Арсеньева Елена. Если красть, то миллион

   Небось сто из ста сказали бы: «Убью!» Но девяносто девять из этой сотни присовокупили бы: «Эту суку!» Костя же…
   Вот именно.
   Валера уверял, что известие о тайных забавах Сони Аверьяновой оказалось просто-напросто последней каплей в чаше терпения ее мужа. Однако Струмилин, которому по долгу, так сказать, службы частенько приходилось иметь дело со всеми и всяческими суицидами, насчет самоубийства очень сомневался. Отравиться грибами нарочно – это, мягко говоря, хлопотно. Хлопотно, мучительно, неэстетично и не шибко быстро. Правда, наверняка. И поди докажи, сам человек наелся поганок или ему кто-то их в жареху подсунул. Эти бытовые отравления всегда можно толковать двояко.
   Вот, к примеру, чемеричная вода.
   Всякий врач «Скорой помощи» сталкивается с отравлением чемеричной водой достаточно часто. Как правило, карету вызывает заботливая жена: что это с моим благоверным? Хлещет из него отовсюду, слабость, пульс еле-еле, ну просто помирает, страдалец, спасите его для меня! Обычно одного взгляда хватает опытному человеку, чтобы понять: весь этот переполох учинила сама супруга, хотя и взирает сейчас перепуганными глазками. Врач отводит ее в сторонку или на кухню выводит, чтобы не слышал страдалец, и начинает пытать с пристрастием: в каком количестве давала она супругу известное средство от педикулеза (проще сказать, от вшей)? И что бы она ни врала, как бы ни всплескивала ручками, это бессмысленно, потому что такой вот характерный анамнез наблюдается исключительно у мужиков с признаками застарелого алкоголизма. Согласно народной медицине, чемеричная вода, в состав коей входит растительный яд рератрин, – для многих отчаявшихся женщин последнее средство внушить мужу отвращение к водке. И помогает, знаете ли! Пусть на время, но помогает! Другое дело, что относительно дозировки народная медицина ничего конкретного не говорит. И бывают, не часто, но бывают, такие случаи, что умирают мужики стараниями заботливых женушек. А сколько таких мужиков померло, грибочков покушавши! Особенно – закусивши ими.
   Вот и Константин…
   – Кот пил, что ли? – спросил он угрюмо, и Валера кивнул:
   – Да разве от такой жизни не запьешь?! Судя по лицам, и у самого Валеры, и у Пирога жизнь тоже была такая. И уже давно! Возможно, их тоже иногда тянуло расстаться с такой жизнью.
   И тем не менее версия о самоубийстве Аверьянова существует только в голове Электровеника, Костя ведь ни записки никакой не оставил, ничего такого.
   Пирог, способный мыслить и говорить более связно, сообщил, что жену Константина чуть не заподозрили в попытке убийства. Но у нее оказалось такое алиби, что не подкопаешься. Слухи, конечно, продолжали ходить всякие, однако, увы, Соню даже не задерживали – допросили раз и все. Вообще официальный вердикт такой – смерть от случайного отравления, тем паче в конце лета – осенью масса народу травится грибами и всякими лесными сборами. И если бы не эти фотографии, о которых Валерка все уши прожужжал…
   Валера между тем налил по новой. Руки его дрожали, хотя выпили-то всего ничего. Это от злости, от ненависти к жене Константина, – довела баба мужика до ручки!
   Струмилин пожал плечами. Хоть убей, он не понимал, как можно кончать с собой из-за гулящей бабы. Вообще-то на самоубийство из-за сердечных дел гораздо чаще идут женщины, чем мужчины. Разве что Костя уже свое отжил, и знал это, и вот судьба дала ему шанс уйти под благовидным предлогом.
   Видимо, так. Струмилин слишком много видел смертей, чтобы не верить совершенно твердо в одно страшноватое старинное изречение: ловит волк роковую овцу. Да, работа давно сделала его фаталистом!
   Вопрос вот в чем: кто сыграл для Кости роль этой судьбы? Кто сделал его «роковой овцой»? Кто подсунул фотки, стоившие ему жизни?
   Или все это тоже произошло случайно?
 
   Лида выскочила из автобуса и суматошно огляделась. Часы на здании вокзала показывали три.
   Осталось десять минут! Она опоздает, точно опоздает! Еще же надо найти этот дурацкий поезд!
   – Уважаемые пассажиры! Скорый поезд номер сто тридцать восемь сообщением Северолуцк – Адлер через десять минут отправляется с первой платформы. Выход на платформу через зал ожидания, а также через левое и правое крыло вокзала. Нумерация вагонов начинается с головы поезда. Повторяю…
   Повторения не требовалось: Лида уже ударилась всем телом в стеклянную дверь, ворвалась в здание вокзала и, лавируя, обремененная множеством вещей, понеслась к выходу на платформу. Красное платье из легкого шелкового трикотажа, вернее, сарафан на тоненьких бретельках, вился в ногах, высоченные каблуки красных босоножек то и дело грозили подломиться.
   «Как Сонька с ними справляется? – в десятый по меньшей мере раз за последние полчаса подумала Лида. – При таких каблучищах только на панель, и то не ходить по ней, а прислонившись стоять!»
   Она-то предпочитала устойчивый плотный каблук, а на шпильки взбиралась, когда уж совсем деваться некуда.
   Оказавшись напротив очередной стеклянной двери, Лида не смогла удержаться от искушения и не поискать взглядом свое отражение, однако дверь ни секунды не стояла на месте: люди так и ломились на платформу, словно им предстояло драться за места в пригородной электричке, а не располагаться в скором поезде «согласно купленным билетам». С другой стороны, рассосаться за десять минут этакой толпище людей – тоже надо уметь!
   В кильватере двух крутых парней с крутыми чемоданами на колесиках Лида выскочила на платформу и огляделась, нервно отводя волосы со лба. И тут же ее прошибло холодным потом: челка! Господи, да ведь новехонькая, полчаса назад выстриженная челка сейчас встанет дыбом! Соня еле-еле заставила волосы сестры, привыкшие быть строго зачесанными назад, лежать на лбу. И примачивала их, и лаком брызгала, и гелем смазывала – никакого толку. Каким-то чудом удалось уложить непослушные пряди, до жестяной жесткости засушив их феном, и сейчас Лида по дурости, одним движением руки, уничтожила Сонин тяжкий труд. Какие это последствия может иметь – даже думать не хочется!
   – Соня! – послышался в это мгновение возмущенный мужской голос, и чьи-то руки вцепились в Лидины плечи, тряхнув так, что она чуть не сверзилась со своих каблучищ. Тут же ее резко повернули вокруг своей оси. Легкий подол взвился до самых трусиков, Лида почувствовала прохладу, коснувшуюся обнажившихся ног, и сначала торопливо оправила платье, только потом поглядела на обнимавшего ее человека.
   Он, Евгений! Все приметы сходятся: не очень высокий, даже пониже ее ростом, но широкоплечий, крепкий, волосы черные, глаза черные, очень красивые, не то полукавказец, не то полумолдаванин, а может, и то и другое. Вид немножко расхристанный, не очень-то похож на ревизора из Управления железной дороги, скорее – на героя-любовника, каких много расплодилось за прилавками российских рынков, они обычно сладко играют глазами с покупательницами, щедро называя всякую, без скидок на возраст и экстерьер, красавицей.
   Герой-любовник, даже легкая щетина на щеках придает ему «невероятно сексуальный вид», как и предупредила Соня. Есть такое дело… Только как же с ним целоваться, с таким небритым? А целоваться, кажется, придется незамедлительно! То есть уже пришлось.
   Красивое злое лицо придвинулось, мужские губы закрыли Лидин рот, и толстый язык прижался к языку, а небритый подбородок сильно уколол ее. Лида испуганно зажмурилась – знакомое отвращение тошнотой пошло к горлу, – но постаралась взять себя в руки и елико возможно мобилизоваться. Кажется, ей это удалось, потому что в следующее мгновение горячая рука вцепилась ей пониже спины и крепко притиснула к себе. Животом Лида ощутила выпуклость ремня, а бедрами – еще какую-то выпуклость.
   Пылкий поцелуй наконец прервался, но не прежде, чем в ход пошли зубы, и Лида ощутила во рту железистый привкус крови.
   «Какая гадость! Как Сонька может?!» Захотелось отвернуться и сплюнуть, однако она стиснула зубы и заставила себя не только сдержаться, но и сохранить на лице маску растерянности и как бы даже удовольствия. По счастью, Евгений на нее не смотрел, а продолжал прижиматься всеми своими выпуклостями.
   – Чертовка! – Мужчина защекотал своим дыханием ее шею. – Мой Анри Четвертый изнылся, исстрадался весь, с его-то темпераментом!
   Конечно, Лиде приходилось слышать, что некоторые мужчины обожают давать определенной части своего тела всякие залихватские имена, но выбор Евгения заставил ее просто-таки остолбенеть. Впрочем, в этом что-то есть: назвать неприличное местечко именем знаменитого короля-потаскуна. Пожалуй, этот Евгений не такой уж «пинжак», каким презрительно характеризовала его сестра!
   – Я там все приготовил, в купе, а ты шляешься, время теряешь, – продолжал между тем обиженно Евгений. – Теперь уж не успеем. Вот кончу прямо тут, на перроне! – И он начал возбужденно жевать Лидино ухо.
 
   Она стояла столбом, только сейчас поняв, что означала вскользь брошенная фраза сестры: «Если он начнет тащить тебя в купе, ты уж посиди с ним немножко, ничего страшного».
   Ничего себе – посиди! Если бы Лида не опоздала столь основательно, ей бы наверняка пришлось полежать. Впрочем, может, этот Евгений предпочитает секс сидя? В купе-то сидя еще удобнее!
   – Извини… – Предательское «те» удалось поймать на самом кончике языка. – Извини, бога ради! Меня просто-таки затрахали сегодня клиентки.
   – Какая ты, Соня, все же неласковая со мной, – обиженно выдохнул Евгений. – Я к тебе всей душой и всем телом, а ты там над какими-то бабами за гроши трясешься – нет чтобы мужчину успокоить, причем за гораздо более значительную сумму. Думаешь, выдержу две недели в одиночестве? Клянусь мамой, сплесну при первом же удобном случае! Какая согласится, той и сплесну!
   Выражался новый знакомец до того забавно и своеобразно, что Лида с трудом сдержала смешок. К счастью, инструкции сестры прочно отпечатались в памяти, поэтому она смогла пробормотать в широкое мужское плечо, в которое вынуждена была уткнуться лицом:
   – Да уж небось от желающих отбою не будет! Но ты, главное, от Наденьки держись подальше, не то я тебе такое устрою – пойдут клочки по закоулочкам!
   Эти «клочки по закоулочкам» – одна из непостижимо прилипших к обеим сестрам фразочек. Лида тоже именно так грозила – когда приходилось стращать кого-нибудь.
   Как Соня и предсказывала, упоминание о Наденьке привело Евгения в отличное настроение! Он еще раз чмокнул Лиду в ухо, отчего у нее в голове воцарился он, и наконец-то отлип от нее.
   – А ты у меня ревнивица, – сказал сладким голосом. – Ничего, вернусь – покажу, что ты по-прежнему царица моего сердца. А пока пошли, заберешь Анри Четвертого.
   У Лиды, уже шагнувшей за ним, заплелись ноги от изумления. На воображение ей жаловаться никогда не приходилось, вот и сейчас картина, возникшая перед мысленным взором, оказалась на диво отчетливой.
   Интересное кино! Сестра сказала: «Заберешь у него ключи и еще кой-чего». Это что же получается, а?..
   Но Евгений, не обращая внимания на заминку, уже схватил ее за руку и потащил по перрону к вагону-ресторану, с подножки которого встревоженно свешивалась спелая деваха в тугой до треска юбке и крошечном белом передничке.
   «Может, это и есть Наденька?» – подумала Лида. Правда, горячее чувство, светившееся в глазах девахи, не имело отношения ни к любви, ни к страсти.
   – Евгений Ионович! – взвизгнула она раздраженно. – Заберите наконец вашего чертова Анри, он все сиденья в служебном купе изгрыз!
   Евгений, как выяснилось, Ионович помахал девахе ручкой и наддал ходу.
   Лида, до которой начала доходить страшная правда, пыталась притормозить, но путалась в каблуках. А гомон, стоявший на перроне, да громкий голос из репродуктора, объявлявший отправление скорого поезда номер сто тридцать восемь сообщением Северолуцк – Адлер, совершенно заглушали ее недоуменный лепет.
   Наконец Евгений выпустил Лидину руку, вскочил на подножку какого-то вагона, отпихнул барышню с желтым флажком и скрылся внутри. Лида попыталась утвердиться на своих подпорках, переводя дыхание и раздумывая, не сбежать ли, пока не поздно, но вот именно что уже поздно: Евгений вновь появился и спрыгнул на перрон, держа в охапке… громадного черного пса.
   – Погуляй с ним вечерком, не ленись. И завтра встань пораньше, – прокричал новый Лидии знакомец, пытаясь пересилить объявление об отправке поезда и напористо впихивая ей в руки тяжелое гладкошерстное тело. – Анри, чао, будь хорошим мальчиком, слушайся Соню. А ты, Соня, будь хорошей девочкой – и дядя Женя тебя не обидит!
   Он хихикнул, грубо лапнул Лиду за неприличное место, так что она по-дурацки взвизгнула, потрепал Анри по мясистому загривку и влепил им обоим по поцелую, – к счастью, начав с Лиды. Пес облизал хозяиново лицо, а более ничем своего темперамента не выразил – висел да и висел на руках у Лиды. В это мгновение из репродукторов грянул знаменитый марш «Прощание славянки», и Евгений, крепко захлестнув Лидину руку тонким ременным поводком, вскочил на подножку вагона-ресторана. Вскочил он очень забавно – спиной вперед, словно при перемотке пленки в видеомагнитофоне пустили обратное изображение. Лида непременно засмеялась бы, если бы нашла силы. Но пока сил у нее ни на что не было, кроме как машинально стискивать в объятиях черного, лоснящегося Анри и растерянно пялиться вслед вагону-ресторану, уносящемуся прямиком в Адлер.
   Почему-то в сей дурацкий миг она вспомнила чудный французский фильм «Графиня де Монсоро» и то, что Анри Четвертого там ласково называли Анрио. И тотчас заметила, что Евгений как-то странно дергается на подножке и машет, что-то крича, однако разобрать слова невозможно: «Славянка» прощалась очень громко. Лиде на миг показалось, что Евгений даже пытается спрыгнуть с подножки, но кто-то удерживает его. Может, легендарная Наденька подоспела-таки?
   Поезд чуть повернул, и Евгений исчез из поля Лидиного зрения. И тут наконец руки у нее разжались, и тяжеленный Анрио шлепнулся на перрон, возмущенно взвизгнув. Утвердившись на лапах, коротковатых для его мощного тела, повернул большую голову с тупым лбом и внимательно уставился на Лиду. Над его глазами было два желтых пятнышка. Морда курносая, брыластая, вроде бы сонно-добродушная, однако в складках губ вдруг просверкнули внушительные зубищи.
   Бульдог, что ли? Нет, кажется, эта порода называется ротвейлер. Или как-то в этом роде.
   Господи… да ведь это одна из самых неуправляемых пород! Пес-боец!
   Если он разозлится, Лида никогда с ним не справится. Да и если не разозлится…
   В соседнем подъезде того дома, где жила Лида в Нижнем, обитал такой же ротвейлер, и ей не раз приходилось видеть, как его крепенький хозяин, с каждым месяцем и годом обретавший все большее сходство со своим псом, влачится в кильватере его напористого движения, только делая вид, что это он выгуливает пса. На самом же деле всякому было ясно, кто тут кого выгуливает!
   Анрио смотрел на Лиду, а Лида смотрела на него. Взаимное созерцание затягивалось. Почудилось ей или в глазах с желтыми пятнышками и впрямь вспыхнуло недоумение?
   – Чего уставился? – сердито спросила она, перехватывая поводок и норовя повернуть пса так, чтобы не пялился на нее больше. Может, если не станет смотреть – не догадается о подмене? Она забыла, что зрение не относится к числу определяющих собачьих чувств.
   Глаза-то отвести Анрио отвел, но потянулся к подолу красного сарафана и принялся его сосредоточенно нюхать. Сарафан, конечно, пахнул знакомо – Соней, и тяжелые складки, собравшиеся на загривке Анрио, разошлись. Но тут же угрожающе собрались снова, когда влажный нос пополз по голым Лидиным ногам.
   Вот сейчас учует незнакомый запах, вот сейчас обидится, что его подсунули абы кому, и выразит свой протест самым доступным для всякой собаки – а особенно такой страшной! – образом… И Лиде до того стало жаль своих точеных, загорелых, стройных ножек – «самых красивых в Северолуцке и районе!» – что она мгновенно утратила власть над собой и забилась, задергалась, обеими руками и коленками отпихивая от себя пса и истерически вскрикивая:
   – Пошел вон, дурак! Пошел вон!
   Анрио оказался на диво послушен. Мигом убрал свой мокрый нос от Лидиных ног, повернулся и затрусил по перрону, свесив тяжелую голову меж плеч и вихляя задом. Двигался он в ту сторону, куда только что ушел поезд. Лида с тупым облегчением смотрела ему вслед, потом ощутила, что руке ее как-то подозрительно легко и свободно. Да ведь с нее соскользнул обмотанный Евгением ремешок, осталось только колечко с каким-то плоским, дырчатым брелком! А что это змеится по асфальту вслед за Анрио? Тот самый ремешок!
   Первым побуждением было предоставить Анрио обретенную им свободу передвижения, развернуться – и убраться прочь с вокзала. Но Лида замешкалась.
   Черт!.. Наверное, Сонькина жизнь здорово осложнится, если пропадет пес ее любовника. Недаром она так умоляла Лиду проводить Евгения, взять у него ключи и…
   Боже! А где ключи?! Теперь понятно, почему Евгений так долго трепыхался на подножке уходящего поезда! Вспомнил, что забыл передать ключи, кричал, наверное, Лиде, чтобы она подбежала, поймала их, а она стояла, как мать-одиночка, прижимая к себе Анрио.
   Итак, ключи не взяты, теперь и пес сбежит. А ведь они с Соней договорились встретиться вечером на квартире этого самого Евгения, и Соне предстояло ее охранять по причине вышедшей из строя сигнализации и заодно пасти Анрио – по причине ссоры с соседкой, которая обычно занималась этим в отсутствие Евгения. Адрес сестра успела сообщить, но как туда теперь попасть, в эту квартиру?!
   Ужасно захотелось плюнуть на все и, не дожидаясь вечернего московского поезда, ближайшей электричкой, с этого самого вокзала, через Вяземск и Гороховец, уехать домой, сделав вид, что нынешнего дурацкого дня вовсе не существовало в ее жизни. Но сумочка с паспортом, но костюмчик, оставшийся в квартире Сони, но сама Соня, которую она так некрасиво подведет! И вообще…
   Лида уныло усмехнулась. Быстро же она запуталась в родственных чувствах. Не успела обрести сестру, а чувство долга по отношению к ней уже тут как тут, словно бы всю жизнь они с Соней провели рядом. Хорошо, пожалуй, что не провели: если Сонька с первой же встречи забрала над Лидой такую власть, можно представить, как бы она ездила на сестре, не разлучи их судьба. Соня, конечно, хорошая свинья: отправила Лиду на такое дело, не сказав толком, что ее ждет. С другой стороны, скажи она правду – Лида ни за что не пошла бы. Значит, у Сони сорвалось бы ее смертельно-важное дело, как она выразилась.
   Весело! Лида даже не спросила, что за дело: просто приняла все Сонины условия, позволила выстричь себе челку (сбылась мечта идиотки!) и помчалась на вокзал. И вот вам результат…
   Однако что же она стоит столбом? Хотя бы собаку поймать! А потом подумать, что делать дальше.
   И Лида ринулась вперед на полусогнутых, пытаясь не только настигнуть Анрио, но и подобрать с асфальта ремешок. Не удавалось ни одно, ни другое, хотя не сказать, что Анрио бежал так уж быстро. Кажется, только руку протяни… То есть ногу. Лида то и дело совершала выпад правой ногой, пытаясь наступить на ремешок, прижать его, однако он в последнюю секунду выскальзывал. Кажется, в аргентинском танго есть такое па – резкий выпад правой ногой вперед? Со стороны картина, наверное, еще та, и Лида просто не понимала, почему окружающие не складываются штабелями от смеха. Какой-то нелюдимый тут, в Северолуцке, народ оказался, бесчеловечный, можно сказать. На жалобный призыв Лиды: «Держите собаку!» – никто не отреагировал, наоборот, перед Анрио образовался довольно широкий коридор, куда тот и устремился, с каждой секундой увеличивая темп.
   Они уже обогнули здание вокзала и вырвались на площадь, к стоянке такси.
   «Если он сейчас перепугается и рванет, я его в жизни не поймаю!» – в панике подумала Лида – и, как водится, накликала беду. Послышался резкий сигнал такси, пес мигом утратил вальяжную неторопливость и метнулся в сторону.
   Взвизгнули тормоза, черное тугое собачье тело стремительно перелетело площадь… и потерялось среди множества крошечных магазинчиков, облепивших ее по периметру.
   – Анрио! – взвизгнула Лида, простирая руки, но вопль ее остался безответен, только какая-то тетка с мешком семечек покосилась на нее дикими глазами.
   А нарушенное было движение на площади мгновенно восстановилось.
   Лида закрыла глаза и обреченно покачала головой.
   – Да вы не горюйте, девушка, – сказал над самым ее ухом приятный мужской голос. – Такой пес не пропадет! У меня у самого ротвейлер – ого, сколько раз вырывался и убегал! И всегда возвращался домой. И ваш вернется. Вы лучше поскорее поезжайте туда, чтобы собачка не скучала, когда прибежит. Нет, автобусы в это время ходят просто отвратительно! Давайте я вас подвезу, у меня тут машина.
   Первой мыслью Лиды было, что она все же ошиблась насчет жителей Северолуцка и района: среди них попадаются на диво отзывчивые личности! Потом она осознала, что данная личность – невысокая, узколицая, с серыми волосами и в сером же мятом костюмчике – уже успела подхватить ее под локоток и как-то очень напористо влечет к темно-зеленой «Волге», притулившейся у обочины.
   Все понятно! На вокзале Северолуцка, определенно не самом оживленном вокзале мира, спрос на средства передвижения отстает от предложения. И напористый «чайник» влечет добычу к своей «волжанке», пока таксисты не расчухали и не перебежали дорогу.
   – Да нет, спасибо, – сказала Лида, пытаясь высвободить руку. – Мне тут буквально два шага, я и пешком дойду.
   – Как это? – бормотал серый «чайник», уже хватаясь за ручку зеленой дверцы. – Уж решили, так поедем.
   – Ничего я не решила! – рванулась Лида. – У меня и денег-то нет! Я кошелек потеряла!
   В это мгновение дверца распахнулась, и «чайник» с такой силой втолкнул туда девушку, что она плашмя простерлась на заднем сиденье. Завозилась, пытаясь приподняться, но чья-то рука вдавила ее в пахнущую пылью и бензином коричневую обивку.
   – Ножки задери, – посоветовал добродушный голос, почему-то показавшийся знакомым. – Прищемим дверью – ой-ой, какая вава будет! Жалко такие подставочки калечить, правда, Золотая Ножка?
   В это мгновение чья-то рука грубо согнула ей ноги, послышался хлопок закрывшейся двери. Через секунду мотор взревел, «Волга» тронулась.
   Рука, вдавившая Лиду в сиденье, ослабила нажим, и девушка смогла повернуть голову.
   Серый «чайник» на месте водителя сосредоточенно вертел баранку, а рядом с ним, перегнувшись с переднего сиденья, Лиде широко улыбался тот самый рыжий и губастый ценитель женских ног, кто сегодня утром приветствовал ее приезд в Северолуцк.
   – Ключ, – проговорил он, поворачивая руку ладонью вверх. – Ключ от квартиры, где деньги лежат, ну?
   Лида тупо смотрела ему в лицо, с которого не сходила приятнейшая, чуточку щербатая улыбка.
   Почему-то сразу вспомнился ключ от ее собственной нижегородской квартиры, оставшийся в сумке. Что за чушь?! Там нету никаких денег!
   – Сонька, не томи, – прищурился губастый. – Гони ключи.
   И тут до Лиды дошло! Этим двум нужны ключи от квартиры Евгения!
   Сонька… она не только Золотая Ножка, но все-таки и Золотая Ручка. Наводчица!
   Лида вспомнила разговоры о вышедшей из строя сигнализации. Наверняка Соня сама ее сломала, чтобы вместе со своими сообщниками без помех ограбить любовника. Ну и грабила бы, зачем только что обретенную сестрицу втравливать в такие дела?!
   Вот гадость! Конечно, Соня боялась этих ребяток, потому и отправила в западню дурочку Лидочку. Надо как можно скорее отдать ключи и избавиться от них. Пусть делают что хотят, а Лида…
   И тут ее бросило в жар.
   Ключи! Им нужны те самые ключи, которые она забыла взять у Евгения!
   – У меня нет никаких ключей, – забормотала Лида, с отвращением улавливая в своем голосе испуганные, заискивающие нотки. – И вообще, вы думаете, я…
   – Не узнаю тебя, мать, – осуждающе сказал губастый, больно выворачивая ей руку. – Раньше ты врала покраше. Нету ключей, нету – а это что, по-твоему?!
   И он снял с Лидиного полусогнутого пальца витое колечко с плоским дырчатым брелком, недавно украшавшее поводок пса. Лида начисто забыла о нем и все это время сжимала в кулаке чисто машинально.
   Так это и есть ключ от квартиры Евгения?! Значит, она все же взяла его?
   Ничего себе – ключ! Таких ключей-то и не бывает.
   Нет, выходит, бывает. И слава богу. Получив свое, рыжий и серый должны отпустить ее.
   Лида попыталась сесть. Удалось это с некоторым трудом.
   – Ну, ключ у вас теперь есть, – сказала угрюмо. – Адрес, надо думать, вы знаете. Остановите машину!
   Честно сказать, она не ожидала, что серый послушается столь беспрекословно. «Волга» вильнула к тротуару и замерла.
   Лида зашарила по дверце, но та оказалась практически плоская, с какими-то жалкими культяпками на тех местах, где раньше были обе ручки. Нечем даже окно опустить!
   – Соня, да не дергайся, – укоризненно сказал губастый. – Открыть могу только я. Подожди, сейчас выйду, осмотрю местность. Если все тихо – пойдем. Я совсем не хочу, чтобы нас кто-то заметил вместе.
   Лида растерянно поглядела в окно. «Волга» стояла у кирпичной девятиэтажки с приметным козырьком на крыше. Сзади красовался пустырь – очевидно, это самая окраина города. Да ведь это дом Евгения, каким его описывала Соня! Точно – вон и аршинный номер сорок девять на стене. Улица Караульная, 49. А квартира 14. На четвертом этаже.