- Откуда ты меня знаешь? - только и смогла я ответить ей.
   - А вы меня не признали? Анюта я. У вашей матушки-покойницы в прислугах была.
   С большим трудом я вспомнила эту изменившуюся до неузнаваемости женщину. Это действительно была Анюта. Но в то время, когда я последний раз видела ее, она была еще относительно молодой и здоровой.
   - А ты-то здесь откуда взялась - Так я здесь уже давно живу. Я же сама из этих мест, и матушка ваша перед самой своей смертью отпустила меня в родную деревню. Муж-то мой еще раньше помер, я тоже болела и попросилась у ней помереть на родной стороне. Но вот на беду не померла, а теперь вот и сама не рада...
   Она смахнула слезу и с тревогой оглянулась на дверь.
   - Так ты служишь Орловскому - Им, барыня,- снова оглянулась она и перешла на шепот.- Такой грех на старости лет на душу принимаю, что не поверите...
   - А сколько тут народу живет, кроме тебя? - перебила я старуху, начиная понимать, что мне сильно повезло.
   - Да человек десять обычно, но сейчас только четверо...
   - Мужики - Один мужик, а остальные бабы. А я ведь вас сразу признала,- вновь пустила она слезу, -- свою молоденькую барыньку...
   Но мне сейчас было не до сентиментальных воспоминаний.
   - А отсюда можно как-нибудь выбраться незаметно Она посмотрела на меня испуганно и, видимо, не поняла вопроса.
   - То-есть как это... незаметно- А как же барин- Ему же уже сообщили о вас.
   - А ты, случайно, никому не сказала, кто я такая? - спросила я, еще не зная, к каким последствиям для меня ее болтливость могла бы привести. Но в любом случае я должна была располагать всей информацией.
   - Как можно, Екатерина Алексевна, ни одной живой душе.
   - Так что ты сказала, Орловскому уже сообщили обо мне - Должно быть...
   - И когда он появится - Да разве я знаю- Может, сразу прикатит, а может и через несколько дней. Но я так думаю, что не вытерпит и к ночи приедет. Не утерпит...
   - Анюта, мне нужна твоя помощь,- снова перебила я ее.- Сюда никто сейчас не может прийти - Кто же сюда придет? Если только Варвара, так это к вечеру.
   - Тогда лучше прикрыть дверь,- решила я и, сделав это, усадила Анюту на лавку, сама присела к ней рядом и попыталась узнать у нее все, что ей было известно. А знала она немало, поскольку была если не участницей, то по крайней мере свидетельницей практически всех безобразий Орловского, в течение нескольких лет исполняя у него в "замке" обязанности поварихи и ключницы.
   В последнее время по состоянию здоровья она уже она уже не могла справляться с этими обязанностями, но Орловский не торопился перевозить ее в деревню.
   Именно потому, что она слишком много знала и видела.
   Анюта за те годы, что я не видела ее, сильно переменилась. Она не только постарела, но как будто немного тронулась умом. И мне не всегда просто было понять некоторые ее слова и предложения.
   О чем-то говорить она еще и боялась, ответы на некоторые вопросы из нее приходилось вытаскивать чуть ли не клещами, поэтому не стану пересказывать эту сумбурную и весьма продолжительную беседу подробно. Лучше сразу расскажу о том, что мне удалось из нее узнать.
   А для удобства изложу все это в виде отдельного рассказа.
   И если бы не ваш покорный слуга, то в этом месте, читатель, вас бы ожидал длинный, подробный монолог в народном духе, столь распространенный в литературе прошлого века. В таких монологах авторы пытались передать все немыслимые обороты своих косноязычных и неграмотных крестьян, принимая этот лепет за истинно народный язык. А демократически настроенная критика упивалась этим косноязычием и обнаруживала в них неведомые красоты. И это при том, что половина слов в этих монологах была непонятна им самим, даже несмотря на их не всегда дворянское происхождение.
   Теперь же этот монолог напомнил мне поток сознания в стиле раннего Фолкнера. А проще говоря - монолог сумасшедшего. И я рискнул перевести его на современный русский и в несколько раз сократить, оставив лишь самую суть. Достаточно любопытную, с моей точки зрения, и без литературных украшений и стилизаций.
   Именно с этой информации и начнется следующая глава. А в этой разрешите с вами попрощаться.
   Насколько это возможно, я стараюсь не злоупотреблять вашим терпением, хотя не раз у меня возникало желание вмешаться в повествование. И внимательный читатель это наверняка заметил и оценил. ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Анюта попала в замок еще тогда, когда он еще назывался просто лесным домиком и служил в первую очередь для ночевок охотникам. Орловский и его гости время от времени наезжали туда с собаками и ружьями, проводили несколько ночей и вновь уезжали. И Анюта считала, что ей очень повезло с местом. Потому что работа была легкая и, так сказать, сезонная.
   Орловский не был завзятым охотником, и в лесном домике появлялся нечасто.
   Поэтому в обязанности Анюты входило приготовление простой и обильной пищи для редких гостей, в остальное время она поддерживала порядок в доме и ухаживала за немногочисленной скотиной и птицей.
   Тогда еще была жива жена Орловского, строгая чопорная мадам, но охоты она не признавала и в домике не появлялась, поэтому Анюта ее почти никогда не видела.
   После ее смерти какое-то время все оставалось без изменений, но однажды Орловский появился там без гостей. Он был необыкновенно рассеян и задумчив. Иногда брал ружье и уходил в лес, но возвращался без добычи и рано ложился спать.
   Так продолжалось два или три дня, а на четвертый он привел с охоты неожиданного гостя. Вернее гостью. Хотя вряд ли для этой девицы подходило столь приличное имя.
   Анюта до сих пор плевалась, вспоминая ее, и называла самыми постыдными именами.
   Неизвестно, где нашел ее князь, и какого она была роду-племени, но в течение двух недель она оставалась в лесном домике, потом исчезла так же неожиданно как и появилась, наградив своего гостеприимного хозяина дурной болезнью, последствия которой тот вынужден был лечить в течение полутора лет за границей.
   Из-за границы он вернулся здоровым и помолодевшим и сразу же приступил к перестройке лесного домика в замок. Скорее всего, образцом для подражания ему послужило какое-то заграничное заведение, поразившее его воображение и оставившее в его душе неизгладимый след.
   Сначала он лично руководил работами, но потом выписал из-за границы архитектора, с которым стал неразлучен. Архитектор этот отличался веселостью нрава, пристрастием к вину и женщинам, Орловский в него совершенно влюбился и во всем старался на него походить.
   Работы в Замке еще не закончились, когда туда пригласили первых посетителей. Это были какие-то знакомые "барышни" архитектора, которых по его рекомендации пригласил к себе Орловский. С этого все и началось.
   К тому времени Орловский полностью оставляет службу и окончательно переезжает в деревню, хотя раньше большую часть года он проводил в городе, где занимал весьма значительное и доходное место.
   Архитектор этот, имени которого Анюта так и не смогла выучить, неожиданно уезжает. Неизвестно, по какой причине, но несколько последних дней они с князем не разговаривали и всячески демонстрировали взаимную неприязнь.
   Оставшись без своего товарища, он первое место не находит себе места, много пьет и целыми днями валяется на диване. А потом находит себе новое развлечение...
   Вот тут, пожалуй, и начинается та пора в жизни Орловского, которая интересовала меня больше всего. Поскольку именно она имела отношение к тем событиям, ради которых я покинула дом и пустилась в эти небезопасные странствия.
   Пресытившись доступными женщинами, он начинает искать новых неизведанных ощущений и в погоне за ними не брезгует самыми сомнительными средствами. Мне бы не хотелось перечислять все те мерзости, которыми он заполнил свою жизнь. Скажу только, что он вкусил от всех запретных плодов, и нет на свете порока, которым бы он в той или иной степени не запятнал свою бессмертную душу. Поиск плотских наслаждений он превратил в смысл своей жизни и ради них не останавливался перед самыми мерзкими преступлениями.
   На его счету были десятки, если не сотни жертв. Точное количество, думаю, не в состоянии назвать сам князь.
   Перепробовав все возможные средства, он остановился на двух изысканнейших. В физическом плане он был страстным поклонником маркиза де Сада, а в моральном точнее, в аморальном отношении предпочитал растление невинных.
   Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем лицезрение падшего ангела. Ради достижения этой цели он не жалел ни времени, ни денег, ни собственного здоровья. В ход шли все мыслимые и немыслимые обольщения, дорогие заморские зелья и принуждение.
   Надо полагать, что жена Василия стала одним из любимых детищ его порока поскольку он потратил на нее почти полтора года своей жизни. И справедливости ради добавлю ?так и не добился своего.
   Последний поступок Арины свидетельствовал о том, что, заполучив полную власть над ее телом, он так и не сумел овладеть ее душой. Она предпочла смерть навязанному ей богомерзкому существованию.
   Я знаю, что самоубийство - страшный грех, но думаю, что в иных случаях оно равносильно подвигу. И надеюсь, что Господь всеблагой и милостивый прощает этих несчастных.
   Теперь мне было известно все, что я хотела узнать и что по своей тогдашней наивности, граничащей с глупостью, чуть было не попробовала испытать на собственной шкуре. Только сейчас я понимала, чем рисковала и в какую пучину несчастий могла бы угодить, вздумав вступить в единоборство с этим исчадием ада под видом простой крепостной крестьянки.
   Орловский предпочитал иметь дело именно с этими бесправными и практически беззащитными существами. Прекрасно понимая, что за своих сестер и жен люди одного с ним сословия пойдут на все - на смерть, убийство и преступление, но не оставят их неотомщенными. И не рисковал понапрасну.
   К тому же эти создания представляли безукоризненный материал для его дьявольских экспериментов. Наше сословие сегодня, увы, далеко не безгрешно, и ангела во плоти отыскать среди его представительниц уже довольно затруднительно. А среди крестьянских женщин они еще, к счастью, встречаются. Недаром русское слово "крестьянин" одного корня со словом "христианин".
   И если бы не Анюта, я бы нашла способ улизнуть из мерзкого Замка. Но если бы я попыталась это сделать, то гнев Орловского обрушился бы на эту несчастную старуху, о чем она недвусмысленно мне сообщила.
   Орловский требовал от прислуги беспрекословного повиновения и жестоко наказывал за малейшую провинность.
   Поэтому нужно было придумать что-то такое, чтобы обелить в его глазах Анюту, но и самой выбраться из этого логова в целости и сохранности.
   Выбор у меня был небольшой: либо избить и связать бывшую служанку своей матери, чего мне делать не хотелось, либо остаться в темнице и попытаться защитить себя самой.
   Но я уже достаточно хорошо представляла своего противника, чтобы выбрать последнее. Времени для выбора у меня оставалось в обрез. Орловский мог нагрянуть в любой момент.
   И все же я нашла способ, благодаря которому надеялась не пострадать сама и не подвести под монастырь старуху.
   Я самым подробным образом описала ей то дупло, в котором спрятала свою настоящую одежду, и попросила доставить мне ее как можно быстрее.
   Это тоже было небезопасно, но я надеялась, что мое положение и связи не позволят ему сделать со мной что-то ужасное.
   Перепуганная старуха, не совсем понимая, чего я от нее хочу, неожиданно шустро, почти вприпрыжку побежала в указанное мною место. Она прекрасно знала эти места и сразу поняла, какое дерево я имела в виду. И меньше чем через час вернулась в Замок с моими вещами. На мое счастье, за время ее отсутствия никто не появился, но я почувствовала огромное облегчение лишь тогда, когда скинула с себя чужие тряпки и приказала Анюте спрятать их подальше, а лучше сжечь.
   Что она и сделала без особой радости. Ей явно было жалко красивых и добротных вещей, но она не осмелилась мне возражать.
   После этого она принесла мне воды, помогла умыться и причесаться. И даже раздобыла небольшое зеркальце, посмотревшись в которое, я убедилась, что во мне ничего не осталось от той забитой хромоножки, которую волокли через лес два орловских раба.
   После этого я позволила ей покинуть свою темницу и запереть меня на засов.
   Как я себя ни убеждала, что князя в темнице ждет весьма неприятный сюрприз способный охладить его темперамент, сердце мое не желало верить этим аргументам и стучало, как барабан африканского дикаря.
   Прочитал я это место и подумал: откуда у русской женщины такие сравнения? Но менять ничего не стал. Начитанная была барыня и увлекалась географией. Она же вам не какая-нибудь темная крестьянка. Надеюсь, вы это уже поняли.
   И с сословной гордостью у нее тоже все было в порядке. Как она орловских мужиков-то- Рабы, говорит... Вот так-то.
   Дочь своего времени. Со всеми, как говорится, сословными предрассудками. Впрочем, я кажется снова злоупотребляю вашим терпением...
   Орловский появился поздно вечером, когда нервы мои уже были на пределе. За целый день ожидания я мысленно пережила все возможные ужасы и кошмары, и действительность, как бы чудовищна она ни оказалась, уже не могла меня застать врасплох. Но чего мне это стоило - вы можете представить.
   В конце концов на меня напало какое-то отупение и, кажется, я даже задремала. Поскольку не слышала, как Орловский подъехал к Замку, и поняла, что это он лишь тогда, когда заскрипела дверь в мою темницу, и его фигура возникла в дверном проеме.
   Но всю дремоту тут же как рукой сняло, и я почувствовала такой прилив сил, что, доведись мне в этот момент схватиться с Орловским врукопашную, думаю, ему бы пришлось не сладко.
   Неизвестно, кто из нас выглядел растеряннее в первую минуту встречу. Хотя нет, известно. Орловский. На него невозможно было бы смотреть без смеха сохрани я к этому времени способность воспринимать жизнь комически.
   Но, как я уже сказала, мне было совсем не до смеха.
   - Простите, я не совсем понимаю...- промямлил он, и эта его заминка совершила чудо. Все мое волнение неожиданно исчезло, а на его место пришла уверенность в собственных силах и благополучном исходе этой встречи.
   - Вы заставляете себя ждать, князь,- сказала я ему на прекрасном французском, чтобы окончательно лишить его всяких сомнений по поводу собственного происхождения и воспитания.- И если вы думаете, что этот вонючий чулан самое подходящее место для дамы, то вы жестоко ошибаетесь.
   - Простите, произошла чудовищная ошибка,- продолжил он.- Мои люди сообщили мне, что поймали в лесу какую-то девку...
   - Меня мало интересует, что наплели вам ваши люди,- тщательно выговаривая каждую букву, спокойно и уверенно произнесла я, и мне самой понравилось, как высокомерно это у меня прозвучало.- Вам не кажется, что начать стоило бы с угощения Анюта приносила мне еду, и я не была голодна, но сообщать об этом князю не собиралась. Кроме того, я понимала, что чем неожиданнее будет мое поведение тем сильнее будет моя позиция. И этими своими претензиями я обезоруживала своего противника.
   - Разумеется,- окончательно смешался он.- Я сейчас прикажу подать...
   - Вы что, принимаете гостей в этой конюшне? - уже совершенно бесцеремонно перебила я князя.
   - Еще раз простите, но я действительно не понимаю...- вновь попытался оправдаться он.
   - В таком случае потрудитесь показать мне дорогу в более приемлемое место.
   - Прошу вас,- склонился он в поклоне, и в эту минуту напомнил мне провинциального учителя на светском балу.
   Я не предполагала, что он может быть так жалок. И у меня в душе не осталось ни капли былого страха.
   Если бы у меня была возможность вызвать теперь Степана, я бы, не задумываясь, в ту же минуту покинула бы Орловского, и оставила бы его в вечном недоумении по поводу собственной персоны и моего появления в его лесном царстве.
   Именно так бы я и поступила, но Степан был в эту минуту далеко, и мне пришлось продолжить эту опасную игру.
   Мы поднялись наверх и я должна была отметить, что заграничный архитектор был не так бездарен, как я себе представляла по рассказу Анюты. Всего Замка я не видела, и теперь уже никогда не увижу, но даже те несколько комнат и коридоров которые я успела рассмотреть, свидетельствовали о богатой фантазии и весьма недурном вкусе.
   Интерьер каждой комнаты был подобран таким образом, что, не повторяя буквально ту или иную страну или эпоху, вызывал в памяти что-то наподобие эмоционального ощущения, ассоциации Древнего Египта, Рима, или Японии. Каждая деталь, картина на стене, статуэтка и даже мебель в комнатах напоминали о грешных забавах наших предков и настраивали на чувственный лад.
   Это был настоящий дворец сладострастия. И единственное, в чем можно было упрекнуть его создателя, так это в том, что чувство меры изменило ему. Приправа, если ее слишком много, может испортить самое изысканное блюдо. И это его "блюдо" было испорчено совершенно безнадежно.
   Орловский оставил меня на несколько минут в одной из комнат, но скоро вернулся. Насколько я поняла, он действительно отдал распоряжения по поводу ужина, поскольку через некоторое время нам принесли вино и закуски. В основном мясо и рыбу.
   За это время князь немного пришел в себя и уже не выглядел растерянным, во всяком случае - внешне.
   - Мне кажется, мы с вами уже встречались,- совершенно светским тоном сказал он.- Если не трудно, напомните ваше имя.
   - Екатерина Алексеевна.
   - А фамилия - Давайте пока обойдемся без фамилий,- без всякого нажима сказала я, и это прозвучало довольно естественно.
   - Как скажете,- улыбнулся князь почти натурально. Только в уголках его глаз можно было заметить неприятный злобный огонек. Он явно не привык, чтобы инициатива в разговоре принадлежала другому человеку. Тем более женщине.
   - Немного вина? - предложил он.
   - Если можно - капельку,- ответила я. И наша беседа в течение следующих нескольких минут была обычным обменом светскими репликами. С непременными комплиментами и обменом любезностями.
   Мы выпили и закусили. И лишь тогда князь задал вопрос - Что же привело вас в мой дом Это был конкретный вопрос, требующий такого же конкретного ответа.
   - Любопытство,- ответила я.
   - Это неплохо,- заметил князь, словно игрок в шахматы оценивающий удачный ход противника.
   С этого момента наша беседа перешла в фазу словесной дуэли. Когда-то эта форма разговора очень занимала меня, при наличии достойного собеседникадуэлянта разговор происходит даже не на втором, а на третьем плане. Когда произносится одно, подразумевается другое, при том, что истинный смысл разговора завуалирован настолько, что временами сама перестаешь его понимать.
   Орловский в этом смысле был опытным дуэлянтом. Но и я тоже не была новичком на этом поприще.
   О чем же собственно мы говорили битый час? О чем угодно: о погоде, вине и картинах на стенах. Но на самом деле разговор шел лишь об одном кто из нас будет победителем, а кто признает себя побежденным.
   И честно говоря, я не одержала убедительной победы, но и не проиграла. Мы были достойными соперниками и в конце разговора между нами возникло что-то вроде уважения.
   Тот, кто играл в подобные игры, хорошо знает это чувство. Оно не имеет никакого отношения к реальным отношениям между людьми. Это всего лишь констатация факта: "Ты - сильный, и владеешь оружием не хуже меня. И это достойно уважения".
   При этом собеседники могут быть заклятыми врагами. Как это, собственно, и было в данном случае. Во всяком случае, с моей стороны. Орловский пока этого не знал, хотя, может быть, уже начинал о чем-то догадываться. Я уже поняла, что он был далеко не глуп.
   В данный момент он даже отдаленно не напоминал то чудовище, что скрывалась за внешней оболочкой. Он весьма убедительно разыгрывал роль гостеприимного хозяина, предпочитая не поднимать больше вопроса о причине моего появления в его лесной резиденции.
   Я тоже обходила этот вопрос стороной. Поэтому беседа наша напоминала игру "Да и нет не говорите, черное с белым не берите", которой мы с подругами забавлялись в юности.
   Орловского, казалось, вполне устраивала эта атмосфера загадочности, и он чувствовал себя в ней как рыба в воде.
   - Вы напомнили мне одну женщину, которая так же неожиданно появилась в этом доме,- сладким голосом говорил он.- Я тогда был молод и неопытен. И эта встреча запомнилась мне навсегда.
   Я, кажется, догадывалась, кого он имеет в виду, и это сравнение не делало мне чести. Но виду не показала и ответила ему в том же духе - Она была хороша собой - Весьма, но даже не это поразило меня в ней больше всего. Я так и не узнал ее имени, хотя предпринял для этого все возможное. Она возникла в моей жизни как...- подыскивая нужное слово, он сделал грациозно-неопределенный жест,- видение, и в этом была определенная прелесть.
   Она просто появилась рядом и пошла за мной.
   Она была свободна, настолько свободна, насколько может быть свободен человек в моем представлении. Она не желала говорить своего имени, и это создавало у меня ощущение нереальности происходящего, сна наяву. Вы понимаете меня Я понимала его. И понимала ту опасность, что таится в этом завораживающечарующем голосе, нараспев произносящем слова, почти декламируя их. Полумрак и зажженные князем ароматические палочки, которые я в тот вечер увидела в первый раз в жизни, лишь усугубляли эту опасность.
   Я представила на своем месте молоденькую крестьянку. После простой деревенской избы ей все это должно было показаться иным светом, райским видением, бесстыдно-сладким сном.
   Внешность Орловского была под стать окружению. Попросив извинения, он переоделся в длинный до полу восточный халат, и напоминал теперь турецкого султана. Подобно султану, он в любую минуту с той же ласковой улыбкой на губах мог вонзить вам в сердце кинжал. В переносном, а может быть, и в прямом смысле этих слов. Я это чувствовала и не позволяла себе расслабиться ни на минуту. Разглядывая его холеные белые руки, я представляла в них орудие пытки. Наша беседа затянулась далеко за полночь, намеки князя стали прозрачнее, а шутки смелее. Но делал он это настолько неторопливо и методично, что я даже не заметила, в какой именно момент наша беседа перешла в неподобающее русло. Во всяком случае, для уважающей себя женщины.
   Но я никак не проявила своих истинных чувств и не попыталась пресечь эти его поползновений. Отнюдь нет.
   Я подыграла ему.
   Наверное, мне подсказал это мой-ангел хранитель. А может быть, я вспомнила уроки рукопашного боя, что давал мне Александр. Он научил меня одному очень эффективному приему, когда ты не принимаешь выпад противника, а как будто напротив - помогаешь ему нанести удар, продолжая движение его руки или оружия. И если противник вкладывает в него всю свою мощь, то сам становится жертвой своей ненависти.
   - Испытать неведомые ощущения - что может быть заманчивее,произнесла я шепотом, и князь попался в расставленные мною сети. Испорченный до последнего предела, он и в окружающих предполагал наличие тех же страстей, что обуревали его грешную душу.- Надеюсь, вы меня не разочаруете, князь...
   - Мне кажется, я рожден для этого,- ответил он горячо, и его ноздри затрепетали. Через секунду он поднялся бы со своего места, и отступать было бы уже поздно, но я опередила его - Несколько мгновений ожидания только добавят приятных ощущений... -- произнесла я голосом жрицы и так же спокойно вышла из комнаты.
   И, видимо, сделала это настолько убедительно, что у князя не возникло никакого сомнения в моих намерениях. В его взгляде я прочитала восхищенное одобрение и предвкушение неземных наслаждений.
   За кого он меня принял- За искательницу приключений- За тайную блудницу- Скорее всего. Именно это впечатление я старалась внушить ему, и добилась желаемого.
   Князь был приятно возбужден, заинтригован и потерял бдительность.
   В моем распоряжении было несколько минут. И я должна была уложиться в этот срок. Иначе могло произойти все, что угодно. Я слишком далеко зашла в своей игре и отступать было поздно.
   Больше всего я боялась наткнуться на кого-нибудь из прислуги. Даже на Анюту.
   Они наверняка постарались бы задержать меня, желая угодить хозяину или из страха перед ним.
   Но на мое счастье я никого не встретила. Скорее всего, кроме нас с князем, все уже спали. Приближался рассвет и именно на это я и рассчитывала.
   Со стены я сняла тяжелый кнут, явно служивший князю в его любовных утехах, а мне он в случае чего помог бы охладить его пыл. Дверь оказалась заперта изнутри. Но когда я стала открывать ее, предательски заскрипела.
   Все внутри у меня оборвалось.
   И я побежала. Позабыв про боль в ноге. С единственным желанием оказаться как можно дальше от этого страшного места.
   ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Бегать по темному предрассветному лесу с больной ногой - не самое большое удовольствие. Особенно когда за тобой гонятся несколько человек с оружием.
   А именно это и произошло. Орловский, не дождавшись моего возвращения, снарядил за мной настоящую экспедицию. И даже сам ее возглавил. Время от времени до меня доносились из темноты его визгливые приказы, куда только подевались все его воспитание и изящество.