Страница:
твердым и полупрозрачным: пластинки, кольцами охватившие тело, отливали
сизым, а в глубине угадывалось что-то густо-фиолетовое. В передней тупой
части выделялись изъеденные участки - будто ожоги. Жалко, нет в лагере
Ивана Михайловича. Биологу было бы интересно взглянуть на странное
существо. Везет на находки! Вчера обнаружили гобийского медведя, сегодня -
какого-то червяка. Вдруг она вспомнила, что Сайхан в лагере. Можно ведь
его спросить, он всех обитателей пустыни знает прекрасно.
Последовательность дальнейших событий Анна Семеновна не запомнила.
Кажется, шофер не хотел выходить из палатки, и она чуть не за руку
потащила его к обо. Ветер начал подниматься - вот это она отметила, потому
что подумала о развешанном белье. Потом Сайхан увидел толстого червяка,
завизжал неестественно высоким голосом и бросился бежать. У палаток
запнулся и упал, разбросав руки и ноги. Испуганная Демьянова подбежала к
шоферу - тот лежал без чувств. И вот у нее в руках ампулы и шприц, она
прямо сквозь рубашку сделала два укола. Потом она затащила Сайхана в
камеральную палатку, нет, это прибежавший на крики (значит, она кричала?)
Мэргэн перенес шофера. Он же выпустил вверх три красные ракеты, вызывая
группу Волкова. И уже совершенно четко и ясно запомнила она, как медленно
розовело желтовато-серое скуластое лицо Сайхана, как он открыл узкие глаза
и хрипло выдохнул:
- Олгой-хорхой!..
Утром следующего дня лагерь казался вымершим. Никто не вышел в маршрут,
никто не регистрировал солнечные излучения, не снимал показаний
метеорологических приборов. В колодец Сайн-Худук продолжала поступать
солоноватая вода, но истинный дебит его так и остался неуточненным. У
подножия высоты 1865 метров лежал гобийский медведь, тщетно ожидая ученых.
А они собрались в камеральной палатке, пили чай и обсуждали события.
- Да, Ефремов оказался прав, - рокотал Иван Михайлович. - Случайно мы
убедились в реальности олгой-хорхоя. Любопытно, что это не единственные
прозорливые слова писателя. Я ночью перелистал его произведения - Ефремов
предвидел голографию, алмазы Якутии, алтайскую ртуть. Его интуиции
остается только позавидовать. Надо срочно заканчивать работу с медведем и
везти червяка в научный центр. В полевых условиях его как следует не
исследуешь...
- Я не первый год в Гоби, - вмешался Сейфуллин, - часто встречался с
пастухами. Почему они мне ничего не рассказывали? И не только мне...
- Это легко объяснимо. Араты считают, что нельзя называть своего
смертельного врага по имени, иначе он явится на зов. Я правильно говорю,
Сайхан?
- Правильно, дарга, - опустил голову шофер.
- Поэтому кроме смутных слухов, до нас ничего не доходило. Теперь же,
сопоставляя факты, можно утверждать, что олгой-хорхой обитает в песках
безводных районов Гоби и на поверхности старается не появляться.
- Чем же он питается? - спросил Коля Громов.
- Пока не знаю. Как всякий обитатель пустыни, он приспособился к
отсутствию воды, которая в большом количестве даже гибельна для него.
Вспомните, что и корни саксаула загнивают при обильном поливе. В этом году
уровень подземных вод поднялся и выгнал страшных червяков на солнце.
Одного из них и облила грязной водой Анна Семеновна. Какую-то роль сыграл
и стиральный порошок.
- Если бы я знала, что это олгой-хорхой, - застеснялась Демьянова, - я
бы тут же убежала.
- Тем не менее приготовьтесь к тому, что это место монголы назовут
Демьян-Обо и будут приезжать на поклонение. Я говорю совершенно серьезно.
Анна Семеновна смутилась и спряталась за спину Сайхана.
- Так что же получается, - воскликнул Максаржаб, - этот червяк
небелковый, что ли?
Волков пожал плечами:
- Конечно, белковый. Законы развития жизни нерушимы. Однако жестокие
условия Гоби могли так направить эволюцию, что получился олгой-хорхой.
Здесь нет ничего удивительного, белковая жизнь невероятно разнообразна.
- А как он убивает? - продолжал спрашивать географ.
- Определенного ничего сказать нельзя, - задумчиво сказал Иван
Михайлович. - Есть у меня одна мысль...
- Какая же?
- Вы проверили свой прибор? - вдруг обратился к физику Волков.
- Да, - удивился тот. - Но...
- Нашли неисправность?
- Нет.
- Я так и думал. Следовательно, вы действительно зарегистрировали
ультрафиолетовое излучение из песков с длиной волны около 260 нанометров?
- Выходит, так.
- И чем это объяснить?
- Получается, что в песках находился мощный источник лучей. Погодите,
погодите... Живые существа не могут излучать ультрафиолет!
- Нет, могут! - твердо сказал Иван Михайлович. - В двадцатых годах
крупный советский биолог Гурвич сделал интересное открытие. Он доказал,
что клетки и ткани всех животных и растений производят ультрафиолетовые
лучи с длиной волны, как мне помнится, от двухсот до трехсот нанометров.
Вопрос этот достаточно сложный, но ясно одно: без этих лучей клетки не
могут размножаться. Гурвич назвал их митогенетическими, то есть
способствующими митозу, делению клеток. Теперь нетрудно вообразить
животное, которое в процессе естественного отбора многократно развило
способность генерировать и накапливать смертоносные лучи. Подобных
примеров тьма: скаты парализуют добычу электрическим током, змея убивает
ядом, который у ее далеких предков был всего лишь слюной. А олгой-хорхой
убивает излучением, причем только на близком расстоянии, так как воздух
поглощает ультрафиолет.
- Ультрафиолетовым излучением убить нельзя, - возразила Демьянова. -
Если доза будет слишком большой, пациент просто получит ожог. Уж я-то знаю
возможности кварцевых ламп.
- Во-первых, я говорю об излучении с громадной энергией. Во-вторых,
известно, что лучи с длиной волны 240-280 нанометров наиболее губительны
для живых клеток. Они так могут воздействовать на мозг, на дыхательные
центры, что жертва погибнет от удушья. Как наш злосчастный медведь.
- Не согласен! - воскликнул Лодой Дамба. - Чтобы излучать так, червяк
должен быть горячее солнца. Кроме того, кожа и кости для ультрафиолета
непроницаемы.
- Ну и что? Возможно, в организме олгой-хорхоя имеется механизм
ультрафиолетового лазера. Как известно, лазер дает мощное излучение, сам
при этом не разогреваясь. Возможно, в излучении гобийского червяка есть
еще какие-то жесткие компоненты, вроде гамма- и бета-лучей, которые
убивают мгновенно. Все это еще предстоит выяснить. Дел у нас теперь
столько, что... - не договорив, Волков встал. - В мое отсутствие меня
замещает Равиль Саидович. Потом повернулся к Демьяновой:
- В медицинской помощи нуждается арат Цэвэн, он пострадал от встречи с
олгой-хорхоем. Поезжайте к нему немедленно и выясните, можно ли его
отправить вертолетом в Улан-Батор. Конечно, очень важны для науки все
типичные признаки поражения организма от этого излучения.
Начальник экспедиции шагнул к выходу из палатки, но еще раз обернулся к
Демьяновой.
- Видите, Анна Семеновна, теперь и вы включились в серьезную научную
работу.
---------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------
Оправдываться было бесполезно. Я смотрел в окно и старался не
слушать нудного голоса шефа.
- Послушайте, Хокинс, вы же толковый парень, - вдруг донеслось до
меня приглушенно, как будто из соседней комнаты.
Я машинально кивнул головой. Это я знал и сам. Я не уловил, чем
он кончил, но сказал:
- Есть отличный материал, шеф.
- Тема?..
- Конкуренты лопнут от зависти.
- Тема, черт побери?!
- Еще не знаю, шеф, но они лопнут.
В общем-то тема у меня была, и когда, наконец, я выложил суть
дела, редактор просипел:
- Отлично, Хокинс. Годится. Главное - не жалейте красок.
Национальный центр научных методов борьбы с коммунизмом
располагался в замечательном 19-этажном подземном бункере. Крышей ему
служили три полутораметровых стальных перекрытия. Промежутки между
ними заполняли подушки из инертных газов. Из такого помещения было
как-то удобней бороться с коммунизмом.
Битых два часа я рыскал по отделам. Следом ходил унылый
лейтенантик. Чистая бомба и народный капитализм нашим читателям уже
приелись.
Неохристианство показалось мне скучным.
Я уже совсем было отчаялся, как вдруг мне зверски повезло.
Я сразу понял, что это тип не из здешних. Он был чересчур
жизнерадостен и достаточно неопрятен. Я распахнул перед ним дверь,
наступив на ногу какому-то майору. Благополучно миновав секретарей, мы
предстали перед директором. Я инстинктивно отступил за спину рослого
парня в хаки.
- Наконец-то! - воскликнул директор. - Садитесь. Рассказывайте,
доктор.
Доктор поставил на стол чемодан и вынул из него небольшой
сверкающий никелем и стеклянными трубками аппарат.
- И это все? - спросил директор.
- Это модель. - Доктор энергично потер руки. - Действующая
модель, сэр! Сорок киловатт энергии - и я остановлю время на
континенте.
Доктор радостно засмеялся.
- Я работал над этим вопросом десять лет. И у меня не было
времени повеселиться. Ха-ха!.. Зато сегодня я могу остановить время!..
- Скажите, - перебил его директор, - а если остановить время в
Штатах, то там, у них, оно будет идти?
- О да, сэр! Оно будет идти и даже прыгать.
- Прыгать? Нет, это нам не подходит.
К столу тихо подошел еще не старый, но уже лысый мужчина в очках.
Форма полковника сидела на нем мешковато. Он состроил гримасу, которая
должна была означать улыбку, и произнес:
- Мы должны остановить время у них, сэр.
- У кого - "у них"?
- У красных, сэр. Мы остановим у них время и сразу обгоним их и
по космосу и по бомбам. Мы сможем сделать миллионы, нет, миллиард
бомб, сэр. Так, чтобы хватило на каждого красного,
Директор просиял.
- Не увлекайтесь, Доббер, - он повернулся к доктору. - Скажите,
доктор, а вы делали бомбу?
Сзади щелкнула дверь.
Тут я, не выдержав, выскочил вперед, хлопнул доктора по плечу и
убежденно воскликнул:
- О да, сэр! Мы делали их дюжинами. Мы делали их по сто штук в
неделю. Но сейчас - машина!.. - и я протянул руку к столу. - Время!..
- и я сделал жест двумя руками сразу.
Тут доктор, в свою очередь, хлопнул меня по плечу и воскликнул:
- Время, конечно, время! Время - деньги! Не будем медлить. Я
продемонстрирую вам, джентльмены, - и он схватился за самый блестящий
и длинный рычаг своей машины.
У директора посоловели глаза от страха. Он дернулся, как
паралитик, и проскрипел:
- Постойте, доктор! М... М-может быть, вы сначала объясните, как
работает ваша машина?
- Конечно, доктор, - сказал я и отошел на всякий случай подальше.
Доктор вышел на середину комнаты и стал в позу. Теперь он говорил
спокойнее.
- Я работал над этим вопросом десять лет. Я начинал на пустом
месте. Я не нашел у предшественников ни одной дельной мысли, кроме
теории о прерывистости времени. Но я нащупал эти крупинки, мельчайшие
неделимые атомы времени. Я определил энергию их связей и сделал
генератор такой же частоты. Вы знаете, что такое резонанс? Я излучаю
энергию на частоте колебания атомов времени и нарушаю их равновесие. Я
могу разрушить их порядок, превратить его в хаос, и тогда время
остановится. Генератор работает искривленным лучом, так что можно
остановить время в любой части земного шара. Расчеты не займут и двух
дней.
У меня перехватило дыхание. Это была сенсация века! Это было
интереснее атомной бомбы!.. Я уже видел заголовки на первой странице:
"Триумф американской мысли!", "Время - свободному миру!", "Красных - в
палеолит!", "Доктор тасует века, как карты!"
Оставалось благополучно отсюда выбраться. Я понимал, что попал на
секретное совещание и теперь мог рассчитывать только на суматоху и
собственную ловкость.
А события развивались все стремительней. Эти парни в хаки
оказались деловыми людьми. Они уже обсуждали практическую сторону
дела.
- Я добился потрясающей четкости передачи, - хвастал доктор. -
Искажения времени не могут распространиться дальше орбиты Луны.
- Поразительно! - пролепетал какой-то толстяк.
- Позвольте, - вмешался Доббер, - мы остановили у них время. А на
нас это не отразится?
- Пустяки, - ответил доктор. - Я добился изумительной локальности
излучения. Конечно, в пределах планеты, я это допускаю, могут быть
разрывы и смещения времени...
- Как?! - воскликнул Доббер.
- Как?! - повторили хором парни в хаки.
- Что вы хотите этим сказать? - поднялся директор.
- Пустяки, - снова воскликнул доктор. - Не пройдет и полугода,
как все станет на свои места. Зачем волноваться? Утро, день, вечер...
Разве вам не надоело это унылое постоянство? Моя машина... - он
потянулся к какому-то рычагу, но Доббер поймал его за локоть.
- Позвольте, позвольте, - назойливо шамкал толстяк. - А это не
опасно для жизни?
- Ничуть, - ответил доктор. - Разве что вас похоронят раньше, чем
вы умрете.
Доббер выскочил вперед.
- Доктор прав. Что за малодушие, коллега? Дело идет о борьбе с
коммунизмом. Красные у нас в руках. Нельзя упускать такой шанс. Мы
обязаны рискнуть во имя цивилизации и прогресса.
В комнате воцарилась тишина. Я догадался, что присутствующие
переваривают мысль о своей исторической миссии.
- Джентльмены, - сказал директор, - вопрос решен. Через час я
буду докладывать совету концернов. Опыт готовим на послезавтра. Потом
можно будет поставить в известность конгресс.
- О'кэй! - ответил директор.
- О'кэй! - рявкнули парни в хаки.
- О'кэй... - пробормотал я и на четвереньках, прячась за
креслами, пополз к дверям.
По коридорам я мчался как спринтер, скоростной лифт показался мне
слишком медлительным. По дороге в редакцию полиция трижды
фотографировала мое авто. Стрелка спидометра сломалась, не выдержав
перегрузки.
Я схватил редактора за манишку и прохрипел:
- Снимайте первые четыре полосы, - потом упал в кресло и
простонал из последних сил: - Стенографистку!..
Шеф был опытный газетчик. Через минуту он отпаивал меня виски.
Возле двери уже дожидались, держа наготове карандаши и блокноты, две
хорошенькие девочки.
Я диктовал больше часа. Тем временем шеф договаривался с
издательством, чтобы тираж номера увеличили в двадцать четыре с
половиной раза. Потом он связался с авиакомпаниями. С нас содрали три
шкуры, но теперь мы были уверены, что не позже завтрашнего утра нас
будет читать весь свободный мир.
Я глотал бутерброды и лихорадочно соображал, кому из конкурентов
можно выгодно продать сенсацию. Но меня заперли в кабинете и отключили
телефоны.
Я удрал через мусоропровод.
До утра я мотался по редакциям и заработал больше, чем за всю
свою жизнь. Телеграфировать в Европу было бесполезно. Все равно меня
кто-нибудь уже опередил.
Я смертельно устал. Устал до такой степени, что даже обрадовался,
когда застрял в лифте между этажами какого-то небоскреба.
Я проснулся в каморке без окон. В щель под дверью пробивался
свет. Стены мелко дрожали - где-то рядом работал мощный двигатель. Я
сразу понял, что нахожусь в самолете. Меня украли! Меня похитила
разведка красных!..
Действовать нужно было немедленно. Я бросился к двери. Заперта! Я
попытался выбить ее плечом. Внезапно она распахнулась. Я потерял
равновесие и грохнулся под ноги тщедушному старичку швейцару.
- С вас доллар, сэр, - сказал он. - Вы ночевали на моем диване.
Я не сразу понял, в чем дело. Минуту я сидел на полу и
анализировал обстановку. Потом я молча встал, сунул старику доллар и
ушел.
На улицах было столпотворение, как в дни президентских выборов.
Люди с перекошенными от ужаса лицами метались по площадям и скверам.
Репродукторы полицейских машин призывали к спокойствию:
"Внимание, граждане! Каждый должен иметь при себе удостоверение
личности и медицинскую справку. Правительство гарантирует
безопасность. Будьте благоразумны!"
Продавцы газет вопили:
- Последние новости! Исчезло время в Аризоне!
- Сенсационное сообщение. Нашествие мамонтов на Нью-Мексико!
- Летаргический сон Советов!
- Послание президента к народу!
- Интервью с покойником Колумбом!
- Сенатор Лоуренс предлагает вернуть Россию в 1916 год!
Все шло как надо. Я воспрянул духом и, посвистывая, направился в
редакцию. В небе висели вертолеты панамериканской страховой компания.
На головы сыпались листовки:
"Страхуйте ваше время только у нас!"
Лифты в здании объединенных корпораций прессы не работали. Я не
особенно огорчился. Мне нужно было всего лишь на двадцать седьмой
этаж. Я закурил и не спеша потащился наверх.
- Хэлло, шеф! - сказал я, входя в кабинет редактора.
Шеф повел себя очень странно. Он уронил на ковер горящую сигару,
протяжно охнул и полез под стол. Я взял с тумбочки верстку свежего
номера. Первое, что бросилось мне в глаза, это моя фотография, отлично
напечатанная и... в траурной рамке. Некролог сообщал о моей
трагической кончине:
"...он выпал в разном времени, установили эксперты... Он может
находиться в четвертом измерении, утверждает профессор Смоллет".
- Хокинс, вы воскресли? - раздался голос редактора.
- Да, шеф. Оставьте место в завтрашнем номере. Я дам воспоминания
о загробной жизни.
Я положил верстку в карман и, перешагнув через бесчувственное
тело секретарши, вышел в коридор. Весь день и ночь я загребал доллары.
Город трясла лихорадка. Паника охватила весь мир. Акционерные общества
и компании возникали и лопались как мыльные пузыри. Количество
недоразумений и сенсаций все возрастало. Но я интуитивно чувствовал:
еще немного - и толпа устанет. Что будет дальше, я не знал. Я знал
только, что военные шутить не любят и рано или поздно установка
сработает. Мне не хотелось преждевременно отправляться к праотцам. И
потом было бы некрасиво заставлять читателей дважды на одной неделе
читать мой некролог. Чтобы знать, когда следует унести ноги, я
позвонил приятелю в Национальный центр научных методов борьбы с
коммунизмом.
- Какого черта, Хокинс, - пропищало в трубке. - Никакого
генератора не было. Эта штука оказалась портативной бормашиной.
Я лихорадочно соображал: не сегодня-завтра паника кончится. На
этом можно заработать вдвойне. Пока не поздно, нужно превратить свои
деньги в акции сталелитейных компаний. Завтра их цена подпрыгнет до
прежнего уровня. Гениально!
Я набрал нужный номер. Мне долго пришлось ждать. Потом хриплый
голос сказал:
- Сегодня в шесть тридцать банк лопнул. Что еще?
Я опустил трубку. Это был нокаут. Я долго сидел в кресле и
почему-то вспоминал детство. Как однажды я свалился с высокого дерева.
И еще: как отец колотил меня палкой. Потом я встал и пошел на улицу.
Возле окна с вывеской: "Запись в золотой век - восемь долларов!" - уже
не было очереди. Громкоговорители молчали. Под ногами шуршал бумажный
сор. Я шел, ничего не видя и не соображая. Вдруг до моего слуха
донесся знакомый веселый голос.
- Ха-ха! - захлебывался доктор. - Уэллс ребенок по сравнению со
мной. Эйнштейн, ха-ха, Эйнштейн тоже ребенок по сравнению со мной.
Ньютон, хо-хо...
Я подошел и стукнул его по голове.
---------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------
"В век космонавтики непраздно предположить, что нам, может быть,
придется столкнуться с другими живыми существами, весьма
высокоорганизованными и в то же время совершенно на нас не похожими".
Академик А. Н. Колмогоров, 1961 г.
Среди семисот миллиардов разумного населения планеты Чунгр
(носящей, как недавно выяснилось, у обитателей Третьей планеты1
название "Марс") лишь очень немногие интересовались космосом больше,
чем своими повседневными делами. Для этого были глубокие исторические
причины. Однако сегодня решительно вся планета говорила о предстоящем
вечером выступлении главы Центра космических изучений (ЦКИ), автора
классических трудов по космологии, маститого Тхнтшу2.
1 Земли.
2 Так, в очень отдаленном приближении, можно передать его
благозвучное имя человеческой речью.
Это он двадцать лет назад3 впервые принял радиосигналы с Третьей
планеты и ошеломил Чунгр сообщением о разумных существах, живущих там.
Его эпохальное открытие заставило восстановить ЦКИ, закрытый
пятьюдесятью годами ранее при весьма драматических обстоятельствах, и
если не сокрушило, то до основания потрясло окостеневшие за много
тысячелетий традиции Чунгра в отношении космоса.
3 Здесь и всюду дальше имеется в виду чунгрианское летосчисление,
в котором год равен двум земным.
К этим-то драматическим обстоятельствам и обращалась невольно
мысль высокоуважаемого Тхнтшу, который летним вечером летел в столицу
планеты из теплой полярной зоны, где в тиши санатория готовился к
сегодняшнему ответственному выступлению4.
4 На севере Чунгра солнце не заходит летом в течение многих дней
и нагревает воздух значительно выше точки замерзания воды.
Тхнтшу мог бы достигнуть цели почти мгновенно, если бы
воспользовался фотонным поездом, пролетающим половину меридиана
планеты5 по трубе подземного тоннеля с субсветовой скоростью. Но он
предпочел более медленный индивидуальный атомолет, чтобы получше
собраться с мыслями и чувствами. Да, и с чувствами, потому что они
тоже в нем бурлили, как кипяток в воронке гейзера.
5 Около 1 600 километров.
...Бедный Кхруарбрагфр! Великий Кхруарбрагфр! Гений, учитель,
друг. Гений, объявленный врагом Планеты и казненный ею. Учитель, от
которого вынуждены были отступиться его ученики не по принуждению, а
по убеждению, видя его неправоту. Друг, которого покинули, отринув,
все друзья, в том числе и молодой Тхнтшу, одна из главных надежд
Учителя. Семьдесят лет минуло уже с того страшного дня, когда
Кхруарбрагфра по приговору Планеты усыпили сладостным наркозом. А в
душе Тхнтшу память об этом далеком дне все еще кровоточит, как
незажившая рана. Он никогда не считал Учителя правым в его дерзком
философском споре с Планетой. И, однако же, что-то вроде угрызения
совести всю жизнь мучило Тхнтшу. Было какое-то страшное обаяние в
незабываемых последних словах Кхруарбрагфра:
- Я рад, что мое последнее желание совпадает с желанием Планеты.
Если она, отрицая мое право мыслить совершенно самостоятельно, без ее
указки, желает моей преждевременной смерти, чего же еще могу пожелать
себе я?!
"Как ты был неправ, Учитель! Зачем ты поднял до таких абстрактных
высот практический вопрос о зондировании радиолучами космоса? Можно
было бы решить этот вопрос мирно, не заостряя его так. А то, что
сказал ты, конечно, показалось Планете каким-то чудовищным моральным и
интеллектуальным уродством, похожим на фантасмагорическое восстание
пальца против тела, на котором он вырос. Так восприняли это и твои
ученики. И совершилось ужаснейшее, невиданное на Чунгре в течение
многих дюжиниад1 лет: казнь! Гения искусственно лишили жизни.
Возглавляемый им Институт космических изучений расформировали.
Намеченные им исследования запретили продолжать, как опасные для
планеты...
1 Дюжиниада - квадрат двенадцати (144).
Потрясенный случившимся, Тхнтшу на долгий ряд лет отошел от
изучения космоса и занялся чистой математикой. Но зароненные мятежным
Кхруарбрагфром семена неповиновения традициям продолжали прорастать.
Через дюжину лет, когда улеглось негодование Планеты, ученики
казненного, не сговариваясь друг с другом по одиночке, стали вновь,
несмотря на запрет, посылать радиосигналы в космос. Делал это тайком и
Тхнтшу. Но увы! Пророчества Учителя не оправдывались. Космос угрюмо
молчал, и трагическая гибель Кхруарбрагфра все более казалась
заслуженной. По-прежнему не было никаких ответов на чунгрианские
радиосигналы ни с Третьей планеты, ни со Второй, ни с других, ни из
глубин Вселенной.
И вдруг эта незабываемая, потрясающая ночная минута двадцать лет
назад, когда Тхнтшу принял первый радиосигнал с Третьей! Явный,
неоспоримый, осмысленный! О судьба судеб, что пережил он, когда
убедился, что не грезит, что это истина, факт! Тхнтшу почудилось: он
чувствует за спиной ликующее излучение Учителя, слышит звук его шеи.
Как ликовал бы Кхруарбрагфр, если бы был жив! Он все-таки оказался
прав! Дюжину дюжин раз прав! Дюжиниады дюжиниад раз!
Забыв все на свете, Тхнтшу тут же послал на Третью приветственный
сигнал предельной силы. Но никто не откликнулся оттуда. Зато почти
немедленно отозвалась служба порядка Чунгра, обеспокоенная
неразрешенным сигналом, зарегистрированным автоматикой.
Грандиозность открытия Тхнтшу заставила забыть о нарушении им
планетарного запрета. На другой же день был восстановлен ЦКИ во главе
с героем дня и разрешено вести активные радиопоиски в космосе. Но ни
на один из бесчисленных, систематически передаваемых теперь сигналов
никто с Третьей не отвечал, хотя радиопередачи оттуда принимались во
все более возрастающем количестве, записывались, тщательно
классифицировались и глубоко изучались аналитическими машинами.
Радиофизики Чунгра ломали себе голову над этой удивительной загадкой и
не могли ее разрешить. То ли земляне не принимали их передач, то ли не
способны были их расшифровать, то ли какие-то особые, неизвестные еще
сизым, а в глубине угадывалось что-то густо-фиолетовое. В передней тупой
части выделялись изъеденные участки - будто ожоги. Жалко, нет в лагере
Ивана Михайловича. Биологу было бы интересно взглянуть на странное
существо. Везет на находки! Вчера обнаружили гобийского медведя, сегодня -
какого-то червяка. Вдруг она вспомнила, что Сайхан в лагере. Можно ведь
его спросить, он всех обитателей пустыни знает прекрасно.
Последовательность дальнейших событий Анна Семеновна не запомнила.
Кажется, шофер не хотел выходить из палатки, и она чуть не за руку
потащила его к обо. Ветер начал подниматься - вот это она отметила, потому
что подумала о развешанном белье. Потом Сайхан увидел толстого червяка,
завизжал неестественно высоким голосом и бросился бежать. У палаток
запнулся и упал, разбросав руки и ноги. Испуганная Демьянова подбежала к
шоферу - тот лежал без чувств. И вот у нее в руках ампулы и шприц, она
прямо сквозь рубашку сделала два укола. Потом она затащила Сайхана в
камеральную палатку, нет, это прибежавший на крики (значит, она кричала?)
Мэргэн перенес шофера. Он же выпустил вверх три красные ракеты, вызывая
группу Волкова. И уже совершенно четко и ясно запомнила она, как медленно
розовело желтовато-серое скуластое лицо Сайхана, как он открыл узкие глаза
и хрипло выдохнул:
- Олгой-хорхой!..
Утром следующего дня лагерь казался вымершим. Никто не вышел в маршрут,
никто не регистрировал солнечные излучения, не снимал показаний
метеорологических приборов. В колодец Сайн-Худук продолжала поступать
солоноватая вода, но истинный дебит его так и остался неуточненным. У
подножия высоты 1865 метров лежал гобийский медведь, тщетно ожидая ученых.
А они собрались в камеральной палатке, пили чай и обсуждали события.
- Да, Ефремов оказался прав, - рокотал Иван Михайлович. - Случайно мы
убедились в реальности олгой-хорхоя. Любопытно, что это не единственные
прозорливые слова писателя. Я ночью перелистал его произведения - Ефремов
предвидел голографию, алмазы Якутии, алтайскую ртуть. Его интуиции
остается только позавидовать. Надо срочно заканчивать работу с медведем и
везти червяка в научный центр. В полевых условиях его как следует не
исследуешь...
- Я не первый год в Гоби, - вмешался Сейфуллин, - часто встречался с
пастухами. Почему они мне ничего не рассказывали? И не только мне...
- Это легко объяснимо. Араты считают, что нельзя называть своего
смертельного врага по имени, иначе он явится на зов. Я правильно говорю,
Сайхан?
- Правильно, дарга, - опустил голову шофер.
- Поэтому кроме смутных слухов, до нас ничего не доходило. Теперь же,
сопоставляя факты, можно утверждать, что олгой-хорхой обитает в песках
безводных районов Гоби и на поверхности старается не появляться.
- Чем же он питается? - спросил Коля Громов.
- Пока не знаю. Как всякий обитатель пустыни, он приспособился к
отсутствию воды, которая в большом количестве даже гибельна для него.
Вспомните, что и корни саксаула загнивают при обильном поливе. В этом году
уровень подземных вод поднялся и выгнал страшных червяков на солнце.
Одного из них и облила грязной водой Анна Семеновна. Какую-то роль сыграл
и стиральный порошок.
- Если бы я знала, что это олгой-хорхой, - застеснялась Демьянова, - я
бы тут же убежала.
- Тем не менее приготовьтесь к тому, что это место монголы назовут
Демьян-Обо и будут приезжать на поклонение. Я говорю совершенно серьезно.
Анна Семеновна смутилась и спряталась за спину Сайхана.
- Так что же получается, - воскликнул Максаржаб, - этот червяк
небелковый, что ли?
Волков пожал плечами:
- Конечно, белковый. Законы развития жизни нерушимы. Однако жестокие
условия Гоби могли так направить эволюцию, что получился олгой-хорхой.
Здесь нет ничего удивительного, белковая жизнь невероятно разнообразна.
- А как он убивает? - продолжал спрашивать географ.
- Определенного ничего сказать нельзя, - задумчиво сказал Иван
Михайлович. - Есть у меня одна мысль...
- Какая же?
- Вы проверили свой прибор? - вдруг обратился к физику Волков.
- Да, - удивился тот. - Но...
- Нашли неисправность?
- Нет.
- Я так и думал. Следовательно, вы действительно зарегистрировали
ультрафиолетовое излучение из песков с длиной волны около 260 нанометров?
- Выходит, так.
- И чем это объяснить?
- Получается, что в песках находился мощный источник лучей. Погодите,
погодите... Живые существа не могут излучать ультрафиолет!
- Нет, могут! - твердо сказал Иван Михайлович. - В двадцатых годах
крупный советский биолог Гурвич сделал интересное открытие. Он доказал,
что клетки и ткани всех животных и растений производят ультрафиолетовые
лучи с длиной волны, как мне помнится, от двухсот до трехсот нанометров.
Вопрос этот достаточно сложный, но ясно одно: без этих лучей клетки не
могут размножаться. Гурвич назвал их митогенетическими, то есть
способствующими митозу, делению клеток. Теперь нетрудно вообразить
животное, которое в процессе естественного отбора многократно развило
способность генерировать и накапливать смертоносные лучи. Подобных
примеров тьма: скаты парализуют добычу электрическим током, змея убивает
ядом, который у ее далеких предков был всего лишь слюной. А олгой-хорхой
убивает излучением, причем только на близком расстоянии, так как воздух
поглощает ультрафиолет.
- Ультрафиолетовым излучением убить нельзя, - возразила Демьянова. -
Если доза будет слишком большой, пациент просто получит ожог. Уж я-то знаю
возможности кварцевых ламп.
- Во-первых, я говорю об излучении с громадной энергией. Во-вторых,
известно, что лучи с длиной волны 240-280 нанометров наиболее губительны
для живых клеток. Они так могут воздействовать на мозг, на дыхательные
центры, что жертва погибнет от удушья. Как наш злосчастный медведь.
- Не согласен! - воскликнул Лодой Дамба. - Чтобы излучать так, червяк
должен быть горячее солнца. Кроме того, кожа и кости для ультрафиолета
непроницаемы.
- Ну и что? Возможно, в организме олгой-хорхоя имеется механизм
ультрафиолетового лазера. Как известно, лазер дает мощное излучение, сам
при этом не разогреваясь. Возможно, в излучении гобийского червяка есть
еще какие-то жесткие компоненты, вроде гамма- и бета-лучей, которые
убивают мгновенно. Все это еще предстоит выяснить. Дел у нас теперь
столько, что... - не договорив, Волков встал. - В мое отсутствие меня
замещает Равиль Саидович. Потом повернулся к Демьяновой:
- В медицинской помощи нуждается арат Цэвэн, он пострадал от встречи с
олгой-хорхоем. Поезжайте к нему немедленно и выясните, можно ли его
отправить вертолетом в Улан-Батор. Конечно, очень важны для науки все
типичные признаки поражения организма от этого излучения.
Начальник экспедиции шагнул к выходу из палатки, но еще раз обернулся к
Демьяновой.
- Видите, Анна Семеновна, теперь и вы включились в серьезную научную
работу.
---------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------
Оправдываться было бесполезно. Я смотрел в окно и старался не
слушать нудного голоса шефа.
- Послушайте, Хокинс, вы же толковый парень, - вдруг донеслось до
меня приглушенно, как будто из соседней комнаты.
Я машинально кивнул головой. Это я знал и сам. Я не уловил, чем
он кончил, но сказал:
- Есть отличный материал, шеф.
- Тема?..
- Конкуренты лопнут от зависти.
- Тема, черт побери?!
- Еще не знаю, шеф, но они лопнут.
В общем-то тема у меня была, и когда, наконец, я выложил суть
дела, редактор просипел:
- Отлично, Хокинс. Годится. Главное - не жалейте красок.
Национальный центр научных методов борьбы с коммунизмом
располагался в замечательном 19-этажном подземном бункере. Крышей ему
служили три полутораметровых стальных перекрытия. Промежутки между
ними заполняли подушки из инертных газов. Из такого помещения было
как-то удобней бороться с коммунизмом.
Битых два часа я рыскал по отделам. Следом ходил унылый
лейтенантик. Чистая бомба и народный капитализм нашим читателям уже
приелись.
Неохристианство показалось мне скучным.
Я уже совсем было отчаялся, как вдруг мне зверски повезло.
Я сразу понял, что это тип не из здешних. Он был чересчур
жизнерадостен и достаточно неопрятен. Я распахнул перед ним дверь,
наступив на ногу какому-то майору. Благополучно миновав секретарей, мы
предстали перед директором. Я инстинктивно отступил за спину рослого
парня в хаки.
- Наконец-то! - воскликнул директор. - Садитесь. Рассказывайте,
доктор.
Доктор поставил на стол чемодан и вынул из него небольшой
сверкающий никелем и стеклянными трубками аппарат.
- И это все? - спросил директор.
- Это модель. - Доктор энергично потер руки. - Действующая
модель, сэр! Сорок киловатт энергии - и я остановлю время на
континенте.
Доктор радостно засмеялся.
- Я работал над этим вопросом десять лет. И у меня не было
времени повеселиться. Ха-ха!.. Зато сегодня я могу остановить время!..
- Скажите, - перебил его директор, - а если остановить время в
Штатах, то там, у них, оно будет идти?
- О да, сэр! Оно будет идти и даже прыгать.
- Прыгать? Нет, это нам не подходит.
К столу тихо подошел еще не старый, но уже лысый мужчина в очках.
Форма полковника сидела на нем мешковато. Он состроил гримасу, которая
должна была означать улыбку, и произнес:
- Мы должны остановить время у них, сэр.
- У кого - "у них"?
- У красных, сэр. Мы остановим у них время и сразу обгоним их и
по космосу и по бомбам. Мы сможем сделать миллионы, нет, миллиард
бомб, сэр. Так, чтобы хватило на каждого красного,
Директор просиял.
- Не увлекайтесь, Доббер, - он повернулся к доктору. - Скажите,
доктор, а вы делали бомбу?
Сзади щелкнула дверь.
Тут я, не выдержав, выскочил вперед, хлопнул доктора по плечу и
убежденно воскликнул:
- О да, сэр! Мы делали их дюжинами. Мы делали их по сто штук в
неделю. Но сейчас - машина!.. - и я протянул руку к столу. - Время!..
- и я сделал жест двумя руками сразу.
Тут доктор, в свою очередь, хлопнул меня по плечу и воскликнул:
- Время, конечно, время! Время - деньги! Не будем медлить. Я
продемонстрирую вам, джентльмены, - и он схватился за самый блестящий
и длинный рычаг своей машины.
У директора посоловели глаза от страха. Он дернулся, как
паралитик, и проскрипел:
- Постойте, доктор! М... М-может быть, вы сначала объясните, как
работает ваша машина?
- Конечно, доктор, - сказал я и отошел на всякий случай подальше.
Доктор вышел на середину комнаты и стал в позу. Теперь он говорил
спокойнее.
- Я работал над этим вопросом десять лет. Я начинал на пустом
месте. Я не нашел у предшественников ни одной дельной мысли, кроме
теории о прерывистости времени. Но я нащупал эти крупинки, мельчайшие
неделимые атомы времени. Я определил энергию их связей и сделал
генератор такой же частоты. Вы знаете, что такое резонанс? Я излучаю
энергию на частоте колебания атомов времени и нарушаю их равновесие. Я
могу разрушить их порядок, превратить его в хаос, и тогда время
остановится. Генератор работает искривленным лучом, так что можно
остановить время в любой части земного шара. Расчеты не займут и двух
дней.
У меня перехватило дыхание. Это была сенсация века! Это было
интереснее атомной бомбы!.. Я уже видел заголовки на первой странице:
"Триумф американской мысли!", "Время - свободному миру!", "Красных - в
палеолит!", "Доктор тасует века, как карты!"
Оставалось благополучно отсюда выбраться. Я понимал, что попал на
секретное совещание и теперь мог рассчитывать только на суматоху и
собственную ловкость.
А события развивались все стремительней. Эти парни в хаки
оказались деловыми людьми. Они уже обсуждали практическую сторону
дела.
- Я добился потрясающей четкости передачи, - хвастал доктор. -
Искажения времени не могут распространиться дальше орбиты Луны.
- Поразительно! - пролепетал какой-то толстяк.
- Позвольте, - вмешался Доббер, - мы остановили у них время. А на
нас это не отразится?
- Пустяки, - ответил доктор. - Я добился изумительной локальности
излучения. Конечно, в пределах планеты, я это допускаю, могут быть
разрывы и смещения времени...
- Как?! - воскликнул Доббер.
- Как?! - повторили хором парни в хаки.
- Что вы хотите этим сказать? - поднялся директор.
- Пустяки, - снова воскликнул доктор. - Не пройдет и полугода,
как все станет на свои места. Зачем волноваться? Утро, день, вечер...
Разве вам не надоело это унылое постоянство? Моя машина... - он
потянулся к какому-то рычагу, но Доббер поймал его за локоть.
- Позвольте, позвольте, - назойливо шамкал толстяк. - А это не
опасно для жизни?
- Ничуть, - ответил доктор. - Разве что вас похоронят раньше, чем
вы умрете.
Доббер выскочил вперед.
- Доктор прав. Что за малодушие, коллега? Дело идет о борьбе с
коммунизмом. Красные у нас в руках. Нельзя упускать такой шанс. Мы
обязаны рискнуть во имя цивилизации и прогресса.
В комнате воцарилась тишина. Я догадался, что присутствующие
переваривают мысль о своей исторической миссии.
- Джентльмены, - сказал директор, - вопрос решен. Через час я
буду докладывать совету концернов. Опыт готовим на послезавтра. Потом
можно будет поставить в известность конгресс.
- О'кэй! - ответил директор.
- О'кэй! - рявкнули парни в хаки.
- О'кэй... - пробормотал я и на четвереньках, прячась за
креслами, пополз к дверям.
По коридорам я мчался как спринтер, скоростной лифт показался мне
слишком медлительным. По дороге в редакцию полиция трижды
фотографировала мое авто. Стрелка спидометра сломалась, не выдержав
перегрузки.
Я схватил редактора за манишку и прохрипел:
- Снимайте первые четыре полосы, - потом упал в кресло и
простонал из последних сил: - Стенографистку!..
Шеф был опытный газетчик. Через минуту он отпаивал меня виски.
Возле двери уже дожидались, держа наготове карандаши и блокноты, две
хорошенькие девочки.
Я диктовал больше часа. Тем временем шеф договаривался с
издательством, чтобы тираж номера увеличили в двадцать четыре с
половиной раза. Потом он связался с авиакомпаниями. С нас содрали три
шкуры, но теперь мы были уверены, что не позже завтрашнего утра нас
будет читать весь свободный мир.
Я глотал бутерброды и лихорадочно соображал, кому из конкурентов
можно выгодно продать сенсацию. Но меня заперли в кабинете и отключили
телефоны.
Я удрал через мусоропровод.
До утра я мотался по редакциям и заработал больше, чем за всю
свою жизнь. Телеграфировать в Европу было бесполезно. Все равно меня
кто-нибудь уже опередил.
Я смертельно устал. Устал до такой степени, что даже обрадовался,
когда застрял в лифте между этажами какого-то небоскреба.
Я проснулся в каморке без окон. В щель под дверью пробивался
свет. Стены мелко дрожали - где-то рядом работал мощный двигатель. Я
сразу понял, что нахожусь в самолете. Меня украли! Меня похитила
разведка красных!..
Действовать нужно было немедленно. Я бросился к двери. Заперта! Я
попытался выбить ее плечом. Внезапно она распахнулась. Я потерял
равновесие и грохнулся под ноги тщедушному старичку швейцару.
- С вас доллар, сэр, - сказал он. - Вы ночевали на моем диване.
Я не сразу понял, в чем дело. Минуту я сидел на полу и
анализировал обстановку. Потом я молча встал, сунул старику доллар и
ушел.
На улицах было столпотворение, как в дни президентских выборов.
Люди с перекошенными от ужаса лицами метались по площадям и скверам.
Репродукторы полицейских машин призывали к спокойствию:
"Внимание, граждане! Каждый должен иметь при себе удостоверение
личности и медицинскую справку. Правительство гарантирует
безопасность. Будьте благоразумны!"
Продавцы газет вопили:
- Последние новости! Исчезло время в Аризоне!
- Сенсационное сообщение. Нашествие мамонтов на Нью-Мексико!
- Летаргический сон Советов!
- Послание президента к народу!
- Интервью с покойником Колумбом!
- Сенатор Лоуренс предлагает вернуть Россию в 1916 год!
Все шло как надо. Я воспрянул духом и, посвистывая, направился в
редакцию. В небе висели вертолеты панамериканской страховой компания.
На головы сыпались листовки:
"Страхуйте ваше время только у нас!"
Лифты в здании объединенных корпораций прессы не работали. Я не
особенно огорчился. Мне нужно было всего лишь на двадцать седьмой
этаж. Я закурил и не спеша потащился наверх.
- Хэлло, шеф! - сказал я, входя в кабинет редактора.
Шеф повел себя очень странно. Он уронил на ковер горящую сигару,
протяжно охнул и полез под стол. Я взял с тумбочки верстку свежего
номера. Первое, что бросилось мне в глаза, это моя фотография, отлично
напечатанная и... в траурной рамке. Некролог сообщал о моей
трагической кончине:
"...он выпал в разном времени, установили эксперты... Он может
находиться в четвертом измерении, утверждает профессор Смоллет".
- Хокинс, вы воскресли? - раздался голос редактора.
- Да, шеф. Оставьте место в завтрашнем номере. Я дам воспоминания
о загробной жизни.
Я положил верстку в карман и, перешагнув через бесчувственное
тело секретарши, вышел в коридор. Весь день и ночь я загребал доллары.
Город трясла лихорадка. Паника охватила весь мир. Акционерные общества
и компании возникали и лопались как мыльные пузыри. Количество
недоразумений и сенсаций все возрастало. Но я интуитивно чувствовал:
еще немного - и толпа устанет. Что будет дальше, я не знал. Я знал
только, что военные шутить не любят и рано или поздно установка
сработает. Мне не хотелось преждевременно отправляться к праотцам. И
потом было бы некрасиво заставлять читателей дважды на одной неделе
читать мой некролог. Чтобы знать, когда следует унести ноги, я
позвонил приятелю в Национальный центр научных методов борьбы с
коммунизмом.
- Какого черта, Хокинс, - пропищало в трубке. - Никакого
генератора не было. Эта штука оказалась портативной бормашиной.
Я лихорадочно соображал: не сегодня-завтра паника кончится. На
этом можно заработать вдвойне. Пока не поздно, нужно превратить свои
деньги в акции сталелитейных компаний. Завтра их цена подпрыгнет до
прежнего уровня. Гениально!
Я набрал нужный номер. Мне долго пришлось ждать. Потом хриплый
голос сказал:
- Сегодня в шесть тридцать банк лопнул. Что еще?
Я опустил трубку. Это был нокаут. Я долго сидел в кресле и
почему-то вспоминал детство. Как однажды я свалился с высокого дерева.
И еще: как отец колотил меня палкой. Потом я встал и пошел на улицу.
Возле окна с вывеской: "Запись в золотой век - восемь долларов!" - уже
не было очереди. Громкоговорители молчали. Под ногами шуршал бумажный
сор. Я шел, ничего не видя и не соображая. Вдруг до моего слуха
донесся знакомый веселый голос.
- Ха-ха! - захлебывался доктор. - Уэллс ребенок по сравнению со
мной. Эйнштейн, ха-ха, Эйнштейн тоже ребенок по сравнению со мной.
Ньютон, хо-хо...
Я подошел и стукнул его по голове.
---------------------------------------------------------------
Сборник "Фантастика 1962", Издательство ЦК ВЛКСМ, "Молодая Гвардия". 1962
OCR: Андрей из Архангельска
---------------------------------------------------------------
"В век космонавтики непраздно предположить, что нам, может быть,
придется столкнуться с другими живыми существами, весьма
высокоорганизованными и в то же время совершенно на нас не похожими".
Академик А. Н. Колмогоров, 1961 г.
Среди семисот миллиардов разумного населения планеты Чунгр
(носящей, как недавно выяснилось, у обитателей Третьей планеты1
название "Марс") лишь очень немногие интересовались космосом больше,
чем своими повседневными делами. Для этого были глубокие исторические
причины. Однако сегодня решительно вся планета говорила о предстоящем
вечером выступлении главы Центра космических изучений (ЦКИ), автора
классических трудов по космологии, маститого Тхнтшу2.
1 Земли.
2 Так, в очень отдаленном приближении, можно передать его
благозвучное имя человеческой речью.
Это он двадцать лет назад3 впервые принял радиосигналы с Третьей
планеты и ошеломил Чунгр сообщением о разумных существах, живущих там.
Его эпохальное открытие заставило восстановить ЦКИ, закрытый
пятьюдесятью годами ранее при весьма драматических обстоятельствах, и
если не сокрушило, то до основания потрясло окостеневшие за много
тысячелетий традиции Чунгра в отношении космоса.
3 Здесь и всюду дальше имеется в виду чунгрианское летосчисление,
в котором год равен двум земным.
К этим-то драматическим обстоятельствам и обращалась невольно
мысль высокоуважаемого Тхнтшу, который летним вечером летел в столицу
планеты из теплой полярной зоны, где в тиши санатория готовился к
сегодняшнему ответственному выступлению4.
4 На севере Чунгра солнце не заходит летом в течение многих дней
и нагревает воздух значительно выше точки замерзания воды.
Тхнтшу мог бы достигнуть цели почти мгновенно, если бы
воспользовался фотонным поездом, пролетающим половину меридиана
планеты5 по трубе подземного тоннеля с субсветовой скоростью. Но он
предпочел более медленный индивидуальный атомолет, чтобы получше
собраться с мыслями и чувствами. Да, и с чувствами, потому что они
тоже в нем бурлили, как кипяток в воронке гейзера.
5 Около 1 600 километров.
...Бедный Кхруарбрагфр! Великий Кхруарбрагфр! Гений, учитель,
друг. Гений, объявленный врагом Планеты и казненный ею. Учитель, от
которого вынуждены были отступиться его ученики не по принуждению, а
по убеждению, видя его неправоту. Друг, которого покинули, отринув,
все друзья, в том числе и молодой Тхнтшу, одна из главных надежд
Учителя. Семьдесят лет минуло уже с того страшного дня, когда
Кхруарбрагфра по приговору Планеты усыпили сладостным наркозом. А в
душе Тхнтшу память об этом далеком дне все еще кровоточит, как
незажившая рана. Он никогда не считал Учителя правым в его дерзком
философском споре с Планетой. И, однако же, что-то вроде угрызения
совести всю жизнь мучило Тхнтшу. Было какое-то страшное обаяние в
незабываемых последних словах Кхруарбрагфра:
- Я рад, что мое последнее желание совпадает с желанием Планеты.
Если она, отрицая мое право мыслить совершенно самостоятельно, без ее
указки, желает моей преждевременной смерти, чего же еще могу пожелать
себе я?!
"Как ты был неправ, Учитель! Зачем ты поднял до таких абстрактных
высот практический вопрос о зондировании радиолучами космоса? Можно
было бы решить этот вопрос мирно, не заостряя его так. А то, что
сказал ты, конечно, показалось Планете каким-то чудовищным моральным и
интеллектуальным уродством, похожим на фантасмагорическое восстание
пальца против тела, на котором он вырос. Так восприняли это и твои
ученики. И совершилось ужаснейшее, невиданное на Чунгре в течение
многих дюжиниад1 лет: казнь! Гения искусственно лишили жизни.
Возглавляемый им Институт космических изучений расформировали.
Намеченные им исследования запретили продолжать, как опасные для
планеты...
1 Дюжиниада - квадрат двенадцати (144).
Потрясенный случившимся, Тхнтшу на долгий ряд лет отошел от
изучения космоса и занялся чистой математикой. Но зароненные мятежным
Кхруарбрагфром семена неповиновения традициям продолжали прорастать.
Через дюжину лет, когда улеглось негодование Планеты, ученики
казненного, не сговариваясь друг с другом по одиночке, стали вновь,
несмотря на запрет, посылать радиосигналы в космос. Делал это тайком и
Тхнтшу. Но увы! Пророчества Учителя не оправдывались. Космос угрюмо
молчал, и трагическая гибель Кхруарбрагфра все более казалась
заслуженной. По-прежнему не было никаких ответов на чунгрианские
радиосигналы ни с Третьей планеты, ни со Второй, ни с других, ни из
глубин Вселенной.
И вдруг эта незабываемая, потрясающая ночная минута двадцать лет
назад, когда Тхнтшу принял первый радиосигнал с Третьей! Явный,
неоспоримый, осмысленный! О судьба судеб, что пережил он, когда
убедился, что не грезит, что это истина, факт! Тхнтшу почудилось: он
чувствует за спиной ликующее излучение Учителя, слышит звук его шеи.
Как ликовал бы Кхруарбрагфр, если бы был жив! Он все-таки оказался
прав! Дюжину дюжин раз прав! Дюжиниады дюжиниад раз!
Забыв все на свете, Тхнтшу тут же послал на Третью приветственный
сигнал предельной силы. Но никто не откликнулся оттуда. Зато почти
немедленно отозвалась служба порядка Чунгра, обеспокоенная
неразрешенным сигналом, зарегистрированным автоматикой.
Грандиозность открытия Тхнтшу заставила забыть о нарушении им
планетарного запрета. На другой же день был восстановлен ЦКИ во главе
с героем дня и разрешено вести активные радиопоиски в космосе. Но ни
на один из бесчисленных, систематически передаваемых теперь сигналов
никто с Третьей не отвечал, хотя радиопередачи оттуда принимались во
все более возрастающем количестве, записывались, тщательно
классифицировались и глубоко изучались аналитическими машинами.
Радиофизики Чунгра ломали себе голову над этой удивительной загадкой и
не могли ее разрешить. То ли земляне не принимали их передач, то ли не
способны были их расшифровать, то ли какие-то особые, неизвестные еще