Страница:
приказал двигаться к Заглавку.
Утопая по колено в снегу, в густом тумане, мы минут двадцать осторожно
продвигались по довольно ровному полю. Казалось, всё в порядке. Мы уже
начали подъем, когда раздалась пулеметная очередь, и над нами засвистели
пули. Отряд рассыпался: кто-то залёг за кучами камней (видимо, обозначавших
границы частных участков земли), кто-то просто вдавился в снег. Стрельба
продолжалась, хотя стрелявшие явно нас не видели - туман стал ещё гуще.
Бойцы спешно изготовлялись к бою - передергивали затворы автоматов, готовили
тромблоны. Ас принял решение идти вперёд, но, когда он сказал об этом
сербам, те возмущенно закивали головами и заявили, что "туда не можно, тамо
пуцают!" Махнув на них рукой, Ас приказал развернуться в две "цепи" (по пять
человек) и перебежками продвигаться вперед. Сербы так и остались лежать в
снегу. Медленно, с трудом перебегая по глубокому снегу, мы продвигались
вверх. Стрельба то прекращалась, то начиналась снова - пули свистели то
выше, то ниже. Мы не отвечали. Шли молча. Туман уже стал редеть, когда мы,
обойдя высоту левее, вышли к ее длинному узкому гребню, поросшему густыми
кустами горного дуба. И тут туман резко упал - над нами было голубое небо с
ярким солнцем. С матерками, громкими криками, но не стреляя, русские полезли
на гребень. Там - никого. Ас поднялся на пригорок, и тут же вокруг него
запрыгали фонтанчики пулеметных очередей. Мы ответили тромблонами, и пулемет
замолчал. Заглавок был взят. Мы осторожно осматривали неровный, покрытый
скалами и изрытый впадинами гребень. Везде были долговременные, с каменными
брустверами окопы, огневые точки. На снегу - россыпь свежих гильз, догорают
костры - вокруг них ящики, пеньки для сидения. Четыре, пять, шесть... И ещё
больше - следов, убегавших по снегу.
Под нами расстилалось, постепенно отступая, море тумана. Вот обнажились
склоны: тот, по которому мы шли, и тот, что лежал с другой стороны. На
первом ярко чернели в белом снегу фигуры обоих наших "водичей" (стреляй - не
хочу), на другом - фигуры удалявшихся мусульман. Они уже вышли за пределы
нашего огня, но уходили поспешно - 12 человек... Если бы мы остались с
сербами, - вряд ли кто-нибудь из нас ушёл от этих стрелков. Стало предельно
ясно: если сербы и не сочинили свою разведку как таковую, то уж здесь-то
разведчиков не было со времен прошлой войны. Тем не менее, высота была в
наших руках. Мы расположились вдоль гребня и стали ждать, когда подойдут
броневики. Ждали три с половиной часа, время от времени обстреливая
тромблонами лесок на склоне, куда скрылись бежавшие мусульмане. Техника так
и не подошла - у гусеничного броневика заклинило управление и другой "бов"
на буксире потащил его назад. Сербская пехота после пятиминутной перестрелки
также торопливо отошла. Мы долго ждали поддержки, прислушиваясь к шелесту
тяжёлых мин, пролетавших над нашей головой, пока не получили, наконец,
приказ на отход. На обратном пути колонну обстреляли, но, к счастью,
неточно.
Вернувшись с акции, знакомились с двумя новыми ребятами, приехавшими в
наше отсутствие. Обоих ждали давно. Дмитрий Чекалин, альпинист-спасатель,
воевал в Приднестровье. Отчаянно храбрый, склонный в безрассудному риску,
Дмитрий погиб 10 марта 1993 года в бою под Тузлой, подорвав себя гранатой в
окружении врагов. Дима "Румын", бывший студент-филолог (также побывавший на
Днестре), был его полной противоположностью. Осторожный и осмотрительный
(порой - излишне) он, однако, обладал веселым оптимизмом, привлекавшим к
нему всеобщую симпатию. Хорошие приятели, Чекалин и "Румын" постоянно
устраивали шутливые многочасовые споры, слушать которые без улыбки было
просто невозможно. Несколько дней после операции 24 числа прошло в ожидании.
С одной стороны, ждали новой атаки на Джанкичи, обещанной сербами. С другой,
- ожидали прибытия пятидесяти казаков, набранных Ильёй И. в Москве. И вот,
27-го, в Вышеград прибыла первые трое из казачьей "сотни". Они с первого же
дня поселились отдельно от нас, так как, по соглашению, казаки должны были
представлять собой отдельное подразделение. Отличие было хотя бы в том, что
мы, приезжая в Боснию, вообще не ожидали, что нам будут сколько-нибудь
платить (тем не менее, мы получали по 100- 150 дойчмарок в месяц), а казаки
договорились заранее на 350 марок. Кроме того, мы ожидали, что казаки
каким-то боком вольются к нам в отряд. Но вербовщик, некий Александр
"Загребов" (по собственному признанию, бывший лейтенант-особист Советской
Армии), смотрел на нас иначе, как на неких "конкурентов", что привело
впоследствии к целому ряду столкновений и неурядиц.
Впрочем, и к нам в отряд прибыл один человек, хотя и весьма неожиданно.
Самостоятельно добрался до нас Владимир - "Доктор" из Харькова. Фигурой для
нашего отряда он был явно нетипичной. Биолог по образованию (окончил
университет), Владимир был крайним украинским националистом, членом ряда
украинских политических группировок подобного толка. Но, поскольку он
производил впечатление человека весьма серьезного, возражений его вступление
в отряд не вызвало. И впоследствии нам не пришлось в этом раскаиваться.
Одним из самых сильных белградских впечатлений стало для нас посещение
русской церкви, построенной в годы Белой эмиграции. Священник отец Василий,
сын и внук белых офицеров, с радостью принял нас, показал нам маленький
музей, что при церкви, благословил на ратный труд. Для многих из нас это
была, по сути, первая встреча с историей Белого Дела, с памятью Российской
Имперской Армии на Сербской земле. Для меня было большой радостью увидеть
своими глазами мемориальное надгробие П.Н.Врангеля, различные (хорошо
знакомые по книгам) военные реликвии Белой Армии.
27 декабря отряд получил новое вооружение. Взамен броневика, который
сербы решили отдать прибывающим казакам, нам дали два 82 мм миномета,
пулемет "МГ" (по немецкому образцу "МГ-43"), мины и стрелковое оружие на
новоприбывших бойцов. В течение двух дней производились учения: расчеты
минометов под руководством Эдуарда учились обращаться с орудиями, а стрелки
пристреливали новое оружие.
Отряд разделился на две части: разведывательно-ударную группу во главе
с Асом и минометный взвод под командой Эдика. Общее руководство за отрядом
осталось за Асом.
Меж тем интенсивно готовилась новая атака на Джанкичи. Сербов
подхлёстывали бои, шедшие последние три дня к западу от Вышеграда, под
городом Рогатица. До нас доносились ожесточенная канонада и не менее
ожесточенные слухи о мусульманском наступлении и одержанных ими успехах.
Позже, правда, известия о неудачах сербов не подтвердились.
Сербская бригада накануне получила подкрепление:
в Вышеград перешла недоформированная "Горажданская" бригада (5-я
Подринская) в составе (примерно) двухсот человек, прибыли грузовые "камионы"
и зенитные установки. Решительная атака на Джанкичи началась утром 30
декабря. Нас подняли в 3.30 ночи. В темноте сели в заранее загруженные
машины и выехали к исходной точке - селу Горна-Лиеска. В составе отряда на
операцию вышли 16 человек. Сербская пехота насчитывала больше 100 бойцов при
поддержке танка ("Шерман" послевоенной модели), броневика и безоткатной
пушки. Со стационарных позиций операцию должны были поддержать четыре
артиллерийских и миномётные батареи. Не задерживаясь в Горно-Лиеске, колонна
из четырех грузовиков, танка и броневика пошла на Горно-Кочарим, а оттуда -
на Джанкичи. Другая часть колонны двинулась в горы в направлении Джанкичи по
рогатицкой дороге. На этот раз в целях ускорения движения сербы не высылали
вперед "миноловачей" несмотря на прошедший накануне снег, который мог бы
скрыть следы постановки мин. Подъехав к опасному, на их взгляд, участку
дороги, сербские машины дружно встали. Наш грузовик, шедший в середине
колонны, также остановился. Каково же было наше удивление, когда к нам
подошел офицер и заявил, что мы должны ехать во главе колонны. Объяснить
вразумительно причину такой необходимости он не сумел. Единственное, что
приходило в голову к нам по этому поводу, звучало так: "Русских не жалко!"
После долгих препирательств мы все же подчинились приказу. Ас пересел из
кабины в кузов ("Помирать - так вместе!"). Ехали, сидя на ящиках с
миномётными минами, и мрачно шутили по поводу того, как будем пробивать
головами брезент, когда взлетим на воздух. На наше счастье, мусульманам не
хватило ума заминировать дорогу после нашего нападения 24-го числа. Мы
благополучно добрались до Добра Поля и развернулись в направлении Заглавка.
Его, кстати, вновь пришлось занимать нам, хотя на этот раз там никого не
было. На Заглавке развернули один миномёт. Сербы на лошади втащили
безоткатную пушку. После долгих попыток взобрались на гребень "Шерман" и
броневик. Сербская пехота пошла на Джанкичи через г.Столац, а Ас с нашими
разведчиками двинулся с Заглавка прямо к селу. Для артиллеристов, оставшихся
на горе, бой свёлся к ведению огня по видневшемуся в дымке тумана, примерно
в километре от нас, селу. Огонь вели, совещаясь с сербскими танкистами, у
которых был дальномер. Через нашу голову с воем летели мины и снаряды
сербских батарей. Время от времени оживали засевшие где-то на Столаце
мусульманские стрелки, и тогда пули визжали по камням совсем рядом с нами,
но мы продолжали вести огонь.
Меж тем сербская пехота пошла на Джанкичи прямо по открытому полю.
Попав под огонь, сербы залегли и долго вели безрезультатную перестрелку в
надежде, что "Шерман" своим огнём подавит огневые точки противника. Но так
как среди сербов не было корректировщика, танк разносил своими снарядами дом
за домом, в то время как противник засел в окопах и дзотах на окраине села.
Подбадривая себя песней, сербы наконец кинулись вперед, но тут же, попав под
огонь, вновь залегли. Эта попытка стоила им, однако, дорого. За минуту они
потеряли убитыми трёх командиров. Пулями были убиты капитан Перицо Маркович,
командир штурмового взвода Мирослав Коич и командир "горажданского" взвода
Душан Баранац. Трое бойцов были тяжело ранены. Пока основная часть сербов
лезла в бой на окопы, Ас с семью русскими и пятью сербами попытался пройти к
селу краем леса. Но и там по ним открыли огонь. Одного из сербов (по имени
Шуша) пуля легко ранила в шею, и он, бросив автомат, побежал в тыл. Сделав
бросок, группа Аса заняла брошенный мусульманами окоп и двинулась дальше,
несмотря на ожесточенный ружейно-пулеметный огонь. Нервничая, противник даже
стал обстреливать их из гранатомета - кумулятивные ракеты с треском
взрывались в ветвях сосен, летела кора от пуль.
Выйдя к краю леса, в нескольких десятков метров от вражеского "бункера"
наши залегли. Впереди было почти голое поле, поднимавшееся вверх к окопам.
Идти вперед казалось чистым безумием. Но Ас со словами: "Сейчас я изображу
Александра Матросова" (известный герой Великой Отечественной войны,
закрывший своим телом амбразуру немецкого дота) бросился вперед. С ним пошел
серб по имени Милорад. Остальные прикрыли их огнем, не давая мусульманам
высунуться из окопов. Добежав до подножия пригорка, на котором был бункер,
Ас и Милорад увидели, как оттуда вылетели, одна за другой три ручные
гранаты. Одна из них упала буквально в двух метрах от Аса, и тот едва успел
откатиться, чтобы его не задело осколками. Метнув в ответ свою гранату, Ас
выскочил на бруствер окопа и увидел двух убегающих "мусликов". Уложив из
автомата одного, Ас стал стрелять в другого, но тот упал в кусты и было
неясно, что с ним. Бросив, на всякий случай, туда еще две гранаты, Ас
остался в занятом бункере. Сюда же подбежали Саша Кравченко (впоследствии
дважды тяжело ранен, живет в Вышеграде), Женя "Одесса", Василий В., Чаруга и
Радье. Едва они заняли позицию, как показалась группа из четырех мусульман,
спешно двигавшаяся по просеке вверх на гору (видимо, они бежали из окопов).
"Одесса" и Василий уложили по одному из них, двое сумели сбежать. В окопах и
на убитых мусульманах нашли ручной гранатомет, пулемет "ПК" с полностью
расстреленной лентой на 600 патронов и снайперскую винтовку "СВД" с семью
зарубками на прикладе, несколько гранат советского производства. Некоторое
время группа Аса удерживала занятую позицию, ведя перестрелку с противником,
но, увидев, что Бобан начал отходить, также ушла через лес к Заглавку, не
понеся потерь.
Сербы уходили не спеша, угрюмо, - неудача атаки и потери подавляли их.
Длинная цепочка бойцов медленно вытекала из-за Заглавка на Добро Поле, где
уже ждали грузовики. Наши минометчики прикрывали отход, развернувшись цепью
с автоматами в руках. Единственным исключением стал "Птица-Говорун",
бегавший и кричавший, что "нас окружают", что "надо уходить, а то всех
перебьют". Он даже вспомнил, что он - старший лейтенант запаса Советской
Армии, и попытался приказать, но его грубо оборвали, назвали трусом (каковым
он, конечно, и был) и заставили лечь в цепь. Через некоторое время,
убедившись, что Ас и сербы благополучно вернулись, отошли и мы. Внизу, у
машин, русские и сербы толпились вокруг убитых. Баранаца мы не знали, но
смерть Перицо и Коича была для нас большой потерей. Перицо Маркович был,
пожалуй, наиболее уважаемым нами офицером в бригаде. Позже мы не раз слышали
от сербов версии о том, что он был кем-то убит в затылок (его прочили на
место командира бригады и он был популярен среди солдат). Перицо был
последним в семье - два его брата к тому времени уже погибли на других
фронтах.
Мирослав Коич не успел закончить Сараевский университет.
Специализировался на истории Киевской Руси. Он не был выдающимся командиром,
но от пуль не бегал и человеком был хорошим и честным. Неплохо понимал
по-русски и часто заходил в нашу казарму.
Канун Нового года (по новому стилю) отряд встречал в хорошем
настроении. Вымывшись в туристическом комплексе "Вышеградска баня", мы
вернулись в город и вдруг заметили, как изменился Вышеград за те два месяца,
как мы приехали сюда. Вместо пустынных улиц - много гражданских людей,
открытые магазины и кафаны. Вместо керосиновых ламп - яркое освещение, огни
частных автомобилей. Новый год встретили с елкой за довольно богатым столом
с гостями-черногорцами, со стрельбой трассерами в ночное небо (палил весь
город, даже гаубичная батарея послала 12 снарядов куда-то к мусульманам).
Всё же не зря, казалось нам, прошёл этот - 1992 год. Мы хотели верить, что
год наступающий принесёт нам победу здесь и, возможно, в России. И мы
поднимали бокалы шампанского за Нашу Победу, за Нашу Россию, за Наш Отряд.
Сейчас, спустя два года после описываемых событий, многое видится
по-иному. Но в коротком рассказе я попытался восстановить то восприятие
событий, какое было тогда. Отряд, то увеличиваясь, то сокращаясь (от 10 до
25 человек - так колебался его состав), переезжая с места на место,
существовал до ноября 1993 года, когда его знамя сдали в Русскую Церковь, а
оставшиеся люди перешли в 3-й РДО. Отряд воевал под Вышеградом до середины
февраля 1993 года, потом, до конца марта, - под Тузлой. Дальше он переехал в
Подграб и в Сараево. Менялись люди (автор вернулся в Россию в начале апреля
1993 г.), менялись командиры. Были неудачные и удачные бои, трофеи,
потери...
Описать всю историю отряда в журнальных статьях сложно, да и не нужно.
Это под силу лишь целой книге. Тем более что были и другие отряды - 1-й РДО
в г. Требине, 1, 2 и 3 сводные казачьи сотни в Вышеграде, ещё действует 3-й
РДО под Сараево.
В заключение хочется сказать только, что мы гордимся нашей
принадлежностью к 2-му РДО, внесшему небольшой, но всё же реальный вклад в
защиту Сербской Боснии, в сохранение традиций русско-сербского военного
братства.
Утопая по колено в снегу, в густом тумане, мы минут двадцать осторожно
продвигались по довольно ровному полю. Казалось, всё в порядке. Мы уже
начали подъем, когда раздалась пулеметная очередь, и над нами засвистели
пули. Отряд рассыпался: кто-то залёг за кучами камней (видимо, обозначавших
границы частных участков земли), кто-то просто вдавился в снег. Стрельба
продолжалась, хотя стрелявшие явно нас не видели - туман стал ещё гуще.
Бойцы спешно изготовлялись к бою - передергивали затворы автоматов, готовили
тромблоны. Ас принял решение идти вперёд, но, когда он сказал об этом
сербам, те возмущенно закивали головами и заявили, что "туда не можно, тамо
пуцают!" Махнув на них рукой, Ас приказал развернуться в две "цепи" (по пять
человек) и перебежками продвигаться вперед. Сербы так и остались лежать в
снегу. Медленно, с трудом перебегая по глубокому снегу, мы продвигались
вверх. Стрельба то прекращалась, то начиналась снова - пули свистели то
выше, то ниже. Мы не отвечали. Шли молча. Туман уже стал редеть, когда мы,
обойдя высоту левее, вышли к ее длинному узкому гребню, поросшему густыми
кустами горного дуба. И тут туман резко упал - над нами было голубое небо с
ярким солнцем. С матерками, громкими криками, но не стреляя, русские полезли
на гребень. Там - никого. Ас поднялся на пригорок, и тут же вокруг него
запрыгали фонтанчики пулеметных очередей. Мы ответили тромблонами, и пулемет
замолчал. Заглавок был взят. Мы осторожно осматривали неровный, покрытый
скалами и изрытый впадинами гребень. Везде были долговременные, с каменными
брустверами окопы, огневые точки. На снегу - россыпь свежих гильз, догорают
костры - вокруг них ящики, пеньки для сидения. Четыре, пять, шесть... И ещё
больше - следов, убегавших по снегу.
Под нами расстилалось, постепенно отступая, море тумана. Вот обнажились
склоны: тот, по которому мы шли, и тот, что лежал с другой стороны. На
первом ярко чернели в белом снегу фигуры обоих наших "водичей" (стреляй - не
хочу), на другом - фигуры удалявшихся мусульман. Они уже вышли за пределы
нашего огня, но уходили поспешно - 12 человек... Если бы мы остались с
сербами, - вряд ли кто-нибудь из нас ушёл от этих стрелков. Стало предельно
ясно: если сербы и не сочинили свою разведку как таковую, то уж здесь-то
разведчиков не было со времен прошлой войны. Тем не менее, высота была в
наших руках. Мы расположились вдоль гребня и стали ждать, когда подойдут
броневики. Ждали три с половиной часа, время от времени обстреливая
тромблонами лесок на склоне, куда скрылись бежавшие мусульмане. Техника так
и не подошла - у гусеничного броневика заклинило управление и другой "бов"
на буксире потащил его назад. Сербская пехота после пятиминутной перестрелки
также торопливо отошла. Мы долго ждали поддержки, прислушиваясь к шелесту
тяжёлых мин, пролетавших над нашей головой, пока не получили, наконец,
приказ на отход. На обратном пути колонну обстреляли, но, к счастью,
неточно.
Вернувшись с акции, знакомились с двумя новыми ребятами, приехавшими в
наше отсутствие. Обоих ждали давно. Дмитрий Чекалин, альпинист-спасатель,
воевал в Приднестровье. Отчаянно храбрый, склонный в безрассудному риску,
Дмитрий погиб 10 марта 1993 года в бою под Тузлой, подорвав себя гранатой в
окружении врагов. Дима "Румын", бывший студент-филолог (также побывавший на
Днестре), был его полной противоположностью. Осторожный и осмотрительный
(порой - излишне) он, однако, обладал веселым оптимизмом, привлекавшим к
нему всеобщую симпатию. Хорошие приятели, Чекалин и "Румын" постоянно
устраивали шутливые многочасовые споры, слушать которые без улыбки было
просто невозможно. Несколько дней после операции 24 числа прошло в ожидании.
С одной стороны, ждали новой атаки на Джанкичи, обещанной сербами. С другой,
- ожидали прибытия пятидесяти казаков, набранных Ильёй И. в Москве. И вот,
27-го, в Вышеград прибыла первые трое из казачьей "сотни". Они с первого же
дня поселились отдельно от нас, так как, по соглашению, казаки должны были
представлять собой отдельное подразделение. Отличие было хотя бы в том, что
мы, приезжая в Боснию, вообще не ожидали, что нам будут сколько-нибудь
платить (тем не менее, мы получали по 100- 150 дойчмарок в месяц), а казаки
договорились заранее на 350 марок. Кроме того, мы ожидали, что казаки
каким-то боком вольются к нам в отряд. Но вербовщик, некий Александр
"Загребов" (по собственному признанию, бывший лейтенант-особист Советской
Армии), смотрел на нас иначе, как на неких "конкурентов", что привело
впоследствии к целому ряду столкновений и неурядиц.
Впрочем, и к нам в отряд прибыл один человек, хотя и весьма неожиданно.
Самостоятельно добрался до нас Владимир - "Доктор" из Харькова. Фигурой для
нашего отряда он был явно нетипичной. Биолог по образованию (окончил
университет), Владимир был крайним украинским националистом, членом ряда
украинских политических группировок подобного толка. Но, поскольку он
производил впечатление человека весьма серьезного, возражений его вступление
в отряд не вызвало. И впоследствии нам не пришлось в этом раскаиваться.
Одним из самых сильных белградских впечатлений стало для нас посещение
русской церкви, построенной в годы Белой эмиграции. Священник отец Василий,
сын и внук белых офицеров, с радостью принял нас, показал нам маленький
музей, что при церкви, благословил на ратный труд. Для многих из нас это
была, по сути, первая встреча с историей Белого Дела, с памятью Российской
Имперской Армии на Сербской земле. Для меня было большой радостью увидеть
своими глазами мемориальное надгробие П.Н.Врангеля, различные (хорошо
знакомые по книгам) военные реликвии Белой Армии.
27 декабря отряд получил новое вооружение. Взамен броневика, который
сербы решили отдать прибывающим казакам, нам дали два 82 мм миномета,
пулемет "МГ" (по немецкому образцу "МГ-43"), мины и стрелковое оружие на
новоприбывших бойцов. В течение двух дней производились учения: расчеты
минометов под руководством Эдуарда учились обращаться с орудиями, а стрелки
пристреливали новое оружие.
Отряд разделился на две части: разведывательно-ударную группу во главе
с Асом и минометный взвод под командой Эдика. Общее руководство за отрядом
осталось за Асом.
Меж тем интенсивно готовилась новая атака на Джанкичи. Сербов
подхлёстывали бои, шедшие последние три дня к западу от Вышеграда, под
городом Рогатица. До нас доносились ожесточенная канонада и не менее
ожесточенные слухи о мусульманском наступлении и одержанных ими успехах.
Позже, правда, известия о неудачах сербов не подтвердились.
Сербская бригада накануне получила подкрепление:
в Вышеград перешла недоформированная "Горажданская" бригада (5-я
Подринская) в составе (примерно) двухсот человек, прибыли грузовые "камионы"
и зенитные установки. Решительная атака на Джанкичи началась утром 30
декабря. Нас подняли в 3.30 ночи. В темноте сели в заранее загруженные
машины и выехали к исходной точке - селу Горна-Лиеска. В составе отряда на
операцию вышли 16 человек. Сербская пехота насчитывала больше 100 бойцов при
поддержке танка ("Шерман" послевоенной модели), броневика и безоткатной
пушки. Со стационарных позиций операцию должны были поддержать четыре
артиллерийских и миномётные батареи. Не задерживаясь в Горно-Лиеске, колонна
из четырех грузовиков, танка и броневика пошла на Горно-Кочарим, а оттуда -
на Джанкичи. Другая часть колонны двинулась в горы в направлении Джанкичи по
рогатицкой дороге. На этот раз в целях ускорения движения сербы не высылали
вперед "миноловачей" несмотря на прошедший накануне снег, который мог бы
скрыть следы постановки мин. Подъехав к опасному, на их взгляд, участку
дороги, сербские машины дружно встали. Наш грузовик, шедший в середине
колонны, также остановился. Каково же было наше удивление, когда к нам
подошел офицер и заявил, что мы должны ехать во главе колонны. Объяснить
вразумительно причину такой необходимости он не сумел. Единственное, что
приходило в голову к нам по этому поводу, звучало так: "Русских не жалко!"
После долгих препирательств мы все же подчинились приказу. Ас пересел из
кабины в кузов ("Помирать - так вместе!"). Ехали, сидя на ящиках с
миномётными минами, и мрачно шутили по поводу того, как будем пробивать
головами брезент, когда взлетим на воздух. На наше счастье, мусульманам не
хватило ума заминировать дорогу после нашего нападения 24-го числа. Мы
благополучно добрались до Добра Поля и развернулись в направлении Заглавка.
Его, кстати, вновь пришлось занимать нам, хотя на этот раз там никого не
было. На Заглавке развернули один миномёт. Сербы на лошади втащили
безоткатную пушку. После долгих попыток взобрались на гребень "Шерман" и
броневик. Сербская пехота пошла на Джанкичи через г.Столац, а Ас с нашими
разведчиками двинулся с Заглавка прямо к селу. Для артиллеристов, оставшихся
на горе, бой свёлся к ведению огня по видневшемуся в дымке тумана, примерно
в километре от нас, селу. Огонь вели, совещаясь с сербскими танкистами, у
которых был дальномер. Через нашу голову с воем летели мины и снаряды
сербских батарей. Время от времени оживали засевшие где-то на Столаце
мусульманские стрелки, и тогда пули визжали по камням совсем рядом с нами,
но мы продолжали вести огонь.
Меж тем сербская пехота пошла на Джанкичи прямо по открытому полю.
Попав под огонь, сербы залегли и долго вели безрезультатную перестрелку в
надежде, что "Шерман" своим огнём подавит огневые точки противника. Но так
как среди сербов не было корректировщика, танк разносил своими снарядами дом
за домом, в то время как противник засел в окопах и дзотах на окраине села.
Подбадривая себя песней, сербы наконец кинулись вперед, но тут же, попав под
огонь, вновь залегли. Эта попытка стоила им, однако, дорого. За минуту они
потеряли убитыми трёх командиров. Пулями были убиты капитан Перицо Маркович,
командир штурмового взвода Мирослав Коич и командир "горажданского" взвода
Душан Баранац. Трое бойцов были тяжело ранены. Пока основная часть сербов
лезла в бой на окопы, Ас с семью русскими и пятью сербами попытался пройти к
селу краем леса. Но и там по ним открыли огонь. Одного из сербов (по имени
Шуша) пуля легко ранила в шею, и он, бросив автомат, побежал в тыл. Сделав
бросок, группа Аса заняла брошенный мусульманами окоп и двинулась дальше,
несмотря на ожесточенный ружейно-пулеметный огонь. Нервничая, противник даже
стал обстреливать их из гранатомета - кумулятивные ракеты с треском
взрывались в ветвях сосен, летела кора от пуль.
Выйдя к краю леса, в нескольких десятков метров от вражеского "бункера"
наши залегли. Впереди было почти голое поле, поднимавшееся вверх к окопам.
Идти вперед казалось чистым безумием. Но Ас со словами: "Сейчас я изображу
Александра Матросова" (известный герой Великой Отечественной войны,
закрывший своим телом амбразуру немецкого дота) бросился вперед. С ним пошел
серб по имени Милорад. Остальные прикрыли их огнем, не давая мусульманам
высунуться из окопов. Добежав до подножия пригорка, на котором был бункер,
Ас и Милорад увидели, как оттуда вылетели, одна за другой три ручные
гранаты. Одна из них упала буквально в двух метрах от Аса, и тот едва успел
откатиться, чтобы его не задело осколками. Метнув в ответ свою гранату, Ас
выскочил на бруствер окопа и увидел двух убегающих "мусликов". Уложив из
автомата одного, Ас стал стрелять в другого, но тот упал в кусты и было
неясно, что с ним. Бросив, на всякий случай, туда еще две гранаты, Ас
остался в занятом бункере. Сюда же подбежали Саша Кравченко (впоследствии
дважды тяжело ранен, живет в Вышеграде), Женя "Одесса", Василий В., Чаруга и
Радье. Едва они заняли позицию, как показалась группа из четырех мусульман,
спешно двигавшаяся по просеке вверх на гору (видимо, они бежали из окопов).
"Одесса" и Василий уложили по одному из них, двое сумели сбежать. В окопах и
на убитых мусульманах нашли ручной гранатомет, пулемет "ПК" с полностью
расстреленной лентой на 600 патронов и снайперскую винтовку "СВД" с семью
зарубками на прикладе, несколько гранат советского производства. Некоторое
время группа Аса удерживала занятую позицию, ведя перестрелку с противником,
но, увидев, что Бобан начал отходить, также ушла через лес к Заглавку, не
понеся потерь.
Сербы уходили не спеша, угрюмо, - неудача атаки и потери подавляли их.
Длинная цепочка бойцов медленно вытекала из-за Заглавка на Добро Поле, где
уже ждали грузовики. Наши минометчики прикрывали отход, развернувшись цепью
с автоматами в руках. Единственным исключением стал "Птица-Говорун",
бегавший и кричавший, что "нас окружают", что "надо уходить, а то всех
перебьют". Он даже вспомнил, что он - старший лейтенант запаса Советской
Армии, и попытался приказать, но его грубо оборвали, назвали трусом (каковым
он, конечно, и был) и заставили лечь в цепь. Через некоторое время,
убедившись, что Ас и сербы благополучно вернулись, отошли и мы. Внизу, у
машин, русские и сербы толпились вокруг убитых. Баранаца мы не знали, но
смерть Перицо и Коича была для нас большой потерей. Перицо Маркович был,
пожалуй, наиболее уважаемым нами офицером в бригаде. Позже мы не раз слышали
от сербов версии о том, что он был кем-то убит в затылок (его прочили на
место командира бригады и он был популярен среди солдат). Перицо был
последним в семье - два его брата к тому времени уже погибли на других
фронтах.
Мирослав Коич не успел закончить Сараевский университет.
Специализировался на истории Киевской Руси. Он не был выдающимся командиром,
но от пуль не бегал и человеком был хорошим и честным. Неплохо понимал
по-русски и часто заходил в нашу казарму.
Канун Нового года (по новому стилю) отряд встречал в хорошем
настроении. Вымывшись в туристическом комплексе "Вышеградска баня", мы
вернулись в город и вдруг заметили, как изменился Вышеград за те два месяца,
как мы приехали сюда. Вместо пустынных улиц - много гражданских людей,
открытые магазины и кафаны. Вместо керосиновых ламп - яркое освещение, огни
частных автомобилей. Новый год встретили с елкой за довольно богатым столом
с гостями-черногорцами, со стрельбой трассерами в ночное небо (палил весь
город, даже гаубичная батарея послала 12 снарядов куда-то к мусульманам).
Всё же не зря, казалось нам, прошёл этот - 1992 год. Мы хотели верить, что
год наступающий принесёт нам победу здесь и, возможно, в России. И мы
поднимали бокалы шампанского за Нашу Победу, за Нашу Россию, за Наш Отряд.
Сейчас, спустя два года после описываемых событий, многое видится
по-иному. Но в коротком рассказе я попытался восстановить то восприятие
событий, какое было тогда. Отряд, то увеличиваясь, то сокращаясь (от 10 до
25 человек - так колебался его состав), переезжая с места на место,
существовал до ноября 1993 года, когда его знамя сдали в Русскую Церковь, а
оставшиеся люди перешли в 3-й РДО. Отряд воевал под Вышеградом до середины
февраля 1993 года, потом, до конца марта, - под Тузлой. Дальше он переехал в
Подграб и в Сараево. Менялись люди (автор вернулся в Россию в начале апреля
1993 г.), менялись командиры. Были неудачные и удачные бои, трофеи,
потери...
Описать всю историю отряда в журнальных статьях сложно, да и не нужно.
Это под силу лишь целой книге. Тем более что были и другие отряды - 1-й РДО
в г. Требине, 1, 2 и 3 сводные казачьи сотни в Вышеграде, ещё действует 3-й
РДО под Сараево.
В заключение хочется сказать только, что мы гордимся нашей
принадлежностью к 2-му РДО, внесшему небольшой, но всё же реальный вклад в
защиту Сербской Боснии, в сохранение традиций русско-сербского военного
братства.