Азерников Валентин Захарович. Круиз

Валентин Захарович Азерников
Круиз

   Сценарий кинокомедии, которая вполне могла быть и телевизионной. Не поставлена пока ни на одной киностудии. В этом есть свое преимущество: читателю не грозит разочарование от сравнения прочитанного и увиденного.

 

От автора

 

   Читать пьесы или сценарии нелегко.
   Нет привычных для прозы описаний – что думает герой и чем пахнут цветы.
   Все это нужно представлять самому.
   А мы и так за день устаем представлять себе – что думает начальство и чем пахнет колбаса. Поэтому надо облегчить труд читателя – помочь ему увидеть внутренним взором, как выглядит тот или иной персонаж. Скажем, подробно описать его внешность, манеру говорить и тембр голоса.
   Или проще – сказать, что его роль мог бы сыграть такой-то актер. И все. Это я и хочу сделать.
   Разумеется, в тех случаях, когда произведение еще не увидело экрана или сцены.
   Надеюсь; актеры меня простят, что я заставляю их появляться перед зрителем во внеурочное время, без договора и практически без вознаграждения.
   Хотя лишний раз явить себя мысленному взору почитателей – это ли не награда для артиста?… Ну а если кто-то посетует, что роль слишком незначительна, пусть вспомнит слова Станиславского: нет маленьких ролей, есть…
   Ну, ну, не надо обижаться, я пошутил…

 

В главных ролях могли бы быть заняты: Марианна Вертинская (Капустина), Петр Вельяминов (Капустин), Александр Ширвиндт (Гобели) и другие.

 
   У подъезда старого дома стояли красный пожарный «уазик» и белая «скорая помощь». Водители – один в халате, другой в форме – мирно беседовали. Прохожие замедляли шаг, удивленно оглядывались – ни дыма, ни огня не было видно. Большинство шло дальше, и только старушки, возвращавшиеся из булочной, оставались ждать. Хлеб у них уже был, им хотелось зрелищ.
 
   Пожара в доме действительно не было. Напротив, там было сумрачно и прохладно. В одной из комнат Олег Григорьевич Капустин, мужчина лет сорока пяти в форме подполковника, сидел у края стола, покрытого половиной газеты, и обедал. На газете были разложены сыр, творожный сырок, хлеб, пакет молока. Он торопливо ел и одновременно проглядывал статьи. Иногда он отодвигал в сторону хлеб или сыр, если они мешали читать. Одна из заметок обрывалась – ее продолжение было на оторванной половине.
   Капустин вышел в коридор, подошел к двери, ведущей во вторую комнату, прислушался. Было тихо. Он посмотрел на синий женский плащ, висящий на вешалке рядом с его зеленым, и постучал.
   – Да, – ответил женский голос.
 
   За журнальным столиком сидела Светлана Николаевна Капустина, женщина лет сорока, и ела, разложив на газете тот же набор продуктов. На стуле лежал фонендоскоп и тонометр, на спинке висел белый халат.
   – Привет, – сказал Капустин.
   – Привет, – ответила Светлана Николаевна.
   – Извини, тут у тебя газета… – Он взглянул. – Оторвана на самом интересном месте.
   Светлана Николаевна пожала плечами и, вытянув из-под своего обеда газету, протянула ему.
   – Извини, испачкала. Капустин взял газету и пошел.
   – Есть новость, – сказала она ему вслед. Он остановился. – Неприятная, – добавила она. Он присел на стул у двери. – Я подавала на круиз по Черному морю – помнишь? Румыния, Болгария, Турция. Ну так вот – дали. Причем даже две путевки. Каюта первого класса. Отплытие через неделю.
   Он засмеялся:
   – Надо подать на развод, чтоб получить две путевки? Забавно.
   – Очень. Так что делать?
   – Как что – ехать. Развод можно получить в любое время, а вот круиз…
 
   И пошли титры фильма.
   И на их фоне:
   Она садилась в вагон поезда…
   Он в толпе пассажиров шел к самолету…
   Она лежала на нижней полке и, держа открытой книгу, спала…
   Он в самолете читал «Советский спорт»…
   На вокзальной площади ее встречала подруга – врач на «скорой помощи»…
   Его у трапа самолета встречал майор на пожарной машине…
   К теплоходу Светлана Николаевна подъехала первой…
   И тут титры кончились.
 
   На теплоходе прибывающих туристов приветствовали пассажирский помощник капитана Илларион Гобели, красавец грузин в ослепительной белой форме, и руководительница круиза Маргарита Кремнева – гладко причесанная дама в ослепительно черном костюме.
   Кремнева взяла путевку и паспорт Капустиной.
   – Так… Капустина… Светлана Николаевна… – Она поглядела в свой список, – есть такая.
   Гобели шагнул было к ней навстречу, изумленно улыбаясь…
   – А где ваш супруг? – строго спросила Кремнева и посмотрела на чемодан, который Светлана Николаевна держала в руке.
   Гобели замер на полдороге.
   – Он скоро будет, – сказала Капустина.
   Кремнева посмотрела на нее подозрительно.
   – Вы что – не вместе приехали?
   – У него дела тут…
   – Дела? В отпуске? Он что у вас – так горит на работе?
   – Да, – просто сказала Капустина. – Это у него иногда бывает.
   В это время раздался короткий вой сирены и на пирс въехала пожарная машина. Она резко затормозила прямо у трапа.
   Гобели с беспокойством огляделся.
   Из машины вышел Капустин. Майор нес его чемодан.
 
   Каюта была удобная, но маленькая.
   – Так… – мрачно сказала Светлана Николаевна. Она присела на постель и поглядела на вторую, находящуюся в метре от нее.
   Капустин тоже сел, и их ноги почти соприкоснулись. Он поспешил встать.
   – Ну и как ты все себе это представляешь? – спросила она.
   – Плохо представляю, – пожал плечами Олег Григорьевич.
   – Надеюсь, тебе не приходит в голову, что мы можем здесь спать вместе?
   – Занавеску повесим?
   – Тебе все весело? Я ведь предупреждала – это глупая затея.
   Капустин засмеялся.
   – Забавно. Кто-то едет в свадебное путешествие, а мы – в разводное, что ли…
   – Не вижу во всем этом ничего веселого. И вообще, я хочу спать.
   – Уже?
   – Еще. Я хочу отоспаться за весь год. За все недосыпы.
   – Ты полагаешь, что это лучше делать в экстерриториальных водах? Дома хуже?
   – Что я полагаю, это мое дело. А твое дело – не мешать мне. И, кстати, позаботиться о ночлеге. Потому что, как ты догадываешься, спать с тобой в одной каюте я не собираюсь.
   Современный пассажирский теплоход – это маленький курортный плавучий город. На нем есть все, что нужно человеку на отдыхе. И даже кое-что сверх того. В этом убеждался Олег Григорьевич, когда вечерним дозором обходил многочисленные палубы и салоны.
   Солнце еще не зашло, оно золотило белую эмаль теплохода, негромко играла музыка, туристы гуляли по палубам, сидели в шезлонгах, купались в открытом бассейне, смотрели на проплывающие мимо берега…
   На нижней палубе стояли автомашины тех туристов, кто приехал в порт своим ходом. Машины, казалось, тоже отдыхали – вместе с хозяевами. И только около одной…
   Капустин подошел поближе. Из-под машины неподвижно торчали чьи-то ноги. Потом они ожили, и вылез перепачканный маслом хозяин машины.
   – Нашел, – обрадовано сказал он. – А то течет откуда-то. Ничего, за две недели управлюсь… – И, взяв ключ, он снова полез под машину.
 
   …В одном из салонов сидели четыре молчаливых человека и бесстрастно играли в преферанс. Сквозь задернутую штору иллюминатора чуть пробивалось заходящее солнце. В его лучах густо плавали клубы табачного дыма…
 
   …Проходя по коридору, Капустин услыхал громкие возбужденные голоса. Он завернул за угол – у открытой двери каюты Гобели разговаривал с молодой парой.
   – Подождите, – успокаивал их Гобели, – не все сразу. Давайте по очереди. Да? Давайте начнем с дамы. Я вас слушаю. Только спокойно. Вы заранее правы. – Заметив удивление молодого человека, успокоил его: – И вы правы. Пассажир всегда прав. Но вы – чуть позже, после дамы. Да? Я вас слушаю. – Он снова повернулся к девушке.
   Они загораживали проход, и Капустину пришлось остановиться.
   – Я уже говорила, – горячилась девушка, – у нас два билета в одну каюту.
   – Ну и правильно, – сказал Гобели, – эти каюты двухместные.
   – Но он мужчина!
   Гобели поглядел на молодого человека.
   – Не спорю. Скорее всего.
   – И совершенно мне чужой.
   – Как чужой?
   – Ну как бывают чужие?!
   – По-разному бывают. Да, – философски заметил Гобели.
   – А по-моему, все одинаково, – девушка сердилась.
   – Вы молоды, – отечески сказал Гобели. – Бывают чужие вначале, бывают в конце. Надеюсь, это вам не грозит.
   – Я не понимаю, о чем вы. Я вам, по-моему, совершенно ясно говорю: нам дали два места в одну каюту. Чужим людям.
   – Помиритесь. Круиз всех мирит, – сказал Гобели и искоса взглянул на Капустина.
   – Но мы и не ссорились, – с отчаянием сказала девушка и повернулась к молодому человеку. – Ну скажите вы ему!
   – Мы вообще не знакомы, – сказал молодой человек.
   – Как не знакомы? – Гобели поглядел в свою тетрадь. – Супруги Голубенке
   – Голубенко, – сказала девушка. – Голубенке! Но только не супруги. Однофамильцы!
   – Не супруги?… – Гобели был обескуражен. – А вы уверены, что не ошибаетесь? Нет?
   – Абсолютно, – резко сказала девушка.
   Гобели посмотрел на молодого человека. Тот, усмехаясь, пожал плечами.
   – Да… – Гобели поцокал языком. – Накладка. Надо ее поправить.
   – Наконец! – сказала девушка. – Дошло.
   – Поскольку вы не хотите ее исправить… – Гобели лукаво поглядел на девушку. – Нет?
   – Ну знаете!… – она даже покраснела.
   Молодой человек засмеялся.
   – …Поэтому придется исправлять нам. Я приношу вам наши извинения, – сказал Гобели девушке. – А вам, – обернулся он к молодому человеку, – наверное, не надо? Нет? – И он хитро прищурился.
   Тот снова засмеялся.
   Засмеялся и Капустин.
   – Очень смешно, – обиженно сказала девушка. – Все уже отдыхают, а я…
   – И вы отдыхаете. Да, – сказал Гобели. – Что такое отдых? Новые впечатления. Вы уже были замужем? – спросил он у девушки.
   – Нет, слава богу, – в сердцах ответила она.
   – Ну, значит, вы уже отдыхаете…
 
   Гобели постучал в дверь каюты Капустиных.
   – Можешь войти, – услыхал он женский голос и толкнул дверь.
   На диване, укрывшись пледом, лежала Светлана Николаевна. Увидев Гобели, она приподнялась.
   – Извините, – сказала она и прикрыла голову платком. – Я, кажется, не очень причесана. Я думала, это…
   Гобели смотрел на нее, грустно усмехаясь.
   – Не узнала? Не узнала…
   – Простите?…
   – Неужели я так изменился?
   – А вы разве?… Мы знакомы?
   – Изменился, значит. Ты тоже, конечно. Я сначала не узнал даже. Не сразу. Но потом… Эти глаза… И голос… А я поседел.
   Капустина смотрела на него, широко раскрыв глаза.
   – Он гуляет, – успокоил ее Гобели. – Не волнуйся. И потом, в чем дело? Моя обязанность справляться у пассажиров, сцене одна. Она присела к роялю и повторила, аккомпанируя себе, последний куплет.
   Капустин тихо поаплодировал. Неля вздрогнула, посмотрела в темный зал:
   – Ой, кто это?
   – Я, – сказал Капустин.
   – Кто, не вижу?
   Капустин подошел к ней.
   – А вы кто, товарищ?
   – Я? – усмехнулся Капустин. – Я товарищ, как вы справедливо заметили.
   – Вы что, пассажир?
   – В вашем вопросе слышно пренебрежение работающего человека по отношению к бездельнику.
   – Товарищ пассажир, завтра вечером мы будем рады видеть вас здесь, а сегодня… сегодня, извините, у нас репетиция, и вы нам мешаете.
   – Ну вот, и вам тоже. Всем я мешаю. Скажите, а вы скоро кончите?
   – А что?
   – Вы не могли бы… – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Для начала не могли бы вы снизойти, что ли. В таком положении я вынужден робко просить, и тут уж никакой надежды.
   Она спустилась.
   – А на что вы надеетесь?
   – Остаться здесь. Когда вы уйдете.
   – Зачем?
   – Мне негде ночевать. Нет, у меня есть каюта, билет, все в порядке, не пугайтесь, я не заяц. Но понимаете, тут такая дурацкая история… Ко мне по ошибке поселили женщину.
   – Какую женщину?
   – Хорошую. Красивую даже. Но как бы это сказать поточнее?… Чужую.
   – Не понимаю, вы что, шутите?
   – Я – нет. Судьба шутит. Мы оказались с ней однофамильцы. Не с судьбой, с женщиной. Они подумали, наверное, что это двое мужчин или две женщины, словом, двое однополых. Поэтому вы бы меня очень выручили, если бы разрешили остаться тут до утра.
   – Это невозможно. И не во мне даже дело. Пожарник не разрешит.
   – Кто?
   – Пожарник.
   – Вы извините, но по-русски правильно – пожарный, а не пожарник.
   – Какая разница?!
   – Вам, может, никакой, а им, пожарным, неприятно, когда их так называют.
   – Ну хорошо, пожарный. Так вот он проверяет все салоны, и все равно вас… И мне еще достанется. Так что, если не хотите сами идти к капитану, пусть ваша однофамилица сходит. Вернее, даже не к капитану, а к пассажирскому помощнику.
   – Этого-то я и не хочу, – сказал Капустин и, кивнув ей на прощание, пошел к выходу.
 
   Гобели проходил по верхней палубе. Около бассейна он остановился. На надувном матраце мирно покачивался на воде Капустин. Кажется, он спал. Гобели покашлял деликатно, Капустин не реагировал. Тогда он позвал:
   – Товарищ Капустин…
   – Что? – Капустин сел, моргая.
   – Множество извинений, но… но вы спали, кажется.
   Капустин потер глаза.
   – Да. И вы, кажется, меня разбудили. Если только мне это все не снится.
   – Но, простите, здесь не положено спать. У вас есть каюта.
   – Я люблю спать на свежем воздухе.
   – А вдруг вы со сна перевернетесь? И захлебнетесь? Отвечаем за вашу жизнь мы. Если уж вам так хочется спать на воздухе, положите матрац на палубу.
   – Тут меньше качает. Даже если будет шторм, матрац все равно останется неподвижным, не так ли?
   – В это время года штормов не бывает.
   – Ах, погода переменчива, как женщина. Сейчас тихо, а через минуту… Мы же с вами это знаем…
   Гобели помолчал, а потом спросил:
   – А кого из полководцев звали Николаем, вы помните?
   – Нет. Но я вспомню, если мне не будут мешать…
   Гобели покачал головой и пошел…
 
   Светлана Николаевна подошла к краю бассейна, оглянулась. Никого не было.
   – Олег! – негромко позвала она.
   Капустин приподнялся.
   – А, ты… Настучал уже… ябеда. Правильно ты его бросила.
   – Прекрати глупить. Идем. Я найду себе место.
   – К чему такие жертвы? Мне здесь очень нравится. Как в колыбели. И в противопожарном отношении…
   – Тебе что, посмешищем хочется стать? Чтоб все на нас пальцами показывали? Идем. – Она попробовала дотянуться до матраца, но Капустин стал грести руками и матрац отъехал на середину бассейна.
   – Что за мальчишество?! Вылезай давай! Тебе мало, что тебя этот видел, ты хочешь перед всей группой покрасоваться? Идем, я прошу тебя…
   – О… Это что-то новое… Вернее, старое. Меня снова просят. О, дорогая, конечно, твоя просьба… – он шумно погреб к борту.
   Она протянула ему руку. Он взял ее за руку, стал подниматься. Но тут матрац перевернулся, и он упал в воду, увлекая за собой Капустину.
   – Ой! – закричала она. – Я же утону, здесь глубоко!…
   Он, отфыркиваясь, подплыл к ней.
   – Не бойся, держись за меня. Здесь мелко. Видишь, я стою. Да подожди, не дергайся… Вытянись на воде… – он подвел под нее руки и пошел с ней к борту.
   Он помог ей вылезти. Мокрый халат облепил ее тело.
   – Ты простудишься, – сказал Олег Григорьевич, не глядя на нее.
   – И хорошо, – сказала она, тоже отвернувшись. – Поболею всласть.
   – Пойдем. – Он помог ей подняться, и они пошли на некотором расстоянии друг от друга, словно боясь прикоснуться.
 
   Утром уборщица обнаружила в холле спящего на двух сдвинутых креслах Капустина.
   – Товарищ… – постучала она ему по плечу.
   Капустин рывком сел.
   – Что? Где горит?
   – Где горит? – испуганно переспросила уборщица и оглянулась.
   – А-а… – пришел в себя Капустин. – Нет, уже не горит. Потушили уже.
   – Где?
   – Там. Во сне.
   – Господи, напугал… – сказала уборщица. – А чего это вы тут спите?
   – Там это… сосед храпит. Сил нет.
   – Толстый, наверное?
   – Да, очень. Вот такой, – и Капустин показал – какой.
   В это время открылась дверь каюты и выглянула Светлана Николаевна. Посмотрев на Капустина, стоящего с разведенными в стороны руками, и на уборщицу, она сказала нежно:
   – Дорогой, я уже проветрила, можешь заходить…
   За завтраком Капустины хмуро молчали.
   За соседним столиком тоже молча сидели четверо преферансистов. Подошел официант с кофейником.
   – Кофе?
   – Я – пас, – сказал один.
   – Я – вист, – сказал другой.
 
   Теплоход пришвартовался к румынскому порту Констанца. Играла музыка. Туристы спускались по трапу, рассаживались по автобусам.
   Кремнева считала выходящих. Когда по трапу сошел последний турист, она сказала Гобели:
   – Четырех не хватает.
   Недостающих она нашла в одном из салонов, где те сосредоточенно играли в преферанс. На столике около каждого лежали румынские леи.
   – Товарищи, вам что, – сурово спросила Кремнева, – отдельное приглашение? Так отдыхать дома можно.
   – Нельзя, – сказал тот, кто сдавал. – Там на рубли, здесь – на валюту.
   В холле гостиницы Кремнева раздавала ключи от номеров.
   – Капустины… – она протянула им ключ.
   Сначала никто из них не брал его, предоставляя это другому, потом оба протянули руки одновременно.
 
   Капустины вошли в свой номер, огляделись. Поставили сумки: он к одной стене, она – к другой. Кровати были соединены вместе.
   – Так, – сказала она. – Этого еще не хватало. Помоги раздвинуть, что ли…
   – Не утруждайся, – ответил он, взял свою сумку и вышел.
 
   Внизу он встретил Нелю.
   – Ну как? – спросила она. – Все устроилось? С вашей однофамилицей.
   – Более или менее. Вы не хотите погулять перед сном? Если, конечно, я не нарушаю ничьих планов.
   – Нарушаете. Но это как раз и хорошо…
   Выходя из отеля, они наткнулись на Кремневу. Она криво усмехнулась и сказала:
   – Вы, конечно, как хотите, но я бы вам не советовала.
 
   …К отелю они вернулись, когда он уже был погружен в темноту. Сквозь стеклянную витрину Неля увидела, что в полутемном холле в кресле сидит Дима.
   – Боюсь, планы остались не нарушены, – сказала Неля. Капустин прильнул носом к стеклу.
   – Он?
   – Он, – сказала Неля.
   Капустин протянул было руку к звонку.
   – Не надо, – Неля отвела его руку. – А то опять до утра выяснять отношения. И так каждую ночь не высыпаюсь.
   – И вы тоже? Ну нет, так просто мы им не дадимся…
 
   Светлана Николаевна проснулась рано. Отель еще спал. Она посмотрела на часы. Встала, выглянула в окно. На площадке перед отелем выстроились в ряд автобусы, на которых они приехали.
 
   Она пошла вдоль автобусов, заглядывая в окна. В предпоследнем она заметила, что спинки двух сидений откинуты. Снизу не было видно, кто там находится. Она огляделась и, убедившись, что никто ее не видит, встала на колесо.
   В креслах спали Капустин и Неля.
 
   Автобусы мчались по шоссе. Капустин и Светлана Николаевна ехали в разных автобусах.
 
   В Синае автобусы остановились на площади, откуда вверх поднималась канатная дорога. Туристы вышли из автобусов и двинулись к кабинкам канатной дороги. Когда размещались по кабинкам, Капустин сел рядом со Светланой Николаевной.
   Светлана Николаевна отодвинулась.
   – Не смей прикасаться!
   – Света…
   – И не смей обращаться ко мне по имени.
   – Товарищ Капустина…
   Кабинка пошла вверх.
   – Я не Капустина. Я возьму девичью фамилию.
   – Но пока мы еще не развелись.
   – Тебя это не останавливает.
   – Света…
   – Я же просила.
   – Светлана Николаевна… Ну что за глупая ревность.
   – Ревность? Не смеши меня. Ты свободный человек, путайся с кем хочешь. Но не при всех. Не ставь меня в дурацкое положение. Я понимаю, на меня тебе наплевать, но ты бы хоть о нем подумал. Он же влюблен в нее, это за версту видно, а ты… Я не знала, что ты так циничен.
   – Светочка, да что с тобой?
   – Уйди, прошу тебя!
   – Куда? – Он посмотрел вниз – под ними была пропасть. – Ты терпела столько лет, потерпи еще пять минут,
   – Негодяй… Права мама: прежде чем выходить за вас замуж, надо с вами развестись – иначе не узнаешь.
   – Иногда твоя мама высказывает здравые мысли.
   – Оставь в покое маму! Мало того, что ты мне испортил жизнь…
   – Ну вот, опять двадцать пять, – перебил он ее.
   Кабинка остановилась.
   – Если бы мы были дома, – сказала она выходя, – я бы сегодня же уехала. Но поскольку это невозможно, возьми себя в руки и веди прилично. Хотя бы до государственной границы.
 
   Наверху, посреди площади перед отелем, стоял маленький мальчик и плакал. Светлана Николаевна огляделась, родителей не было видно.
   – Ты что? – присела она перед ним, – потерялся? – Он посмотрел на нее и заплакал еще сильнее. – А где же твои родители, а? Папа? Мама? – Мальчик заревел пуще прежнего. – Ну перестань плакать, придет сейчас твоя мама. – Она снова огляделась. Никто не шел. – А как тебя зовут? А? Ну имя у тебя есть?… Не понимаешь… Ну я вот, я – Светлана. Тетя Света. – Она протянула ему руку. – А ты?
   Он посмотрел на протянутую руку и снова заплакал.
   – Ну а я по-румынски не понимаю, видишь, какая история. – Она погладила его по голове. Чувствовалось, что она не часто имела дело с детьми.
   Мальчик затряс ногой.
   – Ты что?… Ты, наверное, это хочешь?… Не знаю, как это по-вашему… Пи-пи?
   Он закивал головой.
   – Да… Ну а где же тут?
   Она огляделась. Туалета нигде не было видно. Да и места подходящего тоже. Она направилась с ним к кафе.
   В холле были две двери, на одной был нарисован мужчина, на другой – женщина.
   – Ну вот, – сказала она мальчику. – А ты сам-то справишься?
   Он потянул ее за руку.
   – Нет, ну погоди, куда же ты меня тянешь? Это же для мужчин. Может, мы лучше сюда пойдем? – она быстро направилась к другой двери, но остановилась в нерешительности.
   Мальчик снова заплакал.
   Она в растерянности оглянулась, ища помощи, и увидела Капустина, который с интересом наблюдал за ней.
   – Слушай, пойди с ним. Туда. – Она мотнула головой. – А то сейчас несчастье будет.
   – А где его родители?
   – Не знаю. Капустин пожал плечами, сказал мальчику:
   – Ну пошли, – и взял его за руку.
   – А ты… сможешь?… – Она не договорила.
   Капустин поглядел на нее и грустно усмехнулся.
 
   Когда они вышли, Капустин платком стал вытирать мальчику руки. Было ясно, что он делает это впервые в жизни.
   – Ну ты что? Догадался! – сердито сказала Светлана Николаевна. – Грязным платком – ребенка.
   – Он чистый. Сам стирал.
   – Представляю себе. – Светлана Николаевна достала из сумки белоснежный платок, присела перед мальчиком. – Давай.
   Мальчик спрятал руку за спину.
   – Ну, что я с тобой, драться буду? – ласково сказала Светлана Николаевна. – Ты же сильнее меня.
   Она поймала его руку, хотела вытереть, но мальчик ее вырвал.
   Тут из зала вышла молодая женщина с бутылкой лимонада и бутербродами, завернутыми в салфетку.
   – Коля, ну куда ты делся?! – сказала она сердито мальчику. – Вечно ты… Говорила тебе, не подходи к иностранцам.
   Она взяла Колю за руку и, не обратив на Капустиных ни малейшего внимания, пошла с ним к двери.
   В дверях Коля обернулся и состроил Светлане Николаевне рожицу.
   Капустины посмотрели друг на друга. Оба чувствовали себя смущенно.
 
   В Брашове, после экскурсии на тракторный завод, Светлана Николаевна зашла в шляпный магазин примерить шляпку. Когда она смотрелась в зеркало, увидела сквозь витрину, что в машине на противоположной стороне сидит седовласый человек и смотрит в ее сторону.
   В гостиницу она шла пешком. Машина медленно ехала за ней…
 
   Не поднимаясь в номер, Светлана Николаевна села за столик открытого кафе. Взяла меню. К ней кто-то подошел, она решила – официант, подняла голову, собираясь сделать заказ. Перед ней стоял седовласый мужчина и смотрел на нее улыбаясь. Светлана Николаевна пожала плечами.
   – Простите, вы что-то спросили?
   Он молчал и улыбался. Она тоже улыбалась, но – несколько неуверенно. Потом отвернулась. Мужчина не уходил. Она снова обернулась.
   – Я не понимаю, вы что, сесть хотите?
   Он тихо засмеялся и сказал с румынским акцентом:
   – Не узнали…
   Светлана Николаевна посмотрела на него внимательно.
   – А мы разве знакомы?
   – Теперь можно сказать, что уже и нет, – медленно, подбирая слова, ответил он. – Столько лет… Ты не ответила ни на одно письмо.
   – Я?!
   Он грустно усмехнулся.
   – Постарел, значит. И усы сбрил. Наверное, в этом дело.
   Не похож.
   – На кого?
   – На того глупого парня, который вообразил бог знает что…
   – Слушайте, по-моему, вы сейчас вообразили бог знает что. Я не знаю вас, никогда не видела, никогда не была здесь.
   – Не была?
   – Ты разве не из Ярославля?
   – Ну, из Ярославля, допустим. Когда-то жила там. Давно.
   Ну и что?
   – Давно, – кивнул он. – И приехала сюда.
   – Не приезжала я сюда.
   – Ты врач?
   – Допустим.
   – Ну вот видишь. Врач – и Ярославль.
   Она потерла себе виски.
   – Я, кажется, опять схожу с ума. А что я тут делала?…
   О, господи, я уже заговариваюсь… Что та делала? Которая врач из Ярославля.
   – Я не знаю, что она делала, я знаю, что делала ты. Ты была с пионерлагерем. Сопровождала детей. Забыла?
   – Детей?!
   – Да.
   – Но я не детский врач.