Авторов Коллектив. Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 2

Не написала ни строки
для адресата.

Вот жизнь моя – дрожит рука:
хочу примерить,
Да вижу, будет велика…
В пустом вольере
Теряюсь я,
но синеву
Прошу —
проверить:
Чужая жизнь, что я живу,
кому – потеря?
Отдам её, не пожалев,
владельцу в руки —
Полуобъёмный барельеф
рутинной скуки.
Я не хочу судьбы такой
и жизни куцей,
Где самый страшный непокой —
гнев резолюций.

Теперь иной ориентир,
тональность песен:
Я – не слуга! Прощай, мундир,
который тесен,
Не буду в цирковом трико
идти парадом,
Мой свет – не тот, что далеко,
а тот, что рядом…
 

Окно

 
Дымкой, словно кисеёй лёгких штор,
Занавешены грядущие дни,
А за ней, как за окном, ждёт простор,
Просто спрятанный в полночной тени.

До рассвета я не сделаю шаг,
Чтоб взглянуть на спящий путь предо мной —
Я боюсь того, что временный мрак
Вдруг окажется бетонной стеной.

Звёзды гаснут, кану с выси и я.
Перед сном, когда решу – всё равно,
Всколыхнётся ветерком кисея,
Чтоб я верила: за нею – окно.
 

Белый свет

 
Недоверчиво прищурилась
Я от собственных идей:
Чур, меня! Мне вдруг почудилось
Племя странное людей.

Там потомок взглядом пращура —
Половецкого князька,
Веки запахнул как плащ – пора:
Две бойницы вполглазка.

Истерия душ в мистерии,
В страхах вычурности поз,
В тёмных щёлочках – неверие:
Узкоглаз великоросс.

Не чураясь чар поветрия,
Ветер выбился из сил:
В чашку Петри эндометрия
Споры жизни привносил.

Белый свет! В глазницы падая,
Озаряй, но не слепи:
Пусть живёт высокоградая
Русь – в распахнутой степи.
Род веду теперь от аза я,
В зеркалах – иконостас,
Чудь глядится белоглазая
Из глубин раскосых глаз.
 

Яна Бердникова

Навстречу солнцу

 
Промчатся дни, промчится год,
Протрутся ноги и земля...
И каждый, кто в пути, найдёт
Не факт что счастье, но себя.

Босыми стопами по льду
И головой ныряя в снег,
Вперёд за счастьем я пойду.
Сюрприз! Я тоже человек.

Навстречу солнцу побегу
По освещённой стороне.
Перед собою я в долгу,
А перед прочими – вдвойне.
 

Не подарок

 
Я не подарок, и нет на мне красочной ленточки.
Нету сережек, и прочих безделиц за тысячу.
Сердце моё почему-то как тонкая веточка…
Ножиком ржавым на ней чей-то опус был высечен.
Я не прекрасна. Ни правильная, ни неверная...
Не принимаю в подачку монеты на паперти.
В принципе... я не особенно обыкновенная
Тем, что свободна, а совестью всё-таки заперта.
 

Над рекою

 
Я застыла. А волны протяжные
Ударяют сильней и безжалостней.
Заморозят зимой меня заживо
За сомненья, за робость, за слабости.

Я останусь скульптурою белою,
Ледяною фигурой невзрачною.
На одно лишь надеюсь и верую:
Что для всех буду столь же прозрачною.

Что прочтут в моем сердце прохожие
Всю меня, словно сборник поэзии.

Я должна была быть осторожнее,
А сама лишь мечтала, да грезила.
Я не верила чувству тревожному,
Я бросала решенья, как дротики.
И жила из пустого в порожнее
Над рекою на низеньком мостике.
 

Задыхаюсь

 
Задыхаюсь. Я увлеклась.
Не заметила грязь на теле.
И на облаке кратких фраз
След остался отнюдь не белый.
Слово вырвалось, грянул гром...
Вот бы вымолвить всё обратно!
Ведь кислотным в душе дождем
Не отмыть в отношеньях пятна.
Если смотришь на жизнь любя —
Чёрный цвет виден нежно синим...

Мне теперь лишь до слёз обидно,
Что ошиблась насчет тебя.
 

Альмира Биккулова

Любовь матери
Перевод с башкирского Николая Михина

 
Любовь материнская – солнца лучи.
Без них – словно тьма бытиё.
Нужны нам, чтоб мир был и светел, и чист,
Духовные силы её.
Творишь, созидающей жизнью влеком,
С рожденья начавшийся ты,
Впитав с материнским в себя молоком
Всю силу земной красоты.
Чем опыт богаче, тем время быстрей,
Всё ближе к конечной черте…
Как мир, без границ лишь любовь матерей
В нетленной своей красоте.
 

Родной язык
Перевод с башкирского Николая Михина

 
Для каждого Родина только одна —
Единственная, словно мать.
Род – корень: родная, природа, родня,
Народ, урожай и рожать…
Нет, чудо-язык, состоящий из слов,
Не зря человечеству дан:
Духовная сила всех в мире родов,
Бесценный Всевышнего дар.
Чтоб было друг друга легко понимать,
Из слов зарождается речь.
И надо язык свой, как Родину-мать,
Лелеять, любить и беречь.
 

Людмила Бокшицкая

* * *

 
Замирают лес и поле,
Замолкает шёпот трав.
Осень мечется на воле,
Красит головы дубрав.

Заливает мир дождями,
Ночью слышен ветра вой,
И холодными сетями
Мы опутаны с тобой.

Звёзды прячутся со страхом
За лохмотья облаков.
Осыпает листьев прахом
Осень след твоих шагов.

Плен осенний слаще мёда,
Тише, тише пульс в груди.
Для чего теперь свобода?
Оглянись, не уходи!
 

* * *

 
Три нежных жёлтых лепестка
На стол упали с вазой рядом.
Рисунка линия тонка,
Но лишь букет окинешь взглядом,
В глаза бросается изъян —
Момент начала увяданья.
Ещё ты от букета пьян,
Но есть оскомина свиданья.
 

* * *

 
В пустыни превращаются поля,
В глухие и ненужные угодья.
Уже давно не вспахана земля
И некому в руках держать поводья.

И не чернеет ровной полосой
Краюха луга. Дальше за холмами
Лежит годами сотканный покой,
Наследство дедов, брошенное нами.
 

* * *

 
Сколько припомню имён...
Нет всех – зови не зови.
Тянется тоненький лён
В звёздные сети любви.
Трав ароматный дурман,
Сена сухого скирда.
Жизнь – как великий обман…
Золота блеск? Нет, – слюда.
В звуках причудливых фраз
В пропасть летят времена.
В ночь повторяю не раз
Близких людей имена.
 

* * *

 
Как заунывный метроном
Осенний дождь стучит по раме.
А, может, создали мы сами
Безумный холод за окном.
И, низко ветки опустив,
Стоят озябшие рябины.
Мы виноваты иль невинны
За этот стынущий мотив?
 

Анатолий Бондаренко

Я приду к тебе с январём

 
Я приду к тебе с январём,
Мне всегда не хватало лета.
И тогда в окошке твоём
Будет свет гореть до рассвета.

Я приду к тебе с январём.
И совсем, совсем без опаски
Постучусь в окно снегирём, —
Ты не бойся людской огласки.

Я приду к тебе с январём.
В этом добрая есть примета.
Постучусь в окно снегирём,
Мне всегда не хватало лета.
 

Затопленный храм

 
Расширяли озеро Белое,
Деревеньку сносили.
Деды – бороды белые —
О пощаде просили.

Избы медленно падают,
Став простыми дровами.
Поглощает их впадина
С родниками, холмами.

Расширяли озеро. Бедную
Деревеньку сносили…
Только церковь над бездною
Смотрит в небо России.
 

Виктор Бондаренко

Уход сентября

 
Уходит сентябрь, октябрю уступая просторы,
Оставив в наследство ненастье лихое своё.
В дождливом тумане леса, и равнины, и горы —
Как тусклой природы простое земное житьё.

Уходит сентябрь, наградив нас неясной тоскою,
Отвергнув слова, что вошли в нашу жизнь, будто новь.
Растаял вдали, словно дымка, над серой рекою,
С собою унёс непонятную нашу любовь.

Что ждёт впереди, средь октябрьских глубоких желаний?
Какой огонёк маяком будет в тёмной ночи?
Войдёт ли реальность в надежду сердечных мечтаний?
Подарит ли Бог от судьбы потаённой ключи?
 

О молодости

 
Отплясала молодость, умчалась
В прошлые, далёкие края.
Только память в сердце мне досталась
О года́х, когда был счастлив я.

Отдурила молодость навечно,
Птицей исчезая в облаках,
Бросила меня в пути беспечно,
Будто лёд, весенняя река.

Повзрослела молодость, наверно,
Зрелостью явилась мне в делах,
Приучая жить спокойно, мерно…
А летать в цветных, счастливых снах.
 

Мария Борисова

С Неведомым наедине

1.

 
Угасла вечера порфира,
Померкли краски на холсте,
И звёздный хор течёт над миром
В своей великой немоте.

Что наш испытывает разум:
Страх, удивление, экстаз?
Как древний Аргус многоглаза,
Глядит Вселенная на нас.

Постигнуть – тщетные усилья,
Но, прикоснувшись к тишине,
Душа свои расправит крылья
С Неведомым наедине.
 

2.

   …Звёзды, словно кувшинки Вселенной,
   Собираю в космический чёлн.

Владимир Морозов

 
Ночь тянется к строке исповедальной,
Её шаги всё явственней в тиши,
И наполняет свет созвездий дальний
Таинственное озеро души.

Воображенье прихотью чудесной
Чуть взбаламутит гладь спокойных вод,
И вот уже кувшинкою небесной
Душа сама среди светил плывёт.
 

* * *

 
Обдавая то стужей, то зноем,
Вестовые дождей и снегов,
Неустанно кружат над Землёю
Ветры – вольные дети богов.

Сколько разных наречий на свете —
Столько ветреных этих владык,
Из стихий лишь изменчивый ветер
В проявлениях так многолик:

То колышет полотна тумана,
То листочком играет в пыли,
А потом посреди океана
Ураганом крушит корабли.

Всё по силам ему, виртуозу.
Вечный странник – зачем ему кров?
И ему посвящённая роза
Называется розой ветров.
 

Поэзия

   …Не ржавыми оковами событий,
   А золотом прозрений и открытий!..

М.Толчельникова

 
Не определяет судьбы мира,
Изгнана на свой чердак под крышей.
Грустно за Поэзию, чья лира
Не нужна, хотя дана нам свыше.

Но она умелою рукою
Вышивает по канве событий
Свой узор затейливой строкою,
«Золотом прозрений» и наитий.
 

Улыбка на блюдце

   …Чтоб засиять на вечном небосклоне
   «Улыбкою Чеширского кота»!
   Остатки кофе вылила на блюдце,
   Похожее на полную луну.

Ирина Талунтис

 
Остатки кофе вылиты на блюдце
Рукою торопливо… Блажь, каприз…
Кто ж знал, чем это может обернуться,
Что случай приготовил нам сюрприз.

Вдвоём сидим и наблюдаем чудо,
Дурёхи, отвести не в силах глаз.
Волшебная попалась нам посуда —
На блюдечке улыбка разлилась.

Воображенью нужен только повод,
Оно в разладе с логикой простой:
Мне почему-то вспомнился тот город
И кофе тот, божественно густой, —

Подобие любовного напитка,
Того, что предназначен лишь двоим,
И человек, что был моею пыткой,
Был счастьем и мучением моим…

Возможно, центр магического круга —
Наш столик, где давно уже вдвоём,
Взволнованные, мы сидим с подругой,
Допили кофе и чего-то ждём.

Её рукой, изящною и гибкой,
Узор волшебный создан неспроста…
А с блюдечка сияла нам улыбка,
Наверное, Чеширского Кота.
 

Мартышкино

1.

   …Ромашек позднее цветенье
   И белых лилий хрустали.

В.Морозов

 
Там – детства светлая планета,
Ромашек – целые поля,
Там бесконечно длилось лето,
Тянулись к небу тополя.
Ткал август лета паутинки,
Манил залив, ведь там, вдали,
Сияли жёлтые кувшинки
«И белых лилий хрустали»…
Душа моя твердит упрямо,
Что это вовсе не конец,
Там дом, поёт там песни мама
И что-то мастерит отец.
 

2.

   Ирине Талунтис

 
Там, где к воде склонились ивы,
Давным-давно большой медведь
Сошёл воды попить к заливу,
Чтоб тут же камнем замереть.

Большой лобастой головою
Навеки он к воде приник
И шепчется с водой живою,
Пока безмолвствует тростник.

Вглядись внимательнее в юность —
Двойной ведёт от камня след…
Там мы с тобою разминулись,
Однажды… и на сорок лет.
 

* * *

 
Гость незваный на жизни весёлом пиру,
Чашу горькую тихо приемлю.
Дней моих календарь шелестит на ветру,
Лепестки осыпая на землю.

Золотых там немного. На пальцах руки
Можно счесть, не собьёшься со счёта,
Но под мрачною грудой свинцовой тоски
Не померкла на них позолота,

Согревают лучами, искрясь и маня
Всеми красками светлого рая…
Утешают. А может быть, дразнят меня,
Искушая надеждой... Не знаю.
 

* * *

 
Говорят, Земля когда-то представлялась людям плоской,
И они изображали и, возможно, неспроста,
Реки, горы и долины на тарелочке в полоску,
А тарелку эту тащат три задумчивых кита.

Но потом путём наитий, вычислений и открытий
Доказали – это сфера, отнесли в разряд планет.
И с тех пор Земля, как надо, по своей плывёт орбите,
Так что, предки, извините, – здесь китов и рядом нет…

Но сегодня мне приснилось, это было очень странно,
Что Земля – огромный мячик над космической рекой,
А на нём рисунок виден: континенты, океаны, —
И дельфины в мяч играют… Ну, к чему бы сон такой?
 

Нелли Бородянская

Железные цветы

 
Октябрь.
Сквозь листопад Михайловского сада
В окладе золотом уходит в небо храм.
Железные цветы, – вплетённые в ограду —
Все в жёлтых мотыльках, прильнувших к лепесткам.

В мозаике листвы, на хрупком покрывале,
Лежит убогий бомж – избитый и ничей,
Сегодня в храм войти ему опять не дали,
В последний раз войти – согреться у свечей.

В обрубках пальцев рук он жёлтый лист сжимает.
Прохожие идут. На храм кладут кресты.
Звенят колокола... Бродяга умирает,
И смотрят на него железные цветы.

Железные цветы – тюльпаны, хризантемы…
А он в своём раю... У каждого свой рай.
В его раю весна. Там, у ворот Эдема,
Черёмухи цветут, бушует Первомай.

В руке его флажок… внизу смеется мама.
Он, маленький совсем, – на шее у отца…
А люди всё идут… и крестятся у храма,
И кутают в плащи железные сердца.
 

Баллада о неизвестном солдате

 
Алым солнцем истекал закат.
Каждый яр окопом был и дзотом.
И свинцовый дождь косил солдат
Межнациональной нашей роты.
Силы были слишком неравны.
Погибали. Но не отступали.
Пал последний... Пал за честь страны.
Шагинян, а может Мосхавале...
Гончарук, Зозуля или Плятт,
Лифшиц, Исмаилов… Неизвестно.
И неважно – просто НАШ солдат.
По-советски правильный и честный.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Догорал закат один на всех.
Догорала хатами деревня.
Красный снег… Фашистов чёрный смех…
Виселицы прямо на деревьях…
По сугробам мчались босиком
Полем к лесу мальчики-подранки,
Загнанные... Падали ничком...
Падали – под гусеницы танка...
Детской кровью опьянённый вдрызг,
Фриц не знал, что близится расплата...
Из небытия, из алых брызг
Вырос ОН с карающей гранатой —

Гончарук, Зозуля или Плятт,
Хайми, Сакалаускас, Плисетский,
Иванов... Неважно – наш солдат!
Правильный и храбрый – по-советски!
Детские закаты на снегах
Тень его к отмщению воззвали.
Он стоял – на сломанных ногах,
Шагинян, а может, Мосхавале...

За тебя стоял и за меня...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из металла камня и бетона.
Перед ним у вечного огня
Развевались гордые знамёна.

Но когда пошёл на брата брат,
Разрывая Родину на пазлы,
Сыновья и внуки тех ребят
Подогнали краны да КамАЗы...
Загудели пилы, трактора,
Заработал мощный экскаватор.
С помощью взрывчатки «мастера»
Добивали стойкого солдата.

И лежал поверженный солдат...
Мимо проходили, проезжали
Шагинян, а может Мосхавале...

Алым солнцем истекал закат.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Оторвалась от небес звезда...
И они как будто покачнулись —
Это ваши деды, господа,
От стыда в гробах перевернулись...
 

Илья Брагин

* * *

 
Я выполнил свой долг перед тобой,
И что с того, что раны кровоточат?
Зато душа свободна и не хочет
Признать, что бой проигран был судьбой.
Проигран бой. Враг жёстче и смелей.
Ему победа кажется прекрасной…
Но выход есть: быть одиноким властно,
Не в схватке быть, а воспарить над ней.
 

* * *

 
Морозный воздух. Снега тайна.
И ветра спущенный курок…
Я встретил Вас почти случайно
И от виденья изнемог.

В паденье безразличном снега
И трепетанье сонных звёзд
Внезапно умиранья нега
Явилась мне, как на погост.

Я вспомнил лета полыханья,
Чтоб отрезвить себя чуть-чуть,
Но это смутное желанье
Лишь духу преградило путь.

Я полюбил Вас незаметно:
Так ночь идёт на смену дню.
Возможно, нужен мне ответ, но
И безответно Вас люблю.
 

Память

 
Озираясь назад, память всё подменяет:
Там, где выщерблен день, мнится правил парад,
В апогее томлений, сомнений и мает
Видишь, ближний, предавший тебя, всё же брат.

Там где был ты влюблён – адвокат Достоевский,
Что там! Сам ты артист, и роман – лишь игра.
Дон-Жуан – тоже роль, ты играл её с блеском,
Контрапункт – покаянье прошёл «на ура».
Там, где был ты не нужен – находишь загадку
И какой-то ещё в суете видишь толк.
Ну, а там, где ты слаб и подвержен припадку,
Дурковато душа скажет: «Выполнен долг».
В этом мире, увы, выживает сильнейший.
Если Богом целован, то всё нипочём.
Память всё подменяет. За это нежнейше
Я пою свою память молитвы ручьём.
 

* * *

 
Через речку положен мост.
Вьётся речка – змеиный хвост.
На мосту ловит рыбу дед,
Рядом – старый велосипед.
Я в дела его сунуть нос
Постеснялся, а старый пёс
Подошёл и обнюхал вмиг.
Дед ругнулся, но в дело вник:
Покормил, пожурил чуток…
Пёс продолжил свой марш-бросок.
Посмотрел вслед ему рыбак,
Улыбнулся, – он был добряк.
И забросил по новой снасть,
Ощущая к рыбалке страсть.
 

Алексей Бриллиантов

Трибуну

   Посвященье В.

1.

 
День выеден. Распахнуто окно.
Улиткой липкой заползает вечер.
Черновиком, зарытым под сукно,
Ждёшь миг, когда в зените вспыхнут свечи.

Как будто он изменит ход времён:
Вот-вот – и ты витаешь на орбите,
Не в муках старта, а уже в зените,
И целишься примерить Орион.
Вот-вот – и толпы суетных племён,
Бросая пропылённые кибитки,
Без бичеванья и призывных свитков
В Орду собьются, в цвет одних знамён…
 
 
И гребни волн достанут небосклон…
 

2.

 
Но гаснет небо, розовея дном.
С востока в город катит гулкий топот,
Неотвратимей, чем цунами рокот —
И хлопоты ордой владеют днём:
Расставить свечи, выбить шёлк знамён,
Бич перевить и снова свиток править,
Да так, чтобы Последний из племён
От крыльев беркута в себе нащупал память,
Желая небосклон отбить у волн,
Под пастбища наметив Орион…
 

3.

 
Век выеден, и влажен небосклон.
А под сукном потомки что-то ищут:
Не то шелка обветренных знамён,
Не то строку в клочке бумажки писчей.
 

Выбор

 
Этот выбор ни прост, ни сложен,
И открыт, как прямая речь:
Если шашка ползёт из ножен —
Значит, в поле назрела сечь.

Если сечь – значит, алой солью
Будет залит закат и ночь,
И дороги: одна к застолью,
А другая – от жизни прочь.

Век с похмелья оброс осотом —
Не проймёт и «ядрёна мать»…
Но соху поливаешь потом —
Ржи встаёт золотая рать.

Мне неведомо имя Бога.
Я не видел его послов.
Не смогу я среди уБОГих
Лик его написать со слов.

Но на каждой развилке – встреча;
Каждый день открывает новь:
Пот – на дело;
За правду – сеча;
Выбор – с Ним;
Ну а ОН – Любовь.
 

Таинство

 
Мне ль искать, что истину, что Бога…
Вот затеплю тонкую свечу,
Понесу, куда ведёт дорога,
С багажом, назначенным плечу.

Шелест облетающей гордыни
Вниз, под корни, будто бы я клён,
Что с обрыва ветками слепыми
Силится ощупать небосклон:

Там, где к алтарю придёт дорога,
К образам нетраченных святынь,
Где вопросы зябнут за порогом,
А ответы – рослая полынь.

Что ж искать, что истину, что Бога —
Их не разместить душой одной,
Разве искрой, иль крупицей, слогом,
Брызгами над рухнувшей волной…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Утро будет тихим и урочным.
Бережно, как редкостный кристалл,
Подниму с листа четыре строчки,
Что в ночи мне кто-то диктовал…
 

Горизонт

 
Там, где ходят кони золотистые
По урезу голубых небес,
Где прибойной пеною слоистою
Облака нанизаны на лес,
Где багрянцы и пурпу́ры бесятся
В топке догорающего дня, —
Синий луг до черни выбрит месяцем,
Звёздная царапает стерня.
Где гнездовья вьют ветра и радуги,
Где живут и завтра, и вчера, —
Там начало Волге есть и Ладоге,
И туда нацелен взгляд с утра.
Где туман кромешный прячет истово
Снившийся Колумбу континент, —
Там недосягаемые пристани,
Где творца припрятан инструмент.
 

Поэт

 
Поэтов производят не Союзы —
Неловкий трепет юного крыла,
Дождливый ритм на козырьке картуза
Да сердце зацепившая стрела.
В поэты производят не владыки:
Вне власти их луна, весна, века,
В размер строки вагонный лязг на стыке,
Безмолвная закатная река.
Поэтов не разводят факультеты:
Как ни шлифуй, а в туфе нет карат.
И сложенные правильно сонеты
Без милой не влекут в Эдемский сад.
Поэта пробуждает не желанье,
Не практика, не чувств веретено:
Сквозь плоть наружу режется исканье
Души, которой пусто и темно.
Поэт – не свет, не тень, не долг, не выбор:
Он – зеркало. Он – дар земли – родник.
И спать бы мог, но слог ломает дыбой.
И кто-то жжёт негаснущий ночник...
 

Дежурка, или сиротство света

 
Пока ещё горит свеча,
Гоняя тени в зыбком круге.
Ночь во дворе, напившись вьюги,
На дверь кидается рыча.

Но всё ещё горит свеча,
Теряя стать в оплывшем воске.
Глядит плакат какой-то плоский
Ко мне в блокнот из-за плеча...

И всё ещё горит свеча.
Горит строка – фитиль поэта,
И, верю, вновь постигну это:
Горит пока ещё свеча...

Свечей и звёзд в безбрежье мрака
Извечно тлеют огоньки,
Друг к другу жутко далеки.
Но спутаны, корнями злака,

В пространствах тянутся лучи,
Что Ариадны нить в ночи.
И я спешу – свой луч плету,
Чтобы искро́й – за пустоту,
И тени в круге таял след,
Пока свече отпущен свет...
 

Сердце ночи

 
Тишины безъязыкий качается колокол.
Стынет небо, сиянием звёздным исколото.
Не находится взгляду ни стен, ни опоры —
Прячет полночь в провалах былинки и горы.
И мечтает душа на околице тела
О своём возвращении к вечным пределам.
 

Алла Бройн

Море

 
Когда весь мир со мной в раздоре,
Боль от потерь стучит в висок,
Я вспомню ласковое море
И тёплый солнечный песок.
В тот миг, когда не устоять мне
Под шквалом жизненных штормов,
Кидаюсь я в твои объятья —
Ты всё поймёшь без лишних слов.
Волной в руках твоих забыться
Под упоительный прибой
И Афродитою явиться,
Рождённой пеною морской…
 

Апрель

 
Снова голову заморочил
Юный ветреник плут-апрель.
Он меня разбудил с полночи,
Как Снегурочку в сказке Лель.
Я, окно распахнув, мечтаю,
Пью весеннюю благодать.
Я со снегом последним таю,
А с туманом учусь летать…
Мне в весеннюю ночь не спится.
Птичьей трелью звенит капель,
И поёт, опустив ресницы,
О любви златокудрый Лель…
 

Разговор с осликом

 
Не печалься, милый грустный ослик.
Мы с тобой немножечко похожи.
Тычешь мне в ладонь свой тёплый носик
И глядишь из-под ресниц тревожно.
Запряжённый в пеструю повозку,
Бегаешь по замкнутому кругу,
И мелькают чередой берёзки
В хороводе чинном друг за другом.
Хочется скакать тебе на воле,
Луг топтать, который солнцем дышит,
Только ты, своей покорный доле,
Целый день катаешь ребятишек.
Хорошо, когда смеются дети,