– Здравствуйте, милый Алексей Романович! Не желаете ли отдохнуть со мною на островах Кука?
– А где… эти острова? – только и смог придушенно вымолвить Коромыслов. – Внезапное, невероятное предложение едва не лишило его сознания, отсекло память, и он совершенно забыл географию, по которой в школе получал одни пятерки.
– Какой вы смешной. Это неважно, где острова, – ворковала Ксения Донская и, вздыхая томно и снисходительно, в изумлении распахивала длинные ресницы невинно-синих, обворожительных глаз. – Кажется, они в Тихом океане, где-то в Новой Зеландии. Оттуда доплывем до Австралии.
– Дешевле отдохнуть в Хорватии. Экологически чистая природа: горные леса, озера, водопады. Можно полететь в Египет, посмотреть пирамиды фараонов, – неуверенно возразил Коромыслов и тут же чего-то устыдился, покраснел до ушей, как мальчишка.
– Нет и нет, Алексей Романович! Вы не понимаете… – Ксения театральным жестом вскинула перед собой ладони и будто отстранилась от него. – Это не для нас, мы же не провинциалы… Только вообразите острова Кука: затерянный мир, виллы олигархов и хижины аборигенов, роскошные пальмы, рестораны. Океан, белые яхты. И мы с вами на пляже, на горячем песке. Вас это не трогает? Разве вы никогда не мечтали о дальнем путешествии в обществе молодой и красивой женщины?
– Мечтать не вредно, были бы деньги. Мне нравится Хорватия: виды удивительные, взглянешь – и закачаешься.
– Вы там не были, а говорите. Неужели вам жалко зеленую капусту? – Ксения оперлась руками о подлокотники кресла и сделала движение встать и уйти, что сильно испугало несчастного Коромыслова. Он понял, что в присутствии такой особы мелет какую-то чепуху. «Вот-вот упорхнет птичка, и ты, дурак, пень усыхающий, потеряешь последний шанс!» – укорил он себя и вновь ощутил электрический ток мурашек по всему телу – горячий, нервно-ошалелый ток.
– Поймите, деньги – сор, ничтожная пыль! – между тем обидчиво и призывно ворковал ее голос, грозя оборваться и умолкнуть на вдохновенной ноте. – Скажите, Коромыслов: чем вы хуже дворянина. того же господина из Сан-Франциско? Ну, чем?! У вас мозги варят круто, не зря же премии получаете. А он, надутый индюк, плавал по всем морям, снимал дорогие отели!.. И вы не хуже, не хуже. также имеете право на любовь, на всякие удовольствия. Пора жить, Алексей Романович!
Невесть откуда, из какой потаенной глубины вынырнул бесенок, коварный искуситель, и вонзил в ребро Коромыслова неотразимую стрелу Амура.
– Ксения, голубушка! – горячо заговорил, нет, почти простонал чувствительный Алексей Романович. – С тобой хоть на край света, хоть в прорубь!.. А ты не смеешься надо мной, не шутишь? Я человек гордый, у меня свое достоинство имеется.
– Ну, даешь. Блин, я же сама напросилась, навязалась, а ты еще спрашиваешь, – обиделась Ксения, переходя на грубовато-фамильярный тон. – Коромыслов, мне хочется верить, что не ошиблась в тебе. Ты, вижу, настоящий мужик. Не то, что эти. компьюторные дебилы, спирохеты-импотенты бледные. У них на уме одни файлы и сайты, да виртуальная любовь. А ты – мужик. Я почти влюбилась в тебя, Коромыслов. Ответь: мы едем на острова Кука?
– Едем! – сказал Коромыслов и сам удивился своему решительному голосу.
С того дня он совсем потерял голову. У него появилась роскошная женщина, и надо было спешить с накоплением активов, чтобы не упустить райскую птичку, через месяц-другой улететь с нею на острова, где съели отважного Кука. Коромыслов стал брать постороннюю работу, с утра до ночи просиживал за чертежами и высчитывал, надеясь потуже набить кошелек и не ударить в грязь лицом перед Ксенией, а заодно перед воротилами международного бизнеса.
Спал он беспокойно. Лишь закроет глаза, и мерещатся ему разные картины: то снится новая недвижимость, почему-то на Рублевке, а то купается он в океане с бесстыдно обнаженной Ксенией. Как ни пытается догнать и полюбить ее прямо в воде – тщетно, девица не дается и ускользает; и вдруг заглатывает ее огромная рыбина, которая оборачивается олигархом в белых штанах, с подзорной трубой-рупором. «Она не тебя хочет любить! – талдычит ревнивый олигарх. – У меня яхта, и Ксюша гоняется за мной, а у тебя нет даже мелкой лодки, и ты сам гоняешься за девицей! Чувствуешь разницу в нашем положении?» Или снилось ему казино посреди острова, бешено вертящийся круг с пестрыми цифрами и делениями, немыслимые ставки. Рулетка удачно стопорилась, он выигрывал, сгребал фишки в пазуху и бежал вслед за Ксенией получать деньги, но им преграждал дорогу свирепый крокодил, бил наотмашь хвостом, и фишки рассыпались. Коромыслов вскрикивал и просыпался в холодном поту, не обнаруживая ни Ксении, ни выигранных фишек.
Сны повторялись в разных вариациях – наверное, он переутомился, измотал себя мечтаниями о Ксении и возможной женитьбе, потому и лезла в голову всякая ерунда. Предстоящая поездка в Новую Зеландию расшатала нервы, из-за нее отодвигалось на неопределенный срок приобретение квартиры.
Да, денег было жаль, но игра стоила свеч. Несколько раз Ксения заходила к нему, оживленная, нарядная, и все по делам. Впопыхах уточняла, какие потребуются документы для оформления виз и во что обойдется двухместный люкс в пятизвездочном отеле. На минуту забежит в кабинет, растревожит Алексея Романовича легким дыханием и запахом духов, обо всем расспросит и тут же упорхнет. «Натуральная птичка!» – восхищался он с умилением.
Настала пора совершить очередную финансовую операцию. Обменный курс все время колебался, сейчас выгодно было обменять евро и рубли на доллары, к тому же знающие люди говорили, что на островах в ходу именно доллары. Как раз был выходной день – суббота. Дома, на своей южной хрущевской окраине, Алексей Романович старательно пересчитал деньги и упаковал рубли в одну, евро – в другую пачку, положил их в истрепанный портфель, надел такую же истрепанную джинсовую куртку, на голову напялил мятую бейсболку с линялым козырьком и в таком затрапезном виде вышел на улицу. Шагает среднего роста обыкновенный обыватель, и кто догадается, что у него в замызганном портфеле полно денег, на которые нынешний подпольный Корейко собирается ублажить свою юную подругу.
Прохладное июльское утро предвещало нежаркий день. Весело отражаясь в окнах и взблескивая на козырьках мокрых крыш, солнце плыло поодаль и вроде бы провожало его: то пряталось в белые облака, то выныривало из них, и когда выглядывало из небесной пены, дома и улицы озарялись ясным, ободряющим светом. Радостно стало на душе. «Ну вот, Коромыслов, негодяй и трудоголик, пробил и твой час! – шагая к метро, иронично потешался над собою мечтатель. – Скоро отправишься за границу с красавицей… с русской Мэрилин Монро!» – И рассмеялся вслух, так ему стало забавно.
Не заметил, как доехал до Нового Арбата. Он давно присмотрел здесь обменный пункт у тротуара, рядом с высотным стеклянным зданием. Скромная такая металлическая будка на курьих ножках. Подошел к ней, оглянулся вокруг – ничего подозрительного. Вынул пачки с деньгами, подал в окошко. Сердце, понятно, заколотилось учащенно и пальцы задрожали – все-таки немалая сумма, но обмен прошел как по маслу. Аппарат на его глазах отсчитал доллары, и девушка за стеклом без единого звука выдала ему положенную наличность. Коромыслов отошел за угол, не спеша завернул «зеленые» в бумагу и сунул в портфель. Готово! Тут что-то встревожило его, он обернулся. Показалось, что за ним наблюдают. Будто кто-то неизвестный стоит вблизи и, невидимый, пристально смотрит на него. Алексей Романович даже почувствовал жжение в затылке – наверное, потому и обернулся. Нет, это почудилось. Но ощущение неприятное.
И Коромыслов, выдохнув из груди задержавшийся воздух, показным расслабленным шагом направился к метро. На мосту, в густой толпе, он увидел впереди себя поджарого, гибкого телосложения мужчину. На ходу тот быстро нагнулся и ловко подхватил синий сверток, довольно пухлый. Воровато оглянулся, перехватил его взгляд и заговорил торопливо:
– Слушай, друг, ты видел: какой-то лох обронил деньги. – И обдавая Коромыслова заговорщицким шепотом, показал найденное: – Во, елки-палки, дела. Куча баксов! У него их много, не кинулся искать.
Толпа обтекала их с обеих сторон. По инерции Коромыслов сделал еще несколько шагов и за перилами, внизу, у прикрытых дверей ресторана «Прага» угловым зрением запечатлел в памяти высокого молодого человека в оранжевой футболке и в милицейской фуражке. Вышел покурить, что ли? Театрально выставив вперед ногу, как бы в раздумье, что ему предпринять, оранжевый разглядывал идущих по мосту людей. Мелькнула мысль: почему на нем милицейская фуражка, но в ту же секунду Коромыслова отвлек поджарый мужчина:
– Ты один свидетель! – задышал он ему в лицо и по-братски пристроился рядом. – Не будем сообщать. Давай их поделим! Крутой улов на двоих.
Коромыслов окинул взглядом солидный сверток (с надорванного края слегка высунулась стодолларовая купюра) и с завистью подумал, что везет же некоторым хлыщам. Споткнулся – и без труда и забот разбогател, а тут сутками корпишь, гробишь здоровье над проектами.
Толпа вытолкнула их на площадку, откуда начинались подземные переходы. С Алексеем Романовичем творилось что-то неладное: сердце стучало, как молоток, волною накатывалось сладкое искушение. Хотел он оторваться от поджарого и незаметно метнуться влево, на противоположную сторону Арбата – не вышло. Заманчиво держа в руке сверток, поджарый повернул направо, сбежал по каменной лестнице, и Коромыслов, точно подстрекаемый бесом, тоже увязался за ним. Синеющий гипнотический сверток он не выпускал из поля зрения.
– К Гоголю! – не оглядываясь, вымолвил поджарый. Вернее, не вымолвил, а почти скомандовал.
Дальше они проследовали мимо желтого ресторана, миновали людный Старый Арбат и еще один переулок, по белой разметке – «зебре» стремительно пересекли автомобильную полосу и очутились на скамейке бульвара, у памятника великому писателю, повернувшемуся к ним спиной.
Свой портфель Коромыслов утвердил для верности между ног, а поджарый положил на скамейку драгоценную находку. Мутный торжествующий взгляд его уперся в переносицу Алексея Романовича, и поджарый беспрекословно изрек:
– Добычу поделим поровну, честь по чести. Кто будет считать американские ассигнации?
– Волшебник, только вы! – с дрожью в голосе произнес Коромыслов, заискивающе улыбнулся и снова, как загипнотизированный, впился глазами в сверток. Вот так, подумал он, ни с того, ни с сего становятся миллионерами, подвернулся случай – и ты на белом коне, все проблемы решены моментально. Теперь он потешит несравненную Ксению, поплавает с нею в голубых водах Тихого океана. Потом, может, они сыграют свадьбу и поселятся в новой квартире. За что, за какие заслуги выпала ему чудесная награда?.. От приступа нахлынувшего счастья у Коромыслова кружилась голова, розоватый туман застилал взор.
– Рыцарь удачи, или как вас. господин-товарищ! Соизвольте поставить на лавку ваш позорный портфель, – усмехнувшись, пророкотал поджарый и сделался похож на всесильного мага, умеющего превращать горбуна в стройного юношу, последнего голодранца в богача. – При счете мне нужно заслониться от прохожих. Не люблю свидетелей.
– Да, да, понимаю. – встрепенулся Коромыслов, с необыкновенной проворностью схватил портфель и отдал властному благодетелю. Тот принял его невозмутимо, с едва заметной брезгливостью. Вальяжно привстал, закашлял и помахал Николаю Васильевичу рукой. Великий писатель не пошевелился и, конечно, не ответил на приветствие.
Но в тот же миг, как это бывает в детективных романах наших изысканных телебарышень, «раздался заливистый милицейский свисток и поднялась паника».
– Менты! Хватай баксы. кинешь их в подворотню! – по-военному отдал приказ поджарый. – За мной! – И, подхватив портфель, точно матерый секач при выстреле, напрямик сиганул через клумбу. Выкидывая ноги в туфлях-копытцах, промчался по «зебре», и стриженая голова его замелькала в ближнем переулке. Коромыслов прижал к груди сверток («Улику, негодяй, отдал мне!») и пустился за поджарым. Только осталась позади автомобильная полоса – едва не угодил под колеса, – послышался короткий милицейский свисток. Ошарашенный Алексей Романович увидел того самого пижона в оранжевой футболке, который почему-то держал в руке милицейскую фуражку. Тайный соглядатай, шпик? Наверняка он свистел, а сейчас несся, как оголтелый, ему наперерез.
Коромыслов ринулся в переулок и нырнул в подворотню, намереваясь оставить в ней, как велел поджарый, сверток. На миг прислонился к грязной, измалеванной стене – немного отдышаться, и тут мозг пронзила ужасная мысль: «А портфель-то у поджарого! И все обмененные баксы!» Если бросить сверток и дать деру, его подберет ряженый шпик, весь огромный куш схапает, а он, Коромыслов, останется на бобах.
Между тем все отчетливее отдавался эхом в гулком переулке топот преследователя. Не отнимая от груди свертка, Коромыслов отчаянно вырвался из мочой пропахшей западни, что было сил рванул дальше.
И наступило затмение. Бедный Алексей Романович не помнил, как долго кружил он по оглохшим переулкам и подворотням, кружил и в страхе увертывался от подозрительных личностей, не помнил, когда отвалил от него оранжевый, и вообще не сообразил даже, как сам очутился в городском троллейбусе и где, в каком районе столицы пребывает в данный момент. Новенький троллейбус двигался с медлительной торжественностью. Сквозь мелькающие ветки деревьев выглянуло солнце. Поиграло на стеклах, осветило ему лицо и щеки, припекло затылок, что заставило Алексея Романовича встряхнуть с себя оцепенение.
В этот момент двери троллейбуса открылись и выпустили Коромыслова наружу. В раздумье он постоял на тротуаре и с удивлением угадал станцию метро Кропоткинская и тот же Гоголевский бульвар. Улицы, здания, памятники, книжный и продуктовые магазины постепенно стали на свои места. Прямо перед ним в прозрачном воздухе с невыразимой благостью сияли золотые купола храма, а в некотором отдалении, сверху, с гранитного постамента глядел на него несокрушимый бородатый анархист. «Надо же: бегал, бегал по закоулкам и опять воротился на бульвар!» – подумал он о себе.
У пешеходного перехода малиновый огонь светофора сменился на зеленый. Собравшаяся толпа хлынула к метро, увлекла за собой Алексея Романовича, как-то жалко притихшего, потерянного. С лотка он купил полиэтиленовую сумку, с облегчением кинул в нее сверток, туда же сунул бейсболку – без головного убора его труднее вычислить – и начал спускаться к эскалаторам.
В свой дом Коромыслов не вошел сразу, а погулял независимо у подъезда, огляделся, нет ли поблизости переодетого опера, не увязался ли за ним поджарый делить добычу. Небось, рыскает где-то и злится, ведь унесенный им портфель с валютой не равноценен целому состоянию в свертке.
В подъезде было тихо, на лестнице ни одной живой души. Коромыслов на цыпочках поднялся на верхний пятый этаж, бесшумно вставил в замочную скважину ключ, тихонько открыл дверь и так же тихонько притворил ее за собой.
Боже, наконец он дома. Нервы совсем сдали, Алексей Романович почувствовал острую, знобящую боль в сердце, кинул под язык таблетку нитроглицерина и, затолкнув сумку под диван, в чем был прилег отдохнуть. Слава Богу, операция завершена, хотя и с досадной потерей, но с крупной компенсацией. Вряд ли его отыщет поджарый. «Ох, Ксеня, – мысленно обратился он к своей будущей невесте, – знала бы ты о моем приключении, обхохоталась бы!.. Могу я, могу еще бегать молодым лосем!» И стал думать, как бы понадежнее спрятать прибыток. Осторожность не помешает, вдруг нагрянут с обыском, найдут улику – и пропадешь ни за что.
Боль, кажется, отлегла. Он достал сверток – посчитать купюры и одному решить, сколько баксов выделить на путешествие, сколько отложить в запас, на квартиру. С благоговением и страхом развернул упаковку и замер: кукла! Неужели кукла?! Да, так и есть: сверху уложены рядком две фальшивые стодолларовые купюры, под ними несколько наших десятирублевок и две стопки аккуратно нарезанной бумаги.
События этого дня вихрем пронеслись в голове Коромыслова, и он понял окончательно: поджарый и оранжевый, подставной милиционер, надули его как глупого провинциала. Махинаторы действовали заодно и по отработанной схеме разыгрывали спектакль. Нутром он чувствовал подвох, недаром же хотел увильнуть, скрыться в подземном переходе – и все-таки клюнул на дешевую приманку. Алексей Романович не мог простить себе детской оплошности, лег на диван, сжал виски ладонями – и так пролежал недвижно всю ночь.
В понедельник Коромыслов не вышел на работу. С ним случился приступ, он успел вызвать «скорую», после чего две или три недели провалялся в больнице. Медсестры рассказывали, что в бреду он все звал к себе Ксению и грезил островами Кука.
Узнав о его несчастье, Донская опечалилась и сказала своей подруге Эльвире: «Ну и нашла ты мне кавалера… Вахлак вахлаком да еще сердечник!»
Спустя несколько дней по туристической путевке она улетела с каким-то молодым боксером в Турцию. Боксер занимался перепродажей краденых машин, еще не разбогател, но как уверяла Эльвира, был перспективен и подавал хорошие надежды стать богачом. Пока Коромыслов копил деньги на увеселительную поездку, Ксения страшно мучилась, колебалась между ним и бритоголовым парнем – и наконец сделала твердый выбор.
Сергей Соколовский
Недопетая любовь
Тропа неисповедимая
Ангел-хранитель
– А где… эти острова? – только и смог придушенно вымолвить Коромыслов. – Внезапное, невероятное предложение едва не лишило его сознания, отсекло память, и он совершенно забыл географию, по которой в школе получал одни пятерки.
– Какой вы смешной. Это неважно, где острова, – ворковала Ксения Донская и, вздыхая томно и снисходительно, в изумлении распахивала длинные ресницы невинно-синих, обворожительных глаз. – Кажется, они в Тихом океане, где-то в Новой Зеландии. Оттуда доплывем до Австралии.
– Дешевле отдохнуть в Хорватии. Экологически чистая природа: горные леса, озера, водопады. Можно полететь в Египет, посмотреть пирамиды фараонов, – неуверенно возразил Коромыслов и тут же чего-то устыдился, покраснел до ушей, как мальчишка.
– Нет и нет, Алексей Романович! Вы не понимаете… – Ксения театральным жестом вскинула перед собой ладони и будто отстранилась от него. – Это не для нас, мы же не провинциалы… Только вообразите острова Кука: затерянный мир, виллы олигархов и хижины аборигенов, роскошные пальмы, рестораны. Океан, белые яхты. И мы с вами на пляже, на горячем песке. Вас это не трогает? Разве вы никогда не мечтали о дальнем путешествии в обществе молодой и красивой женщины?
– Мечтать не вредно, были бы деньги. Мне нравится Хорватия: виды удивительные, взглянешь – и закачаешься.
– Вы там не были, а говорите. Неужели вам жалко зеленую капусту? – Ксения оперлась руками о подлокотники кресла и сделала движение встать и уйти, что сильно испугало несчастного Коромыслова. Он понял, что в присутствии такой особы мелет какую-то чепуху. «Вот-вот упорхнет птичка, и ты, дурак, пень усыхающий, потеряешь последний шанс!» – укорил он себя и вновь ощутил электрический ток мурашек по всему телу – горячий, нервно-ошалелый ток.
– Поймите, деньги – сор, ничтожная пыль! – между тем обидчиво и призывно ворковал ее голос, грозя оборваться и умолкнуть на вдохновенной ноте. – Скажите, Коромыслов: чем вы хуже дворянина. того же господина из Сан-Франциско? Ну, чем?! У вас мозги варят круто, не зря же премии получаете. А он, надутый индюк, плавал по всем морям, снимал дорогие отели!.. И вы не хуже, не хуже. также имеете право на любовь, на всякие удовольствия. Пора жить, Алексей Романович!
Невесть откуда, из какой потаенной глубины вынырнул бесенок, коварный искуситель, и вонзил в ребро Коромыслова неотразимую стрелу Амура.
– Ксения, голубушка! – горячо заговорил, нет, почти простонал чувствительный Алексей Романович. – С тобой хоть на край света, хоть в прорубь!.. А ты не смеешься надо мной, не шутишь? Я человек гордый, у меня свое достоинство имеется.
– Ну, даешь. Блин, я же сама напросилась, навязалась, а ты еще спрашиваешь, – обиделась Ксения, переходя на грубовато-фамильярный тон. – Коромыслов, мне хочется верить, что не ошиблась в тебе. Ты, вижу, настоящий мужик. Не то, что эти. компьюторные дебилы, спирохеты-импотенты бледные. У них на уме одни файлы и сайты, да виртуальная любовь. А ты – мужик. Я почти влюбилась в тебя, Коромыслов. Ответь: мы едем на острова Кука?
– Едем! – сказал Коромыслов и сам удивился своему решительному голосу.
С того дня он совсем потерял голову. У него появилась роскошная женщина, и надо было спешить с накоплением активов, чтобы не упустить райскую птичку, через месяц-другой улететь с нею на острова, где съели отважного Кука. Коромыслов стал брать постороннюю работу, с утра до ночи просиживал за чертежами и высчитывал, надеясь потуже набить кошелек и не ударить в грязь лицом перед Ксенией, а заодно перед воротилами международного бизнеса.
Спал он беспокойно. Лишь закроет глаза, и мерещатся ему разные картины: то снится новая недвижимость, почему-то на Рублевке, а то купается он в океане с бесстыдно обнаженной Ксенией. Как ни пытается догнать и полюбить ее прямо в воде – тщетно, девица не дается и ускользает; и вдруг заглатывает ее огромная рыбина, которая оборачивается олигархом в белых штанах, с подзорной трубой-рупором. «Она не тебя хочет любить! – талдычит ревнивый олигарх. – У меня яхта, и Ксюша гоняется за мной, а у тебя нет даже мелкой лодки, и ты сам гоняешься за девицей! Чувствуешь разницу в нашем положении?» Или снилось ему казино посреди острова, бешено вертящийся круг с пестрыми цифрами и делениями, немыслимые ставки. Рулетка удачно стопорилась, он выигрывал, сгребал фишки в пазуху и бежал вслед за Ксенией получать деньги, но им преграждал дорогу свирепый крокодил, бил наотмашь хвостом, и фишки рассыпались. Коромыслов вскрикивал и просыпался в холодном поту, не обнаруживая ни Ксении, ни выигранных фишек.
Сны повторялись в разных вариациях – наверное, он переутомился, измотал себя мечтаниями о Ксении и возможной женитьбе, потому и лезла в голову всякая ерунда. Предстоящая поездка в Новую Зеландию расшатала нервы, из-за нее отодвигалось на неопределенный срок приобретение квартиры.
Да, денег было жаль, но игра стоила свеч. Несколько раз Ксения заходила к нему, оживленная, нарядная, и все по делам. Впопыхах уточняла, какие потребуются документы для оформления виз и во что обойдется двухместный люкс в пятизвездочном отеле. На минуту забежит в кабинет, растревожит Алексея Романовича легким дыханием и запахом духов, обо всем расспросит и тут же упорхнет. «Натуральная птичка!» – восхищался он с умилением.
Настала пора совершить очередную финансовую операцию. Обменный курс все время колебался, сейчас выгодно было обменять евро и рубли на доллары, к тому же знающие люди говорили, что на островах в ходу именно доллары. Как раз был выходной день – суббота. Дома, на своей южной хрущевской окраине, Алексей Романович старательно пересчитал деньги и упаковал рубли в одну, евро – в другую пачку, положил их в истрепанный портфель, надел такую же истрепанную джинсовую куртку, на голову напялил мятую бейсболку с линялым козырьком и в таком затрапезном виде вышел на улицу. Шагает среднего роста обыкновенный обыватель, и кто догадается, что у него в замызганном портфеле полно денег, на которые нынешний подпольный Корейко собирается ублажить свою юную подругу.
Прохладное июльское утро предвещало нежаркий день. Весело отражаясь в окнах и взблескивая на козырьках мокрых крыш, солнце плыло поодаль и вроде бы провожало его: то пряталось в белые облака, то выныривало из них, и когда выглядывало из небесной пены, дома и улицы озарялись ясным, ободряющим светом. Радостно стало на душе. «Ну вот, Коромыслов, негодяй и трудоголик, пробил и твой час! – шагая к метро, иронично потешался над собою мечтатель. – Скоро отправишься за границу с красавицей… с русской Мэрилин Монро!» – И рассмеялся вслух, так ему стало забавно.
Не заметил, как доехал до Нового Арбата. Он давно присмотрел здесь обменный пункт у тротуара, рядом с высотным стеклянным зданием. Скромная такая металлическая будка на курьих ножках. Подошел к ней, оглянулся вокруг – ничего подозрительного. Вынул пачки с деньгами, подал в окошко. Сердце, понятно, заколотилось учащенно и пальцы задрожали – все-таки немалая сумма, но обмен прошел как по маслу. Аппарат на его глазах отсчитал доллары, и девушка за стеклом без единого звука выдала ему положенную наличность. Коромыслов отошел за угол, не спеша завернул «зеленые» в бумагу и сунул в портфель. Готово! Тут что-то встревожило его, он обернулся. Показалось, что за ним наблюдают. Будто кто-то неизвестный стоит вблизи и, невидимый, пристально смотрит на него. Алексей Романович даже почувствовал жжение в затылке – наверное, потому и обернулся. Нет, это почудилось. Но ощущение неприятное.
И Коромыслов, выдохнув из груди задержавшийся воздух, показным расслабленным шагом направился к метро. На мосту, в густой толпе, он увидел впереди себя поджарого, гибкого телосложения мужчину. На ходу тот быстро нагнулся и ловко подхватил синий сверток, довольно пухлый. Воровато оглянулся, перехватил его взгляд и заговорил торопливо:
– Слушай, друг, ты видел: какой-то лох обронил деньги. – И обдавая Коромыслова заговорщицким шепотом, показал найденное: – Во, елки-палки, дела. Куча баксов! У него их много, не кинулся искать.
Толпа обтекала их с обеих сторон. По инерции Коромыслов сделал еще несколько шагов и за перилами, внизу, у прикрытых дверей ресторана «Прага» угловым зрением запечатлел в памяти высокого молодого человека в оранжевой футболке и в милицейской фуражке. Вышел покурить, что ли? Театрально выставив вперед ногу, как бы в раздумье, что ему предпринять, оранжевый разглядывал идущих по мосту людей. Мелькнула мысль: почему на нем милицейская фуражка, но в ту же секунду Коромыслова отвлек поджарый мужчина:
– Ты один свидетель! – задышал он ему в лицо и по-братски пристроился рядом. – Не будем сообщать. Давай их поделим! Крутой улов на двоих.
Коромыслов окинул взглядом солидный сверток (с надорванного края слегка высунулась стодолларовая купюра) и с завистью подумал, что везет же некоторым хлыщам. Споткнулся – и без труда и забот разбогател, а тут сутками корпишь, гробишь здоровье над проектами.
Толпа вытолкнула их на площадку, откуда начинались подземные переходы. С Алексеем Романовичем творилось что-то неладное: сердце стучало, как молоток, волною накатывалось сладкое искушение. Хотел он оторваться от поджарого и незаметно метнуться влево, на противоположную сторону Арбата – не вышло. Заманчиво держа в руке сверток, поджарый повернул направо, сбежал по каменной лестнице, и Коромыслов, точно подстрекаемый бесом, тоже увязался за ним. Синеющий гипнотический сверток он не выпускал из поля зрения.
– К Гоголю! – не оглядываясь, вымолвил поджарый. Вернее, не вымолвил, а почти скомандовал.
Дальше они проследовали мимо желтого ресторана, миновали людный Старый Арбат и еще один переулок, по белой разметке – «зебре» стремительно пересекли автомобильную полосу и очутились на скамейке бульвара, у памятника великому писателю, повернувшемуся к ним спиной.
Свой портфель Коромыслов утвердил для верности между ног, а поджарый положил на скамейку драгоценную находку. Мутный торжествующий взгляд его уперся в переносицу Алексея Романовича, и поджарый беспрекословно изрек:
– Добычу поделим поровну, честь по чести. Кто будет считать американские ассигнации?
– Волшебник, только вы! – с дрожью в голосе произнес Коромыслов, заискивающе улыбнулся и снова, как загипнотизированный, впился глазами в сверток. Вот так, подумал он, ни с того, ни с сего становятся миллионерами, подвернулся случай – и ты на белом коне, все проблемы решены моментально. Теперь он потешит несравненную Ксению, поплавает с нею в голубых водах Тихого океана. Потом, может, они сыграют свадьбу и поселятся в новой квартире. За что, за какие заслуги выпала ему чудесная награда?.. От приступа нахлынувшего счастья у Коромыслова кружилась голова, розоватый туман застилал взор.
– Рыцарь удачи, или как вас. господин-товарищ! Соизвольте поставить на лавку ваш позорный портфель, – усмехнувшись, пророкотал поджарый и сделался похож на всесильного мага, умеющего превращать горбуна в стройного юношу, последнего голодранца в богача. – При счете мне нужно заслониться от прохожих. Не люблю свидетелей.
– Да, да, понимаю. – встрепенулся Коромыслов, с необыкновенной проворностью схватил портфель и отдал властному благодетелю. Тот принял его невозмутимо, с едва заметной брезгливостью. Вальяжно привстал, закашлял и помахал Николаю Васильевичу рукой. Великий писатель не пошевелился и, конечно, не ответил на приветствие.
Но в тот же миг, как это бывает в детективных романах наших изысканных телебарышень, «раздался заливистый милицейский свисток и поднялась паника».
– Менты! Хватай баксы. кинешь их в подворотню! – по-военному отдал приказ поджарый. – За мной! – И, подхватив портфель, точно матерый секач при выстреле, напрямик сиганул через клумбу. Выкидывая ноги в туфлях-копытцах, промчался по «зебре», и стриженая голова его замелькала в ближнем переулке. Коромыслов прижал к груди сверток («Улику, негодяй, отдал мне!») и пустился за поджарым. Только осталась позади автомобильная полоса – едва не угодил под колеса, – послышался короткий милицейский свисток. Ошарашенный Алексей Романович увидел того самого пижона в оранжевой футболке, который почему-то держал в руке милицейскую фуражку. Тайный соглядатай, шпик? Наверняка он свистел, а сейчас несся, как оголтелый, ему наперерез.
Коромыслов ринулся в переулок и нырнул в подворотню, намереваясь оставить в ней, как велел поджарый, сверток. На миг прислонился к грязной, измалеванной стене – немного отдышаться, и тут мозг пронзила ужасная мысль: «А портфель-то у поджарого! И все обмененные баксы!» Если бросить сверток и дать деру, его подберет ряженый шпик, весь огромный куш схапает, а он, Коромыслов, останется на бобах.
Между тем все отчетливее отдавался эхом в гулком переулке топот преследователя. Не отнимая от груди свертка, Коромыслов отчаянно вырвался из мочой пропахшей западни, что было сил рванул дальше.
И наступило затмение. Бедный Алексей Романович не помнил, как долго кружил он по оглохшим переулкам и подворотням, кружил и в страхе увертывался от подозрительных личностей, не помнил, когда отвалил от него оранжевый, и вообще не сообразил даже, как сам очутился в городском троллейбусе и где, в каком районе столицы пребывает в данный момент. Новенький троллейбус двигался с медлительной торжественностью. Сквозь мелькающие ветки деревьев выглянуло солнце. Поиграло на стеклах, осветило ему лицо и щеки, припекло затылок, что заставило Алексея Романовича встряхнуть с себя оцепенение.
В этот момент двери троллейбуса открылись и выпустили Коромыслова наружу. В раздумье он постоял на тротуаре и с удивлением угадал станцию метро Кропоткинская и тот же Гоголевский бульвар. Улицы, здания, памятники, книжный и продуктовые магазины постепенно стали на свои места. Прямо перед ним в прозрачном воздухе с невыразимой благостью сияли золотые купола храма, а в некотором отдалении, сверху, с гранитного постамента глядел на него несокрушимый бородатый анархист. «Надо же: бегал, бегал по закоулкам и опять воротился на бульвар!» – подумал он о себе.
У пешеходного перехода малиновый огонь светофора сменился на зеленый. Собравшаяся толпа хлынула к метро, увлекла за собой Алексея Романовича, как-то жалко притихшего, потерянного. С лотка он купил полиэтиленовую сумку, с облегчением кинул в нее сверток, туда же сунул бейсболку – без головного убора его труднее вычислить – и начал спускаться к эскалаторам.
В свой дом Коромыслов не вошел сразу, а погулял независимо у подъезда, огляделся, нет ли поблизости переодетого опера, не увязался ли за ним поджарый делить добычу. Небось, рыскает где-то и злится, ведь унесенный им портфель с валютой не равноценен целому состоянию в свертке.
В подъезде было тихо, на лестнице ни одной живой души. Коромыслов на цыпочках поднялся на верхний пятый этаж, бесшумно вставил в замочную скважину ключ, тихонько открыл дверь и так же тихонько притворил ее за собой.
Боже, наконец он дома. Нервы совсем сдали, Алексей Романович почувствовал острую, знобящую боль в сердце, кинул под язык таблетку нитроглицерина и, затолкнув сумку под диван, в чем был прилег отдохнуть. Слава Богу, операция завершена, хотя и с досадной потерей, но с крупной компенсацией. Вряд ли его отыщет поджарый. «Ох, Ксеня, – мысленно обратился он к своей будущей невесте, – знала бы ты о моем приключении, обхохоталась бы!.. Могу я, могу еще бегать молодым лосем!» И стал думать, как бы понадежнее спрятать прибыток. Осторожность не помешает, вдруг нагрянут с обыском, найдут улику – и пропадешь ни за что.
Боль, кажется, отлегла. Он достал сверток – посчитать купюры и одному решить, сколько баксов выделить на путешествие, сколько отложить в запас, на квартиру. С благоговением и страхом развернул упаковку и замер: кукла! Неужели кукла?! Да, так и есть: сверху уложены рядком две фальшивые стодолларовые купюры, под ними несколько наших десятирублевок и две стопки аккуратно нарезанной бумаги.
События этого дня вихрем пронеслись в голове Коромыслова, и он понял окончательно: поджарый и оранжевый, подставной милиционер, надули его как глупого провинциала. Махинаторы действовали заодно и по отработанной схеме разыгрывали спектакль. Нутром он чувствовал подвох, недаром же хотел увильнуть, скрыться в подземном переходе – и все-таки клюнул на дешевую приманку. Алексей Романович не мог простить себе детской оплошности, лег на диван, сжал виски ладонями – и так пролежал недвижно всю ночь.
В понедельник Коромыслов не вышел на работу. С ним случился приступ, он успел вызвать «скорую», после чего две или три недели провалялся в больнице. Медсестры рассказывали, что в бреду он все звал к себе Ксению и грезил островами Кука.
Узнав о его несчастье, Донская опечалилась и сказала своей подруге Эльвире: «Ну и нашла ты мне кавалера… Вахлак вахлаком да еще сердечник!»
Спустя несколько дней по туристической путевке она улетела с каким-то молодым боксером в Турцию. Боксер занимался перепродажей краденых машин, еще не разбогател, но как уверяла Эльвира, был перспективен и подавал хорошие надежды стать богачом. Пока Коромыслов копил деньги на увеселительную поездку, Ксения страшно мучилась, колебалась между ним и бритоголовым парнем – и наконец сделала твердый выбор.
Сергей Соколовский
Недопетая любовь
Отзвенит Судьбы вечный колокол,
Приготовят меня ко сну,
Но душа моя белым облаком
В неземную рванет весну.
А когда родня перекрестится,
Предрекая мне упокой,
Я вернусь к тебе ясным месяцем,
Подожди меня за рекой.
Жизнь – бескрайняя. Память – светлая.
Погрустим с тобой у воды.
Ты – любовь моя недопетая,
Отраженье моей звезды.
Тропа неисповедимая
Горит полночная звезда,
Горит во мгле, не догорает.
Куда зовет меня, куда? —
Один Господь об этом знает.
И я, отверженный Судьбой,
Иду, как инок нелюдимый,
Пред тем, как стать самим собой,
Тропою неисповедимой.
* * *
Опрокинулось ясное солнышко.
Из потемок доносится брань.
«Сторона ли моя ты, сторонушка,
Вековая моя глухомань!»
Закатилась надежда-горошина.
Накопились земные грехи.
Позабыта душа, позаброшена,
И остались нужда и стихи.
С изможденным лицом, как уродина,
Где давно ни купить, ни продать, —
Глухомань моя, вечная Родина,
Вековая моя благодать!
* * *
Мне б родиться сотню лет назад,
Пробудиться в запахе весеннем,
Окунуться в яблоневый сад,
Где закатом догорал Есенин.
Мне б разбить тоталитарный лед
На глазах невыносимой скуки
И рвануть на тыщу лет вперед,
Где любовь опережает муки.
* * *
Отшумел камыш последней пьянки.
Отгуляла молодость моя.
Не слыхать есенинской тальянки.
Только грусть да крики воронья.
Только жизнь беспомощно бледнеет,
Да костер давно минувших дней
Одиноко светит и не греет
На опушке памяти моей.
* * *
Там вдали, за каменной грядою,
Зеленеют хвойные леса.
И туман, склонившись над водою,
Поднимает руки в небеса.
Затаив надежду и тревогу,
В предрассветной зыбкой тишине
«Выхожу один я на дорогу»,
Что, как ветка, тянется ко мне.
Вдалеке, за черными холмами,
Слышу песню тихую твою.
Но любовь и пропасть между нами,
И один, как проклятый, стою.
* * *
Жизнь откровением чревата,
И дни отсчитаны Судьбой.
Где правых нет и виноватых,
Есть право быть самим собой.
Но посмотрев на вещи здраво,
Какое счастье – в землю лечь,
Где виноватых нет и правых,
Где права нет себя сберечь!
* * *
Положи мне цветы в изголовье,
Поцелуй на груди Божий крест.
Я с тобой исцелился любовью
И теперь дотянусь до Небес.
Пожелай мне светлейшего края
И о прошлом одна не грусти.
Я при жизни тебя выбираю,
А за то, что не вечен, – прости.
Ангел-хранитель
Друг мой единственный, ангел-хранитель,
Криком души раздели мою боль,
Может, услышит Небес Повелитель
И разрешит не расстаться с тобой.
В пекле страдания сердце пробито,
Вскрыты глубокие вены дорог.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента