Артемьев Д.. Три приятеля

   Наутро Мишка укатил, а Леня со Стасом выполнили тяжкий труд и пробежали на лыжах километров пятнадцать. Потом обедали и спали. Разбудил их Мишка, появившийся голодный, поэтому пришлось кормить его в баре. Кормление происходило без особых уговоров, скорее вовсе без них. Мишка взял в баре пару бутылок и объявил, что сейчас обыграет всех на бильярде. И что каждый успешный удар должен сопровождаться хорошим глотком благородного вина. Этого ему простить не могли и ободрали как липку. Вначале Леня, а завершил сокрушительный разгром Стас. Надо, однако, заметить, что ребята давали Мишке глотнуть не только после его успешного шара, но и после своего. Это, как сказал Леня, акт благородства и великодушия с его стороны, поскольку, придерживаясь принятых условий, Мишка остался бы совершенно трезвый. Они даже пропустили ужин. Так что всю вторую половину дня у них не выдалось ни секунды времени, чтобы обсудить визит профессора. Но было решено собраться по этому поводу завтра, с самого утра, точнее, сразу после лыжной прогулки. И Стас удалился, сообщив, что должен проводить одну прелестную даму, чтобы к ней, не дай Бог, кто-нибудь не пристал. Дама, которая выглядела глубоко за тридцать, уже давно ошивалась в бильярдной комнате, восхищаясь всеми тремя мастерами кия. Несколько дней она ждала своего звездного часа и, вероятно, дождалась. Следом ушел Леня, оставив Мишку в центре стайки девиц, с разинутым ртом слушающих его вранье о поездке в Прагу. Правдой там было только одно – он действительно единственный раз ездил за границу, на конференцию, на три дня.
   Совещание началось перед обедом. Утром собрались и сделали круг по лыжне. После вчерашнего шли тяжело. На расспросы о красавице Стас прогудел, что некоторые хотят, но не умеют и не научатся. Ни Леня, ни Мишка ничего толком не поняли, но приставать дальше не решились. После лыжного забега каждый принял душ, и все собрались в Ленином номере.
   – Начинай, – скомандовал Стас, глядя на Мишку.
   – Ну что, на хирургии были только рады, что им не надо снимать номер. Так что все в порядке. Встречаем в аэропорту мы, самолет прилетает в семнадцать с минутами, отвозим старичка в номер, ужинаем с ним, потом провожаем в кроватку. А утром его забирают хирурги. И на следующий день тоже. Третий и четвертый день – наши. Будет у меня в отделении. Главный писает кипятком, хочет присутствовать.
   – Позволил? – улыбнулся Леня.
   – О чем говорить! – ответил Мишка.
   – Добрый ты, – прогудел Стас, – а что у нас с культурной программой? Балет? Театр? Лет-то ему сколько?
   – Не знаю, – с чувством ответил Мишка, – хирурги сказали, что, судя по статьям, ему лет сто. В тридцатых годах уже пользовались методикой Свенсона. Я сам, помню, учил синдром Свенсона. Ну, не знаю.
   – Старик, – загудел Стас, – это обнадеживает. Дебейки! А столетний старик – обнадеживает вдвойне.
   – В квадрате, – иронично добавил Леня, – Свенсон, друзья мои, самая распространенная у них фамилия. Иванов или Сидоров. Так что давайте встретим человека, там и определимся.
   Так и решили. А после обеда приехал водитель Стаса, и все разъехались по домам.

Размышления об одиночестве

   – В сущности, человек бесконечно и глубоко одинок, – размышлял Леня.
   Сам он в этот момент находился в постели и одиноким не был. Постель, по обыкновению, разделяла с ним любительница психологических экспериментов. Она внимательно слушала Леню.
   – И по отношению к одиночеству люди делятся на две группы. Одна состоит из персон, не выносящих одиночества ни в каком виде. Такие люди готовы приглашать к себе или бежать к кому-то, только бы не оставаться наедине с собой. Другая группа состоит из вдумчивых людей, которые способны некоторое время наслаждаться собственным внутренним миром.
   – А ты к какой группе относишься? – спросила женщина.
   Она лежала в любимой позе, головой на его груди, и перебирала пальцами в его волосах, чуть царапая кожу ноготками.
   – Не знаю. Думаю, что ко второй. Особенностью и той и другой группы, на мой взгляд, является разговор с самим собой. Ты, вероятно, заметила, что дети и старики, оставаясь одни, разговаривают сами с собой. Иногда довольно громко. Причем люди первой группы делают это, чтобы вызвать у себя жалость. Они жалеют себя, и нам их жалко тоже. Во второй группе такой разговор с собой вслух вызван, вероятно, другой причиной. Поскольку мы думаем на языке и только иногда образами, то хотим, чтобы мысль была доходчива. И переходим к разговору с собой вслух. Знаешь, повышение громкости речи связано в представлении обычного человека с повышением доходчивости. Так часто говорят с иностранцем: можно подумать, что, если повторять ему все громче и громче, он лучше поймет информацию на незнакомом языке. Наверняка на кухне при готовке или в спальне, подбирая наряды, ты говорила сама с собой вслух. Признавайся.
   – Конечно, еще как. Я дома говорю и со сковородками, и с бельем. Но чаще всего ругательски ругаю кота. Поэтому муж, когда слышит мое бормотание, спрашивает, что снова натворил этот гад. Но знаешь, что я тебе скажу: я слушала тебя, и мне показалось, что ты о ком-то говоришь. О ком-то близком. Я права?
   – Не знаю, – неуверенно ответил Леня, – может быть, я бессознательно думал об одном несчастном человеке.
   Он погладил лежащую женщину по волосам, растрепал их.
   – Ты добрый мальчишка, – сказала она, – и я сейчас сделаю кое-что языком, и это будет не иностранный язык.
 
   Самолет опаздывал. Мужики стояли возле машин, припаркованных перед выходом из зала прилетов, прямо под знаком, запрещающим стоянку. Один из водителей сидел в машине, другой с плакатиком с фамилией профессора стоял около самых дверей. Все курили. Наконец объявили прилет. Начали выходить пассажиры. Вначале по одному, затем тонкой струйкой, а когда пошла основная масса, водителя с плакатиком заслонили. Когда же он появился, то рядом с ним шла невысокая красивая женщина без шапочки, с черными волосами. Она подошла к оторопевшим приятелям, первой подала руку и с небольшим акцентом сказала:
   – Свенсон. Илга Свенсон.
   Все по очереди назвались.
   – Вы тот самый врач, который выписал меня для консультаций? – спросила она, обращаясь к Мишке.
   – Ага, то есть да, – ответил Мишка.
   Тут пришли в себя остальные.
   – Пожалуйста, в машину, – предложил Леня.
   – Да, да, садитесь, – загудел Стас, – давайте вот сюда.
   Он открыл дверь «лендкрузера», подсадил даму и коротким жестом прогнал водителя в другую машину, а сам сел за руль. Разместились и тронулись. Разговор начал Леня:
   – Илга, можно вас так называть? Или все же лучше профессор Свенсон?
   – Лучше просто Илга, – засмеялась она.
   – Прекрасно! Вы очень хорошо говорите по-русски.
   – О, я проходила большую стажировку в России. Поэтому меня направили к вам в больницу. И кроме того, эта больная проходит, как это говорится, по моей специализации.
   – О больной чуть позже, – подал густой голос Стас, – сейчас давайте решать о сегодняшней программе. Если вы не возражаете, мы поселим вас в отеле, подождем и поедем ужинать. Хорошо?
   – Отлично, – ответила Илга.
   – А мы представляли вас иначе, – снова вступил в разговор Леня, – мы думали, что приедет пожилой профессор, труды которого изучал наш приятель Миша. А приехала такая очаровательная женщина.
   – Спасибо, но почему пожилой? А-а-а. Поняла. Я тоже знаю синдром Свенсона. Это очень распространенная фамилия.
   Друзья узнали, где она живет, как долетела, чем кормили, и множество других сведений. Немного рассказали о себе. Так за разговорами незаметно доехали до отеля. Стас вышел из-за руля, открыл дверку, помог даме выпрыгнуть из машины и заявил:
   – Я сам провожу Илгу.
   Водители взяли чемоданы, и вся группа скрылась в лобби-баре отеля. Вскоре вернулись водители, а за ними пришел довольный Стас.
   – Не, мужики, – сказал он, понизив голос, – вот это баба, а? Профессор. Брюнетка. А? Хороша! А у меня эти, без образования, только ноги и все. Мишка, не вздумай клеиться, жене скажу. И ты тоже, бабник чертов.
   – Поглядим. – Леня едва успел отпрыгнуть от ласкового Стасова кулака. – Ты, в натуре, шутки надо понимать.
   – Никаких шуток, – заявил Стас. – Шутки кончились.
   – А сколько здесь стоять? – спросил Мишка.
   – Илга просила полчаса, – ответил Стас, – подождем. Поедем в ресторан на двух машинах. Я с Илгой в этой, а вы – во второй.
   Профессор Свенсон не заставила себя ждать ни одной лишней минуты. Вечер удался. За столом разместились так: Леня с Мишкой с одной стороны, Илга и Стас – с другой. Для знакомства выпили шампанского, затем по рюмке водки. Когда Стас налил ей вторую, она, смеясь, сказала, что Стас переоценивает ее желание набрататься. Все удивились, но потом сообразили и объяснили Илге, что имеет смысл говорить «набраться». Смеялись много. Потом танцевали по очереди, но очередь получилась немного странная; вначале Стас пригласил Илгу, затем Леня, а затем снова Стас, следующий танец был за Мишкой, а после него Стас заявил, что ему не дают танцевать с Илгой, что он, бедняжка, только сидит и смотрит, и увел Илгу к оркестру. Какой-то зажиточный приезжий также попробовал пригласить Илгу, попросив у сидящих разрешения, но Стас загудел, что девушка не танцует, а Илга, оказавшись умницей, перешла на английский, и мужчина испарился. Возвращались в отель в том же порядке, Стас снова пошел провожать Илгу и отсутствовал несколько дольше. Потом, перед тем как разъехаться, он заявил:
   – Сегодня я еще немного поработаю над культурной программой. Балет – обязательно! Ничто так не размягчает нежное женское сердце, как страсти, выраженные телодвижениями.
   И все с ним согласились.

Консультация

   Мишка, конечно, не удержался и все растрепал. Илга днем заскочила к нему и пробыла около Оли некоторое время. А потом он ей объяснил, кто такая Оля и почему его друзья решили ей помочь. Поэтому, когда вечером мужики заехали за Илгой в больницу, уже одетые для театра, Илга смотрела на них другими глазами. И Леня, и Стас почувствовали себя неловко.
   Балет был великолепен, Стас – безумно обаятелен. В перерыве все, кроме Лени, пили в буфете шампанское. Леня взял рюмку «Хеннесси». Потом гуляли, разглядывая портреты и фотографии актеров. И тут Илга заявила:
   – Я бы хотела посмотреть, как живет эта девушка Оля. Это можно?
   – Думаю, можно, – ответил Леня, – я попробую договориться.
   Утром следующего дня Леня позвонил Аде Семеновне и попросил устроить посещение Олиной квартиры. Учительница знала о приезде знаменитого профессора, видела Илгу в больнице и, удивленная, потом рассказала Вале об иностранном докторе.
   – Такая молодая, а уже знаменитая. Ты бы видела, как с ней носятся. А к Олечке пришла с толпой врачей. Та вначале испугалась, но профессор ее успокоила, даже по голове погладила. Долго смотрели.
   – Дай-то Бог, – ответила та, – вот счастье будет, если девку на ноги поставят.
 
   Ада Семеновна не видела проблемы в посещении квартиры.
   – Ключ у Валюши, – сказала она, – так что в любой момент, когда Валя дома, можно зайти посмотреть квартиру. Утром всего удобнее.
   И на третий день пребывания Илги с самого утра поехали на квартиру Оли. Илга и Стас приехали на машине, Леня подошел из дома, учительница и соседка уже их ждали. Все вошли в грязный, вонючий подъезд. Илга ахнула. Экскурсию по квартире провела Валюша.
   – Вот, осторожнее, здесь подпорка. Потолок может обвалиться. Проходите прямо в комнату. Бедно здесь, но чистенько.
   Квартира была крохотная и темная. Мебели почти не было.
   – Распродала что смогла. Да что там было! Отчим привез ей разного барахла, шкаф старый и прочее. Так она и это продала. Мать-то у нее померла, царствие ей небесное, – объяснила Валя.
   Вместо мебели использовались деревянные ящики и картонные коробки. Ящики были оклеены кусочками разноцветной бумаги.
   – Это Оля клеила. Подбирала бумажки и клеила. Чтобы не так уродливо было.
   В одной комнате висела лампа без абажура, в другой – пустой патрон.
   – Свет приходится экономить. Могут выключить. Платить-то нечем. За квартиру уже год не плачено, – продолжала экскурсию гид, – хотели помочь ей обменять на меньшую квартиру, с приплатой. Давали объявление. Да что толку! Кто пойдет в наш деревянный барак!
   В квартире стоял запах старой одежды, гнили. Но действительно, все было аккуратно прибрано. Это была аккуратность крайней нищеты. Прошли в кухню. Кран подтекал; чтобы вода не брызгала, Оля приспособила к крану тряпочку, по которой в раковину бойко стекала вода. Раковина когда-то была эмалированная. То же можно было сказать и про ванную, сбоку которой висела газовая колонка, подвязанная веревкой, держащей переднюю панель. В туалете пластмассовый бачок соединялся с унитазом полностью проржавевшей трубой.
   – Отчим обещал ей устроить, да больше не приходил. А… – махнула рукой Валя.
   Илга закончила осмотр, потрясенная. Она вышла, попрощалась с женщинами и остановилась на миг возле машины. Там взяла за руки Леню и Стаса и что-то произнесла на незнакомом, видимо, датском, языке. Леня попросил перевести.
   – А, – махнула рукой Илга, – ужасно это. А вы – хорошие человеки, я хотела сказать, люди.
   В глазах у нее стояли слезы.
   Пора было ехать в больницу, и они расстались. Стас так бережно подсадил Илгу в машину, и она так доверчиво опиралась на его руку, что у Лени появились кое-какие подозрения. Они уехали в больницу, к Мишке. А Леня зашел к себе за дипломатом и направился на биржу.
   Вскоре после начала торгов оба Лениных номера разрывались от звонков. Он выставлял котировки, покупал, продавал, советовал клиентам и советовался сам.
   – Наконец до тебя дозвонился, – раздалось в трубке гудение Стаса.
   – Говори быстрее, – ответил Леня, – у меня клиент на второй линии.
   – Лень. – Голос Стаса стал необыкновенно жалобным и просительным. – Позвони в свой пансионат, а? Номер и баню на сегодня до завтра.
   – С ума сошел? Или сговорился уже, старый…
   – Лень, ну пожалуйста, – канючил Стас.
   – Хорошо, я перезвоню.
   Леня бросил трубку, и его увлек поток дел. Только через час он вспомнил о Стасе, позвонил директору пансионата и тут же перезвонил Стасу. Того не было, и Леня попросил передать телефонограмму:
   – Твоя просьба выполнена. Но запомни, профессор должен быть в форме еще один день. Удачи. Леня.
   Телефонограмму обещали передать обязательно.
   А вечером позвонил Мишка с новостями:
   – Рассказываю по порядку. Во-первых, я выбрал верное лечение. Завтра Илга пропишет еще несколько лекарств. Во-вторых, как я и думал, лечение костей займет много времени. Илга говорила что-то о специализированной клинике в Швейцарии. В-третьих, Стас заявился довольно рано, утащил профессора, и они куда-то умчались. Кажется, там вовсю развивается роман.
   – Поехали в тот пансионат, – наябедничал Леня, – сауну им захотелось.
   – Ого! – воскликнул Мишка. – Но я тебе скажу еще новость. Ты обалдеешь. Представляешь, когда Илга осматривала Олю по поводу ее ног и говорила со мной, то мы заметили, что Оля очень внимательно слушает. Поэтому когда Илга высказала сомнение в полном восстановлении двигательного аппарата, она перешла на английский. И Оля вдруг заплакала. Илга бросилась к ней, стала говорить с ней, объяснять, что врачи часто говорят на непонятном языке. А та все не успокаивается. И тут Илга, видимо, догадалась и спросила, не знает ли Оля, случайно, английский. И та, представляешь, кивнула и сказала, что немного понимает. В школе учила. Вот тебе и новость!
   – Врешь? – удивился Леня.
   – Я когда трезвый врал? – спросил Мишка.
   И он был прав. В трезвом виде трудно было найти человека честнее.
 
   Стас привез Илгу к девяти утра в больницу, а сам поехал к Лене. Он звонил ему по мобильному, требовал встречи и кофе. Леня встревожился. Дважды он заставал Стаса в таком настроении. Это было связано с увлечением. Стас тогда встал на «колеса», доставал какие-то таблетки и был совсем невменяем. К счастью, это состояние длилось недолго. А что на этот раз? Леня сделал завтрак – творог и немного ветчины. Налил чайник и в ожидании Стаса уселся за компьютер. Уже с первых слов, сказанных в прихожей и сопровождавшихся швырянием на пол дубленки, стало ясно, что дело крайне серьезное.
   – Вот, – гудел Стас, – в моем лице ты видишь кого? Ты думаешь, что я – это я? Ни себе хера! Это не так.
   – Не мог ли бы ты, – спросил Леня, снижая накал, – подобрать с пола свою дрань и повесить на вешалку? Я ничего не имею против, но вскоре должна прийти уборщица, и она, безусловно, выкинет ее на помойку. Тогда тебе придется возвращаться в свой офис в одном пиджачке.
   – Ирония, – возвестил Стас, не делая ни малейшей попытки исправить положение с дубленкой, – ирония. Всегда ирония. Никакого проникновения в тонкую, чувственную душу приятеля. Только разрушительный сарказм и ирония. Где мой кофе?
   И кофе, и завтрак Стасом были получены. Леня не торопил человека, – пусть будет пауза. И Стас благодарно молчал, чавкал, хмыкал и поглощал еду. Наконец остановился, вытянул из Ленькиной пачки сигарету, вкусно ее прикурил и сказал неожиданно:
   – Я рассмотрел над комодом фотографии. Там, у Оли в квартире. Помнишь, несколько детских? Оле годика два. Мать-то у нее какая была! Красавица! Даже на старых фото и то заметно. И папаня видный.
   – Я тоже обратил внимание, – спокойно ответил Леня, – подумал, какая девушка могла бы вырасти. Да вот Бог не дал.
   – Бог, Бог, а мы на что? Илга говорит, что девка – прелесть. И умна. Нам теперь отступать поздно. Нашими руками Господь исправляет ошибку природы. Ты пойми…
   – Не о том говоришь, – перебил его приятель, – давай излагай, что там у тебя. Как я понял, у нее муж есть. В Дании. Лаэрт какой-нибудь. Да скажи же ты, не молчи.
   – А чего говорить. Она – баба самостоятельная. Я – вроде тоже. Полечу с ней. Вчера с утра велел своим сделать мне визу. Экстренную. За двести баксов. Она еще не знает. Думает, я шутки шучу. Вот приехал к тебе за благословением.
   – Погоди. Пойду найду что-нибудь подходящее из одежды. Не могу же я благословить тебя в шортах. Как ты полагаешь, длинный розовый халат подойдет?
   По сопению Стаса Леня понял, что шутки стали неуместны. Он выждал секунду и сказал:
   – Да черт с тобой. Катись. Сгоняй, разведай. Ты ведь в Дании не был?
   – Ни разу, – ответил Стас, – всякие Шарги-эль-Шейхи и Эмираты. В серьезных странах бывал только по делам – контракты, закупки. С тобой только ездил в Англию, и все.
   Они действительно были в Лондоне несколько дней в турпоездке. Лене запомнился только Гайд-парк, где они вдвоем пьяные и довольные пытались читать лекции, причем трибуной для Леньки служила Стасова спина.
   – Англия не считается, – улыбнулся Леня, – поезжай. А про пансионат пару слов сказать не хочешь?
   – Шехерезада, – ответил Стас, – тысяча и одна ночь, спрессованные в одно мгновение. Опыт, помноженный на искусство. Нежность ночи и ласка веников в сауне. Прохлада простыней в люксе, предложенном нам самым директорствующим из самых директоров. Я хотел сказать – самым…
   – Поэт, – подытожил Леня. – Федерико Гарсия Лорка, только не расстрелянный. Ты можешь подвезти меня на биржу? Я уже опаздываю.
   – Нет в тебе полета, Лень, – ответил Стас, – конечно, подвезу.

Розы для профессора

   Несколько месяцев назад Леня купил довольно большой пакет акций одного не очень перспективного предприятия. Выложил массу денег, хотел заработать хотя бы процентов пять. Не удалось. Не удалось даже скинуть их с небольшим убытком. Американский фонд, энергично скупавший эти акции, прекратил скупку; они подумали, что их двадцати процентов может хватить, чтобы сменить дирекцию. И решили остановиться. Нет так нет. Где только Леня не терял бабки. И тут с утра звонок. Знакомый брокер изложил проблему. Скоро общее собрание на заводе. Директор блокировался с основными инвесторами, набрал сорок девять процентов. Но американцы тоже вошли в блок с другими мелкими держателями. Теперь директору не хватает немного, чтобы усидеть в своем кресле. Согласно реестру акционеров в регистраторе, директору очень бы пригодился Ленин пакет. Он готов заплатить за него раза в полтора выше рыночной цены. Леня быстро сориентировался и спокойно ответил, что на таких условиях он продавать не станет, а вот если в два раза выше рынка, то, пожалуй, отдаст. А что сверху, готов делиться. Он прекрасно понимал, что прикормленный брокер уменьшил объем сделки, чтобы ухватить побольше. Тот обещал перезвонить и перезвонил на удивление быстро. Видимо, не терпелось. Леня дал согласие, фиксируя один час. И сделка была подписана. Так что сегодня Леня заработал немало тысяч покойных президентов.
   Еще до завершения этой истории звонил Мишка. Просил приехать в отделение, поговорить с Илгой. А Стаса он не мог нигде найти. Леня управился с бумагами, подписал передаточные и поехал на такси к Мишке. Илга и Мишка находились в кабинете. На столе громоздились рентгеновские пленки, стояли стаканы с недопитым кофе, и лежала штука, очень похожая на ту, что Леня видел в своем сне про Мишку и Стаса. Он подержал эту штуковину в руках, подвигал шарниром и спросил:
   – И что? Вот эту штуку будем имплантировать Оле?
   – Не говори глупости, – ответил Мишка, – это хирурги принесли. Образец. Из титана. Садись. Надо обсудить ход дальнейшего лечения. Илга, давай расскажи этому финансеру, что мы будем делать.
   – О! – заметила Илга. – Это новое слово. Я его не знаю.
   – Только не запоминайте, Илга, – ответил Леня, – давайте перейдем к делу.
   И Илга изложила свой профессиональный взгляд на проблему:
   – Один месяц мы будем лечить Ольгу здесь. Когда она окрепнет достаточно, надо ее переводить в клинику в горах. Но это будет очень дорого.
   Именно в этот момент появился Стас. Он держал в руке букет роз и чувствовал себя страшно скованно. Освободившись от букета, который перешел в руки профессора, Стас стал способен принимать участие в беседе. Но зато профессор потеряла эту способность.
   – Мой Боже, какие прекрасные розы, – произнесла Илга и уткнулась в букет, – как они пахнут! Спасибо, Стас. Но мне скоро улетать. Ты позволишь оставить эти цветы для вашей Оли? Для нашей. Можно мне так говорить?
   – О чем базар! – загудел Стас. – Что тут обсуждать? Конечно. Ольга теперь наша. Общая. Вот и Ленька. И Мишка.
   Стас смешался. Это было настолько необычно, что друзья принялись его внимательно рассматривать. Удовлетворенный осмотром, Мишка спросил:
   – Я надеюсь, ты примешь участие в обсуждении?
   – А зачем я сюда пришел? – парировал Стас и подсел к Илге.
   Миша кратко повторил программу лечения: месяц здесь на лекарствах и физиотерапии. За это время надо сделать загранпаспорт. И отправить Олю в Швейцарию.
   – Сколько времени она будет в горах? – спросил Миша.
   Но вместо Илги ответил Стас:
   – Сколько потребуется, столько и будет. Надо вот что сделать, надо ей учительницу английского подыскать. Пусть натаскает девочку, а то, сами знаете, ни попить, ни пописать не попросит.
   – А я пока договорюсь с клиникой, – продолжила Илга, – я туда часто приезжаю, каждый месяц. На консультации. Там чудесно. Но очень дорого. День пребывания стоит около трехсот долларов, не считая лечения.
   – Хорошо, – сказал Леня, – заплатим сразу за пару месяцев. А там посмотрим.
   – Точно, – согласился Стас, – или сразу за три.
   – Я думаю, что двух месяцев пока достаточно, – сказала Илга. – Итак, все решено. Мне еще надо собраться в дорогу. Пойду сказать до свидания этой девочке.
   Пошли в палату все. Стаса опять облачали в необъятный халат, Илга то и дело поправляла его, Стас балдел. В палате Оля сидела у стола. Рядом находилась ее соседка Валюша. Оля только что закончила обедать. На столе громоздились чашки, тарелки, поодаль стопкой лежали книги. При виде врачей Оля и Валя вскочили, Валя начала быстро прибирать со стола.
   – Оля, я уезжаю, – сказала Илга, – а эти цветы тебе.
   Оля взяла букет и уткнулась в розы точно так же, как это недавно сделала сама Илга. А Валя засуетилась в поисках банки и побежала в туалет за водой. Мужчины разглядывали Олю, находя в ней разительные перемены. Красивая девушка с чуть вьющимися каштановыми волосами. Припухлые губы. Нежная тонкая кожа с чуть заметными голубыми прожилками. Она стояла, держа букет, и не находила места от смущения.
   – Спасибо. А вы еще приедете?
   – Не беспокойся, – ответила Илга, – мы с тобой увидимся. Об этом позаботятся эти господа.
   Оля посмотрела на мужчин и застеснялась еще сильнее. Щеки ее порозовели. Тут ситуацию разрядила Валя, забрав цветы и пристраивая букет в банку с водой. Илга пожала Оле руку, и все, прощаясь, вышли из палаты.
 
   Илга и Стас представляли счастливую пару. Он обнимал женщину и гудел:
   – Так, мужики. Лечу на недельку. Или две. Оставляю на вас все дела. Смотрите. Девку берегите. А то…
   И он показал огромный кулак. Илга, смеясь, обняла кулак обеими ладонями, но закрыть не удалось. А Леня спросил:
   – Ты роуминг сделал?
   – А як же! – ответил Стас. – Номер тот же. Звоните. А номера Илги записали?
   – Да. Где ты остановишься?
   – Да я заказал что-то. Мне ваучер дали. Разберусь. Илга поможет. Ну все. Мы пошли. А то посадка закончится.
 
   Мишка и Леня решили где-то тяпнуть, отметить новый поворот в делах. Машина Стаса отвезла их в город, и они прошлись по центральной улице, заходя в разные питейные заведения. Однако выпивали не всюду. Мишка был готов выпить, но Леня останавливал его, приговаривая:
   – Здесь ничего нет для приличных людей. Имей в виду, что ты тоже относишься к этой категории. Можешь мне поверить. Смотри, «Джонни Уокер», красная этикетка. Такую жидкость пьют докеры. Но ты же не докер, а доктор. Или я ошибаюсь?
   – Докер, докер, – протестовал Мишка, – давай выпьем это виски.
   – Ни за что!
   И Леня увлек приятеля в следующее кафе.
   – Вот. Здесь есть кое-что.
   – Слава Богу, – отреагировал Мишка, – здесь и выпьем.
   – Но немного. Налей нам, голубушка, два по пятьдесят «Катти Сарк».
   – Чего? – не поняла женщина за прилавком.
   – Вот это виски, – показал пальцем Леня.
   Но женщина не налила, а взяла какие-то листочки, полистала их и сказала, глядя с сомнением на клиентов:
   – Это дорогое виски. С вас сто сорок рублей будет.
   – Наливай, – скомандовал Леня, – продадим с себя последнее, но заплатим.
   Женщина отмерила два раза по пятьдесят, но сомнения покинули ее только тогда, когда она получила деньги. Друзья сели за столик.
   – Слушай, мы так неважно одеты? – спросил Мишка, – От нас что ожидали?
   – Да выбрось ты из головы. Поехали.
   В следующем заведении было взято столько же, но уже «Балантайнз». Мишка протестовал:
   – За эти деньги можно взять пять бутылок водки. А мы принимаем по пятьдесят граммов.
   – О! – поднял указательный палец Леня. – Хочу обратить твое внимание на избирательность. Я имею в виду разборчивость в еде и питье. Возьмем, к примеру, тебя. Вот ты очень хочешь есть. Но не будешь есть из помойки. Да что говорить, ты и от больничной еды отказываешься. А летишь в дом, где получаешь парную телятину. Так?
   – Ну.
   – Удивительно развернутый ответ. Сразу видно, что собеседник виртуозно владеет лексикой и знаком со всем богатством родного языка.
   – Ты кончай, жопа с ушами, а то…
   – Извини, друг. Так на чем я остановился? Итак, и ты, и я разборчивы в еде. И даже если хочется есть, нас не оставляет разборчивость. А вот в питье почему-то не так. Ты готов пить сомнительную водку. Только потому, что она дешевая. И мучиться утром.
   – Согласен, – заявил Мишка, – но и ты согласись, что есть неплохая местная водка. И сравнительно недорогая. Во всяком случае, во много раз дешевле «Балантайнз».
   – Соглашусь легко. Но существа дела это не меняет. У нас действительно то один завод, то другой производят нормальную водку. Это так. Но нет никакой гарантии, что другая такая же бутылка не окажется полным говном. Тут много причин: сбой в технологии, плохой спирт, наконец, поддельная этикетка на бодяжной водке. Проблема в другом: мы делаем великолепные вещи в единичном экземпляре. Часы, ракеты, водку и прочее. А мне нужна гарантия качества. Поэтому я буду пить «Балантайнз», не сомневаясь, поскольку в любом баре в любой точке мира «Балантайнз» есть «Балантайнз». И обрати внимание, его вкус всегда один и тот же.
   – Ладно, ты прав. Но можно же и попробовать перед употреблением.
   – Э нет. Не мне говорить тебе, врачу, о несовершенстве наших рецепторов. Особенно при повторном приеме внутрь. Кстати, предлагаю повторить.
   – Давай, – с готовностью согласился Мишка.
   – Но не здесь. Я поведу тебя в одно место, где можно получить такие почки в хересе, что ты закачаешься.
   – Согласен, – опять согласился Мишка.
   И они действительно получили чудесное блюдо и взяли к нему по соточке охлажденной водки завода «Кристалл», бутылочку каковой Леня пожелал предварительно осмотреть.
   А потом медленно шли по домам. Поскрипывал снег. Прохожих было уже мало. Мишка рассказывал о работе.