Асприн Роберт Линн. Новая кровь

   Иллира съела мягкий сыр, даже не почувствовав его вкуса. Пламя позора все еще пылало в ней, озаряя непонимание, с каким относился к ней весь мир. Она ведь вовсе не требует, чтобы ее действительно уважали! Но один лишь эгоизм и упрямство не позволяли тем, кто заявлял, что якобы любит ее, понять, что ее мир - ее счастье, - закончился вместе со смертью Лиллис. Если бы они и вправду любили ее, они бы скорбели вместе с ней и отказались бы от своих бессмысленных попыток развеселить ее и заставить забыть о трауре.
   Ее жизнь - трагедия, медленная панихида, которая будет безжалостно тянуться от смерти Лиллис до смерти самой Иллиры. Она стала мученицей - и это ее устраивало.
   - Ты не должна так хмуриться.
   Иллира отшвырнула корзинку и посмотрела против солнца. Она никак не могла разглядеть мужчину, который столь фамильярно заговорил с ней.
   - Тебе следует с большей осторожностью выбирать места, где можно предаваться собственным мыслям.
   Иллира не намеревалась терпеть нотаций от какого-то чужака. Да и не от чужака тоже. Ее охватило сильнейшее искушение нарушить свои обеты и запустить в незнакомца полновесным проклятием С'данзо. Но что-то удержало Иллиру - она и сама не поняла, что именно. Вместо этого она спустилась с возвышения и принялась собирать рассыпавшуюся еду.
   С этой стороны солнце не светило в глаза, и Иллире удалось рассмотреть мужчину, но она так и не узнала его. На строительстве городских стен сейчас можно было услышать десяток непонятных наречий, но этот мужчина явно не принадлежал к числу строителей. Даже Темпус, вырисовываясь силуэтом на фоне кроваво-красного закатного солнца, не казался таким... таким нездешним, не принадлежащим этому времени и этому месту. Более того, Иллира не могла Видеть ни его самого, ни его тень. Сейчас, когда Санктуарий был свободен от магии, это показалось Иллире дурным предзнаменованием.
   - Я свободная женщина, - раздраженно произнесла она и перебралась на другой камень. Теперь освещение позволяло Иллире взглянуть прямо в глаза незнакомцу.
   - Здесь - нет.
   Незнакомец говорил совершенно спокойно. Его слова не были угрозой. Простая констатация факта, который Иллира по какой-то причине проглядела. Но что можно проглядеть, сидя на забытой куче щебенки спиной к Главной Дороге?
   - Посмотри вниз, - предложил незнакомец. Голос его звучал по-отечески и в то же время смущал.
   Вниз. Пыль была красной от бурь, многие годы бушевавших над этим песчаником. Здесь ничего не росло. Под ним ничего не скрывалось. Иллира снова не смогла ничего Увидеть.
   - Там, где ты сидишь.
   Ах, это обычная щебенка. Когда-то, давным-давно, эти камни вытесали и сложили из них стены. Пропади все пропадом, да ведь эти надписи могут быть и на ранканском! А если учесть, что они попорчены временем, да и читать Иллира все равно не умеет... Она сердито вгрызлась в яблоко.
   - Ну и что?
   - Разве ты слепа, дитя?
   Иллира решила, что этот незнакомец в видавших виды доспехах цвета бронзы и с проницательными темными глазами вполне заслужил проклятие С'данзо. У него поубавится высокомерия, когда он почувствует на себе его силу. Иллира обратила свои мысли в древние формулы, потом порылась в памяти, выискивая ритуальные слова, которые должны были слить ее желание с Видением.
   Незнакомец подскочил к Иллире, - хотя она ни словом не высказала своего намерения, - и столкнул ее с камня. При этом его ладонь плотно запечатала рот женщины.
   - Дура! - воскликнул незнакомец, швырнув Иллиру на землю. - Слепая дура! Сколько раз Санктуарий был по мелочным поводам проклят мелочными дураками, не способными узнать святость даже тогда, когда они встречались с ней лицом к лицу?
   Иллира встала и отряхнула юбку от пыли. Незнакомец был слишком искренним в своем возмущении и слишком уверенным, чтобы прямо бросать ему вызов.
   - Кто ты такой, чтобы бранить меня? - пробормотала она, глядя в землю. - Кто тебе поручил охранять Санктуарий? Ты просто один из чужаков, которые пришли подзаработать на постройке стены. Это мой дом, и я пошлю его ко всем чертям, если захочу того.
   - Ты еще глупее, чем я думал, Иллира.
   - Ну ладно, я не хочу, чтобы этот город шел ко всем чертям. Я хотела бы увидеть такой Санктуарий, в котором на улицах растут цветы, а честным людям не нужно прятаться по домам после захода солнца. Я хотела бы видеть такой Санктуарий, в котором мужчины любят своих жен, женщины любят детей, а у детей есть возможность расти не впроголодь. Да кто же не хочет увидеть Санктуарий таким? Но Санктуарий есть Санктуарий, и этого не изменить.
   Иллира подняла глаза и бросила на своего собеседника сердитый взгляд, надеясь заставить его получше подумать, прежде чем говорить ей что-нибудь еще в этом же духе.
   - Если ты сможешь заставить себя заботиться об этом городе, он может перемениться к лучшему. И может, даже станет таким, каким тебе хотелось бы его видеть.
   - Хотела бы я дожить до этого! Кстати, а ты кто такой?
   - Зови меня Пастухом.
   Иллира наклонила голову и посмотрела на незнакомца повнимательнее. Кем бы он ни был, но домашнюю скотину он явно встречал исключительно в виде жаркого. Скорее уж этот тип похож на странствующего воина. Иллира отметила про себя, что незнакомец оставил на дорожке стреноженную лошадь, и то, что на дорожке сейчас не было прохожих. Не очень-то разумно спорить с человеком, если он носит на поясе и приторачивает к седлу с десяток разновидностей смерти.
   - Хорошо, я благословляю Санктуарий...
   - Сядь на камень.
   Иллира уселась на ближайший камень и откашлялась, прочищая горло.
   - Я благословляю Санктуарий! - повторила она. Порыв ветра швырнул ей в лицо пригоршню пыли. Эта пыль и бьющее в глаза солнце снова не позволяли ей хорошо видеть незнакомца. - Пусть его обитатели живут в мире. Пусть его правительство правит мудро. Пусть его стены будут крепкими, а кастрюли полными. Ну как, этого хватит? - спросила С'данзо, искоса взглянув против солнца.
   - Ты забыла о любви.
   - Да, правильно. Пусть мужья любят своих жен, женщины любят детей, а дети... дети пусть любят, кого захотят.
   - Пусть будет так, - заключил непохожий на пастуха Пастух. - Пусть все растет и зеленеет, ну и так далее. Хочешь выпить?
   Он отвязал бурдюк для вина и протянул его Иллире. Иллира взяла бурдюк. У нее промелькнула мысль, что незнакомец хочет поставить ее в затруднительное положение. Немногие из горожанок могли поймать ртом вытекающую из бурдюка струю и не облиться при этом с ног до головы. Иллира могла. Она умела пить из меха - и научилась этому не из чужих видений. Это была одна из немногих вещей, которым ее научил отец. Вино было довольно неплохим - правда, чувствовался чересчур сильный привкус дубильных веществ - и явно нездешним. Иллира поймала ртом последние капли и вернула бурдюк хозяину, улыбнувшись, словно сытая кошка.
   - Спасибо, - поблагодарила она и с немалым удовольствием заметила, что ей удалось удивить незнакомца своим искусством.
   Незнакомец вскинул бурдюк над головой и развернулся таким образом, что чуть не задел Иллиру спиной. Сам он при этом оказался лицом к солнцу. Иллира не могла понять, с чего вдруг ему понадобилось так странно поворачиваться - ему же было неудобно! Вино струйкой пролетело мимо уха незнакомца и брызнуло на землю.
   - Что ты делаешь?! - возмущенно воскликнула Иллира, поспешно подбирая юбку.
   Но незнакомец снова сдавил бурдюк. На этот раз он украсил изрядным пятном полустершуюся надпись на камне, прежде чем приспособился и сумел сделать большой глоток. Для воина - а тем более для пастуха - такое неуклюжее обращение с бурдюком выглядело странным. Еще труднее было поверить в случайность, - особенно после того, как незнакомец взглянул на Иллиру и усмехнулся.
   - Отсутствие практики, - прокомментировал он свою неудачу. Этому Иллира и вовсе не поверила.
   - Я лучше пойду. Уже поздно. Я живу...
   Иллира заколебалась: стоит ли говорить чужаку, где она живет. Впрочем, что-то подсказывало ей, что, даже если она и не назовет своего адреса, это не помешает незнакомцу при желании нанести визит им с Даброу. Женщина осторожно соскользнула с камня, избегая соприкосновения и с вином, и с незнакомцем, и сложила остатки своего обеда в корзинку. Ей казалось благоразумным побыстрее убраться подальше от этих камней. Незнакомец все еще продолжал усмехаться, когда каблучок Иллиры коснулся дорожки. Потом он расхохотался, и Иллира опрометью вылетела за ворота.
   По правде говоря, было не так уж поздно - не намного позже середины дня, - а Иллира не собиралась возвращаться на Базар до захода солнца. День был приятным и теплым - такого теперь может не выдаться до следующей весны. Иллира решила еще погулять вдоль Главной Дороги и отправилась в путь через внешний двор, мимо Губернаторской Аллеи.
   Торговец Хакон бродил по своему обычному дневному маршруту, распевая: "Пирожное! Пирожное с ореховым кремом!" Несмотря на то, что Иллира недавно поела и в корзинке у нее было достаточно снеди, при этих его криках рот у нее наполнился слюной.
   - Два пирожных... - начал торговец, увидев, как Иллира двинулась в его сторону. Потом он узнал женщину и закончил фразу уже тише: - ...за медную монету.
   Иллира улыбнулась и протянула торговцу выщербленную монетку, полученную утром. Поскольку она купила два пирожных, второе Хакон завернул в клочок просвечивающего пергамента и сунул сверточек в складки шали Иллиры.
   - Изумительно! - пробормотала Иллира, откусив кусочек сладкого пирожного, приправленного пряностями.
   - Будет еще вкуснее, если с кем-нибудь поделиться.
   Хакон имел в виду Даброу, но Иллире при этих словах представилось лицо Сайян. Иллира подумала: интересно, а кормилица хоть раз в жизни пробовала сладости, продающиеся только в приличных районах города? Маловероятно. Сайян утверждала, что выросла в Низовье, хотя Уэлгрин нашел ее в переулке Развалин. Иллира представила себе, какое выражение появится у Сайян, когда та откусит кусочек еще теплого пирожного, сделанного в форме морской раковины и начиненного ореховым кремом. Она свернула в другую сторону и поспешно направилась к Базару.
   Кузня была пуста, но прежде чем Иллира успела забеспокоиться, она услышала плач Тревии и поспешила на этот звук.
   - Я купила тебе пирожное, - с этими словами она и влетела в комнату, откинув занавеску.
   Сайян улыбнулась, но улыбка почти затерялась среди ее безуспешных усилий успокоить младенца.
   - Давай я подержу девочку. Пирожные нужно есть, пока они теплые - так вкуснее.
   Иллира подхватила ребенка на руки и, даже не удивившись, обнаружила, что удобно пристроила девочку на сгибе руки. Она, оказывается, помнит, как укачивать ребенка, и пошевелила перед личиком девочки пальчиками. А поскольку пальцы Иллиры блестели от масла и крема, Тревия сочла их исключительно привлекательными. Она тут же потащила пальцы себе в рот и довольно зачмокала. Иллира почувствовала острый край зубок - видимо, они и были причиной плаксивого настроения малышки.
   - У нее режутся зубки.
   Сайян проглотила кусок пирожного, не разжевывая.
   - И острые, верно?
   На этот раз напевный вопрос сопровождался легкой улыбкой.
   - Точно. Скоро можно начать давать Тревии по утрам жидкую кашку. Я раньше любила варить овсянку, особенно зимой.
   Лицо Сайян мгновенно сделалось несчастным. Иллира почти что видела, как Сайян вспомнилось ее прежнее место обитания, где она жила до того, как попала в семейство кузнеца.
   - Но нам все еще будет нужен кто-нибудь, чтобы заботиться о девочке. Я С'данзо, а не... - Иллира заколебалась, не понимая, с чего это она собиралась сказать, что она - не мать Тревии. В любом случае это не касалось Сайян. У многих женщин С'данзо было полно детей, постоянно шнырявших под ногами. - Ну, Тревии нужен будет человек, который сможет приглядывать за ней все время, - после легкого замешательства выговорила она. - Здесь, в кузне, довольно опасно. Не то что в других домах, - там ребенок самое большее коленку может расшибить.
   Сайян выдохнула с явным облегчением. Она доела пирожное, но ребенок остался на руках у Иллиры. Потом женщины поболтали, сидя в сумерках, как не болтали никогда раньше, хотя ни о чем важном речь не шла. Они говорили о том, что любит есть Даброу и чего не любит, о ярких разноцветных тканях, которые привез караван из Кроу, и о том, женится ли когда-нибудь помощник Даброу.
   Иллира бросила взгляд в будущее и покачала головой.
   - Я не могу это Увидеть, - пробормотала она и вспомнила слова, которые произнесла, стоя на куче щебня. На мгновение у нее застыла кровь. Незнакомец перехитрил ее. Этот странный человек, который был кем угодно, только не пастухом, перехитрил ее и заставил наложить на Санктуарий небывалое заклятие - благословение С'данзо. Но такой вещи, как благословение С'данзо, просто никогда не существовало раньше. - В каждом, так или иначе, скрыт ребенок...
   - Что-что?
   Сайян придвинулась поближе, но Иллира не стала ничего повторять. В конце концов, она была всего лишь С'данзо, а Санктуарий был Санктуарием, и вряд ли он мог сильно измениться от ее благословения. Но все же она это сделала, и если этот Пастух еще когда-нибудь встретится ей, она поблагодарит его за то, что он наконец помог ей стать свободной.
   Эндрю Оффут
   ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
   В Санктуарии всегда кто-то бодрствует... особенно, когда другие спят.
   Расхожая истина
   Когда женщина увидела, что мужчина проснулся, она вновь подошла к кровати, уже почти одетая. Она наклонилась, и необычайно светлые волосы заструились вниз, наполовину скрывая лицо.
   - Мы проспали! - воскликнула женщина. - Мне пора идти! Уже поздно!
   Мужчина лениво и сонно поднял руку и попытался поймать женщину за грудь. Женщина со смешком выпрямилась и застегнула тунику.
   - А-у-у-у... - так же лениво потянулся мужчина. Звук перешел в зевок.
   Женщина посмотрела в сторону двери. Мужчина заметил ее замешательство и поднес руку к виску женщины, где серебрились пряди, - женщине удалось немного привести в порядок волосы, спутавшиеся во время любовной игры. Женщина обернулась. В лунном свете, проникающем через открытое окно, было видно, что она хмурится.
   - Мои серьги... - пробормотала женщина и поспешно отошла к маленькому столику, стоявшему неподалеку от кровати.
   Мгновение спустя послышалось:
   - Дорогой! Разве не сюда я положила свои серьги? Они... они исчезли!
   - Наверно, упали на пол, - без малейшего интереса или беспокойства отозвался мужчина и снова зевнул.
   Он с легкой улыбкой наблюдал за женщиной и предавался приятным воспоминаниям. Смотреть, как она опустилась на колени и шарит под кроватью, было забавно. Мужчина позволил себе немного пофантазировать на эту тему.
   - Их здесь нет, Кушар! Ну, встань же, пожалуйста, и помоги мне! Зажги лампу! Мои лучшие серьги!
   * * *
   Десять минут спустя постельное белье валялось на полу. Они обыскали даже одежду мужчины, небрежно брошенную им на пол несколько часов назад, проверяя, не запутались ли серьги в ней - золотые подвески, украшенные нефритом и топазами. После этого женщина расплакалась и принялась лепетать, что эти серьги ей давным-давно подарила бабушка.
   В конце концов Имайя - госпожа Имайя Реннсдотер, если уж говорить точно, - отчаялась разыскать украшение и ушла. Уже полностью проснувшийся Кушарлейн закрыл за ней дверь.
   "Порядочный человек проводил бы ее домой, - подумал он. - Или, по крайней мере, хотя бы до ее улицы". Машинально почесав бедро, Кушарлейн обнаружил, что он так и стоит нагишом. Он посмотрел на свою одежду, жалкой кучкой валявшуюся на полу. Потом, приподняв бровь, перевел взгляд на окно. Конечно же, оно было открыто! Но в конце-то концов, его комната расположена на третьем этаже!
   По прежнему обнаженный, Кушарлейн мягкой походкой подошел к окну и выглянул наружу. Он не увидел ничего, кроме других зданий да темных улиц и переулков между ними. Уставший Санктуарий спал, залитый лунным светом. Кушарлейн посмотрел вниз, потом, опершись о подоконник, высунулся из окна. Его начало немного знобить, но Кушарлейн не обратил на это внимания. Он задумчиво посмотрел сперва налево, потом направо.
   Потом со вздохом выпрямился.
   - Проклятие! - пробормотал он вслух.
   Комната была надежно заперта на замок, - Имайя это проверила, когда он в третий раз перетряхивал постельное белье. Он точно помнил, как Имайя сняла серьги. С тех пор, как во время постельных развлечений одна из этих очаровательных безделушек болезненно уколола его в руку, Имайя всегда их снимала. Кушарлейн всегда наблюдал за этим процессом, ему нравилось, как подрагивала ее обнаженная грудь, когда Имайя подносила руку к уху. Он совершенно точно помнил, что Имайя положила серьги на небольшой столик, стоявший справа, совсем рядом с кроватью.
   "А потом мы занимались любовью, до изнеможения, - размышлял Кушарлейн, глядя на открытое окно. - И пока мы спали, кто-то забрался в окно и забрал эти серьги, а также кошелек, пришитый изнутри к моим брюкам! - об этом я предпочел ей не говорить. Только один человек во всем Санктуарий способен на такое. Всем прочим это не под силу.
   Один-единственный человек способен на это. Только он умеет настолько ловко забраться, куда захочет, и настолько искусно маскироваться, чтобы провернуть такой невероятный номер. Только он один. Но этот человек покинул Санктуарий, и довольно давно. Сколько времени прошло - год? Да, клянусь богами, это было больше года назад.
   И тем не менее, кто-то пробрался через окно и забрал сережки Имайи и мой кошелек, прямо у нас из-под носа!
   Черт побери! Этот ублюдок снова в городе!"
   * * *
   - Я - плотник, господин волшебник. Бывший. - Мужчина с лицом гончей приподнял руку, показывая, насколько она малоподвижна, особенно для плотника.
   Стрик тут же поспешил выразить свое сочувствие посетителю. Резкая потеря веса вполне объясняла унылое выражение его лица; на месте некогда пухлых щек и второго подбородка кожа теперь висела складками.
   - Уинтс рассказал мне перед вашим приходом, что вы были один из лучших плотников, Эбохорр, и то, что вы потеряли около пятидесяти фунтов веса. Но он не упомянул, что вы, кроме того, потеряли большой палец.
   - Не хотите ли услышать, как именно я потерял все это?
   - Нет, - сказал Стрик, глядя на протянутую беспалую руку. Он знал о профессиональном риске плотников и лесорубов и его не интересовали частности. Зачем ему эти длинные кровавые подробности? - Скажем так: этот рассказ не будет иметь ценности ни для одного из нас. И я уже как-то раз говорил вам, Эбохорр, что ничего не смогу сделать с вашим пальцем.
   Эбохорр тяжело вздохнул и кивнул:
   - Считай, что так. Дело-то в чем, господин волшебник... Не хочу я больше плотничать. Устал. Я хочу сказать - еще до того устал, как вот эта неприятность с пальцем стряслась, клянусь бородой Анена. Я знаю, что у вас широкие связи, и про вас говорят, что вы людям помогаете...
   Некогда толстый обитатель Лабиринта махнул покалеченной рукой. При этом он печально, но с надеждой смотрел на рослого человека в одеждах насыщенного синего цвета, который сидел за столом напротив него. Этот человек уже произвел отдельные перемены в Санктуарии и в жизни его несчастных, явно проклятых горожан. Иностранец со странным акцентом, пришедший откуда-то с севера!
   - Мои возможности не простираются так... гм. Я не уверен, что вы обратились со своей просьбой по адресу, Эбохорр.
   Посетитель поспешно встал. Даже стоя, он сохранял почтительный вид, и потому не казалось, что он смотрит на человека в простой синей тунике сверху вниз.
   - Я сделаю для вас все, что скажете, господин волшебник. И заплачу вам за все то время, которое вы потратите, даже если потратите его впустую. Просто... ну, дайте мне знать, если услышите что-нибудь о работе, которую я мог бы выполнять. Я большой и сильный, господин волшебник, и я хороший работник. Меня к разным делам можно приставить. У вас большие связи, господин, и все говорят о людях, которым вы помогли. Если вы что-нибудь услышите... ну, Уинтс, то есть помощник ваш, Уинтсеней, - он знает, где меня найти.
   Стрик кивнул.
   - Это Уинтс сказал вам, чтобы вы пришли сюда?
   - Я не хочу, чтобы у него были неприятности из-за моего болтливого языка, господин волшебник. Мы как-то разговаривали, и Уинтс упомянул, что, может, вы сможете помочь, просто упомянул.
   - Гм.
   Невзирая на старания посетителя, выражение лица мага не изменилось.
   - Ну, как-нибудь... сколько я вам должен, господин волшебник?
   Стрик слегка улыбнулся посетителю и едва заметно качнул головой. На голове у мага красовался облегающий головной убор из крашенной в темно-синий цвет кожи. Он опускался до середины лба, по бокам доходил до середины щек, а сзади закрывал затылок до основания шеи. Никто и никогда не видел Сгрика простоволосым и даже не знал, какого цвета у него волосы. Окружающие видели этот головной убор, чужеземного покроя синюю тунику и облегающие леггинсы под цвет туники. С точки зрения местных жителей, наряд выглядел странно и уныло. Золотой медальон, с которым Стрик никогда не расставался - сплющенный кусочек золота, - почти не оживлял строгого наряда. Странным образом, но этот медальон гармонировал с длинными висячими усами мага.
   - Я ничего для вас не сделал, Эбохорр. Вы ничего мне не должны. Вы уверены, что не хотите стать лучшим плотником без большого пальца, о котором когда-либо слышал Санктуарий? В этом я мог бы вам помочь!
   - Я вообще не хочу снова браться за плотницкое дело, господин волшебник, - сказал бедолага Эбохорр и со смешанным выражением благодарности и извинения покинул кабинет человека из Фираки.
   Стрик подождал около минуты, давая посетителю время спуститься с лестницы и выйти за двери помещение, которое маг называл "моей лавкой", потом крикнул:
   - Уинтс!
   Человек, которого некогда описывали как "уличного шалопая-переростка", появился менее чем через минуту. Теперь Уинтсеней был совсем другим человеком. Он носил синюю ливрею Стрика ти'Фирака и получал твердое жалованье.
   - Да, господин?
   - Ты предложил своему другу Эбохорру прийти поговорить со мной, мрачно сказал Стрик, устремив на помощника суровый взгляд и указующий перст, который был намного крупнее любого из пальцев ушедшего плотника вернее, бывшего плотника. - Ты отлично знаешь, что я ничего не могу сделать с утраченным большим пальцем, Уинтс! Я хочу, чтобы ты никогда не забывал о моем проклятии - помогать или хотя бы пытаться помочь; я не могу не помогать людям и не пытаться им помочь!
   Уинтс начал было оправдываться, но потом оборвал сам себя и уставился в пол, точнее, в красивый ковер, недавно подаренный Стрику кем-то из богатых посетителей. Как и медальон, этот ковер был формой благодарности за услуги белого мага.
   - Прошу прощения, хозяин. Он хороший человек, Эб. Знаете, он всегда был очень толстым, сильным и веселым. Не то что сейчас, когда он стал похож на гончую собаку, которая пробегала целую неделю без остановки. Он нуждается в помощи, и он ее заслуживает.
   - Если ты еще раз сыграешь со мной такую шутку, сударь мой, тебе самому понадобится помощь! А теперь унеси отсюда свою подлую задницу и прихвати с ней остальное тело.
   Уинтс достаточно хорошо понял первую часть тирады и поступил в точном соответствии со сказанным. Мозги у него работали туго, и последнюю фразу хозяина Уинтс обдумывал уже на ходу, набирая скорость.
   Стрик вздохнул, покачал головой и хлопнул необычно крупной рукой по красивой скатерти, покрывающей стол: большому отрезу темно-синего бархата, украшенному со стороны стула для посетителей золотыми кисточками. Мгновение спустя он громко, но ласково позвал:
   - Авних!
   На пороге тут же возникла девушка, лишь недавно вышедшая из подросткового возраста. Она тоже была одета в наряд особого синего оттенка. Такую ткань привозили только из Кроу, и именно этот цвет выбрал для себя Стрик. Авенестра, бывшая уличная девчонка, бывшая официантка в "Кабаке Хитреца", забегаловке с сомнительной репутацией, бывшая алкоголичка, бывшая честолюбивая шлюха. Теперь она была секретаршей и преданной служанкой человека, который спас ее. Она служила этому человеку, как служила бы богу. Стрик называл Авенестру племянницей и категорично велел ей называть себя дядей: благодарная девушка желала принадлежать ему во всех смыслах. Авних уже успела вырасти из одной синей туники, и теперь ей пришлось купить новую, чтобы та не слишком обтягивала ее изрядно пополневшее тело.
   - Чем могу помочь, дядя Стри-И-И-И-И!
   Вопрос перешел в крик. Девушка отчаянно завопила, глядя куда-то мимо Стрика, потом оборвала вопль. До этого сидевший "дядя" удивил Авенестру скоростью, с которой он вскочил, отпрыгнул на три фута в сторону и развернулся. В руке у него неизвестно откуда появился длинный нож. Стрик и Авенестра смотрели на непрошеного гостя, а тот смотрел на хозяина дома и на клинок в его руке, длиной мало уступающий мечу.
   Пришелец был темноволосым, худощавым и стройным, среднего роста. Черные как смоль волосы и брови почти смыкались над крючковатым носом. Глаза гостя были почти такими же черными, как и волосы. Он был одет в простую зеленую тунику, брюки из хорошо выделанной кожи, ботинки на мягкой подошве и носил при себе несколько ножей. Один из них вполне мог оказаться близнецом того, что сейчас держал в руке Стрик. Гость посмотрел в голубые глаза Стрика и слегка приподнял руки.