Страница:
Аркадий Неминов
«По ту сторону» сборник повестей
По ту сторону
Глава 1
Солнечный зайчик медленно проплыл по потолку, словно раздумывая, куда ему направиться дальше. Видимо, надумав, он осторожно спустился по стене и замер на портрете Некрасова. Затем медленно прошелся по лицам других классиков, но, не доходя до Маяковского, спрыгнул к доске и стал вчитываться в название темы сочинения «Реальность и фантастика в повести М. А. Булгакова «Собачье сердце».
«Ну и тоска! – Витька Стрельников по прозвищу Стрела, с трудом сдерживая зевоту, сонно следил за любопытным зайчиком. – Мне бы твои заботы!»
Ему, ученику девятого класса средней московской школы, было лень. Лень сидеть на уроке, когда за окном вовсю бушует весна, лень писать это проклятое сочинение, да и знать бы еще, про что писать! Было лень даже следить за ненормальным солнечным зайчиком… Вот бы сейчас куда-нибудь на речку, да с удочкой. А еще лучше на лодке. Можно было бы и Мякиша взять. Все-таки друг, как-никак! Витька повернул голову в сторону Саши Мякишева, который, увлеченно грызя шариковую ручку и морща лоб под жестким ежиком рыжих волос, пытался писать сочинение. Он что, действительно что-то знает? Тогда почему Витька ни в зуб ногой?
– Стрельников! – раздался голос Веры Ивановны. – Сколько можно вертеться? Уж пол урока прошло, а ты еще, поди, не единой строчки не написал?!
Вера Ивановна, как всегда, ухватила самую суть проблемы. Что там пол урока, почти пятнадцать лет прожито, и все – зазря! Вот так и вся жизнь пролетит, а он, Витька, ничего не узнает интересного, нигде не побывает, и все потому, что – лень!
– Вер Ванна, можно выйти? – Витька умоляюще протянул руку вверх, будто желая ответить урок.
– Ну, что еще, Стрельников, ты придумал? Учти, от сочинения ты все равно не отвертишься. Или получишь заслуженное «два» и не будешь допущен к экзамену по литературе.
– Вер Ванна! У меня и правда – живот заболел. Ей богу, сидеть не могу!
– Иди уж. И помни, что я сказала!
– Стрела стрелой промчалась в туалет! – продекламировал Дима Бублик – доморощенный шут и злейший Витькин враг. В классе расслабленно заржали.
Витька вылез из-за парты и, прихватив портфель, медленно побрел к двери, всем своим видом показывая, насколько он страдает от боли в животе. И, уже закрывая дверь, показал кулак Бублику. Краем глаза увидел, как удивленный Мякиш рассеянно глядит на него, словно спрашивая, что он задумал. Витька жестом показал Мякишу, чтобы выходил за ним, но тот отрицательно покачал головой.
«Ну и черт с тобой! – в сердцах обругал его Витька про себя. – Писатель, блин, выискался!»
Витька выпорхнул на улицу. Как все-таки здорово, что за зимой приходит весна! Настроение у него было хорошее, несмотря на угрозы Вер Ванны про экзамены. Эта единственная заноза, сидевшая в его сердце, не давала ему расслабиться и полностью насладиться обретенной вдруг на целых двадцать пять минут свободой.
– Эй, пацан! Пойди сюда! – Услышал вдруг Витька за своей спиной. Он оглянулся – у киоска, куда прибрел Витька, стоял широкоплечий молодой мужчина с рюкзаком за плечами. Витька настороженно подошел к нему, исподлобья рассматривая крепкого, с широкой грудью спортсмена – парня лет тридцати.
– Ты не знаешь, где здесь школа номер сто сорок три?
– Ну, знаю. Я в ней учусь. – Витька недоверчиво смотрел на спортсмена, силясь понять: зачем ему, взрослому, нужна эта ненавистная школа. – А зачем вам?
Нет, Витька вовсе не был излишне любопытным, просто сейчас ему действительно нечем было заняться.
– Да я, понимаешь, буду работать в вашей школе – военруком! – Парень улыбнулся широкой белозубой улыбкой и сразу стал немного напоминать известного актера Пореченкова. – Тебя как звать? – Он продолжал улыбаться, идя за Витькой. – Ты в каком классе, в восьмом?
– Почему в восьмом, в девятом! – обиделся Витька. – Стрельников Виктор, Советский Союз, – почему-то прибавил он любимую присказку своего отца.
– Да ты, я вижу, юморист. Значит, на будущий год я буду преподавать у тебя «Основы безопасности жизнедеятельности». И в этом предмете – курс «Основы военной службы». Преподается он только в десятых-одиннадцатых классах.
– Да мне по фигу! Меня эта школа достала уже. Я, наверное, не пойду в десятый… Вон, к отцу устроюсь или в армию пойду.
– Ну, что ж, армия дело хорошее. Я и сам из армии только уволился.
– Что же вы уволились, раз дело такое хорошее? – Витька презрительно сплюнул под ноги, но военрук не ответил – они уже подходили к школе. В это время прозвенел звонок, и улыбчивый спортсмен-военрук, махнув на прощание рукой, скрылся за дверью школы. Витька остался уныло стоять на крыльце. Настроение, почему-то, было испорчено. Он и сам никак не мог понять – почему.
– А, ты здесь! – удовлетворенно произнес Мякиш, выходя на крыльцо. – Ты чего убежал-то? Я б тебе подсказал про Шарикова. Кстати, знаешь, прикольная книга. Я ее еще летом прочитал на даче.
– Слушай, Мякиш, чего ты ко мне со своим Шариковым пристал? Чихать я на него хотел! Я знаешь, с кем сейчас познакомился? С военруком новым. Бывший военный. Здоровенный такой парень. Его, понимаешь, уволили из армии по здоровью. Он был тяжело ранен в Чечне. Попал в плен, бежал. Его поймали, били, посадили в яму… – Витька сел на своего любимого конька – сочинительство на ходу. Благо, в лице добродушного увальня Мякишева, все всегда принимающего за чистую монету, он находил вполне благодарного слушателя. – Но он, перебив охрану голыми руками, все-таки ушел в горы и прятался там полгода. Затем его наши нашли. Понял?
– Ну, и откуда ты все это знаешь?
– Да сам он и рассказал!
– Врешь! Будет он рассказывать всякому встречному-поперечному про свое прошлое!
– A-а, значит, не веришь?! Ладно, пошли к учительской, сам увидишь!
– Разрешите представиться: капитан запаса Приходько Алексей Алексеевич, направлен окружным управлением образования в вашу школу. Я к вам сразу с поезда, еще не успел переодеться, так что, уж простите мой походный вид! Я, просто, сперва хотел познакомиться со школой и учителями. Перед тем, как к работе приступить.
– Рекогносцировка на местности? – проявил эрудицию в военном деле директор Василий Иванович. Ему, бывшему ответственному партработнику, без пяти минут пенсионеру, сразу понравился этот молодой парень с открытым лицом, вот так, по-свойски, ничуть не стесняясь своего потрепанного армейского рюкзака, пришедший познакомиться с будущим местом своего пребывания. – Так сказать, разведка боем?
– Ну, что вы, какая разведка? – Капитан улыбнулся, оценив директорский юмор. – Мне действительно было интересно, да и по дороге в общежитие все равно. Я, ведь, сам из Рязани. Там и училище военное окончил. Служил на Урале. Потом комиссовали по здоровью и направили через военный комиссариат в систему образования. Так я и попал к вам. А тут еще по дороге парнишку из вашей школы встретил. Вместе с ним и пришли.
– Это какого такого парнишку? Во время уроков? – Василий Иванович испытующе посмотрел на будущего военрука, продолжая вертеть в руках его документы. Ему было интересно, как поведет себя его будущий подчиненный в такой ситуации, в которую попал по неопытности.
– А я разве сказал, что он из вашей школы? Да нет, пожалуй, я оговорился. Он мне только дорогу показывал… – Капитан был явно смущен, но смотрел директору прямо в глаза.
«Молодец! Наш человек! – одобрительно подумал директор. – Я в нем не ошибся». А вслух произнес:
– Ну, да ладно. Бог с ним, с парнишкой. Главное, мы познакомились! Что касается остального учительского коллектива, то, к сожалению, сейчас все на уроках. А через сорок минут, если вы захотите подождать, я вас с ними познакомлю.
– Спасибо! Мне тоже было приятно с вами познакомиться и пообщаться, но ждать не буду, да и не вполне я одет для того, чтобы предстать перед женским коллективом. У вас, ведь, коллектив в основном женский?
– Так точно, товарищ капитан! – Василий Иванович явно был в хорошем расположении духа, и потому был настроен на шутливый тон. К тому же, ему также было по нраву, что его – действительно женский – коллектив, за исключением трудовика преклонных годов, завхоза Степаныча – приятеля директора по прежней работе, и физрука, злоупотребляющего допингом, продающимся в соседней палатке, будет разбавлен еще одним ярким представителем сильной половины человечества.
– Да что мы можем увидеть? – спросил Мякиш, в котором иногда просыпался скептик, следуя за Стрелой. – Они, ведь, наверняка в кабинете директора, да и урок сейчас начнется.
– А-а-а, испугался! – Витька злорадно прищурился. В это время загремел звонок, и Стрела, довольный, что его вранье прошло без опровержения, весело хлопнул Мякиша по спине. – Ладно, пошли на физику!
И друзья помчались во весь дух на урок по предмету, который внушал отвращение им обоим.
Физичка – молодая, вечно хмурая, со впалыми щеками – была, как всегда, собранна, аккуратна в одежде и словах. Глядя на нее, невольно хотелось забыть про веселье и радость. Наверное, поэтому все уроки физики проходили в тягостной, почти печальной атмосфере. Знания, которые искренне пыталась вложить Галина Алексеевна в головы своих учеников, тоже были с оттенком глубокой скорби и вселенской печали. Как-то Стрела, сидя на физике, даже попытался осознать для себя: почему только физика вызывает у него (и не только у него!) такие ощущения, граничащие с отторжением. И пришел тогда к выводу, что именно сама физичка – как человек – способствует такому восприятию ее предмета. Он еще подумал тогда, что, возможно, будь на ее месте кто-нибудь другой, может быть, и физика воспринималась бы иначе.
Друзья все же опоздали. Осторожно постучав, они, не дожидаясь ответа, вошли и, увидев лишь сдержанный кивок физички, никак ею не комментируемый, быстро пробрались на место. Несмотря на то, что физичка никогда не повышала голос, никогда не реагировала на шум в классе, никогда не смеялась шуткам Бублика и не вступала в дискуссии с учениками, во время ее уроков царила почти загробная тишина.
Предмет на этих уроках олицетворял для одних мучительное физическое чувство ожидания конца пытки, когда сорок пять минут превращались в сорок пять часов; тогда как для других Физика – с большой буквы «Ф» – была чем-то иррациональным, хотя именно эта наука и отметала всю мистику в зародыше.
В классе было совсем немного учеников, на которых немногословная и неулыбчивая физичка обратила свою благосклонность. Поэтому, отвечая урок, эти ребята ловили себя на мысли, что вовсе не заслуженная пятерка греет их честолюбие, а именно полуулыбка – как улыбка знаменитой Джоконды – странной физички Галины Алексеевны, обращенная именно к ним. Она завораживала их неокрепшие души и заставляла еще более рьяно грызть гранит этой науки.
Галина Алексеевна, устало прикрыв глаза и дожидаясь, пока угомонятся опоздавшие, произнесла лишенным эмоций голосом:
– Сегодня для начала я бы хотела сказать пару слов о явлениях, происходящих в нашей жизни, и с точки зрения физики – необъяснимых.
Народ насторожился. Такого еще не было! Будничным голосом каменная физичка произносила потрясающе крамольные для ее предмета вещи. Тишина из полумертвой стала окончательно мертвой! Между тем, она продолжила:
– Я не случайно решила перед тем, как озвучить одну из тем, входящих в экзаменационные билеты, напомнить вам, что не всегда законы физики могут ответить на тот или иной вопрос, связанный с этими явлениями. Я говорю о таких явлениях, как левитация, телекинез или телепортация, например. Вы, конечно, слышали об этом. Так вот, все эти, действительно достоверные, факты современная физика не объясняет никоим образом. Поэтому и я сама на такие вопросы отвечать не буду, хотя у меня есть своя точка зрения на это… Тоже, впрочем, расходящаяся с теорией, которая и будет обсуждаться на сегодняшнем уроке. Записываем тему: Основные положения молекулярно-кинетической теории строения вещества.
«Ну и тоска! – Витька Стрельников по прозвищу Стрела, с трудом сдерживая зевоту, сонно следил за любопытным зайчиком. – Мне бы твои заботы!»
Ему, ученику девятого класса средней московской школы, было лень. Лень сидеть на уроке, когда за окном вовсю бушует весна, лень писать это проклятое сочинение, да и знать бы еще, про что писать! Было лень даже следить за ненормальным солнечным зайчиком… Вот бы сейчас куда-нибудь на речку, да с удочкой. А еще лучше на лодке. Можно было бы и Мякиша взять. Все-таки друг, как-никак! Витька повернул голову в сторону Саши Мякишева, который, увлеченно грызя шариковую ручку и морща лоб под жестким ежиком рыжих волос, пытался писать сочинение. Он что, действительно что-то знает? Тогда почему Витька ни в зуб ногой?
– Стрельников! – раздался голос Веры Ивановны. – Сколько можно вертеться? Уж пол урока прошло, а ты еще, поди, не единой строчки не написал?!
Вера Ивановна, как всегда, ухватила самую суть проблемы. Что там пол урока, почти пятнадцать лет прожито, и все – зазря! Вот так и вся жизнь пролетит, а он, Витька, ничего не узнает интересного, нигде не побывает, и все потому, что – лень!
– Вер Ванна, можно выйти? – Витька умоляюще протянул руку вверх, будто желая ответить урок.
– Ну, что еще, Стрельников, ты придумал? Учти, от сочинения ты все равно не отвертишься. Или получишь заслуженное «два» и не будешь допущен к экзамену по литературе.
– Вер Ванна! У меня и правда – живот заболел. Ей богу, сидеть не могу!
– Иди уж. И помни, что я сказала!
– Стрела стрелой промчалась в туалет! – продекламировал Дима Бублик – доморощенный шут и злейший Витькин враг. В классе расслабленно заржали.
Витька вылез из-за парты и, прихватив портфель, медленно побрел к двери, всем своим видом показывая, насколько он страдает от боли в животе. И, уже закрывая дверь, показал кулак Бублику. Краем глаза увидел, как удивленный Мякиш рассеянно глядит на него, словно спрашивая, что он задумал. Витька жестом показал Мякишу, чтобы выходил за ним, но тот отрицательно покачал головой.
«Ну и черт с тобой! – в сердцах обругал его Витька про себя. – Писатель, блин, выискался!»
Витька выпорхнул на улицу. Как все-таки здорово, что за зимой приходит весна! Настроение у него было хорошее, несмотря на угрозы Вер Ванны про экзамены. Эта единственная заноза, сидевшая в его сердце, не давала ему расслабиться и полностью насладиться обретенной вдруг на целых двадцать пять минут свободой.
– Эй, пацан! Пойди сюда! – Услышал вдруг Витька за своей спиной. Он оглянулся – у киоска, куда прибрел Витька, стоял широкоплечий молодой мужчина с рюкзаком за плечами. Витька настороженно подошел к нему, исподлобья рассматривая крепкого, с широкой грудью спортсмена – парня лет тридцати.
– Ты не знаешь, где здесь школа номер сто сорок три?
– Ну, знаю. Я в ней учусь. – Витька недоверчиво смотрел на спортсмена, силясь понять: зачем ему, взрослому, нужна эта ненавистная школа. – А зачем вам?
Нет, Витька вовсе не был излишне любопытным, просто сейчас ему действительно нечем было заняться.
– Да я, понимаешь, буду работать в вашей школе – военруком! – Парень улыбнулся широкой белозубой улыбкой и сразу стал немного напоминать известного актера Пореченкова. – Тебя как звать? – Он продолжал улыбаться, идя за Витькой. – Ты в каком классе, в восьмом?
– Почему в восьмом, в девятом! – обиделся Витька. – Стрельников Виктор, Советский Союз, – почему-то прибавил он любимую присказку своего отца.
– Да ты, я вижу, юморист. Значит, на будущий год я буду преподавать у тебя «Основы безопасности жизнедеятельности». И в этом предмете – курс «Основы военной службы». Преподается он только в десятых-одиннадцатых классах.
– Да мне по фигу! Меня эта школа достала уже. Я, наверное, не пойду в десятый… Вон, к отцу устроюсь или в армию пойду.
– Ну, что ж, армия дело хорошее. Я и сам из армии только уволился.
– Что же вы уволились, раз дело такое хорошее? – Витька презрительно сплюнул под ноги, но военрук не ответил – они уже подходили к школе. В это время прозвенел звонок, и улыбчивый спортсмен-военрук, махнув на прощание рукой, скрылся за дверью школы. Витька остался уныло стоять на крыльце. Настроение, почему-то, было испорчено. Он и сам никак не мог понять – почему.
– А, ты здесь! – удовлетворенно произнес Мякиш, выходя на крыльцо. – Ты чего убежал-то? Я б тебе подсказал про Шарикова. Кстати, знаешь, прикольная книга. Я ее еще летом прочитал на даче.
– Слушай, Мякиш, чего ты ко мне со своим Шариковым пристал? Чихать я на него хотел! Я знаешь, с кем сейчас познакомился? С военруком новым. Бывший военный. Здоровенный такой парень. Его, понимаешь, уволили из армии по здоровью. Он был тяжело ранен в Чечне. Попал в плен, бежал. Его поймали, били, посадили в яму… – Витька сел на своего любимого конька – сочинительство на ходу. Благо, в лице добродушного увальня Мякишева, все всегда принимающего за чистую монету, он находил вполне благодарного слушателя. – Но он, перебив охрану голыми руками, все-таки ушел в горы и прятался там полгода. Затем его наши нашли. Понял?
– Ну, и откуда ты все это знаешь?
– Да сам он и рассказал!
– Врешь! Будет он рассказывать всякому встречному-поперечному про свое прошлое!
– A-а, значит, не веришь?! Ладно, пошли к учительской, сам увидишь!
– Разрешите представиться: капитан запаса Приходько Алексей Алексеевич, направлен окружным управлением образования в вашу школу. Я к вам сразу с поезда, еще не успел переодеться, так что, уж простите мой походный вид! Я, просто, сперва хотел познакомиться со школой и учителями. Перед тем, как к работе приступить.
– Рекогносцировка на местности? – проявил эрудицию в военном деле директор Василий Иванович. Ему, бывшему ответственному партработнику, без пяти минут пенсионеру, сразу понравился этот молодой парень с открытым лицом, вот так, по-свойски, ничуть не стесняясь своего потрепанного армейского рюкзака, пришедший познакомиться с будущим местом своего пребывания. – Так сказать, разведка боем?
– Ну, что вы, какая разведка? – Капитан улыбнулся, оценив директорский юмор. – Мне действительно было интересно, да и по дороге в общежитие все равно. Я, ведь, сам из Рязани. Там и училище военное окончил. Служил на Урале. Потом комиссовали по здоровью и направили через военный комиссариат в систему образования. Так я и попал к вам. А тут еще по дороге парнишку из вашей школы встретил. Вместе с ним и пришли.
– Это какого такого парнишку? Во время уроков? – Василий Иванович испытующе посмотрел на будущего военрука, продолжая вертеть в руках его документы. Ему было интересно, как поведет себя его будущий подчиненный в такой ситуации, в которую попал по неопытности.
– А я разве сказал, что он из вашей школы? Да нет, пожалуй, я оговорился. Он мне только дорогу показывал… – Капитан был явно смущен, но смотрел директору прямо в глаза.
«Молодец! Наш человек! – одобрительно подумал директор. – Я в нем не ошибся». А вслух произнес:
– Ну, да ладно. Бог с ним, с парнишкой. Главное, мы познакомились! Что касается остального учительского коллектива, то, к сожалению, сейчас все на уроках. А через сорок минут, если вы захотите подождать, я вас с ними познакомлю.
– Спасибо! Мне тоже было приятно с вами познакомиться и пообщаться, но ждать не буду, да и не вполне я одет для того, чтобы предстать перед женским коллективом. У вас, ведь, коллектив в основном женский?
– Так точно, товарищ капитан! – Василий Иванович явно был в хорошем расположении духа, и потому был настроен на шутливый тон. К тому же, ему также было по нраву, что его – действительно женский – коллектив, за исключением трудовика преклонных годов, завхоза Степаныча – приятеля директора по прежней работе, и физрука, злоупотребляющего допингом, продающимся в соседней палатке, будет разбавлен еще одним ярким представителем сильной половины человечества.
– Да что мы можем увидеть? – спросил Мякиш, в котором иногда просыпался скептик, следуя за Стрелой. – Они, ведь, наверняка в кабинете директора, да и урок сейчас начнется.
– А-а-а, испугался! – Витька злорадно прищурился. В это время загремел звонок, и Стрела, довольный, что его вранье прошло без опровержения, весело хлопнул Мякиша по спине. – Ладно, пошли на физику!
И друзья помчались во весь дух на урок по предмету, который внушал отвращение им обоим.
Физичка – молодая, вечно хмурая, со впалыми щеками – была, как всегда, собранна, аккуратна в одежде и словах. Глядя на нее, невольно хотелось забыть про веселье и радость. Наверное, поэтому все уроки физики проходили в тягостной, почти печальной атмосфере. Знания, которые искренне пыталась вложить Галина Алексеевна в головы своих учеников, тоже были с оттенком глубокой скорби и вселенской печали. Как-то Стрела, сидя на физике, даже попытался осознать для себя: почему только физика вызывает у него (и не только у него!) такие ощущения, граничащие с отторжением. И пришел тогда к выводу, что именно сама физичка – как человек – способствует такому восприятию ее предмета. Он еще подумал тогда, что, возможно, будь на ее месте кто-нибудь другой, может быть, и физика воспринималась бы иначе.
Друзья все же опоздали. Осторожно постучав, они, не дожидаясь ответа, вошли и, увидев лишь сдержанный кивок физички, никак ею не комментируемый, быстро пробрались на место. Несмотря на то, что физичка никогда не повышала голос, никогда не реагировала на шум в классе, никогда не смеялась шуткам Бублика и не вступала в дискуссии с учениками, во время ее уроков царила почти загробная тишина.
Предмет на этих уроках олицетворял для одних мучительное физическое чувство ожидания конца пытки, когда сорок пять минут превращались в сорок пять часов; тогда как для других Физика – с большой буквы «Ф» – была чем-то иррациональным, хотя именно эта наука и отметала всю мистику в зародыше.
В классе было совсем немного учеников, на которых немногословная и неулыбчивая физичка обратила свою благосклонность. Поэтому, отвечая урок, эти ребята ловили себя на мысли, что вовсе не заслуженная пятерка греет их честолюбие, а именно полуулыбка – как улыбка знаменитой Джоконды – странной физички Галины Алексеевны, обращенная именно к ним. Она завораживала их неокрепшие души и заставляла еще более рьяно грызть гранит этой науки.
Галина Алексеевна, устало прикрыв глаза и дожидаясь, пока угомонятся опоздавшие, произнесла лишенным эмоций голосом:
– Сегодня для начала я бы хотела сказать пару слов о явлениях, происходящих в нашей жизни, и с точки зрения физики – необъяснимых.
Народ насторожился. Такого еще не было! Будничным голосом каменная физичка произносила потрясающе крамольные для ее предмета вещи. Тишина из полумертвой стала окончательно мертвой! Между тем, она продолжила:
– Я не случайно решила перед тем, как озвучить одну из тем, входящих в экзаменационные билеты, напомнить вам, что не всегда законы физики могут ответить на тот или иной вопрос, связанный с этими явлениями. Я говорю о таких явлениях, как левитация, телекинез или телепортация, например. Вы, конечно, слышали об этом. Так вот, все эти, действительно достоверные, факты современная физика не объясняет никоим образом. Поэтому и я сама на такие вопросы отвечать не буду, хотя у меня есть своя точка зрения на это… Тоже, впрочем, расходящаяся с теорией, которая и будет обсуждаться на сегодняшнем уроке. Записываем тему: Основные положения молекулярно-кинетической теории строения вещества.
Глава 2
Алексей вышел из школы со смешанным чувством. С одной стороны, ему понравилась и сама школа и атмосфера в ней – это показалось ему уже когда-то виденным и прочувствованным, как будто он уже работал в такой же школе с такими же пацанами и девчонками, и даже с таким же пожилым хитрованом-директором. Капитан сразу понял, что Василий Иванович раскусил его насчет прогулявшего… как его… Стрельникова, что ли? Но директор не подал виду, и даже, как показалось Алексею, одобрил, что тот не продал прогульщика. Но с другой стороны, вся теперешняя штатская жизнь как-то не совсем вписывалась в его понимание собственного «я».
Всю свою сознательную жизнь Леша Приходько только и делал, что тренировался. Все его существование, начиная с пятого класса, когда он случайно пробежал на лыжах вокруг школы, выполнив норматив первого юношеского разряда, было подчинено только одному девизу – быстрее, выше, сильнее! Его и пытались подготовить к спортивной карьере – сначала школьный физрук, доведя ученика девятого класса Приходько до первого взрослого разряда по лыжам и бегу на короткие дистанции, затем, после окончания школы, его институтский наставник.
В институт физкультуры, что в подмосковной Малаховке, Алексей попал, что называется, не глядя, став призером очередных городских соревнований по легкой атлетике и выполнив норматив кандидата в мастера спорта. Буквально на следующий день ему, в спортивном комитете города, вручили приглашение на собеседование в этот известный спортивный ВУЗ.
«А что, – размышлял Леха, – великим спортсменом в моем возрасте уже не стать, да и желания особого никогда не чувствовал, буду детишек учить. Чем не работа? Да и высшее образование без особых усилий – плохо разве? К тому же моя мама, – учительница начальных классов, в школе всю жизнь проработавшая, вполне все это одобрила. А сносные деньги, чтоб для нормального проживания хватало, можно заработать, ведя, скажем, спортивные секции».
Но недолго он предавался подобным благим намерениям. Случай – вот начало всех начал. Его Величество Случай круто изменил всю дальнейшую судьбу студента первого курса Приходько. А все «шерше ля фам»!
«Ля фам» в образе семнадцатилетней Оксаны из Воронежа, проживающей в женском общежитии их института, смешала в его судьбе все карты.
Все произошло на очередной дискотеке, куда они пошли всем мужским общежитским коллективом, прихватив и Лешку – самого сильного на курсе, «на всякий случай», как тому было сказано. Сам Лешка не особенно любил танцы, вернее то, что их, порой, сопровождало – выпивку, дым столбом, кое-какой другой допинг, ну, и драки, как неотъемлемый атрибут любой дискотеки! Лешка не любил всего этого, хотя никто и никогда не мог бы назвать его трусом. И дело даже было не в том, что ему, как спортсмену с двенадцатилетнего возраста, нельзя было даже и думать о таком времяпрепровождении. И, хотя он, как нормальный рязанский пацан, уже успел попробовать все эти «прелести взрослой жизни», ему это не понравилось! И все тут!
Впрочем, ничто и не предвещало никаких особых проблем, пока не появилась красавица Оксана. Лешке, как и всем ребятам на их курсе, она тоже очень нравилась. Но именно он прочувствовал благосклонность Оксаны, когда она сама вдруг подошла к нему, сидящему с другими парнями за столиком, и пригласила на танец.
В тот день они не расставались, буквально не отходили друг от друга. Все получилось как бы само собой, когда на крутом вираже танцевального па Оксана случайно задела какого-то амбала, как потом выяснилось – местного авторитета, да к тому же по совместительству – сына директора одного из предприятий города. Тот не постеснялся высказаться об Оксане достаточно громко и достаточно грубо, – вполне, чтобы задеть ее кавалера.
Дальше Леша вспоминать не любил. Все происходило, как в скверно отснятом кинофильме. Какие-то обрывки воспоминаний, в которых можно было зафиксировать Лешу, практически без замаха бьющего в челюсть амбалу, затем самого амбала, сидящего на полу с удивленным лицом и трясущего для прояснения сознания головой, потом – опять Лешку, выбегающего с дискотеки. После этого обрывки стали более длинными – с зачитыванием заявления на него в местном отделении милиции, разговор с ректором, советующим студенту Приходько выбрать меньшее из двух зол: забрать документы из института вместо того, чтобы предстать перед судом за совершение правонарушения с тяжкими для здоровья пострадавшего последствиями. И, наконец, его самого, уже бывшего студента, едущего в свою Рязань. Восвояси.
Дальнейшая жизнь Алексея Приходько развивалась не стремительно, а очень стремительно. В РВВДКУ имени генерала армии Маргелова В. Ф., а попросту – училище ВДВ, Алексей поступил без труда, несмотря на не слишком обширные знания, полученные в школе. Перед ним тогда встала задача: либо пытаться поступить в институт с военной кафедрой, либо идти в армию рядовым, либо стать офицером, окончив знаменитое десантное училище в своем родном городе. Поразмыслив трезво, он решил, что свои спортивные навыки можно применить, разве что, в военном училище, а, будучи военным, получить еще и квалификацию менеджера! Спортивные заслуги действительно были оценены приемной комиссией по достоинству, а его неплохие мозги и подвешенный язык сделали выбор комиссии в пользу абитуриента Приходько оправданным.
Пять лет промчались незаметно. Сказалась спортивная закалка, многолетний режим и личное упорство Алексея. По окончании училища он был распределен в одну из воинских частей на Южном Урале, где спокойно прослужил до тридцати лет в должности командира роты воздушно-десантного полка, нося четыре звезды на погонах. И все бы ничего, если бы не несчастный случай, прервавший блестящую карьеру офицера-десантника. Алексей потом вспоминал о случившемся, как будто со стороны.
Проходили учебные прыжки, которые он, командир, вообще-то не должен был совершать лично. Но слишком силен был азарт командира, стремящегося к незапланированным прыжкам; и не столько в качестве примера для подражания, сколько для собственного удовольствия – удовольствия человека, совершившего к тридцати годам более сотни прыжков.
Он отчетливо, до мелочей помнил каждый миг своего полета, летя головой вниз со спортивным куполом за спиной и «медузой» – маленьким вытяжным парашютиком, обмотанным вокруг правой ноги. Бросал он, вроде бы, в сторону, но чертова «медуза» соорудила петельку-удавку на ноге! Запаску дергать было бесполезно – все равно запутается.
«А ведь завтра в отпуск, – некстати подумалось ему тогда, – да и без учета отпуска еще много чего неплохо было бы сделать…» А дальше такая злость взяла Алексея, что кроме мата в голове ничего не оставалось. Нет, еще остался хронометр-секундомер, который стучал молотом в висках. Алексей просто физически ощущал, как тает спасительная высота, а с ней и отпущенные ему в этой жизни секунды.
Он уже пару раз пытался дотянуться руками до петли, да только куда там! Его крутило и швыряло, как тряпку на хорошем ветру. Боковым зрением он увидел, что горизонт стал стремительно набегать, а значит, осталось метров двести и – всего несколько секунд! Еще попытка, еще… наконец, неимоверным усилием он левой ногой срывает петлю вместе с кроссовкой с правой ноги. И тут же двумя руками рвет два кольца – сначала отцепку, потом запасный. Затем… получает, как будто ломом по спине и – отключается…
Очнулся он уже на земле, упершись в нее носом. Боже, как она тогда пахла! Он приподнялся, чтобы увидели, что живой, но от дикой боли в пояснице опять упал. На левой ноге тоже кроссовки нет – сорвало в момент раскрытия запасного. Кто бывал на местах аварий с пешеходами, видел, как пострадавший лежит метрах в тридцати-сорока, а обувь осталась на месте столкновения. Вот, так и у него.
Подлетела санитарка, набежал народ. Алексей попросил отвезти его домой, но раненого в срочном порядке отправили в госпиталь. Там по-быстрому определили компрессионный перелом позвоночника, перелом трех ребер и кровоизлияние внутренних органов.
Месяц Алексей провалялся в госпитале. Пока ему кололи наркотики, и он плохо соображал, приехали какие-то спортсмены и все допытывались: зачем он резал подвесную систему парашюта. Тогда он не придал никакого значения этим словам, и только через пару месяцев пришла секретная телеграмма о парашютном происшествии где-то в Забайкалье. В ней было почти точное описание его прыжка, только в финале: «…после открытия запасного парашюта подвесная система разорвалась, и парашютист упал с высоты пятисот метров». Далее указывались завод, тип парашюта, дата изготовления и приказ о том, чтобы все купола этой серии срочно отправить на доработку. Проверили – точно, одного дня изделия! Расследование показало, что практикантка на заводе не так лямки пристрочила, и запасный парашют в момент раскрытия не затягивал, а рвал подвесную систему. Вот об этом-то и толковали Алексею спортсмены.
Далее – списание из армии в тридцать лет, но, слава Богу, занятия спортом и железное здоровье позволили Алексею быстро восстановиться. Но в армию он уже не вернулся…
Алексей вздохнул, вытащил из кармана бумажку с адресом общежития и решительно отправился туда, откуда ему предстояло каждый день осваивать новые, но уже – педагогические высоты. И, покорив очередную высоту, возвращаться на свой аэродром в виде общежитской койки.
Всю свою сознательную жизнь Леша Приходько только и делал, что тренировался. Все его существование, начиная с пятого класса, когда он случайно пробежал на лыжах вокруг школы, выполнив норматив первого юношеского разряда, было подчинено только одному девизу – быстрее, выше, сильнее! Его и пытались подготовить к спортивной карьере – сначала школьный физрук, доведя ученика девятого класса Приходько до первого взрослого разряда по лыжам и бегу на короткие дистанции, затем, после окончания школы, его институтский наставник.
В институт физкультуры, что в подмосковной Малаховке, Алексей попал, что называется, не глядя, став призером очередных городских соревнований по легкой атлетике и выполнив норматив кандидата в мастера спорта. Буквально на следующий день ему, в спортивном комитете города, вручили приглашение на собеседование в этот известный спортивный ВУЗ.
«А что, – размышлял Леха, – великим спортсменом в моем возрасте уже не стать, да и желания особого никогда не чувствовал, буду детишек учить. Чем не работа? Да и высшее образование без особых усилий – плохо разве? К тому же моя мама, – учительница начальных классов, в школе всю жизнь проработавшая, вполне все это одобрила. А сносные деньги, чтоб для нормального проживания хватало, можно заработать, ведя, скажем, спортивные секции».
Но недолго он предавался подобным благим намерениям. Случай – вот начало всех начал. Его Величество Случай круто изменил всю дальнейшую судьбу студента первого курса Приходько. А все «шерше ля фам»!
«Ля фам» в образе семнадцатилетней Оксаны из Воронежа, проживающей в женском общежитии их института, смешала в его судьбе все карты.
Все произошло на очередной дискотеке, куда они пошли всем мужским общежитским коллективом, прихватив и Лешку – самого сильного на курсе, «на всякий случай», как тому было сказано. Сам Лешка не особенно любил танцы, вернее то, что их, порой, сопровождало – выпивку, дым столбом, кое-какой другой допинг, ну, и драки, как неотъемлемый атрибут любой дискотеки! Лешка не любил всего этого, хотя никто и никогда не мог бы назвать его трусом. И дело даже было не в том, что ему, как спортсмену с двенадцатилетнего возраста, нельзя было даже и думать о таком времяпрепровождении. И, хотя он, как нормальный рязанский пацан, уже успел попробовать все эти «прелести взрослой жизни», ему это не понравилось! И все тут!
Впрочем, ничто и не предвещало никаких особых проблем, пока не появилась красавица Оксана. Лешке, как и всем ребятам на их курсе, она тоже очень нравилась. Но именно он прочувствовал благосклонность Оксаны, когда она сама вдруг подошла к нему, сидящему с другими парнями за столиком, и пригласила на танец.
В тот день они не расставались, буквально не отходили друг от друга. Все получилось как бы само собой, когда на крутом вираже танцевального па Оксана случайно задела какого-то амбала, как потом выяснилось – местного авторитета, да к тому же по совместительству – сына директора одного из предприятий города. Тот не постеснялся высказаться об Оксане достаточно громко и достаточно грубо, – вполне, чтобы задеть ее кавалера.
Дальше Леша вспоминать не любил. Все происходило, как в скверно отснятом кинофильме. Какие-то обрывки воспоминаний, в которых можно было зафиксировать Лешу, практически без замаха бьющего в челюсть амбалу, затем самого амбала, сидящего на полу с удивленным лицом и трясущего для прояснения сознания головой, потом – опять Лешку, выбегающего с дискотеки. После этого обрывки стали более длинными – с зачитыванием заявления на него в местном отделении милиции, разговор с ректором, советующим студенту Приходько выбрать меньшее из двух зол: забрать документы из института вместо того, чтобы предстать перед судом за совершение правонарушения с тяжкими для здоровья пострадавшего последствиями. И, наконец, его самого, уже бывшего студента, едущего в свою Рязань. Восвояси.
Дальнейшая жизнь Алексея Приходько развивалась не стремительно, а очень стремительно. В РВВДКУ имени генерала армии Маргелова В. Ф., а попросту – училище ВДВ, Алексей поступил без труда, несмотря на не слишком обширные знания, полученные в школе. Перед ним тогда встала задача: либо пытаться поступить в институт с военной кафедрой, либо идти в армию рядовым, либо стать офицером, окончив знаменитое десантное училище в своем родном городе. Поразмыслив трезво, он решил, что свои спортивные навыки можно применить, разве что, в военном училище, а, будучи военным, получить еще и квалификацию менеджера! Спортивные заслуги действительно были оценены приемной комиссией по достоинству, а его неплохие мозги и подвешенный язык сделали выбор комиссии в пользу абитуриента Приходько оправданным.
Пять лет промчались незаметно. Сказалась спортивная закалка, многолетний режим и личное упорство Алексея. По окончании училища он был распределен в одну из воинских частей на Южном Урале, где спокойно прослужил до тридцати лет в должности командира роты воздушно-десантного полка, нося четыре звезды на погонах. И все бы ничего, если бы не несчастный случай, прервавший блестящую карьеру офицера-десантника. Алексей потом вспоминал о случившемся, как будто со стороны.
Проходили учебные прыжки, которые он, командир, вообще-то не должен был совершать лично. Но слишком силен был азарт командира, стремящегося к незапланированным прыжкам; и не столько в качестве примера для подражания, сколько для собственного удовольствия – удовольствия человека, совершившего к тридцати годам более сотни прыжков.
Он отчетливо, до мелочей помнил каждый миг своего полета, летя головой вниз со спортивным куполом за спиной и «медузой» – маленьким вытяжным парашютиком, обмотанным вокруг правой ноги. Бросал он, вроде бы, в сторону, но чертова «медуза» соорудила петельку-удавку на ноге! Запаску дергать было бесполезно – все равно запутается.
«А ведь завтра в отпуск, – некстати подумалось ему тогда, – да и без учета отпуска еще много чего неплохо было бы сделать…» А дальше такая злость взяла Алексея, что кроме мата в голове ничего не оставалось. Нет, еще остался хронометр-секундомер, который стучал молотом в висках. Алексей просто физически ощущал, как тает спасительная высота, а с ней и отпущенные ему в этой жизни секунды.
Он уже пару раз пытался дотянуться руками до петли, да только куда там! Его крутило и швыряло, как тряпку на хорошем ветру. Боковым зрением он увидел, что горизонт стал стремительно набегать, а значит, осталось метров двести и – всего несколько секунд! Еще попытка, еще… наконец, неимоверным усилием он левой ногой срывает петлю вместе с кроссовкой с правой ноги. И тут же двумя руками рвет два кольца – сначала отцепку, потом запасный. Затем… получает, как будто ломом по спине и – отключается…
Очнулся он уже на земле, упершись в нее носом. Боже, как она тогда пахла! Он приподнялся, чтобы увидели, что живой, но от дикой боли в пояснице опять упал. На левой ноге тоже кроссовки нет – сорвало в момент раскрытия запасного. Кто бывал на местах аварий с пешеходами, видел, как пострадавший лежит метрах в тридцати-сорока, а обувь осталась на месте столкновения. Вот, так и у него.
Подлетела санитарка, набежал народ. Алексей попросил отвезти его домой, но раненого в срочном порядке отправили в госпиталь. Там по-быстрому определили компрессионный перелом позвоночника, перелом трех ребер и кровоизлияние внутренних органов.
Месяц Алексей провалялся в госпитале. Пока ему кололи наркотики, и он плохо соображал, приехали какие-то спортсмены и все допытывались: зачем он резал подвесную систему парашюта. Тогда он не придал никакого значения этим словам, и только через пару месяцев пришла секретная телеграмма о парашютном происшествии где-то в Забайкалье. В ней было почти точное описание его прыжка, только в финале: «…после открытия запасного парашюта подвесная система разорвалась, и парашютист упал с высоты пятисот метров». Далее указывались завод, тип парашюта, дата изготовления и приказ о том, чтобы все купола этой серии срочно отправить на доработку. Проверили – точно, одного дня изделия! Расследование показало, что практикантка на заводе не так лямки пристрочила, и запасный парашют в момент раскрытия не затягивал, а рвал подвесную систему. Вот об этом-то и толковали Алексею спортсмены.
Далее – списание из армии в тридцать лет, но, слава Богу, занятия спортом и железное здоровье позволили Алексею быстро восстановиться. Но в армию он уже не вернулся…
Алексей вздохнул, вытащил из кармана бумажку с адресом общежития и решительно отправился туда, откуда ему предстояло каждый день осваивать новые, но уже – педагогические высоты. И, покорив очередную высоту, возвращаться на свой аэродром в виде общежитской койки.
Глава 3
Впервые Витька ощутил некое смутное чувство, никак пока им не квалифицируемое. Чувство собственной неудовлетворенности, что ли?.. Пожалуй, нет. Скорее, это было нечто среднее между виной за собственную лень и обидой на окружающий мир за то, что ему не объяснили, как надо жить, к чему стремиться, чего желать.
Вот, скажем, парень этот. И спортсмен, судя по его плечам, и военный, хоть и бывший, а теперь еще и военрук! Хотя последнее – достоинство сомнительное, но все-таки… Витька помнил, как в туалете старшие пацаны рассказывали, как было прикольно на уроках прежнего военрука. Тот приносил настоящее оружие, в том числе и холодное. Рассказывал такие истории о своей прежней милицейской службе, что закачаешься. Приводил пацанов на показательные выступления по боевому самбо, организованные ОМОНовским и СОБРовским руководством. А он, Витька, даже в десятый вряд ли пойдет. И главное, ему было как-то все равно – учиться дальше или нет. Вот и отец его постоянно твердит, что надо получить хотя бы среднее образование.
Сам он, всю жизнь оттрубив на заводе токарем, после его развала устроился в мастерские при метрострое, хотя мечтал о работе геолога еще с детства. Даже уходил после школы с геологической партией на целый год, но, не имея соответствующего образования, был вынужден уйти на завод. Отслужив срочную, вернулся туда же, став очень неплохим специалистом в своем деле. Заводская многотиражка соврать не даст. У отца до сих пор где-то хранятся многочисленные вырезки, в которых упоминаются его трудовые подвиги. Но у отца Витьки всегда была мечта, пусть и не сбывшаяся, но была!
Нет, тут что-то не так! Витька никак не мог понять: почему его так стало ломать на эту тему. Последние два урока ему впервые не было скучно! Нет, он по-прежнему был равнодушен к потоку информации, исходящей от преподавателей. Но он думал! В его голову впервые за много школьных лет пришли мысли о своем будущем, о своем месте в этой жизни. Неужели на него так повлияла эта случайная встреча на улице. И он понял! Понял, что ему жутко, до боли, хочется быть похожим на этого красавца крепыша с белозубой улыбкой на мужественном лице. Он ему позавидовал! Да, он хочет быть таким же – здоровым, крепким, сильным, белозубым, наконец. Чтобы нравиться женщинам, чтобы вот так уверенно разговаривать, ходить такой же по-военному четкой походкой. Вот так, запросто, не стесняясь небритости и старого рюкзака, зайти в любой кабинет с чувством собственного достоинства и самодостаточности. Черт побери, вот пробило-то на раздумья! Витька тряхнул головой и с удивлением понял, что целый урок его любимый «Наутилус» так и остался в плеере невостребованным.
Комната № 14 в бывшей заводской общаге, где предложили угол капитану запаса Приходько, очень сильно напомнила такую же в офицерском общежитии, где ему довелось прожить почти целых семь лет. Та же убогость, те же обшарпанные стены, та же общая кухня с пеленками на веревках, тот же один на всех туалет с вечно неисправным сливным бачком, а главное – чувство вечного одиночества. Исключение составляло лишь не слишком маленькое зеркало, обрамленное старой потрескавшейся рамой, висевшее на стене напротив кровати. Комната, скорее всего, раньше принадлежала женщине. В его офицерском общежитии зеркало висело, разве что, в общественной ванной комнате. Почему-то именно эта деталь интерьера настроила Леху на мажорный лад.
Лешка вовсе не был женоненавистником. Совсем наоборот – ему очень нравились женщины. Нравилось, что без особого труда ему, офицеру-десантнику, удавалось затащить в постель любую понравившуюся девицу. Но серьезные отношения заводить было и некогда, ведь он усиленно занимался спортом в школе и учебой в сугубо мужском заведении, да и негде. В части, где он служил, только увольнительные да законные отпуска могли бы поспособствовать серьезным амурным знакомствам, но в маленьком южно-уральском городке, где находился его полк, он так и не нашел никого по душе. Да и особого желания заводить семью у него все-таки не было. Теперь же, в этой своей новой жизни, да еще в огромном городе, где выбор спутницы расширялся до невообразимых пределов, отставной капитан вполне мог подумать и о семье. А что? Живут же семейные в общежитии. А там видно будет!
Вот, скажем, парень этот. И спортсмен, судя по его плечам, и военный, хоть и бывший, а теперь еще и военрук! Хотя последнее – достоинство сомнительное, но все-таки… Витька помнил, как в туалете старшие пацаны рассказывали, как было прикольно на уроках прежнего военрука. Тот приносил настоящее оружие, в том числе и холодное. Рассказывал такие истории о своей прежней милицейской службе, что закачаешься. Приводил пацанов на показательные выступления по боевому самбо, организованные ОМОНовским и СОБРовским руководством. А он, Витька, даже в десятый вряд ли пойдет. И главное, ему было как-то все равно – учиться дальше или нет. Вот и отец его постоянно твердит, что надо получить хотя бы среднее образование.
Сам он, всю жизнь оттрубив на заводе токарем, после его развала устроился в мастерские при метрострое, хотя мечтал о работе геолога еще с детства. Даже уходил после школы с геологической партией на целый год, но, не имея соответствующего образования, был вынужден уйти на завод. Отслужив срочную, вернулся туда же, став очень неплохим специалистом в своем деле. Заводская многотиражка соврать не даст. У отца до сих пор где-то хранятся многочисленные вырезки, в которых упоминаются его трудовые подвиги. Но у отца Витьки всегда была мечта, пусть и не сбывшаяся, но была!
Нет, тут что-то не так! Витька никак не мог понять: почему его так стало ломать на эту тему. Последние два урока ему впервые не было скучно! Нет, он по-прежнему был равнодушен к потоку информации, исходящей от преподавателей. Но он думал! В его голову впервые за много школьных лет пришли мысли о своем будущем, о своем месте в этой жизни. Неужели на него так повлияла эта случайная встреча на улице. И он понял! Понял, что ему жутко, до боли, хочется быть похожим на этого красавца крепыша с белозубой улыбкой на мужественном лице. Он ему позавидовал! Да, он хочет быть таким же – здоровым, крепким, сильным, белозубым, наконец. Чтобы нравиться женщинам, чтобы вот так уверенно разговаривать, ходить такой же по-военному четкой походкой. Вот так, запросто, не стесняясь небритости и старого рюкзака, зайти в любой кабинет с чувством собственного достоинства и самодостаточности. Черт побери, вот пробило-то на раздумья! Витька тряхнул головой и с удивлением понял, что целый урок его любимый «Наутилус» так и остался в плеере невостребованным.
Комната № 14 в бывшей заводской общаге, где предложили угол капитану запаса Приходько, очень сильно напомнила такую же в офицерском общежитии, где ему довелось прожить почти целых семь лет. Та же убогость, те же обшарпанные стены, та же общая кухня с пеленками на веревках, тот же один на всех туалет с вечно неисправным сливным бачком, а главное – чувство вечного одиночества. Исключение составляло лишь не слишком маленькое зеркало, обрамленное старой потрескавшейся рамой, висевшее на стене напротив кровати. Комната, скорее всего, раньше принадлежала женщине. В его офицерском общежитии зеркало висело, разве что, в общественной ванной комнате. Почему-то именно эта деталь интерьера настроила Леху на мажорный лад.
Лешка вовсе не был женоненавистником. Совсем наоборот – ему очень нравились женщины. Нравилось, что без особого труда ему, офицеру-десантнику, удавалось затащить в постель любую понравившуюся девицу. Но серьезные отношения заводить было и некогда, ведь он усиленно занимался спортом в школе и учебой в сугубо мужском заведении, да и негде. В части, где он служил, только увольнительные да законные отпуска могли бы поспособствовать серьезным амурным знакомствам, но в маленьком южно-уральском городке, где находился его полк, он так и не нашел никого по душе. Да и особого желания заводить семью у него все-таки не было. Теперь же, в этой своей новой жизни, да еще в огромном городе, где выбор спутницы расширялся до невообразимых пределов, отставной капитан вполне мог подумать и о семье. А что? Живут же семейные в общежитии. А там видно будет!