Арцыбашев Михаил Петрович. Мститель

оскорбленный такой дерзостью. - Руки прочь, негодяй!..
Он взмахнул хлыстом.
- Слезай! - вместо ответа мрачно и решительно проговорил оборванец.
И в голосе его было нечто, отчего рука маркиза бессильно опустилась.
Слегка побледнев, он невольно оглянулся кругом, и чувство страха впервые
шевельнулось в его сердце.
В обе стороны лежало пустынное белое шоссе. Солнце уже опиралось на
края мрачных, повитых облаками гор. Поля лежали пустынны и мертвы. Легкая
дымка вечера уже курилась по долинам. Крыша ближайшей фермы едва виднелась
вдали, в кущах дерев. Никого не было кругом, он был один, лицом к лицу с
этим непонятным человеком, и в первый раз понял ужас одиночества.
"Грабитель!" - мелькнуло у него в голове.
- Слезай! - повторил оборванец и дернул лошадь так, что она замотала
головой.
- Чего тебе надо? - со страхом и с угрозой спросил маркиз, еще не
вполне отдавая себе отчет даже в самой возможности какой-либо опасности для
него, маркиза Паоли, от какого-то оборванца.
- Слезай... а то! - прохрипел оборванец, и узкое лезвие ножа мелькнуло
под животом лошади. Она тревожно храпела, инстинктом чувствуя то, чего еще
не понимал маркиз.
- Это черт знает что такое! - возмущенно воскликнул маркиз и опять
невольно оглянулся.
Тени и красные полосы света тянулись по дороге, и по-прежнему никого не
было видно на ней.
Внезапная мысль осенила маркиза: он быстро выхватил свое портмоне и
швырнул его оборванцу. Кошелек ударился в грудь и отскочил на дорогу.
- Слезай! - в четвертый раз повторил оборванец, даже не взглянув на
деньги.
Тогда, с быстротой молнии, маркиз рванул лошадь и ударил ее хлыстом.
Она взвилась на дыбы, оборванец исчез в облаке пыли, и маркизу показалось,
что он со страшной быстротой понесся вперед... но сейчас же что-то странное
случилось с ним: жесткая земля ударила его в грудь, руки, обдираясь в кровь,
проехали по шоссе, и, оглушенный падением, весь в пыли, маркиз очутился на
краю шоссейной канавы.
Как кошка, повинуясь только неизъяснимому животному инстинкту, он в ту
же секунду вскочил на ноги и схватился за поводья упавшей лошади.
Прелестное животное билось поперек шоссе, тщетно стараясь подняться,
царапая землю и скользя передними ногами. Ее умные черные глаза смотрели
почти с человеческим выражением ужаса и боли.
Сначала маркиз ничего не понял, но в следующую минуту увидел из-под
живота лошади расплывающуюся по белой пыли шоссе тяжелую, темную лужу крови.
Лошадь заржала пронзительно и страшно, поднялась на передние ноги, села, как
собака, задрожала всем телом и стала валиться на бок.
Через секунду ее прекрасная умная морда вытянулась в пыли на тонкой
вытянутой шее и задние ноги мучительно задергались.
"Убил!" - мелькнуло в голове маркиза, и вдруг, сам не зная почему,
повинуясь неодолимому чувству ужаса и полной беззащитности, он изо всех сил
побежал вдоль шоссе.
- Помогите!..
Он слышал сзади другой хриплый крик и топот ног. Шляпа его свалилась
при падении, ветер трепал волосы, сердце колотилось, слюна наполняла рот,
что-то красное туманило глаза, но он все бежал, прыгая, спотыкаясь, хрипя и
крича тонким, полным смертельного ужаса голосом.
- Помогите!..
Сажени на четыре сзади, в облаке пыли, стремительно несся за ним
оборванец, размахивая ножом и широко бросая своими короткими кривыми ногами.
"Упаду", - в смертельной тоске, выпучив глаза и не оглядываясь, думал
маркиз.
Проклятое шоссе было пусто и бесконечно. Казалось, никто и никогда не
показывался на нем. Далеко, страшно далеко, на самом горизонте, краснела
крыша фермы.
Сзади раздавался все тот же крик и топот становился все ближе и ближе.
Маркизу уже казалось, что он слышит хриплое дыхание настигающего человека.
Как раз посередине спины, между лопатками, ясно чувствовалось место, где
ударит нож.
Маркиз споткнулся, едва не упал, и понесся еще быстрее.
Он сам слышал, как хрипело и клокотало у него в груди.
И вдруг упал...
Тяжелое тело, с запахом пота и грязи, с размаху налетело на него,
сплелось с ним в один клубок и прокатилось в пыли. Лезвие ножа блеснуло у
него перед глазами, и маркиз инстинктивно зажмурился.
Но в ту же минуту почувствовал себя свободным.
- Вставай! - проговорил над ним задыхающийся голос.
Маркиз открыл глаза, увидел оборванца, горы, шоссе и вскочил на ноги
снова.
Но он уже совсем не был похож на того изящного маркиза Паоли, который
презрительно улыбался на суде, который, казалось, когда-то, страшно давно,
стоял на крыльце своей виллы, не спеша застегивая перчатку и чувствуя, что
им любуется весь мир.
Он был весь в пыли, красный, потный и грязный... По лицу его стекала
кровь, обильно смешиваясь с пылью и струйками грязи сползая на подбородок.
Костюм был разорван, волосы взлохмачены, перчатки лопнули, и на коленях
белых брюк были кровь и грязь. Дышал он судорожно, со свистом, открывая рот,
как рыба на песке. Ноги у него дрожали и подгибались. Глаза маркиза были
мутны и дики, рот полон пыли.
Оборванец стоял перед ним, тоже всклокоченный и грязный, широко
расставив ноги, трудно переводя дух и опустив нож.
С минуту они молчали и смотрели друг на друга, как бы не понимая, что
случилось, что вдруг поставило их - блестящего маркиза и мрачного босяка -
как равных, лицом к лицу.
- Я бы мог убить тебя, как собаку... - хрипло заговорил оборванец,
задыхаясь, - но я дал обет... Ну, бери!
Он пошарил за пазухой и подал маркизу такой же длинный и блестящий нож.
Маркиз дико посмотрел на нож. Ему казалось, что или он сам сошел с ума,
или имеет дело с сумасшедшим.
- Ну, бери же... а то! - оборванец сделал угрожающее движение.
Маркиз машинально взял нож и, не спуская глаз, смотрел на оборванца.
- Слушай, ты... - продолжал оборванец, глядя исподлобья, мрачно и
торжественно. - Когда ты сидел в тюрьме, я... я из Фарнези... Луиджи
Чекки... я... у нас читали в газетах... что ты сделал... Все говорили, что
тебя оправдают, что для вас закон не писан и вы можете делать над другими
все, что захотите!.. И я дал себе слово, что, если тебя выпустят, я сам
найду тебя, чего бы мне это ни стоило, и буду биться с тобою... не на
шпажонках ваших дворянских, а на равных ножах... Биться насмерть,
понимаешь?.. Один из нас должен лечь, и это будешь ты, убийца... подлец!..
Маркиз, казалось, не понимал. Он нелепо держал нож перед собою, и глаза
его с тоскою смотрели вдоль шоссе.
- Ну, понял?.. Защищайся!.. Я бы мог просто убить тебя, и, видит Бог,
Мадонна простила бы мне!.. Но я предлагаю тебе поединок... Защищайся!
Что-то похожее на презрительное недоумение, напомнившее прежнего Паоли,
мелькнуло в глазах маркиза.
- Поединок?.. Ты - мне?.. Негодяй!.. С каких это пор маркизы стали
драться со всякой рванью!.. Пошел прочь!.. Я прикажу тебя сгноить в
тюрьме... Ты знаешь, что я родственник папы!.. Тебя повесят!..
Оборванец вдруг захохотал и присвистнул, глумясь.
- Хо-хо!.. Кто ты?.. Знаю!.. Ты - убийца женщин, аристократ, паразит,
грязная сволочь, которая думает, что ей все позволено. Грязная, подлая
тварь, высасывающая кровь рабочих, тварь, которую я дал обет моей Мадонне
уничтожить... вот!.. А, суд тебя оправдал?.. А, в Риме нет над тобой суда?..
Ну, так он здесь!.. Тем хуже для тебя!.. Защищайся!..
Маркиз еще раз оглянулся кругом. - Пусто и холодно белело шоссе, тени
ночи уже сползли с гор, и облака окрасились темной кровью. Отчаяние сжало
его сердце. Он посмотрел на нож, потом на оборванца и с решимостью
безнадежности сжал холодную рукоятку.
- Ну? - хрипло и воинственно крикнул оборванец.
Маркиз остро взглянул на него.
Оборванец был ниже его на голову, но шире в плечах и крепко стоял на
своих коротких, согнутых ногах. Он втянул голову в плечи, выставил локоть
левой руки и весь сжался, как перед прыжком.
Маркиз сцепил зубы и весь покрылся восковой бледностью. Нож ходил в его
руке.
- Готово?
Маркиз машинально кивнул головой.
Тогда оборванец крадучись, как-то боком, стал подходить к нему. Его
острые глазки, как два гвоздя, смотрели прямо в глаза маркизу, поверх
разорванного локтя синей грязной блузы.
"Я сильнее его!" - вдруг мелькнуло в мозгу маркиза.
Надежда шевельнулась в нем: он вспомнил уроки бокса, гимнастические
упражнения, фехтование... Да, за ним, в этом бою, было девяносто шансов
победы... Если бы только этот мерзавец не так верил в свое право!.. Образ
убитой графини Юлии мелькнул перед маркизом. Ее огромные, полные
предсмертного ужаса и мольбы глаза встали перед ним, и холодный пот выступил
на его бледном, исцарапанном во время падения лбу.
"О, проклятая! - подумал он с судорогой невероятной злобы. - Из-за
такой... я погибаю!.."
Вся его жизнь, веселая, блестящая, полная наслаждений и привилегий,
прошла перед ним. И он должен погибнуть?.. Отчаянная ненависть, та
ненависть, с которой кусается змея, которой наступили на хвост, неудержимо
сдавила ему глотку.
Он еще раз оглянулся, понял, что единственное спасение заключается в
его собственной смелости и ловкости, и вдруг, изогнувшись, как кошка,
стремительно бросился на оборванца.
Но тот, видимо, ожидал этого и отскочил в сторону с ловкостью,
непостижимой в его неуклюжем коротконогом теле. Нож маркиза скользнул в
воздухе, и он сам едва не упал, только каким-то чудом ускользнув, в свою
очередь, от ножа оборванца, разорвавшего ему плечо костюма.
"Нет, надо хладнокровнее... так я сам напорюсь!" - бессознательно
мелькнуло у него в голове.
Они расскочились и опять тихо, подкрадываясь, как два зверя, стали
подходить.
Глаза их, казалось, слились в одно, и никакая сила не могла бы их
разъединить. Вся жизнь ушла в этот острый, видящий каждое движение
противника, подстерегающий каждую его мысль, взгляд.
Внезапно оборванец скользнул куда-то вниз, под руку маркиза, но маркиз
быстро подставил колено и почувствовал, как что-то мокро хрястнуло. В ту же
секунду он ударил сверху и с невероятной животной злобной радостью ощутил,
как нож вонзился во что-то мягкое.
- Попал!..
Стон и бешеное ругательство были ответом, и они снова расскочились в
разные стороны.
Нос оборванца был разбит, и кровь текла в рот. Плечо синей блузы быстро
намокало чем-то темным.
"Ага!" - мелькнуло в голове маркиза, и он почувствовал себя сильнее и
ловчее.
Это был прилив бодрости и веры в себя. Огромное преимущество его -
боксера, гимнаста и фехтовальщика - было слишком очевидно. Нужно было только
не терять хладнокровия, и участь оборванца была решена.
Должно быть, и оборванец понял это. Он страшно не побледнел, а как-то
посерел, оскалил зубы и смотрел дико, как зверь, неожиданно попавший в
капкан во время прыжка на жертву.
Они опять начали сходиться.
Теперь нападал маркиз. Его бледное решительное лицо с красными пятнами
на скулах было полно жестокой энергией. Глаза, казалось, заранее видели
каждое намерение оборванца.
Странное и дикое зрелище представляли эти два человека, кружащиеся на
белом пустынном шоссе, в призрачном свете потухающих сумерек.
Маркиз слышал, как тяжело и неуверенно дышал его противник.
"А, мститель! - уже насмешливо, с отблеском привычной наглой
самоуверенности, думал он. - Попался!.."
Он прыгнул на оборванца, локтем легко отбил его руку и со всего размаха
ударил. Но клинок скользнул по кости и только широко и страшно вспорол кожу
на спине оборванца. Тот тяжко и болезненно застонал.
Не давая ему опомниться, маркиз прыгал как кошка, справа, слева,
приседая и вскакивая, нанося удары без перерыва, со всех сторон.
Рукав блузы оборванца уже висел клочьями, и худая, безмускульная,
незагорелая и странно белая рука его покрылась кровью. Он, видимо, ослабел.
Вся спина у него была мокра от крови.
- Вот!.. Так!.. - сквозь зубы хрипел маркиз.
Оборванец уже только защищался, потерянно и неуклюже вертясь на месте и
поднимая густую пыль своими плоскими подошвами. Он был красен от крови, как
животное на бойне, и из его мрачных, воспалившихся глаз смотрело безнадежное
сознание гибели.
Маркиз отскочил и, когда оборванец невольно ринулся вперед, с силой
всадил ему нож в спину. Что-то хрустнуло, и оборванец упал на колени, как
был, пораженный обухом. Маркиз испустил дикий торжествующий крик и вдруг
увидел, что в руке у него, вместо ножа, только короткий тупой обломок: нож
сломался.
То, что произошло в следующее мгновение, было так быстро и нелепо, что
маркиз даже как будто и не понял ничего.
Он почувствовал только, что случилось что-то ужасное и непоправимое,
что он погиб.
Мгновенная, как будто сладковатая и противная боль дошла снизу ему до
горла. Брюки на животе как будто как-то ослабли, и весь низ туловища раскис
в чем-то мокром и страшном. Ужасающая тошнота наполнила все его тело.
"Не может быть!" - успел еще подумать маркиз и сел в мягкую пыль шоссе,
- опираясь руками и удивленно глядя на свои ноги, как будто помимо его воли
дергающиеся в пыли.
Он не понял, не успел понять, и не защищался, когда оборванец перерезал
ему горло, завалился назад, перевернулся на бок и стал, хрипя и хлюпая,
захлебываться в неудержимо бьющей крови, быстро и сильно дергая ногами по
жесткому шоссе.