Страница:
Илкка Ауэр, Антти Джокинен
Проклятие ледяной горы
Высек искру на небе Укко,
выбил пламя золотое
огненным мечом могучим,
искрометной сталью острой
по своим ногтям ударив,
стукнув по суставам крепким,
там на самом верхнем небе,
между звездными садами.
КАЛЕВАЛА Песнь 47, 67–74[1]
Ilkka Auer and Antti J. Jokinen
Nicholas North: Kalmattaren Kirous
First published in 2013 by Otava Publishing Company Ltd.
Печатается с разрешения издательства Otava Publishing Company Ltd. и агентства Otava Group Agency
© Ilkka Auer and Antti J. Jokinen
© Е. Богданов, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ»
Nicholas North: Kalmattaren Kirous
First published in 2013 by Otava Publishing Company Ltd.
Печатается с разрешения издательства Otava Publishing Company Ltd. и агентства Otava Group Agency
© Ilkka Auer and Antti J. Jokinen
© Е. Богданов, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ»
Глава 1
Меня зовут Николас. Мне всего десять лет от роду, и росту во мне поменьше, чем в любом другом воине. Мои глаза голубые, словно северный ледник. Говорят, что у меня ласковый взгляд, но в нем – решимость.
Из губы сочится кровь – совсем немного, но достаточно, чтобы ощутить вкус железа. Я лежу в зловонном каменном мешке, холодный камень обжигает кожу рук, привязанных ремнями к стене.
Я не сплю, но держу глаза закрытыми, потому что у меня на голове грубый мешок, туго затянутый на шее. Но даже если бы я открыл глаза, то увидел бы только тонкую полоску света, тянущуюся ко мне от появившейся криксы – существа, напоминающего одновременно ядовитую ночную бабочку и эльфа. Обычно крикса защищает сон добрых людей, но не сейчас и не мой.
Здесь слышно, как снаружи бушует пламя и доносятся гневные голоса захвативших деревню и жаждущих моего сожжения. Неужели вся деревня будет уничтожена из-за меня, ведь это так глупо! Как бы ни гудели языки пламени у меня в ушах, я слышу, как Вяйнямейнен говорит с моим отцом и как плачет мать. Вяйнямейнен взбешен слезами матери и впервые говорит о моей смерти так, что мне становится слышно. Возможно, он думает, что мои силы иссякли и я сплю? Беспощадно и сурово, как камнепад, грохочет голос старого шамана и воина, рассказывающего ужасную правду. Я должен оставить своих родителей, чтобы спасти им жизнь. Мне это наказание кажется слишком жестоким, и я не понимаю, за что оно.
Мать безутешно рыдает, но отец умолк. За стенами моей тюрьмы с треском вздымаются языки пламени, и сталь ударяется о сталь. Люди кричат, а в голове у меня отдаются слова Вяйнямейнена:
– У мальчика два сердца, он еще станет легендой, а имя его запишут на небе рядом с Полярной звездой. Придут иные народы, и каждый будет знать его! Но так будет, только если его родители соберут всю свою силу воли и сделают, как я приказываю.
Я не кажусь себе каким-то особенным: два сердца?! Да у нас в деревне есть двуглавые старики, а по тундре бегают волки с человеческими телами! Что такого особенного в двух сердцах? Я-то знаю, что я всего лишь мальчишка, который еще никого и никогда не боялся!
Не поверю, что Вяйнямейнен – этот мудрый шаман и великий воин – прав, даже если он уверяет, будто в заклинаниях узрел знак, что грядут другие времена. Он утверждает, будто все чудища и силы зла Похьелы собрались на шабаш, он говорит, что именно сейчас они стягивают воедино всю свою мощь, таинства и чудовищ, чтобы погубить меня. Николаса.
Из губы сочится кровь – совсем немного, но достаточно, чтобы ощутить вкус железа. Я лежу в зловонном каменном мешке, холодный камень обжигает кожу рук, привязанных ремнями к стене.
Я не сплю, но держу глаза закрытыми, потому что у меня на голове грубый мешок, туго затянутый на шее. Но даже если бы я открыл глаза, то увидел бы только тонкую полоску света, тянущуюся ко мне от появившейся криксы – существа, напоминающего одновременно ядовитую ночную бабочку и эльфа. Обычно крикса защищает сон добрых людей, но не сейчас и не мой.
Здесь слышно, как снаружи бушует пламя и доносятся гневные голоса захвативших деревню и жаждущих моего сожжения. Неужели вся деревня будет уничтожена из-за меня, ведь это так глупо! Как бы ни гудели языки пламени у меня в ушах, я слышу, как Вяйнямейнен говорит с моим отцом и как плачет мать. Вяйнямейнен взбешен слезами матери и впервые говорит о моей смерти так, что мне становится слышно. Возможно, он думает, что мои силы иссякли и я сплю? Беспощадно и сурово, как камнепад, грохочет голос старого шамана и воина, рассказывающего ужасную правду. Я должен оставить своих родителей, чтобы спасти им жизнь. Мне это наказание кажется слишком жестоким, и я не понимаю, за что оно.
Мать безутешно рыдает, но отец умолк. За стенами моей тюрьмы с треском вздымаются языки пламени, и сталь ударяется о сталь. Люди кричат, а в голове у меня отдаются слова Вяйнямейнена:
– У мальчика два сердца, он еще станет легендой, а имя его запишут на небе рядом с Полярной звездой. Придут иные народы, и каждый будет знать его! Но так будет, только если его родители соберут всю свою силу воли и сделают, как я приказываю.
Я не кажусь себе каким-то особенным: два сердца?! Да у нас в деревне есть двуглавые старики, а по тундре бегают волки с человеческими телами! Что такого особенного в двух сердцах? Я-то знаю, что я всего лишь мальчишка, который еще никого и никогда не боялся!
Не поверю, что Вяйнямейнен – этот мудрый шаман и великий воин – прав, даже если он уверяет, будто в заклинаниях узрел знак, что грядут другие времена. Он утверждает, будто все чудища и силы зла Похьелы собрались на шабаш, он говорит, что именно сейчас они стягивают воедино всю свою мощь, таинства и чудовищ, чтобы погубить меня. Николаса.
Глава 2
Зимняя ночь сдавила север, подобно сковавшим море льдам. Мороз трещал так, что разламывал деревья и скалы, а ледяной кулак вьюги трепал торчащий из снега ерник, очень похожий на застывшие ладони гигантских скелетов, выступающих из земли.
Возчик, завернутый в замаранную кровью и сажей волчью шкуру, то и дело поглядывал назад, заставляя заиндевелых собак звонкими ударами кнута бежать все быстрее – бежать подальше от деревни, дремлющей посреди укрытого снегом леса. Снег закручивался в вихри позади саней, ветер разрывал его облако в клочья, глухо стуча обледенелыми шкурами, под которыми сидели путники.
Спускаясь с гряды по направлению к дальнему краю равнины, собаки побежали так быстро, что полозья саней высекали искры изо льда. Наконец они выкатились на лед, похожий на отполированную до блеска игральную доску древних великанов.
И хотя окрик возчика растворился в грохочущем ветре, собаки, словно почуяв его, замедлили бег. Но прежде чем они полностью остановились, мужчина, управлявший упряжкой, чуть прихрамывая, соскочил с полозьев и трясущимися от холода руками начал дергать застывшие узлы и ослаблять веревки. Его руки и лицо были в засохшей крови.
Приходилось спешить. Оглядываясь по сторонам, он резко дергал за веревки и швырял их в снег. Из-под откинутых в сторону тюленьих шкур и одеял показалось расцарапанное лицо женщины со следами пережитых суровых испытаний. Порыв ветра тут же ухватился за отпущенные шкуры, и они унеслись в снежную пустыню, бешено крутясь в воздухе.
Не говоря друг другу ни слова и не обращая внимания на ветер, сдирающий с них одежду, мужчина и сидящая на санях женщина приступили к делу. Они отодрали последние примерзшие шкуры и покрывала – буря мгновенно проглотила их, – и женщина наконец сумела подняться. Ветер злобно вцепился в нее, и если бы она не успела, нагнувшись, спуститься, то была бы тут же унесена вслед за остальным.
Мужчина протянул руку чумазому мальчику, завернутому в толстую малицу из щучьей кожи, и помог ему сойти на лед.
– Кажется, Вяйнямейнен должен был ждать нас здесь! – прокричал он сквозь буран.
Женщина лишь покачала головой. Она прикрыла глаза от ветра, вглядываясь в снежную пелену, потом подошла к мальчику и обняла его, невзирая на мороз, перехватывающий дыхание. Ее взгляд был пуст и безутешен.
Нежно, но вместе с тем твердо мужчина высвободил мальчика из объятий матери. Задержавшись на мгновение и оглянувшись вокруг, он зашагал с ним прочь от саней. И тогда прямо из бурана к ним вышла фигура, выряженная в рванину из звериных шкур. Это был Вяйнямейнен, похожий на огромного медведя.
На затвердевших от грязи и засохшей крови одеждах Вяйнямейнена болтались засушенные головы, лапы и хвосты разных зверушек. Сам он нес на плечах волчью шкуру, а за спиной лосиные рога, к которым был прикручен длинный меч – его рукоятка была на уровне головы, а острие доставало до земли.
На морщинистом лице Вяйнямейнена поблескивал только правый глаз, левый был затянут белой молочной пленкой. Грязь въелась в глубокие борозды на коже старика, и ветер трепал завязанный в косицу всклоченный мшаник бороды.
Резким жестом Вяйнямейнен заставил сопровождающего отступить обратно к саням. Мальчик же остался на месте, наблюдая с любопытством за тем, как старик опустился перед ним на колени прямо в снег.
– На колени, мальчишка! Оставайся на месте и не думай пошевелиться! – изрек Вяйнямейнен, и даже буран не осмелился перехватить его слова.
Мальчик послушался, ему было велено делать все в точности, как будет приказано.
Вскидываемые ветром обледенелые волосы Вяйнямейнена хлестали мальчика по лицу – старик ни на секунду не отрывал взгляда от голубых глаз напротив. Хотя движения старца были уверенны и он не колебался и как будто не сомневался в происходящем, видно было, что он спешит. Острие меча чиркнуло по льду, когда он потянулся за спину, одновременно из складок одежды показалась рука, испещренная таинственными рисунками. Вяйнямейнен остановился, подняв глаза вверх, и вслушался в рычание, пронзившее вьюгу.
– Слишком рано, – пробурчал Вяйнямейнен, вытащив поспешными движениями откуда-то из-за спины жестяную склянку, покрытую едва различимыми тайными знаками. Потом он торопливо извлек из нее окровавленные фрагменты костей, которые тщательно разложил вокруг мальчика, невнятно что-то приговаривая. Напоследок Вяйнямейнен воткнул в снег какой-то магический предмет, сплетенный из костей и веток рябины.
И тут мальчик заметил, что не может пошевелить и пальцем: магический круг заключил его внутрь, лишив сил.
Вяйнямейнен придвинулся к его лицу и провел рукой над головой.
– Не бойся! – сказал он и быстро посмотрел наверх, когда огромная тень промелькнула над бескрайней равниной.
Небо рассек жуткий клекот, словно огромный железный меч скользнул по кольчуге. В вышине показался и тут же исчез в буре тусклый отблеск.
– Будешь плакать – сделаешь больно матери. Она будет страдать еще больше. Ты меня понимаешь? Ты должен это понять!
Мальчик не смог ни кивнуть, ни издать ни звука. Конечно, он не будет плакать, он не сделает ничего такого! И лишь его дрожащие губы выдавали, как сильно он старается исполнить приказ и как не хочет показать, что ему страшно оставаться здесь посреди безжалостной пустыни. Он был уверен, что мать и отец скоро вернутся и заберут его домой – они должны были это сделать! Иначе либо он замерзнет насмерть, либо его сожрут волки.
Взгляд Вяйнямейнена впился в глаза ребенка. Помедлив мгновение, старик решительно поднялся, обронив в снег склянку, и проговорил: «Прости». Затем он поспешил к саням и остановился прямо перед скрюченными фигурами мужчины и женщины. Вокруг потемнело – это мрачная тень проплыла над ними, сопровождаемая ужасающим клецаньем и металлическим скрежетом.
– Можем ли мы быть уверены, что… он в безопасности? – прохрипел мужчина, перекрикивая ветер. Он шагнул к Вяйнямейнену и протянул руки в ожидании милости. – Мы хотим знать, поступили ли мы верно? – закричал он душераздирающе. – Мы любим нашего мальчика!
Не обращая на них никакого внимания, Вяйнямейнен выдернул меч из ножен. Женщина отшатнулась, Вяйнямейнен же, сопровождаемый голосами вдруг заскуливших собак, воткнул его в снег с такой силой, что лезвие, пройдя сквозь сугроб, вонзилось в лед под ним. Послышался грохот, ледяной панцирь раскололся, и вся округа вздрогнула. Мелкая крошка и целые глыбы льда взлетели в воздух, лед поддался, и сквозь разверзшуюся огромную полынью начала выплескиваться вскипевшая вода. Прежде чем Вяйнямейнен успел ухватиться за ножны, лед разломился на бесчисленное количество кусков: бурлящая вода тут же подхватила их и принялась крошить.
– Уносите отсюда ноги, покуда не поздно! – приказал Вяйнямейнен, развернулся и зашагал по направлению к сопкам, скрытым стеной бурана.
– А как же наш сын? – прокричал мужчина вслед удаляющемуся Вяйнямейнену, но ответа не последовало.
Огромные льдины расходились все быстрее, и никакая сила в мире не смогла бы их уже остановить. Под ними раскрывалась черная ледяная вода, столь же бескрайняя, как ночное небо.
– Николас! – вскричала женщина, увидев, что льдина уносит ее мальчика все дальше. Она пыталась вырываться из объятий мужа, но он не отпускал ее.
– Нам пора, – пытался он перекричать ветер, – давай же скорей!
Им нужно было спешить, потому что лед расползался – еще немного, и они могли остаться в окружении черной воды.
Мужчине пришлось через силу тащить жену к саням: ее взгляд застыл там, куда уносило ее мальчика.
Едва им удалось поднять собак и тронуться в путь, как на небе за спиной мальчика возникла огромная пламенеющая тень, которая с ужасающей скоростью начала надвигаться на них.
Николасу было очень грустно. Вскоре он услышал рев над головой: сквозь бурю начали прорываться с каждым мигом усиливающиеся ритмичные металлические удары.
Опасность обострила все чувства Николаса настолько, что он ощутил боль в костях. Что-то подсказывало ему, что пора бежать – прыгать в черную воду, если это было единственным способом спастись от надвигающейся опасности, – но он не мог пошевелиться. Да он и не пошевелился бы, даже если бы и смог. Мальчик не хотел ослушаться Вяйнямейнена, ведь это должно было спасти его отца и мать! А он верил слову старца.
Неожиданно огромная тень поглотила Николаса. Вихрь с запахом железа и дыма налетел на него, и тут же над его головой возникла огромная птица со стальными перьями, издающими скрежет. Жуткая голова ржавого существа поворачивалась на стальных позвонках, а внутри ее бушевало изрыгавшее черный дым адское пламя. Кончик стального пера задел Николаса, и вниз посыпалась ржавая труха, а в снегу зашипели искрящиеся брызги. Взмахнув несколько раз крыльями, окутанный дымом скрежещущий орел устремился туда, куда исчезли родители Николаса.
Слезы застлали Николасу глаза, грусть сжала горло, а чувство утраты сковало грудь железным обручем. Он еще надеялся, что ужасное предположение не осуществится. Он надеялся, что птица повернется назад, что она разобьется насмерть об лед или уйдет на дно, но понимал, что ничего такого не произойдет.
В то же мгновение железный орел бросился сверху вниз, сверкая пламенем и испуская черный дым. Сквозь визг собак Николас различил женский крик ужаса.
Мальчик опустил голову и закрыл глаза. Слеза скатилась по его щеке, застыла и сорвалась в пустоту.
Возчик, завернутый в замаранную кровью и сажей волчью шкуру, то и дело поглядывал назад, заставляя заиндевелых собак звонкими ударами кнута бежать все быстрее – бежать подальше от деревни, дремлющей посреди укрытого снегом леса. Снег закручивался в вихри позади саней, ветер разрывал его облако в клочья, глухо стуча обледенелыми шкурами, под которыми сидели путники.
Спускаясь с гряды по направлению к дальнему краю равнины, собаки побежали так быстро, что полозья саней высекали искры изо льда. Наконец они выкатились на лед, похожий на отполированную до блеска игральную доску древних великанов.
И хотя окрик возчика растворился в грохочущем ветре, собаки, словно почуяв его, замедлили бег. Но прежде чем они полностью остановились, мужчина, управлявший упряжкой, чуть прихрамывая, соскочил с полозьев и трясущимися от холода руками начал дергать застывшие узлы и ослаблять веревки. Его руки и лицо были в засохшей крови.
Приходилось спешить. Оглядываясь по сторонам, он резко дергал за веревки и швырял их в снег. Из-под откинутых в сторону тюленьих шкур и одеял показалось расцарапанное лицо женщины со следами пережитых суровых испытаний. Порыв ветра тут же ухватился за отпущенные шкуры, и они унеслись в снежную пустыню, бешено крутясь в воздухе.
Не говоря друг другу ни слова и не обращая внимания на ветер, сдирающий с них одежду, мужчина и сидящая на санях женщина приступили к делу. Они отодрали последние примерзшие шкуры и покрывала – буря мгновенно проглотила их, – и женщина наконец сумела подняться. Ветер злобно вцепился в нее, и если бы она не успела, нагнувшись, спуститься, то была бы тут же унесена вслед за остальным.
Мужчина протянул руку чумазому мальчику, завернутому в толстую малицу из щучьей кожи, и помог ему сойти на лед.
– Кажется, Вяйнямейнен должен был ждать нас здесь! – прокричал он сквозь буран.
Женщина лишь покачала головой. Она прикрыла глаза от ветра, вглядываясь в снежную пелену, потом подошла к мальчику и обняла его, невзирая на мороз, перехватывающий дыхание. Ее взгляд был пуст и безутешен.
Нежно, но вместе с тем твердо мужчина высвободил мальчика из объятий матери. Задержавшись на мгновение и оглянувшись вокруг, он зашагал с ним прочь от саней. И тогда прямо из бурана к ним вышла фигура, выряженная в рванину из звериных шкур. Это был Вяйнямейнен, похожий на огромного медведя.
На затвердевших от грязи и засохшей крови одеждах Вяйнямейнена болтались засушенные головы, лапы и хвосты разных зверушек. Сам он нес на плечах волчью шкуру, а за спиной лосиные рога, к которым был прикручен длинный меч – его рукоятка была на уровне головы, а острие доставало до земли.
На морщинистом лице Вяйнямейнена поблескивал только правый глаз, левый был затянут белой молочной пленкой. Грязь въелась в глубокие борозды на коже старика, и ветер трепал завязанный в косицу всклоченный мшаник бороды.
Резким жестом Вяйнямейнен заставил сопровождающего отступить обратно к саням. Мальчик же остался на месте, наблюдая с любопытством за тем, как старик опустился перед ним на колени прямо в снег.
– На колени, мальчишка! Оставайся на месте и не думай пошевелиться! – изрек Вяйнямейнен, и даже буран не осмелился перехватить его слова.
Мальчик послушался, ему было велено делать все в точности, как будет приказано.
Вскидываемые ветром обледенелые волосы Вяйнямейнена хлестали мальчика по лицу – старик ни на секунду не отрывал взгляда от голубых глаз напротив. Хотя движения старца были уверенны и он не колебался и как будто не сомневался в происходящем, видно было, что он спешит. Острие меча чиркнуло по льду, когда он потянулся за спину, одновременно из складок одежды показалась рука, испещренная таинственными рисунками. Вяйнямейнен остановился, подняв глаза вверх, и вслушался в рычание, пронзившее вьюгу.
– Слишком рано, – пробурчал Вяйнямейнен, вытащив поспешными движениями откуда-то из-за спины жестяную склянку, покрытую едва различимыми тайными знаками. Потом он торопливо извлек из нее окровавленные фрагменты костей, которые тщательно разложил вокруг мальчика, невнятно что-то приговаривая. Напоследок Вяйнямейнен воткнул в снег какой-то магический предмет, сплетенный из костей и веток рябины.
И тут мальчик заметил, что не может пошевелить и пальцем: магический круг заключил его внутрь, лишив сил.
Вяйнямейнен придвинулся к его лицу и провел рукой над головой.
– Не бойся! – сказал он и быстро посмотрел наверх, когда огромная тень промелькнула над бескрайней равниной.
Небо рассек жуткий клекот, словно огромный железный меч скользнул по кольчуге. В вышине показался и тут же исчез в буре тусклый отблеск.
– Будешь плакать – сделаешь больно матери. Она будет страдать еще больше. Ты меня понимаешь? Ты должен это понять!
Мальчик не смог ни кивнуть, ни издать ни звука. Конечно, он не будет плакать, он не сделает ничего такого! И лишь его дрожащие губы выдавали, как сильно он старается исполнить приказ и как не хочет показать, что ему страшно оставаться здесь посреди безжалостной пустыни. Он был уверен, что мать и отец скоро вернутся и заберут его домой – они должны были это сделать! Иначе либо он замерзнет насмерть, либо его сожрут волки.
Взгляд Вяйнямейнена впился в глаза ребенка. Помедлив мгновение, старик решительно поднялся, обронив в снег склянку, и проговорил: «Прости». Затем он поспешил к саням и остановился прямо перед скрюченными фигурами мужчины и женщины. Вокруг потемнело – это мрачная тень проплыла над ними, сопровождаемая ужасающим клецаньем и металлическим скрежетом.
– Можем ли мы быть уверены, что… он в безопасности? – прохрипел мужчина, перекрикивая ветер. Он шагнул к Вяйнямейнену и протянул руки в ожидании милости. – Мы хотим знать, поступили ли мы верно? – закричал он душераздирающе. – Мы любим нашего мальчика!
Не обращая на них никакого внимания, Вяйнямейнен выдернул меч из ножен. Женщина отшатнулась, Вяйнямейнен же, сопровождаемый голосами вдруг заскуливших собак, воткнул его в снег с такой силой, что лезвие, пройдя сквозь сугроб, вонзилось в лед под ним. Послышался грохот, ледяной панцирь раскололся, и вся округа вздрогнула. Мелкая крошка и целые глыбы льда взлетели в воздух, лед поддался, и сквозь разверзшуюся огромную полынью начала выплескиваться вскипевшая вода. Прежде чем Вяйнямейнен успел ухватиться за ножны, лед разломился на бесчисленное количество кусков: бурлящая вода тут же подхватила их и принялась крошить.
– Уносите отсюда ноги, покуда не поздно! – приказал Вяйнямейнен, развернулся и зашагал по направлению к сопкам, скрытым стеной бурана.
– А как же наш сын? – прокричал мужчина вслед удаляющемуся Вяйнямейнену, но ответа не последовало.
Огромные льдины расходились все быстрее, и никакая сила в мире не смогла бы их уже остановить. Под ними раскрывалась черная ледяная вода, столь же бескрайняя, как ночное небо.
– Николас! – вскричала женщина, увидев, что льдина уносит ее мальчика все дальше. Она пыталась вырываться из объятий мужа, но он не отпускал ее.
– Нам пора, – пытался он перекричать ветер, – давай же скорей!
Им нужно было спешить, потому что лед расползался – еще немного, и они могли остаться в окружении черной воды.
Мужчине пришлось через силу тащить жену к саням: ее взгляд застыл там, куда уносило ее мальчика.
Едва им удалось поднять собак и тронуться в путь, как на небе за спиной мальчика возникла огромная пламенеющая тень, которая с ужасающей скоростью начала надвигаться на них.
Николасу было очень грустно. Вскоре он услышал рев над головой: сквозь бурю начали прорываться с каждым мигом усиливающиеся ритмичные металлические удары.
Опасность обострила все чувства Николаса настолько, что он ощутил боль в костях. Что-то подсказывало ему, что пора бежать – прыгать в черную воду, если это было единственным способом спастись от надвигающейся опасности, – но он не мог пошевелиться. Да он и не пошевелился бы, даже если бы и смог. Мальчик не хотел ослушаться Вяйнямейнена, ведь это должно было спасти его отца и мать! А он верил слову старца.
Неожиданно огромная тень поглотила Николаса. Вихрь с запахом железа и дыма налетел на него, и тут же над его головой возникла огромная птица со стальными перьями, издающими скрежет. Жуткая голова ржавого существа поворачивалась на стальных позвонках, а внутри ее бушевало изрыгавшее черный дым адское пламя. Кончик стального пера задел Николаса, и вниз посыпалась ржавая труха, а в снегу зашипели искрящиеся брызги. Взмахнув несколько раз крыльями, окутанный дымом скрежещущий орел устремился туда, куда исчезли родители Николаса.
Слезы застлали Николасу глаза, грусть сжала горло, а чувство утраты сковало грудь железным обручем. Он еще надеялся, что ужасное предположение не осуществится. Он надеялся, что птица повернется назад, что она разобьется насмерть об лед или уйдет на дно, но понимал, что ничего такого не произойдет.
В то же мгновение железный орел бросился сверху вниз, сверкая пламенем и испуская черный дым. Сквозь визг собак Николас различил женский крик ужаса.
Мальчик опустил голову и закрыл глаза. Слеза скатилась по его щеке, застыла и сорвалась в пустоту.
Глава 3
Лед уносило течением на север, только шум ветра и плеск волн нарушали тишину. Какое-то время льдина с Николасом сонно покачивалась, потом столкнулась с другой такой же, повернулась и с грохотом остановилась.
Николаса пошатнуло от удара, и он не заметил, как магический предмет, замыкавший круг, сдвинулся с места и как ветер ухватился за него и сбросил в пучину вод. Мальчик почувствовал, как все его члены начали освобождаться от сковывавших их чар, но не пошевелился.
Снежная крошка царапала кожу, ледяной ветер обжигал шею, и все тело болело. Ноги Николаса уже начали затекать. На запястьях горели следы от ремней, холод продирал до костей, несмотря на толстые одежды.
Николас подумал, что даже если бы все вокруг погибло, он не сдался бы. Он не шелохнется, даже если умрет прямо здесь, примерзнет к льдине и будет унесен на самый север в страну Похьи – прямо в открытый океан, где рыбы размером с гору проглотят его! Даже если он провалится в подземный мир Маналу, где его ноги врастут в землю, пустят корни, а из его тела вырастет про́клятый дуб без единого листка.
Вдруг словно из ниоткуда послышался металлический клекот, и Николас услышал уже знакомые ему скрежет и глухие удары. Железные крылья приближались к нему с каждым взмахом. Совсем скоро гул бурана перекрыл грохот, издаваемый перьями и пламенем, бушующим внутри железного орла.
Приближение гигантской птицы слышалось совершенно явственно. Как только Николас увидел в небе железного орла и вырывающееся изнутри него пламя, в тот же момент орел бросился прямо на него, выпустив когти. Инстинкт говорил мальчику: «Беги!», но бежать было некуда, поэтому он заставил себя остаться на месте.
И когда когти железного орла уже были готовы вцепиться в плечи Николаса, когда огонь уже обжигал ему лицо, а угли с шипением падали в снег вокруг, Николас понял, что Вяйнямейнен все-таки предал его. Он вытащил нож, подаренный ему отцом, без малейшего страха ударил им в лапу орла и прыгнул в сторону.
Лезвие лишь беспомощно отскочило от железной брони. Мальчик увернулся, когти птицы прошли мимо, зацепившись за лед, и железный орел размером с огромный корабль неожиданно рухнул прямо на льдину.
Пылающие головешки разлетелись в разные стороны, в небо поднялось облако черного дыма, льдина дрогнула и раскололась на дюжину частей. Она развалилась быстрее, чем Николас даже успел это толком осознать, и ему пришлось, крепко сжав нож в руке, прыгнуть в воду.
Клекот орла прорезал воздух, и птица, выплевывая черный дым и разбрасывая вокруг себя искры, начала подниматься вверх, чтобы нанести новый удар.
Погрузившийся в воду Николас понял, что у него оставалось лишь две возможности: либо сдаться и утонуть в объятиях темного моря, либо выбраться и бросить вызов врагу. Он принял решение и начал отчаянно пинаться и дергаться, пытаясь выкарабкаться на поверхность. Однако сильное течение уже успело подхватить его и потащило за собой. Глядя наверх, Николас видел сквозь лед только угрожающие отблески железного орла – они становились отчетливее по мере того, как сам мальчик приближался снизу к ледяной корке.
Охваченный ужасом Николас попытался опуститься ниже, но тут лапы орла пробили ледяной панцирь прямо над ним. Они сжались так близко от его головы, что мощный коготь даже задел его по носу. И потом птица взлетела вверх, готовясь к новому удару.
Меж тем течение уже тянуло Николаса за собой, да так упорно, что мальчик был не в силах ему противостоять. Внезапно его нога застряла, и он понял, что оказался на макушке вздымающейся из глубин моря, подобно горе, фигуры – его нога зацепилась за шлем. Николас начал задыхаться. Пытаясь освободить ногу, он изо всех сил ударял рукояткой ножа, пытаясь пробиться наверх. От ударов оставались следы, и Николас продолжал бить, пока лед наконец не треснул. Мальчик высунул голову из воды и начал судорожно глотать воздух.
Мороз обжег грудь Николаса, а безудержный кашель чуть не разорвал его легкие на части. Воткнув нож в лед, Николас выкарабкался из воды, повернулся на спину и, сотрясаясь от холода, взглянул на руку каменной фигуры, тянущуюся к нему из глубины. Она была больше, чем любой из домов, которые ему приходилось когда-либо видеть. Рука сжимала рукоятку меча, а обломок лезвия вздымался к небу.
Ветер нещадно хлестал Николаса по лицу, да так сильно, что мальчик не мог шелохнуться, и его мокрые, тяжелые одежды начали понемногу замерзать. Он понял, что еще немного – и он замерзнет насмерть. Тут же, словно в подтверждение, прямо из глубины бурана послышался леденящий душу вой, а затем промелькнула первая, а спустя мгновение и вторая неясная тень серого гостя с поджатым хвостом.
Волки обходили Николаса по кругу, стараясь держаться подальше. Вдруг в буране мелькнул огонь, и одинокая искра, подобно стреле, вылетела из толщи снега, невзирая на ветер. Искра – это был крикса – достигла Николаса, облетела его и застыла на уровне лица.
Крикса ущипнул Николаса, но тот лишь чуток приоткрыл глаза, а потом вновь закрыл их и опустил голову в снег. Ветер никак не унимался, и мерцающий крикса изо всех сил с трудом удерживался на месте.
С каждым мгновением волки подкрадывались все ближе и ближе, и очень скоро их большие серые фигуры стали четко различимы в снежной мгле.
Вожак стаи был настолько крупный, что даже буран был не в состоянии покачнуть его. Он пристально смотрел на свою добычу, с каждой минутой все больше скрывающуюся под снегом. Вожак медленно приближался к Николасу, остальные следовали по пятам. Волк скалился и с каждым новым кругом оказывался все ближе к лежащему на льду мальчику.
Вдруг крикса ярко вспыхнул, оставив Николаса, ринулся к вожаку и залетел тому в ухо. Гигантский волк остановился как вкопанный, потряс и покачал головой из стороны в сторону. Потом полуношник выскочил у него из уха: волк рыкнул, и совершенно неожиданно остальная стая подбежала к Николасу. Они прижались мордами к поверхности льда, окружив мальчика плотным кольцом, а более легкие забрались наверх, закрыв его от ветра.
Последним рядом с головой Николаса уселся вожак стаи. Он поднял морду к ветру, вторя своим заунывным воем бесконечной вьюге.
Николаса пошатнуло от удара, и он не заметил, как магический предмет, замыкавший круг, сдвинулся с места и как ветер ухватился за него и сбросил в пучину вод. Мальчик почувствовал, как все его члены начали освобождаться от сковывавших их чар, но не пошевелился.
Снежная крошка царапала кожу, ледяной ветер обжигал шею, и все тело болело. Ноги Николаса уже начали затекать. На запястьях горели следы от ремней, холод продирал до костей, несмотря на толстые одежды.
Николас подумал, что даже если бы все вокруг погибло, он не сдался бы. Он не шелохнется, даже если умрет прямо здесь, примерзнет к льдине и будет унесен на самый север в страну Похьи – прямо в открытый океан, где рыбы размером с гору проглотят его! Даже если он провалится в подземный мир Маналу, где его ноги врастут в землю, пустят корни, а из его тела вырастет про́клятый дуб без единого листка.
Вдруг словно из ниоткуда послышался металлический клекот, и Николас услышал уже знакомые ему скрежет и глухие удары. Железные крылья приближались к нему с каждым взмахом. Совсем скоро гул бурана перекрыл грохот, издаваемый перьями и пламенем, бушующим внутри железного орла.
Приближение гигантской птицы слышалось совершенно явственно. Как только Николас увидел в небе железного орла и вырывающееся изнутри него пламя, в тот же момент орел бросился прямо на него, выпустив когти. Инстинкт говорил мальчику: «Беги!», но бежать было некуда, поэтому он заставил себя остаться на месте.
И когда когти железного орла уже были готовы вцепиться в плечи Николаса, когда огонь уже обжигал ему лицо, а угли с шипением падали в снег вокруг, Николас понял, что Вяйнямейнен все-таки предал его. Он вытащил нож, подаренный ему отцом, без малейшего страха ударил им в лапу орла и прыгнул в сторону.
Лезвие лишь беспомощно отскочило от железной брони. Мальчик увернулся, когти птицы прошли мимо, зацепившись за лед, и железный орел размером с огромный корабль неожиданно рухнул прямо на льдину.
Пылающие головешки разлетелись в разные стороны, в небо поднялось облако черного дыма, льдина дрогнула и раскололась на дюжину частей. Она развалилась быстрее, чем Николас даже успел это толком осознать, и ему пришлось, крепко сжав нож в руке, прыгнуть в воду.
Клекот орла прорезал воздух, и птица, выплевывая черный дым и разбрасывая вокруг себя искры, начала подниматься вверх, чтобы нанести новый удар.
Погрузившийся в воду Николас понял, что у него оставалось лишь две возможности: либо сдаться и утонуть в объятиях темного моря, либо выбраться и бросить вызов врагу. Он принял решение и начал отчаянно пинаться и дергаться, пытаясь выкарабкаться на поверхность. Однако сильное течение уже успело подхватить его и потащило за собой. Глядя наверх, Николас видел сквозь лед только угрожающие отблески железного орла – они становились отчетливее по мере того, как сам мальчик приближался снизу к ледяной корке.
Охваченный ужасом Николас попытался опуститься ниже, но тут лапы орла пробили ледяной панцирь прямо над ним. Они сжались так близко от его головы, что мощный коготь даже задел его по носу. И потом птица взлетела вверх, готовясь к новому удару.
Меж тем течение уже тянуло Николаса за собой, да так упорно, что мальчик был не в силах ему противостоять. Внезапно его нога застряла, и он понял, что оказался на макушке вздымающейся из глубин моря, подобно горе, фигуры – его нога зацепилась за шлем. Николас начал задыхаться. Пытаясь освободить ногу, он изо всех сил ударял рукояткой ножа, пытаясь пробиться наверх. От ударов оставались следы, и Николас продолжал бить, пока лед наконец не треснул. Мальчик высунул голову из воды и начал судорожно глотать воздух.
Мороз обжег грудь Николаса, а безудержный кашель чуть не разорвал его легкие на части. Воткнув нож в лед, Николас выкарабкался из воды, повернулся на спину и, сотрясаясь от холода, взглянул на руку каменной фигуры, тянущуюся к нему из глубины. Она была больше, чем любой из домов, которые ему приходилось когда-либо видеть. Рука сжимала рукоятку меча, а обломок лезвия вздымался к небу.
Ветер нещадно хлестал Николаса по лицу, да так сильно, что мальчик не мог шелохнуться, и его мокрые, тяжелые одежды начали понемногу замерзать. Он понял, что еще немного – и он замерзнет насмерть. Тут же, словно в подтверждение, прямо из глубины бурана послышался леденящий душу вой, а затем промелькнула первая, а спустя мгновение и вторая неясная тень серого гостя с поджатым хвостом.
Волки обходили Николаса по кругу, стараясь держаться подальше. Вдруг в буране мелькнул огонь, и одинокая искра, подобно стреле, вылетела из толщи снега, невзирая на ветер. Искра – это был крикса – достигла Николаса, облетела его и застыла на уровне лица.
Крикса ущипнул Николаса, но тот лишь чуток приоткрыл глаза, а потом вновь закрыл их и опустил голову в снег. Ветер никак не унимался, и мерцающий крикса изо всех сил с трудом удерживался на месте.
С каждым мгновением волки подкрадывались все ближе и ближе, и очень скоро их большие серые фигуры стали четко различимы в снежной мгле.
Вожак стаи был настолько крупный, что даже буран был не в состоянии покачнуть его. Он пристально смотрел на свою добычу, с каждой минутой все больше скрывающуюся под снегом. Вожак медленно приближался к Николасу, остальные следовали по пятам. Волк скалился и с каждым новым кругом оказывался все ближе к лежащему на льду мальчику.
Вдруг крикса ярко вспыхнул, оставив Николаса, ринулся к вожаку и залетел тому в ухо. Гигантский волк остановился как вкопанный, потряс и покачал головой из стороны в сторону. Потом полуношник выскочил у него из уха: волк рыкнул, и совершенно неожиданно остальная стая подбежала к Николасу. Они прижались мордами к поверхности льда, окружив мальчика плотным кольцом, а более легкие забрались наверх, закрыв его от ветра.
Последним рядом с головой Николаса уселся вожак стаи. Он поднял морду к ветру, вторя своим заунывным воем бесконечной вьюге.
Глава 4
Сувантола была построена вокруг гигантского дуба. Ствол дерева был настолько толстым, что требовалось по меньшей мере двадцать человек, чтобы обхватить его. То тут, то там из ствола выпячивались шишковатости, и на них повсюду виднелись домики с соломенными крышами, всамделишными дымовыми трубами и прорубленными окошками. Между ними были протянуты веревочные лесенки, а на самой кроне, в развилке трех огромных веток, точно башня, возвышался домик с покатой крышей и железной трубой. Казалось, будто ствол дерева и этот многоэтажный дом с самого начала были частью друг друга или же ветки дерева выросли прямо из стен.
Дуб стоял на острове у слияния двух рек, на краю заросшей заводи. Сейчас река была во льду, да и водопад, вырывающийся сверху горы из расщелины между двумя каменными лбами, застыл, превратившись в синеватую глыбу, обросшую сосульками.
Сувантола была покрыта таким толстым слоем снега, что было сложно увидеть, где что начиналось и где заканчивалось. Она находилась в самой глуши, где бугристые толстые стволы сосен и затянутые мхом ели вздымались к самому небу. По краю Сувантолы росли дубы и рябины, мощные стволы которых напоминали застывшие на месте человеческие фигуры.
Когда Вяйнямейнен вышел из тени леса к заводи, черные вороны и кошмарные грифы, похожие на раскачивающиеся тени, держали свой зловещий базар вокруг дуба на заснеженных выступах домов и холодных дымовых трубах.
Деревья со скрипом поворачивались в сторону Вяйнямейнена, следя за его медленными шагами. Сумрак окутывал все вокруг. Вяйнямейнен вышел в раздумьях на лед – тот начал постанывать и гулко трещать под его ногами, – подошел к дубу, забрался по лестнице и вошел в дом.
Тут нужно было сбить снег с малицы и скинуть ее посреди холодной темной комнаты, столь же простой, как и все остальное кругом. Все здесь – лестница, шкафы и столы – было частью того же дерева, вокруг которого возникло и само жилище. Росший прямо посреди комнаты мох служил ковром на полу.
Уже внутри Вяйнямейнен осмотрелся, словно ожидая увидеть кого-то. Его красные от мороза руки, шея, спина и обнаженная грудь были покрыты замысловатым рисунком. От силы мысли шамана застонал и заскрипел всеми своими частями даже его домик: Вяйнямейнен вспоминал надежды и страхи, некогда переполнявшие его душу, а потом вернулся к тому моменту, когда скопившееся в походной чашке – куксе – козье молоко выдало ему предсказание.
Ему явился дух-двойник, и случилось то, что и должно было случиться. В конце концов буран принес с собой железного орла, а у этого личного охотника хозяйки ледяной горы Калматар имелась в железной голове только одна цель. В точности, как она и обещала. Вопрос лишь в том, правильным ли было решение? И так ли уж нужно было приносить мальчишку в жертву? А существовал ли иной способ?
– Что сделано, то сделано. Теперь осталось только ждать, – вздохнул Вяйнямейнен. Он кашлянул раз, другой и еще раз основательнее, затем плюнул в огонь, подняв целый вихрь искр.
Вяйнямейнен начал греметь содержимым шкафа, встроенного прямо в дупло, и на пол попадали корзины и короба из бересты. Старик пробурчал что-то, наклонился рядом с сундуком из огромного капа и вытащил чайник в форме человеческого черепа. Он приоткрыл крышку и понюхал содержимое.
Вяйнямейнен наполнил котелок водой и на мгновение замер перед полкой, заставленной банками-склянками, прежде чем выбрать одну из них. Он зачерпнул пригоршню сухих грибов и бросил их в чайник, затем повесил его над огнем и стал ждать. Вскоре из носика начал подниматься пар. Вяйнямейнен плеснул немного кипятка себе в чашку и уселся на стул, положив ноги поближе к огню. Потягивая крепкий напиток, он замер, уставившись на пламя.
Вскоре в его сознании заиграли потусторонние духи. Дом заскрипел сильнее и начал раскачиваться. Через мгновение пляшущие перед глазами Вяйнямейнена языки пламени стали все больше казаться мальчиком, лежащим без движения на земле, а позади виднелись каменная ладонь и сломанный меч. Вяйнямейнен вздрогнул, наклонился ближе и рявкнул:
– Что такое? Где железный орел?
Огненный образ растаял и исчез. Вяйнямейнен помянул нечистого, прокашлялся и вновь плюнул в пламя. Оно заплясало, словно в дымке. И тогда Вяйнямейнен выругался еще страшнее и разворошил головешки. Искры взвились, и языки пламени принялись выписывать новые образы. Когда Вяйнямейнен разглядел среди них волчью стаю, он вздрогнул.
– Нет! Я не мог ошибиться! – воскликнул он, наблюдая, как стая волков начала окружать лежащего на снегу мальчика, чтобы защитить его.
Вяйнямейнен закрыл лицо руками: его хитроумный план не удался.
Дуб стоял на острове у слияния двух рек, на краю заросшей заводи. Сейчас река была во льду, да и водопад, вырывающийся сверху горы из расщелины между двумя каменными лбами, застыл, превратившись в синеватую глыбу, обросшую сосульками.
Сувантола была покрыта таким толстым слоем снега, что было сложно увидеть, где что начиналось и где заканчивалось. Она находилась в самой глуши, где бугристые толстые стволы сосен и затянутые мхом ели вздымались к самому небу. По краю Сувантолы росли дубы и рябины, мощные стволы которых напоминали застывшие на месте человеческие фигуры.
Когда Вяйнямейнен вышел из тени леса к заводи, черные вороны и кошмарные грифы, похожие на раскачивающиеся тени, держали свой зловещий базар вокруг дуба на заснеженных выступах домов и холодных дымовых трубах.
Деревья со скрипом поворачивались в сторону Вяйнямейнена, следя за его медленными шагами. Сумрак окутывал все вокруг. Вяйнямейнен вышел в раздумьях на лед – тот начал постанывать и гулко трещать под его ногами, – подошел к дубу, забрался по лестнице и вошел в дом.
Тут нужно было сбить снег с малицы и скинуть ее посреди холодной темной комнаты, столь же простой, как и все остальное кругом. Все здесь – лестница, шкафы и столы – было частью того же дерева, вокруг которого возникло и само жилище. Росший прямо посреди комнаты мох служил ковром на полу.
Уже внутри Вяйнямейнен осмотрелся, словно ожидая увидеть кого-то. Его красные от мороза руки, шея, спина и обнаженная грудь были покрыты замысловатым рисунком. От силы мысли шамана застонал и заскрипел всеми своими частями даже его домик: Вяйнямейнен вспоминал надежды и страхи, некогда переполнявшие его душу, а потом вернулся к тому моменту, когда скопившееся в походной чашке – куксе – козье молоко выдало ему предсказание.
Ему явился дух-двойник, и случилось то, что и должно было случиться. В конце концов буран принес с собой железного орла, а у этого личного охотника хозяйки ледяной горы Калматар имелась в железной голове только одна цель. В точности, как она и обещала. Вопрос лишь в том, правильным ли было решение? И так ли уж нужно было приносить мальчишку в жертву? А существовал ли иной способ?
– Что сделано, то сделано. Теперь осталось только ждать, – вздохнул Вяйнямейнен. Он кашлянул раз, другой и еще раз основательнее, затем плюнул в огонь, подняв целый вихрь искр.
Вяйнямейнен начал греметь содержимым шкафа, встроенного прямо в дупло, и на пол попадали корзины и короба из бересты. Старик пробурчал что-то, наклонился рядом с сундуком из огромного капа и вытащил чайник в форме человеческого черепа. Он приоткрыл крышку и понюхал содержимое.
Вяйнямейнен наполнил котелок водой и на мгновение замер перед полкой, заставленной банками-склянками, прежде чем выбрать одну из них. Он зачерпнул пригоршню сухих грибов и бросил их в чайник, затем повесил его над огнем и стал ждать. Вскоре из носика начал подниматься пар. Вяйнямейнен плеснул немного кипятка себе в чашку и уселся на стул, положив ноги поближе к огню. Потягивая крепкий напиток, он замер, уставившись на пламя.
Вскоре в его сознании заиграли потусторонние духи. Дом заскрипел сильнее и начал раскачиваться. Через мгновение пляшущие перед глазами Вяйнямейнена языки пламени стали все больше казаться мальчиком, лежащим без движения на земле, а позади виднелись каменная ладонь и сломанный меч. Вяйнямейнен вздрогнул, наклонился ближе и рявкнул:
– Что такое? Где железный орел?
Огненный образ растаял и исчез. Вяйнямейнен помянул нечистого, прокашлялся и вновь плюнул в пламя. Оно заплясало, словно в дымке. И тогда Вяйнямейнен выругался еще страшнее и разворошил головешки. Искры взвились, и языки пламени принялись выписывать новые образы. Когда Вяйнямейнен разглядел среди них волчью стаю, он вздрогнул.
– Нет! Я не мог ошибиться! – воскликнул он, наблюдая, как стая волков начала окружать лежащего на снегу мальчика, чтобы защитить его.
Вяйнямейнен закрыл лицо руками: его хитроумный план не удался.
Глава 5
Оставляя за собой клубы черного дыма, железный орел летел к ледяной горе, вздымающейся посреди снежного мрака. Тяжело взмахивая крыльями, он поднялся над горой и с шумом ринулся оттуда в огромную расщелину. В кромешной темноте он спускался все ниже и ниже, изнутри освещая стены пламенем. Орел влетел в пещеру и со скрежетом опустился на площадку прямо под ее потолком – осколки льда разлетелись по сторонам.
Какое-то время тишину нарушали лишь позвякивание цепей да скрип складываемых крыльев орла. Он дернул поочередно лапами – словно в раздражении – и, наклонив голову, клюнул в ярости приставший к когтю окровавленный сапог и откинул его в сторону. Когда орел вытянул шею, чтобы осмотреть зал, было видно, что огонь внутри погас и остались только тусклые угли. Пылающие глаза смотрели вниз.
Калматар была великолепна. Ее узкие плечи покрывала тончайшая голубая, как лед, меховая накидка – казалось, она была соткана из сосулек. В правой руке Калматар держала свежее и совершенно белое яйцо, в левой – великолепную и одновременно ужасающую ледяную маску, скрывающую ее лицо под капюшоном с меховой оторочкой.
Облик маски, казалось, отражал все зло и все вывернутые наизнанку чувства, присущие человеческой натуре, так что любой, кто смотрел на нее, мог сойти с ума. Сквозь прозрачную маску было видно истинное лицо Калматар – молодое и прекрасное, как на картине мастера.
Калматар стояла, поникнув, перед троном ледяного дворца на украшенном ледяными кружевами пьедестале, к которому вела ледяная лестница. Вся зала была погружена в темноту, лишь на пьедестал падал свет из расщелины в ледяной горе. Он сверкал так сильно, что горделивая фигура Калматар утопала в сиянии. Прозрачный лед отбрасывал свет на стены, пол и колонны – здесь все было изо льда. Стены сплошь покрывали сосульки размером с сосну и ледяные глыбы размером с дом. Сосульки были местами настолько гладкими, что напоминали клыки гигантского зверя. Под ледяным полом лежали тысячи человеческих черепов, красные глазницы которых неустанно смотрели в залу.
Какое-то время тишину нарушали лишь позвякивание цепей да скрип складываемых крыльев орла. Он дернул поочередно лапами – словно в раздражении – и, наклонив голову, клюнул в ярости приставший к когтю окровавленный сапог и откинул его в сторону. Когда орел вытянул шею, чтобы осмотреть зал, было видно, что огонь внутри погас и остались только тусклые угли. Пылающие глаза смотрели вниз.
Калматар была великолепна. Ее узкие плечи покрывала тончайшая голубая, как лед, меховая накидка – казалось, она была соткана из сосулек. В правой руке Калматар держала свежее и совершенно белое яйцо, в левой – великолепную и одновременно ужасающую ледяную маску, скрывающую ее лицо под капюшоном с меховой оторочкой.
Облик маски, казалось, отражал все зло и все вывернутые наизнанку чувства, присущие человеческой натуре, так что любой, кто смотрел на нее, мог сойти с ума. Сквозь прозрачную маску было видно истинное лицо Калматар – молодое и прекрасное, как на картине мастера.
Калматар стояла, поникнув, перед троном ледяного дворца на украшенном ледяными кружевами пьедестале, к которому вела ледяная лестница. Вся зала была погружена в темноту, лишь на пьедестал падал свет из расщелины в ледяной горе. Он сверкал так сильно, что горделивая фигура Калматар утопала в сиянии. Прозрачный лед отбрасывал свет на стены, пол и колонны – здесь все было изо льда. Стены сплошь покрывали сосульки размером с сосну и ледяные глыбы размером с дом. Сосульки были местами настолько гладкими, что напоминали клыки гигантского зверя. Под ледяным полом лежали тысячи человеческих черепов, красные глазницы которых неустанно смотрели в залу.