Страница:
– Так, короче мне мешок найди. Я сейчас вернусь, стой у двери. Откроешь только на мой стук, я захожу – ты сразу же закрываешь.
Спустился через три ступеньки, как в детстве, прохлада подъезда резко сменилась облепляющей, влажной жарой… Ух, денек какой жаркий наклевывается. Ничего, лекарствам ниче не будет, в будке прохладно. Так, забуриваемся в толпу… Дверь нам на фиг не нужна, мы к окошку поближе. Лишь бы лекарства не нашли. Да ладно, че грузиться – найдут, значит, найдут. А пока здесь бы не лохануться. Ишь ты, как бабки-то разволновались. Фу, блин, воняет-то как от них. Над прибывающей толпой висел шмелиный гул, все чаще прорезаемый противными взвизгами бабок. Едва ли не все старухи, словно сговорившись, держали в руках деньги. Держали эдак напоказ – мол, мы пришли покупать, за деньги, как положено… У-у, сс-суки старые. Все, что сейчас будет – именно они устроили. И что характерно – стоят как ангелочки, чирики показывают. Типа мы приличные, мимо проходили. Толпа, на самом деле, полностью управлялась бабками. Прислушавшись, в шуме можно было уловить некий нечеловеческий ритм; ему подчинялось все, начиная с перетоптыванья и кончая тональностью отдельных выкриков. Ахмет с неуместным, но все возрастающим интересом наблюдал образование из всех присутствующих женщин, начиная где-то с сорока – пятидесяти лет, некоего сверхорганизма, неявно но жестко и целесообразно управляющего каждым своим элементом… Бля, да это просто рой какой-то. Этот сверхорганизм явно себя не проявлял – однако каким-то загадочным образом всякий, стоящий перед хлебным, четко знал: мы пришли за едой. И мы ее возьмем и унесем к себе домой. И нам без разницы, как это произойдет. Стоящих на самом крыльце уже помаленьку начинали поддавливать, те отпихивались, все громче и злее матерясь, добавляли толпе градуса. Краем глаза отметил нескольких таких же, как он сам, молчаливо стоящих в стороне, с мешками… Ага. Конкуренция, бля. Эти – мясо. Этот тоже, чмо какое-то. А вот с этим лучше не пересекаться. Ладно, значит и не будем, спасибо за предупреждение. Хорошо, что он один. В мозгу тут же щелкнуло реле – “…одному не надо. Надо бы коллективчик какой-ни то…”, сформулировалось, провалилось в темную воду долговременной памяти. Толпа готовилась – до начала оставались считанные минуты: нужен был повод, и поводом послужит малейшая затяжка с открытием – время открытия, девять часов, неумолимо приближалось. Ахмет заметил мелькнувший в темной глубине за стеклом розовый фирменный халат, мельком подумал о продавщицах – хоть бы не тупили и смылись вовремя. Разорвут ведь, запросто… Впрочем, это он перегнул – время рвать еще не пришло; шел всего-навсего четвертый день Пиздеца… Как странно. Еще позапозавчера пиво здесь покупал. Девки, выметались бы вы скорее… Он постоянно заходил в этот магазин, его здесь хорошо знали, и он знал всех. С ним всегда здесь здоровались… А теперь я иду их грабить. Пусть товар хозяина – хотя и его я прекрасно знаю и тоже здороваюсь – но сейчас я иду грабить именно их. Кстати, по вопросу методики собственно грабежа… Ахмет внимательно осмотрел окно, рядом с которым выбрал исходную. …Восьмерка, где-то полтора на два. Когда расхуячат, мало не покажется. Оптимальным будет отодвинуться от окна, вернее, от будущих осколков, малость подальше – Ахмет заворочался в толпе, пропуская вперед особо рьяных экспроприаторов, тут же рванувшихся в наметившуюся щель… Когда разобьют, через сумку быстренько выбить остатки в нижней раме, только крупные; на мелочь сверху сумку – не должно прорезать, забрасываю правое колено – и рывок. В зале не задерживаюсь, бегом в подсобку – и сразу закрываюсь. Там гружусь, и через заднюю дверь домой. Бросаю сумку, только бы баба мешок подготовила! и сразу обратно. Может, даже еще раз успею… План настолько понравился Ахмету, что он невольно расплылся в широкой улыбке. До него, увлекшегося сценариями и планами, не сразу дошло, что гул толпы сменился криком, на крыльце уже стонало под невесть откуда взявшейся монтажкой тонкое железо дверей, кто-то совсем рядом надсадно орал: “Давай ее сюда!! Поверху! Передавайте, передавайте!” – и над толпой, послушная этим хриплым заклинаниям, рывками плыла самая обыкновенная швабра, перемотанная местами синей изолентой. Достигнув невидимого Ахмету заклинателя, швабра сперва откинулась назад, угодив сразу по нескольким, с комичным единообразием ойкнувшим головам, затем, ускоряясь, описала дугу – и с беспомощным глухим бумммом споткнулась об надменную витрину, аккурат между “всегда” и “свежий”.
– Дай сюда, безрукий! Дай, тебе говорю!
Симпатичная баба протиснулась в первый ряд, вырвала инструмент у незаметного мужичка, видимо – мужа. Ахмет оценил крепко закушеную губу, взгляд с грозно-радостной безуминкой, как в документальных фильмах про освоение целины комсомолками… О, вот теперь дело в надежных руках. Как там, у классиков: коня на скаку, витрину с первого раза… О-о-оп!! И впрямь, с первого раза… Звон стекла сменился коротким жутким хрустом распарываемых тканей, криком раненых; толпа охнула – и замерла. Как и предвидел, огромные сабли осколков рубанули по прижатым к самому окну. Пользуясь возникшим замешательством, Ахмет мгновенно протиснулся между неподвижным телом дедка в засаленой бейсболке, еще минуту назад такого неугомонного; и воющей бабой, бесполезно зажимающей длинную рану от локтя до шеи. Память равнодушно впитала фрагменты – стремительно пропитываемое темной кровью платье, грудь, колышущуюся под мокрой тканью как-то не в такт с остальным телом – …надо же. титьку-то почти отхватило… Действуя по плану, взлетел на подоконник, удачно перевалился внутрь. Под ногой хряснуло стекло морозильного ларя из-под пельменей, не останавливаться, в подсобку… За спиной, в торговом зале, грохнула, распахнувшись наконец, входная дверь. Ага, вот и с дверью справились. Магазинчик на удивление быстро заполнялся “покупателями”, не замедлившими сразу же начать грызться между собой… Вот и подсобка. Так, быстро. Эх, задвижки нет! Где тушенка? Вот. Прекрасно. Нет, рассыпухой потом. Ага, коробка целая. Ее возьму отдельно, интересно, ремни выдержат? Сгущенка, отлично. Че еще? Блядь, одна хуета! Где крупы, суки?! Так, а почему я копченой не вижу? Че там в холодильнике… Фу, бля, пиво сраное… Забив сумку банками сгущенки, Ахмет зацепил перетянутую пластиковыми полосками тяжеленную коробку тушняка и ринулся в темный коридор к служебному выходу. Из торгового зала дверь в подсобку уже сотрясали удары. В темноте со всего разгона затормозил обо что-то мягкое. Мягкое ойкнуло, Ахмет, еле удерживающий груз, злобно рыкнул:
– Быстрей отсюда! Они щас будут здесь!
На самом деле он, конечно, нимало не подозревал грабящий магазин народ в кровожадности, но зачем терять время на возню с запорами. Тетка лихорадочно зазвенела ключами, и через мгновение по глазам ударил свет – утро Дня Четвертого народилось солнечным.
Разгрузившись, Ахмет вновь ринулся в хлебный. В подсобке гудело, толкалось, орало людское месиво; только на то, чтоб пробиться в помещение, ушло не меньше минут пяти жесткой толкотни. О каком-то подобии выбора речи уже не шло, сметали все подчистую. В каждый предмет вцеплялось по нескольку рук, люди рычали друг на друга, уже без слов; тут же вырывали набитые сумки, стеллажи угрожающе раскачивались, под ногами хрустело и чавкало… Пиздец. Ловить уже нечего. Суки, как быстро растащили!… Холодная, уверенная злоба мощным разрядом пронизала Ахмета.Вдруг задняя поверхность ног почуяла большую толстую сумку, от сумки было ПРАВИЛЬНОЕ ощущение, тяжесть -… Бля! Консервы и что-то сыпучее внизу! – одновременно его довольно сильно пихнул хозяин груза. Ахмета почему-то взъебло. Честно говоря, в голове его уже выстраивался план мероприятий по переделу собственности, плотная тяжесть сумки покорила его – и отпустить СВОЕ было уже невозможно; для решительных действий требовалось немного накрутить себя – и этот процесс уже шел; а вот гляди ж ты – взъебло, да по-настоящему так! В тычке мужика явственно читалось пренебрежение к Ахмету; причем НЕ ПОЛОЖЕНОЕ ему – мужик был типичным пивным животным, пусть и здоровенным, пренебрежение на ровном месте, тупое и самоуверенное. Он взял свое, сложил и несет, а тут всякие мешают еще! Нуканахуйсдороги! Щас, родной. Щщас я тебе помогу. Ахметзянов, съежившись где-то в далеком, безопасном отдалении от рычагов управления, с испуганным удивлением наблюдал за тем, как орудует их общим телом Новый. Его, Нового, быстрые, уверенные и какие-то хищные мысли не предшествовали действиям – они составляли с движением единое целое. Новый как-то ЧУВСТВОВАЛ все вокруг, и его действия основывались на чувстве, минуя стадию рассуждений и рефлексии, всегда имевшей для Ахметзянова наибольшее значение. Вот Новый придумал, как все будет – а вот уже и все. Все уже произошло – мужик, с трудом преодолевая встречное течение, обернулся к сумке, выдергивая ее из плотной массы народа. Ахмет тут же серией сокрушительных толчков освободил перед мужиком небольшое пространство. Рррраз! Два! Ну! Давай, родной! Мужик сноровисто воспользовался образовавшейся щелью и двинул свою торбу вперед, снова наподдав ему по пояснице. Ага, есть! Три-четт-тыре. Правая кисть стремительно и мягко сжала толстые ремни ручек, а левый локоть, поддержанный легким полуоборотом назад, расплющил мужику носогубную область… Ух, тяжеленная какая. Деловущий-то даже хрюкнуть не успел. Отдохни пока, потом зайдешь. Не оборачиваясь, даванул толпу вперед. Немного застряв на выходе, незаметно ткнул под колено шпаненка с полным пакетом сигаретных пачек; так, для закрепления навыка действий в толпе… Э, детдомовский. Шустрые они, наплачемся мы еще от такого соседства. Ловко перехватил пакет у вопящего юного мародера, тотчас скрывшегося под ногами граждан, ломящихся в обоих направлениях… На хлебном они не остановятся, – Ахмет, взбегая по лестнице, перебирал окрестные магазины. Сейчас разгрузиться, и надо смотаться взглянуть – как там Власенки лавочка на Набережной. Этот ушлый хмырь, из подвальчика рядом с хлебным, вывез все, успел.Только бы этих баранов на “Универмаг” не понесло, продукты главное… Двадцать пятый они по любому будут бомбить не сейчас. Пока по хатам растащат, отдышатся, тудым-сюдым… Ха, “они”! Мы, чего уж там…
– Мешок нашла?
– Ты бы помог мне здесь, что ли!
– Какой, на хрен, помог! Занимайся давай!
У большого двадцать пятого продуктового еще только кучковались мелкие группки. Еще не скоро. Пока дотащат, вернутся, разогреются… Здесь еще минут двадцать. -оценил ситуацию, несясь вниз по улице. Если здесь сразу начнут, успею еще и туда. Власенкина лавочка, как и ожидалось, уже едва виднелась из-за облепившего ее роя. Но выглядело все как-то странно: меж толпой и полуподвалом оставалось весьма почтительное расстояние. Подбежав поближе и перейдя на шаг, Ахмет с неприятным удивлением обнаружил, что стоящая у подъезда синяя тентованная Газель стоит отнюдь не просто так. Ее споро грузили какие-то здоровые парни, а толпу на расстоянии держали внушительные дробовики Власенки и еще одного, столь же серьезно выглядевшего мужика. Шум над толпой висел уже несколько иной тональности; уверенности, как у хлебного, не было и в помине. Да. Два уверенных пацана с дробовиками – и полтораста рыл тут же вспомнили о цивилизации. Однако молодец Власенко. Ахмет развернулся и побрел назад, к двадцать пятому. Попадаться Власенке на глаза с мешком за плечами не хотелось: они давным-давно знали друг друга. Тем более, что у двадцать пятого уже, похоже, начиналось…
День этот, самый долгий из всех дней его предшествующей жизни, закончился часам к четырем. Сил больше не было; втащив по ступенькам волоком последний короб, потный Ахмет сполз по закрытой двери на затоптанный пол прихожей. Жена, помня его бешенство по поводу малейших задержек во время разгрузок, предпочла на глаза не попадаться – отперев, сразу же вернулась в комнату разбирать добычу. Блин, совсем зашугал бедную бабу. Истыканное локтями сограждан, тело потихоньку освобождалось от адреналиновой узды, выпущенной, наконец, неумолимым и алчным Новым. Во как… Антиресные дела, товарищ Ахметзянов… Это сколько мы сегодня с вами перетаскали? Надо у бабы спросить. Позвал жену . Попить еще, да сигаретку…
– Воды кружку налей, да сигаретку прихвати. Че-то встать не могу.
– Забыл? Воду вчера допили. Вот тебе чай холодный.
– Хоть так… Ух, хорошо…
Жена присела на последний короб, по-деревенски сложив руки на коленях. Стерла пот с Ахметзяновского лба.
– Умаялся? Мокрый, как мышь…
– Да нормально. Руки только трясутся. Ха, как кур воровал.
– Как там, не убили никого? А то шум такой стоял, я в кладовку закрылась, думаю, ну как ворвутся… Трусиха я, да? И женщина страшно так кричала, у меня аж мурашки… Ее что – били там, что ли? Тебе-то не досталось? И милиция. Ты видел – милиция приезжала? Нет? Они вон там остановились, где остановка. Я думала, сейчас вас разгонят всех, смотрела – где ты там…
– Когда приехали? До того, как я первый раз пришел?
– Нет, когда ты уже второй раз ушел. Минут десять прошло, я как раз окно затыкала, как ты велел, смотрю – приехали, еще парни разбежались, как их увидели, вот тут на углу стояли, с сумками. А они постояли и уехали, я еще подумала…
– Ладно, нечего думать. Давай майку чистую, да штаны. Я пока отдохну малехо, щас еще сходить надо будет.
Скинув насквозь пропотевшие тряпки, Ахмет устроился на диване командовать разбором добычи, занявшей весь пол в единственной комнате. Да, маловато в однушке места. Надо тридцать четвертую будет приватизировать. Проснулся под вечер, вполнакала отругал жену: не разбудила. Вышел посмотреть – как там “Универмаг”, вдруг день еще не завершен… Возле “Универмага” стояли кучки народа, но какие-то не ТАКИЕ. Бесперспективные. Ради спортивного интереса подошел, поглядел, что творится. Оказалось, охранная контора запускает торговцев забирать из отделов товар… Че там на спинах написано, ну-ка ну-ка… Ага, точно, “Редут”. Ахмет хорошо знал хозяина этого агентства, бывшего офицера. …Ну, Маринин всегда отличался порядочностью, не удивлен. Так же не удивлюсь спецовкам “Кристалла” и “Дефендера” в первых рядах погромщиков: гнилое к гнилому, здоровое к здоровому. Ну что ж, “Универмаг” из списка вычеркиваем, а жаль. Много там полезного… Ну, что нам остается? Как проведем остаток вечера, товарищ Ахметзянов? Вообще-то, надо бы лом поискать… Простая вещь – лом, их везде как грязи. Ага, щас. Интересно, везде – это где конкретно? Ахметзянов стоял у ДК химзавода, задумчиво потирая репу. Ладно, щас закурим да пройдемся, авось чево надумается…
…Интересно, почему бы это? Не успели еще одичать, что ли? Да нет, с законопослушностью все нормально уже, продуктовые-то вон как быстро разнесли. Двинулся в сторону ЖЭКа, по ассоциации: дворники, метлы… Ломы. У почтамта стояло где-то с десяток хмурых мужиков среднего возраста, некоторые были смутно знакомы – видимо, живут совсем рядом, успели примелькаться. Одного даже видел у хлебного. Подошел, покурили. Ничего нового узнать не удалось – мужиков несло на патриотические темы, а что заводоуправление на казарменном положении, КГБейка[16] – ну так это и раньше знал. И что свет у них есть – чего удивительного, в таких заведениях генераторы положено иметь. Гаражи бомбят, владельцы их ночью охранять ходят – тоже понятно, как же иначе. Там и тачки, и бензин, и ларечники товар хранят. О! А не наведаться ли мне к нашему табачному олигарху? А то разбомбят его, и че я курить буду? Писю? Нетушки. Надо быстрее, может, хоть пару блоков удастся урвать. Что-то кажется мне, что курево еще не скоро в продаже появится, а гараж его удобно так стоит, на отшибе… Блин, опять-таки лом или еще что в этом роде надо! Не, сначала в ЖЭК. ЖЭК полностью оправдал ожидания – в столярной мастерской на первом этаже нашлось все. МТС бля Джинс – все и сразу! Хорошо, что первым сюда попал – радовался Ахмет, рысью возвращаясь с сумкой к высаженной двери ЖЭКа. – А вот без сумки из дому больше ни ногой. Тщательно обшарил мастерскую, собрал все ценное: инструмент, гвозди, почти новую телогрейку, пачку чая и начатую коробку рафинада. Особенно порадовал гвоздодер – с каким обычно рисовали на карикатурах взломщиков. И эту симпатичную штучку тоже надо бы всегда при себе держать. Насилу допер трофеи до дому, вернулся – а ЖЭК уже кишел народом. В окнах мелькали багровые сполохи, народ подсвечивал себе бумагой. Ну и хрен с ним, не больно и хотелось. Насколько помню, на втором делать нечего. Продолжайте, товарищи; вы идете верной дорогой. Вас ждут мощные и надежные первые пентиумы, папки со списками должников по квартплате и прекрасные фикусы в настоящих горшках. А мы пока двинем к ЗЭМу. О! Чуть не забыл! Тележка-то, за водой ходить! Пришлось вернуться еще раз, отогнать домой дворницкую тачку из сарая.
Бредя по вечерней Тридцатке, Ахмет не узнавал свой город. Не в смысле темных окон – к этому он почему-то очень быстро успел привыкнуть; дело было совсем в другом. По городу пошла движуха – народ потихоньку начал экспроприировать, сдуру мели все, что под руку попадалось… Днем, видимо, бомбить стесняются. Пока еще. Ничего, это ненадолго, магазины разбомбили – и никому ниче не было. Сечас осознают, и начне-е-ется. Добравшись, наконец, до заветного гаража, Ахмет насмотрелся такого, что в нетронутость гаража с табаком не верил уже совершенно. Однако тот стоял, белея в сгустившихся сумерках жестянкой номера. Поковырявшись новым гвоздодером, Ахмет убедился в бесполезности дилетантского подхода. Нет, все же с Новым было куда лучше – прежний Ахметзянов потоптался бы перед насмешливо молчащими воротами и поплелся бы восвояси. А у Нового пошел совсем иной коленкор: Не хочешь? Да без проблем! Постой-ка здесь минутку… Правда, с минуткой погорячился – запримеченный перед проходной ЗЭМа грузовик оказался слитым досуха. Так что пока нашлась сиська из-под пива и донорский автомобиль, прошло около часа. На поиск и доставку троса еще час; хорошо, что рядом, во дворе Энергопрома, стоял автокран. И вот, “…я снова здесь, я в бархатных штанах…”, у гаража затормозил мстительно ухмыляющийся Ахмет на грозно рычащем танке модели ЗиЛ-131. Дернул ворота – и малость обомлел. В гараже было чуть больше, чем пара блоков. Забил все – и будку, и даже кабину, добрался до дому без просшествий, с небольшим крюком, заодно забрав лекарства… Странно, почему их никто не нашел? Аптекой от будки на километр воняло… Блин, да че это я? Удача прет, а я еще сижу умничаю! Не нашли – значит, не судьба. Я вот нашел – значит, опять же судьба. Сдал жопой впритык к окну в комнату, забежал, вытащил нераспашные средние рамы. Убегая обратно на улицу, крикнул жене, перепугавшейся лезущего в окно грузовика:
– А теперь – быстро! Если кто заметит, нас с тобой завтра зарежут к ебени матери! От окна откидывай!
Но быстро не получилось, заканчивая, Ахмет замечал краем глаза вздрагивающие шторы и в своем, и в соседнем доме… У, суки, просекли. Лишь бы не дошло, что притащил. Тогда пиздец без вариантов. Все, последняя. Так, зилок еще. Куда бы его… А! Вот и мостки получатся, теперь не у берега мутную хрень набирать… Загнав зил в воду, вернулся – жить уже было просто негде, квартира забита полностью. А как воняло… Смешанный едкий дух табака и медикаментов выжил супругов из комнаты, и спать пришлось на кухне, с открытой форточкой и собранным ружьем.
Привезя тогда домой табак, Ахмет привез не только свой счастливый билет, как выяснилось позже, но и страх. Даже не страх, а Страх. Оказалось, что раньше он и понятия не имел, как можно так бояться – постоянно, не расслабляясь ни на минуту. Каждый шум во дворе бил его поддых, внутри все окатывало жгучей ледяной волной; просидев в обнимку со своим ижаком весь следующий день, к ночи взял-таки себя в руки.
…Не, херня все это. Придут, ствол наставят – и че? Дома держать все это – лажа. Надо б нычку соорудить… Ахмет нимало не сомневался, что и придут, и наставят. Вопрос времени… И чтоб баба не знала. А то бабу расколоть – говно вопрос. Так, буду приносить по чуть-чуть… Казалось бы пустячный вопрос вырастал по мере обдумывания в нешуточную проблему. И впрямь – как можно спрятать немалый объем лекарств, табака и продуктов, чтоб и условия подходили, и не примелькаться кому не надо, не подставить запас какому-нибудь ушлому гаду… По всему выходило, что нычку надо делать рядом с жильем, иначе шансы воспользоваться ею самому превращались в абстракцию… Тады так. Пробить пол в подвал и весь отсек под нашим подъездом отрезать от входа. Этим решатся почти все геморрои. Ага, а какие тогда предвидятся? Первое, да и главное. Соседи Тридцать четвертая отпадает, ее сдавали, пустая стоит. Надо, кстати, подождать, и, если че, стену в нее сломать – с БТИ уже не придут, хе-хе… Так, тридцать пятая… Хохол наверняка ломанется к своим в Хохляндию. С одной стороны жаль, вдвоем отмахиваться легче, мужик он нормальный, вроде. Для хохла, ессно. С другой – сало скоро будет дефицитом, а оно хохлам подороже семейника; опять же – двое пацанок у него. Вот и думай… Не, все к лучшему. Если уехал…
– Спишь, нет?
– Уснешь тут. Вонища такая, да еще ты куришь все время.
– Ты Любкиного когда видала последний раз? И вообще, видно их последнее время?
– Не, че-то как все это началось, так и не видно. А че тебе с нее надо?
– Ты это, как увидишь – поговори там, туда-сюда, ну че они делать-то собираются и вообще. Поняла?
– Так, может, я зайду просто?
– Не, специально не ходи, лучше при случае. А эта, ебнутая бабка-то, напротив?
– Нина Егоровна? Она сказала уже, что к дочке уйдет. Мы с ней разговаривали. Дочь же ты знаешь ее, зять еще на белой иномарке, приезжают-то к ней?
– А, ниссан этот белый, под кухонным окном нашим ставит все время?
– Ну да, они на ДОКе где-то живут, на Матросова, что ли. Мальчишка ихний в армии, вдвоем остались. Хорошо, Егоровне хоть есть где…
– Ладно, не трещи, тебя не переслушаешь. Спи давай.
Выше жили синяки, вся площадка второго, на третьем – один мужик с семьей нормальный, Витек, остальные тоже не разбери-поймешь. То ли синие, то ли нарики какие. Четвертый – семья приличная тоже одна, на зеленой старой двенашке ездят, две хаты сдаются, и еще одна – там вообще непонятно кто… ну, в принципе, никто особой угрозы не представляет. Витек разве с третьего – но нам именно с ним и надо кучковаться. Да, с ним, сам Бог велел. Алкашня если рыло подымет – я их заземлю влегкую. Да чего там – выгоню на хер, и весь базар. Хотя их так и так выгонять, не хуй здесь…
Раздумья о соседях привели его к ряду интересных выводов, надо сказать, впоследствии полностью подтвердившихся. Во-первых, соседей иметь не стоит. Ничем, кроме неприятностей, это не грозит. Если б он не успел затариться в первые дни неразберихи, то взаимодействие с окружающими было бы единственным способом как-то прожить, однако в его ситуации куда разумней было сохранять дистанцию. Во-вторых, отсутствие соседей сейчас еще неактуально. Ахмет совершенно справедливо предполагал, что люди без власти жить не могут – и обязательно найдутся умники, желающие извлечь из этого выгоду, на выходе в таких случаях обычно получается махновщина и беспредел. Не питая иллюзий по поводу рода людского, он представлял себе, чем и как занимаются голодные, и главное – почуявшие безнаказанность люди, собравшиеся в стаю… Одному пока жить не стоит, обязательно должна быть толпа, в которой можно затеряться: сейчас должно начаться время, когда все легкие на подъем, агрессивные и подвижные будут мочить друг друга. Это время надо тихо-тихо пересидеть, чем незаметнее – тем больше шансов. Если привяжутся – отмахаться не получится, что такое мой ижак против десятка. Да у них наверняка будет и что-нибудь посуровее. Не, пускать, и отдавать все, что на тот момент будет в хате, и еще не вякать при этом. Вот потом, когда они друг друга переколбасят – тогда и посмотрим. А пока – тариться всем, что еще плохо лежит.
К вечеру во дворе увязывалось уже машин двадцать. Уложившись, многие остались охранять свое добро – с темнотой появился один костер, потом сразу несколько. Выглядело это как-то по-степному диковато: среди ночи, посреди городского квартала мечутся по трепещущим багровым стенам домов длинные тени, звенит посуда, бегают визжащие дети – цыганский табор да и только. Именно эти костры посередь двора окончательно, на уровне ощущений, убедили Ахметзянова, что городскому, и даже шире – цивилизованному образу жизни пришел конец.
Спустился через три ступеньки, как в детстве, прохлада подъезда резко сменилась облепляющей, влажной жарой… Ух, денек какой жаркий наклевывается. Ничего, лекарствам ниче не будет, в будке прохладно. Так, забуриваемся в толпу… Дверь нам на фиг не нужна, мы к окошку поближе. Лишь бы лекарства не нашли. Да ладно, че грузиться – найдут, значит, найдут. А пока здесь бы не лохануться. Ишь ты, как бабки-то разволновались. Фу, блин, воняет-то как от них. Над прибывающей толпой висел шмелиный гул, все чаще прорезаемый противными взвизгами бабок. Едва ли не все старухи, словно сговорившись, держали в руках деньги. Держали эдак напоказ – мол, мы пришли покупать, за деньги, как положено… У-у, сс-суки старые. Все, что сейчас будет – именно они устроили. И что характерно – стоят как ангелочки, чирики показывают. Типа мы приличные, мимо проходили. Толпа, на самом деле, полностью управлялась бабками. Прислушавшись, в шуме можно было уловить некий нечеловеческий ритм; ему подчинялось все, начиная с перетоптыванья и кончая тональностью отдельных выкриков. Ахмет с неуместным, но все возрастающим интересом наблюдал образование из всех присутствующих женщин, начиная где-то с сорока – пятидесяти лет, некоего сверхорганизма, неявно но жестко и целесообразно управляющего каждым своим элементом… Бля, да это просто рой какой-то. Этот сверхорганизм явно себя не проявлял – однако каким-то загадочным образом всякий, стоящий перед хлебным, четко знал: мы пришли за едой. И мы ее возьмем и унесем к себе домой. И нам без разницы, как это произойдет. Стоящих на самом крыльце уже помаленьку начинали поддавливать, те отпихивались, все громче и злее матерясь, добавляли толпе градуса. Краем глаза отметил нескольких таких же, как он сам, молчаливо стоящих в стороне, с мешками… Ага. Конкуренция, бля. Эти – мясо. Этот тоже, чмо какое-то. А вот с этим лучше не пересекаться. Ладно, значит и не будем, спасибо за предупреждение. Хорошо, что он один. В мозгу тут же щелкнуло реле – “…одному не надо. Надо бы коллективчик какой-ни то…”, сформулировалось, провалилось в темную воду долговременной памяти. Толпа готовилась – до начала оставались считанные минуты: нужен был повод, и поводом послужит малейшая затяжка с открытием – время открытия, девять часов, неумолимо приближалось. Ахмет заметил мелькнувший в темной глубине за стеклом розовый фирменный халат, мельком подумал о продавщицах – хоть бы не тупили и смылись вовремя. Разорвут ведь, запросто… Впрочем, это он перегнул – время рвать еще не пришло; шел всего-навсего четвертый день Пиздеца… Как странно. Еще позапозавчера пиво здесь покупал. Девки, выметались бы вы скорее… Он постоянно заходил в этот магазин, его здесь хорошо знали, и он знал всех. С ним всегда здесь здоровались… А теперь я иду их грабить. Пусть товар хозяина – хотя и его я прекрасно знаю и тоже здороваюсь – но сейчас я иду грабить именно их. Кстати, по вопросу методики собственно грабежа… Ахмет внимательно осмотрел окно, рядом с которым выбрал исходную. …Восьмерка, где-то полтора на два. Когда расхуячат, мало не покажется. Оптимальным будет отодвинуться от окна, вернее, от будущих осколков, малость подальше – Ахмет заворочался в толпе, пропуская вперед особо рьяных экспроприаторов, тут же рванувшихся в наметившуюся щель… Когда разобьют, через сумку быстренько выбить остатки в нижней раме, только крупные; на мелочь сверху сумку – не должно прорезать, забрасываю правое колено – и рывок. В зале не задерживаюсь, бегом в подсобку – и сразу закрываюсь. Там гружусь, и через заднюю дверь домой. Бросаю сумку, только бы баба мешок подготовила! и сразу обратно. Может, даже еще раз успею… План настолько понравился Ахмету, что он невольно расплылся в широкой улыбке. До него, увлекшегося сценариями и планами, не сразу дошло, что гул толпы сменился криком, на крыльце уже стонало под невесть откуда взявшейся монтажкой тонкое железо дверей, кто-то совсем рядом надсадно орал: “Давай ее сюда!! Поверху! Передавайте, передавайте!” – и над толпой, послушная этим хриплым заклинаниям, рывками плыла самая обыкновенная швабра, перемотанная местами синей изолентой. Достигнув невидимого Ахмету заклинателя, швабра сперва откинулась назад, угодив сразу по нескольким, с комичным единообразием ойкнувшим головам, затем, ускоряясь, описала дугу – и с беспомощным глухим бумммом споткнулась об надменную витрину, аккурат между “всегда” и “свежий”.
– Дай сюда, безрукий! Дай, тебе говорю!
Симпатичная баба протиснулась в первый ряд, вырвала инструмент у незаметного мужичка, видимо – мужа. Ахмет оценил крепко закушеную губу, взгляд с грозно-радостной безуминкой, как в документальных фильмах про освоение целины комсомолками… О, вот теперь дело в надежных руках. Как там, у классиков: коня на скаку, витрину с первого раза… О-о-оп!! И впрямь, с первого раза… Звон стекла сменился коротким жутким хрустом распарываемых тканей, криком раненых; толпа охнула – и замерла. Как и предвидел, огромные сабли осколков рубанули по прижатым к самому окну. Пользуясь возникшим замешательством, Ахмет мгновенно протиснулся между неподвижным телом дедка в засаленой бейсболке, еще минуту назад такого неугомонного; и воющей бабой, бесполезно зажимающей длинную рану от локтя до шеи. Память равнодушно впитала фрагменты – стремительно пропитываемое темной кровью платье, грудь, колышущуюся под мокрой тканью как-то не в такт с остальным телом – …надо же. титьку-то почти отхватило… Действуя по плану, взлетел на подоконник, удачно перевалился внутрь. Под ногой хряснуло стекло морозильного ларя из-под пельменей, не останавливаться, в подсобку… За спиной, в торговом зале, грохнула, распахнувшись наконец, входная дверь. Ага, вот и с дверью справились. Магазинчик на удивление быстро заполнялся “покупателями”, не замедлившими сразу же начать грызться между собой… Вот и подсобка. Так, быстро. Эх, задвижки нет! Где тушенка? Вот. Прекрасно. Нет, рассыпухой потом. Ага, коробка целая. Ее возьму отдельно, интересно, ремни выдержат? Сгущенка, отлично. Че еще? Блядь, одна хуета! Где крупы, суки?! Так, а почему я копченой не вижу? Че там в холодильнике… Фу, бля, пиво сраное… Забив сумку банками сгущенки, Ахмет зацепил перетянутую пластиковыми полосками тяжеленную коробку тушняка и ринулся в темный коридор к служебному выходу. Из торгового зала дверь в подсобку уже сотрясали удары. В темноте со всего разгона затормозил обо что-то мягкое. Мягкое ойкнуло, Ахмет, еле удерживающий груз, злобно рыкнул:
– Быстрей отсюда! Они щас будут здесь!
На самом деле он, конечно, нимало не подозревал грабящий магазин народ в кровожадности, но зачем терять время на возню с запорами. Тетка лихорадочно зазвенела ключами, и через мгновение по глазам ударил свет – утро Дня Четвертого народилось солнечным.
Разгрузившись, Ахмет вновь ринулся в хлебный. В подсобке гудело, толкалось, орало людское месиво; только на то, чтоб пробиться в помещение, ушло не меньше минут пяти жесткой толкотни. О каком-то подобии выбора речи уже не шло, сметали все подчистую. В каждый предмет вцеплялось по нескольку рук, люди рычали друг на друга, уже без слов; тут же вырывали набитые сумки, стеллажи угрожающе раскачивались, под ногами хрустело и чавкало… Пиздец. Ловить уже нечего. Суки, как быстро растащили!… Холодная, уверенная злоба мощным разрядом пронизала Ахмета.Вдруг задняя поверхность ног почуяла большую толстую сумку, от сумки было ПРАВИЛЬНОЕ ощущение, тяжесть -… Бля! Консервы и что-то сыпучее внизу! – одновременно его довольно сильно пихнул хозяин груза. Ахмета почему-то взъебло. Честно говоря, в голове его уже выстраивался план мероприятий по переделу собственности, плотная тяжесть сумки покорила его – и отпустить СВОЕ было уже невозможно; для решительных действий требовалось немного накрутить себя – и этот процесс уже шел; а вот гляди ж ты – взъебло, да по-настоящему так! В тычке мужика явственно читалось пренебрежение к Ахмету; причем НЕ ПОЛОЖЕНОЕ ему – мужик был типичным пивным животным, пусть и здоровенным, пренебрежение на ровном месте, тупое и самоуверенное. Он взял свое, сложил и несет, а тут всякие мешают еще! Нуканахуйсдороги! Щас, родной. Щщас я тебе помогу. Ахметзянов, съежившись где-то в далеком, безопасном отдалении от рычагов управления, с испуганным удивлением наблюдал за тем, как орудует их общим телом Новый. Его, Нового, быстрые, уверенные и какие-то хищные мысли не предшествовали действиям – они составляли с движением единое целое. Новый как-то ЧУВСТВОВАЛ все вокруг, и его действия основывались на чувстве, минуя стадию рассуждений и рефлексии, всегда имевшей для Ахметзянова наибольшее значение. Вот Новый придумал, как все будет – а вот уже и все. Все уже произошло – мужик, с трудом преодолевая встречное течение, обернулся к сумке, выдергивая ее из плотной массы народа. Ахмет тут же серией сокрушительных толчков освободил перед мужиком небольшое пространство. Рррраз! Два! Ну! Давай, родной! Мужик сноровисто воспользовался образовавшейся щелью и двинул свою торбу вперед, снова наподдав ему по пояснице. Ага, есть! Три-четт-тыре. Правая кисть стремительно и мягко сжала толстые ремни ручек, а левый локоть, поддержанный легким полуоборотом назад, расплющил мужику носогубную область… Ух, тяжеленная какая. Деловущий-то даже хрюкнуть не успел. Отдохни пока, потом зайдешь. Не оборачиваясь, даванул толпу вперед. Немного застряв на выходе, незаметно ткнул под колено шпаненка с полным пакетом сигаретных пачек; так, для закрепления навыка действий в толпе… Э, детдомовский. Шустрые они, наплачемся мы еще от такого соседства. Ловко перехватил пакет у вопящего юного мародера, тотчас скрывшегося под ногами граждан, ломящихся в обоих направлениях… На хлебном они не остановятся, – Ахмет, взбегая по лестнице, перебирал окрестные магазины. Сейчас разгрузиться, и надо смотаться взглянуть – как там Власенки лавочка на Набережной. Этот ушлый хмырь, из подвальчика рядом с хлебным, вывез все, успел.Только бы этих баранов на “Универмаг” не понесло, продукты главное… Двадцать пятый они по любому будут бомбить не сейчас. Пока по хатам растащат, отдышатся, тудым-сюдым… Ха, “они”! Мы, чего уж там…
– Мешок нашла?
– Ты бы помог мне здесь, что ли!
– Какой, на хрен, помог! Занимайся давай!
У большого двадцать пятого продуктового еще только кучковались мелкие группки. Еще не скоро. Пока дотащат, вернутся, разогреются… Здесь еще минут двадцать. -оценил ситуацию, несясь вниз по улице. Если здесь сразу начнут, успею еще и туда. Власенкина лавочка, как и ожидалось, уже едва виднелась из-за облепившего ее роя. Но выглядело все как-то странно: меж толпой и полуподвалом оставалось весьма почтительное расстояние. Подбежав поближе и перейдя на шаг, Ахмет с неприятным удивлением обнаружил, что стоящая у подъезда синяя тентованная Газель стоит отнюдь не просто так. Ее споро грузили какие-то здоровые парни, а толпу на расстоянии держали внушительные дробовики Власенки и еще одного, столь же серьезно выглядевшего мужика. Шум над толпой висел уже несколько иной тональности; уверенности, как у хлебного, не было и в помине. Да. Два уверенных пацана с дробовиками – и полтораста рыл тут же вспомнили о цивилизации. Однако молодец Власенко. Ахмет развернулся и побрел назад, к двадцать пятому. Попадаться Власенке на глаза с мешком за плечами не хотелось: они давным-давно знали друг друга. Тем более, что у двадцать пятого уже, похоже, начиналось…
День этот, самый долгий из всех дней его предшествующей жизни, закончился часам к четырем. Сил больше не было; втащив по ступенькам волоком последний короб, потный Ахмет сполз по закрытой двери на затоптанный пол прихожей. Жена, помня его бешенство по поводу малейших задержек во время разгрузок, предпочла на глаза не попадаться – отперев, сразу же вернулась в комнату разбирать добычу. Блин, совсем зашугал бедную бабу. Истыканное локтями сограждан, тело потихоньку освобождалось от адреналиновой узды, выпущенной, наконец, неумолимым и алчным Новым. Во как… Антиресные дела, товарищ Ахметзянов… Это сколько мы сегодня с вами перетаскали? Надо у бабы спросить. Позвал жену . Попить еще, да сигаретку…
– Воды кружку налей, да сигаретку прихвати. Че-то встать не могу.
– Забыл? Воду вчера допили. Вот тебе чай холодный.
– Хоть так… Ух, хорошо…
Жена присела на последний короб, по-деревенски сложив руки на коленях. Стерла пот с Ахметзяновского лба.
– Умаялся? Мокрый, как мышь…
– Да нормально. Руки только трясутся. Ха, как кур воровал.
– Как там, не убили никого? А то шум такой стоял, я в кладовку закрылась, думаю, ну как ворвутся… Трусиха я, да? И женщина страшно так кричала, у меня аж мурашки… Ее что – били там, что ли? Тебе-то не досталось? И милиция. Ты видел – милиция приезжала? Нет? Они вон там остановились, где остановка. Я думала, сейчас вас разгонят всех, смотрела – где ты там…
– Когда приехали? До того, как я первый раз пришел?
– Нет, когда ты уже второй раз ушел. Минут десять прошло, я как раз окно затыкала, как ты велел, смотрю – приехали, еще парни разбежались, как их увидели, вот тут на углу стояли, с сумками. А они постояли и уехали, я еще подумала…
– Ладно, нечего думать. Давай майку чистую, да штаны. Я пока отдохну малехо, щас еще сходить надо будет.
Скинув насквозь пропотевшие тряпки, Ахмет устроился на диване командовать разбором добычи, занявшей весь пол в единственной комнате. Да, маловато в однушке места. Надо тридцать четвертую будет приватизировать. Проснулся под вечер, вполнакала отругал жену: не разбудила. Вышел посмотреть – как там “Универмаг”, вдруг день еще не завершен… Возле “Универмага” стояли кучки народа, но какие-то не ТАКИЕ. Бесперспективные. Ради спортивного интереса подошел, поглядел, что творится. Оказалось, охранная контора запускает торговцев забирать из отделов товар… Че там на спинах написано, ну-ка ну-ка… Ага, точно, “Редут”. Ахмет хорошо знал хозяина этого агентства, бывшего офицера. …Ну, Маринин всегда отличался порядочностью, не удивлен. Так же не удивлюсь спецовкам “Кристалла” и “Дефендера” в первых рядах погромщиков: гнилое к гнилому, здоровое к здоровому. Ну что ж, “Универмаг” из списка вычеркиваем, а жаль. Много там полезного… Ну, что нам остается? Как проведем остаток вечера, товарищ Ахметзянов? Вообще-то, надо бы лом поискать… Простая вещь – лом, их везде как грязи. Ага, щас. Интересно, везде – это где конкретно? Ахметзянов стоял у ДК химзавода, задумчиво потирая репу. Ладно, щас закурим да пройдемся, авось чево надумается…
…Интересно, почему бы это? Не успели еще одичать, что ли? Да нет, с законопослушностью все нормально уже, продуктовые-то вон как быстро разнесли. Двинулся в сторону ЖЭКа, по ассоциации: дворники, метлы… Ломы. У почтамта стояло где-то с десяток хмурых мужиков среднего возраста, некоторые были смутно знакомы – видимо, живут совсем рядом, успели примелькаться. Одного даже видел у хлебного. Подошел, покурили. Ничего нового узнать не удалось – мужиков несло на патриотические темы, а что заводоуправление на казарменном положении, КГБейка[16] – ну так это и раньше знал. И что свет у них есть – чего удивительного, в таких заведениях генераторы положено иметь. Гаражи бомбят, владельцы их ночью охранять ходят – тоже понятно, как же иначе. Там и тачки, и бензин, и ларечники товар хранят. О! А не наведаться ли мне к нашему табачному олигарху? А то разбомбят его, и че я курить буду? Писю? Нетушки. Надо быстрее, может, хоть пару блоков удастся урвать. Что-то кажется мне, что курево еще не скоро в продаже появится, а гараж его удобно так стоит, на отшибе… Блин, опять-таки лом или еще что в этом роде надо! Не, сначала в ЖЭК. ЖЭК полностью оправдал ожидания – в столярной мастерской на первом этаже нашлось все. МТС бля Джинс – все и сразу! Хорошо, что первым сюда попал – радовался Ахмет, рысью возвращаясь с сумкой к высаженной двери ЖЭКа. – А вот без сумки из дому больше ни ногой. Тщательно обшарил мастерскую, собрал все ценное: инструмент, гвозди, почти новую телогрейку, пачку чая и начатую коробку рафинада. Особенно порадовал гвоздодер – с каким обычно рисовали на карикатурах взломщиков. И эту симпатичную штучку тоже надо бы всегда при себе держать. Насилу допер трофеи до дому, вернулся – а ЖЭК уже кишел народом. В окнах мелькали багровые сполохи, народ подсвечивал себе бумагой. Ну и хрен с ним, не больно и хотелось. Насколько помню, на втором делать нечего. Продолжайте, товарищи; вы идете верной дорогой. Вас ждут мощные и надежные первые пентиумы, папки со списками должников по квартплате и прекрасные фикусы в настоящих горшках. А мы пока двинем к ЗЭМу. О! Чуть не забыл! Тележка-то, за водой ходить! Пришлось вернуться еще раз, отогнать домой дворницкую тачку из сарая.
Бредя по вечерней Тридцатке, Ахмет не узнавал свой город. Не в смысле темных окон – к этому он почему-то очень быстро успел привыкнуть; дело было совсем в другом. По городу пошла движуха – народ потихоньку начал экспроприировать, сдуру мели все, что под руку попадалось… Днем, видимо, бомбить стесняются. Пока еще. Ничего, это ненадолго, магазины разбомбили – и никому ниче не было. Сечас осознают, и начне-е-ется. Добравшись, наконец, до заветного гаража, Ахмет насмотрелся такого, что в нетронутость гаража с табаком не верил уже совершенно. Однако тот стоял, белея в сгустившихся сумерках жестянкой номера. Поковырявшись новым гвоздодером, Ахмет убедился в бесполезности дилетантского подхода. Нет, все же с Новым было куда лучше – прежний Ахметзянов потоптался бы перед насмешливо молчащими воротами и поплелся бы восвояси. А у Нового пошел совсем иной коленкор: Не хочешь? Да без проблем! Постой-ка здесь минутку… Правда, с минуткой погорячился – запримеченный перед проходной ЗЭМа грузовик оказался слитым досуха. Так что пока нашлась сиська из-под пива и донорский автомобиль, прошло около часа. На поиск и доставку троса еще час; хорошо, что рядом, во дворе Энергопрома, стоял автокран. И вот, “…я снова здесь, я в бархатных штанах…”, у гаража затормозил мстительно ухмыляющийся Ахмет на грозно рычащем танке модели ЗиЛ-131. Дернул ворота – и малость обомлел. В гараже было чуть больше, чем пара блоков. Забил все – и будку, и даже кабину, добрался до дому без просшествий, с небольшим крюком, заодно забрав лекарства… Странно, почему их никто не нашел? Аптекой от будки на километр воняло… Блин, да че это я? Удача прет, а я еще сижу умничаю! Не нашли – значит, не судьба. Я вот нашел – значит, опять же судьба. Сдал жопой впритык к окну в комнату, забежал, вытащил нераспашные средние рамы. Убегая обратно на улицу, крикнул жене, перепугавшейся лезущего в окно грузовика:
– А теперь – быстро! Если кто заметит, нас с тобой завтра зарежут к ебени матери! От окна откидывай!
Но быстро не получилось, заканчивая, Ахмет замечал краем глаза вздрагивающие шторы и в своем, и в соседнем доме… У, суки, просекли. Лишь бы не дошло, что притащил. Тогда пиздец без вариантов. Все, последняя. Так, зилок еще. Куда бы его… А! Вот и мостки получатся, теперь не у берега мутную хрень набирать… Загнав зил в воду, вернулся – жить уже было просто негде, квартира забита полностью. А как воняло… Смешанный едкий дух табака и медикаментов выжил супругов из комнаты, и спать пришлось на кухне, с открытой форточкой и собранным ружьем.
Привезя тогда домой табак, Ахмет привез не только свой счастливый билет, как выяснилось позже, но и страх. Даже не страх, а Страх. Оказалось, что раньше он и понятия не имел, как можно так бояться – постоянно, не расслабляясь ни на минуту. Каждый шум во дворе бил его поддых, внутри все окатывало жгучей ледяной волной; просидев в обнимку со своим ижаком весь следующий день, к ночи взял-таки себя в руки.
…Не, херня все это. Придут, ствол наставят – и че? Дома держать все это – лажа. Надо б нычку соорудить… Ахмет нимало не сомневался, что и придут, и наставят. Вопрос времени… И чтоб баба не знала. А то бабу расколоть – говно вопрос. Так, буду приносить по чуть-чуть… Казалось бы пустячный вопрос вырастал по мере обдумывания в нешуточную проблему. И впрямь – как можно спрятать немалый объем лекарств, табака и продуктов, чтоб и условия подходили, и не примелькаться кому не надо, не подставить запас какому-нибудь ушлому гаду… По всему выходило, что нычку надо делать рядом с жильем, иначе шансы воспользоваться ею самому превращались в абстракцию… Тады так. Пробить пол в подвал и весь отсек под нашим подъездом отрезать от входа. Этим решатся почти все геморрои. Ага, а какие тогда предвидятся? Первое, да и главное. Соседи Тридцать четвертая отпадает, ее сдавали, пустая стоит. Надо, кстати, подождать, и, если че, стену в нее сломать – с БТИ уже не придут, хе-хе… Так, тридцать пятая… Хохол наверняка ломанется к своим в Хохляндию. С одной стороны жаль, вдвоем отмахиваться легче, мужик он нормальный, вроде. Для хохла, ессно. С другой – сало скоро будет дефицитом, а оно хохлам подороже семейника; опять же – двое пацанок у него. Вот и думай… Не, все к лучшему. Если уехал…
– Спишь, нет?
– Уснешь тут. Вонища такая, да еще ты куришь все время.
– Ты Любкиного когда видала последний раз? И вообще, видно их последнее время?
– Не, че-то как все это началось, так и не видно. А че тебе с нее надо?
– Ты это, как увидишь – поговори там, туда-сюда, ну че они делать-то собираются и вообще. Поняла?
– Так, может, я зайду просто?
– Не, специально не ходи, лучше при случае. А эта, ебнутая бабка-то, напротив?
– Нина Егоровна? Она сказала уже, что к дочке уйдет. Мы с ней разговаривали. Дочь же ты знаешь ее, зять еще на белой иномарке, приезжают-то к ней?
– А, ниссан этот белый, под кухонным окном нашим ставит все время?
– Ну да, они на ДОКе где-то живут, на Матросова, что ли. Мальчишка ихний в армии, вдвоем остались. Хорошо, Егоровне хоть есть где…
– Ладно, не трещи, тебя не переслушаешь. Спи давай.
Выше жили синяки, вся площадка второго, на третьем – один мужик с семьей нормальный, Витек, остальные тоже не разбери-поймешь. То ли синие, то ли нарики какие. Четвертый – семья приличная тоже одна, на зеленой старой двенашке ездят, две хаты сдаются, и еще одна – там вообще непонятно кто… ну, в принципе, никто особой угрозы не представляет. Витек разве с третьего – но нам именно с ним и надо кучковаться. Да, с ним, сам Бог велел. Алкашня если рыло подымет – я их заземлю влегкую. Да чего там – выгоню на хер, и весь базар. Хотя их так и так выгонять, не хуй здесь…
Раздумья о соседях привели его к ряду интересных выводов, надо сказать, впоследствии полностью подтвердившихся. Во-первых, соседей иметь не стоит. Ничем, кроме неприятностей, это не грозит. Если б он не успел затариться в первые дни неразберихи, то взаимодействие с окружающими было бы единственным способом как-то прожить, однако в его ситуации куда разумней было сохранять дистанцию. Во-вторых, отсутствие соседей сейчас еще неактуально. Ахмет совершенно справедливо предполагал, что люди без власти жить не могут – и обязательно найдутся умники, желающие извлечь из этого выгоду, на выходе в таких случаях обычно получается махновщина и беспредел. Не питая иллюзий по поводу рода людского, он представлял себе, чем и как занимаются голодные, и главное – почуявшие безнаказанность люди, собравшиеся в стаю… Одному пока жить не стоит, обязательно должна быть толпа, в которой можно затеряться: сейчас должно начаться время, когда все легкие на подъем, агрессивные и подвижные будут мочить друг друга. Это время надо тихо-тихо пересидеть, чем незаметнее – тем больше шансов. Если привяжутся – отмахаться не получится, что такое мой ижак против десятка. Да у них наверняка будет и что-нибудь посуровее. Не, пускать, и отдавать все, что на тот момент будет в хате, и еще не вякать при этом. Вот потом, когда они друг друга переколбасят – тогда и посмотрим. А пока – тариться всем, что еще плохо лежит.
К вечеру во дворе увязывалось уже машин двадцать. Уложившись, многие остались охранять свое добро – с темнотой появился один костер, потом сразу несколько. Выглядело это как-то по-степному диковато: среди ночи, посреди городского квартала мечутся по трепещущим багровым стенам домов длинные тени, звенит посуда, бегают визжащие дети – цыганский табор да и только. Именно эти костры посередь двора окончательно, на уровне ощущений, убедили Ахметзянова, что городскому, и даже шире – цивилизованному образу жизни пришел конец.