Авторов Коллектив. Русская эротическая поэзия

И легкий твой покров, Эротом похищенный,
Не кроет от меня стыдливыя красы!
О Нина! вся цена дней наших в наслажденье,
И райское одно мгновенье,
Когда, в восторге мы своем,
Небесное о всем
Забвенье пием, —
Годичных есть забот и бедствий услажденье!
Жизнь смертных горести отравою полна:
Любовию одной красуется она.
Восторги первых встреч, горящи лобызанья,
Волнения души, любви очарованья —
Оставить должно свет,
Когда вас боле нет!
 

1810

Петр Андреевич Вяземский

К подушке Филлиды
(С французского)

 
Поведай тайны мне свои,
Подушка, смятая Филлидой,
Пух с горлиц, вскормленных Кипридой,
Иль с легких крылиев любви!
 
 
Не сказывай, что взор встречает,
Когда покров с себя ночной
Откинет легкою ногой,
Или зефир его сдувает!
 
 
Не сказывай ты мне равно,
Как уст прелестных осязаньем
И сладостным она дыханьем
Твое согрела полотно!
 
 
И сам Амур красноречивый
Всего бы мне не рассказал
Того, что прежде угадал
Мечтою я нетерпеливой!
 
 
Нет, нет! Поведай мне сперва,
Как часто с робостию скромной
Любви восторгов шепчет томно
Она волшебные слова?
 
 
Скажи мне, сколько слез укоры
И ревности упало слез
В тебя, когда я веткой роз
Украсил грудь Элеоноры?
 
 
На днях украдкою в тени
Она меня поцеловала.
«Ты видишь – ты любим, – сказала, —
Но от самой меня храни».
 
 
Я тут с Филлидою расстался.
Скажи, могла ль она заснуть?
Скажи, как трепетала грудь,
Как вздох за вздохом вырывался?
 
 
Девица в поздние часы
Под завесом не столь таится:
Душа ее нагая зрится,
Как и открытыя красы.
 
 
Другим бы, может быть, скорее
Пристало тайны знать твои,
Но из поклоников любви
Достойней тот, кто всех нежнее.
 
 
Когда, ущедренный судьбою,
Я при тебе к груди своей
Прижму ее и робость в ней
Я поцелуем успокою?
 
 
Вечор мне руку подала,
Затрепетала и вздохнула.
«Ты завтра приходи», – шепнула
И, закрасневшись, отошла.
 
 
О боги! Можно ли мне льститься?
Прелестной верить ли судьбе?
Подушка! Вечером к тебе
Приду ответа допроситься.
 

<1815>

Простоволосая головка

 
Простоволосая головка,
Улыбчивость лазурных глаз,
И своенравная уловка,
И блажь затейливых проказ —
 
 
Всё в ней так молодо, так живо,
Так не похоже на других,
Так поэтически игриво,
Как Пушкина веселый стих.
 
 
Пусть спесь губернской прозы трезвой,
Чинясь, косится на неё,
Поэзией живой и резвой
Она всегда возьмет своё.
 
 
Она пылит, она чудесит,
Играет жизнью, и, шутя,
Она влечет к себе и бесит,
Как своевольное дитя.
 
 
Она дитя, резвушка, мальчик,
Но мальчик, всем знакомый нам,
Которого лукавый пальчик
Грозит и смертным и богам.
 
 
У них во всём одни приемы,
В сердца играют заодно:
Кому глаза ея знакомы,
Того уж сглазил он давно.
 
 
Ея игрушка – сердцеловка,
Поймает сердце и швырнёт;
Простоволосая головка
Всех поголовно поберёт!
 

Июль 1828

Владимир Иванович Панаев

Коридон

 
Разметавшися небрежно
Под ореховым кустом,
В час полдневный почивала
Сладким Амарила сном.
Недалеко прилучилось
Коридону проходить.
Он давно любил пастушку
И умел любимым быть;
Но любовь сердец невинных
Молчалива и робка:
Та украдкой страсть питала,
Тот вздыхал исподтишка.
Коридон остановился,
Робко посмотрел вокруг
И на цыпочках прокрался
К Амариле через луг.
Драгоценныя минуты!
Он дерзает в первый раз
Так рассматривать пастушку
И отвесть не может глаз:
Видит грудь полуоткрыту,
Стан, достойный Аонид,
Перлов ряд под розой – пламень
Разгоревшихся ланит.
И невольно опустился
На колени Коридон;
Свет в очах его затмился,
Сердце замерло – и он…
Жарким, страстным поцелуем
Амарилу разбудил;
Лишь взглянула – вмиг закрылась;
Своевольник отскочил
И, потупя робко взоры,
Ждал упреков за вину;
Но пастушка, ни полслова
Не промолвивши ему,
Быстро скрылась в чаще леса.
Грустен шел пастух домой.
«Что я сделал, неразумный? —
Говорил он сам с собой. —
Как теперь я с нею встречусь,
Как взгляну, заговорю?
Рассердилась! и за дело!
По-пустому растворю
Завтра с солнечным восходом
В шалаше моем окно:
В хижине у Амарилы
Не растворится оно!
Понапрасну заиграю
На свирели вечерком:
Милая не будет больше
Вторить нежным голоском!
А потом и перестанет
Пастушка совсем любить.
Ах, зачем бы мне без спросу
С ней так дерзко поступить?»
 
 
Коридон и не ошибся:
Добрый прежде знак – окно —
Три дни запертым стояло;
Но в четвертый вновь оно
Растворилось понемножку;
В тот же самый вечерок
Амарилин соловьиный
Вновь раздался голосок;
А потом, через неделю,
Встретясь как-то с пастушком
У Амурова кумира,
Молвила ему тишком,
Что уж больше не сердита,
И просила пособить
Жертвенник малютки-бога
Вязью миртовой обвить.
 

1817

Семен Егорович Раич

К Лиде
Подражание К. Галлу

 
Лида, веселье очей распаленных,
Зависть и чудо красот несравненных,
Лида, ты лилий восточных белей,
Розы румяней, ясмина нежней, —
Млеть пред тобою – двух жизней мне мало…
Дева восторгов, сними покрывало,
Дай насмотреться на злато кудрей,
Дай мне насытить несытость очей
Шеи и плеч снеговой белизною;
Дай надивиться бровей красотою,
Дай полелеяться взорам моим
Отцветом роз на ланитах живым.
Нежася взором на взоре прелестном,
Я утонул бы в восторге небесном,
С длинных ресниц не спустил бы очей:
Лида, сними покрывало скорей!
 
 
Скромный хранитель красот, покрывало,
Нехотя кудри оставя, упало,
Млею, пылаю, дивлюсь красотам…
Лида, скорее устами к устам!
Жалок и миг, пролетевший напрасно;
Дай поцелуй голубицы мне страстной…
Сладок мне твой поцелуй огневой:
Лида, он слился с моею душой.
 
 
Полно же, полно, о дева любови!
Дай усмириться волнению крови, —
Твой поцелуй, как дыханье богов,
В сердце вливает чистейшую кровь…
Дымка слетела, и груди перловы
Вскрылись, и вскрыли элизий мне новый.
Сладко дыхание нарда и роз
В воздухе тонком от них разлилось.
Тихий их трепет, роскошные волны
Жизнью несметной небесною полны.
Лида, о Лида, набрось поскорей
Дымку на перлы живые грудей:
В них неземное биенье, движенье,
С них, утомленный, я пью истощенье.
Лида, накинь покрывало на грудь,
Дай мне от роскоши нег отдохнуть.
 

<1826>

Александр Сергеевич Грибоедов

Романс

 
Ах! точно ль никогда ей в персях безмятежных
Желанье тайное не волновало кровь?
Ещё не сведала тоски, томлений нежных?
Ещё не знает про любовь?
 
 
Ах! точно ли никто, счастливец, не сыскался,
Ей друг? по сердцу ей? который бы сгорал
В объятиях её? в них негой упивался,
Роскошствовал и обмирал?..
 
 
Нет! Нет! Куда влекусь неробкими мечтами?
Тот друг, тот избранный: он где-нибудь, он есть,
Любви волшебство! рай! восторги! трепет! – Вами,
Нет! – не моей душе процвесть.
 

1823–1824

Кондратий Федорович Рылеев

Нечаянное счастие
(подражание грекам)

 
О радость, о восторг!.. я Лилу молодую
Вчера нечаянно узрел полунагую!
Какое зрелище отрадное очам!
Власы волнистые небрежно распущенны
По алебастровым плечам,
И перси девственны, и ноги обнаженны,
И стройный, тонкий стан под дымкою одной,
И полные огня пленительные очи,
И все, и все – в часы глубокой ночи,
При ясном свете ламп, в обители немой!
Дыханья перевесть не смея в изумленьи,
На прелести ее в безмолвии взирал —
И сердце юное пылало в восхищеньи;
В восторгах таял я, и млел, и трепетал,
И взоры жадные сквозь дымку устремлял!
Но что я чувствовал, когда младая Лила,
Увидев в храмине меня между столпов,
Вдруг в страхе вскрикнула и руки опустила —
И с тайных прелестей последний пал покров.
 

Вильгельм Карлович Кюхельбекер

Сонет

 
Объяты сладким сном, благоуханья
Таятся в лоне нежного шипка:
Так и любви всесильная тоска
В закрытом сердце дремлет без желанья.
 
 
Развили розу солнцевы лобзанья;
Вдаль аромат лиется, как река:
Эрот, который, прикорнув, пока
Казался без движенья, без дыханья,
 
 
Тут вдруг вскочил и сердце вдруг расторг;
Он пробужден ее очей лучами, —
Но им не греть, нет! властвовать рабами.
Умри же, сердце, и прости, восторг,
И ты, надежда, с сладкими мечтами:
Увы! я предан, я обманут вами!
 

Алексей Дамианович Илличевский

История пяти дней

 
Открыться Лидии не смея,
Я в первый день ее любил;
Назавтра, несколько смелее,
Ей тайну сердца объявил;
День ото дня нетерпеливей,
Назавтра руку ей пожал;
Назавтра, прежнего счастливей,
У милой поцелуй сорвал;
Назавтра, миртами венчанный,
Я осчастливлен был вполне;
Но в тот же день, непостоянный,
Я пожалел о первом дне.
 

<1827>

Антон Антонович Дельвиг

Первая встреча

 
Мне минуло шестнадцать лет,
Но сердце было в воле;
Я думала: весь белый свет
Наш бор, поток и поле.
 
 
К нам юноша пришел в село:
Кто он? отколь? не знаю —
Но всё меня к нему влекло,
Всё мне твердило: знаю!
 
 
Его кудрявые власы
Вкруг шеи обвивались,
Как мак сияет от росы,
Сияли, рассыпались.
 
 
И взоры пламенны его
Мне что-то изъясняли;
Мы не сказали ничего,
Но уж друг друга знали.
 
 
Куда пойду – и он за мной.
На долгую ль разлуку?
Не знаю! только он с тоской
Безмолвно жал мне руку.
 
 
«Что хочешь ты? – спросила я. —
Скажи, пастух унылый».
И с жаром обнял он меня
И тихо назвал милой.
 
 
И мне б тогда его обнять!
Но рук не поднимала,
На перси потупила взгляд,
Краснела, трепетала.
 
 
Ни слова не сказала я;
За что ж ему сердиться?
Зачем покинул он меня?
И скоро ль возвратится?
 

<1814>

Романс

 
Только узнал я тебя —
И трепетом сладким впервые
Сердце забилось во мне.
 
 
Сжала ты руку мою —
И жизнь и все радости жизни
В жертву тебе я принёс.
 
 
Ты мне сказала: люблю,
И чистая радость слетела
В мрачную душу мою.
 
 
Молча гляжу на тебя, —
Нет слова все муки, всё счастье
Выразить страсти моей.
 
 
Каждую светлую мысль,
Высокое каждое чувство
Ты зарождаешь в душе.
 

1823

Русская песня

 
Что, красотка молодая,
Что ты, светик, плачешь?
Что головушку, вздыхая,
К белой ручке клонишь?
 
 
Или словом или взором
Я тебя обидел?
Иль нескромным разговором
Ввел при людях в краску?
 
 
Нет, лежит тоска иная
У тебя на сердце!
Нет, кручинушку другую
Ты вложила в мысли.
 
 
Ты не хочешь, не желаешь
Молодцу открыться,
Ты боишься милу другу
Заповедать тайну!
 
 
Не слыхали ль злые люди
Наших разговоров,
Не спросили ль злые люди
У отца родного;
 
 
Не спросили ль сопостаты
У твоей родимой:
«Чей у ней на ручке перстень,
Чья в повязке лента?
 
 
Лента, ленточка цветная,
С золотой каймою,
Перстень с чернью расписною,
С чистым изумрудом?»
 
 
Не томи, открой причину
Слез твоих горючих!
Перелей в мое ты сердце
Всю тоску-кручину,
 
 
Перелей тоску-кручину
Сладким поцелуем:
Мы вдвоем тоску-кручину
Легче растоскуем.
 

Александр Сергеевич Пушкин

Вишня

 
Румяной зарёю
Покрылся восток,
В селе за рекою
Потух огонек.
 
 
Росой окропились
Цветы на полях,
Стада пробудились
На мягких лугах.
 
 
Туманы седые
Плывут к облакам,
Пастушки младые
Спешат к пастухам.
 
 
С журчаньем стремится
Источник меж гор,
Вдали золотится
Во тьме синий бор.
 
 
Пастушка младая
На рынок спешит
И вдаль, припевая,
Прилежно глядит.
 
 
Румянец играет
На полных щеках,
Невинность блистает
На робких глазах.
 
 
Искусной рукою
Коса убрана,
И ножка собою
Прельщать создана.
 
 
Корсетом прикрыта
Вся прелесть грудей,
Под фартуком скрыта
Приманка людей.
 
 
Пастушка приходит
В вишенник густой
И много находит
Плодов пред собой.
 
 
Хоть вид их прекрасен
Красотку манит,
Но путь к ним опасен —
Бедняжку страшит.
 
 
Подумав, решилась
Сих вишен поесть,
За ветвь ухватилась
На дерево взлезть.
 
 
Уже достигает
Награды своей
И робко ступает
Ногой меж ветвей.
 
 
Бери плод рукою —
И вишня твоя,
Но, ах! что с тобою,
Пастушка моя?
 
 
Вдали усмотрела, —
Спешит пастушок;
Нога ослабела,
Скользит башмачок.
 
 
И ветвь затрещала —
Беда, смерть грозит!
Пастушка упала,
Но, ах, какой вид!
 
 
Сучок преломленный
За платье задел;
Пастух удивленный
Всю прелесть узрел.
 
 
Среди двух прелестных
Белей снегу ног,
На сгибах чудесных
Пастух то зреть мог,
 
 
Что скрыто до время
У всех милых дам,
За что из эдема
Был изгнан Адам.
 
 
Пастушку несчастну
С сучка тихо снял
И грудь свою страстну
К красотке прижал.
 
 
Вся кровь закипела
В двух пылких сердцах,
Любовь прилетела
На быстрых крылах.
 
 
Утеха страданий
Двух юных сердец,
В любви ожиданий
Супругам венец.
 
 
Прельщенный красою,
Младой пастушок
Горячей рукою
Коснулся до ног.
 
 
И вмиг зарезвился
Амур в их ногах;
Пастух очутился
На полных грудях.
 
 
И вишню румяну
В соку раздавил,
И соком багряным
Траву окропил.
 

* * *

 
Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,
Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,
Стенаньем, криками вакханки молодой,
Когда, виясь в моих объятиях змиёй,
Порывом пылких ласк и язвою лобзаний
Она торопит миг последних содроганий!
 
 
О, как милее ты, смиренница моя!
О, как мучительно тобою счастлив я,
Когда, склоняяся на долгие моленья,
Ты предаёшься мне нежна без упоенья,
Стыдливо-холодна, восторгу моему
Едва ответствуешь, не внемлешь ничему
И оживляешься потом всё боле, боле —
И делишь наконец мой пламень поневоле!
 

<1827–1836>

Евгений Абрамович Боратынский

Леда

 
В стране роскошной, благодатной,
Где Евротейский древний ток
Среди долины ароматной
Катится светел и широк,
Вдоль брега Леда молодая,
Еще не мысля, но мечтая,
Стопами тихими брела.
Уж близок полдень; небо знойно;
Кругом все пусто, все спокойно;
Река прохладна и светла;
Брега стрегут кусты густые…
Покровы пали на цветы,
И Леды прелести нагие
Прозрачной влагой приняты.
Легко возлегшая на волны,
Легко скользит по ним она:
Роскошно пенясь, перси полны
Лобзает жадная волна.
Но зашумел тростник прибрежный,
И лебедь стройный, белоснежный
Из-за него явился ей.
Сначала он, чуть зримый оком,
Блуждает в оплыве широком
Кругом возлюбленной своей;
В пучине часто исчезает,
Но сокрываяся от глаз,
Из вод глубоких выплывает
Все ближе к милой каждый раз.
И вот плывет он рядом с него, —
Ей смелость лебедя мила:
Рукою нежною своею
Его осанистую шею
Младая дева обняла;
Он жмется к деве, он украдкой
Ей перси нежные клюет;
Он в песне радостной и сладкой
Как бы красы ее поет,
Как бы поет живую негу!
Меж тем влечет ее ко брегу.
Выходит на берег она;
Устав, в тени густого древа,
На мураву ложится дева,
На длань главою склонена.
Меж тем не дремлет лебедь страстный:
Он на коленях у прекрасной
Нашел убежище свое;
Он сладкозвучно воздыхает,
Он влажным клевом вопрошает
Уста невинные ее…
В изнемогающую деву
Огонь желания проник;
Уста раскрылись; томно клеву
Уже ответствует язык;
Уж на глаза с живым томленьем
Набросив пышные власы,
Она нечаянным движеньем
Раскрыла все свои красы…
Приют свой прежний покидает
Тогда нескромный лебедь мой;
Он томно шею обвивает
Вкруг шеи девы молодой;
Его напрасно отклоняет
Она дрожащею рукой:
Он завладел —
Затрепетал крылами он, —
И вырывается у Леды
И девства крик и неги стон.
 

Поцелуй

 
Сей поцелуй, дарованный тобой,
Преследует моё воображенье:
И в шуме дня, и в тишине ночной
Я чувствую его напечатленье!
Сойдет ли сон и взор сомкнет ли мой —
Мне снишься ты, мне снится наслажденье!
Обман исчез, нет счастья! и со мной
Одна любовь, одно изнеможенье.
 

<1822>

Ожидание

 
Она придет! к ея устам
Прижмусь устами я моими;
Приют укромный будет нам
Под сими вязами густыми!
Волненьем страстным я томим;
Но близ любезной укротим
Желаний пылких нетерпенье!
Мы ими счастию вредим
И сокращаем наслажденье.
 

<1825>

Александр Фомич Вельтман

Невинная любовь

 
Лети в объятия, моя младая Геба,
Я сладостно вопьюсь в твои уста, —
Как свет, как мысль о наслажденьях неба,
Моя любовь к тебе невинна и чиста!
 
 
Я чужд желаниям коварным и безбожным,
И не услышу я из уст твоих укор:
Ты веришь мне, и звукам ли ничтожным
То высказать тебе, что выражает взор?
 
 
В очах любовь и сладостная томность!
Как налилась огнем и взволновалась грудь!
Оставь меня!.. Я не нарушу скромность,
Но не мешай же мне к устам твоим прильнуть!
 
 
Тебя томит какая-то усталость.
Склонись… и нежностью тебя я усыплю.
Оставь… не запрещай простительную шалость!
Как я боязнь твою напрасную люблю!
 
 
Как ты мила! Как сладко сердцу биться!
Меня палит губительный огонь!
Не обнимай! оставь меня! не тронь!..
Я друг твой, но могу забыться!..
 
 
Она была на всё готова,
Её я душу обольстил,
А муж меня, как домовова,
Невольно трусил и любил.
 

Конец 1820-х годов (?)

Егор Федорович Розен

Милой незнакомке

1

 
Как иногда, в прекрасный вечер лета,
Пленяет нас волшебный блеск луны,
Так при тебе полна душа поэта
Прелестных тайн и светлой тишины!
 
 
Ты для меня не мир, дотоль незримый,
С могучею приманкой новизны;
Ты мне цветок знакомый и родимый —
Явленный лик заветной старины!
 
 
Мне говорят: ты божество младое!