Страница:
- Ну.
- И кто у вас главный? Гиммлер?
- Нет, Гиммлер умер.
- Геббельс?
- Нет, Геббельс сейчас в США стал доктором-гинекологом.
- Геринг?
- Нет, он в Италии занимается производством туалетной бумаги.
- Засранец, - заклеймил Штирлиц.
- Не скажи, у него три больших завода.
- Тогда кто? Не Мюллер же?
- Нет, конечно. Мюллер во Франции снимает порнографические
фильмы, печатает порножурналы и открытки. В основном черно-белые,
но есть и цветные.
- Что, негры с белыми? И с цветными?
- Ну так! - засмеялся Айсман. - Мюллер теперь у нас Большой
человек!
- А главный-то кто?
- Ты не поверишь, но это Кальтенбруннер. Говорят, он совсем не
постарел. Правда, лично я его никогда не видел, ни в Рейхе, ни
здесь...
- Я тоже, - сознался Штирлиц.
- Говорят, он сделал себе операцию по омолаживанию организма, -
доложил Холтофф, - теперь его вообще не узнать...
- И сколько вас тут, немцев?
- Около сорока. Во время войны большинство из них были в
гитлерюгенде, а некоторые вообще еще пешком под стол ходили!
Молодежь! - Айсман сосчитал по пальцам. - Да точно, если посчитать
меня за двоих, то будет ровно около сорока человек! А если
посчитать тебя, Штирлиц, меня и Бормана - можно сказать, что все
сто! Мы, зубры старой закалки, каждый стоим двадцати человек!
- Отлично, - сказал Штирлиц. - К черту Кальтенбруннера! Заговор
возглавлю лично я! Хватить тянуть кота за хвост!
- Хайль Штирлиц! - вновь завопили эсэсовцы, как заведенные.
- Правильно! - подхватил Борман. - Хватит на кофейной гуще
гадить!
Борман только что вернулся из задних комнат, уже облаченный в
эсэсовский мундир. Он сел между Айсманом и Холтоффом, и, глядя на
них, Штирлиц испытал приступ сентиментальности. Бывало, как дашь
кастетом по этим милым сердцу рожам!
- Поговорим о деле, - Штирлиц хлебнул шнапса и закусил
малосольным огурцом.
- Дела идут с трудом, - признал Айсман. - Мы завербовали кучу
корейских агентов, но никто из них не хочет ехать в КНДР. Боятся,
что их поймают и заставят строить социализм. А у нас такие планы!
Можно взорвать дамбу, наслать саранчу на поля или подсыпать в
колбасу крысиной отравы...
- Это все мелочи, детский сад какой-то! - Штирлиц встал. - Мой
план лучше.
Эсэсовцы обратились в слух.
- Мы садимся на танки, едем к границе, быстро переезжаем ее, с
налету захватываем город за городом! Пока коммунисты не
опомнились, захватываем Пхеньян! И все, Корея наша! Преимущество
моего плана - в его внезапности! Никто от нас такой наглости не
ожидает, поэтому все должно получиться!
Штирлиц торжественно протянул руку, словно пытаясь ухватить за
хвост грядущее.
- А народ Кореи встретит нас с распростертыми объятиями. С
народом я уже договорился, - Штирлиц похлопал по плечу своего
нового адъюданта Кана. - Народ давно уже мечтает объединить
страну!
Пораженные эсэсовцы восхищенно переглядывались.
- Я бы до такого никогда не додумался, - сказал Айсман, сверкая
своим глазом.
- Когда выступаем? - спросил Холтофф.
- А чего ждать? - Штирлиц приложился к пивной кружке и осушил
ее. - Надо действовать, пока их шпионы не успели ни о чем
настучать, пока северные корейцы ни чего не подозревают.
Наступление начнем прямо завтра, в воскресенье, в четыре часа
утра!
- Даешь!!! - радостно завопили эсэсовцы.
- Официант! Еще пива! - позвал Штирлиц.
- Господин Штирлиц, - подобострастно проговорил официант. -
Прошу меня сердечно извинить, но пиво кончилось.
- Айсман, где тут у вас можно попить пивка?
- Да где угодно! Есть тут кабачок один под названием "Древний
Чосон". Там весьма неплохо.
- Пойдем туда! Надо к четырем утра как следует подготовиться!
- Ребята! - объявил Айсман эсэсовцам. - Идем в "Древний Чосон"!
С радостными повизгиваниями бригада Айсмана потянулись на
выход.
Из бункера выходили через парадный выход, чистыми и хорошо
освещенными коридорами.
- Слушай, Айсман, - спросил Борман, обгладывая на ходу куриную
ножку, прихваченную со стола. - Раз из вашего бункера есть
отличный выход, через который мы идем, то за каким хреном мы лезли
через эту вонючую канализацию?
- Борман, ты не фига не понимаешь! Надо же было показать
Штирлицу, как мы хорошо организованы, какая у нас классная
конспирация! Скажи, Штирлиц!
- Ясный пфенинг, - согласился Штирлиц, которому выражение
"ясный пень" уже приелось.
Фашисты погрузились в три грузовика и с песнями поехали в
кабак. Айсман, любовно глядя на Штирлица, думал: "Надо бы мне тоже
заказать трость с железным набалдашником!"
Грузовики подкатили к "Древнему Чосону". Сквозь стеклянные
витрины ресторана, на которых столбиком были написаны иероглифы,
можно было разглядеть уютный зальчик. В зале стояли пивные
автоматы, стоящий за стойкой бармен продавал более крепкие
спиртные напитки и закуску. Над входом светились два иероглифа.
Сначала синим загорался один, затем зеленым другой, и, наконец,
оба иероглифа загорались желтым цветом.
"Что все это значит? - удивился Штирлиц. - Неужели загорается -
"Пива нет!", "Пива нет!"?
Пиво и веселье в кабаке были в самом разгаре. Команда
американских бейсболлистов праздновала свою победу. Бейсболлисты,
все как на подбор здоровенные, мускулистые, лакали пиво, обнимали
красивых корейских девушек и сквернословили. Упившийся тренер в
одиночестве поднимал тосты за состоявшуюся победу, но его никто не
хотел слушать.
Мимо ресторанчика, приплясывая и напевая "Харе Рама! Харе
Кришна!", проходила толпа выбритых наголо кришнаитов в оранжевых
одеждах.
- Штирлиц! - обрадовался им Борман. - Это же кришнаиты! Я пойду
пообщаюсь!
- Пообщайся, - разрешил Штирлиц. - Только много не пей!
- Да ты о чем? Мы поговорим о душе, о смысле жизни... Я давно
уже хотел выяснить, кем я был в своей прошлой жизни.
- Смотри, чтоб тебя наголо не обрили! - пошутил Штирлиц.
Эсэсовцы громко заржали, так как Борман уже лет сорок был лыс, как
бильярдный шар.
Борман помахал друзьям рукой и побежал за кришнаитской
процессией.
- Уйдет мой друг Борман в буддистский монастырь! - посетовал
Штирлиц. - Просветлится, станет Бодисатвой!
- Какие ты умные слова знаешь, - удивился Айсман.
- Это меня Борман научил, - не стал скрывать Штирлиц.
Эсэсовцы завалились в кабак и быстро заняли все свободные
места. Холтофф резво подбежал к пивному автомату и начал наполнять
кружки, передавая их по цепочке из рук в руки. Кружки быстро
заставили длинный стол, во главе которого сел Штирлиц.
- Штирлиц, скажи речь! - крикнул бывший адъютант Гиммлера Фриц.
- Что я вам, Брежнев, что ли? - откликнулся Штирлиц. - Я сюда
не разговаривать пришел!
С этими словами русский разведчик выпил первую кружку.
Американцы слегка примолкли, разглядывая черную форму со
свастикой.
- Что здесь делают эти фашистские ублюдки? - громко спросил
один из бейсболлистов, самый здоровый.
Немцы не обратили на него никакого внимания, поскольку вопрос
был задан по-английски, и никто его не понял. Поэтому пивные
кружки продолжали быстро опустошаться.
- Ребята, мой рюкзак никто не видел? - спросил Штирлиц.
- Нет!
- Жаль, у меня там было три блока "Беломора".
- О! - застонали эсэсовцы. - Какой облом!
Штирлиц послал своего адъюданта Кана к бармену купить сигарет.
Огромный бейсболлист подставил пробегавшему мимо корейцу ногу, Кан
споткнулся и растянулся на полу.
В зале повисла тишина. Эсэсовцы повернули головы к Штирлицу.
Штирлиц встал.
- Я давно говорил, что американцы - это нация ублюдков, -
процедил он. - Все отбросы общества в течении трех веков
вывозились в Новый Свет! А теперь эти бандиты, адвокаты, наркоманы
и гомосексуалисты хотят навязать свой вонючий образ жизни всему
миру!
Эсэсовцы грозно вревели. Янки приготовили бейсболльные биты.
- Кан! - позвал Штирлиц.
- Да, хозяин, - отозвался Кан, потирая ушибленное колено.
- Ты можешь дать своему обидчику ногой!
- Спасибо, хозяин, - поблагодарил кореец и с диким визгом дал
ногой американцу между ног. Бейсболлист загнулся и упал на пол.
Американцы, размахивая бейсболльными битами, бросились на
немцев. Эсэсовцы заняли круговую оборону и некоторое время кидали
в противника кружками. Когда кружки кончились, американцы
прорвались к фашистам и начали молотить их дубинками.
- Где мой револьвер? Забыл в бункере! - посетовал Айсман,
работая кулаками.
Холтоффу разбили голову, и он упал к ногам Штирлица, обливаясь
кровью. Штирлиц встал и взял в руки костыль.
- Вот Холтоффа я вам никогда не прощу! - закричал Штирлиц
ревнивым и страшным голосом, словно только один он на всем белом
свете мог бить Холтоффа по голове.
Штирлиц, как приамурский тигр, напившийся валерьянки, прыгнул в
толпу дерущихся.
Русский разведчик натренированным движением уклонился от
дубинки, сунул костыль в живот одному американцу, дал по голове
второму, третьего свалил всепоражающим ударом ноги, обутой в
ботинок фабрики "Скороход". Смертоносные удары костыля
обрушивались на бейсболлистов с безжалостностью кирпича, летящего
на голову прохожему с четырнадцатого или с пятнадцатого этажа.
"Нет, точно заведу себе такой же костыль, как у Штирлица," -
еще раз дал себе зарок Айсман.
Очень скоро эсэсовцы из участников драки превратились в простых
свидетелей. В считанные секунды Штирлиц расправился со всеми
американцами, и теперь они, залитые кровью и пивом, были
разбросаны по всему залу. Лишь двое, самых прытких, успели удрать
и спрятаться в американском посольстве.
Нервно помахивая костылем, русский разведчик приближался к
тренеру, но тот только бессмысленно ухмыльнулся и протянул
Штирлицу бутылку виски.
Запрокинув голову, Штирлиц отпил из горла пару глотков, глаза
разведчика подобрели. Он похлопал тренера по плечу и сел рядом с
ним за столик.
- Как там у вас в Америке дела? - спросил он. - Все ракеты
производите? Тебя как зовут?
- Донт андэстэнд, - широко улыбаясь, ответил тренер.
- Хорошее имя, - сказал Штирлиц. - А меня - Штирлиц.
На улице раздался шум полицейских сирен.
- Штирлиц, - подскочил Айсман. - Скотина бармен вызвал полицию.
Вот ведь гад, а? А мы у него даже витрину не разбили... Пора нам
сматываться!
- Зачем? - поинтересовался Штирлиц.
- Да ведь мы все оружие в бункере оставили, а у полицейских -
автоматы!
- А где бармен?
- Вот он!
К Штирлицу вытолкнули забитого бармена с огромным синяком под
глазом.
- Что ж ты так? - добродушно спросил Штирлиц и дал бармену
костылем по голове. Бармен свалился под столик.
- Кан! - позвал Штирлиц.
- Да, хозяин, - весело откликнулся Кан, который обыскивал
американцев, выуживая из карманов зеленые банкноты.
- Встань за стойку и изобрази бармена. Когда войдет полиция,
скажи, что все уладилось и дай им за беспокойство деньги, что
лежат в кассе!
- Тут слишком много!
- Отдай тогда половину. А остальное забери себе.
- Ну, Штирлиц! - восторгу эсэсовцев не было конца. - Ну,
голова!
- И скажи, чтобы прибрали тут этих американских козлов! -
добавил Штирлиц.
Адъютант Штирлица быстро уладил все недоразумения с полицией.
Четверо корейских полицейских оперативно вынесли бесчувственных
бейсболлистов, с поклоном приняли от слуги Штирлица пачку
южно-корейских вон и удалились.
В кабак, оглядываясь на отъезжающих полицейских, вошел мрачный
Борман.
- О! Борман! - обрадовался Айсман. - Заходи! Кан, налей-ка
Борману пивка!
Борман прошел к столу и сел, подперев щеку рукой.
- Ну, и как тебе кришнаиты? - спросил Штирлиц.
- Полные козлы! - махнул рукой Борман. - Ни по-русски, ни
по-немецки не рубят! Лопочут что-то по-своему! Хари-хари,
Рама-Рама! Такие тупые!
Огорченный Борман выпил кружку пива.
- Тихо тут у вас, - сказал он, осматривая помещение. - В
Германии давно бы уже была драка...
- Что ты хочешь? - пожал плечами Штирлиц. - Дикая страна, дикие
нравы!
Разгоряченные эсэсовцы возбужденно обсуждали только что
закончившуюся драку. Раненому Холтоффу перевязали голову, и он пил
шнапс, на все лады проклиная обнаглевших янки.
- А здорово Штирлиц этому бейсболлисту своим костылем! - кричал
штандартенфюрер, который в детстве ходил со Штирлицем на футбол.
- Да, костыль - это грамотно! - завистливо качали головами
эсэсовцы.
Айсман подсел к Штирлицу.
- И что нам теперь делать всю ночь? - спросил он, отхлебывая
пива. - До четырех часов еще куча времени.
- Ты меня спрашиваешь? - удивился Штирлиц. - Я только сегодня
прилетел, ничего тут не знаю...
- Но ты же у нас теперь главный!
- Да, тут ты прав, - согласился русский разведчик. - Борман,
что нам теперь всю ночь делать?
- Может, пока в Северную не поехали, в Южной Корее тоже
переворот устроить? - предложил Борман.
Айсман подавился пивом и жизнерадостно заржал.
- Ну, ты скажешь, как пукнешь!
- Сама по себе мысль неплоха, - сказал Штирлиц. - Там -
коммунисты, тут - капиталисты, а где народ? Как обычно, в заднице!
По идее, можно сделать переворот и здесь. Но сначала мы все-таки
захватим КНДР, а потом объединим Кореи и отдадим народу!
- Точно! - вскричал Айсман. - Устроим в объединенной Корее
Четвертый Рейх! Бункер у нас уже есть...
- Все-таки ты фашист, - покачал головой Штирлиц. - Слушай,
Айсман, время идет, оружия нет, а скоро уже начинать!
- Никаких проблем! Эй, Фриц, Отто! - позвал Айсман. - Возьмите
грузовик, пару-тройку ребятишек и сгоняйте за нашим вооружением!
- Есть! - отсалютовали эсэсовцы.
- Вернемся из Северной Кореи, захватим здесь сначала здание
правительства, потом нападем на американскую военную базу под
Сеулом... - планировал Айсман.
Тут в ресторанчик заглянул тощий кореец с косыми, как у зайца,
глазами. Кан стоял за стойкой и вместо бармена отпускал эсэсовцам
спиртное. Убедившись, что в кабаке тихо и нет полиции, косой
кореец подал знак, и в зал ввалились трое корейских верзил. Двое
из них встали у дверей, а третий, с перебитым носом, подвалил к
Кану и, вытащив пистолет, процедил сквозь зубы:
- Гони деньги, приятель!
- Какие деньги? - невинно спросил Кан, перемешивая коктейль.
- Что ты придуриваешься?! Давно в репу не получал?
- Вы что, рэкетиры, что ли?
- Долго я буду тут с тобой разговаривать? - вскипел рэкетир. -
Хозяин требует деньги!
- Да пошел ты со своим хозяином! - сказал Кан. - Господин
Штирлиц! У меня тут проблемы с мафией! Можно дать ему по голове?
- Можно, - разрешил добрый Штирлиц.
Кан немедленно достал из-под прилавка толстую бутылку бренди и
обрушил ее на голову незадачливого рэкетира. Два мафиози,
стерегущие вход, тут же убежали. Эсэсовцы с хохотом оттащили
мафиози от стойки и, чтобы не вонял, пинком выбросили из
ресторана.
- Захватим почту, после почты захватил телеграф, ну, а после
телеграфа и сам телефон! - Айсман продолжал строить планы.
За дверью зафырчал грузовик. Запыхавшийся Фриц с тремя
подручными стал перетаскивать в ресторан ящики с оружием. Весело
переговариваясь, эсэсовцы вооружались. Хозяйственный Фриц привез
пистолеты, автоматы, гранаты, три ручных пулемета, один пулемет
станковый, фауст-патроны и тяжелое противотанковое ружье.
- В этом ресторане устроим штаб, - командовал Айсман. - У кого
есть карта Сеула? Надо повесить ее на стенку!
На улице завизжали тормоза. Пять машин, набитых вооруженными
людьми, остановились у входа в "Древний Чосон". Двое убежавших
рэкетиров выскочили из первой и, размахивая короткими израильскими
автоматами, бросились в ресторан. Вслед за ними из машин
повылезали вооруженные до зубов корейские мафиози.
- Господин Штирлиц! - проинформировал Кан. - У вас проблемы с
мафией!
- Дай им по голове! - распорядился Штирлиц, прибивая в это
время к стене карту столицы Южной Кореи.
- Их много, они вооружены!
Не ожидавшие встретить в кабаке вооруженных людей, рэкетиры
застыли в смущении в дверях. Штирлиц забил последний гвоздь,
соскочил со стула и полюбовался своей работой. Оглянувшись на
ганстеров, он спросил:
- В чем дело, ребята?
Вперед, вращая глазами, выступил самый главный. Ткнув в
русского разведчика револьвером, он возопил:
- Этот бармен обидел нашего человека! Его надо как следует
проучить!
- Этот бармен, - хладнокровно сказал Штирлиц, - мой адъюдант
Кан. Какие-нибудь еще проблемы?
- Этот ресторан должен нам за три месяца! - верещал кореец.
- А мне какое до этого дело?
- Бармен должен заплатить деньги, иначе мои люди тут все
разнесут!
- Айсман, он меня утомил, - Штирлиц щелкнул пальцами.
По его сигналу Айсман выстрелил фауст-патроном. Раздался
оглушительный взрыв, посыпались осколки стекла, всю мафию,
стоявшую у входа, разнесло на окровавленные куски. Остальные
рэкетиры залегли на другой стороне улицы и открыли пальбу по
ресторану.
Эсэсовцы заправили в пулеметы длинные ленты и тоже открыли
огонь. Мафиозные машины, прошитые трассирующими пулями, тут же
взорвались. Айсман, озверевший от запаха крови, метал в толпу
мафиози гранаты, остальные стреляли из автоматов. Штирлиц стоял
над своими солдатами, скрестив руки, как Наполеон.
- Молодцы, ребята! Гаси их дальше!
Окрыленные его похвалой, эсэсовцы за пять минут уничтожили всех
рэкетиров, а выстрелом из противотанкового ружья обрушили дом,
стоящий напротив ресторана, который завалил все бренные останки.
- Знаешь, Штирлиц, что-то эти мафиозные рожи мне показались
знакомы! - задумчиво сообщил Айсман. - Кажется, это
северно-корейские агенты, я их, помнится, перевербовывал. Обычное
дело, работать они не хотят, возвращаться домой тоже, вот и
мародерствуют... Эх, надо было их с собой в Северную Корею взять,
что-то мы с ними поспешили!
- Что было, того не воротишь!
- Да, тут я с тобой прав, - согласился Айсман.
Прерывая разговор, завыли сирены на полицейских машинах.
Эсэсовцы, заняв круговую оборону, быстро переключились на стрельбу
по новым мишеням. Холтофф с перевязанной головой уже поднял
тяжелую связку гранат, намереваясь угостить ею полицейских.
- Подожди! - остановил его Штирлиц и взялся за мегафон. -
Отставить! Мы армейское подразделение, да что там! Мы - армия! И
если мы будем воевать с полицией, нам сочтут за каких-нибудь
хулиганов! - потом Штирлиц повернулся в сторону полицейских. -
Полиция может спокойно отсюда убираться, здесь она уже не нужна!
В квартале, освещенном пожарами, стало тихо. Воспользовавшись
образовавшейся паузой, сообразительные полицейские спешно
отступили. Бой затих.
- Айсман! - крикнул Штирлиц, взглянув на часы. - Уже два часа
ночи! Пора выходить на марш!
- Штирлиц, - Айсман весело ржал. - Давай еще немножко здесь
повоюем! Давно так не веселился!
- Айсман, - подбежал Фриц. - Эти козлы полицейские смылись!
Будем их преследовать или еще кого-нибудь загасим?
- А, Штирлиц? - Айсман вопросительно уставился на русского
разведчика.
- Нет, Айсман, тут мы больше никого гасить не будем! Как сказал
Ким Ир Сен, "Объединение Кореи - это дело уже сегодняшнего дня!" Я
в таком возбуждении от этой идеи, что просто не могу медлить! Я
готов сегодня же пожертвовать тобой, Борманом, да и всем корейским
населением ради этой великой Идеи! Так что, давай-ка выступать в
поход на Пхеньян!
- Но четырех часов-то еще нет!
- Не стоит быть таким мелочным, когда речь идет о Корее, единой
и неделимой, от моря и до моря! Нам просто необходимо начать
раньше, надо использовать волну энтузиазма, захватившую наших
людей! А кроме того, пока мы доберемся до границы, как раз будет
четыре часа!
- Отлично! - воскликнул просиявший Айсман. - Ребята!
Возвращаемся в бункер, грузимся на бронетранспортеры и в поход!
- Гип-гип, яволь! - заревели кровожадные эсэсовцы, размахивая
оружием.
- Подождите! - взмолился Борман. - Я как раз хотел попить чаю!
- Отставить чай! Вода нужна пулеметам! - оборвал его стенания
Штирлиц.
- Какое насилие! - страдальческим тоном заявил кришнаит
Борман. - Что скажет по этому поводу Кришна?
- Больше всего, меня интересует, что скажет по этому поводу
Кальтенбруннер, - по сценарию отозвался Штирлиц.
В воскресенье, в четыре часа утра фашисты опять перешли границы
дозволенного. На этот раз - корейскую границу.
На двух бронетранспортерах, трех грузовиках и автобусе эсэсовцы
в полчаса разогнали пограничников, окружили и взяли в плен три
дивизии, захватили военные аэродромы. На этих аэродромах Борман,
во всеуслышанье объявивший себя пацифистом, лично уничтожил все
самолеты, облив их бензином и бросив спичку. Армия "Центр", как
назвал ее Штирлиц, быстро продвигались к столице Корейской
Народно-Демократической Республики.
В Пхеньяне поднялась паника. Едва проснувшееся с утра
правительство Ким Ир Сена никак не могло принять каких-нибудь
мудрых решений. Любимый руководитель товарищ Ким Чен Ир предлагал,
правда, партии поднять народ на священную войну, выработать
программу борьбы с врагом, перестроить хозяйство на военный лад,
мобилизовать силы и средства на защиту страны, организовать
партизанскую войну в тылу врага, вывезти все заводы на территорию
СССР, а какие нельзя вывезти - уничтожить, как и провизию с
боеприпасами, в общем, уничтожить все возможное, чтобы ничего не
досталось врагу.
Ответил ему сам Великий вождь, и ответил афористично:
"Заткнись, урод!" Разобравшись с молодым и неопытным поколением,
Великий вождь стал срочно готовился к эвакуации. На самолетах Ким
Ир Сен летать боялся, поэтому золото, драгоценности, деньги,
картины, мебель и разное барахло грузили в личный бронепоезд
вождя.
Между тем, немецко-фашистские войска захватывали город за
городом, и везде их встречали как освободителей, увешивая солдат
гирляндами ярких цветов. Занимая очередной населенный пункт, армия
"Центр" внедряла "новый порядок" - канистры с бензином и
жень-шеневой водкой конфисковывались и сносились к боевым машинам.
Пленных решено было не брать, разве поймешь кто здесь "свой" и
"чужой" - все поголовно свои, корейцы!
Промедления возникали исключительно из-за Бормана, который
вплотную занимался осквернением священных мест, связанных с
Великим вождем. Под "осквернением", Борман понимал самые
разнообразные вещи, которые обычному человеку просто не пришли бы
в голову.
Покидая населенный пункт, Айсман под урчание моторов
приговаривал к расстрелу евреев и коммунистов.
- Но только, чтобы не насмерть! - напоминал Борман.
Коммунистов, впрочем, уже не было ни одного - все они живо
посжигали свои партбилеты и с южно-корейскими и нацистскими
флагами восторженно приветствовали захватчиков. Что касается
евреев, то и этих не было тоже, по крайней мере, никто в этом не
сознавался.
Случалось, что как только армия "Центр" выходила из города, в
нем действительно начиналась пальба. Это, пользуясь случаем,
расстреливали друг друга сами корейцы. Но за что? - было уже
совершенно не понятно.
Оккупанты стремительно продвигались все дальше, к сердцу страны
Чучхе - Пхеньяну. Бронетранспортеры оставляли глубокие гусеничные
следы на свежевспаханной корейской земле.
На головном бронетранспортере ехал Штирлиц. В бинокль он
осматривал окрестности и, если видел неподалеку что-нибудь
подозрительное, стучал по люку, давая Борману сигнал, пустить туда
снарядом. Чтобы затаившиеся в лесочке корейцы разбежались. От
взрыва снаряда корейцы улепетывали, как кролики, армия "Центр"
успешно продвигалась все дальше.
Наконец, упарившись в машине, Борман вылез из люка и присел на
броню рядом со Штирлицем. Душа Бормана пела и он затянул песню:
- Вставай проклятьем заклейменный...
- Совсем Борман съехал под старость лет! - воскликнул Айсман.
- Ой, простите! - смутился Борман. - Я хотел сказать: Гитлер
зольдатен...
И все хором затянули:
- Гитлер зольдатен!
За двадцать семь километров от Пхеньяна в маленькой деревушке
армия Штирлица наткнулась на брошенную машину с жень-шеневой
водкой.
Эсэсовцы с радостными криками откупоривали бутылки и пили прямо
из горла, тут же закусывая находящимися в бутылках корешками
жень-шеня.
- Пожалуй, пора делать привал, - решил Штирлиц.
- А то! - согласился Айсман, осматривая добычу. - Вот оно -
изобилие!
Расположились на постой в сельсовете, эсэсовцы освежевали
пойманную на лугах живность и устроили грандиозный шашлык. Лучшие
куски принесли Штирлицу.
- Борман, - спросил Штирлиц, откусывая мясо с шампура, - что мы
сделаем с Ким Ир Сеном, когда захватим Пхеньян?
- Что за вопрос? Повесим!
- А как же религия? Ведь вам, кришнаитам, никого убивать
нельзя?
- Так это не я, это же ты его повесишь! - резонно заметил
бывший партайгеноссе.
Эсэсовцы доели шашлыки, допили захваченную водку и завалились
спать. Заснул и Штирлиц, уставший после стольких бурных событий.
Ночью северные корейцы под руководством чекиста Пака ползком
подобрались к деревушке. Часовых не было, нападения никто не ждал,
пьяные захватчики храпели во сне, как младенцы. Корейцы повязали
их сетью, погрузили в фургоны и увезли в тюрьму.
Штирлица и Бормана опознал лично товарищ Пак, этих связывать не
стали, а бережно перевезли в их гостиничный номер, откуда они
сбежали два дня назад.
Штирлиц мог бы запросто проснуться, но ему снился интересный
сон, и он хотел его досмотреть. А Борман и не думал, что он спит,
поскольку ему снился мавзолей с надписью "Штирлиц", возле которого
Борман нес свою бессонную вахту.
Штирлиц проснулся на следующий день, ровно после обеда.
В кресле у окна сидел Пак Хен Чхор. Ковыряя в зубах
- И кто у вас главный? Гиммлер?
- Нет, Гиммлер умер.
- Геббельс?
- Нет, Геббельс сейчас в США стал доктором-гинекологом.
- Геринг?
- Нет, он в Италии занимается производством туалетной бумаги.
- Засранец, - заклеймил Штирлиц.
- Не скажи, у него три больших завода.
- Тогда кто? Не Мюллер же?
- Нет, конечно. Мюллер во Франции снимает порнографические
фильмы, печатает порножурналы и открытки. В основном черно-белые,
но есть и цветные.
- Что, негры с белыми? И с цветными?
- Ну так! - засмеялся Айсман. - Мюллер теперь у нас Большой
человек!
- А главный-то кто?
- Ты не поверишь, но это Кальтенбруннер. Говорят, он совсем не
постарел. Правда, лично я его никогда не видел, ни в Рейхе, ни
здесь...
- Я тоже, - сознался Штирлиц.
- Говорят, он сделал себе операцию по омолаживанию организма, -
доложил Холтофф, - теперь его вообще не узнать...
- И сколько вас тут, немцев?
- Около сорока. Во время войны большинство из них были в
гитлерюгенде, а некоторые вообще еще пешком под стол ходили!
Молодежь! - Айсман сосчитал по пальцам. - Да точно, если посчитать
меня за двоих, то будет ровно около сорока человек! А если
посчитать тебя, Штирлиц, меня и Бормана - можно сказать, что все
сто! Мы, зубры старой закалки, каждый стоим двадцати человек!
- Отлично, - сказал Штирлиц. - К черту Кальтенбруннера! Заговор
возглавлю лично я! Хватить тянуть кота за хвост!
- Хайль Штирлиц! - вновь завопили эсэсовцы, как заведенные.
- Правильно! - подхватил Борман. - Хватит на кофейной гуще
гадить!
Борман только что вернулся из задних комнат, уже облаченный в
эсэсовский мундир. Он сел между Айсманом и Холтоффом, и, глядя на
них, Штирлиц испытал приступ сентиментальности. Бывало, как дашь
кастетом по этим милым сердцу рожам!
- Поговорим о деле, - Штирлиц хлебнул шнапса и закусил
малосольным огурцом.
- Дела идут с трудом, - признал Айсман. - Мы завербовали кучу
корейских агентов, но никто из них не хочет ехать в КНДР. Боятся,
что их поймают и заставят строить социализм. А у нас такие планы!
Можно взорвать дамбу, наслать саранчу на поля или подсыпать в
колбасу крысиной отравы...
- Это все мелочи, детский сад какой-то! - Штирлиц встал. - Мой
план лучше.
Эсэсовцы обратились в слух.
- Мы садимся на танки, едем к границе, быстро переезжаем ее, с
налету захватываем город за городом! Пока коммунисты не
опомнились, захватываем Пхеньян! И все, Корея наша! Преимущество
моего плана - в его внезапности! Никто от нас такой наглости не
ожидает, поэтому все должно получиться!
Штирлиц торжественно протянул руку, словно пытаясь ухватить за
хвост грядущее.
- А народ Кореи встретит нас с распростертыми объятиями. С
народом я уже договорился, - Штирлиц похлопал по плечу своего
нового адъюданта Кана. - Народ давно уже мечтает объединить
страну!
Пораженные эсэсовцы восхищенно переглядывались.
- Я бы до такого никогда не додумался, - сказал Айсман, сверкая
своим глазом.
- Когда выступаем? - спросил Холтофф.
- А чего ждать? - Штирлиц приложился к пивной кружке и осушил
ее. - Надо действовать, пока их шпионы не успели ни о чем
настучать, пока северные корейцы ни чего не подозревают.
Наступление начнем прямо завтра, в воскресенье, в четыре часа
утра!
- Даешь!!! - радостно завопили эсэсовцы.
- Официант! Еще пива! - позвал Штирлиц.
- Господин Штирлиц, - подобострастно проговорил официант. -
Прошу меня сердечно извинить, но пиво кончилось.
- Айсман, где тут у вас можно попить пивка?
- Да где угодно! Есть тут кабачок один под названием "Древний
Чосон". Там весьма неплохо.
- Пойдем туда! Надо к четырем утра как следует подготовиться!
- Ребята! - объявил Айсман эсэсовцам. - Идем в "Древний Чосон"!
С радостными повизгиваниями бригада Айсмана потянулись на
выход.
Из бункера выходили через парадный выход, чистыми и хорошо
освещенными коридорами.
- Слушай, Айсман, - спросил Борман, обгладывая на ходу куриную
ножку, прихваченную со стола. - Раз из вашего бункера есть
отличный выход, через который мы идем, то за каким хреном мы лезли
через эту вонючую канализацию?
- Борман, ты не фига не понимаешь! Надо же было показать
Штирлицу, как мы хорошо организованы, какая у нас классная
конспирация! Скажи, Штирлиц!
- Ясный пфенинг, - согласился Штирлиц, которому выражение
"ясный пень" уже приелось.
Фашисты погрузились в три грузовика и с песнями поехали в
кабак. Айсман, любовно глядя на Штирлица, думал: "Надо бы мне тоже
заказать трость с железным набалдашником!"
Грузовики подкатили к "Древнему Чосону". Сквозь стеклянные
витрины ресторана, на которых столбиком были написаны иероглифы,
можно было разглядеть уютный зальчик. В зале стояли пивные
автоматы, стоящий за стойкой бармен продавал более крепкие
спиртные напитки и закуску. Над входом светились два иероглифа.
Сначала синим загорался один, затем зеленым другой, и, наконец,
оба иероглифа загорались желтым цветом.
"Что все это значит? - удивился Штирлиц. - Неужели загорается -
"Пива нет!", "Пива нет!"?
Пиво и веселье в кабаке были в самом разгаре. Команда
американских бейсболлистов праздновала свою победу. Бейсболлисты,
все как на подбор здоровенные, мускулистые, лакали пиво, обнимали
красивых корейских девушек и сквернословили. Упившийся тренер в
одиночестве поднимал тосты за состоявшуюся победу, но его никто не
хотел слушать.
Мимо ресторанчика, приплясывая и напевая "Харе Рама! Харе
Кришна!", проходила толпа выбритых наголо кришнаитов в оранжевых
одеждах.
- Штирлиц! - обрадовался им Борман. - Это же кришнаиты! Я пойду
пообщаюсь!
- Пообщайся, - разрешил Штирлиц. - Только много не пей!
- Да ты о чем? Мы поговорим о душе, о смысле жизни... Я давно
уже хотел выяснить, кем я был в своей прошлой жизни.
- Смотри, чтоб тебя наголо не обрили! - пошутил Штирлиц.
Эсэсовцы громко заржали, так как Борман уже лет сорок был лыс, как
бильярдный шар.
Борман помахал друзьям рукой и побежал за кришнаитской
процессией.
- Уйдет мой друг Борман в буддистский монастырь! - посетовал
Штирлиц. - Просветлится, станет Бодисатвой!
- Какие ты умные слова знаешь, - удивился Айсман.
- Это меня Борман научил, - не стал скрывать Штирлиц.
Эсэсовцы завалились в кабак и быстро заняли все свободные
места. Холтофф резво подбежал к пивному автомату и начал наполнять
кружки, передавая их по цепочке из рук в руки. Кружки быстро
заставили длинный стол, во главе которого сел Штирлиц.
- Штирлиц, скажи речь! - крикнул бывший адъютант Гиммлера Фриц.
- Что я вам, Брежнев, что ли? - откликнулся Штирлиц. - Я сюда
не разговаривать пришел!
С этими словами русский разведчик выпил первую кружку.
Американцы слегка примолкли, разглядывая черную форму со
свастикой.
- Что здесь делают эти фашистские ублюдки? - громко спросил
один из бейсболлистов, самый здоровый.
Немцы не обратили на него никакого внимания, поскольку вопрос
был задан по-английски, и никто его не понял. Поэтому пивные
кружки продолжали быстро опустошаться.
- Ребята, мой рюкзак никто не видел? - спросил Штирлиц.
- Нет!
- Жаль, у меня там было три блока "Беломора".
- О! - застонали эсэсовцы. - Какой облом!
Штирлиц послал своего адъюданта Кана к бармену купить сигарет.
Огромный бейсболлист подставил пробегавшему мимо корейцу ногу, Кан
споткнулся и растянулся на полу.
В зале повисла тишина. Эсэсовцы повернули головы к Штирлицу.
Штирлиц встал.
- Я давно говорил, что американцы - это нация ублюдков, -
процедил он. - Все отбросы общества в течении трех веков
вывозились в Новый Свет! А теперь эти бандиты, адвокаты, наркоманы
и гомосексуалисты хотят навязать свой вонючий образ жизни всему
миру!
Эсэсовцы грозно вревели. Янки приготовили бейсболльные биты.
- Кан! - позвал Штирлиц.
- Да, хозяин, - отозвался Кан, потирая ушибленное колено.
- Ты можешь дать своему обидчику ногой!
- Спасибо, хозяин, - поблагодарил кореец и с диким визгом дал
ногой американцу между ног. Бейсболлист загнулся и упал на пол.
Американцы, размахивая бейсболльными битами, бросились на
немцев. Эсэсовцы заняли круговую оборону и некоторое время кидали
в противника кружками. Когда кружки кончились, американцы
прорвались к фашистам и начали молотить их дубинками.
- Где мой револьвер? Забыл в бункере! - посетовал Айсман,
работая кулаками.
Холтоффу разбили голову, и он упал к ногам Штирлица, обливаясь
кровью. Штирлиц встал и взял в руки костыль.
- Вот Холтоффа я вам никогда не прощу! - закричал Штирлиц
ревнивым и страшным голосом, словно только один он на всем белом
свете мог бить Холтоффа по голове.
Штирлиц, как приамурский тигр, напившийся валерьянки, прыгнул в
толпу дерущихся.
Русский разведчик натренированным движением уклонился от
дубинки, сунул костыль в живот одному американцу, дал по голове
второму, третьего свалил всепоражающим ударом ноги, обутой в
ботинок фабрики "Скороход". Смертоносные удары костыля
обрушивались на бейсболлистов с безжалостностью кирпича, летящего
на голову прохожему с четырнадцатого или с пятнадцатого этажа.
"Нет, точно заведу себе такой же костыль, как у Штирлица," -
еще раз дал себе зарок Айсман.
Очень скоро эсэсовцы из участников драки превратились в простых
свидетелей. В считанные секунды Штирлиц расправился со всеми
американцами, и теперь они, залитые кровью и пивом, были
разбросаны по всему залу. Лишь двое, самых прытких, успели удрать
и спрятаться в американском посольстве.
Нервно помахивая костылем, русский разведчик приближался к
тренеру, но тот только бессмысленно ухмыльнулся и протянул
Штирлицу бутылку виски.
Запрокинув голову, Штирлиц отпил из горла пару глотков, глаза
разведчика подобрели. Он похлопал тренера по плечу и сел рядом с
ним за столик.
- Как там у вас в Америке дела? - спросил он. - Все ракеты
производите? Тебя как зовут?
- Донт андэстэнд, - широко улыбаясь, ответил тренер.
- Хорошее имя, - сказал Штирлиц. - А меня - Штирлиц.
На улице раздался шум полицейских сирен.
- Штирлиц, - подскочил Айсман. - Скотина бармен вызвал полицию.
Вот ведь гад, а? А мы у него даже витрину не разбили... Пора нам
сматываться!
- Зачем? - поинтересовался Штирлиц.
- Да ведь мы все оружие в бункере оставили, а у полицейских -
автоматы!
- А где бармен?
- Вот он!
К Штирлицу вытолкнули забитого бармена с огромным синяком под
глазом.
- Что ж ты так? - добродушно спросил Штирлиц и дал бармену
костылем по голове. Бармен свалился под столик.
- Кан! - позвал Штирлиц.
- Да, хозяин, - весело откликнулся Кан, который обыскивал
американцев, выуживая из карманов зеленые банкноты.
- Встань за стойку и изобрази бармена. Когда войдет полиция,
скажи, что все уладилось и дай им за беспокойство деньги, что
лежат в кассе!
- Тут слишком много!
- Отдай тогда половину. А остальное забери себе.
- Ну, Штирлиц! - восторгу эсэсовцев не было конца. - Ну,
голова!
- И скажи, чтобы прибрали тут этих американских козлов! -
добавил Штирлиц.
Адъютант Штирлица быстро уладил все недоразумения с полицией.
Четверо корейских полицейских оперативно вынесли бесчувственных
бейсболлистов, с поклоном приняли от слуги Штирлица пачку
южно-корейских вон и удалились.
В кабак, оглядываясь на отъезжающих полицейских, вошел мрачный
Борман.
- О! Борман! - обрадовался Айсман. - Заходи! Кан, налей-ка
Борману пивка!
Борман прошел к столу и сел, подперев щеку рукой.
- Ну, и как тебе кришнаиты? - спросил Штирлиц.
- Полные козлы! - махнул рукой Борман. - Ни по-русски, ни
по-немецки не рубят! Лопочут что-то по-своему! Хари-хари,
Рама-Рама! Такие тупые!
Огорченный Борман выпил кружку пива.
- Тихо тут у вас, - сказал он, осматривая помещение. - В
Германии давно бы уже была драка...
- Что ты хочешь? - пожал плечами Штирлиц. - Дикая страна, дикие
нравы!
Разгоряченные эсэсовцы возбужденно обсуждали только что
закончившуюся драку. Раненому Холтоффу перевязали голову, и он пил
шнапс, на все лады проклиная обнаглевших янки.
- А здорово Штирлиц этому бейсболлисту своим костылем! - кричал
штандартенфюрер, который в детстве ходил со Штирлицем на футбол.
- Да, костыль - это грамотно! - завистливо качали головами
эсэсовцы.
Айсман подсел к Штирлицу.
- И что нам теперь делать всю ночь? - спросил он, отхлебывая
пива. - До четырех часов еще куча времени.
- Ты меня спрашиваешь? - удивился Штирлиц. - Я только сегодня
прилетел, ничего тут не знаю...
- Но ты же у нас теперь главный!
- Да, тут ты прав, - согласился русский разведчик. - Борман,
что нам теперь всю ночь делать?
- Может, пока в Северную не поехали, в Южной Корее тоже
переворот устроить? - предложил Борман.
Айсман подавился пивом и жизнерадостно заржал.
- Ну, ты скажешь, как пукнешь!
- Сама по себе мысль неплоха, - сказал Штирлиц. - Там -
коммунисты, тут - капиталисты, а где народ? Как обычно, в заднице!
По идее, можно сделать переворот и здесь. Но сначала мы все-таки
захватим КНДР, а потом объединим Кореи и отдадим народу!
- Точно! - вскричал Айсман. - Устроим в объединенной Корее
Четвертый Рейх! Бункер у нас уже есть...
- Все-таки ты фашист, - покачал головой Штирлиц. - Слушай,
Айсман, время идет, оружия нет, а скоро уже начинать!
- Никаких проблем! Эй, Фриц, Отто! - позвал Айсман. - Возьмите
грузовик, пару-тройку ребятишек и сгоняйте за нашим вооружением!
- Есть! - отсалютовали эсэсовцы.
- Вернемся из Северной Кореи, захватим здесь сначала здание
правительства, потом нападем на американскую военную базу под
Сеулом... - планировал Айсман.
Тут в ресторанчик заглянул тощий кореец с косыми, как у зайца,
глазами. Кан стоял за стойкой и вместо бармена отпускал эсэсовцам
спиртное. Убедившись, что в кабаке тихо и нет полиции, косой
кореец подал знак, и в зал ввалились трое корейских верзил. Двое
из них встали у дверей, а третий, с перебитым носом, подвалил к
Кану и, вытащив пистолет, процедил сквозь зубы:
- Гони деньги, приятель!
- Какие деньги? - невинно спросил Кан, перемешивая коктейль.
- Что ты придуриваешься?! Давно в репу не получал?
- Вы что, рэкетиры, что ли?
- Долго я буду тут с тобой разговаривать? - вскипел рэкетир. -
Хозяин требует деньги!
- Да пошел ты со своим хозяином! - сказал Кан. - Господин
Штирлиц! У меня тут проблемы с мафией! Можно дать ему по голове?
- Можно, - разрешил добрый Штирлиц.
Кан немедленно достал из-под прилавка толстую бутылку бренди и
обрушил ее на голову незадачливого рэкетира. Два мафиози,
стерегущие вход, тут же убежали. Эсэсовцы с хохотом оттащили
мафиози от стойки и, чтобы не вонял, пинком выбросили из
ресторана.
- Захватим почту, после почты захватил телеграф, ну, а после
телеграфа и сам телефон! - Айсман продолжал строить планы.
За дверью зафырчал грузовик. Запыхавшийся Фриц с тремя
подручными стал перетаскивать в ресторан ящики с оружием. Весело
переговариваясь, эсэсовцы вооружались. Хозяйственный Фриц привез
пистолеты, автоматы, гранаты, три ручных пулемета, один пулемет
станковый, фауст-патроны и тяжелое противотанковое ружье.
- В этом ресторане устроим штаб, - командовал Айсман. - У кого
есть карта Сеула? Надо повесить ее на стенку!
На улице завизжали тормоза. Пять машин, набитых вооруженными
людьми, остановились у входа в "Древний Чосон". Двое убежавших
рэкетиров выскочили из первой и, размахивая короткими израильскими
автоматами, бросились в ресторан. Вслед за ними из машин
повылезали вооруженные до зубов корейские мафиози.
- Господин Штирлиц! - проинформировал Кан. - У вас проблемы с
мафией!
- Дай им по голове! - распорядился Штирлиц, прибивая в это
время к стене карту столицы Южной Кореи.
- Их много, они вооружены!
Не ожидавшие встретить в кабаке вооруженных людей, рэкетиры
застыли в смущении в дверях. Штирлиц забил последний гвоздь,
соскочил со стула и полюбовался своей работой. Оглянувшись на
ганстеров, он спросил:
- В чем дело, ребята?
Вперед, вращая глазами, выступил самый главный. Ткнув в
русского разведчика револьвером, он возопил:
- Этот бармен обидел нашего человека! Его надо как следует
проучить!
- Этот бармен, - хладнокровно сказал Штирлиц, - мой адъюдант
Кан. Какие-нибудь еще проблемы?
- Этот ресторан должен нам за три месяца! - верещал кореец.
- А мне какое до этого дело?
- Бармен должен заплатить деньги, иначе мои люди тут все
разнесут!
- Айсман, он меня утомил, - Штирлиц щелкнул пальцами.
По его сигналу Айсман выстрелил фауст-патроном. Раздался
оглушительный взрыв, посыпались осколки стекла, всю мафию,
стоявшую у входа, разнесло на окровавленные куски. Остальные
рэкетиры залегли на другой стороне улицы и открыли пальбу по
ресторану.
Эсэсовцы заправили в пулеметы длинные ленты и тоже открыли
огонь. Мафиозные машины, прошитые трассирующими пулями, тут же
взорвались. Айсман, озверевший от запаха крови, метал в толпу
мафиози гранаты, остальные стреляли из автоматов. Штирлиц стоял
над своими солдатами, скрестив руки, как Наполеон.
- Молодцы, ребята! Гаси их дальше!
Окрыленные его похвалой, эсэсовцы за пять минут уничтожили всех
рэкетиров, а выстрелом из противотанкового ружья обрушили дом,
стоящий напротив ресторана, который завалил все бренные останки.
- Знаешь, Штирлиц, что-то эти мафиозные рожи мне показались
знакомы! - задумчиво сообщил Айсман. - Кажется, это
северно-корейские агенты, я их, помнится, перевербовывал. Обычное
дело, работать они не хотят, возвращаться домой тоже, вот и
мародерствуют... Эх, надо было их с собой в Северную Корею взять,
что-то мы с ними поспешили!
- Что было, того не воротишь!
- Да, тут я с тобой прав, - согласился Айсман.
Прерывая разговор, завыли сирены на полицейских машинах.
Эсэсовцы, заняв круговую оборону, быстро переключились на стрельбу
по новым мишеням. Холтофф с перевязанной головой уже поднял
тяжелую связку гранат, намереваясь угостить ею полицейских.
- Подожди! - остановил его Штирлиц и взялся за мегафон. -
Отставить! Мы армейское подразделение, да что там! Мы - армия! И
если мы будем воевать с полицией, нам сочтут за каких-нибудь
хулиганов! - потом Штирлиц повернулся в сторону полицейских. -
Полиция может спокойно отсюда убираться, здесь она уже не нужна!
В квартале, освещенном пожарами, стало тихо. Воспользовавшись
образовавшейся паузой, сообразительные полицейские спешно
отступили. Бой затих.
- Айсман! - крикнул Штирлиц, взглянув на часы. - Уже два часа
ночи! Пора выходить на марш!
- Штирлиц, - Айсман весело ржал. - Давай еще немножко здесь
повоюем! Давно так не веселился!
- Айсман, - подбежал Фриц. - Эти козлы полицейские смылись!
Будем их преследовать или еще кого-нибудь загасим?
- А, Штирлиц? - Айсман вопросительно уставился на русского
разведчика.
- Нет, Айсман, тут мы больше никого гасить не будем! Как сказал
Ким Ир Сен, "Объединение Кореи - это дело уже сегодняшнего дня!" Я
в таком возбуждении от этой идеи, что просто не могу медлить! Я
готов сегодня же пожертвовать тобой, Борманом, да и всем корейским
населением ради этой великой Идеи! Так что, давай-ка выступать в
поход на Пхеньян!
- Но четырех часов-то еще нет!
- Не стоит быть таким мелочным, когда речь идет о Корее, единой
и неделимой, от моря и до моря! Нам просто необходимо начать
раньше, надо использовать волну энтузиазма, захватившую наших
людей! А кроме того, пока мы доберемся до границы, как раз будет
четыре часа!
- Отлично! - воскликнул просиявший Айсман. - Ребята!
Возвращаемся в бункер, грузимся на бронетранспортеры и в поход!
- Гип-гип, яволь! - заревели кровожадные эсэсовцы, размахивая
оружием.
- Подождите! - взмолился Борман. - Я как раз хотел попить чаю!
- Отставить чай! Вода нужна пулеметам! - оборвал его стенания
Штирлиц.
- Какое насилие! - страдальческим тоном заявил кришнаит
Борман. - Что скажет по этому поводу Кришна?
- Больше всего, меня интересует, что скажет по этому поводу
Кальтенбруннер, - по сценарию отозвался Штирлиц.
В воскресенье, в четыре часа утра фашисты опять перешли границы
дозволенного. На этот раз - корейскую границу.
На двух бронетранспортерах, трех грузовиках и автобусе эсэсовцы
в полчаса разогнали пограничников, окружили и взяли в плен три
дивизии, захватили военные аэродромы. На этих аэродромах Борман,
во всеуслышанье объявивший себя пацифистом, лично уничтожил все
самолеты, облив их бензином и бросив спичку. Армия "Центр", как
назвал ее Штирлиц, быстро продвигались к столице Корейской
Народно-Демократической Республики.
В Пхеньяне поднялась паника. Едва проснувшееся с утра
правительство Ким Ир Сена никак не могло принять каких-нибудь
мудрых решений. Любимый руководитель товарищ Ким Чен Ир предлагал,
правда, партии поднять народ на священную войну, выработать
программу борьбы с врагом, перестроить хозяйство на военный лад,
мобилизовать силы и средства на защиту страны, организовать
партизанскую войну в тылу врага, вывезти все заводы на территорию
СССР, а какие нельзя вывезти - уничтожить, как и провизию с
боеприпасами, в общем, уничтожить все возможное, чтобы ничего не
досталось врагу.
Ответил ему сам Великий вождь, и ответил афористично:
"Заткнись, урод!" Разобравшись с молодым и неопытным поколением,
Великий вождь стал срочно готовился к эвакуации. На самолетах Ким
Ир Сен летать боялся, поэтому золото, драгоценности, деньги,
картины, мебель и разное барахло грузили в личный бронепоезд
вождя.
Между тем, немецко-фашистские войска захватывали город за
городом, и везде их встречали как освободителей, увешивая солдат
гирляндами ярких цветов. Занимая очередной населенный пункт, армия
"Центр" внедряла "новый порядок" - канистры с бензином и
жень-шеневой водкой конфисковывались и сносились к боевым машинам.
Пленных решено было не брать, разве поймешь кто здесь "свой" и
"чужой" - все поголовно свои, корейцы!
Промедления возникали исключительно из-за Бормана, который
вплотную занимался осквернением священных мест, связанных с
Великим вождем. Под "осквернением", Борман понимал самые
разнообразные вещи, которые обычному человеку просто не пришли бы
в голову.
Покидая населенный пункт, Айсман под урчание моторов
приговаривал к расстрелу евреев и коммунистов.
- Но только, чтобы не насмерть! - напоминал Борман.
Коммунистов, впрочем, уже не было ни одного - все они живо
посжигали свои партбилеты и с южно-корейскими и нацистскими
флагами восторженно приветствовали захватчиков. Что касается
евреев, то и этих не было тоже, по крайней мере, никто в этом не
сознавался.
Случалось, что как только армия "Центр" выходила из города, в
нем действительно начиналась пальба. Это, пользуясь случаем,
расстреливали друг друга сами корейцы. Но за что? - было уже
совершенно не понятно.
Оккупанты стремительно продвигались все дальше, к сердцу страны
Чучхе - Пхеньяну. Бронетранспортеры оставляли глубокие гусеничные
следы на свежевспаханной корейской земле.
На головном бронетранспортере ехал Штирлиц. В бинокль он
осматривал окрестности и, если видел неподалеку что-нибудь
подозрительное, стучал по люку, давая Борману сигнал, пустить туда
снарядом. Чтобы затаившиеся в лесочке корейцы разбежались. От
взрыва снаряда корейцы улепетывали, как кролики, армия "Центр"
успешно продвигалась все дальше.
Наконец, упарившись в машине, Борман вылез из люка и присел на
броню рядом со Штирлицем. Душа Бормана пела и он затянул песню:
- Вставай проклятьем заклейменный...
- Совсем Борман съехал под старость лет! - воскликнул Айсман.
- Ой, простите! - смутился Борман. - Я хотел сказать: Гитлер
зольдатен...
И все хором затянули:
- Гитлер зольдатен!
За двадцать семь километров от Пхеньяна в маленькой деревушке
армия Штирлица наткнулась на брошенную машину с жень-шеневой
водкой.
Эсэсовцы с радостными криками откупоривали бутылки и пили прямо
из горла, тут же закусывая находящимися в бутылках корешками
жень-шеня.
- Пожалуй, пора делать привал, - решил Штирлиц.
- А то! - согласился Айсман, осматривая добычу. - Вот оно -
изобилие!
Расположились на постой в сельсовете, эсэсовцы освежевали
пойманную на лугах живность и устроили грандиозный шашлык. Лучшие
куски принесли Штирлицу.
- Борман, - спросил Штирлиц, откусывая мясо с шампура, - что мы
сделаем с Ким Ир Сеном, когда захватим Пхеньян?
- Что за вопрос? Повесим!
- А как же религия? Ведь вам, кришнаитам, никого убивать
нельзя?
- Так это не я, это же ты его повесишь! - резонно заметил
бывший партайгеноссе.
Эсэсовцы доели шашлыки, допили захваченную водку и завалились
спать. Заснул и Штирлиц, уставший после стольких бурных событий.
Ночью северные корейцы под руководством чекиста Пака ползком
подобрались к деревушке. Часовых не было, нападения никто не ждал,
пьяные захватчики храпели во сне, как младенцы. Корейцы повязали
их сетью, погрузили в фургоны и увезли в тюрьму.
Штирлица и Бормана опознал лично товарищ Пак, этих связывать не
стали, а бережно перевезли в их гостиничный номер, откуда они
сбежали два дня назад.
Штирлиц мог бы запросто проснуться, но ему снился интересный
сон, и он хотел его досмотреть. А Борман и не думал, что он спит,
поскольку ему снился мавзолей с надписью "Штирлиц", возле которого
Борман нес свою бессонную вахту.
Штирлиц проснулся на следующий день, ровно после обеда.
В кресле у окна сидел Пак Хен Чхор. Ковыряя в зубах