- Э-э, кажется, мне уже пора, - выскользнула я из его рук и улизнула через боковую дверь к себе, в царские апартаменты с мебелью карельской березы.
Часы показывали половину второго ночи.
Морфей, наконец, распростер свои объятия, и я уснула...
Меня разбудила беготня по коридору и возбужденные голоса домочадцев. Уже рассвело. На часах было почти шесть часов утра. Гоша проснулся и напряженно внюхивался в щелочку под дверью.
Я выскочила в коридор.
На площадке боковой лестницы столпились Глаша, дядя Осип, Федор и Влад. Они смотрели вниз.
- Что случилось? - протиснулась я между ними.
Никто не ответил, но мне и так все было ясно.
На нижней площадке, разметав руки и неестественно вывернув шею, лежала Эмма Францевна. Около нее стоял на коленях Аркадий Борисович и профессиональными движениями проверял, теплится ли жизнь в теле моей двоюродной бабушки. Доктор поднял на нас глаза, и мы поняли, что - не теплится.
Эмма Францевна лежала на спине, головой в сторону входной двери. Из-под розового атласного халата со стегаными обшлагами рукавов и воротником выглядывал подол батистовой ночной рубашки и худые лодыжки ног. На одной ступне еще держалась изящная домашняя туфелька с помпоном, второй не было видно. Пальцы правой руки сжимали медный подсвечник со сломанной свечой. Лицо ее было скорее удивленным, чем испуганным, седые волосы заплетены в жидкую косичку.
Глаша тихонько всхлипывала, остальные молчали.
Аркадий Борисович обошел ноги Эммы Францевны и поднялся наверх.
- Судя по всему, она потеряла равновесие, и упала. Несчастный случай. Но милицию придется вызывать. Пока ничего не трогайте.
Мы столпились в коридоре и наблюдали, как доктор вызывает местных блюстителей правопорядка по сотовому телефону. Он один был полностью одет: в тройку мышиного цвета. Однако брюки выглядели так, как будто он в них спал. Влад щеголял элегантным длинным шлафроком, перевязанным витым шнуром с кистями. Федор был в одних джинсах, с голым торсом и босиком. Только тут я обратила внимание, что мускулатурой он обладает достойной. Дядя Осип довольно комично выглядел в полосатой коротковатой пижаме на громоздком теле. Глаша, как обычно, была одета в сарафан, головной платок и обрезанные валенки.
- Хорошо бы кофейку, - потер ладони Аркадий Борисович.
Тут я обнаружила, что стою среди людей в голубой детской пижаме с зайчиками, и ринулась к себе переодеваться.
Через десять минут мы тем же составом, но уже цивильно одетые, спустились по парадной лестнице на улицу и направились в сторону летней кухни. По дороге мы обратили внимание, что возле "Вольво" Влада стоит белый "Мерседес" Ариадны.
- Позвольте, - сказал доктор. - Мы вчера закончили игру где-то около трех. Ариадна сказала, что ей надо домой, утром у нее открытие какой-то выставки. Отец Митрофаний пошел ее провожать. Неужели, с ними тоже приключилось несчастье?
Мы сгрудились и принялись истошно вопить:
- Ариадна! Отец Митрофаний!
Они выскочили из хозяйственных построек в растрепанном виде. Ариадна на ходу натягивала рукав черного трикотажного платья, перо в ее прическе отсутствовало. Отец Митрофаний пятерней приглаживал бороду и вытаскивал из нее соломенки.
- Что случилось? - крикнули они хором.
- Эмма Францевна умерла, - ответил Аркадий Борисович.
- Ах, - приложила Ариадна ладони к щекам. - Не может быть! Она такая бодрая женщина!
- На все воля Божья, - закрестился батюшка, выпрастывая крест изпод рясы, скосил глаза на свою спутницу и осекся.
Мы дошли до летней кухни, и расселись вокруг стола. Дядя Осип варил ароматный кофе, Глаша доставала из буфета чашки, а мы молча сидели. Вид у всех был невеселый.
Бренча подвеской, подкатил милицейский "Жигуленок", за ним следом подъехал белый фургон. Два вялых милиционера вышли из машины. Тот, который был потолще, поздоровался с Аркадием Борисовичем за руку. Они важно проследовали к боковой двери большого дома и скрылись за ней. Мы стояли на улице, переминались с ноги на ногу и вздыхали.
А день обещал быть жарким. Томление достигло апогея, когда, наконец, распахнулась дверь, и представители власти вышли на белый свет.
- ... наверняка, перелом шейки бедра, пары ребер, сдвиг шейных позвонков, перелом основания черепа и кровоизлияние в черепную коробку, - задумчиво перечислял доктор.
- Значит так, - сказал начальник, обращаясь к нам. - Документики свои предъявите и далеко не расходиться. Доктор вскрытие сделает, ежели отравление там какое, или следы борьбы, мы сразу кого надо арестуем.
Он обвел нас ленивым взглядом из-под взъерошенных бровей, отчего я моментально вспотела, и почувствовала угрызения совести.
После мучительной процедуры предъявления паспортов второму милиционеру, которому было еще далеко до объемов начальника, но которого я бы не осмелилась назвать "худышкой", машины отбыли. Милиционеры укатили на "Жигуле", а Аркадий Борисович на фургоне сопровождал тело.
Я боялась, что специалисты сразу распознают подделку моего паспорта, но опасения оказались напрасны. Никто ничего не заметил.
Мы опять собрались в летней кухне, и выпили еще по одной чашке кофе. Все выглядели какими-то оцепеневшими.
- Да! Это замечательно! - воскликнул Влад, чем вызвал замешательство в наших рядах. - Такой уникальный случай! Подозреваются все, взгляд на несчастный случай изнутри - великолепный репортаж с места событий! Работать, работать и работать! Я - у себя.
Он стремительно выпорхнул из летней кухни, оставив лишь легкий запах дорогого одеколона. Вот удивительное дело, за все утро Влад ни разу не взглянул в мою сторону. Очевидно, он потерял всякую надежду использовать меня в качестве источника информации, видя мою полную профнепригодность. Бедная Лиза, как, должно быть, она переживала, когда он отвернулся от нее. Для впечатлительной молодой женщины это настоящая трагедия.
- Ну, вот, и торжественное открытие выставки русского национального костюма в творчестве молодых дизайнеров пройдет без меня, - всхлипнула Ариадна. - Как же мы теперь без Эммы Францевны. Совсем осиротели...
Отец Митрофаний принялся баритонить что-то утешительное и повел ее на свежий воздух.
В летней кухне остались мы впятером: дядя Осип, Глаша, Федор, я и Гоша.
- Да-а... Вот горе горькое, - закручинился повар. - Пропадем теперь без барыни...
- Ладно тебе лясы точить, - проворчала Глаша. - За дело надо браться. Гости у нас, их кормить надо. Лизавета Петровна и Вы, Федор Федорович, сходите на речку, наловите рыбки на уху.
Мы послушно поплелись с удочками к реке. Гоша, повеселев после сытного завтрака, трусил ходячей сапожной щеткой впереди нас.
- Полина, ты ничего не слышала ночью? - нарушил Федор молчание.
- Нет, я спала. А ты?
- И я ничего не слышал. Что странно... Эмма Францевна должна была пройти мимо светелки по скрипучему паркету и спуститься по деревянной лестнице. При падении тела тоже должен быть какой-то шум... Эмма Францевна ушла к себе около одиннадцати, преферансисты сели играть, мы прогуляли Гошу, и ты заперлась в своей комнате. Наверх мы поднимались по боковой лестнице, трупов не было. Я походил по дому, все было тихо. Дядя Осип и Глаша уже выключили свет в своих спальнях... Потом ты спустилась с дерева. Ты не хочешь мне рассказать, зачем ты туда забралась?
- Мне не спалось. Я вышла на улицу и обратила внимание, что на всем втором этаже темно, только в будуаре мелькает пятно света. Мне захотелось проверить, все ли у бабушки в порядке, но шторы были плотно задвинуты, - получилось не очень убедительно, но ничего лучше я придумать не смогла.
Федор окинул меня недоверчивым взглядом, но комментировать не стал.
- Ладно, идем дальше... Мы прогулялись до реки и вернулись в дом опять-таки по боковой лестнице. Трупов не было. Ты опять вернулась к себе, я ушел в светелку. До двух пятидесяти ничего не происходило. Преферансисты закончили игру и разошлись. В три пятнадцать в доме уже стояла гробовая тишина. Первой тело обнаружила Глаша. Она встала раньше всех - в пять тридцать. Почти следом за ней появился дядя Осип. Глаша побежала будить Аркадия Борисовича, который занял гостевую комнату в стиле ампир, но, судя по всему, спал по-походному, не разуваясь. На шум вышел Влад, уже выбритый. Потом появился я, следом ты в пижаме с зайчиками. Последними присоединились Ариадна и отец Митрофаний. Так, когда же Эмма Францевна успела упасть?
- Федор, ты что, всю ночь не спал? У тебя бессонница?
- Да, бессонница у меня. Старею, лучшие годы уже позади. Ты не возражаешь, если я немного вздремну?
Исторический мостик, на котором Федор обрел свою судьбу в виде ржавого гвоздя, так и лежал в руинах. Поэтому мы расположились ближе к мосту, под ветлами.
Я забросила удочки, Гоша уставился на поплавки немигающим взглядом, а Федор растянулся на травке под деревом, подложив руки под голову. Что-то в его позе показалось мне знакомым. Мысль мелькнула, но мгновенно улетучилась. Гоша отвлек меня громким сопением и топтанием на месте.
Часа через три мы наловили полное ведро рыбы, а Федор продолжал спать, демонстрируя крепкую нервную систему. Хотя, что ему волноваться, ведь не его бабушка скончалась. Что ж теперь вся мистификация выплывет наружу? Все узнают, что я Полина, а не Лиза. Начнут искать настоящую компаньонку. Подумают, что я виновна в ее исчезновении. Меня арестуют, посадят в тюрьму, и я там умру! Пришла беда, открывай ворота...
Да, так к вопросу о Вратах... Там многое неясно... Говорят, что, когда отлетает душа, то она видит свое тело как бы со стороны. Некоторое время наблюдает за бренными останками, а затем устремляется в цилиндрический коридор, в конце которого сияет яркий свет. Видимо, вот там-то и находятся Врата.
Те души, которые прошли собеседование, пропускаются в загробный мир. А те, у которых еще остались долги перед живыми, возвращаются на землю. Вот эти должники и составляют группу подсуществ, называемых "призраками".
Собаки ощущают их присутствие в материальном мире. Утешает то, что призраки привязаны к месту захоронения своего тела, а то житья бы от них не было. Их уже столько скопилось на земле!..
Глава 16
Я представила себя умирающей в тюрьме на нарах и разревелась.
- Полин, ты чего? - пробудился Федор. - Девочка моя, у тебя стресс накопился.
Он сел рядом, а я уткнулась ему в плечо и горько всхлипывала:
- Вот, они теперь узнают, что я не Лиза, и решат, что это я компаньонку порешила, а затем и бабушку с лестницы столкнула, чтобы по завещанию все получить... У-у-у...
- Стоп. О каком завещании идет речь?
- Эмма Францевна сама мне его вчера утром показала. Вся движимость и недвижимость отходит Елизавете Петровне. Поместье в Трофимовке стоит немалых денег, и алиби у меня нет. Вот они и решат... У-у-у...
- Девочка моя, - совсем размяк Федор. - Этого нам только не хватало. Ничего, я что-нибудь придумаю. Ты только не плачь, - целовал он мои мокрые глаза совсем не по-братски.
- И Влад теперь воспользуется моментом, вскроет систему защиты, узнает пароль и утащит партийные деньги. Эммы Францевны нет, ему никто не помешает взломать компьютер, - горестно шептала я, крепче обнимая его за шею.
- Полина... - выдохнул он, припадая к моим соленым губам. - Стоп, наконец, дошла до него моя последняя фраза. - Какой компьютер?
- У Эммы Францевны есть офис в будуаре, за ширмочкой.
- Так. Пошли проверять.
Почти бегом он потащил меня к дому. По дороге мы занесли ведро с рыбой дяде Осипу в летнюю кухню. Он возился на своем рабочем месте, выводя печальные рулады.
Перепрыгивая через две ступеньки, мы взбежали по парадной лестнице на второй этаж, и ввалились в будуар Эммы Францевны.
- Добро пожаловать в клуб простофиль! - крутанулся Влад в офисном кресле.
Ширмочка была сдвинута в сторону. На мониторе компьютера светились созвездия экранной защиты.
- Ха-ха-ха, - невесело рассмеялся Влад. - Кто-то опередил меня и переинформатировал жесткий диск. Компьютер девственно чист... Неужели, Ариадна и отец Митрофаний оказались хитрее, чем я думал?
Влад поднялся с кресла и вальяжной походкой покинул будуар, насвистывая про "его превосходительство". Федор уселся перед компьютером, а я пристроилась на подлокотнике. Он прошелся по клавиатуре, поиграл с "мышкой", но, кроме лукавой надписи: "Тыркни пупку пальцем", ничего умного из компьютера выжать не смог.
- Так был ли мальчик? - Федор откинулся на спинку кресла и в задумчивости поднес мою руку к губам. - Как думаешь, были ли у Эммы Францевны партийные деньги на самом деле, или это ее очередная "маленькая мистификация"?
- Теперь об этом знает только она сама, вернее, ее дух... Ой, что это с Гошей.
Мой верный терьер стоял у одного из шкафов, украшавших будуар. Он шумно втягивал воздух, прислонив нос к щели между дверцами. Точно также он обнюхивал ореховый шкаф в день нашего прибытия в имение.
- Осторожно, там может быть еще одна мумия, - предупредила я Федора и спряталась за его спину.
Смелый филолог распахнул дверцы. Среди шелковых шарфов, меховых горжеток и кашемировых накидок скрючился Галицкий. Он сидел в неудобной позе, подтянув ноги и свесив голову вниз, руки безвольно упирались в пол шкафа тыльными сторонами ладоней.
- Бедный Галицкий, - всхлипнула я. - Его-то за что?
Федор тронул Льва Бенедиктовича за плечо. Тело выпало из шкафа и ожило. Галицкий задвигал руками и ногами, уселся на восточном ковре, и принялся растирать ладонями лицо.
- Господи, как я устал... - проговорил он и посмотрел на нас красными воспаленными глазами. - Что вы здесь делаете? Зачем трогали компьютер?
- Галицкий, Вы здесь давно спите? - не обращая внимания на его вопросы, спросил Федор.
Лев Бенедиктович поднялся на ноги и прогнулся в пояснице.
- Не Ваше дело, - сердито буркнул он. - Я здесь нахожусь по просьбе Эммы Францевны. Кто вам разрешил включать компьютер?
- Эмма Францевна умерла.
Галицкий прекратил делать зарядку и метнул взгляд на дверь в спальню.
- Я Вам не верю!
- Напрасно. Тело уже увезли на вскрытие. Если это убийство, Вы первый на подозрении. Сядьте.
Галицкий послушно опустился в рекамье.
- Все равно, на Ваши вопросы я отвечать не собираюсь. Я нахожусь на работе. Я частный сыщик. Вот моя лицензия.
Лев Бенедиктович протянул Федору документ. Тот дотошно изучил все надписи, сличил фотографию с оригиналом и сказал:
- В дате срока действия документа подретуширована последняя цифра. Что будем делать?
- А сам ты кто такой? - завопил истошным голосом бывший сыщик. Уж, не из милицейских ли? Лицо мне твое, вроде, знакомо.
- Нет, я из гостей Эммы Францевны, а называть меня можешь просто: Федор Федорович, - по-барски взмахнул он рукой и скучным голосом спросил: - Где, когда и при каких обстоятельствах Вы, гражданин Галицкий, убили и спрятали труп Климовой Елизаветы Петровны?
Лев Бенедиктович сжался в рекамье и затравленно посмотрел на меня. Я мило улыбнулась ему в ответ.
- Я не убивал! Она сама таблеток наглоталась, и письмо оставила прощальное. У Эммы Францевны оно в сейфе лежит. А закопать в лесу барыня велела. Я тут ни при чем! А за захоронение в неположенном месте нет уголовной ответственности!
- Как Вы объясните причину самоубийства гражданки Климовой?
- Письмо она получила от жениха. Он ей отворот-поворот, вот она и наложила на себя руки.
- Лжете! - по-прокурорски загремел Федор. - Что было в письме?
- Не знаю! - закрестился Лев Бенедиктович совсем, как домоправительница. - Я письмо через Глашу передал нераспечатанным. Это она мне потом сказала, что Бурцев от Лизы отказался.
- Когда Вы познакомились с Бурцевым?
- Прошлой весной в Бадене. Я сопровождал Эмму Францевну в качестве телохранителя.
- Где закопали труп Климовой?
- В орешнике, напротив большого камня, у речки.
- Так, вернемся к нашим баранам. Как долго Вы сидели в шкафу?
- Уже сутки. Эмма Францевна позвонила вчера утром и просила срочно приехать. Я приехал. Она посадила меня в этот шкаф и велела сторожить компьютер, чтобы никто к нему не подходил.
- Расскажите, что Вы видели ночью.
- В двадцать два пятьдесят Эмма Францевна вошла в будуар. Что-то писала, сидя у бюро. В двадцать три пятнадцать вышла. Почти сразу послышались голоса в малой гостиной, но кто там разговаривал, я не разобрал. Звукоизоляция в доме хорошая. Вот как раньше строили!.. В двадцать три тридцать барыня вернулась в будуар и почти час работала на компьютере. Потом ушла к себе, и больше я ничего не слышал, если не считать слабый звон посуды внизу около часа ночи. Утром пришла Глаша и долго прибиралась. Где-то в это время меня и сморило. Господи, уже вторые сутки без сна... А что случилось с Эммой Францевной?
- При необходимости Вам сообщат.
Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по дороге многочисленные кресла и столики с безделушками, я смирно сидела в кресле.
- Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда была гроза, Вы по личной инициативе сидели в шкафу? - осмелилась спросить я.
Галицкий отвернулся и засопел, как Гоша, когда я застаю его на месте преступления - валяющимся на хозяйской кровати.
- Что просила Ариадна у Эммы Францевны?
- Галицкий, отвечайте. Ваша свобода в Ваших руках, - давил Федор на щуплого филера.
- Она просила продать ей какие-то фермуары, - нехотя выдавил он из себя.
- Фермуары - это как-то связано с мемуарами? - удивился Федор.
- Нет, это застежка из драгоценных камней на ювелирных изделиях, просветила я мужчин.
- Галицкий, какие еще задания Вы выполняли для Эммы Францевны?
- Слежкой занимался, - угрюмо процедил он.
- За кем?
- За кем скажет, за тем и следил.
- Поконкретней, пожалуйста.
- Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ жизни.
- Что за люди?
- Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на стройке, бандит среднего масштаба, банкир... всех и не упомнишь.
- Какие сведения о них Вы добывали?
- Распорядок дня, круг общения, привычки...
- Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?
Галицкий красноречиво пожал плечами.
- Так. И что же мне теперь с Вами делать?
- Домой отпустить.
- Возьмите лист бумаги и ручку. Идите в светелку. Разрешаю Вам два часа поспать. Потом напишите мне подробно имена и адреса фигурантов, бывших в разработке. Укажите все, на Ваш взгляд, важное по этому вопросу. А также опишите другие задания, которые Вам приходилось выполнять по просьбе Эммы Францевны. Все, свободны.
Галицкий с готовностью бросился из будуара, но у двери остановился.
- Уж, не из разведки ли Вы будете, Федор Федорович? подобострастно вытянул он шею.
- Нет, и не ломайте себе голову. Ступайте, - вельможно взмахнул он рукой.
Мы остались вдвоем, не считая Гоши, который уютно дремал в широком кресле среди вышитых подушек.
- Полина, ты не знаешь, где находится сейф?
- Ты что, собрался вскрывать сейф? Как тебе не стыдно! Прах Эммы Францевны еще не предан земле, а ты уже копаешься в ее вещах!
- Полина, девочка моя, я же не для себя стараюсь. Надо же выяснить, что тут за тайны такие.
- Насчет Лизы ты уже все выяснил. А остальное тебя не касается. Все тайны Эммы Францевны умерли вместе с ней, и ты в это дело больше не вмешивайся!
В меня вселился какой-то бес и зло выговаривал растерявшемуся Федору. Я подхватила сонного Гошу и скрылась в своей комнате.
Во мне все кипело и бурлило. Ах, как была права моя двоюродная бабушка: ох, не прост наш Федор Федорович. Для филолога, изучающего матерные частушки, он слишком хорошо разбирается в подделках лицензионных документов и мастерски ведет допрос узников мебели. Только ли судьба Елизаветы Петровны интересует его или это был всего лишь предлог, а на самом деле и он охотится за партийными деньгами или золотыми самородками? Никому верить нельзя!
До темноты я просидела за закрытой дверью. И что самое обидное, никто меня и не хватился.
Вечером я проголодалась и осмелилась покинуть свою обитель. Всех домочадцев я нашла среди яблонь, за столом, накрытым для ужина.
Ариадна, отец Митрофаний, Влад и Федор сидели за овальным столом и смотрели на Аркадия Борисовича, который с аппетитом поглощал янтарную уху. Пустовал стул между Владом и Федором, и мне пришлось устроиться на нем. Глаша налила мне тарелку ухи, остальные уже поели. Федор, как ни в чем не бывало, подмигнул мне и придвинул блюдо с ломтями домашнего хлеба.
Аркадий Борисович доел последнюю корочку, промокнул губы, лоб и щеки салфеткой и блаженно прикрыл глаза. Все молчали.
- Как всегда, в такую жару в морге полетел холодильник, - сообщил нам доктор. - Будем хоронить завтра утром. Кого смог, я предупредил. При вскрытии ничего подозрительного не обнаружилось, в чем я и не сомневался. По факту смерти никаких дел заводить, естественно, не будут. Тело привезут завтра часам к одиннадцати.
Глаша водрузила на стол ведерный самовар и предложила на десерт хворост со взбитыми сливками и плюшки с вареньем семи сортов.
Аркадий Борисович откланялся, сославшись на неотложные медицинские дела. Федор поднялся вслед за ним, и они вместе двинулись во тьму о чем-то негромко беседуя. Мы остались сидеть за столом, вяло потягивая чай из чашек кузнецовского фарфора.
Ариадна сидела на дальнем конце стола, она выглядела умиротворенной. Я залюбовалась "Царицей египетской". До чего же она была хороша, не смотря на отсутствие привычного слоя макияжа.
Отец Митрофаний хмурил брови, углубившись в какие-то свои мысли. Он неожиданно вскинул голову и проговорил ни к кому не обращаясь: - Истинно, истинно говорю вам, кто скажет горе этой: "поднимись и бросься в море", и не усомнится в сердце своем, но будет верить, что совершиться то, что он говорит, - будет ему.
Он опять уставился невидящим взглядом в свою чашку.
- Лиза, - наклонился в мою сторону Влад. - Ты совсем не обращаешь внимания на меня. Чем я заслужил такую немилость?
Он поднялся со стула, взял меня за руку и повел в сторону флигеля.
- Ах, Лиза, жизнь - странная штука. Вот она есть, и вот ее уж нет. Мы вспоминаем об этом фокусе, лишь, когда ловкий престидижитатор сдергивает узорчатый платок с черного цилиндра и вынимает изящной рукой, затянутой в белую лайковую перчатку, ушастого кролика по имени Судьба. Кто знает, а вдруг именно в этот момент Вселенский Иллюзионист манипулирует с твоей жизнью. Обидно уйти в небытие, не испытав всю полноту отпущенного срока. Глупо не воспользоваться шансом, который выпадает раз в тысячу лет, из-за химеры условностей.
Влад уверенно обнял меня и, сдвинув бретельку сарафана, приник к плечу губами. - Лиза, у Эммы Францевны остались родственники? Тебе должно быть известно. Я прислушалась к себе, но ни душевного трепета, ни учащенного сердцебиения, ни повышения артериального давления не обнаружила и успокоилась. Лишь острое любопытство (что еще ему от меня надо?) вырвалось из груди томным вздохом, и я пробормотала: - Да, у нее осталась внучатая племянница. - Как зовут? Сколько лет? Где живет? - быстро спросил он, окучивая мою шею. Я представила себе его выражение лица, когда Влад отправиться знакомиться с родственницей, а найдет меня, не удержалась и хихикнула. - Что такое? - растерялся коварный обольститель, видимо, не часто девушки хихикали в кульминационный момент его объятий. - Владимир, - донесся голос Федора, а вскоре и он сам вынырнул из темноты и тем самым избавил меня от трудной задачи искать оправдание своему нелепому поведению, не предусмотренного сценарием. - Владимир, у Вашей машины кто-то снял задние фары. Вы видели? Влад охнул и рванул в сторону дома. Мы проводили его взглядом и, не сговариваясь, двинулись к водяной мельнице. Лягушки оглушительно квакали у реки. Гоша шуршал в траве, разыскивая подозрительные норы. Ночной воздух был наполнен ароматами луга, воды и остывающей земли. Все печальные события последних дней казались далекими и нереальными. - Знаешь, ты, конечно, права. Эмма Францевна имеет полное право унести свои тайны в могилу. Напрасно я затеял это расследование... Ты больше не сердишься на меня?
Мы остановились у самой избушки Лешего. Правой рукой Федор поправил мою прядь волос над ухом, в левой - он держал трость. - Ой, Федор, а где ты нашел свою палку?
- В китайской вазе возле парадной лестницы на первом этаже. Но, что самое удивительное, я вспомнил, где ее потерял... Ты помнишь, мы пошли искать место, где сидел в плену Гоша? Я поднимал плиту с помощью трости, а потом ворошил завал в землянке. Затем Гоша возвестил о явлении Божьего человека, и мы стали свидетелями его гибели. Вот гдето в этот момент я и потерял трость. На обратном пути ее уже не было, во всяком случае, она не мешала мне нести тебя на руках. - Кто же принес ее в дом? - Вот и я ломаю себе над этим голову. - Ой, мамочки! - осенило меня. - Неужели, Божий человек ожил?!
Я обхватила Федора и в панике оглядывалась по сторонам. Мне всюду мерещились глаза Лешего в спецодежде.
- Это вряд ли. Но кто-то там побывал, нашел трость, принес ее в дом и спрятал в вазе.
В ельнике заухал филин, и мне непреодолимо захотелось к людям, к свету. - Федор, миленький, пошли скорей домой. Неужели, ты не боишься? - А как же, конечно, боюсь. Но ты сама знаешь: не так страшен черт, как его малюют.
Хотелось бы затронуть вопрос о нечистой силе. Черт в нашем сознании олицетворяет отрицательные стороны жизни. Темная сторона в борьбе зла с добром. Нужен ли нам черт? А как же?! Без него не было бы борьбы, не существовало бы процесса преодоления трудностей. Вселенная была бы скучной и пресной. Ни тебе соблазнов, ни искушений. Это все равно, что отсутствие котов в собачьей жизни. Да здравствует нечистая сила!
Часы показывали половину второго ночи.
Морфей, наконец, распростер свои объятия, и я уснула...
Меня разбудила беготня по коридору и возбужденные голоса домочадцев. Уже рассвело. На часах было почти шесть часов утра. Гоша проснулся и напряженно внюхивался в щелочку под дверью.
Я выскочила в коридор.
На площадке боковой лестницы столпились Глаша, дядя Осип, Федор и Влад. Они смотрели вниз.
- Что случилось? - протиснулась я между ними.
Никто не ответил, но мне и так все было ясно.
На нижней площадке, разметав руки и неестественно вывернув шею, лежала Эмма Францевна. Около нее стоял на коленях Аркадий Борисович и профессиональными движениями проверял, теплится ли жизнь в теле моей двоюродной бабушки. Доктор поднял на нас глаза, и мы поняли, что - не теплится.
Эмма Францевна лежала на спине, головой в сторону входной двери. Из-под розового атласного халата со стегаными обшлагами рукавов и воротником выглядывал подол батистовой ночной рубашки и худые лодыжки ног. На одной ступне еще держалась изящная домашняя туфелька с помпоном, второй не было видно. Пальцы правой руки сжимали медный подсвечник со сломанной свечой. Лицо ее было скорее удивленным, чем испуганным, седые волосы заплетены в жидкую косичку.
Глаша тихонько всхлипывала, остальные молчали.
Аркадий Борисович обошел ноги Эммы Францевны и поднялся наверх.
- Судя по всему, она потеряла равновесие, и упала. Несчастный случай. Но милицию придется вызывать. Пока ничего не трогайте.
Мы столпились в коридоре и наблюдали, как доктор вызывает местных блюстителей правопорядка по сотовому телефону. Он один был полностью одет: в тройку мышиного цвета. Однако брюки выглядели так, как будто он в них спал. Влад щеголял элегантным длинным шлафроком, перевязанным витым шнуром с кистями. Федор был в одних джинсах, с голым торсом и босиком. Только тут я обратила внимание, что мускулатурой он обладает достойной. Дядя Осип довольно комично выглядел в полосатой коротковатой пижаме на громоздком теле. Глаша, как обычно, была одета в сарафан, головной платок и обрезанные валенки.
- Хорошо бы кофейку, - потер ладони Аркадий Борисович.
Тут я обнаружила, что стою среди людей в голубой детской пижаме с зайчиками, и ринулась к себе переодеваться.
Через десять минут мы тем же составом, но уже цивильно одетые, спустились по парадной лестнице на улицу и направились в сторону летней кухни. По дороге мы обратили внимание, что возле "Вольво" Влада стоит белый "Мерседес" Ариадны.
- Позвольте, - сказал доктор. - Мы вчера закончили игру где-то около трех. Ариадна сказала, что ей надо домой, утром у нее открытие какой-то выставки. Отец Митрофаний пошел ее провожать. Неужели, с ними тоже приключилось несчастье?
Мы сгрудились и принялись истошно вопить:
- Ариадна! Отец Митрофаний!
Они выскочили из хозяйственных построек в растрепанном виде. Ариадна на ходу натягивала рукав черного трикотажного платья, перо в ее прическе отсутствовало. Отец Митрофаний пятерней приглаживал бороду и вытаскивал из нее соломенки.
- Что случилось? - крикнули они хором.
- Эмма Францевна умерла, - ответил Аркадий Борисович.
- Ах, - приложила Ариадна ладони к щекам. - Не может быть! Она такая бодрая женщина!
- На все воля Божья, - закрестился батюшка, выпрастывая крест изпод рясы, скосил глаза на свою спутницу и осекся.
Мы дошли до летней кухни, и расселись вокруг стола. Дядя Осип варил ароматный кофе, Глаша доставала из буфета чашки, а мы молча сидели. Вид у всех был невеселый.
Бренча подвеской, подкатил милицейский "Жигуленок", за ним следом подъехал белый фургон. Два вялых милиционера вышли из машины. Тот, который был потолще, поздоровался с Аркадием Борисовичем за руку. Они важно проследовали к боковой двери большого дома и скрылись за ней. Мы стояли на улице, переминались с ноги на ногу и вздыхали.
А день обещал быть жарким. Томление достигло апогея, когда, наконец, распахнулась дверь, и представители власти вышли на белый свет.
- ... наверняка, перелом шейки бедра, пары ребер, сдвиг шейных позвонков, перелом основания черепа и кровоизлияние в черепную коробку, - задумчиво перечислял доктор.
- Значит так, - сказал начальник, обращаясь к нам. - Документики свои предъявите и далеко не расходиться. Доктор вскрытие сделает, ежели отравление там какое, или следы борьбы, мы сразу кого надо арестуем.
Он обвел нас ленивым взглядом из-под взъерошенных бровей, отчего я моментально вспотела, и почувствовала угрызения совести.
После мучительной процедуры предъявления паспортов второму милиционеру, которому было еще далеко до объемов начальника, но которого я бы не осмелилась назвать "худышкой", машины отбыли. Милиционеры укатили на "Жигуле", а Аркадий Борисович на фургоне сопровождал тело.
Я боялась, что специалисты сразу распознают подделку моего паспорта, но опасения оказались напрасны. Никто ничего не заметил.
Мы опять собрались в летней кухне, и выпили еще по одной чашке кофе. Все выглядели какими-то оцепеневшими.
- Да! Это замечательно! - воскликнул Влад, чем вызвал замешательство в наших рядах. - Такой уникальный случай! Подозреваются все, взгляд на несчастный случай изнутри - великолепный репортаж с места событий! Работать, работать и работать! Я - у себя.
Он стремительно выпорхнул из летней кухни, оставив лишь легкий запах дорогого одеколона. Вот удивительное дело, за все утро Влад ни разу не взглянул в мою сторону. Очевидно, он потерял всякую надежду использовать меня в качестве источника информации, видя мою полную профнепригодность. Бедная Лиза, как, должно быть, она переживала, когда он отвернулся от нее. Для впечатлительной молодой женщины это настоящая трагедия.
- Ну, вот, и торжественное открытие выставки русского национального костюма в творчестве молодых дизайнеров пройдет без меня, - всхлипнула Ариадна. - Как же мы теперь без Эммы Францевны. Совсем осиротели...
Отец Митрофаний принялся баритонить что-то утешительное и повел ее на свежий воздух.
В летней кухне остались мы впятером: дядя Осип, Глаша, Федор, я и Гоша.
- Да-а... Вот горе горькое, - закручинился повар. - Пропадем теперь без барыни...
- Ладно тебе лясы точить, - проворчала Глаша. - За дело надо браться. Гости у нас, их кормить надо. Лизавета Петровна и Вы, Федор Федорович, сходите на речку, наловите рыбки на уху.
Мы послушно поплелись с удочками к реке. Гоша, повеселев после сытного завтрака, трусил ходячей сапожной щеткой впереди нас.
- Полина, ты ничего не слышала ночью? - нарушил Федор молчание.
- Нет, я спала. А ты?
- И я ничего не слышал. Что странно... Эмма Францевна должна была пройти мимо светелки по скрипучему паркету и спуститься по деревянной лестнице. При падении тела тоже должен быть какой-то шум... Эмма Францевна ушла к себе около одиннадцати, преферансисты сели играть, мы прогуляли Гошу, и ты заперлась в своей комнате. Наверх мы поднимались по боковой лестнице, трупов не было. Я походил по дому, все было тихо. Дядя Осип и Глаша уже выключили свет в своих спальнях... Потом ты спустилась с дерева. Ты не хочешь мне рассказать, зачем ты туда забралась?
- Мне не спалось. Я вышла на улицу и обратила внимание, что на всем втором этаже темно, только в будуаре мелькает пятно света. Мне захотелось проверить, все ли у бабушки в порядке, но шторы были плотно задвинуты, - получилось не очень убедительно, но ничего лучше я придумать не смогла.
Федор окинул меня недоверчивым взглядом, но комментировать не стал.
- Ладно, идем дальше... Мы прогулялись до реки и вернулись в дом опять-таки по боковой лестнице. Трупов не было. Ты опять вернулась к себе, я ушел в светелку. До двух пятидесяти ничего не происходило. Преферансисты закончили игру и разошлись. В три пятнадцать в доме уже стояла гробовая тишина. Первой тело обнаружила Глаша. Она встала раньше всех - в пять тридцать. Почти следом за ней появился дядя Осип. Глаша побежала будить Аркадия Борисовича, который занял гостевую комнату в стиле ампир, но, судя по всему, спал по-походному, не разуваясь. На шум вышел Влад, уже выбритый. Потом появился я, следом ты в пижаме с зайчиками. Последними присоединились Ариадна и отец Митрофаний. Так, когда же Эмма Францевна успела упасть?
- Федор, ты что, всю ночь не спал? У тебя бессонница?
- Да, бессонница у меня. Старею, лучшие годы уже позади. Ты не возражаешь, если я немного вздремну?
Исторический мостик, на котором Федор обрел свою судьбу в виде ржавого гвоздя, так и лежал в руинах. Поэтому мы расположились ближе к мосту, под ветлами.
Я забросила удочки, Гоша уставился на поплавки немигающим взглядом, а Федор растянулся на травке под деревом, подложив руки под голову. Что-то в его позе показалось мне знакомым. Мысль мелькнула, но мгновенно улетучилась. Гоша отвлек меня громким сопением и топтанием на месте.
Часа через три мы наловили полное ведро рыбы, а Федор продолжал спать, демонстрируя крепкую нервную систему. Хотя, что ему волноваться, ведь не его бабушка скончалась. Что ж теперь вся мистификация выплывет наружу? Все узнают, что я Полина, а не Лиза. Начнут искать настоящую компаньонку. Подумают, что я виновна в ее исчезновении. Меня арестуют, посадят в тюрьму, и я там умру! Пришла беда, открывай ворота...
Да, так к вопросу о Вратах... Там многое неясно... Говорят, что, когда отлетает душа, то она видит свое тело как бы со стороны. Некоторое время наблюдает за бренными останками, а затем устремляется в цилиндрический коридор, в конце которого сияет яркий свет. Видимо, вот там-то и находятся Врата.
Те души, которые прошли собеседование, пропускаются в загробный мир. А те, у которых еще остались долги перед живыми, возвращаются на землю. Вот эти должники и составляют группу подсуществ, называемых "призраками".
Собаки ощущают их присутствие в материальном мире. Утешает то, что призраки привязаны к месту захоронения своего тела, а то житья бы от них не было. Их уже столько скопилось на земле!..
Глава 16
Я представила себя умирающей в тюрьме на нарах и разревелась.
- Полин, ты чего? - пробудился Федор. - Девочка моя, у тебя стресс накопился.
Он сел рядом, а я уткнулась ему в плечо и горько всхлипывала:
- Вот, они теперь узнают, что я не Лиза, и решат, что это я компаньонку порешила, а затем и бабушку с лестницы столкнула, чтобы по завещанию все получить... У-у-у...
- Стоп. О каком завещании идет речь?
- Эмма Францевна сама мне его вчера утром показала. Вся движимость и недвижимость отходит Елизавете Петровне. Поместье в Трофимовке стоит немалых денег, и алиби у меня нет. Вот они и решат... У-у-у...
- Девочка моя, - совсем размяк Федор. - Этого нам только не хватало. Ничего, я что-нибудь придумаю. Ты только не плачь, - целовал он мои мокрые глаза совсем не по-братски.
- И Влад теперь воспользуется моментом, вскроет систему защиты, узнает пароль и утащит партийные деньги. Эммы Францевны нет, ему никто не помешает взломать компьютер, - горестно шептала я, крепче обнимая его за шею.
- Полина... - выдохнул он, припадая к моим соленым губам. - Стоп, наконец, дошла до него моя последняя фраза. - Какой компьютер?
- У Эммы Францевны есть офис в будуаре, за ширмочкой.
- Так. Пошли проверять.
Почти бегом он потащил меня к дому. По дороге мы занесли ведро с рыбой дяде Осипу в летнюю кухню. Он возился на своем рабочем месте, выводя печальные рулады.
Перепрыгивая через две ступеньки, мы взбежали по парадной лестнице на второй этаж, и ввалились в будуар Эммы Францевны.
- Добро пожаловать в клуб простофиль! - крутанулся Влад в офисном кресле.
Ширмочка была сдвинута в сторону. На мониторе компьютера светились созвездия экранной защиты.
- Ха-ха-ха, - невесело рассмеялся Влад. - Кто-то опередил меня и переинформатировал жесткий диск. Компьютер девственно чист... Неужели, Ариадна и отец Митрофаний оказались хитрее, чем я думал?
Влад поднялся с кресла и вальяжной походкой покинул будуар, насвистывая про "его превосходительство". Федор уселся перед компьютером, а я пристроилась на подлокотнике. Он прошелся по клавиатуре, поиграл с "мышкой", но, кроме лукавой надписи: "Тыркни пупку пальцем", ничего умного из компьютера выжать не смог.
- Так был ли мальчик? - Федор откинулся на спинку кресла и в задумчивости поднес мою руку к губам. - Как думаешь, были ли у Эммы Францевны партийные деньги на самом деле, или это ее очередная "маленькая мистификация"?
- Теперь об этом знает только она сама, вернее, ее дух... Ой, что это с Гошей.
Мой верный терьер стоял у одного из шкафов, украшавших будуар. Он шумно втягивал воздух, прислонив нос к щели между дверцами. Точно также он обнюхивал ореховый шкаф в день нашего прибытия в имение.
- Осторожно, там может быть еще одна мумия, - предупредила я Федора и спряталась за его спину.
Смелый филолог распахнул дверцы. Среди шелковых шарфов, меховых горжеток и кашемировых накидок скрючился Галицкий. Он сидел в неудобной позе, подтянув ноги и свесив голову вниз, руки безвольно упирались в пол шкафа тыльными сторонами ладоней.
- Бедный Галицкий, - всхлипнула я. - Его-то за что?
Федор тронул Льва Бенедиктовича за плечо. Тело выпало из шкафа и ожило. Галицкий задвигал руками и ногами, уселся на восточном ковре, и принялся растирать ладонями лицо.
- Господи, как я устал... - проговорил он и посмотрел на нас красными воспаленными глазами. - Что вы здесь делаете? Зачем трогали компьютер?
- Галицкий, Вы здесь давно спите? - не обращая внимания на его вопросы, спросил Федор.
Лев Бенедиктович поднялся на ноги и прогнулся в пояснице.
- Не Ваше дело, - сердито буркнул он. - Я здесь нахожусь по просьбе Эммы Францевны. Кто вам разрешил включать компьютер?
- Эмма Францевна умерла.
Галицкий прекратил делать зарядку и метнул взгляд на дверь в спальню.
- Я Вам не верю!
- Напрасно. Тело уже увезли на вскрытие. Если это убийство, Вы первый на подозрении. Сядьте.
Галицкий послушно опустился в рекамье.
- Все равно, на Ваши вопросы я отвечать не собираюсь. Я нахожусь на работе. Я частный сыщик. Вот моя лицензия.
Лев Бенедиктович протянул Федору документ. Тот дотошно изучил все надписи, сличил фотографию с оригиналом и сказал:
- В дате срока действия документа подретуширована последняя цифра. Что будем делать?
- А сам ты кто такой? - завопил истошным голосом бывший сыщик. Уж, не из милицейских ли? Лицо мне твое, вроде, знакомо.
- Нет, я из гостей Эммы Францевны, а называть меня можешь просто: Федор Федорович, - по-барски взмахнул он рукой и скучным голосом спросил: - Где, когда и при каких обстоятельствах Вы, гражданин Галицкий, убили и спрятали труп Климовой Елизаветы Петровны?
Лев Бенедиктович сжался в рекамье и затравленно посмотрел на меня. Я мило улыбнулась ему в ответ.
- Я не убивал! Она сама таблеток наглоталась, и письмо оставила прощальное. У Эммы Францевны оно в сейфе лежит. А закопать в лесу барыня велела. Я тут ни при чем! А за захоронение в неположенном месте нет уголовной ответственности!
- Как Вы объясните причину самоубийства гражданки Климовой?
- Письмо она получила от жениха. Он ей отворот-поворот, вот она и наложила на себя руки.
- Лжете! - по-прокурорски загремел Федор. - Что было в письме?
- Не знаю! - закрестился Лев Бенедиктович совсем, как домоправительница. - Я письмо через Глашу передал нераспечатанным. Это она мне потом сказала, что Бурцев от Лизы отказался.
- Когда Вы познакомились с Бурцевым?
- Прошлой весной в Бадене. Я сопровождал Эмму Францевну в качестве телохранителя.
- Где закопали труп Климовой?
- В орешнике, напротив большого камня, у речки.
- Так, вернемся к нашим баранам. Как долго Вы сидели в шкафу?
- Уже сутки. Эмма Францевна позвонила вчера утром и просила срочно приехать. Я приехал. Она посадила меня в этот шкаф и велела сторожить компьютер, чтобы никто к нему не подходил.
- Расскажите, что Вы видели ночью.
- В двадцать два пятьдесят Эмма Францевна вошла в будуар. Что-то писала, сидя у бюро. В двадцать три пятнадцать вышла. Почти сразу послышались голоса в малой гостиной, но кто там разговаривал, я не разобрал. Звукоизоляция в доме хорошая. Вот как раньше строили!.. В двадцать три тридцать барыня вернулась в будуар и почти час работала на компьютере. Потом ушла к себе, и больше я ничего не слышал, если не считать слабый звон посуды внизу около часа ночи. Утром пришла Глаша и долго прибиралась. Где-то в это время меня и сморило. Господи, уже вторые сутки без сна... А что случилось с Эммой Францевной?
- При необходимости Вам сообщат.
Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по дороге многочисленные кресла и столики с безделушками, я смирно сидела в кресле.
- Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда была гроза, Вы по личной инициативе сидели в шкафу? - осмелилась спросить я.
Галицкий отвернулся и засопел, как Гоша, когда я застаю его на месте преступления - валяющимся на хозяйской кровати.
- Что просила Ариадна у Эммы Францевны?
- Галицкий, отвечайте. Ваша свобода в Ваших руках, - давил Федор на щуплого филера.
- Она просила продать ей какие-то фермуары, - нехотя выдавил он из себя.
- Фермуары - это как-то связано с мемуарами? - удивился Федор.
- Нет, это застежка из драгоценных камней на ювелирных изделиях, просветила я мужчин.
- Галицкий, какие еще задания Вы выполняли для Эммы Францевны?
- Слежкой занимался, - угрюмо процедил он.
- За кем?
- За кем скажет, за тем и следил.
- Поконкретней, пожалуйста.
- Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ жизни.
- Что за люди?
- Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на стройке, бандит среднего масштаба, банкир... всех и не упомнишь.
- Какие сведения о них Вы добывали?
- Распорядок дня, круг общения, привычки...
- Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?
Галицкий красноречиво пожал плечами.
- Так. И что же мне теперь с Вами делать?
- Домой отпустить.
- Возьмите лист бумаги и ручку. Идите в светелку. Разрешаю Вам два часа поспать. Потом напишите мне подробно имена и адреса фигурантов, бывших в разработке. Укажите все, на Ваш взгляд, важное по этому вопросу. А также опишите другие задания, которые Вам приходилось выполнять по просьбе Эммы Францевны. Все, свободны.
Галицкий с готовностью бросился из будуара, но у двери остановился.
- Уж, не из разведки ли Вы будете, Федор Федорович? подобострастно вытянул он шею.
- Нет, и не ломайте себе голову. Ступайте, - вельможно взмахнул он рукой.
Мы остались вдвоем, не считая Гоши, который уютно дремал в широком кресле среди вышитых подушек.
- Полина, ты не знаешь, где находится сейф?
- Ты что, собрался вскрывать сейф? Как тебе не стыдно! Прах Эммы Францевны еще не предан земле, а ты уже копаешься в ее вещах!
- Полина, девочка моя, я же не для себя стараюсь. Надо же выяснить, что тут за тайны такие.
- Насчет Лизы ты уже все выяснил. А остальное тебя не касается. Все тайны Эммы Францевны умерли вместе с ней, и ты в это дело больше не вмешивайся!
В меня вселился какой-то бес и зло выговаривал растерявшемуся Федору. Я подхватила сонного Гошу и скрылась в своей комнате.
Во мне все кипело и бурлило. Ах, как была права моя двоюродная бабушка: ох, не прост наш Федор Федорович. Для филолога, изучающего матерные частушки, он слишком хорошо разбирается в подделках лицензионных документов и мастерски ведет допрос узников мебели. Только ли судьба Елизаветы Петровны интересует его или это был всего лишь предлог, а на самом деле и он охотится за партийными деньгами или золотыми самородками? Никому верить нельзя!
До темноты я просидела за закрытой дверью. И что самое обидное, никто меня и не хватился.
Вечером я проголодалась и осмелилась покинуть свою обитель. Всех домочадцев я нашла среди яблонь, за столом, накрытым для ужина.
Ариадна, отец Митрофаний, Влад и Федор сидели за овальным столом и смотрели на Аркадия Борисовича, который с аппетитом поглощал янтарную уху. Пустовал стул между Владом и Федором, и мне пришлось устроиться на нем. Глаша налила мне тарелку ухи, остальные уже поели. Федор, как ни в чем не бывало, подмигнул мне и придвинул блюдо с ломтями домашнего хлеба.
Аркадий Борисович доел последнюю корочку, промокнул губы, лоб и щеки салфеткой и блаженно прикрыл глаза. Все молчали.
- Как всегда, в такую жару в морге полетел холодильник, - сообщил нам доктор. - Будем хоронить завтра утром. Кого смог, я предупредил. При вскрытии ничего подозрительного не обнаружилось, в чем я и не сомневался. По факту смерти никаких дел заводить, естественно, не будут. Тело привезут завтра часам к одиннадцати.
Глаша водрузила на стол ведерный самовар и предложила на десерт хворост со взбитыми сливками и плюшки с вареньем семи сортов.
Аркадий Борисович откланялся, сославшись на неотложные медицинские дела. Федор поднялся вслед за ним, и они вместе двинулись во тьму о чем-то негромко беседуя. Мы остались сидеть за столом, вяло потягивая чай из чашек кузнецовского фарфора.
Ариадна сидела на дальнем конце стола, она выглядела умиротворенной. Я залюбовалась "Царицей египетской". До чего же она была хороша, не смотря на отсутствие привычного слоя макияжа.
Отец Митрофаний хмурил брови, углубившись в какие-то свои мысли. Он неожиданно вскинул голову и проговорил ни к кому не обращаясь: - Истинно, истинно говорю вам, кто скажет горе этой: "поднимись и бросься в море", и не усомнится в сердце своем, но будет верить, что совершиться то, что он говорит, - будет ему.
Он опять уставился невидящим взглядом в свою чашку.
- Лиза, - наклонился в мою сторону Влад. - Ты совсем не обращаешь внимания на меня. Чем я заслужил такую немилость?
Он поднялся со стула, взял меня за руку и повел в сторону флигеля.
- Ах, Лиза, жизнь - странная штука. Вот она есть, и вот ее уж нет. Мы вспоминаем об этом фокусе, лишь, когда ловкий престидижитатор сдергивает узорчатый платок с черного цилиндра и вынимает изящной рукой, затянутой в белую лайковую перчатку, ушастого кролика по имени Судьба. Кто знает, а вдруг именно в этот момент Вселенский Иллюзионист манипулирует с твоей жизнью. Обидно уйти в небытие, не испытав всю полноту отпущенного срока. Глупо не воспользоваться шансом, который выпадает раз в тысячу лет, из-за химеры условностей.
Влад уверенно обнял меня и, сдвинув бретельку сарафана, приник к плечу губами. - Лиза, у Эммы Францевны остались родственники? Тебе должно быть известно. Я прислушалась к себе, но ни душевного трепета, ни учащенного сердцебиения, ни повышения артериального давления не обнаружила и успокоилась. Лишь острое любопытство (что еще ему от меня надо?) вырвалось из груди томным вздохом, и я пробормотала: - Да, у нее осталась внучатая племянница. - Как зовут? Сколько лет? Где живет? - быстро спросил он, окучивая мою шею. Я представила себе его выражение лица, когда Влад отправиться знакомиться с родственницей, а найдет меня, не удержалась и хихикнула. - Что такое? - растерялся коварный обольститель, видимо, не часто девушки хихикали в кульминационный момент его объятий. - Владимир, - донесся голос Федора, а вскоре и он сам вынырнул из темноты и тем самым избавил меня от трудной задачи искать оправдание своему нелепому поведению, не предусмотренного сценарием. - Владимир, у Вашей машины кто-то снял задние фары. Вы видели? Влад охнул и рванул в сторону дома. Мы проводили его взглядом и, не сговариваясь, двинулись к водяной мельнице. Лягушки оглушительно квакали у реки. Гоша шуршал в траве, разыскивая подозрительные норы. Ночной воздух был наполнен ароматами луга, воды и остывающей земли. Все печальные события последних дней казались далекими и нереальными. - Знаешь, ты, конечно, права. Эмма Францевна имеет полное право унести свои тайны в могилу. Напрасно я затеял это расследование... Ты больше не сердишься на меня?
Мы остановились у самой избушки Лешего. Правой рукой Федор поправил мою прядь волос над ухом, в левой - он держал трость. - Ой, Федор, а где ты нашел свою палку?
- В китайской вазе возле парадной лестницы на первом этаже. Но, что самое удивительное, я вспомнил, где ее потерял... Ты помнишь, мы пошли искать место, где сидел в плену Гоша? Я поднимал плиту с помощью трости, а потом ворошил завал в землянке. Затем Гоша возвестил о явлении Божьего человека, и мы стали свидетелями его гибели. Вот гдето в этот момент я и потерял трость. На обратном пути ее уже не было, во всяком случае, она не мешала мне нести тебя на руках. - Кто же принес ее в дом? - Вот и я ломаю себе над этим голову. - Ой, мамочки! - осенило меня. - Неужели, Божий человек ожил?!
Я обхватила Федора и в панике оглядывалась по сторонам. Мне всюду мерещились глаза Лешего в спецодежде.
- Это вряд ли. Но кто-то там побывал, нашел трость, принес ее в дом и спрятал в вазе.
В ельнике заухал филин, и мне непреодолимо захотелось к людям, к свету. - Федор, миленький, пошли скорей домой. Неужели, ты не боишься? - А как же, конечно, боюсь. Но ты сама знаешь: не так страшен черт, как его малюют.
Хотелось бы затронуть вопрос о нечистой силе. Черт в нашем сознании олицетворяет отрицательные стороны жизни. Темная сторона в борьбе зла с добром. Нужен ли нам черт? А как же?! Без него не было бы борьбы, не существовало бы процесса преодоления трудностей. Вселенная была бы скучной и пресной. Ни тебе соблазнов, ни искушений. Это все равно, что отсутствие котов в собачьей жизни. Да здравствует нечистая сила!