Сам император Ираклий хотел устраниться от активного вмешательства в этот труднейший вопрос. Это не означает его равнодушия, а показывает только, что он, как человек светский и военный, чувствовал себя здесь совершенно бессильным. И вот патриарх Сергий, великий патриот, из самых, казалось бы, лучших патриотических побуждений начал работать над подготовкой богословского компромисса между православным учением IV и V Вселенских Соборов и монофизитством. Патриарх Сергий увлекся учением о единой энергии, едином действии Богочеловека Христа. Это учение еще до него около 600 г. начали разрабатывать в Египте — опять-таки, как попытку компромисса между православием и монофизитством. Сторонники этого нового учения ссылались на один текст св. Дионисия Ареопагита, хотя они тут же этот текст и фальсифицировали. Так, Дионисий Ареопагит говорит о новом богомужном действии Христа. Авторы новых еретических попыток заменили слово «новое» на «единое», в чем православные немедленно их и обличили. Вообще говоря, здесь православная сторона впервые начинает ссылаться на творения св. Дионисия Ареопагита как на авторитетный источник. Эти таинственные сочинения, известные под именем Дионисия Ареопагита, ученика св. апостола Павла, насколько мы можем судить, в древности были совершенно неизвестны, и у ранних церковных писателей нет о них ни одного упоминания. Впервые они вышли на свет во время диспута православных с монофизитами, который устроил в 532-533 гг. в Константинополе император Юстиниан. Именно на этом диспуте они впервые и были упомянуты. Их упомянули ссылавшиеся на них монофизиты, а православные, напротив, отвергли их, как не подлинные, указав, что неизвестны ранней Церкви. И вот, начиная с VII в. сочинения Дионисия Ареопагита цитируют уже и православные, притом — как источник своего вероучения.
   Выдвинув новое учение, патриарх Сергий, который был не столько богословом, сколько деятельнейшим церковным политиком, сразу завязал переговоры. Эти переговоры вроде бы имели успех. Прежде всего, он встретил себе союзника в лице александрийского патриарха Кира. Кир тоже решил, что учение о едином действии — хорошая основа для объединения православных и монофизитов, ибо не отметает прямо Халкидонского догмата, но, так сказать, смягчает его указанием на экзистенциальное, как сказали бы теперь, единство во Христе обеих природ.
   Новое догматическое учение сразу же встретило противодействие, и здесь необходимо назвать, прежде всего, имя св. Софрония, который в истории известен как Софроний Иерусалимский (хотя патриархом Иерусалимским этот святой был не последние годы даже, а только месяцы своей жизни). Сама жизнь св. Софрония весьма драматична и богата всякими событиями. Он происходил из города Дамаска в Сирии. В Сирии было два больших центра — Антиохия, скорее греческий город, и Дамаск, где сильно чувствовалась восточная почва. Получив образование в Дамаске, св. Софроний оставил его, как оказалось, навсегда; подвизался в монастырях Палестины, затем переселился в Александрию, после этого был в Латинской Африке, где познакомился с прп. Максимом Исповедником. Но еще раньше он сблизился с Иоанном Мосхом, который стал его сподвижником. Вместе с ним они подвизались в Палестине, а затем отправились дальше, поровну деля труды странствий.
   Блаженный Иоанн Мосх — автор «Луга Духовного». В Александрии св. Софроний, тогда еще простой монах, противостоял новой ереси, полемизируя с патриархом Киром Александрийским. Патриарх его уважительно выслушал и тут же отослал в Константинополь к патриарху Сергию. Один современный историк говорит, что самый момент, когда простой монах Софроний бросился на колени перед патриархом Киром, умоляя его не вводить новую ересь, ознаменовал и решительное поражение этой ереси.
   С патриархом Сергием Софроний также вел оживленные переговоры, и есть основания полагать, что позиция Сергия изменилась именно в результате такого мужественного и аргументированного натиска св. Софрония, тем более что изменились и другие обстоятельства. Константинопольская кафедра не могла решать догматические вопросы, совершенно игнорируя мнение Рима, и, вполне естественно, что патриарх Сергий, трудившийся над новым догматом о единой энергии, должен был вступить в переговоры с папой. На папском престоле в то время был Гонорий (Онорий, по другому произношению); как показывают его письма к Сергию, он в целом одобрил мысли своего константинопольского собрата, но относительно деталей внес некоторые новые предложения, а именно — не рассуждать о единой или двух энергиях, а сосредоточиться на выработке учения о единой воле во Христе. Таким образом, именно Гонорий оказался формальным и фактическим провозгласителем новой ереси, которая известна под названием монофелитства («монос» — один, «фелима» — воля). Монофелитство — единоволие, учение о единой воле во Христе. Как считал папа, именно это учение могло стать приемлемым для обеих сторон компромиссным вероисповеданием. С одной стороны, не происходит отречения от Халкидонского догмата, с другой — в угоду монофизитам провозглашается учение о единой воле во Христе, т. е. о единой Богочеловеческой воле.
   Ясно, что этот факт весьма неприятен для римо-католиков, поскольку он опять-таки опровергает католическое учение о непогрешимости папы в вопросах веры. Признавая эти факты в целом, католическая сторона должна прилагать большие усилия, для такого их истолкования, чтобы они не вступали в противоречие с догматом I Ватиканского Собора о папской непогрешимости. И поэтому католики говорят, что папа не понял спора, который шел на Востоке, или, что он в своем письме константинопольскому патриарху высказался как частное лицо, а не как римский папа. Но добросовестные католические историки признают, что в то время вообще не было никакой речи о папской непогрешимости, никто о ней не учил, никто ее и не ожидал найти, и поэтому не удивительно, что впоследствии сама Римская Церковь согласилась с анафематствованием ереси папы Гонория на IV Вселенском Соборе. Но это было потом, а тем временем предстоял еще долгий спор об этом новом учении.
   Патриарх Сергий успел уже возбудить в Церкви споры относительно учения о единой энергии. К старому разделению прибавилось новое — кроме последовательных православных и решительных монофизитов, появилась еще третья партия — конформистская партия, которая поддерживала патриарха Сергия и его официально-церковную линию. Новое учение было переформулировано. Оно в принципе не изменилось, но получило иное выражение. Император Ираклий упорно желал остаться в стороне от вероисповедных баталий, но, в конце концов, патриарх Сергий принудил его подписать указ, утверждавший новое учение о единой воле во Христе и запрещавший споры об энергиях, т. е. отменявший то учение, которое сам Сергий провозглашал прежде. Этот указ был издан в 638 г. и получил название «Экфесис» или «Эктесис», т. е. буквально — «изложение». В действительности же автором указа был сам патриарх. События разворачивались бурно. Примерно в это же время иерусалимским патриархом становится св. Софроний, который свое известительное послание другим патриархам и церковным предстоятелям (такие послания каждый раз, по традиции, посылались после интронизации нового патриарха), сделал настоящим исповеданием веры, где опровергается новая монофелитская ересь и утверждается православное учение о двух действиях — Божественном и человеческом, и двух волях — Божественной и человеческой во Христе. Впоследствии это послание св. Софрония — «окружное послание», как оно называется, вошло в деяния IV Вселенского Собора.
   Св. Софроний недолго был патриархом Иерусалимским. Вскоре Иерусалим подвергся новому завоеванию. Когда была сокрушена мощь персов, казалось, что хотя бы с восточной стороны границы империи обеспечены. Но восстал новый и гораздо более страшный противник — ислам, который зародился на Аравийском полуострове. Очень скоро вслед за падением Персидской державы началась мощная экспансия арабов-мусульман за пределы Аравийского полуострова. Взаимная борьба Византии и Персии ослабила обе страны и открыла путь исламскому завоеванию. Персия была завоевана почти мгновенно. Такая же участь ожидала и многие провинции христианской империи. Прежде всего, арабы завоевали Палестину. Иерусалим мужественно сопротивлялся, но силы были слишком не равны, и св. Софроний возглавил переговоры о сдаче Иерусалима. Тогдашние мусульмане — вдохновленные носители новой религиозной идеи — не могли в то же время не осознавать некоторой своей культурно-исторической неполноценности, и поэтому не стремились свою религию навязать всем. Они хотели подчинить себе тех, кто исповедует другие религии военным путем. Поначалу мусульмане не выказывали большой враждебности к христианам. Они говорили, что их власть вполне может стерпеть христианское «заблуждение». Но если христиане оказывали сопротивление, их ждали самые страшные наказания. Мусульмане совершенно по-разному относились к тем городам, которые им сдавались добровольно, и к тем, которые были взяты штурмом. Иерусалим, довольно долго мужественно сопротивлявшийся, в конце концов сдался, и св. Софроний присутствовал при первых распоряжениях новых мусульманских его властителей. Они оказались довольно либеральными. Когда св. Софроний предложил мусульманскому военачальнику войти в церковь Вознесения, для поклонения Христу, тот отказался и сказал: «Если я войду в твою церковь, то после моей смерти ее у тебя отберут». Христианам были обеспечены определенные права не только в Иерусалиме, но и во всей Палестине. Вскоре св. Софроний скончался.
   Довольно легко мусульмане захватили также Сирию с ее столицей Антиохией и Египет, причем, монофизитское население этих областей, как и прежде, при персидском захвате, приветствовало новых завоевателей. Именно наличие большого числа монофизитов и объясняет столь легкие и быстрые успехи мусульманской агрессии в этих регионах.
   Таким образом почти все области, зараженные монофизитством, оказались под властью мусульман, и во многом именно по этой причине церковно-политические цели так называемого «Экфесиса» не были достигнуты. Вскоре умирает патриарх Сергий, а затем и император Ираклий. Император Ираклий, мужественный воин, победитель персов, перед смертью впадает в депрессию и совершенно безучастно наблюдает за арабским завоеванием тех провинций, которые он так успешно отвоевывал.
   После смерти Ираклия были некоторые дворцовые смуты, и очень скоро императором был объявлен его несовершеннолетний внук, который в истории известен как Констант II. Если Ираклий склонялся к нейтралитету в вопросах религии, а его безвременно (вскоре после отца) умерший сын Константин был убежденным православным, то Констант — сын этого Константина и внук Ираклия — стал защитником монофелитства. Констант, подобно своему деду, был мужественным правителем, который не оставлял надежды вернуть империи утраченное. Именно это, по-видимому, побуждало его защищать монофелитство, ту вероисповедную формулу, которая, как казалось, могла стать почвой примирения православных и монофизитов. Однако, ввиду преобладания православия на тех территориях, которыми Констант реально обладал, он должен был несколько видоизменить политику своего деда, или — что то же самое — политику патриарха Сергия. В 648 г., уже по достижении совершеннолетия, он издает новый вероисповедный указ. Этот новый указ получил наименование «Типос», т. е. образ, образец. Автор этого указа идет на попятную. Он запрещает всякие дискуссии об энергиях и волях и как бы хочет успокоить ту бурю, те напряженные споры, которые завязались в Церкви после провозглашения учений сначала о единой энергии, а затем о единой воле во Христе. Но на самом деле слишком много уже было сказано раньше, в предыдущие десятилетия, чтобы просто-напросто умолчать об этом и чтобы такое умолчание послужило к тому же основой для церковного мира. Поэтому православные немедленно разоблачили этот новый опыт официального богословия как защиту неправой веры, как защиту монофелитства.
   В этот новый период спора главным защитником православия явился прп. Максим Исповедник. Максим Исповедник, жизнь которого во многом напоминает жизнь св. Софрония, тоже был участником очень важных событий церковной истории. Защищая православие, он прошел грады, веси и даже континенты. В молодости был придворным советником, но очень скоро оставил двор, став монахом на азиатском берегу Босфора; затем, избегая персидской опасности, он покинул свой монастырь, ушел в Александрию; побывал также на многих островах Средиземного моря. Из Египта он направился в латинскую Африку, где стал организатором сопротивления новой константинопольской ереси. В это время в латинской Африке находился низложенный по политическим причинам константинопольский патриарх Пирр. Состоялся диспут прп. Максима Исповедника с бывшим патриархом Пирром, причем до нашего времени дошла точная его стенограмма. Патриарх признал себя побежденным, и, будучи прежде монофелитом, перешел на сторону православия, хотя, как выяснилось, не окончательно. Впоследствии он опять перебежал к монофелитам.
   Эти события, важные сами по себе, были сильно осложнены обстоятельствами чисто политического характера. В то время, когда прп. Максим Исповедник находился в Африке, военный наместник этой провинции — лицо, бывшее с ним в весьма дружеских отношениях, взбунтовался против константинопольского правительства и объявил себя императором. Этот узурпатор погиб в борьбе с арабами, но впоследствии отвечать за его действия пришлось на суде в Константинополе прп. Максиму. В латинской Африке прп. Максим Исповедник организовал несколько соборов, которые все высказались против монофелитства. Прп. Максим не был латинянином, но его богословие было определяющим для догматического учения этих поместных соборов. Затем Максим отправился в Рим. В свое время здесь побывал и св. Софроний со своим другом — блаженным Иоанном Мосхом (в Риме Иоанн Мосх скончался, и по его завещанию св. Софроний повез останки друга на Восток, в Палестину. Именно таким образом, сопровождая тело блаженного Иоанна, св. Софроний вернулся к себе на родину, где ему и предстояло стать иерусалимским патриархом).
   Прп. Максим Исповедник в жизни Римской Церкви имел гораздо большее значение, чем св. Софроний. Во время пребывания прп. Максима в Риме только что избранный без утверждения константинопольского императора римский папа св. Мартин Исповедник созвал поместный собор в 649 г. Этот собор 649 г. называется Латеранским — по названию папского дворца, где он заседал. На этом весьма представительном соборе западного епископата, присутствовало более 100 латинских епископов латиноязычных областей. Однако, как и на соборах в латинской Африке, здесь главенствовал прп. Максим Исповедник. Собор осудил монофелитство. Прибывший в Рим военный наместник императора, который должен был арестовать папу Мартина, предпочел вместо этого взбунтоваться и провозгласить самого себя императором, словом, произошла еще одна узурпация под знаменем защиты православия. Это, конечно, осложнило картину и отяготило земную участь защитников православия, когда впоследствии императору Константу удалось-таки наложить свою руку на непокорную Италию. Папа Мартин был арестован. Его некоторое время держали в заключении на одном из греческих островов, затем он был доставлен в Константинополь, где состоялся судебный процесс. С самого начала суд имел чисто политический характер. Вероисповедные убеждения папы никого не интересовали. Он был приговорен к смертной казни. По просьбе умирающего константинопольского патриарха Павла, одного из деятельнейших защитников монофелитства, смертная казнь папе Мартину была заменена ссылкой в Крым (в тогдашней империи Крым был самым суровым, самым северным краем, и папа Мартин в своих письмах в Рим жаловался на всяческие лишения, что совершенно естественно, тем более что он был человеком старым и обремененным разными болезнями; в частности, его мучила подагра — так, что он не мог даже стоять). Мы можем считать его в некотором смысле нашим отечественным святым, поскольку он умер в пределах нашего государства.
   Если религиозные взгляды папы Мартина никого не интересовали, то, как только дошла очередь до преподобного Максима Исповедника, его всячески стремились склонить к компромиссу, ибо власти сознавали, что именно он — истинный возглавитель православных. Преподобный Максим был непреклонен. Ему сказали: «Уже вся вселенная причастилась с патриархом», т. е. вошла в литургическое общение с еретичествующим константинопольским патриархом. Это было действительно так: если первый преемник св. Мартина не вступил в общение с Константинополем, то папа Виталиан, который занял Римскую кафедру с 657 г., не желая осложнять своих отношений с Константинополем, вступил с ним в общение, и, тем самым, признал тех, кто задавал тон в Константинополе, православными. Преподобный Максим ответил на эти уговоры такими дерзновенными словами: «Даже если вся вселенная причастится с патриархом-еретиком, я этого не сделаю». Отказываясь подчиняться патриархам в силу одного того, что они патриархи, преподобный Максим столь же мужественно отказывался подчиняться и императорам, решительно протестуя против их вторжения в область вероучения, которую, как он провозгласил, должны определять исключительно священники. Если константинопольские власти не признали Мартина, ставшего папой без одобрения императора, если они слышать не хотели о Латеранском соборе 649 г., то, св. Максим, напротив, постоянно называет этот собор вселенским, хотя он состоялся без малейшей санкции и согласия императора. Преп. Максим подвергся тяжким мучениям и был сослан в Лазику на Черноморское побережье Кавказа, где и почил. По этой причине мы можем считать его, как и папу Мартина, одним из святых покровителей нашей страны.

ЛЕКЦИЯ 11

   Учение об одной воле во Христе было смягченной формой монофизитства. Не противореча формально Халкидонскому догмату, оно могло, как надеялись изобретатели этого учения, стать почвой для воссоединения Церкви с отошедшими от нее общинами еретиков-монофизитов. На самом деле, как показали святые отцы, которые противостали этой новой ереси, весь яд, вся неправота монофизитства в полной мере, содержалась и в этой новой его форме. По мнению монофелитов, человеческая природа Христа была бездейственна и безвольна, т. е. во Христе действовало одно Божество, а человеческая природа бездействовала. И была как бы орудием действия Сына Божия. Но если это так, и человеческая природа во Христе лишена действительного действия, действительной воли, то это некая особая природа, а вовсе не та, по которой, как учит Православная Церковь, Христос единосущен всем остальным людям. Уже древние отцы говорили: что не воспринято, то не уврачевано. Если Христос, восприняв человеческую природу, не воспринял одновременно человеческого действия и человеческой воли, то, значит, эти человеческие действие и воля не уврачеваны воплощением Сына Божия. Как показали святые отцы, и, прежде всего, прп. Максим, Христос изволяет наше спасение не только Своей Божественной, но и Своей человеческой волей. Особенно впечатляюще Максим Исповедник развивает эту мысль, исследуя евангельское повествование об агонии Христа, Его борениях, которые непосредственно предшествовали крестным страданиям. Как известно, во время Гефсиманских борений Христос сказал: «Не моя воля, но Твоя, Отче, да будет». Эти слова, в которых заключено, можно сказать, все учение о нашем спасении, помимо элементарного их смысла, имеют иной, глубинный. Вскрывая его, преподобный Максим доказывает, что здесь говорится о двух волях: о воле Божественной, которая, естественно, у Сына Божия едина с Отцом, и о воле человеческой. Эта воля человеческая не противоположна воле Божественной, о что спотыкались еретики. Они считали, что если во Христе Божественная и человеческая воли различаются, то они непременно должны быть и противоположными, а тогда приходится говорить и о раздвоении, доводящем христологическое учение до грани несторианства и даже прямо влекущем за собой несторианские выводы. Но, конечно, «различное» не означает «противоположное». И хотя человеческая воля совершенно естественно учитывает, скажем, страх перед страданиями и смертью, но она, согласуясь с волей Божественной, преодолевает этот страх. Христос никого на земле не боялся, но его человеческому естеству был свойствен присущий каждому человеку страх перед страданиями и смертью, и спасительное дело Христово совершилось именно потому, что Христос восхотел своей человеческой волей принять то страшное, что ему предстояло. Именно в человеческом изволении, в изволении, совершенном по человеческому естеству, в согласовании с волей Божественной, и состоит, как показывает прп. Максим Исповедник, тайна нашего спасения.
   Но чтобы восторжествовало это учение, которое Православная Церковь в конце концов сделала своим, требовалось время. Прежде всего, должен был исчезнуть со сцены император Констант II, который, хоть с виду и отмежевался от монофелитства в своем Типосе, но на самом деле, как показывают факты, продолжал преследовать защитников православия. Этот император, одаренный как военачальник и как государственный муж, имел, однако, очень трудный и жестокий нрав. В конце концов он вступил в открытую конфронтацию со всей своей столицей и в результате покинул ее, причем сенат воспретил ему взять с собой семью. Вся семья императора осталась в Константинополе, а он сам отправился на далекий Запад, на остров Сицилию и там, в Сиракузах, основал новую резиденцию. Возможно, этот выбор связан был с тем, что западная часть империи приобрела особенно важное значение ввиду мусульманских завоеваний на Востоке, когда были потеряны Египет, Палестина, Сирия и под ударом находилась Малая Азия. Империя, сохранившая за собой значительную часть Италии вместе с древней столицей — Римом и островами, а также латинскую Африку, должна была этими, территориями дорожить.
   Однако пребывание императора в Сицилии было недолгим, произошел заговор, который составила группа окружавшей его армянской знати, и Констант был убит. Заговор был очень быстро подавлен, императора похоронили в Константинополе, в императорской усыпальнице собора Двенадцати Апостолов, и началось новое царствование, перечеркнувшее религиозную политику предшествующих императоров-монофелитов.
   Новым императором стал Константин IV, которого многие исторические авторы называют Константин Погонат, т. е. бородатый. Современные историки считают, что на самом деле это прозвище было усвоено его отцу, Константу II. Константин IV, можно полагать, был причислен Церковью к лику святых. Точная дата смерти этого императора неясна, но известно, что он умер в сентябре месяце. А как раз в сентябрьской Минее под третьим числом значится некий император, названный там Константин Новый. Ему нет службы, нет никакого синаксаря, но он там упомянут. Преподобный Никодим Святогорец, составитель греческих житий Святых, считает, что под этим Константином нужно разуметь одного из сыновей основателя этой династии — Ираклия. Но тот Константин царствовал всего несколько месяцев, и умер он не в сентябре, а в мае. Так что я думаю, здесь имеется в виду именно Константин IV. Вообще, как правило, канонизировались те императоры, при которых происходили Вселенские Соборы, а имя Константина IV навсегда останется в связи с созванным в его правление VI Вселенским Собором.
   Этот Собор отличается особенной продолжительностью, — он начался 7 ноября 680 г., а завершился 16 сентября 681 г., — заседал, таким образом, много месяцев. Указывается разное число его участников — от 150 до 289; можно думать, что на различных сессиях было разное число епископов, потому что поначалу собрались не все. Созыву Собора предшествовала переписка с ведущими кафедрами и, естественно, прежде всего, с первой по чести во Вселенной Церкви Римской кафедрой. По этому поводу в Риме был созван поместный собор, который как бы задал тон решениям, подлежащим утверждению на VI Вселенском Соборе в Константинополе. Рим считал, что основное слово принадлежит папе. Если в Константинополе соберется Вселенский Собор, он всего-навсего торжественно подтвердит то, что уже решено в Риме. Но в то же время мы не должны стилизовать тогдашнее римское мировоззрение, римскую экклезиологию в духе доктрины, которая выработалась в католическом мире в последующие столетия.
   Мы не должны думать, что то учение о папе, последний штрих которого был сделан в прошлом веке на I Ватиканском Соборе (догмат о папской непогрешимости) в полном виде имелось уже и в рассматриваемую эпоху. Вместе с тем многое говорит о том, что учение о структуре Церкви на Востоке и на Западе не совпадало. Прежде всего отметим, что Рим не знал в ту пору безраздельного авторитета папы. Папа, даже если он и имел высокое сознание своего места в Церкви, в важных случаях считал нужным созвать поместный собор, и принимал важные решения совместно с ним. Однако это решение римского собора признавалось там обязательным для всей Вселенской Церкви. Православным, т. е. принадлежащим к Церкви Христовой, назывался тот, кто имел общение с папой, кто такого общения не имел, пребывал вне Церкви.