Страница:
В XVIII веке европейская литература нашла жизненный материал и формы его воплощения, составившие основу романной структуры, которая станет базой всего последующего европейского романа. Органичный материал французские писатели, и в первую очередь Ж.Ж. Руссо, увидели в характерах таких персонажей, как Юлия и Сен-Пре, которым не нужно бороться за обретение места под солнцем, т. е. крыши над головой, как героям авантюрно-плутовских романов, но они вынуждены были вступать в противоречия сначала с социальными нормами, а затем с нравственными представлениями дворянской среды, которая не поощряла эмоциональных потребностей и стремления к личному счастью, особенно среди людей, принадлежащих к разным сословиям. Эти противоречия не перерастают в прямой конфликт, они таятся в глубине сознания героев, окрашивая их отношения и настроения не только в сентиментальные, но и в драматические тона. Подобные ситуации просматриваются в романах английского писателя С. Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель», «Кларисса», в «Страданиях молодого Вертера» Иоганна Вольфганга Гёте, а также в «Бедной Лизе» и «Рыцаре нашего времени» Н. Карамзина. Об этих романах с легкой иронией и в то же время с симпатией писал А.С. Пушкин, характеризуя круг чтения провинциальной дворянской барышни своего времени: «Свой слог на важный лад настроя, // Бывало, пламенный творец// Являл нам своего героя// Как совершенства образец.// Он одарял предмет любимый, // Всегда неправедно гонимый,// Душой чувствительной, умом // И привлекательным лицом.// Питая жар чистейшей страсти,// Всегда восторженный герой// Готов был жертвовать собой,// И при конце последней части// Всегда наказан был порок,// Добру достойный был венок.//
Вскоре к этим авторам присоединились Джордж Ноэл Гордон Байрон, автор многих поэм и романа «Дон Жуан», Франсуа Рене Шатобриан, озаглавивший небольшой роман своим же именем («Рене»), Бенжамен Анри Констан с его романом «Адольф» и другие авторы, чьи сочинения находились в библиотеке Онегина («Евгений Онегин») и о которых наш поэт сказал: «А нынче все умы в тумане, // Мораль на нас наводит сон, // Порок любезен – и в романе, // И там уж торжествует он».
§ 4. Становление романа в русской и французской литературах первой трети XIX века («Адольф» Б. Констана, «Красное и черное» А. Стендаля, «Евгений Онегин» А.С. Пушкина)
Вскоре к этим авторам присоединились Джордж Ноэл Гордон Байрон, автор многих поэм и романа «Дон Жуан», Франсуа Рене Шатобриан, озаглавивший небольшой роман своим же именем («Рене»), Бенжамен Анри Констан с его романом «Адольф» и другие авторы, чьи сочинения находились в библиотеке Онегина («Евгений Онегин») и о которых наш поэт сказал: «А нынче все умы в тумане, // Мораль на нас наводит сон, // Порок любезен – и в романе, // И там уж торжествует он».
§ 4. Становление романа в русской и французской литературах первой трети XIX века («Адольф» Б. Констана, «Красное и черное» А. Стендаля, «Евгений Онегин» А.С. Пушкина)
Попробуем показать особенности романной структуры, характерной для романа самого начала XIX века, на примере романа французского писателя Б. Констана «Адольф», опубликованного в Лондоне и Париже в 1815 и 1816 годах.
В «Адольфе» романная ситуация предельно заострена и обнажена: в ней присутствуют фактически два героя – Адольф и Элеонора, изредка появляется третий – отец Адольфа. Общество явно отодвинуто на задний план и почти не представлено конкретными персонажами. Перед нами тот вид романа, где пространственные границы изображаемого мира определяются микросредой, включающей главных героев, во многом близких и в то же время отличающихся друг от друга. Основное внимание и сосредоточено на анализе этих личностей.
Адольф умен, образован, готов к деятельности, но замкнут в себе и ничем не занят, полон критицизма. Оказавшись в небольшом городке в среде местной аристократии, он ощущает пустоту своей жизни, но не стремится к общению. Критические настроения отдаляют его от окружающих, склонность к анализу заставляет рефлексировать по поводу мира и самого себя.
Встретившись с интересной и незаурядной женщиной, он увлекается ею, во многом искренне, отчасти из тщеславия. Добившись ее любви, он превращает и ее и свою жизнь в цепь бесконечных страданий и пыток, которые продолжаются три года, до смерти Элеоноры. Повествование, ведущееся от лица героя, и посвящено воспроизведению его отношений с героиней, а главное, его состояний – сложных, изменчивых, противоречивых, мучительных. При этом герой стремится не только описывать, но и анализировать свой внутренний мир. Естественно, что рефлексия героя по поводу своей жизни создает почву для психологизма. О чем свидетельствует психологический анализ, предлагаемый самим героем? Что видится в нем автору?
Во-первых, сложность и неповторимость человеческой психики, смена эмоций и состояний, объясняемая непростыми отношениями влюбленных, особенно если учесть, что Элеонора уже пережила тяжелую драму. Такие отношения порождают у героя неустойчивость настроений, неуравновешенность и нервозность, раздражение и агрессивность, которые он скрупулезно фиксирует в себе.
Во-вторых, на его настроения влияют и другие факторы, которые не осознаются самим героем или оцениваются им иначе, чем следовало бы. Мы имеем в виду его отношения с обществом, которое как будто бы и не присутствует на сцене, но диктует герою свои правила.
Отсюда следует, что причина его бесконечных метаний и недовольства таится не только в сложности его отношений с возлюбленной, но и в конфликте с обществом. Герой подчас не замечает, что в его сознании сосуществуют и противоборствуют две тенденции: утвердить и отстоять себя как независимую личность или разделить с обществом его принципы и представления. Первая исходит из его критицизма и трезвого отношения к миру, вторая – из потребности сохранить с этим миром гармоничные отношения.
Мировоззренческие представления Адольфа не вырастают до уровня осознанных принципов, но напоминают позицию самого автора, Б. Констана, который, будучи политическим деятелем, ратовал за свободу собственности, вероисповедания, печати и т. п. и в то же время не способен был занять последовательной позиции в этих вопросах. Сложные социальные и политические обстоятельства, определявшие его взгляды, порождали неустойчивость в его общественном положении и миросозерцании: Констан выступал с Наполеоном против якобинцев, с мадам де Сталь – против Наполеона, вновь с Наполеоном – против Бурбонов (100 дней) и т. д. Подобные колебания вызывали все большую неуравновешенность характера писателя и толкали его к разочарованию и скептицизму, которые видны в таких, например, суждениях: «Один немецкий автор, мой друг, говорил, что природа очень щедра, создав двадцать четыре миллиона французов, достаточно было бы и одного».
Подобные метания свойственны и герою романа Констана, только обстоятельства, которые сформировали характер героя и продолжали влиять на него, как бы вынесены за рамки сюжета. Предполагается, что они должны домысливаться читателем, наблюдающим героя в его отношениях с Элеонорой и очень мало – с тем обществом, которому он принадлежит. Адольфу кажется, что источником его недовольства и раздражения являются требовательность и настойчивость Элеоноры. На самом деле причина его неудовлетворенности и неуравновешенности – в отношениях со светом, желающим приручить его, в то время как герой хочет обрести свободу и независимость.
Сущность позиции героя особенно четко обнаруживается в финале романа. Потеряв Элеонору, герой оказывается свободным и получает полную возможность для реализации своих сил и способностей, которой ему якобы не хватало.
Однако, обретя свободу, он осознал, что потерял самого дорогого ему человека, духовно близкого, родного, любимого. Женитьба на девушке из своего круга оказалась ненужной, идея деятельности – тоже. Он почувствовал себя еще более страдающим и одиноким. Итог, к которому автор привел своего героя, печален и безысходен, но вполне логичен.
В таком поведении четко просматривается нравственная позиция Адольфа: добившись любви Элеоноры, спровоцировав ее уход из дому, он не хочет понять своей роли в ее судьбе и своих обязанностей по отношению к ней, особенно моральных. Сухость и эгоизм преобладают у него над добротой и человечностью, а страдания, причиняемые Элеоноре, превосходят его собственные переживания. Комментарии путешественника и так называемого издателя, за которыми непосредственно стоит автор, показывают, что писатель видит нравственные изъяны своего героя, но приводит его к осознанию своей позиции лишь в конце романа, что как бы снимает часть «вины» с Адольфа, но не оправдывает его окончательно.
В результате этот тип личности получает двойственную оценку. Уважение к его достоинствам, главным образом уму, обаянию, способностям, сочетается с осуждением его нравственной позиции, его «неправоты», которая проистекает не из злобы и жестокости, а из пассивности и равнодушия, из безразличия к чужим переживаниям. Такая позиция находит у героя философское обоснование: «Ах, откажемся от этих бесполезных усилий, будем смотреть, как протекает время, как дни бегут один за другим; будем пребывать в неподвижности, как равнодушный наблюдатель бытия, уже наполовину прошедшего. Пусть овладевают им, пусть разрывают его – этим не продлят его. Стоит ли спорить с ним?»
В итоге можно заключить, что в позициях и героя, и героини нет абсолютной неоспоримости и тем самым желаемой доли авторитетности. Поэтому в данном романе не очень активно проявляется монологический принцип, но не присутствовать он не может. Монологизм сказывается в наличии нравственно-психологических ориентиров в сознании Адольфа: его ум и способности не тратятся на служение ложным кумирам и целям; он выбирает самую достойную из встретившихся ему женщин, он оценивает ее достоинства и в конце концов осознает, как много она значила в его жизни. Поэтому он не «заменяет» ее другими и остается наедине со своими страданиями и неудовлетворенностью. Кроме того, он критичен по отношению к окружающему консервативно-дворянскому обществу. В этом заключается определенная ценностная позиция, которая заслоняется большим количеством противоречий, но не уничтожается совсем. Сосредоточенность на личностном мире двух героев концентрирует и организует материал романа, что локализует сюжет и сообщает лаконичность повествовательной структуре.
В данном варианте европейский роман еще лишен широты и масштабности, но в нем умело использованы возможности повествовательной формы для реализации романной структуры. Не претендуя на воспроизведение широкой картины жизни и сосредоточившись на изображении внутреннего состояния героев, Б. Констан создал произведение, заслужившее в то время высокую оценку современников, в частности А.С. Пушкина и П.А. Вяземского, который был инициатором перевода произведения на русский язык.
Вслед за этим посмотрим, как реализуется романная ситуация и формируется романная структура на примере двух весьма значительных произведений европейской литературы —
«Красного и черного» Стендаля и «Евгения Онегина» Пушкина.
Приступая к размышлениям о произведениях Пушкина и Стендаля, необходимо отметить, что они были закончены и опубликованы практически одновременно, в самом конце 20-x годов. Кроме того, это первые, по существу, реалистические произведения в европейской литературе. О реалистичности «Евгения Онегина» еще в 40-е годы основательно писал Г.Н. Поспелов. Исследование этого романа в данном ракурсе было продолжено Г.А. Гуковским, Д.Д. Благим. Реализм романа Стендаля рассматривался Б.Г. Реизовым и Б.Л. Сучковым.[35]
Оба писателя опирались, как мы видим, на богатую традицию, заложенную и разработанную предшествующими романистами. Однако их достижения и открытия имеют принципиально новый смысл. Постараемся показать это на анализе конкретного материала.
В романе «Красное и черное» Стендаля дана полная и всесторонняя картина французского общества последних лет Реставрации. Многочисленные персонажи, как бы взятые из провинциальных городов разного масштаба и самого Парижа, их количество и степень детализированности обрисовки принципиально отличают этот роман от предшествующих. Читая его, можно восхищаться результатами наблюдательности Стендаля и его обобщениями. И все-таки эта великолепная и объемная картина получает нужную окраску и оттенки благодаря романной ситуации, собирающей и сцепляющей весь материал, т. е. соотношению полюсов, представляющих персонажей с разным типом сознания и поведения, или микросреду в соотношении с макросредой или просто средой. Среда весьма густо населена персонажами, которые поразительно ординарны и потому во многом похожи типом поведения. Человеческая неординарность – редкий случай и в провинциальной, и в парижской среде. Но именно неординарность позволяет увидеть эту среду как бы со стороны и оценить ее консерватизм и даже убогость. В этой роли выступают Жюльен, г-жа Реналь и Матильда, которым, в свою очередь, помогает повествователь. Поэтому мы видим мир, воспринимаемый их критическим взглядом.
Эти герои составляют так называемую микросреду, исследование которой составляет особую заботу писателя и оттачивает его принципы понимания и изображения личности. В пределах микросреды все герои интересны, но главным в объективе, конечно, оказывается Жюльен. В выборе героя как бы продолжаются традиции Руссо: Сен-Пре был разночинцем, Жюльен – сыном плотника. Но объяснение характера героя становится более глубоким, поскольку здесь учитываются исторические мотивы. У Руссо микросреда (Юлия и Сен-Пре) изолирована от мира и замкнута в себе, у Стендаля все судьбы пересекаются, переплетаются и вписываются в среду. Вместе с тем объясняется существование героя в новом для него мире. Этим достигается двойная цель: «остраняется» взгляд на мир и выясняется характер того, кто оказался «чужим» в этом мире.
В литературе о Стендале своеобразие героя не раз сводилось к честолюбию, тщеславию, лицемерию. Роман ставился в ряд с многочисленными произведениями о молодых людях, рвущихся наверх. Такая мысль звучала и в ранних работах Реизова, одного из лучших отечественных специалистов по творчеству Стендаля, но позднее ученый откорректировал свою точку зрения[36]. Оценки романа продолжают уточнять и в наше время.[37]
Всмотримся внимательно в характер героя. Первое, на что обращает внимание автор при изображении Жюльена, это способности человека. Могут ли они принадлежать плебею? Судьба Жюльена Сореля дает явно положительный ответ. Но такому человеку для существования в мире Реналей, Вально и де ла Молей необходима определенная доля притворства, лицемерия, приспособленчества, и Жюльен не может не пользоваться этим оружием.
К этому его цели и мироощущение, однако, не сводятся. Нравственные принципы молодого героя в первую очередь основаны на чувстве гордости и независимости, которые достаточно дорого даются человеку в том мире. Постоянная настороженность, резкость, колючесть, доходящая подчас до способности обидеть любимую женщину, объясняются именно нравственной позицией, боязнью быть оскорбленным аристократами и стремлением во всех случаях сохранить свою честь. Незнание человеческой психологии, особенно женской, усугубляет его страх и провоцирует агрессивность. Но главное, что движет им, – это сознание собственного достоинства.
Подобная позиция обычно свойственна не любому плебею, а лишь тому, кто не желает мириться со своим положением и с необходимостью подчиняться унизительным принципам. Чувство гордости и нравственной независимости постепенно перерастает у Жюльена в мировоззрение, которое питают неприязнь и враждебность к дворянско-буржуазному кругу. Сначала это неприязнь человека, обиженного судьбой и лишенного достойного социального положения. Но вскоре, еще в Верьере, неприязнь превращается в осознанное чувство презрения к обладателям денег, которые думают только о наживе. Жюльен проникается уважением, симпатией к госпоже Реналь потому, что ей чужды корыстные мечты ее мужа, что она внутренне безразлична к тому богатству, которое ее окружает. Помимо этого Жюльен замечает, что стремление к обогащению у Вально и страх за потерю своих привилегий у Реналя не сочетаются ни с какими духовными интересами. Так, общение с гостями и единомышленниками своего патрона приводит Жюльена к пониманию, что их разделяют не только социальный барьер, но и внутренние убеждения.
Эти убеждения складываются у него в совокупность некоторых принципов, которыми он не бравирует, а хранит в своем сознании, пока не встречает человека, способного понять его мысли. Таким человеком оказывается граф Альтамира, испанский заговорщик, спасшийся от расправы. Матильда де ла Моль и ее брат граф Норбер сразу замечают, что Жюльен не только заурядный плебей, стремящийся к богатству и положению, но и носитель определенных идей. Матильда называет его про себя Дантоном и осознает, что в случае революционных событий он неминуемо примкнет к революционной партии.
Герой действительно озабочен подобными мыслями. «Если бы испанские либералы, – говорит он себе, – вовлекли народ в преступления, их бы тогда не выкинули с такой легкостью. А это были дети, они важничали, разглагольствовали, как я». О серьезности позиции Жюльена говорит и отношение к Наполеону, которое меняется сначала на более трезвое, а затем и резко критическое: «Всюду одно лицемерие, даже у самых добродетельных, даже у самых великих! Наполеон на острове Елены… Боже мой! Даже такой человек, да еще в такую пору, когда несчастье должно было его призывать к долгу, унижается до шарлатанства». А.В. Карельский отмечал: «Жюльен Сорель при всем его французском «тщеславии» – натура героическая. Пресловутое лицемерие Жюльена – лишь навязанная внешними условиями поведения маска, так и не приросшая к его лицу. За ним таится саморазвитие души, генетически структурированной «по-итальянски» – страстью, а не расчетом».[38]
Внешнее сближение с кругом маркиза не снимает и не уничтожает внутреннего отчуждения от дворянства. «Вместо того чтобы найти в сыне плотника преклонение перед «высшей» средой, в которую он попал, – писал другой ученый еще в 30-е годы, – читатель видит в герое черты отточенной ненависти к этой среде, черты большого ума и озлобленной энергии»[39]. Сорель не увлечен честолюбивыми планами, им движет мстительность, а не честолюбие.
Удивительные успехи, которых он достигает, – получение офицерского чина и дворянского титула – обеспечены его умом и способностями. Они не могут остаться незамеченными окружающими и не привлечь к нему внимания. Эти способности развиваются в процессе того, как они используются и эксплуатируются. А не использоваться они не могут, ибо, как неоднократно подчеркивается маркизом и его дочерью, в их среде трудно найти мыслящего человека, ведь сам тип жизни не стимулирует мыслительных возможностей людей. Поэтому движение Жюльена по пути вверх оказывается быстрым и легким: борясь лишь за любовь Матильды, он приобретает дворянское звание.
Для обычного простолюдина и даже буржуа этого было бы вполне достаточно. Для Жюльена – нет. Совершая те или иные поступки, Жюльен ни на минуту не забывает о своем самолюбии и чувстве гордости. Единственный раз, когда он по-настоящему изменяет себе, это момент выстрела в Верьере, сделанного им в состоянии предельного эмоционального возбуждения, заставившего его трезво оценить и свои стремления, и мечты о богатстве и положении: «Каким глупцом я был в Страсбурге! Мои мысли не поднимались выше воротника на моем мундире». Трагическая развязка, которой завершается судьба героя, – не просчет зарвавшегося плебея, а следствие его нравственно-идеологической позиции, той основы, что всегда корректировала его действия. «Стендаль с поистине виртуозным мастерством изображает противоборство полярных принципов в душе героя. Но общая линия такова, что изначальное благородство души то и дело ломает все блестящие стратегические диспозиции Жюльена… Именно в этом разгадка его выстрела в госпожу Реналь… Когда он обрел, наконец, истинного себя, он отвергает все предлагаемые ему «по протекции» пути возврата в мир всеобщего лицемерия, он бросит в лицо эпохи Реставрации свою обвинительную речь на суде и умрет верным себе, непобежденным»[40]. Приведенные суждения А.В. Карельского подтверждают и оправдывают предложенное понимание романа Стендаля.
Даже краткий анализ характера Жюльена убеждает в том, что он – главная фигура микросреды, к которой следует отнести также Матильду и госпожу Реналь. В общении их друг с другом раскрываются характеры и нравственно-психологические возможности каждого персонажа. Характеры героинь, достаточно неординарные, тоже могли бы остаться нереализованными, не окажись на их пути Жюльен Сорель. Таким образом, наличие микросреды, как показывает данный роман, – один из главных и необходимых признаков романной структуры. В предшествующих французских романах, в том числе романах Руссо и Констана, общая ситуация ограничивалась воспроизведением микросреды и намеками на существование иного, более широкого мира. Реальные связи героев с историческими обстоятельствами оставались не выявленными. В «Красном и черном» эти связи предельно обнажены, личностные миры сплетены друг с другом и жизнью общества в целом. За счет этих связей и изображения различных социальных кругов расширяется жизненная ситуация, что добавляет новые впечатления в сознание Жюльена. Развязка демонстрирует итог эволюции героя, поэтому она очень значима в сюжетном и семантическом плане.
Реалистически точный анализ сложного и противоречивого внутреннего мира героя не заслоняет тех ценностных ориентиров, которые присутствуют в его сознании. Временами они как бы уходят вглубь, а в финале четко обозначаются и осознаются героем, предопределяя трагический исход его жизни. Трагическая развязка в данном случае – способ утверждения характера человека, который поднялся до осмысления не просто бесперспективности борьбы с окружающим миром, а неминуемости глубокого и непреодолимого конфликта с обществом и невозможности нравственного и идейного слияния с ним. Что и указывает на присутствие монологической тенденции в романе Стендаля.
Отмеченные особенности содержательного характера являются признаками романа нового типа. Они обусловливают и многие стилевые тенденции, в первую очередь тип сюжета. Сюжет органически сочетает концентричность, т. е. сосредоточенность на судьбах главных героев, и масштабность, т. е. широту изображаемой жизни. Французский ученый Жан Прево в своей книге «Стендаль», написанной еще в 1942 г. и переведенной на русский язык в 1960-м, заметил, что его изумляет «ритмическая последовательность сатирических эскизов и глав, посвященных интриге»; это он назвал контрапунктом. Исследователь обратил внимание на умелое чередование описания и повествования, на построение самих сцен, на выбор повествователя, который не прибегает к форме чужих писем или записок, не притворяется незнающим, а ведет рассказ от своего имени, т. е. от третьего лица, изредка комментируя происходящее, а чаще добиваясь эффекта только повествованием или описанием, иначе говоря, предметными деталями. Повествователь свободно переходит от одного эпизода к другому, а внутри эпизода – от собственного рассказа к речи героев, используя нередко прием несобственно-прямой речи. «Эти переходы, – отмечал Прево, – так быстры, так великолепно выполнены, что читатель не замечает перемены, ему не нужно заново приспосабливаться в каждом отдельном случае, как это бывает при чтении эпистолярных романов».
В «Адольфе» романная ситуация предельно заострена и обнажена: в ней присутствуют фактически два героя – Адольф и Элеонора, изредка появляется третий – отец Адольфа. Общество явно отодвинуто на задний план и почти не представлено конкретными персонажами. Перед нами тот вид романа, где пространственные границы изображаемого мира определяются микросредой, включающей главных героев, во многом близких и в то же время отличающихся друг от друга. Основное внимание и сосредоточено на анализе этих личностей.
Адольф умен, образован, готов к деятельности, но замкнут в себе и ничем не занят, полон критицизма. Оказавшись в небольшом городке в среде местной аристократии, он ощущает пустоту своей жизни, но не стремится к общению. Критические настроения отдаляют его от окружающих, склонность к анализу заставляет рефлексировать по поводу мира и самого себя.
Встретившись с интересной и незаурядной женщиной, он увлекается ею, во многом искренне, отчасти из тщеславия. Добившись ее любви, он превращает и ее и свою жизнь в цепь бесконечных страданий и пыток, которые продолжаются три года, до смерти Элеоноры. Повествование, ведущееся от лица героя, и посвящено воспроизведению его отношений с героиней, а главное, его состояний – сложных, изменчивых, противоречивых, мучительных. При этом герой стремится не только описывать, но и анализировать свой внутренний мир. Естественно, что рефлексия героя по поводу своей жизни создает почву для психологизма. О чем свидетельствует психологический анализ, предлагаемый самим героем? Что видится в нем автору?
Во-первых, сложность и неповторимость человеческой психики, смена эмоций и состояний, объясняемая непростыми отношениями влюбленных, особенно если учесть, что Элеонора уже пережила тяжелую драму. Такие отношения порождают у героя неустойчивость настроений, неуравновешенность и нервозность, раздражение и агрессивность, которые он скрупулезно фиксирует в себе.
Во-вторых, на его настроения влияют и другие факторы, которые не осознаются самим героем или оцениваются им иначе, чем следовало бы. Мы имеем в виду его отношения с обществом, которое как будто бы и не присутствует на сцене, но диктует герою свои правила.
Отсюда следует, что причина его бесконечных метаний и недовольства таится не только в сложности его отношений с возлюбленной, но и в конфликте с обществом. Герой подчас не замечает, что в его сознании сосуществуют и противоборствуют две тенденции: утвердить и отстоять себя как независимую личность или разделить с обществом его принципы и представления. Первая исходит из его критицизма и трезвого отношения к миру, вторая – из потребности сохранить с этим миром гармоничные отношения.
Мировоззренческие представления Адольфа не вырастают до уровня осознанных принципов, но напоминают позицию самого автора, Б. Констана, который, будучи политическим деятелем, ратовал за свободу собственности, вероисповедания, печати и т. п. и в то же время не способен был занять последовательной позиции в этих вопросах. Сложные социальные и политические обстоятельства, определявшие его взгляды, порождали неустойчивость в его общественном положении и миросозерцании: Констан выступал с Наполеоном против якобинцев, с мадам де Сталь – против Наполеона, вновь с Наполеоном – против Бурбонов (100 дней) и т. д. Подобные колебания вызывали все большую неуравновешенность характера писателя и толкали его к разочарованию и скептицизму, которые видны в таких, например, суждениях: «Один немецкий автор, мой друг, говорил, что природа очень щедра, создав двадцать четыре миллиона французов, достаточно было бы и одного».
Подобные метания свойственны и герою романа Констана, только обстоятельства, которые сформировали характер героя и продолжали влиять на него, как бы вынесены за рамки сюжета. Предполагается, что они должны домысливаться читателем, наблюдающим героя в его отношениях с Элеонорой и очень мало – с тем обществом, которому он принадлежит. Адольфу кажется, что источником его недовольства и раздражения являются требовательность и настойчивость Элеоноры. На самом деле причина его неудовлетворенности и неуравновешенности – в отношениях со светом, желающим приручить его, в то время как герой хочет обрести свободу и независимость.
Сущность позиции героя особенно четко обнаруживается в финале романа. Потеряв Элеонору, герой оказывается свободным и получает полную возможность для реализации своих сил и способностей, которой ему якобы не хватало.
Однако, обретя свободу, он осознал, что потерял самого дорогого ему человека, духовно близкого, родного, любимого. Женитьба на девушке из своего круга оказалась ненужной, идея деятельности – тоже. Он почувствовал себя еще более страдающим и одиноким. Итог, к которому автор привел своего героя, печален и безысходен, но вполне логичен.
В таком поведении четко просматривается нравственная позиция Адольфа: добившись любви Элеоноры, спровоцировав ее уход из дому, он не хочет понять своей роли в ее судьбе и своих обязанностей по отношению к ней, особенно моральных. Сухость и эгоизм преобладают у него над добротой и человечностью, а страдания, причиняемые Элеоноре, превосходят его собственные переживания. Комментарии путешественника и так называемого издателя, за которыми непосредственно стоит автор, показывают, что писатель видит нравственные изъяны своего героя, но приводит его к осознанию своей позиции лишь в конце романа, что как бы снимает часть «вины» с Адольфа, но не оправдывает его окончательно.
В результате этот тип личности получает двойственную оценку. Уважение к его достоинствам, главным образом уму, обаянию, способностям, сочетается с осуждением его нравственной позиции, его «неправоты», которая проистекает не из злобы и жестокости, а из пассивности и равнодушия, из безразличия к чужим переживаниям. Такая позиция находит у героя философское обоснование: «Ах, откажемся от этих бесполезных усилий, будем смотреть, как протекает время, как дни бегут один за другим; будем пребывать в неподвижности, как равнодушный наблюдатель бытия, уже наполовину прошедшего. Пусть овладевают им, пусть разрывают его – этим не продлят его. Стоит ли спорить с ним?»
В итоге можно заключить, что в позициях и героя, и героини нет абсолютной неоспоримости и тем самым желаемой доли авторитетности. Поэтому в данном романе не очень активно проявляется монологический принцип, но не присутствовать он не может. Монологизм сказывается в наличии нравственно-психологических ориентиров в сознании Адольфа: его ум и способности не тратятся на служение ложным кумирам и целям; он выбирает самую достойную из встретившихся ему женщин, он оценивает ее достоинства и в конце концов осознает, как много она значила в его жизни. Поэтому он не «заменяет» ее другими и остается наедине со своими страданиями и неудовлетворенностью. Кроме того, он критичен по отношению к окружающему консервативно-дворянскому обществу. В этом заключается определенная ценностная позиция, которая заслоняется большим количеством противоречий, но не уничтожается совсем. Сосредоточенность на личностном мире двух героев концентрирует и организует материал романа, что локализует сюжет и сообщает лаконичность повествовательной структуре.
В данном варианте европейский роман еще лишен широты и масштабности, но в нем умело использованы возможности повествовательной формы для реализации романной структуры. Не претендуя на воспроизведение широкой картины жизни и сосредоточившись на изображении внутреннего состояния героев, Б. Констан создал произведение, заслужившее в то время высокую оценку современников, в частности А.С. Пушкина и П.А. Вяземского, который был инициатором перевода произведения на русский язык.
Вслед за этим посмотрим, как реализуется романная ситуация и формируется романная структура на примере двух весьма значительных произведений европейской литературы —
«Красного и черного» Стендаля и «Евгения Онегина» Пушкина.
Приступая к размышлениям о произведениях Пушкина и Стендаля, необходимо отметить, что они были закончены и опубликованы практически одновременно, в самом конце 20-x годов. Кроме того, это первые, по существу, реалистические произведения в европейской литературе. О реалистичности «Евгения Онегина» еще в 40-е годы основательно писал Г.Н. Поспелов. Исследование этого романа в данном ракурсе было продолжено Г.А. Гуковским, Д.Д. Благим. Реализм романа Стендаля рассматривался Б.Г. Реизовым и Б.Л. Сучковым.[35]
Оба писателя опирались, как мы видим, на богатую традицию, заложенную и разработанную предшествующими романистами. Однако их достижения и открытия имеют принципиально новый смысл. Постараемся показать это на анализе конкретного материала.
В романе «Красное и черное» Стендаля дана полная и всесторонняя картина французского общества последних лет Реставрации. Многочисленные персонажи, как бы взятые из провинциальных городов разного масштаба и самого Парижа, их количество и степень детализированности обрисовки принципиально отличают этот роман от предшествующих. Читая его, можно восхищаться результатами наблюдательности Стендаля и его обобщениями. И все-таки эта великолепная и объемная картина получает нужную окраску и оттенки благодаря романной ситуации, собирающей и сцепляющей весь материал, т. е. соотношению полюсов, представляющих персонажей с разным типом сознания и поведения, или микросреду в соотношении с макросредой или просто средой. Среда весьма густо населена персонажами, которые поразительно ординарны и потому во многом похожи типом поведения. Человеческая неординарность – редкий случай и в провинциальной, и в парижской среде. Но именно неординарность позволяет увидеть эту среду как бы со стороны и оценить ее консерватизм и даже убогость. В этой роли выступают Жюльен, г-жа Реналь и Матильда, которым, в свою очередь, помогает повествователь. Поэтому мы видим мир, воспринимаемый их критическим взглядом.
Эти герои составляют так называемую микросреду, исследование которой составляет особую заботу писателя и оттачивает его принципы понимания и изображения личности. В пределах микросреды все герои интересны, но главным в объективе, конечно, оказывается Жюльен. В выборе героя как бы продолжаются традиции Руссо: Сен-Пре был разночинцем, Жюльен – сыном плотника. Но объяснение характера героя становится более глубоким, поскольку здесь учитываются исторические мотивы. У Руссо микросреда (Юлия и Сен-Пре) изолирована от мира и замкнута в себе, у Стендаля все судьбы пересекаются, переплетаются и вписываются в среду. Вместе с тем объясняется существование героя в новом для него мире. Этим достигается двойная цель: «остраняется» взгляд на мир и выясняется характер того, кто оказался «чужим» в этом мире.
В литературе о Стендале своеобразие героя не раз сводилось к честолюбию, тщеславию, лицемерию. Роман ставился в ряд с многочисленными произведениями о молодых людях, рвущихся наверх. Такая мысль звучала и в ранних работах Реизова, одного из лучших отечественных специалистов по творчеству Стендаля, но позднее ученый откорректировал свою точку зрения[36]. Оценки романа продолжают уточнять и в наше время.[37]
Всмотримся внимательно в характер героя. Первое, на что обращает внимание автор при изображении Жюльена, это способности человека. Могут ли они принадлежать плебею? Судьба Жюльена Сореля дает явно положительный ответ. Но такому человеку для существования в мире Реналей, Вально и де ла Молей необходима определенная доля притворства, лицемерия, приспособленчества, и Жюльен не может не пользоваться этим оружием.
К этому его цели и мироощущение, однако, не сводятся. Нравственные принципы молодого героя в первую очередь основаны на чувстве гордости и независимости, которые достаточно дорого даются человеку в том мире. Постоянная настороженность, резкость, колючесть, доходящая подчас до способности обидеть любимую женщину, объясняются именно нравственной позицией, боязнью быть оскорбленным аристократами и стремлением во всех случаях сохранить свою честь. Незнание человеческой психологии, особенно женской, усугубляет его страх и провоцирует агрессивность. Но главное, что движет им, – это сознание собственного достоинства.
Подобная позиция обычно свойственна не любому плебею, а лишь тому, кто не желает мириться со своим положением и с необходимостью подчиняться унизительным принципам. Чувство гордости и нравственной независимости постепенно перерастает у Жюльена в мировоззрение, которое питают неприязнь и враждебность к дворянско-буржуазному кругу. Сначала это неприязнь человека, обиженного судьбой и лишенного достойного социального положения. Но вскоре, еще в Верьере, неприязнь превращается в осознанное чувство презрения к обладателям денег, которые думают только о наживе. Жюльен проникается уважением, симпатией к госпоже Реналь потому, что ей чужды корыстные мечты ее мужа, что она внутренне безразлична к тому богатству, которое ее окружает. Помимо этого Жюльен замечает, что стремление к обогащению у Вально и страх за потерю своих привилегий у Реналя не сочетаются ни с какими духовными интересами. Так, общение с гостями и единомышленниками своего патрона приводит Жюльена к пониманию, что их разделяют не только социальный барьер, но и внутренние убеждения.
Эти убеждения складываются у него в совокупность некоторых принципов, которыми он не бравирует, а хранит в своем сознании, пока не встречает человека, способного понять его мысли. Таким человеком оказывается граф Альтамира, испанский заговорщик, спасшийся от расправы. Матильда де ла Моль и ее брат граф Норбер сразу замечают, что Жюльен не только заурядный плебей, стремящийся к богатству и положению, но и носитель определенных идей. Матильда называет его про себя Дантоном и осознает, что в случае революционных событий он неминуемо примкнет к революционной партии.
Герой действительно озабочен подобными мыслями. «Если бы испанские либералы, – говорит он себе, – вовлекли народ в преступления, их бы тогда не выкинули с такой легкостью. А это были дети, они важничали, разглагольствовали, как я». О серьезности позиции Жюльена говорит и отношение к Наполеону, которое меняется сначала на более трезвое, а затем и резко критическое: «Всюду одно лицемерие, даже у самых добродетельных, даже у самых великих! Наполеон на острове Елены… Боже мой! Даже такой человек, да еще в такую пору, когда несчастье должно было его призывать к долгу, унижается до шарлатанства». А.В. Карельский отмечал: «Жюльен Сорель при всем его французском «тщеславии» – натура героическая. Пресловутое лицемерие Жюльена – лишь навязанная внешними условиями поведения маска, так и не приросшая к его лицу. За ним таится саморазвитие души, генетически структурированной «по-итальянски» – страстью, а не расчетом».[38]
Внешнее сближение с кругом маркиза не снимает и не уничтожает внутреннего отчуждения от дворянства. «Вместо того чтобы найти в сыне плотника преклонение перед «высшей» средой, в которую он попал, – писал другой ученый еще в 30-е годы, – читатель видит в герое черты отточенной ненависти к этой среде, черты большого ума и озлобленной энергии»[39]. Сорель не увлечен честолюбивыми планами, им движет мстительность, а не честолюбие.
Удивительные успехи, которых он достигает, – получение офицерского чина и дворянского титула – обеспечены его умом и способностями. Они не могут остаться незамеченными окружающими и не привлечь к нему внимания. Эти способности развиваются в процессе того, как они используются и эксплуатируются. А не использоваться они не могут, ибо, как неоднократно подчеркивается маркизом и его дочерью, в их среде трудно найти мыслящего человека, ведь сам тип жизни не стимулирует мыслительных возможностей людей. Поэтому движение Жюльена по пути вверх оказывается быстрым и легким: борясь лишь за любовь Матильды, он приобретает дворянское звание.
Для обычного простолюдина и даже буржуа этого было бы вполне достаточно. Для Жюльена – нет. Совершая те или иные поступки, Жюльен ни на минуту не забывает о своем самолюбии и чувстве гордости. Единственный раз, когда он по-настоящему изменяет себе, это момент выстрела в Верьере, сделанного им в состоянии предельного эмоционального возбуждения, заставившего его трезво оценить и свои стремления, и мечты о богатстве и положении: «Каким глупцом я был в Страсбурге! Мои мысли не поднимались выше воротника на моем мундире». Трагическая развязка, которой завершается судьба героя, – не просчет зарвавшегося плебея, а следствие его нравственно-идеологической позиции, той основы, что всегда корректировала его действия. «Стендаль с поистине виртуозным мастерством изображает противоборство полярных принципов в душе героя. Но общая линия такова, что изначальное благородство души то и дело ломает все блестящие стратегические диспозиции Жюльена… Именно в этом разгадка его выстрела в госпожу Реналь… Когда он обрел, наконец, истинного себя, он отвергает все предлагаемые ему «по протекции» пути возврата в мир всеобщего лицемерия, он бросит в лицо эпохи Реставрации свою обвинительную речь на суде и умрет верным себе, непобежденным»[40]. Приведенные суждения А.В. Карельского подтверждают и оправдывают предложенное понимание романа Стендаля.
Даже краткий анализ характера Жюльена убеждает в том, что он – главная фигура микросреды, к которой следует отнести также Матильду и госпожу Реналь. В общении их друг с другом раскрываются характеры и нравственно-психологические возможности каждого персонажа. Характеры героинь, достаточно неординарные, тоже могли бы остаться нереализованными, не окажись на их пути Жюльен Сорель. Таким образом, наличие микросреды, как показывает данный роман, – один из главных и необходимых признаков романной структуры. В предшествующих французских романах, в том числе романах Руссо и Констана, общая ситуация ограничивалась воспроизведением микросреды и намеками на существование иного, более широкого мира. Реальные связи героев с историческими обстоятельствами оставались не выявленными. В «Красном и черном» эти связи предельно обнажены, личностные миры сплетены друг с другом и жизнью общества в целом. За счет этих связей и изображения различных социальных кругов расширяется жизненная ситуация, что добавляет новые впечатления в сознание Жюльена. Развязка демонстрирует итог эволюции героя, поэтому она очень значима в сюжетном и семантическом плане.
Реалистически точный анализ сложного и противоречивого внутреннего мира героя не заслоняет тех ценностных ориентиров, которые присутствуют в его сознании. Временами они как бы уходят вглубь, а в финале четко обозначаются и осознаются героем, предопределяя трагический исход его жизни. Трагическая развязка в данном случае – способ утверждения характера человека, который поднялся до осмысления не просто бесперспективности борьбы с окружающим миром, а неминуемости глубокого и непреодолимого конфликта с обществом и невозможности нравственного и идейного слияния с ним. Что и указывает на присутствие монологической тенденции в романе Стендаля.
Отмеченные особенности содержательного характера являются признаками романа нового типа. Они обусловливают и многие стилевые тенденции, в первую очередь тип сюжета. Сюжет органически сочетает концентричность, т. е. сосредоточенность на судьбах главных героев, и масштабность, т. е. широту изображаемой жизни. Французский ученый Жан Прево в своей книге «Стендаль», написанной еще в 1942 г. и переведенной на русский язык в 1960-м, заметил, что его изумляет «ритмическая последовательность сатирических эскизов и глав, посвященных интриге»; это он назвал контрапунктом. Исследователь обратил внимание на умелое чередование описания и повествования, на построение самих сцен, на выбор повествователя, который не прибегает к форме чужих писем или записок, не притворяется незнающим, а ведет рассказ от своего имени, т. е. от третьего лица, изредка комментируя происходящее, а чаще добиваясь эффекта только повествованием или описанием, иначе говоря, предметными деталями. Повествователь свободно переходит от одного эпизода к другому, а внутри эпизода – от собственного рассказа к речи героев, используя нередко прием несобственно-прямой речи. «Эти переходы, – отмечал Прево, – так быстры, так великолепно выполнены, что читатель не замечает перемены, ему не нужно заново приспосабливаться в каждом отдельном случае, как это бывает при чтении эпистолярных романов».