Василий Иванович "геройски потонул в речке Урал", что начдива как
несколько покоробило, так и сильно обидело.

- Ну вот, товарищ начдив, - сказал нахальный Фурманов, который сам
лично написал данное произведение. - Я же говорил, в наший сплоченных
рядах действует вражеский агент.

- Погодь, - задумчиво сказал начдив. - Агент - это одно, а вот какая
зараза эту дрянь наштамповала...

Зараза-изготовитель вышеуказанной дряни предпочла в дальнейшие
переговоры не вступать и ретироваться на кухню. Там, к удивлению
Дмитрия Андреевича, не было никого. Гулко стукалась от ветра неплотно
закрытая форточка, а вообще внутри было тихо и ничего не видно.
Фурманов удивленно сел на завалинку, куда предусмотрительномстительный
Петька заколотил свежий трехдюймовый гвоздь. Острием вверх, конечно.
Вопль политрука потряс округу. Из канавы выскочили испуганные домашние
гуси и с перепугу пролетели аж тридцать метров. А Петька, уяснивший
для себя, что длительные однообразные уговоры даже несколько возбуждают
дам, проводил время с Анной Семеновной на вышеописанном сеновале.
Вскоре, а точнее, к вечеру, дверь сеновала распахнулась, и оттуда вышел
Петька, очень довольный.

- Ну ? - спросил голос с небес.

Петька испуганно поднял голову. На дереве сидел начдив, поигрывая
биноклем.

- Чего ?

- Как она на сене ? - спросил Василий Иванович. Он хотел спросить "как
она в постели", но подумал, что Петька может неправильно понять.

- Во ! - сказал Петька, показывая большой палец.

- Ишь ты, как человеку счастье подвалило, - ехидно сказал Чапаев.

Внизу, под деревом, политрук гневно кусал локоть. "Ну почему же, -
страдал он, - почему он может, а я не могу ?"

- Тут видны две исторические причины, - сказал Василий иванович,
свешиваясь с дерева.

Ни одну из них он назвать не успел, так как сук, на котором он сидел,
не выдержал его тяжести. На следующий день утром Чапаева разбудил
равнодушный и заспанный дед Митрич.

- Кореш Шпандент приехали, - сказал он, показывая пальцем на улицу.

"Не дай бог, опять иностранцы", - подумал Василий Иванович, снимая с
крючка берданку. А тем временем корреспондент уже гремел уроненным
ведром в сенях. - Сколько их, Митрич ? - полушепотом спросил начдив.

- Всего-то одна баба, - сказал Митрич, распахивая скрипящую дверь.

- Баба ? - удивился начдив, и обомлел. Таких баб он еще не видел не
разу. Несмотря на свое пролетарское положение, корреспондента хотелось
затащить за печку и основательно пощупать.

- Товарищ Чапаев ? - корреспондент состроила глазки и возбудительно
опустилась на лавку. Василий Иванович перевел дух и шумно сглотнул. - Я
корреспондент газеты "Правда" из Москвы. Приехала описать вашу
живописную гибель и вашу боевую роту...

- Дивизию, - глухим голосом поправил ее Чапаев. Он чувствовал, что если
она скажет еще хоть слово или сделает еще одно движение, он тогда не
вытерпит.

Внезапно дама встала и потянулась за ридикюлем, брошенным Митричем на
пол. Василий Иванович с боевым кличем "Ура" бросился на нее. Дама
нисколько не сопротивлялась. Она только ласково пропищала "шалунишка",
и начдив понял, что боевой маневр удался. Он засунул одну руку
корреспонденту под юбку, а второй принялся судорожно расстегивать
галифе. Корреспондент газеты "Правда" Чапаеву понравилась. Он
некоторое время старательно уговаривал ее остаться, а когда уговорил,
явился Петька. Он изумленно посмотрел на даму, сидящую рядом с
начдивом в полном неглиже, и почесал в затылке. Начдив крякнул и
сказал:

- Петька, знакомься, корреспондент из Москвы.

- Здоров, корреспондент, - испуганно сказал Петька, решивший, что
корреспондент сейчас пойдет вот в таком виде на кухню и велит сократить
рацион до куска хлеба со стаканом воды в день.

"А кто, интересно лучше, - подумал Петька, - Анка или эта ?"

- Здравствуйте, товарищ Петька, - сказала корреспондент. Я буду
описывать в газете вашу боевую роту...

- Дивизию, - лениво поправил Чапаев, изучая нижнюю часть спины
корреспондента рукой.

- Не слабо, - сказал Петька.

- Чего пришел ? - спросил начдив сурово. - Не видишь, мы заняты с
товарищем корреспондентом.

"Анка лучше", - подумал Петька, и обнаружил, что забыл, зачем пришел.

- Ну иди. - сказал начдив. - Когда вспомнишь, заходи, поговорим о
жизни.

Весть о том, что в избушке начдива сидит офигенная голая баба,
разнеслась по дивизии в мгновение ока. Первым прибежал Фурманов. Он
посмотрел в окно, щелкнул языком и обиженно сказал:

- Ну почему он, ну почему ?

Следующий порыв страсти Василию Ивановичу пришлось провести под
одобрительные возгласы дивизии, собравшейся перед штабом. Дивизии
корреспондент тоже понравился. Только Петька и Фурманов не нашли в ней
ничего хорошего. Они отчего-то быстро забыли все обиды, нанесенные друг
другу, и мирно сидели под деревом, глядя в небо.

- Скажи мне, Дмитрий Андреич, есть на Луне люди - ай нету ? - спросил
внезапно Петька.

- Не знаю, - лениво ответил Фурманов, немного поразмыслив. - Насчет
людев не знаю, а вот коммунисты, пожалуй, точно есть...

- Ну да...

- Точно тебе говорю... Спроси и Василия Иваныча. Он позавчерась после
ужина там красное знамя видел...

- А чего он пил ?

- Самопляс.



    Глава четвертая



Лето восемнадцатого года выдалось неудачное. Сразу же после
опубликования в газете "Гудок" некролога товарища Чапаева начались
дожди. В дивизии стали поговаривать о иностранной интервенции, о
немцах и французах, которые, якобы, где-то там высаживаются.
Ободренные такими заявлениями белые в одну ночь собрались и дружно
отступили аж на двести сорок километров. Василий Иванович приписывал
данное событие своему чуткому руководству и своей великой пролетарской
и полководческой мудрости. В честь данного события было поставлено
ведро водки, а когда оное кончилось, было назначено наступление. К
наступлению собирались две недели. Сначала уговаривали Анку, плотно
засевшую вследствие повышенной удобности избушкикухни. Затем
вытаскивали застрявшую в одной из многочисленных образовавшихся луж
тачанку. Когда вытащили тачанку, оказалось, что белые забыли свой
пулемет. Перевоз пулемета занял еще три дня. Тем не менее вскорости
чапаевская дивизия двинулась вслед за удравшими белыми. Впереди
дивизии ехал Василий Иванович в тачанке. На его коленях сидела
корреспондент из Москвы, которую, как оказалось, звали вовсе не
корреспондент, а Клаша. Сзади тачанки плелись все собранные на данный
момент лошади и три коровы. Далее плелась гогочущая дивизия. Василий
Иванович предполагал, что преследование белых займет дня два-три. Он
понял, что ошибался, только когда была четвертая неделя пути. Местный
географ Фурманов сказал, что чапаевская дивизия в данный момент
находится в пятидесяти километрах от монгольской границы. Услышав
данное сообщение, Василий Иванович нисколько не удивился. Он, например,
вполне серьезно предполагал, что земля плоская, и что до Америки рукой
подать. Вечером Василий Иванович собрал совет дивизии. В него входили:
Василий Иванович - само собой, начдив, главный вождь и идейный
вдохновитель; затем, товарищ Фурманов - политрук и т.д.; Петька - для
ведения конспекта и вообще; Анка - для того, чтобы Петьке не было
скучно вести конспект и тоже вообще, и, конечно же, московский
корреспондент Клаша, чтобы не скучно было Василию Ивановичу.

- Ну вот чего, уважаемый совет, - важно начал Василий Иванович,
прикурив от керосиновой лампы. - Ща на повестке дня аж два вопроса -
догонять тех, с которыми мы воевали... как их, Петька ? Ну да, белых,
или пересечь монгольскую границу и помогать тамошним коммунистам в
борьбе за ихнее светлое будущее. Скажу вам для начала, что я за второй
пункт. Вот.

Начались бурные дебаты. Попросту говоря, Василий Иванович щупал
коррепондента Клашу, а Петька, соответственно, Анку, и все это
сопровождалось оглушительным визгом на повышенных частотах.

- Ну, чего решим ? - спросил Василий Иванович.

- Второй пункт, - сказал Фурманов.

Всем остальным было все равно, и поэтому рано утром чапаевская дивизия
пересекла монгольскую границу, коей являлся полупротухший и почти
совсем засохший узенький ручей. В честь удачного форсирования ручья
было выставлено еще ведро водки, а после его опорожнения еще два.
Кончилось тем, что все жутко перепились и три дня и две ночи из
зарослей каких-то низкорослых кустов раздавались звуки пролетарских
песен и самозабвенного блевания. В таком виде чапаевскую дивизию и
застал отряд удивленных монгольских пограничников. Рассуждать о
незаконности ареста перепившиеся бойцы никак не могли, поэтому
пограничники, не мудрствуя, собрали всех в несколько грузовиков и
отвезли на заставу. Утром Василий Иванович проснулся с тяжелой головой
в совершенно неизвестном месте, без сабли, сапог, штанов и что самое
главное - без корреспондента Клаши и документов. На окне была
толстенная решетка, в углу ворочался и рыгал кто-то очень знакомый.
Василий Иванович, охая, слез с верхней полки нар на нижнюю и попытался
нащупать пол. Попав ногой в лужу чего-то скользкого, он ругнулся и
залез обратно. Попытавшись заснуть, он обнаружил, что спать ему не
хочется совершенно. Василий Иванович посмотрел в угол, где кто-то
ворочался, и позвал:

- Эй, мужик !

- Че ? - мужик перевернулся, и Василий Иванович с удовлетворением узнал
в нем небритого и помятого Петьку.

- Петька, где я ?

- Там же, где и я, - резонно заявил Петька, пытаясь сесть и падая на
пол.

- А где мы вообще ? - поинтересовался начдив.

- Вообще ? - Петька попытался поразмыслить и сказал: - Здеся !

Василий Иванович крякнул и понял, что разговор не клеится. Минут пять
он поежился, а потом спросил:

- Ты чего-нибудь помнишь ?

- Помню, - твердо сказал Петька, почесав в затылке.

- Ну ?

- Помню, пили много...

- Ну, ну, дальше !

- А потом нехорошо стало - и вот...

- Понятно, - сказал Василий Иванович. - Хреново, Петька, что мы с тобой
влипли-то так... Надо...

Чего надо было сделать, Василий Иванович сказать не успел, так как
дверь с неимоверным скрежетом раскрылась, и в дверном проеме появилась
монгольская делегация - офицер и два конвоира.

- Рот фронт, - сказал Василий Иванович, слезая с нар и застегивая
гимнастерку, - Руссиш пролерариум, ура ВКП(б)!

- Русс бандит, - твердо произнес офицер. - Кай-кай.

- Чего ?

- Кай-кай. Харакири ! - офицер послюнявил палец и показал сначала на
Василия Ивановича, а потом на небо.

- Чего говорит басурман ? - забеспокоился Петька.

- Стрелять нас, говорит, надо.

- Василий Иванович, - запричитал Петька, - скажи ему, что ты русский
герой и друг пролетариата всех стран... Кокнут ведь...

- Я-то скажу, - пообещал Василий Иванович. - Но, кажись, эта рожа ни за
что не поверит...

В дверях появился еще один офицер, больше похожий на жителя самого
крайнего севера, чем на монгольца, и почти по-русски сказал:

- Начальника говорить, русская весь бандита. Будет вы тра-та-та-та-та.

- Врет начальник ! - заявил Петька. - Русские не бандиты, а пролетарии,
борцы за народное счастье...

Судя по ожесточенной борьбе мысли, начертанной на физиономии
переводчика, данная фраза должна была быть переведена очень нескоро.
После перевода офицер, не говорящий по-русски, что-то сказал
вышеописанному, так сказать, чукче, и тот заявил:

- Начальника говорить, его тоже пролетарий. Его хотеть русский партий в
тюрьма. Он вы сам стрелять.

- Ну спасибо, удружил, - сказал Василий Иванович. - Только нам чего не
хватало - под пули товарища по партии... Скажи твоему начальнику, -
сказал он более твердо, и произнес несколько слов, которые, судя по
всему, на монгольский не переводились.

- Начальника говорить, сидеть здесь и не убегать. Завтра вы стрелять.

Ночью Петьке и Василию Ивановичу отчего-то не спалось. Они сидели перед
окном и пели "Замучен в тяжелой неволе". Ближе к утру Петька достал из
матраса штабные карты, и они сели играть в дурака. Затем начдив решил
самоувековечиться и велел Петьке выбить на стенке надпись "Здесь были
Вася и Петя. А чукчи ...". Петька взял ложку и принялся за работу.
Неизвестно, как сложилась бы их судьба, если бы начдив не решил выбить
эту надпись. На первой же букве стена основательно треснула, а после
осуществления двух слов поехала вообще. Василий Иванович еле успел
выскочить в образовавшееся в стене отверстие, Петька сделал тоже самое,
и тюрьма мгновенно приняла вид дома, рухнувшего прямо перед сносом.
Довольные арестанты, обнявшись, сидели в куче пыли. Из под обломков,
матерясь, стали вылезать очень знакомые люди. Василий Иванович
пригляделся и заметил корреспондента Клашу, застрявшую между кроватью и
шкафом. Подбежав к ней, он отбросил шкаф, и утащил Клашу и
соответствующую кровать в неизвестном направлении. Позже Клаша
сообщила боевому начдиву, что монгольцы ее не обижали, делали ей хорошо
и даже обещали устроить с ней большой Йыкыргын. Собравшиеся бойцы
чапаевской дивизии обнаружили, что их осталось всего семь человек:
Петька, Василий Иванович, Анка, корреспондент Клаша, Фурманов, дед
Митрич и боевой солдат Кузя. Василий Иванович произнес пламенную речь,
из которой следовало, что монгольцы и чукчи все поголовно козлы и
уроды, что они недостойны звания советских пролетариев, и что Василий
Иванович по воле судьбы уже успел состоять с ими всеми в интимных
отношениях.

- Да здравствует мировая революция ! - закончил Василий Иванович речь,
и, страстно обняв корреспондента Клашу, запустил руку ей под юбку. Тоже
самое попытался сделать Петька с Анкой, но тут же схлопотал от нее
крупного запоминающегося тумака. тумака.