Страница:
Ты меня, мое доброе сердце, прости!
Грех, что открыла тебя, отпусти.
* * *
Мы две планеты в океане звезд,
И каждая должна идти своей орбитой.
Нельзя расслабиться, поддаться власти грез,
Чтоб не упасть на землю лебедем подбитым.
Подбитой птицею со сломанным крылом,
Распластанной беспомощно в степи цветущей,
Чтоб нестерпимой боли не было потом,
Когда вдруг разойтись решим не обернувшись.
И каждая должна идти своей орбитой.
Нельзя расслабиться, поддаться власти грез,
Чтоб не упасть на землю лебедем подбитым.
Подбитой птицею со сломанным крылом,
Распластанной беспомощно в степи цветущей,
Чтоб нестерпимой боли не было потом,
Когда вдруг разойтись решим не обернувшись.
* * *
Так значит, я глупа? Или слепа?
Выходит, я жестоко ошибалась?
Тобою, вопреки молве, я восхищалась.
Ведь я любила! Что же мне молва?
А завтра твоего рожденья день.
И завтра царский сделаю тебе подарок:
Без выкупа я душу возвращу, задаром.
Забуду голос, облик, даже тень.
Живи и не грусти, И счастлив будь.
С тобою отпускаю я в безвестность,
В далекий, невозвратный путь
Надежду, веру и любовь. И нежность.
Выходит, я жестоко ошибалась?
Тобою, вопреки молве, я восхищалась.
Ведь я любила! Что же мне молва?
А завтра твоего рожденья день.
И завтра царский сделаю тебе подарок:
Без выкупа я душу возвращу, задаром.
Забуду голос, облик, даже тень.
Живи и не грусти, И счастлив будь.
С тобою отпускаю я в безвестность,
В далекий, невозвратный путь
Надежду, веру и любовь. И нежность.
* * *
За что ж ты рассердился на меня?
За преданность, любовь и нежность?
За то, что если нет тебя, то нет огня,
За одиночество мое, за верность?
Нет. От бессилия, мой друг,
Все эти вспышки гнева и обиды,
Не можешь разорвать порочный круг
И удалиться с гордым и достойным видом.
Не можешь... И съедаешь сам себя.
Что же! Нужно снова мне подставить плечи —
И отпустить совсем, благословя,
И прекратить мучительные встречи.
Иди! И не оглядывайся. Бог с тобой!
Насильно милой быть – большое прегрешенье.
И уходя, ты весело запой.
За все, за все мое тебе прощенье.
За преданность, любовь и нежность?
За то, что если нет тебя, то нет огня,
За одиночество мое, за верность?
Нет. От бессилия, мой друг,
Все эти вспышки гнева и обиды,
Не можешь разорвать порочный круг
И удалиться с гордым и достойным видом.
Не можешь... И съедаешь сам себя.
Что же! Нужно снова мне подставить плечи —
И отпустить совсем, благословя,
И прекратить мучительные встречи.
Иди! И не оглядывайся. Бог с тобой!
Насильно милой быть – большое прегрешенье.
И уходя, ты весело запой.
За все, за все мое тебе прощенье.
* * *
Заплакать бы! Деревенской бабой завыть!
Мне бы глупее и беспомощней быть,
Но стою, не сгибаюсь я перед судьбой,
Повеленье которой – расстаться с тобой.
Терзает что больше? Боль или обида?
И как удержать улыбку, не подать вида,
Что душа сгорает, становится пеплом и пылью.
Как понять, что было сказкой, что былью?
Говорили люди, хитрец ты и лжец,
Предсказывали – будет печальный конец.
Не верила, всех прочь прогнала.
Осталась одна – в бурном море скала.
Возьми меня море, стань злей, холодней,
Сомкни свои воды над вершиной моей.
Мне бы глупее и беспомощней быть,
Но стою, не сгибаюсь я перед судьбой,
Повеленье которой – расстаться с тобой.
Терзает что больше? Боль или обида?
И как удержать улыбку, не подать вида,
Что душа сгорает, становится пеплом и пылью.
Как понять, что было сказкой, что былью?
Говорили люди, хитрец ты и лжец,
Предсказывали – будет печальный конец.
Не верила, всех прочь прогнала.
Осталась одна – в бурном море скала.
Возьми меня море, стань злей, холодней,
Сомкни свои воды над вершиной моей.
* * *
В твоей семье тебя назвали сволочью...
И умирать тебе придется одинокой полночью,
Среди таких родных, таких чужих сердец,
Где муж считался ты, где звался ты – отец.
Отверг ты сердце любящее, нежное,
Ты предал душу бессловесную, прилежную.
Теперь удел твой – одиночество бессонное в ночи,
Предел печальный – в изголовье свет свечи.
Не ворожу, не накликаю беды —
Я просто издали все чувствую, все ведаю.
Мне жаль тебя до нестерпимой боли,
Но ты живешь по разуменью своему и воле.
А я тебя не утешу больше —
И каждый твой день будет горше и горше,
Вся жизнь твоя, как в липкой паутине,
Вся жизнь твоя на одинокой скользкой льдине.
И умирать тебе придется одинокой полночью,
Среди таких родных, таких чужих сердец,
Где муж считался ты, где звался ты – отец.
Отверг ты сердце любящее, нежное,
Ты предал душу бессловесную, прилежную.
Теперь удел твой – одиночество бессонное в ночи,
Предел печальный – в изголовье свет свечи.
Не ворожу, не накликаю беды —
Я просто издали все чувствую, все ведаю.
Мне жаль тебя до нестерпимой боли,
Но ты живешь по разуменью своему и воле.
А я тебя не утешу больше —
И каждый твой день будет горше и горше,
Вся жизнь твоя, как в липкой паутине,
Вся жизнь твоя на одинокой скользкой льдине.
* * *
Мысли, мысли... Разбежались, словно волны -
Вот волна в откат, а вот в прибой.
Сердцу больно, нестерпимо больно -
Слезы бы лавиною и бабий вой.
Но не получается завыть по-бабьи.
И не высказаться о печали вслух.
Вот бессонница и правит балом,
Силы выпивая, как злодей-паук,
Тот, кто сердцу мил и дорог,
Узами семейными повязан навсегда.
Без сомнений и без оговорок.
Не взрастет там счастье, где пройдет беда.
Мне твердит подруга: «Вот, бери синицу,
Ту, что уж почти с руки клюет,
Не надейся, не ищи Жар-птицу,
Время так безжалостно идет».
Не хочу щегла я, не хочу синицу,
Не хочу рассудком создавать семью.
Буду терпеливо ждать свою Жар-птицу.
А не прилетит... Что ж, превращусь в змею...
Вот волна в откат, а вот в прибой.
Сердцу больно, нестерпимо больно -
Слезы бы лавиною и бабий вой.
Но не получается завыть по-бабьи.
И не высказаться о печали вслух.
Вот бессонница и правит балом,
Силы выпивая, как злодей-паук,
Тот, кто сердцу мил и дорог,
Узами семейными повязан навсегда.
Без сомнений и без оговорок.
Не взрастет там счастье, где пройдет беда.
Мне твердит подруга: «Вот, бери синицу,
Ту, что уж почти с руки клюет,
Не надейся, не ищи Жар-птицу,
Время так безжалостно идет».
Не хочу щегла я, не хочу синицу,
Не хочу рассудком создавать семью.
Буду терпеливо ждать свою Жар-птицу.
А не прилетит... Что ж, превращусь в змею...
* * *
Прощай! – какое горькое слово.
Прощай! – так больно бьет в висок.
Умом согласилась, но снова
Воспоминания перебираю, словно песок.
Песчинка – радость, песчинка – горе,
Песчинка – надежда, песчинка – тоска.
Песок – воспоминанья смоет море,
Прихлынула волна – и нет песка.
И только сердце, тоскою обглоданное,
Трепещет, как сломанное крыло.
Тобою за 30 серебреников продано,
Что было так радостно и светло.
Отдано – продано – предано...
Сердце, не трепещи!
Столько за год изведано,
И некому нас защитить.
Значит, «сожми все жилы
И в бой пошли всю кровь».
Ты для меня был любимым
Но я не была Любовь.
Прощай! – так больно бьет в висок.
Умом согласилась, но снова
Воспоминания перебираю, словно песок.
Песчинка – радость, песчинка – горе,
Песчинка – надежда, песчинка – тоска.
Песок – воспоминанья смоет море,
Прихлынула волна – и нет песка.
И только сердце, тоскою обглоданное,
Трепещет, как сломанное крыло.
Тобою за 30 серебреников продано,
Что было так радостно и светло.
Отдано – продано – предано...
Сердце, не трепещи!
Столько за год изведано,
И некому нас защитить.
Значит, «сожми все жилы
И в бой пошли всю кровь».
Ты для меня был любимым
Но я не была Любовь.
* * *
Вот и все. Попрощалась.
Напоследок щекою прижалась
К сердцу, прыгающему в груди,
И услышала: «Не уходи!»
Нет, мой друг, теперь я уйду:
В окрепшей душе опору найду.
Я узлы не развязываю, я их рублю -
Вслух сказала: «Я тебя не люблю».
Не люблю! – это просто пустяк.
Разуверилась, вот в чем дело.
Нельзя мужчине вести себя так,
Будто по белому писать мелом.
Жизнь контрастна – от взлетов до боли,
Тут кому уж какая выпадет доля.
Я наивно верила в счастливые дни,
Но вера угасла, как степные огни.
А теперь – в полный голос прощай!
Вдруг одолеет тоска – навещай
Места, где мы вместе бывали,
Где вместе мечтали-мечтали...
И тоска одолеет. И скоро, поверь.
Но плотно закрыта та дверь,
В которую ты счастливым входил
И которую сам пред собой затворил.
Напоследок щекою прижалась
К сердцу, прыгающему в груди,
И услышала: «Не уходи!»
Нет, мой друг, теперь я уйду:
В окрепшей душе опору найду.
Я узлы не развязываю, я их рублю -
Вслух сказала: «Я тебя не люблю».
Не люблю! – это просто пустяк.
Разуверилась, вот в чем дело.
Нельзя мужчине вести себя так,
Будто по белому писать мелом.
Жизнь контрастна – от взлетов до боли,
Тут кому уж какая выпадет доля.
Я наивно верила в счастливые дни,
Но вера угасла, как степные огни.
А теперь – в полный голос прощай!
Вдруг одолеет тоска – навещай
Места, где мы вместе бывали,
Где вместе мечтали-мечтали...
И тоска одолеет. И скоро, поверь.
Но плотно закрыта та дверь,
В которую ты счастливым входил
И которую сам пред собой затворил.
* * *
Ты согласился, не отринул моего решенья...
Моя душа должна б наполниться презреньем,
Но свет и радость прошлых дней
Не захлестнет поток теней
Неверия, досады, разочарованья.
Своей душе назначу врачеванье
Прощеньем, пониманьем, добротой.
И с миром отпущу – иди, мой дорогой.
Живи, как совесть позволяет,
Как долг мужской повелевает.
Я издали сумею незаметно наблюдать,
С тобою вместе радоваться, вместе горевать.
И в праздник подниму бокал вина,
Себе скажу: моя вина,
Что зря в мечтах взлетела в безоглядье...
Теперь сижу одна в нарядном платье —
И не к кому прижаться одиноким сердцем,
И не с кем слушать радостное скерцо...
Бороться нужно в одиночку.
А слезы окропят подушку только ночью.
Но утром! Утром свой геройский вид приму,
Оденусь, в руки модный зонт возьму,
По улице пройду походкой гордой.
А сердце? Сердце задушу рукою твердой.
Мне кажется, могу теперь в железо превратиться,
Могу змеею ядовитою оборотиться....
Могу! Но лучше б ласточкой защебетать,
Взлететь высоко-высоко. И замертво упасть.
Моя душа должна б наполниться презреньем,
Но свет и радость прошлых дней
Не захлестнет поток теней
Неверия, досады, разочарованья.
Своей душе назначу врачеванье
Прощеньем, пониманьем, добротой.
И с миром отпущу – иди, мой дорогой.
Живи, как совесть позволяет,
Как долг мужской повелевает.
Я издали сумею незаметно наблюдать,
С тобою вместе радоваться, вместе горевать.
И в праздник подниму бокал вина,
Себе скажу: моя вина,
Что зря в мечтах взлетела в безоглядье...
Теперь сижу одна в нарядном платье —
И не к кому прижаться одиноким сердцем,
И не с кем слушать радостное скерцо...
Бороться нужно в одиночку.
А слезы окропят подушку только ночью.
Но утром! Утром свой геройский вид приму,
Оденусь, в руки модный зонт возьму,
По улице пройду походкой гордой.
А сердце? Сердце задушу рукою твердой.
Мне кажется, могу теперь в железо превратиться,
Могу змеею ядовитою оборотиться....
Могу! Но лучше б ласточкой защебетать,
Взлететь высоко-высоко. И замертво упасть.
* * *
Да нет! Я не гоню тебя – я отпускаю.
Жалею, словно сына, и оберегаю
От испытаний всех, ударов и невзгод.
Я так тебя люблю!
Но на исходе третий год.
И третий год душа моя в смятенье,
И третий год не дал мне утешенья.
Чем больше срок, тем сердце нетерпимей.
В твоих словах нет теплоты. Любимой
Меня назвал не нежно, а в сердцах.
Устал... Сломился...Неужто полный крах
Пришел моим мечтам и ожиданьям?
Конец любви пришел?
Не нужно мне свиданий,
Которые украдены у той, у нелюбимой, у другой.
Жалею, словно сына, и оберегаю
От испытаний всех, ударов и невзгод.
Я так тебя люблю!
Но на исходе третий год.
И третий год душа моя в смятенье,
И третий год не дал мне утешенья.
Чем больше срок, тем сердце нетерпимей.
В твоих словах нет теплоты. Любимой
Меня назвал не нежно, а в сердцах.
Устал... Сломился...Неужто полный крах
Пришел моим мечтам и ожиданьям?
Конец любви пришел?
Не нужно мне свиданий,
Которые украдены у той, у нелюбимой, у другой.
* * *
Со мной теперь другой мужчина.
И кажется, что он в меня влюблен.
Не хочет замечать мои морщинки.
Надолго ли он страстью ослеплен?
Боюсь ответа – как бы снова не обжечься,
Боюсь довериться и полюбить.
Уроки даром не прошли – и нужно уберечься,
Чтоб сердцу снова выжженным не быть.
Как сложен мир обугленной души,
В нем все смешалось – смелость и сомненья,
Стремленье память заглушить,
И дать из пепла вере возрожденье.
И кажется, что он в меня влюблен.
Не хочет замечать мои морщинки.
Надолго ли он страстью ослеплен?
Боюсь ответа – как бы снова не обжечься,
Боюсь довериться и полюбить.
Уроки даром не прошли – и нужно уберечься,
Чтоб сердцу снова выжженным не быть.
Как сложен мир обугленной души,
В нем все смешалось – смелость и сомненья,
Стремленье память заглушить,
И дать из пепла вере возрожденье.
Без меня.....
У тебя будет все:
Будут небо и воздух,
Будут званья и звезды,
Но не будет меня.
Утром солнце взойдет,
Птица песнь запоет,
Но не будет меня!
Море волны вздыбит,
Туча небо затмит,
Но не будет меня.
Чьи-то руки на плечи легли,
Чьи-то губы шепнули: люби!
Это все без меня.
Так пройдет много дней,
Может, дней, может, лет -
Все они – без меня.
Вдруг проснувшись в ночи,
Все поймешь – закричишь:
– Как мне жить без тебя?
Мне не жить, не дышать,
Волком выть или чайкой стонать?
Мне не жить без тебя!
Но назад ходу нет,
Ведь прошло много лет,
Может, лет, может, дней -
Посчитай, ты умней.
Как ты жил без меня?
Как ты предал любовь,
Как, не сбросив оков,
Ты прожил без меня, без любви, без огня?
И назад ходу нет.
Срок прожитый длинней,
Чем осталось нам дней.
Может, дней, может, лет...
Но назад ходу нет!
Будут небо и воздух,
Будут званья и звезды,
Но не будет меня.
Утром солнце взойдет,
Птица песнь запоет,
Но не будет меня!
Море волны вздыбит,
Туча небо затмит,
Но не будет меня.
Чьи-то руки на плечи легли,
Чьи-то губы шепнули: люби!
Это все без меня.
Так пройдет много дней,
Может, дней, может, лет -
Все они – без меня.
Вдруг проснувшись в ночи,
Все поймешь – закричишь:
– Как мне жить без тебя?
Мне не жить, не дышать,
Волком выть или чайкой стонать?
Мне не жить без тебя!
Но назад ходу нет,
Ведь прошло много лет,
Может, лет, может, дней -
Посчитай, ты умней.
Как ты жил без меня?
Как ты предал любовь,
Как, не сбросив оков,
Ты прожил без меня, без любви, без огня?
И назад ходу нет.
Срок прожитый длинней,
Чем осталось нам дней.
Может, дней, может, лет...
Но назад ходу нет!
Я ничего не позабыла
Со старым другом я сейчас поговорила.
Мы говорили обо всем и ни о чем:
Как дети? Внуки? Что и где? Почем?
А мне казалось, я его совсем забыла...
Мне стало легче и светлей.
Бог мой, как я его любила!
И чтобы я себе не говорила,
Ведь не нашла же лучше и милей.
И голос его остается прежним,
И интонации. Не виделись сто лет!
На мой незаданный вопрос – в ответ
Услышала участье и заботу, нежность.
Да сколько ж лет живет любовь?
Мы внуками обзавелись, немного постарели
В то время мы сердцам молчать велели,
А вот за годы чувства не угасли, нас тревожат вновь.
Спасибо за звонок, мой милый!
За чувства сохраненные благодарю.
Тебе в ответ признание дарю —
Я ничего из прошлого не позабыла.
Мы говорили обо всем и ни о чем:
Как дети? Внуки? Что и где? Почем?
А мне казалось, я его совсем забыла...
Мне стало легче и светлей.
Бог мой, как я его любила!
И чтобы я себе не говорила,
Ведь не нашла же лучше и милей.
И голос его остается прежним,
И интонации. Не виделись сто лет!
На мой незаданный вопрос – в ответ
Услышала участье и заботу, нежность.
Да сколько ж лет живет любовь?
Мы внуками обзавелись, немного постарели
В то время мы сердцам молчать велели,
А вот за годы чувства не угасли, нас тревожат вновь.
Спасибо за звонок, мой милый!
За чувства сохраненные благодарю.
Тебе в ответ признание дарю —
Я ничего из прошлого не позабыла.
* * *
Как много долгих лет с тех пор минуло...
И вот коварная судьба столкнула вновь.
От голоса знакомого внутри все всколыхнулось.
И испугало – значит, ты жива еще, любовь?
Годами я себе внушала и твердила:
Все кончилось! Забыла раз и навсегда!
А жизнь еще раз все по своему определила
И приказала: никогда не говорите «никогда».
Я знаю, что любви не будет возрожденья,
Зазеленеть не может на пожарище трава.
Но дорогого прошлого блеснуло отраженье,
С волненьем и тревогой справилась едва.
Не будет продолженья, знаю точно,
А сердце так трепещет, словно листик на ветру.
И слезы-грезы не дают уснуть мне ночью,
Бессонница отпустит мою душу лишь к утру.
Я так тебя любила! Я была полна тобою!
Как было трудно отрекаться навсегда!
Не стал, любимый, ты моей судьбою.
Не стану я твоей судьбою никогда.
И вот коварная судьба столкнула вновь.
От голоса знакомого внутри все всколыхнулось.
И испугало – значит, ты жива еще, любовь?
Годами я себе внушала и твердила:
Все кончилось! Забыла раз и навсегда!
А жизнь еще раз все по своему определила
И приказала: никогда не говорите «никогда».
Я знаю, что любви не будет возрожденья,
Зазеленеть не может на пожарище трава.
Но дорогого прошлого блеснуло отраженье,
С волненьем и тревогой справилась едва.
Не будет продолженья, знаю точно,
А сердце так трепещет, словно листик на ветру.
И слезы-грезы не дают уснуть мне ночью,
Бессонница отпустит мою душу лишь к утру.
Я так тебя любила! Я была полна тобою!
Как было трудно отрекаться навсегда!
Не стал, любимый, ты моей судьбою.
Не стану я твоей судьбою никогда.
* * *
Когда тебе плохо – вспомни меня.
Когда тебе больно – окликни меня.
Рукою прохладной утишу я боль,
Тоску успокоит моя любовь.
Если обидят тебя невзначай,
Ты мелкой обиды не замечай.
Ты можешь быть сильным, мой дорогой,
Ты можешь преграды раздвинуть рукой,
Любые невзгоды преодолеть.
Только не надо себя жалеть!
Жалость не жди от лучших друзей,
Быть сильным и стойким в жизни сумей.
А если так плохо стало – невмочь! -
Тебе в трудный час поспешу я помочь.
.........................................................................
Но вдруг тебе скучно – меня не зови.
Скуку не лечат силой любви.
Когда тебе больно – окликни меня.
Рукою прохладной утишу я боль,
Тоску успокоит моя любовь.
Если обидят тебя невзначай,
Ты мелкой обиды не замечай.
Ты можешь быть сильным, мой дорогой,
Ты можешь преграды раздвинуть рукой,
Любые невзгоды преодолеть.
Только не надо себя жалеть!
Жалость не жди от лучших друзей,
Быть сильным и стойким в жизни сумей.
А если так плохо стало – невмочь! -
Тебе в трудный час поспешу я помочь.
.........................................................................
Но вдруг тебе скучно – меня не зови.
Скуку не лечат силой любви.
Домодедово
Добралась до нас зима. Мороз.
Скользя по льду на шпильках модных,
Не замечая переходов пешеходных,
Спешу, бегу – я вся во власти грез!
Мне счастье улыбнулось – встреча с другом,
Которого не видела почти сто лет.
Быстрей, быстрей продайте мне билет,
Пока не стало нетерпение недугом.
Экспрессом я домчусь до Домодедова,
По трапу поднимусь, войду в салон,
Мне кажется, что в каждом пассажире виден Он,
Хотя, каким он стал теперь – не ведаю,
А вместе с нетерпеньем – страх:
Вдруг разочарованье будет нестерпимым?
Уж очень много лет назад он был любимым,
Каков же он теперь? Что будет? Счастье? Крах?
Лети, мой самолет, в далекий край.
Всего чрез шесть часов случится встреча.
И будет сказочным, волшебный вечер
Ну что ж, судьба, меня еще раз испытай.
Скользя по льду на шпильках модных,
Не замечая переходов пешеходных,
Спешу, бегу – я вся во власти грез!
Мне счастье улыбнулось – встреча с другом,
Которого не видела почти сто лет.
Быстрей, быстрей продайте мне билет,
Пока не стало нетерпение недугом.
Экспрессом я домчусь до Домодедова,
По трапу поднимусь, войду в салон,
Мне кажется, что в каждом пассажире виден Он,
Хотя, каким он стал теперь – не ведаю,
А вместе с нетерпеньем – страх:
Вдруг разочарованье будет нестерпимым?
Уж очень много лет назад он был любимым,
Каков же он теперь? Что будет? Счастье? Крах?
Лети, мой самолет, в далекий край.
Всего чрез шесть часов случится встреча.
И будет сказочным, волшебный вечер
Ну что ж, судьба, меня еще раз испытай.
Я пишу о том, что вижу
* * *
Я пишу о том, что вижу,
Что люблю и ненавижу.
Тем, кого я обожаю,
Свои строчки посвящаю.
Вижу многое кругом:
Как идет все кувырком,
Как обижены старухи,
Воровство, обман, разруха...
Как учиться трудно стало:
Зарабатываешь мало -
Нет ребенку входа в ВУЗ,
Не деляга ты, не туз.
Медицина так бесплатна,
Что доступна лишь богатым.
Бедный – вспомни бабкин метод,
Травки собирай-ка летом.
Не расчищены дорожки,
И скользят в сапожках ножки.
Сосульки с крыш грозят упасть,
Нам на темечку попасть.
Это грустно так, поверь!
Но в негатив закрою дверь.
Буду петь для вас, друзья,
Лишь обидой жить нельзя.
Много есть вокруг такого,
Что порадует любого:
Белый снег, сиянье солнца,
Заглянувшего в оконце.
Есть друзья, кому спою
Песнь веселую свою -
О любви, надежде, вере.
Тем, кому открою двери,
Чашу поднесу с вином,
Вспомним мы о том, о сем.
Добрые слова мы скажем.
Вот, что нужно. Вот, что важно!
Что люблю и ненавижу.
Тем, кого я обожаю,
Свои строчки посвящаю.
Вижу многое кругом:
Как идет все кувырком,
Как обижены старухи,
Воровство, обман, разруха...
Как учиться трудно стало:
Зарабатываешь мало -
Нет ребенку входа в ВУЗ,
Не деляга ты, не туз.
Медицина так бесплатна,
Что доступна лишь богатым.
Бедный – вспомни бабкин метод,
Травки собирай-ка летом.
Не расчищены дорожки,
И скользят в сапожках ножки.
Сосульки с крыш грозят упасть,
Нам на темечку попасть.
Это грустно так, поверь!
Но в негатив закрою дверь.
Буду петь для вас, друзья,
Лишь обидой жить нельзя.
Много есть вокруг такого,
Что порадует любого:
Белый снег, сиянье солнца,
Заглянувшего в оконце.
Есть друзья, кому спою
Песнь веселую свою -
О любви, надежде, вере.
Тем, кому открою двери,
Чашу поднесу с вином,
Вспомним мы о том, о сем.
Добрые слова мы скажем.
Вот, что нужно. Вот, что важно!
* * *
Как неизбежно капля камень разрушает,
Как червь прожорливый румяный плод съедает,
Так мелкие обиды постепенно душу в прах стирают
И остается только серая зола.
Как червь прожорливый румяный плод съедает,
Так мелкие обиды постепенно душу в прах стирают
И остается только серая зола.
* * *
Уходят годы, как вода в песок.
Глубже морщины, серебрится висок.
Опыта больше, тем больнее ошибки,
Душа умирает, холодеет улыбка.
Все в этой жизни, как в калейдоскопе:
Радость, надежды, уроки жестокие.
Так уж судьбою, видно, заложено -
Взлеты, падения, ночи тревожные....
Глубже морщины, серебрится висок.
Опыта больше, тем больнее ошибки,
Душа умирает, холодеет улыбка.
Все в этой жизни, как в калейдоскопе:
Радость, надежды, уроки жестокие.
Так уж судьбою, видно, заложено -
Взлеты, падения, ночи тревожные....
* * *
Несладко человеку в одиночестве своем,
Но нестерпимей одиночество вдвоем.
Сидят два человека вынужденно рядом,
Боясь соприкоснуться даже взглядом.
В том взгляде – отчуждение и лед.
И сразу бывший спутник твой поймет,
Что все теперь чужое, все в наклад,
Теперь тебе не друг он и не брат.
Мне тягостно бывать в таких домах:
Там неуютно, холодно.
И в сердце страх:
А вдруг лавина отчужденья вырвется наружу,
Снесет все показное – и нет любви и дружбы.
И наблюдать в беде своих друзей так больно!
Им хочется помочь, но в этом я не вольна.
Рука, протянутая с миром, повисает плетью,
И ни на чью мне сторону не встать, поверьте.
Да, одиночество печально, что судить?
Но можешь ты хоть что-то изменить
В своей судьбе.
А как быть тем, двоим,
Не любящим друг друга и совсем чужим?
Чем вечера заполнить, праздники и будни?
О чем поговорить? Они теперь не судьи
Друг другу. Вместе им теперь не по пути.
Не по пути. Но некуда и не к кому уйти...
Но нестерпимей одиночество вдвоем.
Сидят два человека вынужденно рядом,
Боясь соприкоснуться даже взглядом.
В том взгляде – отчуждение и лед.
И сразу бывший спутник твой поймет,
Что все теперь чужое, все в наклад,
Теперь тебе не друг он и не брат.
Мне тягостно бывать в таких домах:
Там неуютно, холодно.
И в сердце страх:
А вдруг лавина отчужденья вырвется наружу,
Снесет все показное – и нет любви и дружбы.
И наблюдать в беде своих друзей так больно!
Им хочется помочь, но в этом я не вольна.
Рука, протянутая с миром, повисает плетью,
И ни на чью мне сторону не встать, поверьте.
Да, одиночество печально, что судить?
Но можешь ты хоть что-то изменить
В своей судьбе.
А как быть тем, двоим,
Не любящим друг друга и совсем чужим?
Чем вечера заполнить, праздники и будни?
О чем поговорить? Они теперь не судьи
Друг другу. Вместе им теперь не по пути.
Не по пути. Но некуда и не к кому уйти...
* * *
Одиноко бредет старичок,
Гриб усохший, боровичок.
Под червивою шляпкой червивая ножка,
Что, трухлявенький, вспомнил о прошлом?
Был ты молод, силен, любим и красив,
А сколько ты женщин с ума посводил?
Кто-то помнит об этом с тихим томленьем,
Об отце сыну байки плетет с умиленьем.
Кто-то дочке своей, безотцовщине,
Вернувшейся в полночь, лепит пощечины.
Назидает: гляди, как красавец обманет,
Повторишь долю горькую своей мамы.
А теперь старичок не скрывается,
От грехов своих не отрекается,
Да не нужен ты им, старичок,
Прочервивленный боровичок.
Гриб усохший, боровичок.
Под червивою шляпкой червивая ножка,
Что, трухлявенький, вспомнил о прошлом?
Был ты молод, силен, любим и красив,
А сколько ты женщин с ума посводил?
Кто-то помнит об этом с тихим томленьем,
Об отце сыну байки плетет с умиленьем.
Кто-то дочке своей, безотцовщине,
Вернувшейся в полночь, лепит пощечины.
Назидает: гляди, как красавец обманет,
Повторишь долю горькую своей мамы.
А теперь старичок не скрывается,
От грехов своих не отрекается,
Да не нужен ты им, старичок,
Прочервивленный боровичок.
* * *
Убили сына на войне.
А мать не верит извещенью,
Не хочет знать, убит по чьей вине, —
И свято верит в возвращенье
Кровинушки, сынка родного,
Мальчишки девятнадцати годов,
Влюбленного в девчонку, холостого,
Не увеличившего списки вдов.
С веселыми зелеными глазами,
С открытым сердцем, доброю душой.
Любим девчонкой, уважаемый друзьями,
Воскресни, мальчик, и вернись домой.
И нарожайте с молодой женою
Для мамки внуков, внучек чередой.
И проживи счастливою судьбою.
Вернись, сыночек, сокол мой родной.
А мать не верит извещенью,
Не хочет знать, убит по чьей вине, —
И свято верит в возвращенье
Кровинушки, сынка родного,
Мальчишки девятнадцати годов,
Влюбленного в девчонку, холостого,
Не увеличившего списки вдов.
С веселыми зелеными глазами,
С открытым сердцем, доброю душой.
Любим девчонкой, уважаемый друзьями,
Воскресни, мальчик, и вернись домой.
И нарожайте с молодой женою
Для мамки внуков, внучек чередой.
И проживи счастливою судьбою.
Вернись, сыночек, сокол мой родной.
Грустная сказка
Сейчас расскажу невеселую сказку,
Как жила девчонка-салага с конопушками,
Занималась в школьных кружках разных,
Вечерами хороводилась с подружками.
Время шло. Девчушка стала взрослою,
Красотой особой не блистала.
Влюбилась в Андрея парня рослого -
Счастьем изнутри вся засияла.
Пареньку служить пристало время.
Проводы устроили веселые.
Бесшабашное младое племя
Отправляло его в службу долгую.
Ждет девчонка с нетерпеньем весточку,
Месяц ждет, другой и третий...
На кустах уже зазеленели веточки...
Почтальон кивнет и не ответит.
Встретит его мать случайно,
Ждет услышать хоть словечко.
Мать глядит на девочку с отчаяньем,
Для которой расставание , что вечность.
Так прошло еще немного времени.
Получила мать известье страшное:
Сын погиб геройски, его именем
Назовут поселок, бывший Пальшино.
Ну, а вскоре у девчушки Светы
Богатырь родился честь по чести
Нет в поселке маленьком секретов,
Матери опять несут известье.
В черном траурном платке склонилась
Мать в роддоме разглядеть внучонка,
Жизнь в глазах печальных засветилась -
Сына копию увидела в мальчонке.
Жизнь жестоко бьет и тут же награждает:
Дал Господь взамен убитого сынка
Доченьку и внука. Вместе воспитают
Нареченного Андреем паренька.
Сколько ж ты, Россия, наша матушка,
Сыновей своих еще отдашь в закланье?
Неужели и Андрея с мамой, с бабушкой
Тоже обречешь на расставанье?
Как жила девчонка-салага с конопушками,
Занималась в школьных кружках разных,
Вечерами хороводилась с подружками.
Время шло. Девчушка стала взрослою,
Красотой особой не блистала.
Влюбилась в Андрея парня рослого -
Счастьем изнутри вся засияла.
Пареньку служить пристало время.
Проводы устроили веселые.
Бесшабашное младое племя
Отправляло его в службу долгую.
Ждет девчонка с нетерпеньем весточку,
Месяц ждет, другой и третий...
На кустах уже зазеленели веточки...
Почтальон кивнет и не ответит.
Встретит его мать случайно,
Ждет услышать хоть словечко.
Мать глядит на девочку с отчаяньем,
Для которой расставание , что вечность.
Так прошло еще немного времени.
Получила мать известье страшное:
Сын погиб геройски, его именем
Назовут поселок, бывший Пальшино.
Ну, а вскоре у девчушки Светы
Богатырь родился честь по чести
Нет в поселке маленьком секретов,
Матери опять несут известье.
В черном траурном платке склонилась
Мать в роддоме разглядеть внучонка,
Жизнь в глазах печальных засветилась -
Сына копию увидела в мальчонке.
Жизнь жестоко бьет и тут же награждает:
Дал Господь взамен убитого сынка
Доченьку и внука. Вместе воспитают
Нареченного Андреем паренька.
Сколько ж ты, Россия, наша матушка,
Сыновей своих еще отдашь в закланье?
Неужели и Андрея с мамой, с бабушкой
Тоже обречешь на расставанье?
Поразъезжались
Наконец я дозвонилась
И услышала в ответ:
– Это именно тот номер,
Но жильцов здесь прежних нет.
Где искать – кто ж это знает?
Поразъезжались кто куда.
Одни, наверное, в городе остались,
В далекий край других умчали поезда.
Жизнь нас, как правило, разводит,
За суетой мы лишены общенья...
Вдруг! – всполох памяти – сегодня,
Сегодня ж Лидин день рожденья!
И где ж найти вас, мои други?
Куда мне весть теперь послать?
По поводу иль просто так
Любви вам, мира, счастья пожелать.
Услышьте голос мой, друзья!
И отзовитесь сердцем, словом.
Вдруг улыбнется нам судьба,
Мы будем вместе, рядом снова.
И услышала в ответ:
– Это именно тот номер,
Но жильцов здесь прежних нет.
Где искать – кто ж это знает?
Поразъезжались кто куда.
Одни, наверное, в городе остались,
В далекий край других умчали поезда.
Жизнь нас, как правило, разводит,
За суетой мы лишены общенья...
Вдруг! – всполох памяти – сегодня,
Сегодня ж Лидин день рожденья!
И где ж найти вас, мои други?
Куда мне весть теперь послать?
По поводу иль просто так
Любви вам, мира, счастья пожелать.
Услышьте голос мой, друзья!
И отзовитесь сердцем, словом.
Вдруг улыбнется нам судьба,
Мы будем вместе, рядом снова.
* * *
Нечаянно наткнулась на глаза -
Такая в них печаль, такое горе!
В них расплескалося отчаяния море.
И ясно, вам помочь ничем нельзя.
Я совершенно вас не знаю,
Но ваша боль пронзила грудь.
Не помогу. Но уповаю,
Чтоб одолели вы свой путь.
Чтоб силы Бог вам даровал,
Чтоб не сломились вы в ненастье.
Пройдет и это. Перевал
Минует. Будет счастье!
Такая в них печаль, такое горе!
В них расплескалося отчаяния море.
И ясно, вам помочь ничем нельзя.
Я совершенно вас не знаю,
Но ваша боль пронзила грудь.
Не помогу. Но уповаю,
Чтоб одолели вы свой путь.
Чтоб силы Бог вам даровал,
Чтоб не сломились вы в ненастье.
Пройдет и это. Перевал
Минует. Будет счастье!
Старушка
Бредет по Арбату седая старушка
В потертой, изношенной серенькой шубке.
Старинная сумка, пришитые ручки
И древние боты торчат из-под юбки.
......................................................................................
Она здесь родилась и столько лет жила!
Потом ее, как многих, «отселили».
Квартирка небольшая, отдельная была.
Муж вскоре умер. Дети же о матери забыли.
Дочь за границею живет с семьею,
Сын трижды был женат, гуляет, пьет.
Им не до матери. И горькою слезою
Мать умывается. И все-таки их ждет.
Подруги старые – кто где живут,
Иные – в мир другой уже ушли...
Да вот соседи бабушке покоя не дают,
Они пристанице ей новое нашли.
И обещают горы золотые и заботу:
– Ты только нам квартиру отпиши,
В дом престарелых каждую субботу
Борщ принесем домашний, фрукты, беляши.
Она пред ними абсолютно беззащитна:
Хоть иногда ей молока и хлеба занесут.
И вызовут врача, но все ей ясно. И обидно,
Что затолкать хотят ее в приют.
Как беззащитна старость одинокая!
С кем посоветоваться? С кем поговорить?
Ненужность никому гнетет, печаль глубокая
И страх: как бы беды не натворить?
Эх, дочь ты блудная, богатая, счастливая,
Услышь хоть сердцем материнский зов.
И ты, пропойца и гуляка похотливый,
За безразличье будешь проклят до конца веков.
И вот бредет по Старому Арбату,
Прощаясь с ним, наверно, навсегда,
Старушка одинокая и небогатая
И никому не причинившая вреда.
А мимо все снуют, снуют прохожие,
Не замечают слезы старческих очей.
Бог мой! Они нисколько не похожи
На коренных интеллигентных москвичей.
Старушка! Милая, прекрасная старушка!
Иди к СЕБЕ домой. Цветы полей.
Поговори с Муренкой, позвони подружкам,
И с умиротворенною душой чайку испей.
Никто тебя не защитит, родимая,
Никто не скрасит жизненный закат.
Прости их грешных, но тобой любимых
И не ищи, кто в этой жизни виноват.
В потертой, изношенной серенькой шубке.
Старинная сумка, пришитые ручки
И древние боты торчат из-под юбки.
......................................................................................
Она здесь родилась и столько лет жила!
Потом ее, как многих, «отселили».
Квартирка небольшая, отдельная была.
Муж вскоре умер. Дети же о матери забыли.
Дочь за границею живет с семьею,
Сын трижды был женат, гуляет, пьет.
Им не до матери. И горькою слезою
Мать умывается. И все-таки их ждет.
Подруги старые – кто где живут,
Иные – в мир другой уже ушли...
Да вот соседи бабушке покоя не дают,
Они пристанице ей новое нашли.
И обещают горы золотые и заботу:
– Ты только нам квартиру отпиши,
В дом престарелых каждую субботу
Борщ принесем домашний, фрукты, беляши.
Она пред ними абсолютно беззащитна:
Хоть иногда ей молока и хлеба занесут.
И вызовут врача, но все ей ясно. И обидно,
Что затолкать хотят ее в приют.
Как беззащитна старость одинокая!
С кем посоветоваться? С кем поговорить?
Ненужность никому гнетет, печаль глубокая
И страх: как бы беды не натворить?
Эх, дочь ты блудная, богатая, счастливая,
Услышь хоть сердцем материнский зов.
И ты, пропойца и гуляка похотливый,
За безразличье будешь проклят до конца веков.
И вот бредет по Старому Арбату,
Прощаясь с ним, наверно, навсегда,
Старушка одинокая и небогатая
И никому не причинившая вреда.
А мимо все снуют, снуют прохожие,
Не замечают слезы старческих очей.
Бог мой! Они нисколько не похожи
На коренных интеллигентных москвичей.
Старушка! Милая, прекрасная старушка!
Иди к СЕБЕ домой. Цветы полей.
Поговори с Муренкой, позвони подружкам,
И с умиротворенною душой чайку испей.
Никто тебя не защитит, родимая,
Никто не скрасит жизненный закат.
Прости их грешных, но тобой любимых
И не ищи, кто в этой жизни виноват.
Подруги на Арбате
Однажды три подружки древних
Решили стариной тряхнуть, сходить в кофейню.
Из шифоньеров достали раритетные туфли,
Подкрасили брови, завили седые букли.
И отправились они, конечно, на Арбат:
– Вот тут я жила, там Нина, там Анин брат.
Но только дома-то совершенно неузнаваемы.
Не дома, а дворцы! Кем же они обитаемы?
Да и Арбат теперь вовсе не тот,
Ходит-бродит тут разный народ:
Кто железками весь обвешан,
Кто откровенно похотлив и грешен.
Иностранцы бредут толпою -
От торговцев им нету отбоя.
А торгуют здесь всем подряд —
О уродок-матрешек до военных наград.
И папахи генеральские, и шинели.
Ну, совсем на Руси обалдели!
У старушек сердце сжимается:
– Нам, наверное, все это кажется!
Точно, нужно в кабак завалиться,
С удивления, с горя напиться!
Отыскали укромное место,
Полумрак там, дымно и тесно.
А в другом – на цены взглянули,
Засмущались, быстрей улизнули.
Огорчены, обижены, унижены
Бредут подружки по Воздвиженке.
Сейчас в гастроном зайдут, потом к Татьяне на часок,
По рюмке водочки махнут, попьют чаек.
И вспомнят время золотое, невозвратное,
Его, как ни старайся, не вернешь обратно.
И согласятся, что в этом мире нужно жить
И пуще прежнего воспоминанем дорожить.
..................................................................................................
Не пригодились туфли раритетные...
Мои подруги одинокие, бездетные,
Пусть внешне приувяли, но святые души!
Дай вам Господь здоровья, милые подружки!
Решили стариной тряхнуть, сходить в кофейню.
Из шифоньеров достали раритетные туфли,
Подкрасили брови, завили седые букли.
И отправились они, конечно, на Арбат:
– Вот тут я жила, там Нина, там Анин брат.
Но только дома-то совершенно неузнаваемы.
Не дома, а дворцы! Кем же они обитаемы?
Да и Арбат теперь вовсе не тот,
Ходит-бродит тут разный народ:
Кто железками весь обвешан,
Кто откровенно похотлив и грешен.
Иностранцы бредут толпою -
От торговцев им нету отбоя.
А торгуют здесь всем подряд —
О уродок-матрешек до военных наград.
И папахи генеральские, и шинели.
Ну, совсем на Руси обалдели!
У старушек сердце сжимается:
– Нам, наверное, все это кажется!
Точно, нужно в кабак завалиться,
С удивления, с горя напиться!
Отыскали укромное место,
Полумрак там, дымно и тесно.
А в другом – на цены взглянули,
Засмущались, быстрей улизнули.
Огорчены, обижены, унижены
Бредут подружки по Воздвиженке.
Сейчас в гастроном зайдут, потом к Татьяне на часок,
По рюмке водочки махнут, попьют чаек.
И вспомнят время золотое, невозвратное,
Его, как ни старайся, не вернешь обратно.
И согласятся, что в этом мире нужно жить
И пуще прежнего воспоминанем дорожить.
..................................................................................................
Не пригодились туфли раритетные...
Мои подруги одинокие, бездетные,
Пусть внешне приувяли, но святые души!
Дай вам Господь здоровья, милые подружки!
Мать
Словно птицы годы пролетели.
Серебрит висок густая седина,
Из гнезда детишки разлетелись.
Стала мать старушкой и живет одна.
Не приходится ей сетовать и обижаться -
Так устроен наш несовершенный мир.
Но все обязаны на Мамин День собраться
И все, без исключения, сбегаются на пир.
Испечет им мама пирожки, ватрушки,
Салатов наготовит, мясо запечет.
Дочка с внучками придут, и их подружки,
И сын с немалою семьей зайдет.
Накормит мама их и обогреет,
Участьем преисполнена она.
И здравым смыслом полностью владеет,
Но удержать из возле – не вольна.
А в выходные, праздники и будни
Ей кто-то позвонит, заглянет кто-то.
Вниманьем не обделена. В жару и в пору вьюги
Окружена бабуля искренней заботой.
Хвала вам дочки и сыны, и внуки!
Поклон вам, уваженье и хвала!
Вы скрашиваете ей часы разлуки
Взамен годам, которые она вам отдала.
Серебрит висок густая седина,
Из гнезда детишки разлетелись.
Стала мать старушкой и живет одна.
Не приходится ей сетовать и обижаться -
Так устроен наш несовершенный мир.
Но все обязаны на Мамин День собраться
И все, без исключения, сбегаются на пир.
Испечет им мама пирожки, ватрушки,
Салатов наготовит, мясо запечет.
Дочка с внучками придут, и их подружки,
И сын с немалою семьей зайдет.
Накормит мама их и обогреет,
Участьем преисполнена она.
И здравым смыслом полностью владеет,
Но удержать из возле – не вольна.
А в выходные, праздники и будни
Ей кто-то позвонит, заглянет кто-то.
Вниманьем не обделена. В жару и в пору вьюги
Окружена бабуля искренней заботой.
Хвала вам дочки и сыны, и внуки!
Поклон вам, уваженье и хвала!
Вы скрашиваете ей часы разлуки
Взамен годам, которые она вам отдала.
На остановке
Вдруг вспомнилось осеннее ненастье
И женщина, промокшая насквозь.
Ее глаза лучились счастьем,
И нипочем ей был холодный дождь.
А я стоял на остановке
Несчастный, сгорбленный. Поник
Под впечатленьем обстановки,
К которой вовсе не привык.
Меня отчаянно ругали
В тон шефу – дружно, зло.
Несправедливо унижали,
Как будто брили наголо.
Вдруг женищна в упор взглянула
И улыбнулась щедро, всей душой.
Из глаз ее огонь метнулся
И приглашенье – радуйся со мной!
Все в жизни нашей пребывает,
Победы и паденья, счастье, зло.
Тебе сегодня плохо? Так бывает,
А завтра скажешь – повезло!
Ту женщину счастливую я не забуду.
Она меня как будто подняла,
Как счастьем поделилась щедро, безрассудно
Как жаль – она в другую сторону ушла...
И женщина, промокшая насквозь.
Ее глаза лучились счастьем,
И нипочем ей был холодный дождь.
А я стоял на остановке
Несчастный, сгорбленный. Поник
Под впечатленьем обстановки,
К которой вовсе не привык.
Меня отчаянно ругали
В тон шефу – дружно, зло.
Несправедливо унижали,
Как будто брили наголо.
Вдруг женищна в упор взглянула
И улыбнулась щедро, всей душой.
Из глаз ее огонь метнулся
И приглашенье – радуйся со мной!
Все в жизни нашей пребывает,
Победы и паденья, счастье, зло.
Тебе сегодня плохо? Так бывает,
А завтра скажешь – повезло!
Ту женщину счастливую я не забуду.
Она меня как будто подняла,
Как счастьем поделилась щедро, безрассудно
Как жаль – она в другую сторону ушла...
Метро
Меня метро в себя всосало
С другими сотнями людей,
К кому-то намертво прижало,
Не оторваться – хоть убей!
Одни в вагон вливаются, другие выпадают,
Волчком вертясь вокруг себя.
Лишь пуговки с одежки отлетают,
Меж башмаков катаются, звеня.
И в этот час вечерний, утомленный
С другими сотнями людей,
К кому-то намертво прижало,
Не оторваться – хоть убей!
Одни в вагон вливаются, другие выпадают,
Волчком вертясь вокруг себя.
Лишь пуговки с одежки отлетают,
Меж башмаков катаются, звеня.
И в этот час вечерний, утомленный