губы дрожали. Правая штанина была порвана, а свисавшие лоскуты сделались бурыми от крови. Андрей сел рядом, чтобы осмотреть поврежденную во время пыток ногу Тритемия и по возможности облегчить его страдания. Судя по характеру раны, старику раздробили в тисках большой палец ноги. Андрей знал кое-какие способы оказания первой помощи при спортивных травмах и оторвал полоску от своей сорочки, еще не успевшей полностью превратиться в лохмотья.
Брюсов закончил с перевязкой, помог Тритемию лечь и подложил свой плащ старику под голову.
– Вот так. Скоро станет легче.
– Знаешь, о чем я размышлял, когда мою ногу зажимали в тисках?
– О природе левитации, наверное? – улыбнулся Андрей.
– Почти. О том, что влажность работает не хуже тисков. Камни, из которых сложена наша темница, – не вечны. Сырость заставляет их трескаться. Вода попадает в эти трещины и ускоряет процесс разрушения. О растворе извести, их соединяющем, и говорить не приходится. Мы могли бы разобрать стену… Или построить летательный аппарат. У природы есть чему поучиться. Если бы у меня были инструменты и материалы, Эндрю… Представь себе лицо Бевериджа, который видит, как мы улетаем отсюда на огромном механическом мотыльке. Я сделаю его чертеж, а ты, мой мальчик, займешься… Мотылек… Гируды… Тиски…
Уже через минуту Брюсов понял, что Тритемий бредит. Поэтому, когда старик окончательно впал в беспамятство и затих, Андрей испытал облегчение. Видеть, как дает сбой этот пытливый ум, было уже невмоготу. Прислушиваясь к хриплому дыханию раненого, молодой человек поднял с пола берет Гиннеса и вытер им выступивший на лбу старика пот.
Так прошел час. Второй. Старик хрипло дышал и постанывал. Сейчас Брюсов не мог получить от него никаких объяснений. Попытался отыскать их сам, но запутался еще больше. Может, все, что он слышит и видит, – просто страшный сон? Возможно, нет никаких гирудов, похищенного Плата Девы и Святой Экзекуции? А старый изобретатель Тритемий – плод его фантазии? Что, если через несколько мгновений он проснется в Лондоне, в уютной постели номера в отеле «Стаффорд» и отправится в аэропорт, где возьмет билет на самолет до Москвы? Нет. На чудо действительно рассчитывать не приходится. Раны, оставленные тисками на ноге Гиннеса, слишком реальны. Такое не может присниться.
Брюсов не помнил, сколько времени провел в странном оцепенении. Возможно, несколько часов. Может быть, несколько суток. Очнулся, когда почувствовал, как его трясут за плечо. Это был Тритемий. Все еще страшно бледный, зато в полном сознании. Он торопливо заговорил:
– Я слышу шаги. Это за тобой, Эндрю. Не позволяй им калечить тебя. Лучше сразу признайся.
– В чем?
– Во всем! Ты нужен мне здоровым, поэтому слушай внимательно и делай, как говорят. Не признавайся сразу. Немного позапирайся для виду. А когда дело дойдет до пытки, сделай вид, что смертельно испугался. Они будут довольны. Отведут тебя в темницу. А уж потом… У нас будет несколько часов до казни, и я обязательно что-нибудь придумаю. Когда обстоятельства вынуждают, человек способен на многое. Мы найдем выход, мальчик мой.
Дверь распахнулась. В темницу заглянул Фарнам:
– Пора, господин Брюс, – произнес он почти отеческим тоном. – Все готово…
Андрей медленно поднялся с соломенной постели. Обнял на прощание Тритемия, повернулся к секретарю и с независимым видом произнес:
– К вашим услугам…
Глава 6
– Жаль, что справедливость не восторжествовала! – Старик даже привстал от возбуждения. – Никак не ожидал, что в нашем королевстве найдется хоть один человек, способный на столь смелый и безрассудный поступок. Браво, мой мальчик. Тритемий Гиннес почтет за честь делить с тобой темницу! Как тебя зовут?
– Эндрю Брюс. – Юноша пожал протянутую Тритемием руку, отметив при этом с удивлением, что ладонь у него уже не болит. – Так вы и вправду считаете, что Великий Экзекутор заслуживает смерти? Сначала он показался мне чрезвычайно обходительным человеком.
– О! Внешность обманчива! – Гиннес встал и принялся расхаживать по темнице. – Если хочешь знать, Иеффай Беверидж – один из умнейших и образованнейших людей нашего времени и рассудительный во всем, что не касается Экзекуции. Утверждаю это с полной ответственностью, хоть он и приговорил меня к сожжению на костре. Беда Великого Экзекутора заключается в том, что он полностью сосредоточился на борьбе с ересью. Все его чувства и желания подчинены этой навязчивой мысли. Искоренение инакомыслия, уничтожение еретиков, только это имеет для него значение. Не спит, не ест, не живет, но выполняет священную миссию! Непосильная задача для любого человека, будь он трижды гений. Кто знает, что следует понимать под ересью? Где пролегает граница веры и безверия? Черной магии и целительства? Добра и зла? То-то и оно, мой друг! А Великий Экзекутор решил, что ему все подвластно, все известно. Он слишком увлекся процессом, забыл, что у нас Церковь Девы, а не Бевериджа. И достиг той степени самоуверенности, когда причина и следствие уже не имеют значения, а главная цель теряется в пылу борьбы за укрепление собственной власти. Ха! Он принес бы гораздо больше пользы на менее опасном поприще. А я лично предпочел бы видеть на его, Великого Экзекутора, месте какую-нибудь посредственность. Дурня, который не приносит ни пользы, ни вреда.
Пока Тритемий вещал, расхаживая по темнице, Андрей внимательно к нему присматривался. На тощем, как скелет, узнике были кожаные штаны по щиколотку, рубаха из некрашеного холста, а поверх нее – кожаный колет со множеством накладных карманов. Голову Гиннеса украшал потрепанный бархатный, лихо сдвинутый набок синий берет. На ногах Тритемий носил сандалии, закрепленные на голенях ремнями. Однако, что самое интересное, ладони и пальцы у словоохотливого старика были сплошь покрыты темными пятнами. Такие пятна Андрею доводилось видеть на руках учителя химии. Он поинтересовался, за что старик попал в застенки Трибунала. Это подвигло Тритемия перейти от рассуждений о Беверидже к рассказу о самом себе.
– Я тоже причислен к еретикам, – сделав скорбное лицо, сообщил он. – Оказался здесь по обвинению в колдовстве и пособничестве гирудам. Признаюсь, кое-что в магии смыслю. Но, – Тритемий торжественно воздел к потолку указательный палец, – в белой, юноша, в белой. С детства я стремился познать природу. Не пытался вырывать у нее тайны насильно. Просил униженно. И было дано мне. Жил в лесу, изучал силу трав и растений. Научился понимать язык деревьев, птиц и животных. Когда посчитал, что знаю достаточно, поселился среди людей. Лечил их, помогал советами. Что плохого в том, что урожай пшеницы в моей деревне был лучше, чем в соседних поселениях? Что дурного в том, что наших буйволов кормили правильно, и они считались двужильными? Ха! Оказалось, что все это – черная магия. Какой-то завистник донес на меня, что, дескать, у меня скелеты жаб на посылках. Вряд ли Беверидж поверил в чепуху о жабьих косточках. Я люблю всякую живность, крыс, жаб, лягушек, и не стану убивать их ради каких-то костей. Ну какой из меня пособник гирудов? Я ведь всего лишь ученый и стремлюсь постичь суть явлений. Бьюсь об заклад, Бевериджу больше всего не понравилось мое заявление о том, что Священная Экзекуция в его лице подменила собой монархию и Церковь. Он расценил это, как наглое обвинение в узурпации власти! Вот так, дорогой Эндрю. Мне довелось оскорбить Бевериджа словом, а тебе – действием. А это все равно, что добровольно наложить на себя руки.
– Это другая темница, – заметил с удивлением Эндрю, осматриваясь, – она гораздо хуже той, куда меня бросили в первый раз…
– Всегда может быть хуже или лучше, чем было. Все относительно, мальчик мой, и нет в мире ничего постоянного. Время от времени добро побеждает зло, чтобы занять его место, и наоборот. Где-то рядом с нами, в подвалах Серого дома имеется местечко пострашнее нашей темницы.
Брюсов окинул взглядом ужасную сырую камеру, и ему подумалось, что вряд ли где-нибудь может быть место хуже.
– Что вы имеете в виду? – спросил он старика.
– Под нами находится зарытая в землю башня, нарицаемая Адским колодцем. Мало кто о нем знает. Иными словами, это сосуд, куда заточаются в случае необходимости наиболее опасные черные маги, а также гируды. Не просто обращенные, а самые настоящие чада Тьмы, аристократы Империи, когда их удается изловить с помощью церковной магии. Так что наше подземелье, мой юный друг, это еще не предел падения. Лично я мог бы просидеть здесь годик-другой, будь у меня здесь свеча, пара гусиных перьев, чернильница и бумага. Все остальное – здесь, – Гиннес постучал себя согнутым пальцем по изборожденному морщинами лбу. – Результаты моих алхимических опытов, чертежи и расчеты, которые должны войти в главный труд моей жизни – трактат «О магической природе левитации». А сколько других полезных изобретений пропадет вместе со мной! Все это удалось бы сохранить для потомков, будь у меня бумага, перо и чернила! И совсем немного времени.
Откуда-то издали донесся долгий, протяжный вой, перешедший затем в грозное рычание.
– Кто это так воет? – удивился Брюсов. – Надеюсь, не чада Тьмы из адского колодца?
– Нет-нет, что вы, – засмеялся старик. – Это всего лишь тандерхаунды – черные псы экзекуции, очень древняя порода охотничьих псов. У них белые пятна вокруг глаз, их еще называют глазами ангела. Эти собаки способны видеть то, что недоступно человеческому глазу. Хороший тандерхаунд способен на большом расстоянии отличить человека от гируда. Скорее всего, это на самом деле так. Гируды ненавидят тандерхаундов, а те отвечают чадам Тьмы взаимностью. Эти псы отличаются великой преданностью и подчиняются лишь стальным сутанам. Эту породу позволено разводить только им и аристократам, больше никому. Вот так-то, юноша. Впрочем, для нас это ничего не меняет…
– Кто знает, может быть, все не так уж безнадежно, – Брюсов попытался ободрить Тритемия, а заодно и себя. – Может, Великий Экзекутор и посадил нас сюда для того, чтобы не спеша во всем разобраться. Уверен, что он еще пригласит нас на собеседование…
– Пригласит, пригласит, – Гиннес нахмурился, к чему-то прислушиваясь. – Возможно, скорее, чем ты думаешь. Священная Экзекуция почти не выносит оправдательных приговоров. Не удивляйся, Эндрю. Когда сидишь здесь достаточно долго, слух обостряется. Я, например, уже с легкостью отличаю топоток крыс от звука шагов. Да-да. Так и есть. За кем-то из нас идут.
Даже в полумраке темницы Брюсов увидел, как напряглось лицо Тритемия. Чего мог так испугаться человек, который твердит о том, что для полного счастья ему не хватает всего лишь пергамента, пера и чернил? Тритемий не ошибся. Где-то в недрах подземелья заскрипели петли. Послышался стук каблуков. Со скрежетом откинулся засов, распахнулась низкая дверь. Андрей зажмурился от яркого света. А когда зрение немного восстановилось, увидел перед собой толстяка в сером камзоле с большими оловянными пуговицами, на которых была изображена железная десница. Такие же пуговицы украшали темно-серые обшлага его рукавов.
– Ну, старик, ты еще не передумал? – спросил Фарнам, приветственно кивая Брюсову. – Признаешься в пособничестве исчадиям ада или по-прежнему собираешься упорствовать в заблуждениях? Молчишь… Значит, не передумал. Что ж, пойдем… Святая Экзекуции озаботится твоим спасением, если не желаешь спасаться сам.
Глаза Брюсова, наконец, окончательно привыкли к свету, и ему удалось рассмотреть, что секретарь Бевериджа явился не один. За его спиной стоял монах в серой рясе со свитком пергамента в одной руке и факелом в другой. Третьим был тюремщик. Он держал в руках поднос с двумя глиняными мисками и парой кусков хлеба.
– Поторапливайся, старик, – нетерпеливо пробурчал Джошуа Фарнам. – Полагаю, приказы своих хозяев из Фералиса ты выполнял с нездешней резвостью?
Гиннес ничего не ответил – лишь развел руками и вышел из темницы. Тюремщик поставил на пол миски, положил в них два ломтя хлеба. Дверь с грохотом захлопнулась. Андрей поставил свою миску на колени. Жидкая похлебка дурно пахла, однако Брюсов давно не ел и поэтому не слишком привередничал. Когда деревянная ложка заскребла по дну миски, из угла темницы послышался шорох. Андрей увидел два маленьких красных глаза. Некоторое время крыса изучала нового постояльца, а затем приблизилась. Села рядом, обвив ножки длинным хвостом. Брюсов понял, что крыса прикормлена Тритемием и ожидает подачки. Отломил кусочек хлеба, положил перед крысой. Наблюдая за тем, как работают маленькие челюсти, Андрей задумался. Итак, дела у него хуже некуда. Он оказался в новом, незнакомом мире и сразу нажил крупные неприятности.
В первую очередь следует поразмыслить о том, почему в этом незнакомом мире его преследуют видения, не имеющие никакого отношения к прошлой жизни, а целиком связанные с королевством Уайтроуз. Страной, в которой загадочных существ именуют чадами Тьмы и готовятся к войне с ними. С точки зрения здравого смысла, эти речи должны казаться полной чепухой. Так почему не кажутся? Даже наоборот. Возникает ощущение, что война эта будет затяжной, и в ней ему отведено не последнее место. Вот только на чьей стороне?
Андрей попытался вспомнить, о чем он говорил в тот момент, когда Великий Экзекутор вдруг ни с того ни с сего сменил милость на гнев. Кажется, о льдисто-голубых глазах демона из пещеры. Беверидж нашел в его словах некий зловещий смысл. Какой же смысл имеют его собственные видения? О чем хотят поведать? Брюсов швырнул крысе новый кусочек хлеба. Тритемий… Вот кто поможет ему разобраться во всей этой чертовщине. Когда старик вернется, его надо будет как следует разговорить. Незаметно перевести с рассказов о трактате и алхимических опытах на другие, более животрепещущие темы. Это решение внесло в душу Андрея если не спокойствие, то хотя бы его бледное подобие.
Внезапно звук сочащейся из стен воды и шуршание крысиного хвоста по полу темницы сменились шумом глухих ударов. Сколько молодой человек ни вслушивался, он не смог понять, откуда исходят новые звуки. Андрей встал. Стены темницы подернулись рябью. Оконце закрыл чей-то силуэт, и темница погрузилась во мрак.
Брюсов выставил вперед руки. Собрался сделать шаг вперед, но что-то его удерживало. Вновь удар. Невнятное бормотание и опять удар. Мрак вдруг рассеялся, и Андрей увидел, что стоит на краю каменного колодца. Шум ударов доносился оттуда – из темной, сырой глубины. Неужели это тот самый колодец, о котором говорил Тритемий? Каменный мешок, ловушка для самых ужасных магов и колдунов! Брюсов наклонился, чтобы заглянуть вниз, и увидел на дне каменной трубы смотревшего вверх бронзоволицего, очень высокого мужчину поистине дьявольской красоты. Больше всего поражали его сияющие глаза. На нем был синий хитон с широкими рукавами. Длинные и черные как смоль волосы, схваченные тонким золотым ободом с большим изумрудом на лбу, падали ему на плечи красивыми кольцами. Через мгновение снизу донесся давящий на уши, хорошо знакомый Андрею голос демона, пробравшегося в храм:
– Помоги мне выбраться, и я щедро заплачу тебе. Не пожалеешь. Я могу все…
– Обещаниям отца лжи нельзя верить, – произнес кто-то сдавленным от волнения голосом. – Ты обманешь меня…
Это был человеческий голос, и раздавался он из-за спины Андрея. Ему стало ясно: демон из колодца разговаривает вовсе не с ним. Однако когда Брюсов обернулся, то никого не увидел.
Демон продолжал уговоры. Сулил невидимому собеседнику немыслимые богатства. Обещал беспредельную власть. Его голос становился все громче и назойливее, он переместился в голову Брюсова и звучал изнутри, вызывая нарастающую боль в ушах. Когда боль стала невыносимой, Андрей побежал прочь от колодца. Однако сделать это было непросто. Каждый раз, когда ему казалось, что страшная яма осталась далеко позади, он вновь оказывался на ее краю. И так раз за разом. Демон уговаривал, убеждал, упрашивал, пытаясь левитировать, почти приближаясь к самому краю заколдованного колодца, и снова падал на дно.
Этот кошмар мог бы продолжаться до бесконечности, если бы Андрея не разбудил скрип двери. Очи демона из колодца обернулись глазами крысы. Пока Брюсов спал, она успела добраться до остатков хлеба, уничтожила все без остатка и теперь, сытая и довольная, смотрела на него из темной норы.
Лязгнул засов. Тюремщик втолкнул в темницу Тритемия и захлопнул дверь. Андрей помог стонущему старику сесть. Гиннесу досталось. По лбу его текли капли пота, губы дрожали. Правая штанина была порвана, а свисавшие лоскуты сделались бурыми от крови. Андрей сел рядом, чтобы осмотреть поврежденную во время пыток ногу Тритемия и по возможности облегчить его страдания. Судя по характеру раны, старику раздробили в тисках большой палец ноги. Андрей знал кое-какие способы оказания первой помощи при спортивных травмах и оторвал полоску от своей сорочки, еще не успевшей полностью превратиться в лохмотья.
Брюсов закончил с перевязкой, помог Тритемию лечь и подложил свой плащ старику под голову.
– Вот так. Скоро станет легче.
– Знаешь, о чем я размышлял, когда мою ногу зажимали в тисках?
– О природе левитации, наверное? – улыбнулся Андрей.
– Почти. О том, что влажность работает не хуже тисков. Камни, из которых сложена наша темница, – не вечны. Сырость заставляет их трескаться. Вода попадает в эти трещины и ускоряет процесс разрушения. О растворе извести, их соединяющем, и говорить не приходится. Мы могли бы разобрать стену… Или построить летательный аппарат. У природы есть чему поучиться. Если бы у меня были инструменты и материалы, Эндрю… Представь себе лицо Бевериджа, который видит, как мы улетаем отсюда на огромном механическом мотыльке. Я сделаю его чертеж, а ты, мой мальчик, займешься… Мотылек… Гируды… Тиски…
Уже через минуту Брюсов понял, что Тритемий бредит. Поэтому, когда старик окончательно впал в беспамятство и затих, Андрей испытал облегчение. Видеть, как дает сбой этот пытливый ум, было уже невмоготу. Прислушиваясь к хриплому дыханию раненого, молодой человек поднял с пола берет Гиннеса и вытер им выступивший на лбу старика пот.
Так прошел час. Второй. Старик хрипло дышал и постанывал. Сейчас Брюсов не мог получить от него никаких объяснений. Попытался отыскать их сам, но запутался еще больше. Может, все, что он слышит и видит, – просто страшный сон? Возможно, нет никаких гирудов, похищенного Плата Девы и Святой Экзекуции? А старый изобретатель Тритемий – плод его фантазии? Что, если через несколько мгновений он проснется в Лондоне, в уютной постели номера в отеле «Стаффорд» и отправится в аэропорт, где возьмет билет на самолет до Москвы? Нет. На чудо действительно рассчитывать не приходится. Раны, оставленные тисками на ноге Гиннеса, слишком реальны. Такое не может присниться.
Брюсов не помнил, сколько времени провел в странном оцепенении. Возможно, несколько часов. Может быть, несколько суток. Очнулся, когда почувствовал, как его трясут за плечо. Это был Тритемий. Все еще страшно бледный, зато в полном сознании. Он торопливо заговорил:
– Я слышу шаги. Это за тобой, Эндрю. Не позволяй им калечить тебя. Лучше сразу признайся.
– В чем?
– Во всем! Ты нужен мне здоровым, поэтому слушай внимательно и делай, как говорят. Не признавайся сразу. Немного позапирайся для виду. А когда дело дойдет до пытки, сделай вид, что смертельно испугался. Они будут довольны. Отведут тебя в темницу. А уж потом… У нас будет несколько часов до казни, и я обязательно что-нибудь придумаю. Когда обстоятельства вынуждают, человек способен на многое. Мы найдем выход, мальчик мой.
Дверь распахнулась. В темницу заглянул Фарнам:
– Пора, господин Брюс, – произнес он почти отеческим тоном. – Все готово…
Андрей медленно поднялся с соломенной постели. Обнял на прощание Тритемия, повернулся к секретарю и с независимым видом произнес:
– К вашим услугам…
Глава 6
О тайном кабинете и о троне, на который лучше не садиться
За четверть часа до того, как Фарнам явился в темницу, чтобы увести Брюсова, Беверидж сидел за столом в своем рабочем кабинете, склонившись над толстым фолиантом. Он изо всех сил пытался сосредоточиться, но из-за усталости буквы расплывались у него перед глазами. Потер пальцами виски. Чтения на сегодня хватит. Несколько минут отдыха и – к новым делам. Великий Экзекутор откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, но намеченной передышки не получилось. Скрипнула дверь. Раздались шаги.
– Ваше милосердие, – послышался вкрадчивый голос Фарнама, – простите, что осмеливаюсь беспокоить, но дело не терпит отлагательств.
– Говори, Джошуа.
– Ригглер. Мне кажется, он рассказал все, что знал. Больше из него не удастся ничего выжать. Он на самом деле был знаком с Брюсом всего несколько минут.
– Этого достаточно, – Иеффай сурово сдвинул брови. – Ересь подобна заразе, это настоящая духовная чума. Меня сейчас больше волнует Брюс. Сознался ли он?
– Пока нет, ваше милосердие, но как только он придет в себя, допрос будет продолжен.
Беверидж резко встал и прошелся по комнате.
– Отлично, Джошуа. Я подозреваю, что существует связь между Брюсом, чернокнижником Гиннесом, колдуньей Эсквилиной и бездельником-монахом. Учти это, когда продолжишь допросы.
– Будет сделано, ваше милосердие.
Как только Фарнам вышел, Беверидж направился к потайной двери, замаскированной книжной полкой. Покинув кабинет, Великий Экзекутор оказался в коротком коридоре. На первый взгляд он заканчивался тупиком. Однако Беверидж не сбавил шага. Легкий толчок, и каменная стена повернулась вокруг своей оси, оказавшись на деле деревянной перегородкой, снаружи облицованной каменной плиткой, а изнутри обитой толстыми медными полосами. За этой преградой находился второй кабинет, существование которого оставалось тайной для всех, кроме Бевериджа.
Судя по тому, как легко Великий Экзекутор ориентировался в темноте, он бывал здесь часто. Привычно нащупав рукой невидимые кремень и кресало, он высек огонь на трут, раздул его и зажег свечи в тройном подсвечнике. Свет озарил длинное и узкое помещение. С правой стороны тянулся ряд шкафов, с левой – стол на всю длину комнаты. Стульев здесь не было вовсе. Проход между столом и шкафами вел к низкой двери без засова и замочной скважины, а она, в свою очередь, выходила в неприметный переулок возле площади Спасения. Великий Экзекутор редко пользовался основным входом в здание: он предпочитал покидать Трибунал Экзекуции незаметно для подчиненных и так же незаметно возвращался.
Первоначально этой двери не было. Ее сделали по приказу Бевериджа. Сам же тайный кабинет задумывался как хранилище вещественных доказательств и артефактов, конфискованных у еретиков и приверженцев черной магии. Посреди комнаты стоял массивный стол, заставленный алхимическими печами-атанорами, перегонными кубами, тиглями и стеклянными ретортами самых вычурных и неожиданных форм. Обок них лежали раскрытые фолианты и свитки вперемежку с фарфоровой посудой и склянками с порошками и разноцветными жидкостями. Под потолком на деревянном брусе висели пучки сушеных трав и клетка с чучелом длиннохвостой неясыти.
У стен возвышались полки, сундуки и пирамиды с мечами, алебардами и магическими шестами. На полках громоздились предметы самых разнообразных форм и расцветок. Большинство из них покрывал толстый слой пыли. По иным было видно, что ими пользовались совсем недавно. С полок смотрели пустыми глазницами мертвые головы животных, людей и даже котов-гирудов. Последние отличались покатым лбом, приплюснутым черепом и длинными, загнутыми внутрь клыками. Были тут хрустальные шары, связки обычных, а также черных, желтых и кроваво-красных свечей. Лежали насыпом магические игральные кости и стопки засаленных карт, которые никогда не проигрывали, свитки с астрологическими чертежами и гороскопами. Поблескивали магические зеркала из полированной меди.
Одно из них отличалось большим размером и причудливой формой, ломавшей все каноны геометрии. Сочетание кривых и наклонных плоскостей могло бы навести на мысль о психическом заболевании мастера, изготовившего зеркало. Однако стоило заглянуть в него, как становилось понятным предназначение странного изделия. Зеркало не отражало предметы, оно помогало видеть сквозь них. Сейчас, например, в его поверхности отражалось то, что находилось за потайным входом в хранилище, и при желании Великий Экзекутор мог заглянуть в коридор, ведущий в его рабочий кабинет так, словно вращающейся стены не существовало. Беверидж относился к магическому зеркалу с осторожностью. Его нашли при обыске в доме известного мага. Причем сам хозяин исчез бесследно. Поговаривали, что, узнав о намечавшемся аресте, колдун не стал дожидаться стальных сутан и ушел в безмежность, где и по сей день обитает его черная душа.
Отдельно в хранилище размещалось оружие, применяемое в магических ритуалах и кровавых жертвоприношениях – кинжалы из нефрита с раздвоенными лезвиями, которые напоминали формой язык змеи. Каменные топоры с высеченными на них древними рунами. Ржавые наконечники копий и стрел, несколько луков из разных пород древесины, пара узких и длинных мечей, кривые сабли и ритуальные ножи из нефрита и обсидиана.
Беверидж разжег огонь в небольшом переносном горне. Развернул древний пергамент, провел пальцем по списку ингредиентов. Затем, сверяясь с пометками на этикетках флаконов, отыскал нужные ему порошки. Принялся смешивать их в ступке маленьким каменным пестиком.
Поглощенный своим занятием, Великий Экзекутор неожиданно вздрогнул, почувствовав прикосновение к своей ноге, и заглянул под стол. Черный щенок с гладкой шерстью и белыми кругами-звездами вокруг глаз тявкнул и вцепился в сутану Иеффая.
– Ах ты, маленький проказник! Тебе удалось напугать меня, – Беверидж нагнулся и потрепал тандерхаунда за ушами. – Что ж, ты пришел как раз вовремя. Бальзам почти готов. Ты знаешь, что это такое? Это панацея, универсальное лекарство! Будем с тобой лечить ожоги, раны и душевные боли. А теперь попробуем на тебе, как мой бальзам действует.
Цепкие пальцы Бевериджа крепко впились в загривок песика. Словно поняв, что ему грозит опасность, тот рванулся, пытаясь вырваться, но человек был сильнее. Великий Экзекутор поднял щенка и протянул руку к черному обсидиановому ножу с волнообразным лезвием. Тандерхаунд жалобно заскулил…
– Выпустите меня отсюда! – кричала какая-то молодая женщина. – Клянусь Пресвятой Маргаритой, я ни в чем не виновна!
– Вот и твоя подружка Эсквилина подала голос, – с ухмылкой произнес Фарнам, подталкивая замешкавшегося Андрея в спину. – Странное дело, если верить каждому нашему подопечному, то можно подумать, что в подземельях Экзекуции собрались одни невинные овечки. Не верьте первому впечатлению, господин Брюс. Мой опыт показывает, что те, кто на первый взгляд кажутся безобидными ягнятами, на поверку оказываются волками. Волосы встают дыбом, когда слышишь их признания. Вот, к примеру, Эсквилина, с которой вас сюда привезли, – продолжил развивать свою мысль Фарнам, – ведьма, колдунья. Ее связь с темными силами не вызывает ни малейших сомнений. Однако покровительствующий ей дьявол настолько заморочил девчонке голову, что она ни в чем не желает сознаваться и готова идти на костер ради своих заблуждений. Вот мы и пришли. Входите же!
Андрей шагнул в мрачное помещение со сводчатым потолком, огляделся. Ему бросились в глаза тлеющие в жаровне багровые угли. Сверху жаровню прикрывала кованая решетка с четырьмя цепями, снабженными зажимами. Свет факела выхватил из полумрака другие орудия пыток. Рядом с жаровней стояло приспособление, похожее на низкую кровать. Жуткое ложе состояло из двух частей, раздвигаемых посредством наматывания веревки на деревянный барабан. Плашки в изголовье и на нижней части служили для крепления рук и ног. На вбитых в стену крючьях висели пара окованных свинцом дубинок, плетки-семихвостки со свинцовыми шариками на конце, щипцы и узкие грабли с острыми зубьями.
В этом арсенале орудий пытки наиболее впечатляющим экспонатом казалась Железная Дама. По сути, это был двустворчатый футляр в виде женской фигуры, отлитой из чугуна. При смыкании половинок, в тело помещенного внутрь преступника вонзались острые штыри, расположенные таким образом, чтобы причинить как можно больше страданий, но не задеть жизненно важные органы.
– Ваше милосердие, – послышался вкрадчивый голос Фарнама, – простите, что осмеливаюсь беспокоить, но дело не терпит отлагательств.
– Говори, Джошуа.
– Ригглер. Мне кажется, он рассказал все, что знал. Больше из него не удастся ничего выжать. Он на самом деле был знаком с Брюсом всего несколько минут.
– Этого достаточно, – Иеффай сурово сдвинул брови. – Ересь подобна заразе, это настоящая духовная чума. Меня сейчас больше волнует Брюс. Сознался ли он?
– Пока нет, ваше милосердие, но как только он придет в себя, допрос будет продолжен.
Беверидж резко встал и прошелся по комнате.
– Отлично, Джошуа. Я подозреваю, что существует связь между Брюсом, чернокнижником Гиннесом, колдуньей Эсквилиной и бездельником-монахом. Учти это, когда продолжишь допросы.
– Будет сделано, ваше милосердие.
Как только Фарнам вышел, Беверидж направился к потайной двери, замаскированной книжной полкой. Покинув кабинет, Великий Экзекутор оказался в коротком коридоре. На первый взгляд он заканчивался тупиком. Однако Беверидж не сбавил шага. Легкий толчок, и каменная стена повернулась вокруг своей оси, оказавшись на деле деревянной перегородкой, снаружи облицованной каменной плиткой, а изнутри обитой толстыми медными полосами. За этой преградой находился второй кабинет, существование которого оставалось тайной для всех, кроме Бевериджа.
Судя по тому, как легко Великий Экзекутор ориентировался в темноте, он бывал здесь часто. Привычно нащупав рукой невидимые кремень и кресало, он высек огонь на трут, раздул его и зажег свечи в тройном подсвечнике. Свет озарил длинное и узкое помещение. С правой стороны тянулся ряд шкафов, с левой – стол на всю длину комнаты. Стульев здесь не было вовсе. Проход между столом и шкафами вел к низкой двери без засова и замочной скважины, а она, в свою очередь, выходила в неприметный переулок возле площади Спасения. Великий Экзекутор редко пользовался основным входом в здание: он предпочитал покидать Трибунал Экзекуции незаметно для подчиненных и так же незаметно возвращался.
Первоначально этой двери не было. Ее сделали по приказу Бевериджа. Сам же тайный кабинет задумывался как хранилище вещественных доказательств и артефактов, конфискованных у еретиков и приверженцев черной магии. Посреди комнаты стоял массивный стол, заставленный алхимическими печами-атанорами, перегонными кубами, тиглями и стеклянными ретортами самых вычурных и неожиданных форм. Обок них лежали раскрытые фолианты и свитки вперемежку с фарфоровой посудой и склянками с порошками и разноцветными жидкостями. Под потолком на деревянном брусе висели пучки сушеных трав и клетка с чучелом длиннохвостой неясыти.
У стен возвышались полки, сундуки и пирамиды с мечами, алебардами и магическими шестами. На полках громоздились предметы самых разнообразных форм и расцветок. Большинство из них покрывал толстый слой пыли. По иным было видно, что ими пользовались совсем недавно. С полок смотрели пустыми глазницами мертвые головы животных, людей и даже котов-гирудов. Последние отличались покатым лбом, приплюснутым черепом и длинными, загнутыми внутрь клыками. Были тут хрустальные шары, связки обычных, а также черных, желтых и кроваво-красных свечей. Лежали насыпом магические игральные кости и стопки засаленных карт, которые никогда не проигрывали, свитки с астрологическими чертежами и гороскопами. Поблескивали магические зеркала из полированной меди.
Одно из них отличалось большим размером и причудливой формой, ломавшей все каноны геометрии. Сочетание кривых и наклонных плоскостей могло бы навести на мысль о психическом заболевании мастера, изготовившего зеркало. Однако стоило заглянуть в него, как становилось понятным предназначение странного изделия. Зеркало не отражало предметы, оно помогало видеть сквозь них. Сейчас, например, в его поверхности отражалось то, что находилось за потайным входом в хранилище, и при желании Великий Экзекутор мог заглянуть в коридор, ведущий в его рабочий кабинет так, словно вращающейся стены не существовало. Беверидж относился к магическому зеркалу с осторожностью. Его нашли при обыске в доме известного мага. Причем сам хозяин исчез бесследно. Поговаривали, что, узнав о намечавшемся аресте, колдун не стал дожидаться стальных сутан и ушел в безмежность, где и по сей день обитает его черная душа.
Отдельно в хранилище размещалось оружие, применяемое в магических ритуалах и кровавых жертвоприношениях – кинжалы из нефрита с раздвоенными лезвиями, которые напоминали формой язык змеи. Каменные топоры с высеченными на них древними рунами. Ржавые наконечники копий и стрел, несколько луков из разных пород древесины, пара узких и длинных мечей, кривые сабли и ритуальные ножи из нефрита и обсидиана.
Беверидж разжег огонь в небольшом переносном горне. Развернул древний пергамент, провел пальцем по списку ингредиентов. Затем, сверяясь с пометками на этикетках флаконов, отыскал нужные ему порошки. Принялся смешивать их в ступке маленьким каменным пестиком.
Поглощенный своим занятием, Великий Экзекутор неожиданно вздрогнул, почувствовав прикосновение к своей ноге, и заглянул под стол. Черный щенок с гладкой шерстью и белыми кругами-звездами вокруг глаз тявкнул и вцепился в сутану Иеффая.
– Ах ты, маленький проказник! Тебе удалось напугать меня, – Беверидж нагнулся и потрепал тандерхаунда за ушами. – Что ж, ты пришел как раз вовремя. Бальзам почти готов. Ты знаешь, что это такое? Это панацея, универсальное лекарство! Будем с тобой лечить ожоги, раны и душевные боли. А теперь попробуем на тебе, как мой бальзам действует.
Цепкие пальцы Бевериджа крепко впились в загривок песика. Словно поняв, что ему грозит опасность, тот рванулся, пытаясь вырваться, но человек был сильнее. Великий Экзекутор поднял щенка и протянул руку к черному обсидиановому ножу с волнообразным лезвием. Тандерхаунд жалобно заскулил…
* * *
Коридор был таким низким, что приходилось пригибать голову. Андрей шел следом за тюремщиком, факел которого освещал скользкие от сырости серые камни стен и потолка. Замыкал процессию Фарнам. Брюсов старался рассмотреть и запомнить их путь, но света для этого было недостаточно – большая часть коридора оставалась погруженной во мрак. Когда процессия проходила мимо деревянной двери одной из темниц, раздался грохот. Узник изо всей силы молотил в дверь. Судя по звукам, кулаками и ногами.– Выпустите меня отсюда! – кричала какая-то молодая женщина. – Клянусь Пресвятой Маргаритой, я ни в чем не виновна!
– Вот и твоя подружка Эсквилина подала голос, – с ухмылкой произнес Фарнам, подталкивая замешкавшегося Андрея в спину. – Странное дело, если верить каждому нашему подопечному, то можно подумать, что в подземельях Экзекуции собрались одни невинные овечки. Не верьте первому впечатлению, господин Брюс. Мой опыт показывает, что те, кто на первый взгляд кажутся безобидными ягнятами, на поверку оказываются волками. Волосы встают дыбом, когда слышишь их признания. Вот, к примеру, Эсквилина, с которой вас сюда привезли, – продолжил развивать свою мысль Фарнам, – ведьма, колдунья. Ее связь с темными силами не вызывает ни малейших сомнений. Однако покровительствующий ей дьявол настолько заморочил девчонке голову, что она ни в чем не желает сознаваться и готова идти на костер ради своих заблуждений. Вот мы и пришли. Входите же!
Андрей шагнул в мрачное помещение со сводчатым потолком, огляделся. Ему бросились в глаза тлеющие в жаровне багровые угли. Сверху жаровню прикрывала кованая решетка с четырьмя цепями, снабженными зажимами. Свет факела выхватил из полумрака другие орудия пыток. Рядом с жаровней стояло приспособление, похожее на низкую кровать. Жуткое ложе состояло из двух частей, раздвигаемых посредством наматывания веревки на деревянный барабан. Плашки в изголовье и на нижней части служили для крепления рук и ног. На вбитых в стену крючьях висели пара окованных свинцом дубинок, плетки-семихвостки со свинцовыми шариками на конце, щипцы и узкие грабли с острыми зубьями.
В этом арсенале орудий пытки наиболее впечатляющим экспонатом казалась Железная Дама. По сути, это был двустворчатый футляр в виде женской фигуры, отлитой из чугуна. При смыкании половинок, в тело помещенного внутрь преступника вонзались острые штыри, расположенные таким образом, чтобы причинить как можно больше страданий, но не задеть жизненно важные органы.