Страница:
Мужественно примирившись с этим, параллелизм напрочь отрицает какую бы то ни было причинную связь между физическим и ментальным мирами (рис. 1.3).
Мы заблуждаемся не только тогда, когда полагаем, что наши действия вызываются осознанными ментальными состояниями, но и тогда, когда думаем, что наши ощущение и восприятия вызывает физическая стимуляция и следующая за ней нейронная активность мозга. Параллелизм признает, что окружающая нас физическая реальность и наша внутренняя психологическая реальность существуют синхронно, в полной гармонии. Однако неправильно объяснять гармонию физических и ментальных событий существованием между ними причинно-следственной связи. Между двумя мирами существует лишь идеальная корреляция. Спутать корреляцию с причинной связью очень легко, и в действительности мы постоянно это делаем. В фильмах, когда мы видим разговаривающего человека или разбивающееся оконное стекло, мы в то же самое время слышим звуки, которые идеально совпадают во времени со зрительными событиями, и благодаря этому автоматически считаем, что звуки генерируются зрительными изображениями и их источники расположены в одном месте. На самом же деле изображения, проецируемые на экран, конечно же, не оказывают никакого причинного влияния, которое можно было бы зафиксировать с помощью слуха. Однако существует стереоскопический саундтрек, который коррелирует с изображениями и находится в полной гармонии с ними. Эта корреляция и создает иллюзию, что зрительные события вызывают слуховые события. Но если саундтрек не синхронизирован с изображениями, иллюзия пропадает и мы замечаем, что между изображениями и звуками нет причинно-следственной связи.
Рис. 1.3. Параллелизм
На рисунке схематически представлено, как мозг и сознание прекрасно синхронизированы во времени без какого бы то ни было причинного влияния друг на друга. Активность мозга и содержание сознания происходят в одно и то же время, но параллельно друг другу– Активность мозга оказывает причинное влияние только на его дальнейшую активность, а одно содержание сознания – на другое содержание сознания. При предъявлении зрительного стимула связанная с ним начальная активность мозга вызывает дальнейшую активность мозга (чисто физическую причинность между активациями мозга символизирует черная стрелка, направленная слева направо). Одновременно содержание сознания оказывает причинное влияние на другое содержание сознания (сознание > причинность сознания символизируется стрелкой между двумя «облаками» сознания). Это происходит, в частности, когда осознанное восприятие вызывает осознанную мысль или намерение действовать.
Следовательно, у нас, как минимум, есть возможность представить себе, что причинное взаимодействие ментального и физического может быть иллюзией, вызванной безупречной корреляцией и синхронизацией. Но если безупречную корреляцию нельзя объяснить причинно-следственной связью, чем ее вообще можно объяснить? Философ Готфрид Лейбниц (1646-1716) верил в заранее установленную гармонию, которая синхронизирует события без всякой причинно-следственной связи между ними. Если физический и ментальный миры полностью детерминированы так, что все, что произойдет в них, предопределено, тогда достаточно одновременно для обоих миров нажать копки «старт», и гармония между ними сохранится навеки. Совсем как в кино: если череда событий и череда звуков безупречно определены таким образом, что идеально коррелируют в любой точке, достаточно одновременно запустить оба трека и дать им возможность проигрываться с одной и той же скоростью, чтобы идеальная гармония между ними автоматически сама позаботилась о себе.
Но есть одна маленькая проблема: во-первых, как устанавливается корреляция двух разных миров и кто в этом случае одновременно нажимает две кнопки «старт»? Лейбниц считал ответственным за это Бога.
Окказионализм – разновидность параллелизма – объясняет ментальную и физическую синхронность несколько иначе. Согласно этой теории, гармония между двумя мирами не установлена заранее, а устанавливается отдельно для каждого события или случая. Бог (или Его воля) действует каждый раз, когда возникает необходимость гармонизировать два события, происходящих по разные стороны границы, разделяющей ментальный и физический миры. Если сторонники окказионализма правы, у Бога не должно быть ни минуты покоя, ибо для того, чтобы душа и материя шли рука об руку, необходимо постоянное божественное вмешательство!
Взгляд параллелизма на мир основан на теистической, религиозной вере и божественном вмешательстве. Современный научный взгляд на мир не допускает объяснений или теорий сознания, основанных на религиозных идеях. Поэтому проблемы, созданные параллелизмом, по меньшей мере столь же велики, как и те проблемы, от которых он избавился. Следовательно, не приходится удивляться тому, что теориям, подобным параллелизму, трудно проникнуть в современную науку о сознании.
Итак, мы рассмотрели основные дуалистические теории сознания: интеракционизм, эпифеноменализм и параллелизм. У каждой из этих теорий есть свои сильные и слабые стороны. Но ни одна из них даже отдаленно не может претендовать на роль правдоподобной современной научной теории связи сознания и мозга, скорее на эту роль могут претендовать некоторые версии монистической теории. Ниже мы познакомимся с основными теориями, отрицающими дуализм мозга и сознания и считающими, что мозг и сознание образованы одной и той же субстанцией.
Монистические теории сознания
Материализм (или физикализм): определение
Элиминативный материализм
Редуктивный материализм
Мы заблуждаемся не только тогда, когда полагаем, что наши действия вызываются осознанными ментальными состояниями, но и тогда, когда думаем, что наши ощущение и восприятия вызывает физическая стимуляция и следующая за ней нейронная активность мозга. Параллелизм признает, что окружающая нас физическая реальность и наша внутренняя психологическая реальность существуют синхронно, в полной гармонии. Однако неправильно объяснять гармонию физических и ментальных событий существованием между ними причинно-следственной связи. Между двумя мирами существует лишь идеальная корреляция. Спутать корреляцию с причинной связью очень легко, и в действительности мы постоянно это делаем. В фильмах, когда мы видим разговаривающего человека или разбивающееся оконное стекло, мы в то же самое время слышим звуки, которые идеально совпадают во времени со зрительными событиями, и благодаря этому автоматически считаем, что звуки генерируются зрительными изображениями и их источники расположены в одном месте. На самом же деле изображения, проецируемые на экран, конечно же, не оказывают никакого причинного влияния, которое можно было бы зафиксировать с помощью слуха. Однако существует стереоскопический саундтрек, который коррелирует с изображениями и находится в полной гармонии с ними. Эта корреляция и создает иллюзию, что зрительные события вызывают слуховые события. Но если саундтрек не синхронизирован с изображениями, иллюзия пропадает и мы замечаем, что между изображениями и звуками нет причинно-следственной связи.
На рисунке схематически представлено, как мозг и сознание прекрасно синхронизированы во времени без какого бы то ни было причинного влияния друг на друга. Активность мозга и содержание сознания происходят в одно и то же время, но параллельно друг другу– Активность мозга оказывает причинное влияние только на его дальнейшую активность, а одно содержание сознания – на другое содержание сознания. При предъявлении зрительного стимула связанная с ним начальная активность мозга вызывает дальнейшую активность мозга (чисто физическую причинность между активациями мозга символизирует черная стрелка, направленная слева направо). Одновременно содержание сознания оказывает причинное влияние на другое содержание сознания (сознание > причинность сознания символизируется стрелкой между двумя «облаками» сознания). Это происходит, в частности, когда осознанное восприятие вызывает осознанную мысль или намерение действовать.
Следовательно, у нас, как минимум, есть возможность представить себе, что причинное взаимодействие ментального и физического может быть иллюзией, вызванной безупречной корреляцией и синхронизацией. Но если безупречную корреляцию нельзя объяснить причинно-следственной связью, чем ее вообще можно объяснить? Философ Готфрид Лейбниц (1646-1716) верил в заранее установленную гармонию, которая синхронизирует события без всякой причинно-следственной связи между ними. Если физический и ментальный миры полностью детерминированы так, что все, что произойдет в них, предопределено, тогда достаточно одновременно для обоих миров нажать копки «старт», и гармония между ними сохранится навеки. Совсем как в кино: если череда событий и череда звуков безупречно определены таким образом, что идеально коррелируют в любой точке, достаточно одновременно запустить оба трека и дать им возможность проигрываться с одной и той же скоростью, чтобы идеальная гармония между ними автоматически сама позаботилась о себе.
Но есть одна маленькая проблема: во-первых, как устанавливается корреляция двух разных миров и кто в этом случае одновременно нажимает две кнопки «старт»? Лейбниц считал ответственным за это Бога.
Окказионализм – разновидность параллелизма – объясняет ментальную и физическую синхронность несколько иначе. Согласно этой теории, гармония между двумя мирами не установлена заранее, а устанавливается отдельно для каждого события или случая. Бог (или Его воля) действует каждый раз, когда возникает необходимость гармонизировать два события, происходящих по разные стороны границы, разделяющей ментальный и физический миры. Если сторонники окказионализма правы, у Бога не должно быть ни минуты покоя, ибо для того, чтобы душа и материя шли рука об руку, необходимо постоянное божественное вмешательство!
Взгляд параллелизма на мир основан на теистической, религиозной вере и божественном вмешательстве. Современный научный взгляд на мир не допускает объяснений или теорий сознания, основанных на религиозных идеях. Поэтому проблемы, созданные параллелизмом, по меньшей мере столь же велики, как и те проблемы, от которых он избавился. Следовательно, не приходится удивляться тому, что теориям, подобным параллелизму, трудно проникнуть в современную науку о сознании.
Итак, мы рассмотрели основные дуалистические теории сознания: интеракционизм, эпифеноменализм и параллелизм. У каждой из этих теорий есть свои сильные и слабые стороны. Но ни одна из них даже отдаленно не может претендовать на роль правдоподобной современной научной теории связи сознания и мозга, скорее на эту роль могут претендовать некоторые версии монистической теории. Ниже мы познакомимся с основными теориями, отрицающими дуализм мозга и сознания и считающими, что мозг и сознание образованы одной и той же субстанцией.
Монистические теории сознания
Выше монизм был определен как доктрина, которая исходит из того, что вся Вселенная, включая сознание и мозг, образована единой базовой субстанцией. Монистический материализм, или физикализм, считает эту базовую субстанцию физической материей, монистический идеализм считает ее ментальной субстанцией, или сознанием, а нейтральный монизм полагает, что эта субстанция и не материальна, и не ментальна, а представляет собой «нечто другое». Мы начнем с рассмотрения основных версий монистического материализма.
Материализм (или физикализм): определение
Сила материализма заключается в том, что он прочно базируется на естественных науках и на современном научном взгляде на мир. Все, что лучшие теории в физике, химии и биологии говорят о природе физической материи, органической или неорганической, воспринимается материализмом как должное и как полная картина мира. Поэтому в своем объяснении сознания материализм не может обращаться ни к ментальности, ни к божественному вмешательству, ни к чему-либо другому, что выходит за пределы естественных наук.
Но, к несчастью, в силе материализма таятся зерна его слабости. Главная проблема современного научного взгляда на мир и естественных наук, включая биологию и нейронауки, заключается в том, что они – в соответствии со своими основополагающими принципами – не способны описать или объяснить сознание, субъективную психологическую реальность, которая, конечно же, теснейшим образом связана с мозгом. Поэтому главным вызовом для материалистических теорий является объяснение того, как сознание вписывается в материалистическую картину мира. Можно отметить три принципиальных пути решения этой проблемы:
1) мы заблуждаемся относительно сознания, ничего подобного на самом деле не существует, это всего лишь иллюзия, созданная сбитым с толку повседневным мышлением или языком;
2) сознание реально, но представляет собой всецело физическое явление, обычный нейрофизиологический процесс, протекающий в мозге, и
3) сознание реально и материально, но оно – весьма специфический тип мозговой активности более высокого уровня, не похожей ни на один нейрофизиологический процесс низшего уровня, известный нам сегодня, хотя специфический более высокий нейрофизиологический уровень сознания полностью базируется на более низком уровне, на ординарной нейрофизиологии.
Направление (1) называется элиминативным материализмом, ибо оно старается элиминировать (изъять) из науки само понятие «сознание». Направление (2) известно как редуктивный материализм, потому что оно старается редуцировать сознание в нечто другое – в обычную нейрофизиологию, с которой науке проще «разобраться». Направление (3) – это эмерджентный материализм, поскольку он утверждает, что совершенно новый тип физических явлений более высокого уровня, в частности субъективное сознание, может возникнуть из сложной организации простых физических явлений более низкого уровня, каковыми являются нейрофизиологические процессы, протекающие в мозге. Ниже мы более подробно рассмотрим каждую из этих теорий, уделяя особое внимание их сильным и слабым сторонам и общей достоверности.
Но, к несчастью, в силе материализма таятся зерна его слабости. Главная проблема современного научного взгляда на мир и естественных наук, включая биологию и нейронауки, заключается в том, что они – в соответствии со своими основополагающими принципами – не способны описать или объяснить сознание, субъективную психологическую реальность, которая, конечно же, теснейшим образом связана с мозгом. Поэтому главным вызовом для материалистических теорий является объяснение того, как сознание вписывается в материалистическую картину мира. Можно отметить три принципиальных пути решения этой проблемы:
1) мы заблуждаемся относительно сознания, ничего подобного на самом деле не существует, это всего лишь иллюзия, созданная сбитым с толку повседневным мышлением или языком;
2) сознание реально, но представляет собой всецело физическое явление, обычный нейрофизиологический процесс, протекающий в мозге, и
3) сознание реально и материально, но оно – весьма специфический тип мозговой активности более высокого уровня, не похожей ни на один нейрофизиологический процесс низшего уровня, известный нам сегодня, хотя специфический более высокий нейрофизиологический уровень сознания полностью базируется на более низком уровне, на ординарной нейрофизиологии.
Направление (1) называется элиминативным материализмом, ибо оно старается элиминировать (изъять) из науки само понятие «сознание». Направление (2) известно как редуктивный материализм, потому что оно старается редуцировать сознание в нечто другое – в обычную нейрофизиологию, с которой науке проще «разобраться». Направление (3) – это эмерджентный материализм, поскольку он утверждает, что совершенно новый тип физических явлений более высокого уровня, в частности субъективное сознание, может возникнуть из сложной организации простых физических явлений более низкого уровня, каковыми являются нейрофизиологические процессы, протекающие в мозге. Ниже мы более подробно рассмотрим каждую из этих теорий, уделяя особое внимание их сильным и слабым сторонам и общей достоверности.
Элиминативный материализм
На первый взгляд отрицание самого факта существования сознания может показаться откровенной авантюрой, которую трудно оправдать каким бы то ни было разумным аргументом. Однако на самом деле у сторонников элиминативного материализма есть веские основания для того, чтобы предложить изъять (элиминировать) сознание из научного оборота. Их аргументация основана на истории науки, которая свидетельствует о том, что некоторые другие феномены оказались иллюзиями, вследствие чего и были элиминированы из науки. Почему бы сознанию не разделить их судьбу?
Наиболее известный пример дает нам история химии. Флогистон был призван объяснить то, что происходит в результате горения. Флогистоном было названо таинственное вещество, которое якобы выделялось при горении, когда появлялись пламя и тепло. Однако когда первые химики начали тщательно изучать горение, никакого флогистона им обнаружить не удалось. Вместо этого ими было открыто вещество, получившее название «кислород», которое вело себя диаметрально противоположно тому, как якобы вел себя флогистон. Кислород не выделяется из горящего вещества. Напротив, процесс горения заключается в том, что горящее вещество адсорбирует кислород из окружающего воздуха и соединяется с ним. Кислородная теория горения заменила теорию флогистона, и вещество, названное «флогистоном», было исключено из научного оборота как нечто несуществующее.
В начале XIX века многие астрономы считали, что обнаружили новую планету, которую они назвали Вулканом. (Разумеется, речь идет не о вымышленной родной планете мистера Спока, героя телесериала «Звездный путь», а о реальной планете нашей Солнечной системы). Гравитационное влияние Вулкана было заметно по влиянию на орбиту другой планеты, Меркурия, и начали появляться сообщения о прямых наблюдениях за планетой, проходящей на фоне солнечного диска. Однако со временем выяснилось, что эти наблюдения не согласуются ни с одной из вычисленных орбит новой планеты и что невозможно предсказать, когда ее можно будет увидеть. Избежать этого несоответствия можно было в двух случаях: либо планета должна была вести себя еще более изменчиво и непредсказуемо, либо ее вообще не существовало. В конечном итоге гипотеза о существовании этой планеты была отвергнута. Вулкан, целая планета, в существование которой прежде верили, была без сожаления изъята из научного представления о мире!
Если можно элиминировать химические вещества и целые планеты, почему нельзя элиминировать сознание? Сознание, подобно флогистону и планете Вулкан, «держится» на чрезвычайно шаткой теории. Действительно, «теорию», на которой оно базируется, вообще вряд ли можно назвать научной. Это часть интуитивной теории, которой мы, люди, вооружены от рождения и которая называется по-разному: народной психологией, бабушкиной психологией или моделью психического сознания. Все нормально развитые люди по мере того, как они растут в социальном взаимодействии с другими людьми, учатся использовать эти теории. Когда мы видим, как другой человек совершает какое-то действие, например зажигает свет в темной комнате, мы интерпретируем его поведение, проецируя сознание на поведенческую систему. Ага, он захотел увидеть, что находится в комнате, и знал, что может включить свет, повернув выключатель, и вот теперь он осматривает комнату и видит то, что в ней находится. Желания, убеждения и восприятия – все это осознанные ментальные события, которые, как мы допускаем, происходят в сознании человека, и эти не поддающиеся наблюдению внутренние состояния объясняют, почему он ведет себя именно так, как он себя ведет.
Мы научились автоматически одушевлять, или приписывать сознание, не только себе подобным людям, но и животным, и роботам, и вообще всем реально существующим объектам, демонстрирующим сложное автономное поведение. Мы легко «одушевляем» двигающиеся без вмешательства людей машины, используя для их описания такие выражения, как «стараются сделать» или «хотят сделать», «что они воспринимают и что думают об окружающем их мире» и т. д. Когда видишь управляемые компьютером пылесос или газонокосилку, которые совершенно самостоятельно выполняют свою работу так, словно их действия направляет сознающий разум, чрезвычайно трудно удержаться и не одушевить их!
Народная теория сознания, независимо от всех «одушевлений», в которые мы вовлекаемся, не научная теория. Это всего лишь причуда социального восприятия человека, возможно, встроенная в мозг в процессе эволюционной истории, ибо она была полезна для предсказания поведения других. Нет никакой гарантии, что народная теория дает точную картину разума. В том, что касается роботов, пылесоса и газонокосилки, она точно заблуждается! Народные теории и в других областях науки, в биологии и в физике, оказались совершенно ошибочными, и когда появились настоящие научные теории, с ними пришлось расстаться.
Аргумент сторонников элиминативного материализма заключается в том, что в эмпирической науке народную теорию относительно психологии сознания ждет участь народных теорий в биологии и физике: она бесследно исчезнет. Представление о том, что каждый индивид (и прочие сложные системы) обладает душой, или субъективной психологической реальностью, или сознанием, – всего лишь часть народной теории в психологии. По мере того как эмпирические науки, и в первую очередь когнитивная нейрология, будут прогрессировать и появятся новые методы визуализации работы мозга, в нем не будет найдено ничего, что соответствовало бы нашим наивным представлениям о внутренней субъективной реальности. Само понятие «сознание» окажется бесполезным для описания реальности, обнаруженной в мозге, точно так же как флогистон оказался бесполезным для химической теории горения. Необходимо элиминировать сознание из науки и заменить его нейронаучными понятиями. Нейронаука будущего ответит на вопросы о том, как работает мозг и как он управляет нашим поведением, но в этих ответах не будет упоминания ни о «сознании», ни о чем другом, даже отдаленно напоминающем его.
Понятие «сознание» не только исключительно понятие народной теории, но и безнадежно невразумительное. Похоже, никто не может определить, что оно означает. У разных людей совершенно разные представления о том, что такое «сознание», вследствие чего в науке нет даже логически последовательной концепции сознания. Подобная концептуальная путаница – дополнительная гарантия того, что «сознание» никогда не будет «найдено» ни в мозге, ни где-либо в другом месте и что нейрология не нуждается в таких понятиях для создания окончательной Единой теории мозга.
Философы Пол и Патрисия Черчланд, возможно, самые известные представители элиминативного материализма. В 1988 году Патрисия написала в духе элиминативного материализма о том, какая участь ждет сознание в нейрологии: «Скорее всего, разные науки, изучающие проблему "душа-тело", придут к унифицированным объяснениям. Возможно, в них не будет места "сознанию", потому что из новой системы взглядов оно уйдет так же, как ушли "теплотворная жидкость" или "жизненный дух"» (Churchland, 1988, р. 301). Другой сторонник элиминативного материализма, философ Кейтлин Уилкс высказалась еще более откровенно: «Термин "сознание" и его "родственники" для научных целей и бесполезны, и необязательны… отказ от них не ограничит исследований» (Wilkes, 1988, pp. 38-39).
Однако подобные мнения высказывались преимущественно до 90-х годов XX века, когда возникла современная наука о сознании. Сегодня гораздо труднее найти активных сторонников полного элиминирования сознания; возможно, причина этого заключается в том, что в этой области науки уже слишком много высококачественных эмпирических исследований и ее прогресс очевиден. В своих более поздних работах Патрисия Черчланд уже не призывает к «элиминированию сознания», а осмотрительно защищает подход к сознанию как к природному явлению, которое может быть изучено как научно, так и интроспективно (Churchland, 2002).
Главный недостаток элиминативного материализма заключается в полнейшем неправдоподобии того, что касается применения идеи элиминирования к сознанию. Сознание кардинально отличается от таких теоретических научных понятий, как вещество флогистон или планета Вулкан. Сознание – не гипотетическая сущность, придуманная нами, потому что она хорошо объясняет наши наблюдения или поведение других людей. Напротив, это субъективная психологическая реальность, непосредственно присутствующая в нас в каждый момент нашей жизни. Сознание как эмпирическая реальность, непосредственно представленная каждому, формирует информацию, а не теорию. Эту информацию может обнаружить каждый в любой момент.
Следовательно, отрицание существования сознания – это не то же самое, что отрицание существования флогистона; оно аналогично отрицанию того, что является доказательством горения: тепла, пламени и дыма. Разумеется, если вы сознательно откажетесь видеть эти доказательства или притворитесь, что не видите их, а также откажетесь признавать факт существования горения, тогда вам не нужно объяснять его. Отрицание данных, которые доступны всем, не может убедить никого.
Как можно воспринять всерьез элиминативную точку зрения, не говоря уже о том, чтобы защищать ее? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется углубиться в такие понятия, как «наука» и «информация». Согласно традиционному представлению естественных наук, в качестве источников информации рассматриваются только те явления, за которыми можно наблюдать объективно или открыто. За нашей субъективной психологической реальностью нельзя наблюдать ни одним из этих способов; можно наблюдать только за активностью мозга и поведением. Результаты объективных наблюдений за мозгом и поведением не выявляют где-либо внутри нас ничего похожего на сознание, на субъективный «мир» переживаний. Сознание открывается нам только внутри нас, когда мы выступаем в роли субъектов переживаний в собственном сознании. Процесс обладания переживаниями – существование сознания – ученые не могут ни увидеть, ни выявить с помощью научных инструментов, наблюдая за нами со стороны.
Естественные науки не признают «точку зрения от первого лица» валидным источником информации, поэтому есть возможность утверждать, что субъективные переживания не являются частью общей научной информации, которую должны объяснять науки. С объективной точки зрения стороннего наблюдателя сознания (как информации) не существует; существуют только поведение и активность мозга, а это значит, что нетрудно, а может быть, даже и необходимо, элиминировать сознание из науки как ошибочную гипотезу народной психологии.
Хотя с другой стороны, критики элиминативизма могут возразить, что мы не обязаны принимать точку зрения стороннего наблюдателя на естественные науки как истину в последней инстанции. Если сознание, само существование которого, согласно Декарту, не вызывает никаких сомнений, тем не менее отрицается определенной наукой, это значит, что серьезные проблемы есть у этой науки, а не у сознания. Задача науки – достоверно описывать и объяснять, как мир «работает» и из каких сущностей состоит. Если в мире существуют субъективные феномены, отрицать которые невозможно, но которые не могут быть зафиксированы и осмыслены с традиционной точки зрения естественных наук, необходимо пересмотреть эту научную точку зрения таким образом, чтобы она «прозрела» в отношении сознания. Нам нужна наука, которая признает реальность внутреннего субъективного мира и серьезно отнесется к ней. Самое малое, что может сделать наука, – перестать делать вид, будто такой реальности не существует.
Итак, битва бушует, обнажая, возможно, фундаментальную причину, почему наука испытывает такие трудности с сознанием. Возможно, природа сознания несовместима с традиционной научной практикой. Возможно, кругозор наших естественных наук слишком узок. Как бы там ни было, элиминативному материализму не удается убедить нас в том, что проблему сознания можно решить, просто игнорируя ее. Самое меньшее, что следовало бы сделать элиминативному материализму, если он хочет кого-то убедить, – предложить альтернативу, чисто нейронаучную и якобы самую совершенную теорию без каких бы то ни было ссылок на сознание, которая откроет нам глаза на то, как «работает» фактическая реальность. В химии все отказались от флогистона и больше не возвращались к нему после того, как была убедительно доказана функция кислорода. Я полагаю, что все точно так же откажутся и от сознания, если сторонники элиминативизма предложат подробную и убедительную теорию, которая ответит на все наши вопросы о душе и мозге, заменив сознание чем-нибудь другим. Но до тех пор, пока не появится подобная альтернативная теория, элиминативный материализм остается отчаянной попыткой отрицать существование проблемы вместо того, чтобы предложить ее достойное решение.
Наиболее известный пример дает нам история химии. Флогистон был призван объяснить то, что происходит в результате горения. Флогистоном было названо таинственное вещество, которое якобы выделялось при горении, когда появлялись пламя и тепло. Однако когда первые химики начали тщательно изучать горение, никакого флогистона им обнаружить не удалось. Вместо этого ими было открыто вещество, получившее название «кислород», которое вело себя диаметрально противоположно тому, как якобы вел себя флогистон. Кислород не выделяется из горящего вещества. Напротив, процесс горения заключается в том, что горящее вещество адсорбирует кислород из окружающего воздуха и соединяется с ним. Кислородная теория горения заменила теорию флогистона, и вещество, названное «флогистоном», было исключено из научного оборота как нечто несуществующее.
В начале XIX века многие астрономы считали, что обнаружили новую планету, которую они назвали Вулканом. (Разумеется, речь идет не о вымышленной родной планете мистера Спока, героя телесериала «Звездный путь», а о реальной планете нашей Солнечной системы). Гравитационное влияние Вулкана было заметно по влиянию на орбиту другой планеты, Меркурия, и начали появляться сообщения о прямых наблюдениях за планетой, проходящей на фоне солнечного диска. Однако со временем выяснилось, что эти наблюдения не согласуются ни с одной из вычисленных орбит новой планеты и что невозможно предсказать, когда ее можно будет увидеть. Избежать этого несоответствия можно было в двух случаях: либо планета должна была вести себя еще более изменчиво и непредсказуемо, либо ее вообще не существовало. В конечном итоге гипотеза о существовании этой планеты была отвергнута. Вулкан, целая планета, в существование которой прежде верили, была без сожаления изъята из научного представления о мире!
Если можно элиминировать химические вещества и целые планеты, почему нельзя элиминировать сознание? Сознание, подобно флогистону и планете Вулкан, «держится» на чрезвычайно шаткой теории. Действительно, «теорию», на которой оно базируется, вообще вряд ли можно назвать научной. Это часть интуитивной теории, которой мы, люди, вооружены от рождения и которая называется по-разному: народной психологией, бабушкиной психологией или моделью психического сознания. Все нормально развитые люди по мере того, как они растут в социальном взаимодействии с другими людьми, учатся использовать эти теории. Когда мы видим, как другой человек совершает какое-то действие, например зажигает свет в темной комнате, мы интерпретируем его поведение, проецируя сознание на поведенческую систему. Ага, он захотел увидеть, что находится в комнате, и знал, что может включить свет, повернув выключатель, и вот теперь он осматривает комнату и видит то, что в ней находится. Желания, убеждения и восприятия – все это осознанные ментальные события, которые, как мы допускаем, происходят в сознании человека, и эти не поддающиеся наблюдению внутренние состояния объясняют, почему он ведет себя именно так, как он себя ведет.
Мы научились автоматически одушевлять, или приписывать сознание, не только себе подобным людям, но и животным, и роботам, и вообще всем реально существующим объектам, демонстрирующим сложное автономное поведение. Мы легко «одушевляем» двигающиеся без вмешательства людей машины, используя для их описания такие выражения, как «стараются сделать» или «хотят сделать», «что они воспринимают и что думают об окружающем их мире» и т. д. Когда видишь управляемые компьютером пылесос или газонокосилку, которые совершенно самостоятельно выполняют свою работу так, словно их действия направляет сознающий разум, чрезвычайно трудно удержаться и не одушевить их!
Народная теория сознания, независимо от всех «одушевлений», в которые мы вовлекаемся, не научная теория. Это всего лишь причуда социального восприятия человека, возможно, встроенная в мозг в процессе эволюционной истории, ибо она была полезна для предсказания поведения других. Нет никакой гарантии, что народная теория дает точную картину разума. В том, что касается роботов, пылесоса и газонокосилки, она точно заблуждается! Народные теории и в других областях науки, в биологии и в физике, оказались совершенно ошибочными, и когда появились настоящие научные теории, с ними пришлось расстаться.
Аргумент сторонников элиминативного материализма заключается в том, что в эмпирической науке народную теорию относительно психологии сознания ждет участь народных теорий в биологии и физике: она бесследно исчезнет. Представление о том, что каждый индивид (и прочие сложные системы) обладает душой, или субъективной психологической реальностью, или сознанием, – всего лишь часть народной теории в психологии. По мере того как эмпирические науки, и в первую очередь когнитивная нейрология, будут прогрессировать и появятся новые методы визуализации работы мозга, в нем не будет найдено ничего, что соответствовало бы нашим наивным представлениям о внутренней субъективной реальности. Само понятие «сознание» окажется бесполезным для описания реальности, обнаруженной в мозге, точно так же как флогистон оказался бесполезным для химической теории горения. Необходимо элиминировать сознание из науки и заменить его нейронаучными понятиями. Нейронаука будущего ответит на вопросы о том, как работает мозг и как он управляет нашим поведением, но в этих ответах не будет упоминания ни о «сознании», ни о чем другом, даже отдаленно напоминающем его.
Понятие «сознание» не только исключительно понятие народной теории, но и безнадежно невразумительное. Похоже, никто не может определить, что оно означает. У разных людей совершенно разные представления о том, что такое «сознание», вследствие чего в науке нет даже логически последовательной концепции сознания. Подобная концептуальная путаница – дополнительная гарантия того, что «сознание» никогда не будет «найдено» ни в мозге, ни где-либо в другом месте и что нейрология не нуждается в таких понятиях для создания окончательной Единой теории мозга.
Философы Пол и Патрисия Черчланд, возможно, самые известные представители элиминативного материализма. В 1988 году Патрисия написала в духе элиминативного материализма о том, какая участь ждет сознание в нейрологии: «Скорее всего, разные науки, изучающие проблему "душа-тело", придут к унифицированным объяснениям. Возможно, в них не будет места "сознанию", потому что из новой системы взглядов оно уйдет так же, как ушли "теплотворная жидкость" или "жизненный дух"» (Churchland, 1988, р. 301). Другой сторонник элиминативного материализма, философ Кейтлин Уилкс высказалась еще более откровенно: «Термин "сознание" и его "родственники" для научных целей и бесполезны, и необязательны… отказ от них не ограничит исследований» (Wilkes, 1988, pp. 38-39).
Однако подобные мнения высказывались преимущественно до 90-х годов XX века, когда возникла современная наука о сознании. Сегодня гораздо труднее найти активных сторонников полного элиминирования сознания; возможно, причина этого заключается в том, что в этой области науки уже слишком много высококачественных эмпирических исследований и ее прогресс очевиден. В своих более поздних работах Патрисия Черчланд уже не призывает к «элиминированию сознания», а осмотрительно защищает подход к сознанию как к природному явлению, которое может быть изучено как научно, так и интроспективно (Churchland, 2002).
Главный недостаток элиминативного материализма заключается в полнейшем неправдоподобии того, что касается применения идеи элиминирования к сознанию. Сознание кардинально отличается от таких теоретических научных понятий, как вещество флогистон или планета Вулкан. Сознание – не гипотетическая сущность, придуманная нами, потому что она хорошо объясняет наши наблюдения или поведение других людей. Напротив, это субъективная психологическая реальность, непосредственно присутствующая в нас в каждый момент нашей жизни. Сознание как эмпирическая реальность, непосредственно представленная каждому, формирует информацию, а не теорию. Эту информацию может обнаружить каждый в любой момент.
Следовательно, отрицание существования сознания – это не то же самое, что отрицание существования флогистона; оно аналогично отрицанию того, что является доказательством горения: тепла, пламени и дыма. Разумеется, если вы сознательно откажетесь видеть эти доказательства или притворитесь, что не видите их, а также откажетесь признавать факт существования горения, тогда вам не нужно объяснять его. Отрицание данных, которые доступны всем, не может убедить никого.
Как можно воспринять всерьез элиминативную точку зрения, не говоря уже о том, чтобы защищать ее? Чтобы ответить на этот вопрос, нам придется углубиться в такие понятия, как «наука» и «информация». Согласно традиционному представлению естественных наук, в качестве источников информации рассматриваются только те явления, за которыми можно наблюдать объективно или открыто. За нашей субъективной психологической реальностью нельзя наблюдать ни одним из этих способов; можно наблюдать только за активностью мозга и поведением. Результаты объективных наблюдений за мозгом и поведением не выявляют где-либо внутри нас ничего похожего на сознание, на субъективный «мир» переживаний. Сознание открывается нам только внутри нас, когда мы выступаем в роли субъектов переживаний в собственном сознании. Процесс обладания переживаниями – существование сознания – ученые не могут ни увидеть, ни выявить с помощью научных инструментов, наблюдая за нами со стороны.
Естественные науки не признают «точку зрения от первого лица» валидным источником информации, поэтому есть возможность утверждать, что субъективные переживания не являются частью общей научной информации, которую должны объяснять науки. С объективной точки зрения стороннего наблюдателя сознания (как информации) не существует; существуют только поведение и активность мозга, а это значит, что нетрудно, а может быть, даже и необходимо, элиминировать сознание из науки как ошибочную гипотезу народной психологии.
Хотя с другой стороны, критики элиминативизма могут возразить, что мы не обязаны принимать точку зрения стороннего наблюдателя на естественные науки как истину в последней инстанции. Если сознание, само существование которого, согласно Декарту, не вызывает никаких сомнений, тем не менее отрицается определенной наукой, это значит, что серьезные проблемы есть у этой науки, а не у сознания. Задача науки – достоверно описывать и объяснять, как мир «работает» и из каких сущностей состоит. Если в мире существуют субъективные феномены, отрицать которые невозможно, но которые не могут быть зафиксированы и осмыслены с традиционной точки зрения естественных наук, необходимо пересмотреть эту научную точку зрения таким образом, чтобы она «прозрела» в отношении сознания. Нам нужна наука, которая признает реальность внутреннего субъективного мира и серьезно отнесется к ней. Самое малое, что может сделать наука, – перестать делать вид, будто такой реальности не существует.
Итак, битва бушует, обнажая, возможно, фундаментальную причину, почему наука испытывает такие трудности с сознанием. Возможно, природа сознания несовместима с традиционной научной практикой. Возможно, кругозор наших естественных наук слишком узок. Как бы там ни было, элиминативному материализму не удается убедить нас в том, что проблему сознания можно решить, просто игнорируя ее. Самое меньшее, что следовало бы сделать элиминативному материализму, если он хочет кого-то убедить, – предложить альтернативу, чисто нейронаучную и якобы самую совершенную теорию без каких бы то ни было ссылок на сознание, которая откроет нам глаза на то, как «работает» фактическая реальность. В химии все отказались от флогистона и больше не возвращались к нему после того, как была убедительно доказана функция кислорода. Я полагаю, что все точно так же откажутся и от сознания, если сторонники элиминативизма предложат подробную и убедительную теорию, которая ответит на все наши вопросы о душе и мозге, заменив сознание чем-нибудь другим. Но до тех пор, пока не появится подобная альтернативная теория, элиминативный материализм остается отчаянной попыткой отрицать существование проблемы вместо того, чтобы предложить ее достойное решение.
Редуктивный материализм
В отличие от элиминативного материализма редуктивный материализм хотя бы признает существование осознанных ментальных явлений. Говоря о существовании сознания, мы не совершили ошибки. Но мы допустили серьезную ошибку, полагая, что сознание и мозг представляют собой две совершенно разные сущности. На самом деле это не так. Сознание и мозг – это одно и то же. Поэтому редуктивный материализм утверждает, что само по себе сознание – заурядная физическая сущность или процесс, происходящий в мозге, отличные от всех прочих известных нам физических сущностей и мозговых процессов. Следовательно, мы ошиблись только относительно базовой природы сознания, а не самого факта его существования.
Соответственно редуктивный материализм признает существование осознанных ощущений, восприятия, эмоций, мыслей и т. д., имеющих место в наших головах. Существует и субъективная психологическая реальность. Однако редуктивный материализм не признает того, что субъективная психологическая реальность есть нечто, отличное от мозга – от объективной нейронной реальности. Наша обиходная идея о том, что это не одно и то же, не более чем иллюзия. Сознание – это процесс, протекающий в мозге, и больше ничего. Сознание идентично череде состояний нейронной активности. Иными словами, сознание может быть редуцировано (низведено) до мозга.
Современная идея редукции сознание-мозг была впервые сформулирована в середине XX века философами Уллином Т. Плейсом и Дж. Дж. Смартом, связавшими ее с более общими редукционистскими идеями, которые были популярны в то время в философии: с моделью интертеоретической редукции Эрнста Нейджела и с дедуктивно-номологической моделью Карла Хемпеля. В более позднее время Джагвон Ким (Jaegwon Kim, 1998, 2005) переформулировал идеи физикалистской редукции сознание-мозг, чтобы они лучше соответствовали тому, что происходит в естественных науках, когда что-то объясняется. Хотя Ким защищает исключительно физикалистский и редукционистский взгляд на сознание, он является автором модной среди нынешних философов точки зрения, суть которой заключается в том, что хотя остальную часть ментальности можно легко редуцировать до мозга, или «физикализировать», этой участи избегает лишь одно сознание, которое представляется нередуцируемым.
Редуктивный материализм, подобно элиминативному материализму, как правило, прибегает к аргументам, почерпнутым из истории науки. Теории, описывающие явления одного типа, иногда успешно превращались в более общие теории, описывающие явления другого рода. Сторонники редуктивного материализма надеются, что подобное в скором времени произойдет и на границе нейронауки и психологии.
В истории науки известны несколько случаев, когда старый термин, возможно, возникший в «народной психологии» и в разговорной речи, был заменен научным термином, обозначавшим то же самое, но с другим описанием. Разговорный термин «свет» (видимый) был заменен научным термином «электромагнитные волны определенной длины» (к которым восприимчив человеческий глаз). Разговорное понятие «вода» было заменено химической формулой «H2O», понятие «тепло» (или «температура» твердого тела) было заменено понятием «средняя кинетическая энергия молекул». Иными словами, «свет», «температура» и «вода» оказались не чем иным, как некоторыми физическими сущностями, описанными и объясненными физикой. Следовательно, «свет» можно идентифицировать с определенным спектром электромагнитной энергии, а воду – с некоторым химическим веществом. Короче говоря: «вода = H2O».
Соответственно редуктивный материализм признает существование осознанных ощущений, восприятия, эмоций, мыслей и т. д., имеющих место в наших головах. Существует и субъективная психологическая реальность. Однако редуктивный материализм не признает того, что субъективная психологическая реальность есть нечто, отличное от мозга – от объективной нейронной реальности. Наша обиходная идея о том, что это не одно и то же, не более чем иллюзия. Сознание – это процесс, протекающий в мозге, и больше ничего. Сознание идентично череде состояний нейронной активности. Иными словами, сознание может быть редуцировано (низведено) до мозга.
Современная идея редукции сознание-мозг была впервые сформулирована в середине XX века философами Уллином Т. Плейсом и Дж. Дж. Смартом, связавшими ее с более общими редукционистскими идеями, которые были популярны в то время в философии: с моделью интертеоретической редукции Эрнста Нейджела и с дедуктивно-номологической моделью Карла Хемпеля. В более позднее время Джагвон Ким (Jaegwon Kim, 1998, 2005) переформулировал идеи физикалистской редукции сознание-мозг, чтобы они лучше соответствовали тому, что происходит в естественных науках, когда что-то объясняется. Хотя Ким защищает исключительно физикалистский и редукционистский взгляд на сознание, он является автором модной среди нынешних философов точки зрения, суть которой заключается в том, что хотя остальную часть ментальности можно легко редуцировать до мозга, или «физикализировать», этой участи избегает лишь одно сознание, которое представляется нередуцируемым.
Редуктивный материализм, подобно элиминативному материализму, как правило, прибегает к аргументам, почерпнутым из истории науки. Теории, описывающие явления одного типа, иногда успешно превращались в более общие теории, описывающие явления другого рода. Сторонники редуктивного материализма надеются, что подобное в скором времени произойдет и на границе нейронауки и психологии.
В истории науки известны несколько случаев, когда старый термин, возможно, возникший в «народной психологии» и в разговорной речи, был заменен научным термином, обозначавшим то же самое, но с другим описанием. Разговорный термин «свет» (видимый) был заменен научным термином «электромагнитные волны определенной длины» (к которым восприимчив человеческий глаз). Разговорное понятие «вода» было заменено химической формулой «H2O», понятие «тепло» (или «температура» твердого тела) было заменено понятием «средняя кинетическая энергия молекул». Иными словами, «свет», «температура» и «вода» оказались не чем иным, как некоторыми физическими сущностями, описанными и объясненными физикой. Следовательно, «свет» можно идентифицировать с определенным спектром электромагнитной энергии, а воду – с некоторым химическим веществом. Короче говоря: «вода = H2O».