Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Преподобный Сергий Радонежский. Полное жизнеописание
От автора
Покойный высокопреосвященный Леонтий, митрополит Московский, приготавливаясь праздновать пятисотлетие кончины Преподобного Сергия (которое исполнилось 25 Сентября 1892 г.), изъявил желание, чтобы от Академии была написана на этот случай о Преподобном Сергии и о лавре особая книга. Написать желаемую книгу, само собою разумеется, имело быть поручено мне, как профессору Академии Русской церковной истории. После А. В. Горского и С. К. Смирнова, из которых первый составил Историческое описание лавры[1], а второй – Церковно-исторический месяцеслов ее, я со своей стороны нерасполагал писать что-либо о лавре, так что желание митрополита застало меня врасплох. Ссылаясь на то, что существует и описание лавры, и жизнеописание преп. Сергия, я мог бы уклониться от неожиданной работы. Но покойный владыка при своем первом посещении лавры и Академии произвел на всех академических такое хорошее впечатление, что мне самому не хотелось огорчать его отказом в исполнении его желания, а товарищам моим не хотелось, чтобы я это сделал. Задачей своей при написании книги, очевидно, я должен был поставить то, чтобы дать в ней восполнительный труд к предшествующим трудам о лавре и о преп. Сергии: так я и старался писать ее. Слишком недостаточное время, которое при этом находилось в моем распоряжении (ибо и сам высокопреосвященный Леонтий назначен был в митрополиты Московские только 17 ноября 1891 г.), лишило меня возможности, несмотря на мое усердное старание, исследовать все частности с полной тщательностью. Настоящее второе ее издание, для которого я располагал уже вольным временем, печатается после тщательного пересмотра и исправления первого издания.
Образ Преподобного Сергия в Троице-Сергиевой лавре
Постигшее меня несчастье – потеря зрения – лишило меня возможности наблюдать самому за печатанием книги, каковой труд с готовностью принял на себя мой истинный добрый гений по изданию сочинений моих Сергей Алексеевич Белокуров (мой ученик по Академии, студент ее 1882–1886 гг., в настоящее время старший делопроизводитель в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел). С. А. Белокуровым разнесены также в книгу на свои места мои дополнительные заметки, сделанные после 1896 г. в особых тетрадках, и кроме того прибавлены сведения по истории монастыря за новейшее время, заимствованные главным образом из «Исторического описания Свято-Троицкия Сергиевы Лавры», изданного ею в 1902 г. Все дополнения С. А. Белокурова заключены в прямые [] скобки.
Постигшее меня несчастье – потеря зрения – лишило меня возможности наблюдать самому за печатанием книги, каковой труд с готовностью принял на себя мой истинный добрый гений по изданию сочинений моих Сергей Алексеевич Белокуров (мой ученик по Академии, студент ее 1882–1886 гг., в настоящее время старший делопроизводитель в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел). С. А. Белокуровым разнесены также в книгу на свои места мои дополнительные заметки, сделанные после 1896 г. в особых тетрадках, и кроме того прибавлены сведения по истории монастыря за новейшее время, заимствованные главным образом из «Исторического описания Свято-Троицкия Сергиевы Лавры», изданного ею в 1902 г. Все дополнения С. А. Белокурова заключены в прямые [] скобки.
Е. ГолубинскийАкадемик Императорской Академии наук,заслуженный ординарный профессорМосковской Духовной АкадемииАпрель 1909 г.
Преподобный Сергий Радонежский
Жизнеописание преподобного Сергия
Во главе многочисленного сонма русских подвижников стоят три великих подвижника: преподобные Антоний и Феодосий Печерские и Преподобный Сергий Радонежский. На всем обширном пространстве Русской земли нет человека, который не знал бы об Антонии и Феодосии Печерских и который не знал бы о Сергии Радонежском. Святые Антоний и Феодосий воссияли при начале нашего христианства в Киевских пределах нашего отечества. Святой Сергий, через три века после Антония и Феодосия, воссиял в Московских пределах нашего отечества.
Настоящий очерк жизни Преподобного Сергия составлен на основании его древнего жития, принадлежащего его личному ученику и монаху его монастыря Епифанию, и составлен таким образом, чтобы читателю давалось в нем повествование о преподобном, с одной стороны – краткое, а с другой стороны – полное, без опущений воспроизводящее все частности его жизни как естественного, так и сверхъестественного характера.
Преподобный Сергий, в миру носивший имя Варфоломей, принадлежал к сословию дворянскому и даже к тому высшему классу в сословии, которое называют аристократией: его отец, по имени Кирилл, был служилый человек ростовских удельных князей и между служилыми людьми, представляя собой одного из немногих заслуженнейших, входил в небольшой избор их, составлявший правительственные думы или советы князей и носивший название боярства. Имя матери Преподобного Сергия было Мария[3]. Кроме него у его родителей было еще двое детей: старший сын Стефан и младший – Петр.
Милосердие родителей Преподобного Сергия и их молитва
Как сообщает жизнеописатель, еще прежде рождения преподобного было чудесным образом возвещено о нем, что станет он великим угодником Божиим и служителем Святой Троицы. Мать его, будучи беременна им, пришла по обычаю в одно воскресение в церковь на литургию. Во время литургии, к крайнему изумлению всех присутствовавших в церкви, находившийся в ее чреве младенец три раза начинал кричать громким голосом («верещать», как выражается жизнеописатель), именно – перед чтением Евангелия, перед пением херувимской песни и при возглашении священником: «Святая Святым».
Родился Преподобный Сергий не в самом Ростове, а в имении или усадьбе отца, находившейся где-то не особенно близко от Ростова. Го д его рождения достоверным образом неизвестен; но по вероятнейшим предположениям он есть 1314. При крещении, как уже мы сказали, ему наречено было имя Варфоломея (имя апостола Варфоломея, одного из двенадцати).
По сказанию жизнеописателя, младенчество и детство Варфоломея также ознаменованы были чудесными проявлениями на нем благодати Божией. В продолжение сорока дней от рождения до крещения младенец заставил свою мать соблюдать пост, ибо не хотел прикасаться к сосцам ее, если она в скоромные дни принимала мясную пищу. Спустя немного времени после крещения, сам младенец явился великим постником: по средам и пятницам он не прикасался к сосцам матери и не хотел вкушать молока коровьего, но по целым дням оставался без пищи. При этом не хотел младенец питаться и молоком других женщин, кроме самой матери, так что мать напрасно брала было для него кормилиц более богатых молоком, чем она сама. В объяснение последней необычайности в поведении младенца жизнеописатель говорит: «Се знамение бысть, яко дабы добра корене добрая леторасль нескверным млеком воспитан был».
Крещение Варфоломея
Достигнув семилетнего возраста, Варфоломей отдан был родителями в обучение грамоте (одному из учителей, содержавшему, как это было тогда обычно, училище у себя на дому). Вместе с Варфоломеем учились грамоте и его братья Стефан и Петр. Но тогда как оба брата учились грамоте хорошо и успевали в учении быстро, Варфоломей оказался очень малоспособным к учению, так что браним был родителями, подвергался наказанию от учителя и осмеянию своих товарищей. Было это, говорит жизнеописатель, по смотрению Божию, дабы дитя получило книжный разум не от людей, а от Бога. Варфоломей часто со слезами молился Богу, чтобы Он подал ему разумение грамоты, и молитва его была услышана. Однажды он послан был отцом в поле искать лошадей (нравы древнего времени, как видно, были гораздо проще, чем наши, так что не считалось предосудительным и для боярских детей делать иное из того, что по нашим понятиям исключительно входит в круг деятельности прислуги и работников; впрочем, искание лошадей в поле представляло и развлечение, своего рода прогулку). В поле Варфоломей увидал незнакомого старца, святолепного и ангеловидного, который стоял под дубом и творил прилежную молитву. Он приблизился к старцу и стал ждать окончания им молитвы. Кончив молитву, старец благословил и облобызал его и спросил его, чего он ищет и чего хочет. Варфоломей отвечал, что более всего и пламенно он желал бы получить разум к ученью грамоты, и просил старца помолиться о нем Богу. Старец, воздев руки, сотворил прилежную молитву и по окончании молитвы вынул из кармана сосуд и подал тремя перстами частицу от просфоры, повелев вкусить ее и обещая, что вместе с этим дается от Бога разум к учению. После сего старец хотел было отправиться в свой путь, но Варфоломей усердно просил его посетить дом своих родителей, на что он и изъявил согласие. В доме Кирилла, прежде чем сесть за предложенную последним трапезу, старец, взяв с собой Варфоломея, пошел в домовую часовню, чтобы отпеть Часы. Во время пения он заставил Варфоломея говорить псалом, и когда мальчик сказал: «Я не умею, отче», отвечал ему: «От сего дня Господь дарует тебе уменье грамоты», после чего дитя начало хорошо и стройно стихословить псалтирь, став с того часа весьма гораздым грамоте. Вкусив трапезы, предложенной родителями Варфоломея, и уверив их, что Господь даровал им в нем благословенное детище, которое ради добродетельного жития будет великим перед Богом и перед людьми человеком, старец вышел от них. Родители Варфоломея пошли провожать его, но он внезапно стал невидим, из чего они и познали, что то был ангел Божий.
Жития святых представляют нам немалочисленные примеры того, как сердца избранных Богом людей воспламеняются благодатной ревностью о спасении с дней самой ранней юности, с тем, чтобы не потухая гореть до глубокой старости. Варфоломей, будущий Преподобный Сергий, принадлежал к числу этих избранников Божиих. Менее чем с двенадцатилетнего возраста он начал стараться жить той жизнью подвижника, которой уже не покидал до самой своей смерти. Не будучи возбраняем благочестивыми родителями, он начал держать строгий пост, так что по средам и пятницам совсем не вкушал пищи (как делали тогда особенно благочестивые взрослые), а в прочие дни питался хлебом и водой; начал усердно посещать храм Божий для молитвы и дома проводить на молитве целые ночи; начал усердно читать святые книги, учащие пути спасения.
Когда Варфоломею было около 15 лет, родители его вынуждены были переселиться из Ростова в другое место.
Детское горе
Зимой 1327–1328 г. получил в Орде великое княжение русское удельный Московский князь Иван Данилович Калита. Новый великий князь, человек с весьма большими государственными способностями, успел до такой степени снискать расположение хана, что тот, спустя год по даровании ему великокняжеского престола, отдал в нарочитое подчинение соседнее с Москвой княжество Ростовское. Великим князем послан был в Ростов в качестве его наместника один из московских бояр (Василий Кочева). По уполномочению ли Ивана Даниловича или сам по себе, наместник его повел дело так, что скоро весь Ростов наполнился слезами и плачем. В Ростове, конечно, были недовольные подчинением его Москве; это недовольство было представляемо наместником как измена ростовцев великому князю, и он начал выводить из Ростова измену. Справедливо и несправедливо люди были обвиняемы в недоброжелательстве Москве, и затем следовали телесные пытки и истязания и конфискация или совсем грабительское отнятие имения; дело дошло до того, что даже наместник в городе ростовских князей (боярин по имени Аверкий) был подвергнут жестокому и вместе позорному телесному истязанию. Спасаясь от страшного террора, наставшего в Ростове, многие из жителей его решились бежать из города, чтобы искать себе пристанища в других местах. В числе других, решившихся бежать из Ростова, был и отец Варфоломея Кирилл. Кроме тяжкого насилия Московского его заставило выселиться из Ростова еще и то, что под старость он испытал жестокую превратность судьбы: из человека богатого и знатного, благодаря несчастным обстоятельствам времени, сделался бедняком. Местом для своего нового жительства отец Варфоломея избрал соответствовавший его собственному более чем скромному положению малый городок Радонеж, находившийся в области Московской. Городок отдан был великим князем в удел его младшему сыну Андрею, а для привлечения в него новых жителей даны были переселенцам многие льготы и обещана большая ослаба (в податях и повинностях). В смиренный Радонеж и переселился столь же смиренный Кирилл с некоторыми другими из ростовцев и поселился в нем близ его церкви во имя Рождества Христова.
Достигнув двадцатилетнего возраста, Варфоломей, уже давно решивший посвятить себя Богу в иночестве и уже давно по жизни своей бывший строжайшим иноком, начал просить родителей своих о дозволении постричься в монахи. Родители ничего не имели против его намерения, ибо и сами были усердными чтителями монашества, но они просили его подождать с пострижением, пока он не проводит их на тот свет, ибо, – говорили они ему, – братья твои Стефан и Петр оженились и пекутся о себе, а мы в нашей старости и скудости и при нашей хворости имеем попечителя единственно в тебе. Варфоломей повиновался родителям и, посвящая себя попечениям о них, самого себя приготовлял к исключительным монашеским подвигам.
Скоро больные родители Варфоломея переселились из сей жизни в вечную жизнь, причем оба они предварительно приняли монашество в находившемся (как и доселе находящемся) близь Радонежа Хотьковом монастыре, который в то время одновременно был и мужским, и женским.
Прощание Варфоломея с умершими родителями
Похоронив родителей, Варфоломей получил свободу распоряжаться собой. И он, предоставив скудное наследство, оставшееся после родителей, младшему брату Петру, поспешил воспользоваться свободой. Однако для принятия монашества он не пошел в Хотьков монастырь, в котором постриглись его родители и в котором несколько прежде родителей постригся овдовевший старший его брат Стефан, а также не пошел и в какой бы то ни было другой монастырь. Он хотел монашествовать вне монастыря. Это не значило, чтобы он желал избрать для себя вид монашества наиболее легкий и наиболее несовершенный: наоборот, он искал вида монашества наиболее трудного и наиболее совершенного. Строжайшее монашество есть удаление от мира в обоих смыслах – и переносном, или духовном, и буквальном, или собственном: в смысле духовном оно есть отречение от всякой привязанности ко всему мирскому, в смысле собственном оно есть удаление в пустыню от жилищ человеческих. У нас в России люди монашествовали до тех пор по мере своих сил в смысле духовном, но у нас не было до тех пор монашества в смысле собственном, как пустынножития. И вот, богоизбранный юноша Варфоломей, отвращая взор свой от примера современных ему монахов греческих и обращая его к примеру древних египетских учредителей монашества – Антония, Пахомия и Макариев, решился монашествовать в том собственном смысле, чтобы подвизаться в удаленной от жилищ человеческих пустыне.
Приняв решение не идти для монашествования в какой-либо монастырь, а удалиться в пустыню, Варфоломей пошел к своему брату Стефану в Хотьков монастырь и пригласил его быть своим товарищем в пустынножитии. Стефан, увлекшись представлением о прелестях пустынной жизни и не размыслив хорошо обо всей ее трудности, изъявил свое согласие. Братья вышли из Хотькова монастыря, чтобы в окружавшем его лесу искать себе места для пустынного жития и, много ходив по нему, решились, наконец, остановиться там, где стоит теперь лавра и именно – где в лавре стоит Троицкий собор. Среди леса протекала маленькая речка, и древесную чащу на берегу речки, при вытекавшем из-под берега источнике или ключе (вода которого служила для употребления вместо недостаточно годной к употреблению воды самой речки) и избрали братья для своего пустынножития. Место принадлежало самому князю Радонежскому Андрею Ивановичу, у которого братья и испросили, конечно, дозволение на то, чтобы сесть на нем. Называлось место с его окрестностью Маковцем, Маковской горой, отчего и Преподобному Сергию в древнейших известиях усвояется иногда прозвание Маковского, Маковийского, а о монастыре его иногда говорится, что он находится в Маковце, в Маковской горе.
Сев на месте и первоначально устроившись в сделанном на скорую руку шалаше, братья помолились Богу и начали сечь лес, чтобы поставить себе келию и малую церковицу. Дело было, вероятно, так, что они призвали настоящего плотника и что при руководстве и учительстве его и произвели свои постройки. Когда церквица была поставлена, братья отправились в Москву к митрополиту Феогносту просить священников для ее освящения, каковая просьба их и была удовлетворена митрополитом. Церквица освящена была во имя Святой Троицы.
После освящения церквицы братья начали пустынножительствовать. Но Стефан очень недолго мог выносить этот новый род монашества, избранный его младшим братом. Пустыня была настоящая и суровая: кругом на большое расстояние во все стороны – дремучий лес; в лесу – ни единого жилища человеческого и ни единой человеческой стези, так что нельзя было видеть лица и нельзя было слышать голоса человеческого, а можно было видеть и слышать только зверей и птиц. Стефан не мог долго терпеть такого уединения и, оставив Варфоломея в его пустыне одного, ушел от него в Москву, в Богоявленский монастырь.
Оставшись один, Варфоломей прежде всего позаботился о том, чтобы стать настоящим монахом, т. е. чтобы получить монашеское пострижение. В древнее время у нас допускалось и было довольно обычно, чтобы священниками у приходских церквей служили иеромонахи; если эти иеромонахи были вместе и духовниками для окрестного населения (в древнее время право духовничества давалось не всем священникам, а только достойнейшим и способнейшим среди них), то они назывались игуменами, игуменами-старцами; игуменам этим нарочито предоставлялось право постригать в монахи желающих монашествовать (именно желающих монашествовать не в монастырях, где были настоящие игумены для пострижения, а при мирских церквах, в мирских домах и, вообще, в миру, что тогда было допускаемо). Одного из таких игуменов-старцев, по имени Митрофан, и нашел Варфоломей в каком-то из приходов, окружавших его пустыню, и привел его к себе, чтобы старец постриг его в монахи. Митрофан постриг его, нарекши ему имя в честь святого того дня, в который совершено было пострижение, – мученика Сергия, память которого празднуется церковью 7 октября. В день пострижения Митрофан совершил литургию в церквице Варфоломея-Сергия и сподобил его причастия Святых Таин. Жизнеописатель говорит, что присутствовавшие в церкви некоторые люди, вероятно, родственники и радонежские знакомые Варфоломея, пришедшие к нему на его пострижение, свидетельствовали, что в минуту его причащения, как нового монаха, церковь и окрестность церкви наполнились благоухания. В продолжение семи дней по пострижении Преподобный Сергий неисходно пребывал в своей церкви на молитве и питался единственно просфорой, которую дал ему игумен после литургии. Митрофан несколько времени пробыл с ним, чтобы преподать ему наставления относительно монашеской жизни, и затем удалился от него, оставив его, как выражается жизнеописатель, «единого в пустыни безмолствовати и единствовати».
Преподобный Сергий принял монашество в возрасте 23 лет; следовательно, если он родился в 1314 г., это было в 1337 г.
Братья Варфоломей и Стефан горячо молятся Богу перед началом устроения новой обители
В последующее время, в XV, XVI и XVII столетиях монашеское подвижничество посредством совершенно уединенного пустынножития не составляло у нас очень большой редкости: но оно началось у нас именно от Преподобного Сергия.
В пустыне, в совершенном уединении, Преподобный Сергий прожил неизвестное точным образом жизнеописателю время: от двух до четырех лет. Два-четыре года сами по себе – очень непродолжительное время; но два-четыре года жизни в пустыне, в совершенном одиночестве, это – совсем другое дело. Должны были устрашать Преподобного Сергия мечты его собственного воображения, подавлять которое не в человеческой власти; должны были устрашать его разнообразные привидения и явления демонские, которых, по сказанию жизнеописателя, было великое множество, а вместе с этим на совершенном яву – вой и рев вокруг кельи хищных зверей – волков и медведей. А за каждой ночью, полной всяких страхов, следовал день, в продолжение которого нужно было бороться, если не с страхами, то с унынием тягостного и гнетущего душу одиночества. Но мужественно обрекавший себя на все то, чем грозила одинокая жизнь в пустыне, Преподобный Сергий должен был получить и величайшую пользу от этой двухгодичной или четырехгодичной пустынно-уединенной жизни. Не развлекаемый никем и ничем, он должен был проводить время в непрестанном богомыслии, которое представляло надежное ограждение и от всяких страхов, и таким образом твердо укоренить в себе то святое настроение, к которому он горячо стремился.
Время пустынно-уединенной жизни Преподобного Сергия проходило в молитве внешней церковной, состоявшей в отправлении всего круга служб дневных, за исключением литургии, – в молитве внутренней или умной домашней, в непрестанном богомыслии, в чтении слова Божия и в телесном труде. Нет сомнения, что очень невелика была библиотека четиих книг Преподобного Сергия; но если он имел только Псалтирь и Евангелие, если он, читая и перечитывая их, знал их наизусть и столько же твердо напечатлевал их на своем сердце, сколько хорошо знал, то он не имел причин завидовать обладателям и целых больших библиотек четиих книг. Что касается телесного труда, то он должен был вырубать лес около своей церкви и кельи, чтобы образовать около них большую или меньшую полянку, на которой бы мог быть заведен им огород, если не целое пахотное поле.
Преподобный Сергий часто отдавал медведю последний кусок хлеба, сам оставаясь без пищи
Поселившись среди зверей, Преподобный Сергий приобрел их расположение, а с некоторыми из них вступал даже, так сказать, в содружество. Мимо кельи его бегали стаи волков, но ему вреда не причиняли; проходили иногда и медведи и также не беспокоили его. Между медведями нашелся один, который часто начал посещать преподобного: видя, что зверь приходит не со злым умыслом, а в надежде получить подачку, Сергий начал делиться с ним своей скудной трапезой, причем пополам делился с ним и в том случае, когда самому едва хватало. Ежедневные посещения медведя продолжались более года.
Пищу Преподобного Сергия во время его уединенного пустынножития составляли хлеб и вода. Воду он брал из источника или ключа, близ которого стояла его келья; откуда брал он хлеб, жизнеописатель ничего об этом не говорит: по всей вероятности, время от времени приносил или присылал ему хлеб младший брат его Петр, который оставался жить в Радонеже.
Не мог долго оставаться безвестным в своей пустыне Преподобный Сергий. Слава о нем прошла между окрестными монахами, и последние начали посещать его, чтобы видеть необычного у нас пустынного подвижника. Скоро нашлись между монахами и такие, которые возгорелись желанием подвизаться вместе с преподобным в его пустыне и начали обращаться в нему с просьбой, чтобы он дозволил им селиться подле себя. Как мы сказали, Преподобный Сергий удалился в пустыню не с той мыслью, чтобы подвизаться в одиночестве, а с той, чтобы в большем или меньшем товариществе подвизаться вне мира. Поэтому он не только не мог иметь ничего против того, чтобы принимать к себе изъявлявших желание жить вместе с ним, но и должен был весьма этому радоваться. Указывая изъявлявшим желание жить с ним на трудность пустынного жития, преподобный с готовностью и с радостью начал принимать к себе тех, которых не страшила эта трудность. И вот, таким образом и зачался Сергиев монастырь, – последующая и нынешняя знаменитая Троицкая Сергиева лавра.
Все наши тогдашние монастыря представляли из себя монастыри так называемые особножитные. В монастыре был общий над всеми игуменский надзор и была общая для всех церковь, но затем – что касается жилища, одежды и пищи, то каждый монах был совершенно самостоятельным и совершенно сам себе хозяином: каждый имел свою собственную келью, им самим поставленную или приобретенную посредством покупки, каждый сам одевал себя и каждый сам питал себя не только в том смысле, что сам приобретал материал для пищи, но и в том смысле, что сам приготавливал себе пищу. Как было во всех других монастырях, так шла жизнь и в монастыре Сергиевом. Начав принимать изъявлявших желание жить с ним, он предлагал им ставить себе кельи, причем иным из строившихся, вероятно, оказывалась общая братская помощь, и причем сам он, обладая большим или меньшим знанием плотницкого ремесла, нет сомнения, был усердным помощником всех строившихся.
Настоящий очерк жизни Преподобного Сергия составлен на основании его древнего жития, принадлежащего его личному ученику и монаху его монастыря Епифанию, и составлен таким образом, чтобы читателю давалось в нем повествование о преподобном, с одной стороны – краткое, а с другой стороны – полное, без опущений воспроизводящее все частности его жизни как естественного, так и сверхъестественного характера.
Преподобный Сергий, в миру носивший имя Варфоломей, принадлежал к сословию дворянскому и даже к тому высшему классу в сословии, которое называют аристократией: его отец, по имени Кирилл, был служилый человек ростовских удельных князей и между служилыми людьми, представляя собой одного из немногих заслуженнейших, входил в небольшой избор их, составлявший правительственные думы или советы князей и носивший название боярства. Имя матери Преподобного Сергия было Мария[3]. Кроме него у его родителей было еще двое детей: старший сын Стефан и младший – Петр.
Как сообщает жизнеописатель, еще прежде рождения преподобного было чудесным образом возвещено о нем, что станет он великим угодником Божиим и служителем Святой Троицы. Мать его, будучи беременна им, пришла по обычаю в одно воскресение в церковь на литургию. Во время литургии, к крайнему изумлению всех присутствовавших в церкви, находившийся в ее чреве младенец три раза начинал кричать громким голосом («верещать», как выражается жизнеописатель), именно – перед чтением Евангелия, перед пением херувимской песни и при возглашении священником: «Святая Святым».
Родился Преподобный Сергий не в самом Ростове, а в имении или усадьбе отца, находившейся где-то не особенно близко от Ростова. Го д его рождения достоверным образом неизвестен; но по вероятнейшим предположениям он есть 1314. При крещении, как уже мы сказали, ему наречено было имя Варфоломея (имя апостола Варфоломея, одного из двенадцати).
По сказанию жизнеописателя, младенчество и детство Варфоломея также ознаменованы были чудесными проявлениями на нем благодати Божией. В продолжение сорока дней от рождения до крещения младенец заставил свою мать соблюдать пост, ибо не хотел прикасаться к сосцам ее, если она в скоромные дни принимала мясную пищу. Спустя немного времени после крещения, сам младенец явился великим постником: по средам и пятницам он не прикасался к сосцам матери и не хотел вкушать молока коровьего, но по целым дням оставался без пищи. При этом не хотел младенец питаться и молоком других женщин, кроме самой матери, так что мать напрасно брала было для него кормилиц более богатых молоком, чем она сама. В объяснение последней необычайности в поведении младенца жизнеописатель говорит: «Се знамение бысть, яко дабы добра корене добрая леторасль нескверным млеком воспитан был».
Достигнув семилетнего возраста, Варфоломей отдан был родителями в обучение грамоте (одному из учителей, содержавшему, как это было тогда обычно, училище у себя на дому). Вместе с Варфоломеем учились грамоте и его братья Стефан и Петр. Но тогда как оба брата учились грамоте хорошо и успевали в учении быстро, Варфоломей оказался очень малоспособным к учению, так что браним был родителями, подвергался наказанию от учителя и осмеянию своих товарищей. Было это, говорит жизнеописатель, по смотрению Божию, дабы дитя получило книжный разум не от людей, а от Бога. Варфоломей часто со слезами молился Богу, чтобы Он подал ему разумение грамоты, и молитва его была услышана. Однажды он послан был отцом в поле искать лошадей (нравы древнего времени, как видно, были гораздо проще, чем наши, так что не считалось предосудительным и для боярских детей делать иное из того, что по нашим понятиям исключительно входит в круг деятельности прислуги и работников; впрочем, искание лошадей в поле представляло и развлечение, своего рода прогулку). В поле Варфоломей увидал незнакомого старца, святолепного и ангеловидного, который стоял под дубом и творил прилежную молитву. Он приблизился к старцу и стал ждать окончания им молитвы. Кончив молитву, старец благословил и облобызал его и спросил его, чего он ищет и чего хочет. Варфоломей отвечал, что более всего и пламенно он желал бы получить разум к ученью грамоты, и просил старца помолиться о нем Богу. Старец, воздев руки, сотворил прилежную молитву и по окончании молитвы вынул из кармана сосуд и подал тремя перстами частицу от просфоры, повелев вкусить ее и обещая, что вместе с этим дается от Бога разум к учению. После сего старец хотел было отправиться в свой путь, но Варфоломей усердно просил его посетить дом своих родителей, на что он и изъявил согласие. В доме Кирилла, прежде чем сесть за предложенную последним трапезу, старец, взяв с собой Варфоломея, пошел в домовую часовню, чтобы отпеть Часы. Во время пения он заставил Варфоломея говорить псалом, и когда мальчик сказал: «Я не умею, отче», отвечал ему: «От сего дня Господь дарует тебе уменье грамоты», после чего дитя начало хорошо и стройно стихословить псалтирь, став с того часа весьма гораздым грамоте. Вкусив трапезы, предложенной родителями Варфоломея, и уверив их, что Господь даровал им в нем благословенное детище, которое ради добродетельного жития будет великим перед Богом и перед людьми человеком, старец вышел от них. Родители Варфоломея пошли провожать его, но он внезапно стал невидим, из чего они и познали, что то был ангел Божий.
Жития святых представляют нам немалочисленные примеры того, как сердца избранных Богом людей воспламеняются благодатной ревностью о спасении с дней самой ранней юности, с тем, чтобы не потухая гореть до глубокой старости. Варфоломей, будущий Преподобный Сергий, принадлежал к числу этих избранников Божиих. Менее чем с двенадцатилетнего возраста он начал стараться жить той жизнью подвижника, которой уже не покидал до самой своей смерти. Не будучи возбраняем благочестивыми родителями, он начал держать строгий пост, так что по средам и пятницам совсем не вкушал пищи (как делали тогда особенно благочестивые взрослые), а в прочие дни питался хлебом и водой; начал усердно посещать храм Божий для молитвы и дома проводить на молитве целые ночи; начал усердно читать святые книги, учащие пути спасения.
Когда Варфоломею было около 15 лет, родители его вынуждены были переселиться из Ростова в другое место.
Зимой 1327–1328 г. получил в Орде великое княжение русское удельный Московский князь Иван Данилович Калита. Новый великий князь, человек с весьма большими государственными способностями, успел до такой степени снискать расположение хана, что тот, спустя год по даровании ему великокняжеского престола, отдал в нарочитое подчинение соседнее с Москвой княжество Ростовское. Великим князем послан был в Ростов в качестве его наместника один из московских бояр (Василий Кочева). По уполномочению ли Ивана Даниловича или сам по себе, наместник его повел дело так, что скоро весь Ростов наполнился слезами и плачем. В Ростове, конечно, были недовольные подчинением его Москве; это недовольство было представляемо наместником как измена ростовцев великому князю, и он начал выводить из Ростова измену. Справедливо и несправедливо люди были обвиняемы в недоброжелательстве Москве, и затем следовали телесные пытки и истязания и конфискация или совсем грабительское отнятие имения; дело дошло до того, что даже наместник в городе ростовских князей (боярин по имени Аверкий) был подвергнут жестокому и вместе позорному телесному истязанию. Спасаясь от страшного террора, наставшего в Ростове, многие из жителей его решились бежать из города, чтобы искать себе пристанища в других местах. В числе других, решившихся бежать из Ростова, был и отец Варфоломея Кирилл. Кроме тяжкого насилия Московского его заставило выселиться из Ростова еще и то, что под старость он испытал жестокую превратность судьбы: из человека богатого и знатного, благодаря несчастным обстоятельствам времени, сделался бедняком. Местом для своего нового жительства отец Варфоломея избрал соответствовавший его собственному более чем скромному положению малый городок Радонеж, находившийся в области Московской. Городок отдан был великим князем в удел его младшему сыну Андрею, а для привлечения в него новых жителей даны были переселенцам многие льготы и обещана большая ослаба (в податях и повинностях). В смиренный Радонеж и переселился столь же смиренный Кирилл с некоторыми другими из ростовцев и поселился в нем близ его церкви во имя Рождества Христова.
Достигнув двадцатилетнего возраста, Варфоломей, уже давно решивший посвятить себя Богу в иночестве и уже давно по жизни своей бывший строжайшим иноком, начал просить родителей своих о дозволении постричься в монахи. Родители ничего не имели против его намерения, ибо и сами были усердными чтителями монашества, но они просили его подождать с пострижением, пока он не проводит их на тот свет, ибо, – говорили они ему, – братья твои Стефан и Петр оженились и пекутся о себе, а мы в нашей старости и скудости и при нашей хворости имеем попечителя единственно в тебе. Варфоломей повиновался родителям и, посвящая себя попечениям о них, самого себя приготовлял к исключительным монашеским подвигам.
Скоро больные родители Варфоломея переселились из сей жизни в вечную жизнь, причем оба они предварительно приняли монашество в находившемся (как и доселе находящемся) близь Радонежа Хотьковом монастыре, который в то время одновременно был и мужским, и женским.
Похоронив родителей, Варфоломей получил свободу распоряжаться собой. И он, предоставив скудное наследство, оставшееся после родителей, младшему брату Петру, поспешил воспользоваться свободой. Однако для принятия монашества он не пошел в Хотьков монастырь, в котором постриглись его родители и в котором несколько прежде родителей постригся овдовевший старший его брат Стефан, а также не пошел и в какой бы то ни было другой монастырь. Он хотел монашествовать вне монастыря. Это не значило, чтобы он желал избрать для себя вид монашества наиболее легкий и наиболее несовершенный: наоборот, он искал вида монашества наиболее трудного и наиболее совершенного. Строжайшее монашество есть удаление от мира в обоих смыслах – и переносном, или духовном, и буквальном, или собственном: в смысле духовном оно есть отречение от всякой привязанности ко всему мирскому, в смысле собственном оно есть удаление в пустыню от жилищ человеческих. У нас в России люди монашествовали до тех пор по мере своих сил в смысле духовном, но у нас не было до тех пор монашества в смысле собственном, как пустынножития. И вот, богоизбранный юноша Варфоломей, отвращая взор свой от примера современных ему монахов греческих и обращая его к примеру древних египетских учредителей монашества – Антония, Пахомия и Макариев, решился монашествовать в том собственном смысле, чтобы подвизаться в удаленной от жилищ человеческих пустыне.
Приняв решение не идти для монашествования в какой-либо монастырь, а удалиться в пустыню, Варфоломей пошел к своему брату Стефану в Хотьков монастырь и пригласил его быть своим товарищем в пустынножитии. Стефан, увлекшись представлением о прелестях пустынной жизни и не размыслив хорошо обо всей ее трудности, изъявил свое согласие. Братья вышли из Хотькова монастыря, чтобы в окружавшем его лесу искать себе места для пустынного жития и, много ходив по нему, решились, наконец, остановиться там, где стоит теперь лавра и именно – где в лавре стоит Троицкий собор. Среди леса протекала маленькая речка, и древесную чащу на берегу речки, при вытекавшем из-под берега источнике или ключе (вода которого служила для употребления вместо недостаточно годной к употреблению воды самой речки) и избрали братья для своего пустынножития. Место принадлежало самому князю Радонежскому Андрею Ивановичу, у которого братья и испросили, конечно, дозволение на то, чтобы сесть на нем. Называлось место с его окрестностью Маковцем, Маковской горой, отчего и Преподобному Сергию в древнейших известиях усвояется иногда прозвание Маковского, Маковийского, а о монастыре его иногда говорится, что он находится в Маковце, в Маковской горе.
Сев на месте и первоначально устроившись в сделанном на скорую руку шалаше, братья помолились Богу и начали сечь лес, чтобы поставить себе келию и малую церковицу. Дело было, вероятно, так, что они призвали настоящего плотника и что при руководстве и учительстве его и произвели свои постройки. Когда церквица была поставлена, братья отправились в Москву к митрополиту Феогносту просить священников для ее освящения, каковая просьба их и была удовлетворена митрополитом. Церквица освящена была во имя Святой Троицы.
После освящения церквицы братья начали пустынножительствовать. Но Стефан очень недолго мог выносить этот новый род монашества, избранный его младшим братом. Пустыня была настоящая и суровая: кругом на большое расстояние во все стороны – дремучий лес; в лесу – ни единого жилища человеческого и ни единой человеческой стези, так что нельзя было видеть лица и нельзя было слышать голоса человеческого, а можно было видеть и слышать только зверей и птиц. Стефан не мог долго терпеть такого уединения и, оставив Варфоломея в его пустыне одного, ушел от него в Москву, в Богоявленский монастырь.
Оставшись один, Варфоломей прежде всего позаботился о том, чтобы стать настоящим монахом, т. е. чтобы получить монашеское пострижение. В древнее время у нас допускалось и было довольно обычно, чтобы священниками у приходских церквей служили иеромонахи; если эти иеромонахи были вместе и духовниками для окрестного населения (в древнее время право духовничества давалось не всем священникам, а только достойнейшим и способнейшим среди них), то они назывались игуменами, игуменами-старцами; игуменам этим нарочито предоставлялось право постригать в монахи желающих монашествовать (именно желающих монашествовать не в монастырях, где были настоящие игумены для пострижения, а при мирских церквах, в мирских домах и, вообще, в миру, что тогда было допускаемо). Одного из таких игуменов-старцев, по имени Митрофан, и нашел Варфоломей в каком-то из приходов, окружавших его пустыню, и привел его к себе, чтобы старец постриг его в монахи. Митрофан постриг его, нарекши ему имя в честь святого того дня, в который совершено было пострижение, – мученика Сергия, память которого празднуется церковью 7 октября. В день пострижения Митрофан совершил литургию в церквице Варфоломея-Сергия и сподобил его причастия Святых Таин. Жизнеописатель говорит, что присутствовавшие в церкви некоторые люди, вероятно, родственники и радонежские знакомые Варфоломея, пришедшие к нему на его пострижение, свидетельствовали, что в минуту его причащения, как нового монаха, церковь и окрестность церкви наполнились благоухания. В продолжение семи дней по пострижении Преподобный Сергий неисходно пребывал в своей церкви на молитве и питался единственно просфорой, которую дал ему игумен после литургии. Митрофан несколько времени пробыл с ним, чтобы преподать ему наставления относительно монашеской жизни, и затем удалился от него, оставив его, как выражается жизнеописатель, «единого в пустыни безмолствовати и единствовати».
Преподобный Сергий принял монашество в возрасте 23 лет; следовательно, если он родился в 1314 г., это было в 1337 г.
В последующее время, в XV, XVI и XVII столетиях монашеское подвижничество посредством совершенно уединенного пустынножития не составляло у нас очень большой редкости: но оно началось у нас именно от Преподобного Сергия.
В пустыне, в совершенном уединении, Преподобный Сергий прожил неизвестное точным образом жизнеописателю время: от двух до четырех лет. Два-четыре года сами по себе – очень непродолжительное время; но два-четыре года жизни в пустыне, в совершенном одиночестве, это – совсем другое дело. Должны были устрашать Преподобного Сергия мечты его собственного воображения, подавлять которое не в человеческой власти; должны были устрашать его разнообразные привидения и явления демонские, которых, по сказанию жизнеописателя, было великое множество, а вместе с этим на совершенном яву – вой и рев вокруг кельи хищных зверей – волков и медведей. А за каждой ночью, полной всяких страхов, следовал день, в продолжение которого нужно было бороться, если не с страхами, то с унынием тягостного и гнетущего душу одиночества. Но мужественно обрекавший себя на все то, чем грозила одинокая жизнь в пустыне, Преподобный Сергий должен был получить и величайшую пользу от этой двухгодичной или четырехгодичной пустынно-уединенной жизни. Не развлекаемый никем и ничем, он должен был проводить время в непрестанном богомыслии, которое представляло надежное ограждение и от всяких страхов, и таким образом твердо укоренить в себе то святое настроение, к которому он горячо стремился.
Время пустынно-уединенной жизни Преподобного Сергия проходило в молитве внешней церковной, состоявшей в отправлении всего круга служб дневных, за исключением литургии, – в молитве внутренней или умной домашней, в непрестанном богомыслии, в чтении слова Божия и в телесном труде. Нет сомнения, что очень невелика была библиотека четиих книг Преподобного Сергия; но если он имел только Псалтирь и Евангелие, если он, читая и перечитывая их, знал их наизусть и столько же твердо напечатлевал их на своем сердце, сколько хорошо знал, то он не имел причин завидовать обладателям и целых больших библиотек четиих книг. Что касается телесного труда, то он должен был вырубать лес около своей церкви и кельи, чтобы образовать около них большую или меньшую полянку, на которой бы мог быть заведен им огород, если не целое пахотное поле.
Поселившись среди зверей, Преподобный Сергий приобрел их расположение, а с некоторыми из них вступал даже, так сказать, в содружество. Мимо кельи его бегали стаи волков, но ему вреда не причиняли; проходили иногда и медведи и также не беспокоили его. Между медведями нашелся один, который часто начал посещать преподобного: видя, что зверь приходит не со злым умыслом, а в надежде получить подачку, Сергий начал делиться с ним своей скудной трапезой, причем пополам делился с ним и в том случае, когда самому едва хватало. Ежедневные посещения медведя продолжались более года.
Пищу Преподобного Сергия во время его уединенного пустынножития составляли хлеб и вода. Воду он брал из источника или ключа, близ которого стояла его келья; откуда брал он хлеб, жизнеописатель ничего об этом не говорит: по всей вероятности, время от времени приносил или присылал ему хлеб младший брат его Петр, который оставался жить в Радонеже.
Не мог долго оставаться безвестным в своей пустыне Преподобный Сергий. Слава о нем прошла между окрестными монахами, и последние начали посещать его, чтобы видеть необычного у нас пустынного подвижника. Скоро нашлись между монахами и такие, которые возгорелись желанием подвизаться вместе с преподобным в его пустыне и начали обращаться в нему с просьбой, чтобы он дозволил им селиться подле себя. Как мы сказали, Преподобный Сергий удалился в пустыню не с той мыслью, чтобы подвизаться в одиночестве, а с той, чтобы в большем или меньшем товариществе подвизаться вне мира. Поэтому он не только не мог иметь ничего против того, чтобы принимать к себе изъявлявших желание жить вместе с ним, но и должен был весьма этому радоваться. Указывая изъявлявшим желание жить с ним на трудность пустынного жития, преподобный с готовностью и с радостью начал принимать к себе тех, которых не страшила эта трудность. И вот, таким образом и зачался Сергиев монастырь, – последующая и нынешняя знаменитая Троицкая Сергиева лавра.
Все наши тогдашние монастыря представляли из себя монастыри так называемые особножитные. В монастыре был общий над всеми игуменский надзор и была общая для всех церковь, но затем – что касается жилища, одежды и пищи, то каждый монах был совершенно самостоятельным и совершенно сам себе хозяином: каждый имел свою собственную келью, им самим поставленную или приобретенную посредством покупки, каждый сам одевал себя и каждый сам питал себя не только в том смысле, что сам приобретал материал для пищи, но и в том смысле, что сам приготавливал себе пищу. Как было во всех других монастырях, так шла жизнь и в монастыре Сергиевом. Начав принимать изъявлявших желание жить с ним, он предлагал им ставить себе кельи, причем иным из строившихся, вероятно, оказывалась общая братская помощь, и причем сам он, обладая большим или меньшим знанием плотницкого ремесла, нет сомнения, был усердным помощником всех строившихся.