Другая тенденция, сократившая возможности России по влиянию на постсоветском пространстве, – садомазохистская преданность российской внешней политики посткоммунистическим режимам и постсоветским элитам, склонным к коррумпированности и тоталитаризму, а про-российскую позицию занимающим только в том случае, если им это выгодно и за хорошие дивиденды. Поддержка Саддама Хусейнав Ираке, Слободана Милошевичав Сербии, Эдуарда Шеварднадзев Грузии, Александра Лукашенков Белоруссии, Воронинав Молдавии, Сависаарав Эстонии, Юркансав Латвии, Леонида Кучмыи Виктора Януковичана Украине, а также среднеазиатских диктаторов нанесла огромный ущерб имиджу России во всем мире. Ориентация на посткоммунистические элиты спровоцировала негативное отношение к России у жителей многих перечисленных стран, в том числе и у представителей «русского мира». Стоит прямо признать, что во многом Россия, ведя политику поддержки недемократических, антинародных режимов, действительно ответственна перед народами этих стран и фактически толкает их на национал-демократические революции и русофобию.
    Наверное, пора прислушаться к фразе, оброненной Глебом Павловским: «Если бы Россия перешла в режим экспорта революции, мало бы никому не показалось». Видимо, для России пришло время перехватить инициативу по развитию демократии на постсоветском пространстве.
   Кстати, в свете данной внешнеполитической тенденции поддержки антинародных и далеко не пророссийских элит, попытки сделать деятельность российских политтехнологов на Украине ответом на вопрос «кто виноват?» выглядят весьма натянутыми. Весь ход кризиса на Украине показывал ничтожество режима Кучмы и его «преемника», и очевидным становится, что российские политтехнологи, вопреки украинской элите, смогли мобилизовать народный ресурс для сохранения российских позиций. Конечно, ошибки, основанные на экспорте российских технологий в кампании Януковича, присутствовали в значительном количестве (например, здоровье кандидата для жителей «русского мира» не имеет такого значения, как для россиян, потому что Ельцин не был их президентом, а брежневско-андроповско-черненковское нездоровье уже порядком подзабыто).
   По опыту проведения предвыборных кампаний в зарубежье отмечу, что не работает за пределами России и методика делегирования «путинского рейтинга доверия» на «пророссийского кандидата». Но эти ошибки не стали определяющими, ибо при заведомо скомпрометированном кандидате борьба была перенесена на мировоззренческий уровень. В результате Янукович поднялся до уровня Ющенко и стал просто символом «русского мира». По-моему, в этом успехе огромную роль сыграло то, что сам Павловский – одессит, раньше был жителем «русского мира», и поэтому смог предложить избирателю именно то, что ему необходимо от России для сохранения своего жизненного пространства. Не дешевый и ворованный газ и нефть, а гарантии сохранения языка, двойное гражданство, право чувствовать себя в России человеком, равным с россиянами, и возможность взаимовыгодно трудиться. Фактически из методов политтехнологии был сделан прорыв к оперированию реальными политическими процессами, что и спасло для России «русский мир» на востоке и юге Украины. К сожалению, этой в спешке сформированной концепции взаимодействия России и «русского мира» Украины не хватило, чтобы привлечь центральные области, видимо, уже значительно дерусифицированные режимом Кучмы. Но выбор в пользу России, который сделали Новороссия и Малороссия, и готовность его отстоять потрясли Европу, так как фактически дискредитировали убеждение европейцев в ценностях «оранжевого» национал-демократизма как единственного выбора для населения территорий бывшей Российской империи и отодвинули, будем надеяться, на долгий срок процесс национал-демократизации «русского мира» Украины.
   Адекватной реакции на эту новую политическую ситуацию и новой концепции внешней политики от России ждут не только жители Украины, но и весь «русский мир», и сама Россия, потому что «русский мир» – это среда обитания не только отдельных русских, но и России.

Дмитрий Юрьев. ОРАНЖЕВЫЕ ПОЛИТТЕХНОЛОГИИ УКРАИНЫ: УПРАВЛЕНИЕ СВОБОДОЙ

   Восторги российской околополитической общественности в связи с событиями на Украине наиболее ярко выразил популярный колумнист Валерий Панюшкин.«Я в Киеве, – пишет Панюшкин. – Я видел ликующий город. Я видел площадь, заполненную людьми в оранжевых шарфах и куртках, и людей этих было столько, что мне не хватало взгляда охватить их. Я видел машины, которые едут по городу и сигналят в такт лозунгу „Ющенко! Ющенко!“. Не только в центре, но и на любой улице, то есть не для того, чтоб поприветствовать сторонников, а просто для себя от радости. А на крышах машин сидят люди, размахивают флагами и тоже кричат. Я испытывал пополам с восторгом революции жгучую зависть от того, что долго еще не увижу ничего подобного в Москве. И я молился Богу, чтобы он позволил мне прожить ту пару лет, которые нужны, чтобы увидеть в Москве то, что я вижу в Киеве».
   В принципе Панюшкину незачем ждать два года. Он может пойти в киноархив, взять там видеоматериалы, например о праздновании двадцатилетия органов НКВД (Москва, 1937), и увидеть там все то же самое: искренне ликующих людей, восторг революции, скандирование – просто для себя от радости – правда, не «Ющенко!», а «Сталин!» и «Ежов!»
   В те годы другой пикейный жилет международного значения, Лион Фейхтвангер,тоже написал восторженную книгу. Называется «Москва, 1937 год». Там тоже есть о свободном народе, о добром и мудром вожде и о заграничных лжецах, которые просто не в силах, не приехав в радостную Москву и не посмотрев в глаза советским людям, понять, например, искреннего порыва кающихся врагов народа на абсолютно свободном и открытом процессе «правотроцкистского центра».
Что и как захватывать
    На самом деле на Украине мы столкнулись с феноменом отчасти новым, отчасти извечным. Речь идет о технологиях узурпации, о технологиях захвата власти. Весь вопрос в том, что подвергается узурпации, в том, какими способами достигается захват власти.
   Это тесно связано с характером легитимности власти, с тем, на чем основан общепризнанный принцип суверенитета. В монархическую эпоху, когда власть была атрибутом божественным, перевороты сводились к захвату трона – и важно было какое-то символическое оправдание факта захвата (кровное родство с более законным монархом, коронация в Реймсском соборе и т. д.). В эпоху Нового времени, как правильно отмечал известный политтехнолог Владимир Ленин,государство откровенно выступало как аппарат насилия. Поэтому XIX и большая часть XX века стали временем военных хунт, диктаторских режимов, опирающихся на право силы. Соответственно перевороты сводились к захвату контроля над силовыми структурами – боеспособными военно-полицейскими соединениями.
   В конце XX века под мощным давлением американо-европейской цивилизации произошло очередное изменение общепризнанного принципа реальной легитимности. Это изменение стало результатом геополитического соревнования. Оказалось, что противостоящие интересам США и Западной Европы авторитарные режимы могут быть эффективно разрушены, а соответствующие территории взяты под внешнее управление после запуска определенных программ, страхуемых снаружи превосходящей военно-технической мощью и поддерживаемых общественным мнением «цивилизованных стран».
   Единственным принципом легитимации власти, в том числе под угрозой прямого применения военной силы со стороны «мирового сообщества», признается сегодня принцип поддержки воли народного большинства, выраженной путем свободного голосования на выборах. Демократические ценности стали единственной валютой, за которую можно купить международное признание легитимности власти того или иного нового режима.
   Однако насильственное внедрение западных стандартов в качестве единственного критерия легитимности не исключило из политического обихода ни революций, ни переворотов, ни путчей. Изменилась цель захвата. Единственное, что официально признает Запад, – это общественное мнение, выражаемое через свободные демократические выборы. А значит, необходимо обеспечить захват контроля за общественным мнением.
   Узурпацию трона в качестве смысла и цели насильственных революционных переворотов сменила узурпация власти. Узурпацию власти – узурпация свободного выбора. При этом оказывается, что обеспечить узурпацию свободы и последующее управление свободой можно столь же грубыми, насильственными и манипулятивными средствами, что и в случае дворцовых или военных переворотов. Оказывается, что военно-полицейскую диктатуру можно с успехом заменить диктатурой медиакратической.
   Оказывается, что манипуляция свободным демократическим выбором народа – это процесс столь же технологичный, как и многие другие менеджериальные схемы сегодняшнего дня. Технологии узурпации выбора сводятся к тому, что с помощью ряда приемов воля определенной группы лиц сначала объявляется волей большинства населения, а потом большинство населения отождествляет эту волю со своей. В современной «оранжевой реальности» это в конце концов подтверждается на свободных демократических выборах при участии международных наблюдателей.
    По существу это тоталитарно-сектантские технологии, политический хаббардизм, потому что сводятся они к исключению самой возможности реального выбора, к фальсификации реальности и превращению ее в безальтернативную.
   Они, конечно, многократно жестче и бесчеловечнее, чем самые грубые административно-полицейские технологии – например, фальсификации результатов выборов. Потому что там реальность пытаются насильственно подкорректировать, а чужую волю преодолеть или подавить, а здесь то и другое – отменить, аннулировать.
   Схема реализации этих технологий такова. Необходимо два предварительных условия: во-первых, реально существующее общественное недовольство при отсутствии нормальных каналов взаимодействия по линии власть – общество, во-вторых, инфраструктура революции. Уже упомянутый известный политтехнолог Ленин описал эти условия своей известной формулой про революционную ситуацию: негативное самоощущение населения должно быть «усилено сверх обычного», то есть вызывать осознанный социальный дискомфорт; неспособность власти функционировать в прежнем режиме должна стать общепризнанной; наконец, должна существовать первичная организационная группировка, которая будет продюсировать процесс («передовая партия нового типа», например), а также более широкое сообщество, которое можно использовать в качестве «инкубатора революционных настроений» (как правило, «оппозиционная интеллигенция») и постоянно действующие информационно-коммуникационные каналы, по которым эти идеи можно эффективно ретранслировать наружу (кухни, мечети, подпольные листовки, западное радио сквозь глушилки, Интернет).
   На Украине в 2004 году, равно и в России в 1917 году, в Иране 1979 года, во Франции 1793-го и т. д. – недовольство, вынужденная публичная пассивность населения, безответственное высокомерие самоуверенной власти и отсутствие возможностей реального контроля за коммуникациями это предварительное условие обеспечили. Далее следуют четыре технологических этапа (включаются они поочередно, но далее реализуются параллельно).
   Первый: провозглашается одномерная, простая формула истины «враги против наших». Патриоты против аристократов (Франция, 1793-й), буржуазия и пролетариат (Россия, 1917-й). И кто не за один класс, тот, значит, за другой. «Правоверные против американских дьяволов» (Иран, 1979-й). «Сегодня в Украине есть только один конфликт: между народом и преступной властью» (Виктор Ющенко,из выступления на митинге по случаю выдвижения кандидатуры на президентские выборы, 2004-й).
   Второй: выход из диалога через аннулирование врага. Враг объявляется не оппонентом, даже не противником и уж заведомо не конкурирующей частью народа: он объявляется врагом народа, препятствием, подлежащим устранению. Врагов народа следует «смести со своего пути» (Вышинский,1937-й). «Каждый голос за Ющенко – это еще одно „нет“ бандитам» (точная цитата: телереклама Ющенко). «Янукович – выбор обманутых рабов» (точная цитата: лозунг на митинге возле украинского посольства в Москве).
   Третий: энергичное и агрессивное продвижение бренда «наших». Важную роль играет выявление внешних признаков принадлежности к «нашим», агрессивной бытовой революционной моды (санкюлоты и фригийские колпаки в революционной Франции, исламская одежда в светском до того Иране, розы и флаг с крестами – в Грузии, красное в России 1917-го, оранжевое – на Украине 2004-го). При этом главным рекламным слоганом этой кампании продвижения бренда становится утверждение «Наши – хорошие!» («пролетариат – самый передовой класс», «правоверные будут жить в раю», «мы – щирые, свидомые, умные и добрые, а злочинна влада – це потвора, що ховаеться в своих воровских малинах»). Общественному мнению, прежде всего на обывательском уровне, навязывается страх оказаться вне модной тусовки (красной, оранжевой и т. д.).
   Четвертый: внедряется информационный образ «неминуемой победы». Он может быть мотивирован религиозно (так хочет Аллах) или научно (победа пролетариата – историческая закономерность), а может быть вообще не мотивирован (сайт Ющенко был украшен бегущей строкой: «до победы Ющенко осталось... 40... 30... 5 дней»). Но главное:
    ...нагнетается ожидание катарсиса, неминуемого и радостного перерождения всего общества «сразу же после победы». Все это вместе взятое позволяет обеспечить режим управляемого коллективного возбуждения. Естественно, необходимо задать процессу темп и ритм, обеспечить эффектную драматургию. Но в принципе психотехника истеризации масс достаточно проста и результативна.
Что и как получается
   В течение некоторого времени происходит первичный нагрев ситуации. На базовую формулу «наши против врагов» наслаиваются эмоции, примеры, обязательно подбирается доказательная база (жертвы тиранов, которых во взятой Бастилии в день 14 июля 1789 года нашлось шесть человек на всю Францию; расстрелянные в Тимишоаре, из-за них, из-за тысяч трупов, быстро свергли и казнили Николае Чаушеску,только вот трупов потом не нашли; замученные варварскими ссылками русские революционеры; зверски изгнанный в Париж аятолла Хомейни;убитый лично Леонидом Кучмою Гонгадзе).Дальше начинается процесс.
   Сначала недовольство и обвинения синхронизируются. Все больше людей вовлекается в одномоментное, солидарное «знание, как надо и не надо». Формула истины «наши – враги» становится постоянно действующим источником интерпретаций, позволяющих превратить любое событие в еще одну иллюстрацию единственно верного учения. В обществе быстро устанавливается интерпретационная диктатура, в действие вводится очередной новояз, на котором могут быть сформулированы только те мысли, которые соответствуют «истине». И вот уже белогвардейские идеологи оперируют терминами классовой борьбы, хотя в этих терминах в принципе невозможно формулировать идеологию соборности. И вот уже слова «провластный кандидат Янукович» и «народный кандидат Ющенко», при всей их нелепости и откровенной тупости бесчисленных повторений, проникают в язык нейтральных комментаторов, да и сторонников «провластного кандидата» просто потому, что в новоязе нет других формулировок. Затем снимаются ограничения в отношении врага. Очень скоро признание его человеком становится невозможным. В случае если враг – это действующая власть, невозможной становится и любая форма самоотождествления с властью – психологическая основа внутренней легитимности любого политического режима. Враг становится объектом биологически чуждого вида – американским дьяволом, аристократом, буржуем, донецким бандитом, – и его можно только «геть!» Тем самым снимаются всякие – и моральные, и инстинктивные – ограничения на методы и масштаб внутривидовой борьбы. В этом плане и утверждение Йозефа Геббельсао том, что «евреи внешне ничем не отличаются от людей, но на самом деле они не люди», и смелая идея милой либералки Елены Трегубовойо том, что Кремль населяют «мутанты»: «внешне они иногда слегка напоминают людей, но в действительности – совсем не люди, а абсолютно другой, не скрещивающийся с нами биологический вид», – это звенья одной цепи, «мантры», эффективно освобождающие тех или иных «наших» от химеры совести.
    Важно подчеркнуть, что на этом этапе участие «преступной власти» в разжигании революционного энтузиазма неоценимо: все более непопулярная элита становится все менее адекватной, все более одиозной, на первый план выходят самые малосимпатичные, самые отталкивающие персонажи
   (на самом деле на этом этапе те представители элиты, которые еще способны к нормальному взаимодействию с народом, к тому, чтобы слушать и слышать людей, попадают под ударное воздействие массовых настроений; на стороне власти остаются только самые одиозные отморозки, что вызывает еще большее раздражение и агрессивность общества).
   Зато в геометрической прогрессии нарастает самоотождествление с «нашими». «Нашим» становится быть модно и престижно. Красные гвоздики и оранжевые ленточки вешают на себя бомжи, принцы крови и кондитеры-фабриканты с криминальным душком. Количество «наших» растет как снежный ком. Недавняя маргинальная оппозиционная секта стремительно обрастает массой союзников. Но это еще не большинство. Большинство возникает на следующем этапе.
   Заранее провозглашенная победа обязательно натыкается на серьезное препятствие. Это препятствие – пока еще не вовлеченные в революционный процесс обыватели (аполитичные россияне, светские иранцы, русскоязычные украинцы и т. д., в конце концов, рядовые политические оппоненты, которые не объединены чувством воспаленной истерической солидарности). Таких, как правило, остается очень много – в обществе, где правит непопулярное авторитарное правительство, большинство, как правило, пассивно. И в этот момент происходит запланированный взрыв!
   Отсрочка заранее провозглашенной победы, чем бы она ни была вызвана (согласительной процедурой, попыткой компромисса со стороны власти, наконец, победой кандидата «партии власти» на выборах – не говоря уже о таком подарке, как сомнительная победа этого кандидата) – объявляется последним чудовищным преступлением врагов народа, кражей этой самой вожделенной победы.
   Следует мгновенный и массовый взрыв негодования, перерастающий в массовое же воодушевление, во всеобщую эйфорию людей, которых пока не большинство, но – оказывается – очень много! Колоссальный аффект внезапного массового взаимоопознания превращает пока еще меньшинство в победительную, агрессивную и властную толпу.
   И вот тут происходит последнее превращение. Обыватели, «виновные» в «краже победы», оказываются вынуждены выбирать – либо они с «нашими», то есть с «народом», либо с «врагами». И вот то самое послушное, пассивное большинство, которое только что кричало «виват!» королю, голосовало за сохранение СССР и партию сторонников Эдуарда Шеварднадзе,вдруг распадается на миллионы одиночек, стыдящихся самих себя, чувствующих себя изгоями, ничтожными и слабыми, у которых есть единственный способ спастись от позора и обструкции – примкнуть к «народу». Более того, сделать как-нибудь так, чтобы и все вокруг, и ты сам были уверены, что ты всегда был с ними заодно!
    ...В 1978–1979 годы, накануне торжественного возвращения из многолетней парижской эмиграции аятоллы Хомейни, Иран был взволнованным, неблагополучным, но все же вполне светским развивающимся азиатским государством. «Зверства шахской охранки» ни разу не доходили, например, до массового публичного повешения «оппозиционеров» на фонарях.
   Большинство поддерживало светского реформатора Мехди Базаргана,назначенного шахом на пост премьера под давлением оппозиции. До фонарей дело дошло очень быстро – начали с сотрудников «шахской охранки». В течение нескольких месяцев прозападное светское королевство превратилось в монолитную фанатичную теократическую республику под тоталитарным контролем шиитских мулл.
   Осенью 2003 года на парламентских выборах в Грузии с небольшим перевесом победили пропрезидентские силы. Оппозиционные партии набрали в районе тех же 10–20 % голосов, что и победители. После революции роз, обрушившей на «фальсификаторов» гнев народа (а фальсификации, если они и были – впрочем, никакого судебного процесса по этому поводу так и не состоялось – вряд ли превратили бы 10 % в 30, а 20 % – в 50 %), после отречения Шеварднадзе от власти, после месяца массовой эйфории, на внеочередных президентских выборах демократ Михаил Саакашвили(«Миша!», «Миша!») получил 96 % голосов. После переголосования на парламентских выборах (суд аннулировал результаты выборов по партийным спискам) барьер преодолело только объединение бывших оппозиционеров во главе с Саакашвили, Зурабом Жваниейи Нино Бурджанадзе.
   А в сентябре 1991 года агрессивная толпа сторонников так называемого объединенного комитета чеченского народа сначала инициировала добровольную отставку руководства Чечено-Ингушетии во главе с Доку Завгаевым(за поддержку ГКЧП), затем – при «арбитражном» участии руководителей «Демократической России» – распустили Верховный Совет республики с передачей полномочий «временному комитету» во главе с народным депутатом СССР Лечи Магомадовым(пока еще формально в законном порядке, решением самого распускаемого Верховного Совета). Скоро, вопреки всем договоренностям, прошли «демократические выборы» президента Чеченской Республики, в которых участвовало меньшинство населения чеченских районов пока еще единой Чечено-Ингушетии. Победителем на выборах был объявлен лидер объединенного комитета чеченского народа генерал Джохар Дудаев.Потом «победу гордого народа» попытались украсть – Верховный Совет РСФСР, ознакомившись с отчетом о проведении «демократических выборов» и протестами законопослушных чеченцев, попытался поддержать инициативу вице-президента Александра Руцкогои восстановить в республике законность. Вскоре выяснилось, что Дудаева в Чечне поддерживают и поддерживали все. И всегда.
   Кстати говоря, команда Ющенко совершенно права, требуя немедленного переголосования второго тура. Само по себе решение о переголосовании на фоне оранжевых бесчинств станет зародышем кристаллизации оранжевого большинства – большинства неудержимого, тоталитарного.
Эпидемия свободы: реальность и перспективы
    Лавинообразная синхронизация масс – явлениегрозное, опасное и древнее. Захват власти через узурпацию свободы имеет куда более древнюю историю, чем «демократические ценности» в их политкорректной упаковке рубежа XX–XXI веков. Мощные народные революции – Великая французская, Великая октябрьская, иранская исламская – это предвестники надвигающейся эпохи оранжевого тоталитаризма.
   Оранжевые политтехнологии привносят в практику тоталитарных революций одно, но очень существенное новообразование.
   В принципе, для любого массового движения роль зародыша кристаллизации, первичной инициативной группы очень велика. Эта группа в прежние времена возникала «в толще масс», под воздействием общественных настроений, и побеждала на своего рода предреволюционном тендере. От ее состава и стиля всегда зависело многое. Так, американскую революцию возглавили люди респектабельного типа, которые сразу же поставили барьер на пути революционных бесчинств. Ни «аятолла» Бенджамин Франклин,ни «боевик» Джордж Вашингтонне использовали энергию волны массового воодушевления колонистов для сноса всех ограничений. Похожая история спасла Россию в 1989–1991 годы – там тоже оказалось «настоящих буйных мало», а захвативший место вождя Борис Ельцин,при всей своей авторитарности, оказался стихийным демократом, не способным к длительному нагнетанию массовой истерии. Совсем другими победителями оказались большевики или иранские муллы: использовав деньги германского генштаба, антиамериканскую политическую поддержку руководства СССР и т. д., они добились длительной, мощной и идеально управляемой массовой истерии, установили тоталитарную диктатуру – власть куда более страшную, жестокую и деспотичную, чем любая военно-полицейская диктатура недавнего, а тем более монархическая тирания далекого прошлого.