Авторов Коллектив. Полдень, XXI век (июль 2012)

   Слово «обосраться», пардон, тоже всего лишь термин, означающий в переводе «не справиться с заданием, дать промашку». Рабочая формулировка.
   – Что слышно? – спросил Неживой.
   – А что слышно? Не слышны в лесу даже шорохи. Даже шепоты.
   Андрей зевнул – в самое Витино лицо. И не подумал прикрыться рукой, интеллигент. Остро пахнуло несвежим желудком.
   – Я про комиссию.
   – А я что, про рыбалку? Все по щелям забились. «Панцири» поднимают напряжение, в воздухе пахнет грозой, – Андрей нарисовал перед лицом собеседника энергичный зигзаг, а закончил жест тем, что вяло махнул рукой. – Поганые дела, Витюша. Храповскому кранты. Нашли его водилу, как раз сейчас «колют» мужика.
   – Водила настоящий или подставной?
   – Откуда мне знать? Вон, у Лобка своего спрашивай, это он у вас в сферах крутится… Достало всё. С каких пор РУОП под «сутенеров» стелется?
   – Наклоняют не «сутенеры», а свои же. Забыл, кто в комиссии?
   – Шефа жалко.
   – Обоих шефов.
   – Ну, до Сыча у них руки не скоро дотянутся. Скорее после Храповского за нас возьмутся.
   – Не ссы, Дыров, на хрен ты им нужен. «Панцири» сдадут москвичам шефа, с ним пару «борзых», пяток «опекунов», и все будут довольны. Или ты успел в «борзые» записаться?
   – Вот-вот, – обрадовался майор Дыров, – даже интересно, кого в «борзые» назначат. Возьмём, например, тебя…
   – Меня положь на место.
   – Почему? Ты в любимчиках у полковника Храповского. Настоящий адъютант его превосходительства. А ещё в тебя почему-то страстно влюбился один следак из Особой инспекции, я про товарища Конду… Всё, всё, молчу, – дал Андрей задний ход, поймав бешеный взгляд Виктора. – Кстати, слышал я, эта жаба сегодня крупно обделалась.
   – Было дело, – с удовольствием подтвердил Неживой.
   – Вонища, говорят, на весь зал была, до президиума дошла, до генералов.
   – Говну – говново.
   – Да ты философ… Конда, конечно, скверная фамилия, не повезло человеку. Говорят, спускался по главной лестнице, как каменный гость… – Дыров посерьёзнел. – А если выяснится, кто над ним подшутил?
   – Я мечтаю об этом, – спокойно ответил Неживой.
   Друг опер хохотнул и потянулся.

* * *

   «Друг опер…» «Они были друзьями…»
   Пустые слова. Основная масса слов ничего для майора Неживого не значила – «честь», «любовь», «благородство», «семейный ужин», «филармония», – нет, ровным счетом ничего. Он признавал скрытые мотивы, сплетение интересов и конечный результат, а также признавал, кроме своей, чужую силу. Что касается Андрюши Дырова… Тот, правда, не обладал физической силой, достойной упоминания, и вообще, выглядел весьма неубедительно. Был он похож на гриб-дождевик, готовый рассыпаться в пыль, только пни. Или, скорее, на грушу, насаженную черенком вниз на сучковатый изломанный прутик. Он брал другим. Андрей был интеллектуалом, книжки читал и даже, если не врал, изредка ходил в театры. Они вместе учились: сначала в школе, а потом, после институтов, вновь сошлись в Главке, вместе росли на дрожжах тамошнего маразма.
   К чему это? К тому, что простые майоры Неживой и Дыров могли себе позволить не только шуршать под кустами, выбирая ягодки смысла из трусливых намёков, но и разговаривать друг с другом откровенно…
   «Панцирями» назывались сотрудники Второго отдела, коррупционного. Хорошее словечко, о многом говорит. «Панцирь» – значит прикрытие. Как раз на тот случай, когда, к примеру, над хорошим человеком сгущаются тучи, и надо оградить его от непогоды. Или когда хороший человек безнадёжно тонет, и позарез надо, чтобы он не утянул за собой других хороших людей, – коррупционный отдел тут как тут.
   Но случаи бывают разные. Сегодня человек – хорош, а завтра вдруг выясняется – плохой! Плесень, гниль, шлак! Что тогда? «Панцири» добросовестно превращаются в могильщиков, что ж ещё…
   Никто не знал, в чём этаком провинился генерал-майор Сычёв, начальник питерского РУОПа, однако, по слухам, комиссия из Москвы приехала рыть землю именно под его креслом. Опять же по слухам, проверка, рядящаяся в форму Центрального управления по борьбе с организованной преступностью, на самом деле направлялась представителями местной госбезопасности, имя которым – «сутенеры». И если до Сыча им пока и впрямь было не дотянуться, то полковник Храповский, один из замов, висел на тонкой ниточке.
   Интрига была такова: зама пытались поймать на взятке. Подсадной взяткодатель со спрятанным микрофоном сел в автомобиль фигуранта, где и должен был передать деньги. Храповский, не притрагиваясь к пакету и ни слова не говоря, поехал. «Семёрка»^[7] – за ним. Подсадной раскручивал полковника, чтобы получить хоть слово под запись, но тот всё бормотал: «Сейчас, сейчас…». И – неожиданно для всех – перебросил пакет в окно проезжавшей навстречу машины; та заранее приостановилась, потом рванула и растворилась в городе. Короче, ловить-то ловили, но, как говорится, отсосали.
   И вот теперь, если Дыров не ошибся, «панцири» нашли шофёра той второй машины, упорхнувшей с деньгами.
   Скверно было всё это…
   Потому что отдел, где служили оба приятеля-майора, ходил как раз под Храповским. Хуже того, лично Виктору зам оказывал протекцию, сделав его своим порученцем, о чём каждая сука знала. Так что назначить Неживого «борзым», то есть важной шестерёнкой, крутившейся в механизме коррупции, было как два пальца об асфальт.
   Скверно.

* * *

   – Подожди, куда намылился? – возмутился Дыров. – Ты ж главного не знаешь! Есть горячие новости, приберегал специально для тебя. Оттягивал торжественный момент, но коль уж зашла речь про Конду…
   Неживой, собиравшийся войти к себе в кабинет, остановился.
   – И?
   – Видишь ли… Нет больше товарища полковника.
   – В каком смысле? – спросил Виктор, хотя сразу понял.
   Понял – и замлел от сладкого томления в груди. Сердце к горлу подскочило. Он ждал, он вожделел услышать это, боясь, что не услышит, что не срослось, однако не надеялся, что вот так скоро.
   – У меня в кардиологии Военмеда есть человек. Я зарядил его на всякий случай, когда Конду госпитализировали. Буквально пару минут назад человек отзвонился…
   Ну! – мысленно подпрыгнул Неживой. Ну же, давай!
   – Скончался товарищ полковник, – скорбно подытожил Дыров. – Полчаса не прошло.
   Это было, как боржом с похмелья. Как воздуха глотнуть, содравши противогаз. Как добежать до толчка – и блаженно расслабиться.
   Нет больше Конды.
   – Хху! – Неживой смачно влепил в стену ладонью. Майора переполняло.
   – Злой ты, Витя, – сказал Дыров, сдерживая улыбку. – У заслуженного засранца инфаркт, а ты…
   А он был счастлив. Короткий, неуловимый миг пьянящего триумфа. Облегчение и… грусть. Такого врага лишиться…
   – Какой кошмар! Какая потеря! – воскликнул Неживой.
   Но ведь это значит – всё правда! Секстензор – вовсе не бред слетевшего с катушек чекиста, а полезная штуковина, которая великолепно работает. Честно говоря, даже обыскивая труп капитана Гаргулии, Неживой до конца не верил. Каких только совпадений не бывает – навидался на службе. И что ж получается, хрен вам, а не совпадение?
   Урою, уделаю, сотру, азартно подумал Неживой.
   Всех…
   Чехол ощущался не столько физически, сколько психологически: казалось, штаны выпирают комом и это бросается в глаза каждому встречному. Хотя, ясное дело, никто ничего не замечал. «Звонок» в кармане тем более не был виден…
   После эпизода в салоне «Волги» майор ни на секунду не прекращал крутить-вертеть в уме эту скользкую ситуацию. Что делать с трофеем? Всё время, пока возвращался в Управление, пока вёл девицу к себе на этаж, думал, прикидывал так-сяк… Избавиться? Это просто – измельчил и спустил в унитаз. С другой стороны, избавишься от устройства – и больше его не увидишь. Необратимый поступок, как сказал бы умник Дыров. Неживой предпочитал иметь пути отступления, привычка такая. Значит, оставить себе? А это страшно, чего уж там. Участвовать в чужой комбинации, целей и средств которой не понимаешь, – кисло, товарищи. Особенно, если не понимаешь целей. Да и со средствами не всё просто. Конечно, рапортануть о якобы случайной находке всегда успеется, но… Так и не решил, короче.
   Решил сейчас. Покойный Конда подсказал.
   Это что же, я теперь любого могу? – прыгало в голове новоявленного «носителя смерти». И мне ничего не будет? И никто не узнает?.. Но постойте, постойте… Да у меня ж тогда – целое меню! Дефектная ведомость гадов! Что Конда, подумаешь – какой-то следак…
   Но как в таком случае быть с девчонкой? Гаргулия что-то там намекал про отношения с женщинами: типа – запрещено. Гнать её или что?
   Ладно, об этом позже. И так голова кругом…
   – Странно вообще-то, – сказал Дыров. – Понятно, зачем Конде было прятаться в больнице. Переждать, вот и весь сердечный приступ. Захотел бы, его бы хоть завтра выписали.
   – От кулака рока не спрячешься.
   Дыров поморщился:
   – Шути-шути… пока. С утра поднимется такой хай, копать начнут…
   – А кто шутил? – восстал Виктор.
   В коридор высунулась девица, глядя вопросительно. В кабинете звонил телефон.

* * *

   – О смысле жизни задумался? – осведомились в трубке. – Чего не отвечаешь?
   – Я отвечаю за всё, – парировал Неживой.
   Это был Матвей Лобок. Фамилия та ещё, почище, чем у Конды. Папин подарок ко дню рождения. Как он, бедолага, живёт? Скрытые и явные ухмылки, сопровождавшие Матвея с детства, – не в них ли причина той особой говнистости, которую часто называют умением работать с людьми?
   – Ты сейчас где? – спросил майор Лобок.
   Ну и ну. Звонить по служебному с вопросом: ты где? – это как же надо мозги засрать.
   – Як тому, что не выходил ли ты куда, – пояснил Лобок.
   – Я вообще только что пришёл.
   – Не вступал ли кто с тобой в контакт? На улице или, может, в Управлении?
   – Только в половой.
   – Балбес! – сорвался дед Матвей. – Я тебе не в игрушки играю!
   – А во что ты играешь? Объясни по-человечески, потом ори.
   Голос в трубке помедлил.
   – Сделаем так, Витя… Я сейчас на свой перезвоню.
   Грянули короткие гудки. Так-так, подумал Неживой. По телефону Лобка, значицца, говорить можно. А по остальным – с оглядкой и опаской… Он положил трубку на рычаг и посмотрел на гостью. Та демонстративно скучала, сидя на одном из столов и помахивая голой ножкой. Дурочка… По-прежнему не воспринимала ситуацию всерьёз, думала, кавалер – приколист.
   В кабинете было четыре стола, четыре сейфа и столько же телефонных аппаратов – по количеству офицеров в группе. Когда ожил аппарат у окна, Неживой развёл руками и снял трубку:
   – Сам-то откуда звонишь, дед?
   – Сам-то? – переспросил майор Лобок. – Из сортира. Сижу вот и думаю, как бы подтереться без бумажки.
   Чудной был у него голос. Не милицейский какой-то. Не лисий и не волчий, не свинцовый и не пуховый, не кислотный, не щелочной… пустой.
   – Что случилось? – изобразил Неживой беспокойство.
   Опять тянулась пауза.
   – Идиотская была задумка, – сообщил человек с того конца телефонной линии. – Скажи спасибо, салага, я не пустил тебя в это дело. Выбросил из списка отобранных кандидатов. А то завинчивал бы ты сейчас свою башку потуже, как я свою завинчиваю. Чтоб не открутили…
   Виктор глубоко вдохнул носом и медленно выдохнул.
   – Из какого списка?
   – Из списка баранов для шашлыка… Антоныч, я кое о чём попрошу. Когда тебя сменят, поедешь в Сестрорецк. В шесть утра, так? Машина будет ждать у Дворца.
   – Это куда?
   – В лабораторию одну. Научную. При НИЦе.
   – При вашем НИЦе?
   – При нашем, при нашем.
   – Зачем?
   – Собирают всех, кто проходил по спискам. Хотят поговорить.
   – А спать когда? – взбеленился Неживой. – Спать у нас теперь не по уставу?
   – В машине поспишь.
   – У меня на завтра – две реализации. А с утра – плановая встреча с агентом. Поеду только по согласованию с шефом.
   Врал, конечно. Никакой реализации, то есть сдачи готового дела в суд, он на завтра не планировал, но Лобок об этом знать не мог.
   – Не пыли, Антоныч, слили шефа. Кто следующий – вопрос. Пока – не ты. Пока.
   – Я поеду домой.
   – Ты не понял, Витя. Что тебе шеф? Я тебя прошу.
   Старший сделал ударение на слове «я».
   Виктор непроизвольно подтянулся, просчитывая в голове ситуацию, и ситуация эта заключалась в том, что несгибаемому деду Матвею нечем было подтереться. Причина серьёзная, чтобы держаться от него подальше. С другой стороны, если он выкарабкается из дерьма, то не простит.
   Вилы.
   С третьей стороны, и это самое опасное, – кнопка в кармане да чехол на стволе.
   Что же делать? Как стряхнуть с себя прилипшую паутину?
   – Дал бы ты расклад, Матвей Игнатьич, – осторожно подтолкнул Неживой. – Или по твоему телефону тоже нельзя?
   – Можно, Витя, можно…
   Лобок решился. А то, блин, и правда байда получается. Просто на объекте, к которому его прикрепило начальство, случилось ЧП, практически катастрофа. Некий эксперт слетел с резьбы – укокошил сначала начальника ЭКУ из гэбэшного Главка, потом своего же коллегу по лаборатории и сбежал, гнида. Вдобавок, хочет ещё и заведующего лабораторией грохнуть… Матвей Лобок выжимал из себя фразы медленно, бережно, остерегаясь сболтнуть лишнее. Неживой, между тем, впитывал весь этот триллер, лихорадочно думая, думая, думая – в какую бы щель половчее юркнуть? Чтоб о нём забыли, чтоб временно стать мелким и ненужным… Ничего не придумывалось.

 
   – Так ты «личник», что ли? – пошутил он, когда Лобок замолчал. – Охраняешь заведующего лабораторией? Опустили тебя, дед.
   – А может, повысили. Доверили межведомственную координацию… Ладно. Хочу тебя предупредить, Витя. Есть основания предполагать, что гадёныш попробует встретиться с кем-то из списка. В том числе с тобой. Квартира твоя уже под наблюдением.
   – Ни фига себе. Как у вас серьёзно.
   – Не парься, это вряд ли надолго.
   – Там родители и сеструха с сыном, практически коммуналка. Я там почти не бываю, – сказал Неживой.
   – Если он и вправду на тебя выйдет, ты, главное, не поведись. Лапшу на уши он тебе с гарантией будет вешать, большой мастер по этому делу. Сразу вырубай его и зови наряд.
   – Особые приметы есть?
   – Завтра увидишь фото. А пока что… Ну, если при тебе какой-нибудь хер добавляет к месту и не к месту: «Если вы понимаете, о чём я», – бей в рыло и вяжи. Словесный сорняк у него такой.
   И тут Неживого осенило. Догнал, въехал, воткнулся!
   – Эту фразочку я сегодня слышал, – произнёс он как бы раздумчиво. – Дыров с ней достал уже.
   – Чего?!! – взвился на том конце Лобок.
   – Да задолбал Андрей. Чуть что – «если ты понимаешь, о чём я». И ржёт, как будто это дико смешно. Вообще, странный он какой-то сегодня.
   – Ага, – сказал Лобок. – Андрюша, говоришь… К нему приходил кто?
   – Не видел.
   – А он выходил на улицу?
   – Да не знаю я!
   – Ладно, забудь.
   – Что забыть?
   – Всё забудь. Поездка в Сестрорецк пока отменяется. Отдежуришь – свободен.
   Майор Лобок отключился.
   Витя непроизвольно поиграл скулами, прокручивая в памяти разговор. Дырова, конечно, подставил… друга детства, товарища по службе… слова, слова. Главное, что внезапная идея перевести стрелки на кого-то другого сработала. Пусть даже временно. Время – это важно, когда есть голова на плечах…
   Какой там был приказ? Забыть? С наслаждением! Он улыбнулся скучающей барышне самой кроткой из своих улыбок и объяснил ситуацию:
   – Они там важно щеки надувают, а ты бегаешь между ними, как мальчишка.

Кулуары

   Можно было перевести дух и спокойненько подумать…
   Не получалось спокойненько. Болезненное возбуждение заставляло торопиться: а то ведь как появился дар, так и пропадёт. Слишком уж всё зыбко и ненадёжно, а значит, надо использовать момент по максимуму… Суетясь, Неживой вывалил содержимое верхних ящиков своего стола – прямо на пол. Искал хоть какие-то фотографии. Дефектная ведомость людишек, насравших когда-то ему в душу, стучала в сердце: хотелось срочно поставить галочки против многих и многих имён. И без фотографий, которые наводят кнопку на мишени, было не обойтись. Он пытался вспомнить лица, образы… нет, не срабатывало.
   «Успеть… – стучало в висках. – Урыть, стереть…»
   Это была минута мнительности и душевной слабости.
   Да что я, как нетерпеливый мальчишка, остановил он себя. Несколько часов, и дежурство закончится. Просто подождать. Прийти домой, найти оба выпускных альбома – вот тогда и… Трегубов, Молдабаев, Рябенко, Заволокина, Нагаева… Какие люди! Какие фамилии – каждое, как взрыватель… Рафинированная, без примесей, ненависть на миг отключила мозг. Стоп, скомандовал себе Виктор и прекратил рыться в ворохе бумаг.
   Никуда не денутся. Достану.
   И с этим – всё.
   Есть настоящий вопрос. Капитан Гаргулия говорил – нельзя трахаться! Вспомним дословно, что он наплёл. Достаточно одного раза, сказал он, и ты отторгнут навсегда… Именно так и сказал, сволочь. Дескать, неверность сбивает какую-то там настройку.
   Но ведь этого не может быть! Этот запрет – насмешка и прикол, кому нужна такая жертва?
   Бляха…
   Что ценнее – истинная, неограниченная власть, но без секса или секс, сдобренный мелкой карьерой?
   Виктор посмотрел на гостью, и та вдруг заёрзала, ощутив сильное неудобство. Наверное, слишком уж странен был взгляд у майора.
   Прогнать? Не рисковать?
   Хочу, подумал он. Именно её, именно сейчас. «Хочу» – весомый аргумент, не аргумент даже, а мотор, приводивший в движение болид по имени Виктор Неживой, позволявший ломать стены и судьбы. Да и неудобно перед девчонкой, подумает – импотент…
   А если не кончать?
   А правда, осенило вдруг Неживого. Выпустить пар и в чехол можно, разницы-то… Это вариант.
   «Эврика!» – воскликнул бы на его месте Архимед, мастурбируя в ванной.

* * *

   Нет, не клеилось с девицей, разладилась машина. То ли вдохновение пропало из-за всех этих сомнений, то ли звонок спугнул едва зародившиеся чувства. А перескочить вот так сразу– от эфирного к плотскому – было вульгарно и неэффективно, Виктора от этого воротило.
   Не насиловать же молчунью?
   – Экскурсию по Дворцу мы обязательно проведём, – пообещал он. – Так сказать, малый туристический набор. А пока – расскажу о специфике работы моего отдела. Видишь кипятильник на подоконнике? Большой, мощный. Ты думаешь, это просто штуковина, предназначенная для нагрева воды? Хрен! Это довольно распространенное оружие современных террористов. Его обычно используют как осколочную мину. Внутри металлической спирали есть керамика с нагревательной нитью. Если подключить к электрической сети и оставить вне воды, то через определенный интервал времени последует взрыв с большим количеством осколков. И кто-то станет калекой. Хуже всего, что керамика не видна на рентгене…
   Забавное дело: всего час назад девица не верила самой что ни на есть правдивой информации, а здесь оторопела от явной байки. Её лицо вдруг обвисло, она даже непроизвольно отстранилась от партнёра… И Неживой наконец допёр, в чём принципиальная ошибка.
   Не светские беседы нужны, а водка.
   С бабой без водки – неинтеллигентно.

* * *

   Комната, где помещался Дыров, была закрыта. Неужели успел уйти? Обозрев пустой коридор, Виктор вытащил связку ключей, нашёл нужный и открыл дверь. Ключами от всех помещений отдела он запасся давно и факт этот, естественно, не афишировал.
   Вошёл.
   Пиджак Андрея висел на спинке стула, плащ – на вешалке. Ага, шляется где-то по Дворцу, интеллигент. Шляется – это хорошо, это мы используем…
   Чёрт, не просто хорошо, а настоящая большая удача, подумал Неживой через секунду. Он-то намеревался всего лишь пошарить по столам в поисках выпивки, но инстинкты завопили – шанс, шанс! Не профукай, майор!
   Бумажник лежал во внутреннем кармане пиджака Дырова. Спрятать в нём одну из фотографий, изъятых у капитана Гаргулии, – плёвое дело. Ту, где изобретатель секстензора был запечатлён в пол-оборота. Карточку Неживой предварительно протёр и сложил вдвое, а заряженный бумажник вернул на место. Тумблер от нейтрализатора он сунул Дырову за подкладку плаща, туда же запихнул и болтающиеся провода.
   Ложный след обрёл вещественную силу. То-то Лобок сотоварищи обрадуются, когда найдут эти трофеи…
   Неживой демонически захохотал, пусть нарочито, зато от души. В такие моменты он обожал себя.
   Уже покинув чужой кабинет и направив стопы в дежурную часть, он повстречал Дырова. Тот как раз курил возле туалета.
   – Водка-вино есть? – Витя упёр в коллегу указательный палец в область солнечного сплетения. – Завтра куплю и отдам.
   – Я ж не пью.
   – А пиво?
   – Ещё Чехов Антон Палыч писал: водка, смешанная с пивом, действует как рвотное.
   – Не смешно. А если в твоём сейфе посмотреть?
   – Пошли, посмотрим.
   – Ладно, верю. Так… У кого есть?
   – Слышал я, дежурка разжилась самогоном. Целый ящик конфиската. Говорят, подарок из Угро в честь годовщины.
   – Як ним и шёл.
   – Вот и топай. Палец свой только убери от меня.
   Курил Дыров, выпуская дым в лицо Неживому. Не замечал, занятый своими мыслями. А Витя даже не морщился, наоборот, прежде чем уйти – втянул ноздрями остатки этого дыма…
   Спустившись на первый этаж, он опять заглянул в «ожидалку». Всё тот же мужик, привязанный к скамейке, – по виду простолюдин и чмо, – ёрзал, пытаясь найти менее мучительную позу. Вскинулся на Неживого, глядя со страхом.
   Неживой подмигнул страдальцу.

* * *

   В дежурную часть он вошёл шумно и весело:
   – Орлы! Вольно. Что начальство?
   – Никого, – ответили ему.
   – А генерал?
   – Сычёв ушёл.
   – Я – за него…
   Здесь были трое: ответственный по дежурной части в чине майора и два помощника, сержант и старлей.
   Батонов терся возле старлея, сидящего за компьютером, – согнулся в интересной позе, выставив зад в комнату. Виктор похлопал его… нет, удержался-таки. Похлопал чуть выше, по спине:
   – Как жизнь, Батонов?
   – Я Баженов, – сразу распрямился тот.
   Ответ был привычен, как отутюженные «стрелки» на его носках. (Носки он носил только со «стрелками».) Согласно служебному удостоверению этот опер и впрямь значился под фамилией Баженов, но опущенный – он и есть опущенный, он ведь себе имя не выбирает. А гуманистов в органах не держат.
   – Короче, Марлен. Возникнут вопросы – не стесняйся.
   Неживой отошел к майору и продолжил вполголоса:
   – Если что, сигналь.
   – Само собой, Виктор Антоныч.
   Дежурный офицер пил кофе, оттопырив локоть. Смотрел при этом с любопытством. Неживой был известной личностью, практически герой эпоса.
   – Что за мирянин парится в «ожидалке»? – спросил Виктор.
   – Коррупционеры доставили, их «слухач».
   – Давно привязан?
   – Часа ещё нет.
   Так-так, подумал Виктор, коррупционный отдел кого-то доставил. Кого? Очевидно, водилу, который помогал Храповскому. Подозреваемый и одновременно свидетель по делу о взятке. Если, конечно, у Дырова насчёт задержания верные сведения… Почему они оставили столь ценного «слухача» в коридоре ясно: пусть тот психует да паникует. В таких случаях, бывает, мимо фигурантов даже пускают оперов, ведущих меж собой профессиональные разговоры – про местный подвал, в котором уборщицы то блюют, то падают в обморок, про асфальтовый каток во дворе Управления, про переполненное тайное кладбище в Таврическом парке… Короче, не суть. Главное – всерьёз «колоть» мужика пока не начали.
   Что-то толкнуло Неживого: ещё один шанс!
   Удача сегодня явно благоволила ему.
   Конечно, это дело требовалось додумать, дожать, но… Влить сукам хорошего слабительного – нельзя было упускать такую возможность.
   – Панцири-то сами где?
   – У себя. Чаёк пьют.
   Дежурный, вспомнив, отхлебнул свой кофе.
   – К клиенту хоть иногда спускаются?
   – Да класть мне. «Правдивый» обходы делает.
   «Правдивым» назывался ответственный по режиму, цирик из ИТУ, чья комнатушка была рядом с дежурной частью.
   – Кстати, насчёт чая… На пару слов? – предложил Неживой, кивнув в сторону.
   Два майора отошли – как раз к тумбочке, затянутой в красную парчу. На тумбочке стоял гипсовый бюст Брежнева – реликвия, памятник развитого феодализма. Внутри, как водится, бюст был полым, и вот именно под ним охранники традиционно прятали спиртное.
   – Одолжи, – распорядился Неживой, возложив ладонь на гипсовые брови.
   Майор только фыркнул.
   – Позарез надо. Утром куплю две водки, тебе лично.
   – Там всего полбутылки осталось.
   – Сойдет.
   – Ну я же тут не один.
   – Ты тут старший.
   – Виктор Антоныч, не могу.
   Неживой приподнял бюст и посмотрел на то, что там стояло.
   – Это последнее?
   – Точно так.
   – Свистишь. По оперативным сведениям, с утра был целый ящик самогона.
   – Так, это… растащили.
   – А себе вы разве не заначили?
   – Заначили. Кончилось.
   – Придуриваешься, пехота.
   – Правда, нету.
   – Уроды, – свирепо сказал он. – Мусора. Сброд, обсоски, накипь. Как разговариваете с офицером РУОПа?!! Дрянь, окурки, слякоть, труха…
   Дежурный был серого цвета, как и его форма, однако смолчал.
   – …Ты – жертва инцеста. Твой папаша трахнул твою мать в задницу, и ты появился оттуда…
   – Вы не правы, товарищ старший оперуполномоченный, – сказал майор и с демонстративным спокойствием сделал глоток из своей чашки. Громкий такой глоток.
   – Да ты… – сотряс Неживой воздух. – Да таких…
   Он не выдержал – нажал на кнопку, которую, оказывается, давно терзал пальцами в кармане. Само как-то получилось, без участия разума.
   И пошел прочь из дежурки, размышляя о чем-то страшном, что и словами не выразишь, и мысли эти оседали серой пылью на лицах присутствующих…
   Собеседник поперхнулся, выплеснув всё изо рта.
   Выронил чашку. Схватился за горло. Перегнулся в поясе, странно мыча. Опрокинулся на спину, сбив тумбочку с бюстом. Оглушительно разбилась бутылка, самогон разлился по полу…
   Повезло ему, этому служаке. В последний миг, уже замыкая контакт, Неживой передумал убивать. Дрогнула душа стрелка, дрогнул палец… а ведь мог быть паралич дыхательного центра – запросто. Однако дело ограничилось кратковременным спазмом гортани.
   Сержант, бывший хирургический медбрат, сориентировался мгновенно, – бросился к синеющему начальнику оказывать первую помощь.
   За спиной старшего оперуполномоченного остались суета, беготня и крики.

* * *

   Возле проходной его догнал опер Батонов.
   – Виктор, я видел, что с вами была какая-то женщина… – начал коллега с присущим ему простодушием.
   – Чего орешь, Батонов?
   – Я Баженов.
   – Это не женщина, а агент. Только, бля, соберешься с агентом поработать, как сразу, бля, орут на все Управление.
   Тот попятился.
   – Встреча с агентом? Непосредственно в Управлении?!
   Андрей Дыров ждал перед турникетом, готовясь покинуть здание.
   – Витюша, не пугай детей, – позвал он.
   – У меня нет детей.
   – Драматург Чехов сказал: «Если на сцене висит ружье, оно обязательно должно выстрелить». А мы с тобой знаешь как скажем? «Если в кадре появляется женщина, она обязательно должна раздеться». Намёк понятен? Я говорю про твоего «агента», который там наверху нервничает, высовывает нос в коридор.
   – Ты театрал, тебе виднее, – проворчал Неживой.
   – Слушай, берсерк! Опять врежешь кому-нибудь, а мне потом людям расписывать, что ты ловил муху.
   – Стой, Марлен, не уходи, есть дело… – остановил Виктор Батонова. – Да понял, Андрюха, всё под контролем. Насчет ружья мне понравилось. Береги свою пушку, чтоб не намокла раньше времени, на улице гроза.
   – Оружие у меня в сейфе, – напрягся Дыров.
   – Пушку, которая у тебя между ног, – терпеливо пояснили ему, непонятливому.
   – До чего ж ты пошлый, Витя, – расстроился Дыров. – Ужас.