Автор неизвестен. Вершина

1

Я посмотрел на нее сверху и мне стало ужасно не по себе.
"Где же ее вершина? - подумал я. - У самых звезд?"
Я не находил слов. Я смотрел, смотрел, и не мог оторвать глаз, и уже
начинал проклинать сам факт существования этой штуки и тем более то, что
кто-то ее обнаружил - пока я еще жив.
- Ну? - Леннинг накренил флайер так, чтобы я мог посмотреть вверх.
Я покачал головой и прикрыл рукой уже защищенные очками глаза.
- Убери ее. Заставь ее уйти.
- Не выйдет. Она больше меня.
- Она больше, чем кто бы то ни было - добавил я.
- Я не могу заставить нас уйти...
- Подожди. Сделаю несколько фотографий.
Он протянул мне камеру и я начал снимать.
- Ближе можешь?
- Нет. Слишком сильный ветер.
И поэтому я снимал - через телескопические объективы, сканирующие
устройства и прочие хитрые электронные штуки - пока мы кружили возле нее.
- Я бы многое отдал, чтоб увидеть вершину.
- Мы уже поднялись на тридцать тысяч футов, а пятьдесят - для нашей
крошки потолок. Леди же, к сожалению, выше атмосферной границы.
- Странно, - сказал я, - отсюда все же трудно поверить, что она дышит
эфиром и все время созерцает звезды.
Леннинг рассмеялся и зажег сигарету, а я потянулся за термосом с
кофе.
- И как тебе Серая Сестра?
Я тоже закурил, затянулся глубоко. Флайер подхватила какая-то сила,
протащила его немного, потом, словно потеряв к нему интерес, отпустила. Я
ответил:
- Как наше Леди на Абатторе - прямо между глаз.
Мы пили кофе. Леннинг спросил:
- Она слишком большая для тебя, Седой?
Глотая кофе, в ответ я лишь заскрежетал зубами, потому что только мои
близкие друзья называют меня так, для остальных же я - Джек Саммерс и мои
волосы всегда были такими. Я вдруг усомнился, имеет ли Генри Леннинг
статус моего близкого друга - только потому, что знает меня двадцать лет,
особенно сейчас, после того, как он проявил инициативу и нашел эту штуку в
мире с разреженной атмосферой, множеством скал, слишком ярким небом и
именем, похожим на ЛСД, прочитанное наоборот, с именем в честь Джорджа
Диселя, который оставил здесь свой след и был таков - неглупый парень!
- Гора высотой в сорок миль - уже не гора, - наконец сказал я. Это
целый мир, который какое-то глупое божество забыло забросить на орбиту.
- То есть она тебя не заинтересовала?
Я посмотрел вниз на серые лавандовые склоны, снова поднял глаза -
туда, где исчезал всякий цвет и оставался только черный зазубренный
силуэт, а вершины все равно не было видно, хотя я задирал голову пока не
стало жечь в глазах под защитными очками. И я увидел облака, клубящиеся
вокруг ее непреодолимых склонов; они были как айсберги, только в небе; и я
услышал вой отступающего ветра, который пытался объять ее величие
молниеносной лихой атакой, пытался и, конечно, не сумел.
- Почему же, я заинтересован, - сказал я, - но чисто академически.
Давай-ка в город, там я смогу поесть, выпить и, если повезет, сломать
ногу.
Он повел флайер на юг, и я не смотрел по сторонам. Я просто
чувствовал ее присутствие у себя за спиной всю дорогу в город: Серая
Сестра, высочайшая гора во всей разведанной вселенной. Непокорная,
конечно. Я чувствовал ее присутствие в последующие дни, она отбрасывала
тень на все, что попадало в поле моего зрения.
Два следующих дня я изучал сделанные ранее фотографии, потом мне
удалось откопать старые карты.
Еще я поговорил с людьми, которые рассказали мне разные истории о
Серой Сестре, очень странные истории.
За это время мне не удалось обнаружить ничего обнадеживающего.
Правда, я узнал, что пару столетий назад была предпринята попытка
колонизировать Дисель, еще до того, как появились корабли со
сверхсветовыми скоростями. Однако новый, неизвестный тогдашней науке вирус
колонизировал самых первых колонистов, и они все погибли. Новой колонии
исполнилось четыре года, новые доктора победили вирус, люди решили
остаться на Диселе, и, казалось, гордились своим дурным вкусом в выборе
среды обитания. Как я узнал, никто особенно и не пробовал связываться с
Серой Сестрой. Было всего несколько попыток покорить ее, но они привели
только к появлению новых легенд.
Днем небо всегда было нестерпимо ярким. Оно терзало мои глаза до тех
пор, пока я не начал надевать горные очки, всякий раз покидая отель. В
основном, однако, я сидел в баре отеля, ел, пил, изучал фотографии и
расспрашивал каждого, кто проходил мимо и бросал хотя бы мимолетный взгляд
на эти самые фотографии, разложенные на столе.
Я продолжал игнорировать Генри и его вопросы. Я знал, чего он хочет,
но черт подери, он может и подождать. К несчастью, он так и делал, у него
это получалось очень неплохо, что тоже раздражало меня. Он чувствовал, что
я уже почти решился, и он хотел БЫТЬ ТАМ, КОГДА ЭТО СЛУЧИТСЯ. Он нажил
целое состояние на покорении Касла, и я, поглядывая на хитрые морщинки
вокруг его глаз, уже представлял какими будут строки нынешней истории в
его изложении. Всякий раз, когда его лицо делалось похожим на лицо игрока
в покер, и он, опираясь на стол одной рукой, другой медленно поворачивал
фотографию, я представлял себе целые абзацы. Если бы я проследил за
направлением его взгляда, я бы, наверное, увидел гордых покорителей гор в
запыленных штормовках.
В конце недели с неба опустился корабль с какими-то невоспитанными
людьми на борту и разорвали цепь моих мыслей. Когда они появились в баре,
я сразу понял, кто они есть, и тогда я снял свои темные очки, чтобы
пригвоздить Генри взглядом василиска и обратить его в камень. Но в тот
момент в нем содержался слишком высокий процент алкоголя, и у меня ничего
не вышло.
- Ты предупредил прессу, - сказал я.
- Ладно, ладно, - сказал он, съеживаясь, и деревенея под моим
взглядом, пробирающимся сквозь сумрачные дебри его нервной системы к
маленькой серой опухоли - его Мозгу, - ты хорошо известен, и...
Я снова надел очки и сгорбился над бокалом, спрятав пронизывающий
взгляд, как вдруг один из вошедшей троицы спросил:
- Простите, а вы случайно не Джек Саммерс?
Чтобы как-то заполнить наступившую паузу, Генри сказал:
- Да, это Безумный Джек, к двадцати трем годам покоривший Эверест и
все остальные вершины о которых только стоит упоминать. В тридцать один он
стал единственным человеком, побывавшим на высочайшей вершине во всей
исследованной вселенной - пике Касла на Литани, высота 89000 футов. В моей
книге...
- Да, - сказал репортер, - меня зовут Гарри и я представляю ГП. Мои
друзья представляют два других синдиката. Мы слышали, что вы собираетесь
подняться на Серую Сестру.
- Ваши сведения неверны, - сказал я.
- Разве?
Два других репортера подошли поближе и встали рядом с ним.
- Мы думали, что... - начал один из них.
- ...вы уже организовываете группу, - закончил другой.
- Значит, вы не намерены покорить Серую Сестру? - спросил Гарри, пока
один из подошедших разглядывал мои снимки, а другой собирался сделать
свои.
- Прекратите! - вскричал я, поднимая руку к объективу. - У меня от
яркого света болят глаза!
- Извините. Я буду снимать на инфра, - сказал фотограф и принялся
возиться со своей камерой.
Гарри повторил свой вопрос.
- Я сказал только, что слухи неверны, - ответил я. - Я не утверждал,
что я туда собираюсь и не говорил, что не собираюсь. Я еще ничего не знаю.
- Если вы решите попытаться, когда вы предполагаете начать
восхождение?
- Извините, на этот вопрос я не могу ответить.
Генри отозвал всю троицу к стойке и стал объяснять что-то, отчаянно
жестикулируя. До меня донеслись его слова: "...после четырехлетнего
перерыва..." Когда они посмотрят на мой столик, меня уже там не будет.
Я вышел на улицу, где уже сгущались сумерки, и задумчиво двинулся
вперед. И даже тогда, Линда, я ступал по ее тени. Серая Сестра звала меня
и одновременно гнала от себя прочь, делала какие-то непонятные знаки, не
двигаясь при этом с места. Я смотрел на нее, такую далекую, и все равно
столь огромную, полуночный перст в подступающей ночи. Часы, оставшиеся до
полной темноты, таяли, как расстояние до ее подножия, и я знал, что она
будет следовать за мною повсюду, куда бы я не направлялся, даже во сне.
Особенно во сне.
И вот тут я, наконец принял решение. В последующие дни я наслаждался
игрой. Имитировать нерешительность, когда все ждут от тебя твердости -
большое удовольствие. Я смотрел на нее, мою последнюю и самую мою большую,
мою собственную Коштру Пиврарчу, и чувствовал, что рожден ступить на ее
вершину. И тогда я смогу уйти на покой, может быть даже еще раз жениться,
перестану сохранять форму, начну делать все то, чего я раньше не делал и
что стоило мне жены и дома, когда я отправился покорять пик Касла, высотой
89941 фут, четыре с половиной года назад, в дни моей славы. Я смотрел на
Серую Сестру. Ее силуэт выступал в опустившихся сумерках: она стояла и
ждала - темная, благородная и неподвижная, как и стояла она, наверно,
вечно.

2

На следующее утро я разослал телеграммы. Словно космические почтовые
голуби помчались они через световые годы. Они летели к людям, которых я не
видел многие годы, и к людям, которые провожали меня с лунной станции. В
каждой из них было одно и то же: "Если ты хочешь совершить свое самое
главное восхождение, отправляйся на Дисель. Серая Сестра может скушать пик
Касла на завтрак. Р.С.В.А к/о. Лодж. Джорджтаун. Седой".
Назад, поверни назад...
Я ничего не сказал Генри. Совсем ничего ему не сказал. То, что я
делал и куда на какое-то время собрался отправиться, было моим личным
делом. Я вышел из отеля задолго до восхода солнца, оставив у портье
записку для Генри.
"Уехал из города по делу. Вернусь через неделю. Держи форт. Безумный
Джек."
Я должен был изучить нижние склоны, фигурально говоря, поправить
подол ее юбки, прежде чем представлять друзьям. Говорят, что только
безумец ходит в горы в одиночку, но ведь и прозвище они мне дали не просто
так.
На моих фотографиях северный склон выглядел обещающе.
Я посадил взятый на прокат флайер как мог близко к подножию горы,
запер его и, взвалив на плечи рюкзак, пошел.
Горы поднимались слева от меня и справа от меня, горы были позади,
черные, как греки, в отступающем предрассветном сумраке белого, такого
белого дня. А передо мной была даже не гора - длинный пологий склон, что
бесконечно тянулся ввысь. Яркие звезды светили надо мной и холодный ветер
бил мне в лицо, пока я шел вверх. Прямо впереди, однако, не было звезд -
только чернота. В тысячный раз задумался я о том, сколько такая гора может
весить. Меня всегда интересовал этот вопрос, когда мне приходилось иметь
дело с горами. На небе ни облачка. Полная тишина нарушаемая лишь шуршанием
моих башмаков по дерну и гравию. Очки болтались у меня на шее. Руки внутри
перчаток вспотели. На Диселе мой рюкзак и я вместе весили наверное столько
же, сколько я один на Земле - и это меня ужасно радовало. Воздух, который
я вдыхал, обжигал, а при выдохе расходился облачками пара. Я отсчитал
тысячу шагов и, посмотрев назад, не увидел флайера. Я отсчитал еще тысячу,
посмотрел наверх и увидел, что некоторые звезды уже погасли. Примерно
через час мне пришлось надеть очки. К этому времени я уже мог видеть, куда
я иду. Ветер, казалось, крепчал.
Она была такой большой, что я никак не мог всю ее окинуть взглядом. Я
крутил головой из стороны в сторону, отклоняясь все больше назад. Вершины
я не видел: слишком высоко в небо она уходила. На мгновение, у меня
возникло невероятное ощущение, что я стою наверху и смотрю вниз, а ступни
ног и ладони у меня начали зудеть, как у обезьяны, которая, отпустив одну
высокую ветку, чтобы схватиться за другую, обнаруживает, что веток-то
больше нет.
Я поднимался еще два часа и остановился, чтобы перекусить. Это была
прогулка, а не скалолазанье. Пока я ел, я раздумывал о том, как могла
возникнуть Серая Сестра. Недалеко от нее, в радиусе шестидесяти миль было
несколько вершин высотой в десять и двенадцать миль, а на другом
континенте - пик Бурка, высотой в пятнадцать миль, но их и сравнивать
нельзя было с Серой Сестрой. Меньшее тяготение? Ее строение? Я не знал.
Интересно, что скажут Док, Келли и Малларди, когда увидят ее.
Однако, мое дело - взбираться на горы, а не определять как они
появились на свет.
Я снова посмотрел вверх и увидел там несколько облаков. Они частично
скрывали от меня Серую Сестру. Судя по фотографиям, которые я сделал с
флайера, когда летел с Генри, у меня впереди было еще десять или даже
двенадцать легких миль. Как подъем на большой холм. Наверняка здесь можно
было идти разными маршрутами. Вообще-то, я даже подумал, что она может
оказаться гораздо легче, чем я полагал поначалу.
Эти мысли меня слегка взбодрили и я, запаковав свое хозяйство,
двинулся дальше. Я уже чувствовал, что день мне предстоит хороший.
Так и вышло. К полудню я сошел со склона на что-то напоминающее
тропу. Продолжительность дня на Диселе около девяти часов и большую часть
этого времени я провел в движении. Тропа оказалась такой удобной, что я
шел по ней еще несколько часов даже после захода солнца и успел подняться
на приличную высоту. К этому времени я уже начал пользоваться дыхательным
оборудованием и включил обогрев костюма.
Звезды были похожи на большие блистающие цветы, путь был легким, ночь
казалась моим другом. Я вышел на широкий плоский участок и разбил лагерь
под выступом скалы.
Там я провел ночь, и мне снились снежные женщины, их груди походили
на Альпы, розовые в лучах восходящего солнца; и они пели мне, как ветер, и
смеялись, а глаза их напоминали льдинки. Они убежали от меня по облачному
полю.
На следующий день я поднялся еще выше. Тропа начала сужаться, местами
она пропадала совсем, но вскоре появилась вновь. До сих пор идти вверх
было легко и удобно. Тропа поднималась все круче, но я по-прежнему мог
спокойно по ней идти. Мне удалось быстро пробежать по зигзагообразному
пологому подъему и взобраться по широкой трубе почти также быстро, как
Санта Клаус спускался бы по ней. Ветер усиливался и если бы подъем стал
сложнее, у меня могли бы возникнуть серьезные проблемы. Респиратор я уже
не снимал, но чувствовал себя превосходно.
Я видел все далеко впереди. Подо мной лежали бесчисленные горы, как
барханы в пустыне. Около вершины возникли ореолы горячих потоков воздуха.
На востоке сверкало озеро Эмерик, темное и блестящее, как носок
начищенного ботинка. Я прошел совсем рядом с выступающей скалой и оказался
перед гигантской лестницей длиной по меньшей мере в тысячу футов.
Поднявшись на последнюю ступеньку, я столкнулся с первым серьезным
препятствием: гладкий, почти вертикальный участок скалы, высотой примерно
в 85 футов.
Обойти его было невозможно: пришлось лезть наверх. У меня ушло на это
меньше часа, зато дальше стало снова полегче. Но тут меня атаковали тучи.
Хотя подъем был совсем несложным, туман сильно мешал и тормозил
продвижение вперед. Я хотел выбраться из облачной зоны еще до захода
солнца, поэтому решил не делать остановки на обед.
Но тучи все не кончались. Я поднялся еще на тысячу футов, а тучи
продолжали окружать меня. Откуда-то снизу донеслись раскаты грома. Туман,
впрочем, начал рассеиваться и я продолжил подъем.
Тут я решил взобраться по трубе, конец которой едва мог различить,
она показалась мне намного короче, чем зазубренный полумесяц слева. Это
было ошибкой.
Влажность в трубе оказалась гораздо выше, чем я предполагал. И стены
были скользкими. Но я упрям, поэтому сражался со скользящими башмаками и
мокрыми стенками трубы до тех пор, пока по моим расчетам, мне не осталась
где-то с треть пути. Я уже изрядно выдохся.
Тут только я понял, что сделал. То что я считал концом трубы, вовсе
таковым не являлось. Я прополз еще футов пятнадцать и понял, что лучше бы
я этого не делал. Туман начал клубиться вокруг меня и я моментально промок
до нитки. Я боялся спускаться вниз и боялся подниматься вверх, но не мог
же я торчать на одном месте вечно.
Если вы когда-нибудь услышите человека, утверждающего, что он полз,
как улитка, не ругайте его за банальное сравнение. Отнеситесь к нему с
состраданием и симпатией.
Я полз, как улитка, вслепую, по бесконечной скользкой трубе. Если бы
мои волосы, когда я только влезал в эту проклятущую дыру, уже не были
седыми... Наконец я выбрался из тумана. Наконец я увидел кусок яркого и
недружелюбного неба, на которое я решил пока не обижаться. Я стремился к
нему и, наконец, попал куда хотел.
Как только я вылез из трубы, я заметил небольшой уступ футах в десяти
надо мной. Я взобрался на него и растянулся во всю длину. Мои мышцы
подрагивали от напряжения, и я заставил себя их расслабить. Я выпил воды,
съел пару шоколадных плиток и еще глотнул.
Минут через десять я встал. Земли уже не было видно. Только мягкая,
хлопково-белая верхушка доброй старой бури. Я посмотрел наверх.
Поразительно. Вершины по-прежнему не было видно. И если не считать
пары трудных участков - таких, как последний, да и то возникших от моей
чрезмерной самонадеянности - подниматься было так же легко, как по обычной
лестнице. Теперь, однако, подъем становился посложнее. За этим то я и
поднимался сюда: для проверки более трудных участков.
Я приготовил ледоруб и продолжил восхождение.
Весь следующий день я медленно продвигался вперед, не рискуя
понапрасну, периодически отдыхая, составляя карты, делая многочисленные
фотографии. Дважды крутизна подъема уменьшалась, и я быстро проделал семь
тысяч футов. Теперь я уже находился выше Эвереста и продолжал восхождение.
Однако, здесь появились места, где мне приходилось ползти и места где
понадобилась веревка, были даже случаи, когда мне пришлось воспользоваться
пневматическим пистолетом, чтобы было куда поставить ногу. (Если же у вас
возник вопрос, почему я не вспомнил про пистолет в трубе - причин тут
несколько: у меня могли лопнуть барабанные перепонки, я мог сломать ребро,
ногу или просто свернуть себе шею).
Почти перед закатом я оказался у длинного пологого подъема, уходящего
далеко вверх. Здесь у меня вышли разногласия с моим вторым, более
осторожным "я". В записке я написал, что вернусь через неделю.
Заканчивался мой третий день в горах. Я хотел подняться, как можно выше, и
начать спускаться вниз на пятый день. Если я пойду по этому маршруту, то
мне удастся подняться по нему на сорок тысяч футов. А дальше, в
зависимости от условий, у меня будут пятидесятипроцентные шансы достигнуть
десятимильной отметки прежде, чем я буду вынужден повернуть назад. Тогда я
смогу получить лучшее представление о том, что нас ждет на самом верху.
Мое более осторожное "я" проиграло со счетом 0:3, и безумный Джек
продолжил путь наверх.
Звезды были невероятно большими и яркими - мне казалось, что они
могут меня обжечь. Ветер перестал мне мешать. На такой высоте его просто
не бывает. Мне пришлось усилить обогрев костюма и я подумал, что если бы
мне удалось сплюнуть сквозь респиратор, то плевок замерз бы, не достигнув
земли. Я смог подняться даже выше, чем рассчитывал, и разменял сорок тысяч
футов этой же ночью.
Найдя подходящее место, я остановился на ночлег и выключил ручной
маячок.
Ночью меня посетил странный сон.
Невероятное существо из вишневого пламени стояло, на склоне передо
мной. Чем-то оно напоминало человека, но стояло оно в совершенно
невозможной позе, и я сразу понял, что такое может происходить только во
сне. Что-то из моей прошлой жизни шевельнулось во мне и на какое-то
странное мгновение я поверил, что передо мной Ангел Страшного Суда. Только
в правой руке он держал огненный меч, а не трубу. Казалось, он простоял
так целую вечность, направив острие меча в мою грудь. Сквозь него
просвечивали звезды. И вдруг я услышал: "Возвращайся назад".
Я ничего не смог ему ответить: мой язык перестал слушаться меня. А он
повторил еще дважды:
- Возвращайся назад. Возвращайся назад.
"Завтра", - подумал я во сне и это, по-моему удовлетворило странное
существо. Оно стало блекнуть и медленно исчезло, а меня окутала тьма.
На следующий день я взбирался вверх как в свои самые лучшие годы. К
позднему ленчу я достиг сорока восьми тысяч футов. Облачность внизу
перестала закрывать от меня землю плотным одеялом. Я снова мог видеть то,
что осталось далеко внизу. Земля лежала подо мной в темных и светлых
заплатках. Сверху продолжали царить звезды.
Подъем был сложный, но я чувствовал себя прекрасно. Я знал, что не
успею подняться на десять миль, потому что видел, что впереди путь был не
менее сложным, а дальше склон поднимался еще круче. И все равно настроение
у меня оставалось отличным и оно продолжало улучшаться по мере моего
восхождения.
Нападение было произведено с такой быстротой и яростью, что только в
самый последний момент я сумел его отразить.
Голос из ночного сна загудел у меня в голове:
- Возвращайся назад! Возвращайся назад!
И она снова набросилась на меня с неба. Птица размером с кондора.
Только это была не птица. Эта штука только имела форму птицы. А еще
она имела огонь и статическое электричество.
Когда оно помчалось на меня, я едва успел прижаться спиной к стене,
зажав в правой руке ледоруб.

3

Я сидел в маленькой, темной комнате, под вращающимися разноцветными
пятнышками света. Ультразвук щекотал мой мозг. Я пытался расслабиться и
дать возможность доктору получить мои альфа-ритмы. Их где-то там
регистрировали, обсчитывали и запоминали.
Вся процедура заняла двадцать минут.
Когда все закончилось, доктор пристал ко мне, как банный лист. Я с
трудом отбился от него.
- Отдайте мне запись, а счет пошлите Генри Леннингу в Лодж.
- Я хочу обсудить с вами показания приборов, сказал он.
- Сюда на днях приезжает мой собственный специалист по
энцефаллограммам. Отдайте мне запись и все.
- Не было ли у вас недавно какой-нибудь травмы?
- Вот вы-то мне и ответите на этот вопрос. Что заметно?
- И да, и нет - сказал он.
- Больше всего на свете я люблю получать такие прямые ответы.
- Я не знаю, что является нормой для вас, - отпарировал он.
- Есть ли какие-нибудь прямые указания на мозговую травму?
- Не могу сказать однозначно. Если вы расскажите мне что с вами
случилось, и почему вас вдруг заинтересовала ваша энцефалограмма, тогда
возможно мне будет легче...
- Кончайте, - сказал я. - Дайте мне запись и пришлите чек.
- Вы беспокоите меня, как пациент.
- Разве вы считаете, что произошли какие-нибудь патологические
изменения?
- Не совсем. Но ответьте, если можете, на такой вопрос: У вас были
недавно эпилептические припадки?
- Насколько я знаю нет. А в чем дело?
- В вашей энцефалограмме есть отклонения, которые бывают при
некоторых формах эпилепсии через несколько дней после припадка.
- Может ли удар по голове привести к такой же картине?
- Это крайне маловероятно.
- А что еще вызывает подобные явления?
- Электрический шок, глазная травма.
- Стоп, - сказал я и снял очки. - Насчет глазной травмы. Посмотрите
на мои глаза.
- Но я не офтальмо... - начал он, но я прервал его:
- Мои глаза болят от обычного света. Если бы я потерял очки и
находился на ярком свете в течение трех, четырех дней, могло бы это
привести к такому эффекту?
- Может быть... - сказал он. - Да, пожалуй.
- Мне кажется вы хотели еще что-то добавить?
- Я не уверен. Мне нужно еще раз снять вашу энцефалограмму, и если бы
я знал, что с вами произошло, мне было бы легче сделать окончательные
выводы.
- Извините, - сказал я. - Мне нужна запись сейчас.
Он разочарованно вздохнул и отвернулся.
- Хорошо, мистер Смит.
Проклиная гения горы, я вышел из Центрального Госпиталя с записью
моих альфа-волн в качестве талисмана. Мысленно я бродил в джунглях памяти
в поисках призрачного меча в столбе дыма.
В Лодже меня ждали Леннинг и журналисты.
- На что это было походе? - спросил один из журналистов.
- Что вы имеете в виду?
- Гора. Вы ведь были на ней, не так ли?
- Нет комментариев.
- Как высоко вы поднялись?
- Нет комментариев.
- Что о ней можно сказать по сравнению с Касла?
- Нет комментариев.
- У вас возникали сложности?
- Ответ тот же. Извините, мне нужно принять душ.
Генри последовал за мной в мой номер. Репортеры попытались было
повторить его маневр. Тщетно.
Когда я побрился, вымылся и сел в кресло, вооруженный бокалом и
сигаретой, Леннинг задал свой любимый вопрос:
- Ну?
- Гну, - сказал я.
- Проблемы?
Я кивнул.
- Непреодолимые?
Я немного подумал.
- Может быть и нет.
Он добавил себе еще виски. Потом повторил свой вопрос:
- Ты рискнешь попробовать?
Я знал, что вопрос решен. Я знал, что даже если все остальные
откажутся, я пойду один.
- Я не знаю, - ответил я.
- А почему?
- Потому, что там что-то есть, - сказал я, - и оно не хочет, чтобы мы
поднимались туда.
- Там кто-то живет?
- Я не уверен, что это слово "живет" подходит.
Он опустил бокал.
- Что, черт возьми, случилось?
- Мне угрожали. И на меня напали.
- Угрожали? На словах? По-английски? - Он отставил бокал в сторону,
что свидетельствовало о том, насколько серьезно он отнесся к моим словам.
- Напали? Как?
- Я послал за Доком, Келли, Стэном, Малларди и Винсентом. Только что
я получил от них ответ. Они прибудут сюда. Мигель и датчанин не смогут, и
они шлют свои сожаления. Когда мы соберемся вместе, я расскажу, что со
мной произошло. Но сначала я хочу переговорить с Доком. Так что сиди тихо,
беспокойся себе на здоровье, и ни в коем случае не цитируй меня.
Он допил виски.