сделал жест слуге. -- Жемчужина твоя! Бокал герою!
-- Не время пить, -- возразил землянин. -- Начнемте. Защищайтесь.
Он вновь погрузился в иллюзию момента, раскручивая память в
противоположных направлениях и наполняя ею каждый эпизод. Отскок, блок,
выпад.
-- Опять удар. Не правда ли?
-- Удар. Не отрицаю, -- признал противник.
-- Сын наш побеждает!
-- Я, королева, пью за твой успех. -- Леди, сидевшая рядом с королем на
троне, подняла кубок.
-- Не пей! -- прокричал король, а затем, отвернувшись в сторону, со
стоном прошептал: -- В бокале яд! Ей больше нет спасенья! -- Он заскрипел
зубами.
Землянин прикусил губу.
-- А ну, теперь ударю я, -- промолвил вдруг соперник.
Клинок последнего сына Земли упал на каменные плиты пола. Отравленное
жало впилось в бок, ослепив на миг его глаза. Дворцовая зала дрогнула, как
пламя свечи, пронесенное у окна.
Чуть позже сцена обрела стабильность. Землянин опустился на одно
колено. Рванувшись вверх, он вонзил свой локоть в грудь противника,
проскользнул под его рукой и выкрутил запястье, сжимавшее рапиру.
Второй клинок зазвенел на плитах пола. Послышались крики:
-- Разнять их! Так нельзя!
Он поднял оружие, выпавшее из рук противника.
-- Нет, сызнова!
Второй участник поединка схватил рапиру, лежавшую на полу, и с ревом
бросился в атаку.

Парировав внезапный выпад, он ловко увернулся и отпрыгнул в сторону.
Клинки с лязгом скрестились. Отбив удар, он сделал финт, но его последующий
натиск был встречен молниеносной "вертушкой" с проходом под руку. Он успел
отклониться, шагнул назад и, улучив момент, нанес укол.
Противник застонал.
Королева упала на колени.
-- На помощь королеве! Эй!
-- Тот и другой в крови! Ну как, милорд?
-- Ну как?
Противник вытянул перед собой дрожащую руку. Ужас исказил его черты.
Побелевшие губы зашевелились.
-- О справедливое возмездье! Я ловко сети расставлял и угодил в них за
свое коварство.
-- Что с королевой?
-- Обморок простой при виде крови.
-- Нет, нет, неправда! Это все питье -- простонала она, и придворные
зашумели, услышав слова, которые сорвались с ее уст. -- Питье! Отравлена!
Питье!
Она упала и затихла.
-- Эй, слуги, -- прокричал землянин. -- Пусть закроют дверь. Средь нас
измена. Кто ее виновник?
-- Искать недалеко. Ты умерщвлен, и нет тебе спасенья. Всей жизни у
тебя на полчаса. Улики пред тобой. Рапира эта отравлена и с голым острием.
Кивнув, он осмотрел наследников Земли. Они хотели уничтожить все, что
оставили после себя люди. Но по крайней мере это останется с ними навсегда.
-- Тогда ступай, отравленная сталь, по назначенью, -- воскликнул он и
заколол мужчину на троне.
Землянин поднес отравленный кубок к лицу короля и влил остатки жидкости
в его раскрытый от боли рот.
"Вам понадобилась Земля? -- шептал он неподвижными губами. -- Вы
захотели получить ее кости без мяса и кожи? Но люди истатуировали ее тело, и
какими бы безобразными ни казались вам наши знаки, вы не в силах соскоблить
их с трупа планеты. Вам понадобилась Земля? Пусть будет так!"
Он с трудом сохранял декорации сцены.
-- Поделом ему, -- гортанно прохрипел его соперник. Дутик при шпаге
закрыл глаза собрату и горестно сморщил лицо.
"Ты тоже того же мнения?" -- спросил его внутренний голос.
-- Что с ним? -- простонал землянин.
В висках застучали молоточки пульса. По рядам придворных пробежали
вздохи ужаса и стаккато тревожного шепота. Свет начал меркнуть. Факелы
мигнули. Откуда-то сзади послышался скорбный плач. А в сердце и легких
разгоралось жгучее пламя.
Стены дворца задрожали. Они то исчезали, то появлялись вновь, и в этих
вспышках мрачного чистилища ему казалось, что за кольцом рогатых идолов с
пучками нелепых антенн, раскинулось бескрайнее пространство льда. Колесо
Галактики над головой превратилось в огромную пепельницу, и он знал, что оно
будет крутиться вечно, вращаясь и перемалывая его прах, его имя и пустые
надежды. С каким удовольствием он заполнил бы эту пепельницу доверху --
своими мечтами, расой и нерожденными детьми -- стряхивая в нее тлен рутины и
редкие искры действительных свершений. Только выгорая изнутри -- выгорая
огнем, как он этим вечером, -- люди оправдывали абсурдность разума абсурдной
красотой. И он знал, что снова обрел рассудок. Он улыбался дутикам, завершая
свою жизнь и декорации финальной сцены.
-- Гораций, я кончаюсь. Сила яда глушит меня. -- Он взглянул на
придворного, который поддерживал его и не давал упасть. -- Уже меня в живых
(из Англии?) известья не застанут, но предрекаю: выбор ваш падет на
(Фортинбраса?). За него мой голос. -- Он кивнул в сторону двери, на которой
красовалось изображение шутовской маски. -- Скажи ему, как все произошло. И
что к чему. Дальнейшее -- молчанье...
Его голова откинулась назад, и он сфокусировал свою волю на следующей
части финала.
Горацио-дутик заговорил о разбитом сердце и ангельском пении. А он, за
миг до того, как погрузиться в вечное безмолвие, услышал дробь далеких
барабанов.
Шут выступил вперед, на ходу меняя свой облик. Мерцая и переливаясь
радужными красками, он остановился -- теперь уже белоснежный осколок
айсберга -- и посмотрел на мертвого землянина. Лепестки колокольчиков на его
антеннах печально открывались и закрывались. Остальные молча наблюдали за
его беспредельной скорбью, понимая, что только пересмешник и шут мог
чувствовать Землю по-настоящему. Он знал, что произошло на их глазах, и он
знал, что делать дальше.
Смерть последнего из людей наполнила его болью и уважением.
-- Уберите трупы, -- тихо промолвил он. -- Средь поля битвы мыслимы
они, а здесь не к месту, как следы резни. Скомандуйте дать залп солдатам.
Они вынесли землянина на копьях и похоронили его -- что не было в
обычаях дутиков. И орудия Святилища дали залп в ночное небо -- что не было в
обычае людей уже многие и многие годы. Шут сделал Землю радостным местом
смеха. И дутики обитали на ней, ступая по тернистой стезе своих старших
братьев.