Страница:
Примечательно, что так эту газетку называют и зэки, и администрация до определенного уровня, что даже может служить своеобразным тестом: как только тюремщик, поднимаясь по карьерной лестнице, перестает называть газету «сучка», он из тюремщика превращается в чиновника, а чиновник даже в мыслях не может себе позволить раздражать начальство.
На самом деле их сбили в один личный состав по абсолютно внешним признакам, внутреннего единства среди них нет никакого. Отношения тюремщиков очень напоминают отношения зэков, по всей вероятности, они их подсознательно копируют. Причем, как для администрации тюрьмы не является секретом, кто из зэков с кем дружит, а с кем враждует, так и для зэков отношения между тюремщиками – не тайна.
Нужно обязательно учитывать эти отношения, решая свои вопросы, строя близкие и перспективные планы. Чтобы случайно не пожаловаться кенту на кента и не похвалить врага врагу. Но это – дипломатия, это – тюремный опыт, этому в книжке не научишь.
Изучая, присматриваясь, прощупывая конкретного тюремщика, помните одну важную мысль: мент – это профессия, а мусор – состояние души. Не всякий мент – мусор и не всякий мусор – мент. Для решения своих вопросов необходимо точно знать, мусор перед вами или нет. Если у вас вопрос честный, лучше подыскать мента почестнее. Гнилой вопрос проще решить с мусором.
Физическое воздействие
На самом деле их сбили в один личный состав по абсолютно внешним признакам, внутреннего единства среди них нет никакого. Отношения тюремщиков очень напоминают отношения зэков, по всей вероятности, они их подсознательно копируют. Причем, как для администрации тюрьмы не является секретом, кто из зэков с кем дружит, а с кем враждует, так и для зэков отношения между тюремщиками – не тайна.
Нужно обязательно учитывать эти отношения, решая свои вопросы, строя близкие и перспективные планы. Чтобы случайно не пожаловаться кенту на кента и не похвалить врага врагу. Но это – дипломатия, это – тюремный опыт, этому в книжке не научишь.
Изучая, присматриваясь, прощупывая конкретного тюремщика, помните одну важную мысль: мент – это профессия, а мусор – состояние души. Не всякий мент – мусор и не всякий мусор – мент. Для решения своих вопросов необходимо точно знать, мусор перед вами или нет. Если у вас вопрос честный, лучше подыскать мента почестнее. Гнилой вопрос проще решить с мусором.
Физическое воздействие
Больная тема. В прямом и переносном смыслах.
Если верить рассказам о тюрьме, зэков там лупят, как бешеных собак. Создается впечатление, что утро начинается с избиения зэков, продолжается это занятие целый день и вечер – до отбоя. Впрочем, иногда зэков бьют еще и ночью. Выходных, похоже, нет. Почему распространяется подобная глупость – объясняется легко. Серьезные и умные люди, побывавшие в тюрьме, не любят о ней рассказывать. Возможно, не любят и вспоминать – это определить трудно, но болтают о тюрьме они очень мало. Наверное, это были не самые приятные дни в их жизни. Может, есть еще какие-то причины. Эти люди могли бы распространить о тюрьме правдивую информацию, их бы, конечно, послушали. Умные тюремщики о тюрьме тоже рассказывать не любят – чем хвастаться? А так как и первых, и, особенно, вторых слишком мало, не каждому они встречаются – вот никто правды о тюрьме и не знает.
Основной поток информации исходит из газетных и журнальных публикаций (реже телепередач) и глупого «базара» разной шушеры, побывавшей в застенках. Публикации и телепередачи не то чтобы лживы, они слишком однобоки. Чаще они посвящаются какому-нибудь яркому событию, которое передают в угоду художественности искаженно и оторвано от реальности. Тюремная жизнь, в основном, состоит не из ярких событий, а из серой, угрюмой каждодневной скуки. Страшной скуки.
Рассказы большинства бывших зэков о тюрьме – глупые и умышленно искаженные. Основная тема, которая подвергается искажению – это беззлобные, унылые и блеклые отношения с тюремщиками (правильней сказать, отсутствие отношений). Вот и начинает такой рассказчик «плести» о жестоких массовых экзекуциях, индивидуальных избиениях, пытках и истязаниях. А как иначе показать себя героем? Рассказать, как в камере была неделю дючка забита, и весь народ провонялся дерьмом на полгода вперед?
Если верить руководителям системы, которую они сами ласково именуют словом, созвучным с названием мужского детородного органа, то зэков у нас не бьют никогда, мы приближаемся к европейским стандартам, строим в тюрьмах бассейны и, вообще, скоро каждого зэка будем нежно целовать в задницу.
Врут и те, и другие. А правда лежит даже не посередине, а далеко в стороне. [22]
Зэков, конечно же, бьют, но бьют вовсе не так часто и много, как это представляется. Доказать это очень просто. Дело тут, конечно, не в гуманности тюремщиков. С этим у них дефицит. Одно из главных качеств тюремного персонала – лень. Причем качество это выражено массово и ярко (если, конечно, можно допустить, что лень способна ярко проявляться). А теперь поверьте опыту бывалого человека: бить кого-то – занятие трудоемкое. Избивать человека физически ничуть не легче, чем колоть дрова или крутить ручку мясорубки. У вас для этих дел часто задор появляется? Поэтому тюремщику заставить себя ударить зэка – чуть ли не подвиг совершить. Для этого нужна очень серьезная причина.
Дальше. Избивать человека (даже не имеющего возможности ответить агрессией на агрессию или хотя бы защищаться) нелегко в эмоциональном и моральном плане, всегда приходиться преодолевать ощущение опасности и какой-то подлости, за которую можно ответить. Для этого нужна или принципиальная позиция, или сильные эмоции (возмущение, гнев, ярость). Принципов у большинства тюремщиков нет, а на сильные эмоции они, в основном, не способны, говоря научным языком, мотивация достижения слишком низка, а если попроще – огонька маловато.
Поэтому беспричинно зэков вообще редко бьют (разве что с кем попутают) и, скажу больше, многое из того, за что и надо бы надавать «по бочине», им сходит с рук.
Бьют зэков в пяти случаях: 1) в «воспитательных» целях, в качестве наказания за проступки и профилактики возможных проступков; 2) в целях «борьбы с преступностью», для получения признательных показаний по уголовному делу или информации по тюремному правонарушению; 3) по заявке каких-либо заинтересованных лиц – потерпевшего, например; 4) из личной неприязни; 5) из «садистских» побуждений.
Первый случай (около 70%) – наиболее распространенный. Большинство тюремщиков к уголовному делу никакого отношения не имеют, с потерпевшими не знакомы, а личной неприязни к зэку испытывать не могут: они не знают друг друга. Бьют же зэков за самые разные проступки: от выглядывания в окно (это называется «висеть на решке» – имеется в виду решетка) до пьянок и физических расправ в камере. Бьют больно и жестоко, но, как ни странно, лениво. Бьют не потому, что считают этот путь наиболее эффективным, не потому, что эмоции выплескиваются через край, а потому, что идти законным путем немыслимо трудно. Нужно отбирать объяснения, писать рапорта, составлять акты, делать выписки и копии, придумывать какие-то заключения и постановления. Да еще для этого требуется знание грамоты и наличие какого никакого интеллекта (где ж их взять?). Куда проще: надавал зэку палкой по заднице – и проблема решена.
Как вести себя в случае, если вы попали под подобную раздачу?
Первое. Можно посоветовать расслабиться и получить удовольствие. Это, конечно, шутка. Теперь серьезно. Постарайтесь терпеть, проявите максимальную стойкость, не пытайтесь разжалобить тюремщиков демонстрацией боли – результат будет обратный. Люди слабые, почувствовав вашу слабость, подсознательно попытаются утвердиться, увидеть вас еще более слабым, а себя на вашем фоне, соответственно, сильным. А на людей сильных ваши сопли вообще никакого впечатления не произведут: бить-то вас все равно нужно.
Мужественная реакция на побои подсознательно вызовет страх у слабых и уважение у сильных. Имеется в виду не презрительная улыбка, гордый взгляд, угрозы и оскорбления в адрес тюремщиков (не стоит дразнить гусей), а просто сведенные до минимума стоны и максимальная отрешенность от происходящего.
Второе. Подавите страх, который, естественно, возникает в этой ситуации. До смерти вас точно не забьют. И очень сомнительно, что покалечат. Подобные случаи, конечно, бывали, но все же они крайне редки. Бьют тюремщики так, чтобы было больно, но телесные повреждения не причинялись. Поэтому не бьют по голове, шее, груди, животу, в пах, средней и нижней части спины, конечностям. Бьют, в основном, по заднице, реже по верхней части спины (по «горбу»). Орудие, как правило, резиновая палка, реже – ботинки. Бить кулаками обычно никто не умеет – самому легко травмироваться.
Третье. Подавив страх, прогоните гнев, ненависть и злость. Скрыть эти эмоции в такой экстремальной ситуации невозможно, а если они будут у вас проявляться, это вызовет аналогичную ответную реакцию. Вам достанется еще больше. Гоните мысли о несправедливости, беззаконии и беспределе. Об этом подумаете на досуге, благо, досуга в тюрьме много. Отнеситесь к экзекуции, как к хирургической операции: больно, но придется потерпеть.
Четвертое. Прогоните стыд. Это нормальная реакция любого мужика, если он, конечно, мужик не только потому, что носит штаны,– когда тебя бьют, а ты не можешь ответить – становится стыдно. Не стыдно! Вы действительно ничего не можете сделать. Ничего! А любая сильная отрицательная эмоция принесет вашему здоровью вреда больше, чем побои.
Пятое. Любая экзекуция сопровождается диалогом. (Ничего себе, диалог! Одни рычат и рявкают, другому и рта не дают раскрыть. Но все же – это диалог). Старайтесь не возражать. Если считаете нужным возразить, говорите спокойно и рассудительно, без истеричных воплей и всхлипываний. Никогда не говорите категорично: все было не так! Скажите: было не совсем так. Если вас стали слушать – это уже половина победы. Постарайтесь, чтобы вас поняли. Как ни противно, будьте дружелюбны, это сбивает пыл с любого. Если знаете, что в чем-то виноваты – признайте вину. Не хотите признать – начинайте врать (как именно – сказано выше).
Шестое. В жизни всегда есть место юмору. Если после того, как вам надавали по заднице, вы «добродушно» скажете «спасибо за науку»,– девяносто процентов вероятности, что бить вас больше не будут.
Второй случай – экзекуции с целью получения информации (15% от общего числа экзекуций). Это может коснуться только тех редких зэков, попавших в тюрьму за «звонкие» преступления, с раскрытием которых у правоохранителей не ладится. Гораздо чаще так выясняют обстоятельства какого-нибудь тюремного правонарушения. Эта проблема не касается основной массы зэков, но если кого коснулась – дело серьезное. Такой вид насилия представляет систему, и, хотя эти экзекуции происходят не каждый день, а только время от времени, они все равно продолжаются. Обычно они сочетаются с другими методами незаконного воздействия: надуманными лишениями передач, водворением в карцер, применением наручников или смирительной рубашки и «прессом» в камере.
Единственная «радость» от этой ситуации – осознание своей неординарности, немногим уделяется такое внимание. Подобное внимание оказывается, как правило, в первые дни, максимум, недели после заезда в СИЗО. Скоро, к счастью, оно иссякнет.
Что нужно делать, пока внимание не иссякло. Важно, что с вами будут общаться (в том числе и бить) только оперативники. Глупых попкарей рядом не будет. Опера – народ пограмотней и посмышленей большинства сотрудников, с ними можно разговаривать и находить общий язык. Постарайтесь понять, что от вас хотят. Когда поняли, хорошенько подумайте, а нужно ли скрывать то, о чем вас спрашивают? В рассуждениях исходите только из рациональности и здорового эгоизма, по принципу «выгодно – невыгодно». Выбросьте из головы глупые понятия типа: с ментами общаться «впадлу», рассказывать о чем-то – впадлу, сдать какого-то негодяя – впадлу. А вам не кажется, что этот негодяй вас уже пять раз сдал? Вот и подумайте.
Учтите, что доказательную силу имеют только показания, подписанные вами в протоколе допроса. Все другое – информация к размышлению. Пусть размышляют, кому есть, чем размышлять. Что бы вы ни сказали оперу – он это никуда не пришьет. Сказки о каких-то диктофонах-микрофонах – это детский лепет. В уголовное дело пленки, записанные таким образом, не втиснешь, да и на всю тюрьму вряд ли найдется два неполоманных диктофона.
Поэтому, если вас все же стали пытать (в данной ситуации это слово самое верное – у вас, действительно, хотят что-то выпытать), постарайтесь быстро понять, что именно от вас хотят услышать.
Выражение «допрос третьей степени с пристрастием» знают все. Но никто не понимает. С пристрастием в тюрьмах никого не допрашивают, наверное, с 1953 года. Само по себе признание в преступлении никому не интересно, нужны доказательства. А для этого допрашивать надо беспристрастно, иначе истина уйдет в сторону. Что же касается «третьей степени», то это и есть допрос с применением пыток, истязаний, причинением физической боли и нравственных страданий.
Допрос третьей степени (совершенно запрещенный законом, но от этого совершенно не забытый) – это действительно допрос, сыскное действие, и проводить его – наука (кстати, по В. И. Далю, одно из значений слова «сыск» – допрос, иногда с пыткой). Можно с уверенностью сказать, что в тюрьме этой наукой практически никто не владеет. Сделать больно могут многие, выпытать правду – единицы.
Дело в том, что любой допрашивающий имеет общее представление о конечной цели допроса. Он предполагает результат, ожидает ответ и, осознанно или неосознанно, хочет его услышать. Даже если вы скажете правду, но она не будет совпадать с тем, что от вас хотят услышать – вас будут продолжать мучить. Поэтому путем проб и ошибок (только постарайтесь поскорей) надо направить разговор в нужную сторону. Услышав правдоподобную (а, точнее, удобную для них) версию, опера успокоятся.
Каждая ситуация, порождающая подобный допрос, своеобразна, и каждый такой допрос «очарователен» по-своему. Следующий пример, думается, универсален, во всяком случае наглядно показывает умное направление действий.
Один зэк – придурок, назовем его А., задумал «загнать» в тюрьму какие-то деньги. Не имея своих «ног» (ногами, гонцами, почтальонами называются сотрудники, поддерживающие неслужебные связи с зэками, заносящие в тюрьму деньги, чай, спиртное или выносящие записки), он обратился к Б., у которого «ноги» были. Тот за определенную долю согласился, взял у А. записку с просьбой передать деньги, и все. То есть А. взамен ничего не получил – типичная для тюрьмы ситуация. А., побывав на свидании, узнал, что записка дошла по адресу, и деньги были переданы. Б., естественно, «включил мороз». А., будучи все-таки придурком, за правдой обратился к администрации. Его, конечно же, посадили в карцер, и вспоминать о нем больше нет смысла.
Работать оперативники стали с Б. Тот долго запирался, все отрицал, изворачивался (по неписаным «нормам» опер отдела, долго – это минут пять), после чего на него надели наручники. Хорошо надели, от души. Б. завизжал, как недорезанный кабан, и заявил, что все расскажет, только пусть снимут наручники. Ему объяснили, что в этой фирме авансы не выдают, пусть вначале расскажет, а там видно будет.
Рассказал. Записку он передал контролеру В. Позже, уже без наручников, он спокойно, связно и последовательно описал, как договаривался с контролером, как тот прятал записку под погон шинели и т. д. Деньги, конечно же, контролер ему не принес. Все бы хорошо, да вот беда – В. сменился после дежурства и на службу придет только через трое суток, а живет он где-то далеко за городом. Решили подождать.
Через три дня состоялась «очная ставка». (Вообще-то, очная ставка – это следственное действие, осуществляемое только в рамках уголовного дела, но в народе так называется любой процесс, по сути ее напоминающий). Этот «цирк» продолжался часа полтора. Зэчара, глядя в глаза контролеру, клялся в своей правоте, а возмущенный контролер пытался набить рожу зэку, причем поведение обоих было совершенно естественным. Так как контролеру наручники не наденешь (в ходе подобных «следствий» иногда и контролерам, и офицерам доставалось по ушам, но редко – это опасно, ведь у сотрудника, даже если он конченый негодяй, прав побольше, чем у зэка), его отпустили с миром. А зэка, естественно (ну, что ж делать?), снова забили в наручники. Снова завизжал он, как свинья, и снова «честно» рассказал: записку передал контролеру Г. На В. указал потому, что считает себя порядочным и сдать гонца не мог (ну, разве не петух?).
С Г. проблем оказалось еще больше: к этому времени его перевели служить в другое подразделение, и, чтобы его найти, понадобилась еще неделя. Очная ставка, а точнее, цирк с таким названием, повторилась во всех деталях. Отпустили Г. и снова стали надевать на Б. наручники. Не успели как следует затянуть – он заверещал и рассказал очередную «правду»: записку он все-таки передал В.
Все. Сыск зашел в тупик: какие-либо доказательства добыть невозможно, а верить мерзавцу нельзя. Теперь он может рассказывать все, что угодно, в том числе и истинную правду, но толку-то что от этого? Пнули его опера еще пару раз, но пнули уже устало и разочарованно. А правду так никто и не узнал.
Проводить подобные допросы никто не любит. Делают это, как правило, по указанию начальства или по просьбе милиционеров. В обоих случаях тюремные опера больше заинтересованы показать результат, чем его добыть. Однако если речь идет о тюремных подробностях, например, кто занес водку в камеру, то результат будут стараться именно добыть.
Когда после подобного допроса вы вернетесь в камеру (вообще-то нужно сажать в карцер, в одиночку, но на это обычно у «следователей» не хватает трудолюбия), обязательно подробно опишите сокамерникам процедуру общения с указанием известных вам имен, фамилий или описанием внешности и характерных примет оперов. Они об этом очень скоро узнают, и это резко сдержит их служебное рвение. Раз вы об этом говорите в камере, значит, будете говорить адвокату, а позже – и судье. Доказать факт пыток практически невозможно, но объясняться, оправдываться и отписываться никто не любит. Тем более, что опера прекрасно знают – тюремное начальство сразу же отвернется от них, если возникнут неприятности. Защищать друг друга у тюремщиков не принято. Также, как у зэков.
Третий случай – избиения по просьбе заинтересованных лиц не из числа правоохранителей, а, как правило, потерпевших (2-3% от общего количества). Этот случай достаточно редкий. Хотя и появляется немало людей, заинтересованных в том, чтобы сделать зэку больно, реализовать это желание очень нелегко. Только единицы из всех желающих сумеют выйти на сотрудника тюрьмы, который сможет «обеспечить» зэку эту боль. Если это все же происходит, то такие экзекуции редки, бессистемны и, как правило, одноразовы. Тюремщику легче «нагрузить» заказчику ужасные подробности, чем реально бить зэка. Все равно заказчик это не проверит.
Также заказчики постоянно совершают ошибку, характерную для большинства людей, стараясь решить вопрос на как можно более высоком уровне. Думают, что так вернее. Как бы не так! Дороже – точно, наверху берут больше. Но пока указание «запрессовать» конкретного зэка спускается сверху вниз, оно на каждой ступеньке ослабевает в два раза. Каждый начальник строит из себя честнягу и законника, поэтому старается напрямую заказ не передавать, а говорить намеками. Да и большинство из них всю службу просидели пухлыми попами в мягких креслах и понятия не имеют, как это – «прессовать» зэка. Конкретный же исполнитель кивает головой и думает: «Ща-сс!.. Вам дали бабки, а я буду врагов наживать?». После этого имитирует экзекуцию, и на том дело кончается.
Четвертый случай – избиение из личной неприязни (2-3%). Это тоже довольно редкий случай. Учитывая лень и равнодушие тюремщиков, эту неприязнь у них трудно пробудить. Но иногда это все же происходит. Как правило тогда, когда у кого-нибудь из них возникли неприятности из-за конкретного зэка, например, из-за вас.
Чем ниже в тюремной иерархии стоит ваш обидчик, тем больше у него желания реализовать свои мстительные планы, и тем меньше у него возможностей. В тюрьме даже вывести зэка из камеры может далеко не каждый. Чем выше тюремщик будет стоять и, соответственно, чем больше у него реальной власти, тем меньше он будет обращать внимание на ваше существование, у него голова занята другими проблемами. Если все же подобная конфликтная ситуация сложилась, то, во-первых, избегайте конфликтного поведения: не грубите, не дерзите, не пытайтесь дураку что-либо доказать и, во-вторых, постарайтесь поговорить по этому поводу с кем-нибудь из начальства. Это помогает в девяноста процентах случаев. Любой тюремный начальник понимает абсолютную бессмысленность подобного конфликта и не желает его продолжения. Он что-нибудь придумает, мер для этого достаточно.
Когда-то один умный зэк сказал, без сомнения, великую фразу: «Между зэками и администрацией бывают только мелкие стычки, настоящих конфликтов быть не может. Зэки не могут существовать без администрации, а администрация не может существовать без зэков. Конфликты бывают только у зэков с зэками и у администрации с администрацией. При этом зэки решают свои конфликты руками администрации, а администрация – головами зэков». Запомните эту мысль.
Пятый случай – «садизм» (10%). Это слово не случайно взято в кавычки. По общепринятому мнению тюремный персонал состоит из садистов, и именно садизм – основная причина избиений зэков. Мнение это абсолютно ошибочно. Садизм – это половое извращение, патологическое наслаждение, испытываемое от причинения физических или нравственных страданий другому человеку. Настоящего садизма в тюрьме фактически нет. В тюрьму приходят работать совершенно случайные люди. С такой же вероятностью садист может оказаться среди стоматологов или метателей копья. Специально садист в тюрьму работать не пойдет, дурная наклонность – это мимолетный порыв души, а выбор профессии – результат работы какой никакой головы.
Если же садист в тюрьме все же оказался, то возможностей применить и развить свои паскудные отклонения у него отнюдь не так много, как кажется. Тюрьма – очень суровое и жестокое место, извращенцев не признают зэки и, следом за ними, не признают и тюремщики. Не только не признают, но и откровенно презирают. Зэки могут «опустить» извращенца, тюремщики, конечно, так не поступят, но в моральном смысле тоже могут «опустить» – сделать изгоем.
Конечно, приходилось наблюдать, когда у иного моего «коллеги» при виде боли и страдания начинали сверкать глазки, учащалось дыхание и губы становились слюнявыми. Но это подмечалось всеми окружающими и всегда подвергалось циничным комментариям, издевкам, а человек, склонный к проявлению садизма, быстренько корректировал свое поведение. Или уходил из тюрьмы. Поэтому истинных садистов среди тюремщиков нет вообще.
Ошибочно садизмом считают другое явление. Когда какой-то немытый черт, без царя в голове, привыкший к тому, что он всегда был человеком третьего сорта, приходит в тюрьму и получает власть над другими (в данном случае над зэками) – вот тогда держись. Вот здесь он расквитается за все свои обиды, унижения и комплексы неполноценности, вот здесь он оторвется. От такого и будут страдать невинные зэки. Но это явление, во-первых, не имеет никакого отношения к садизму, а, во-вторых, не настолько и страшное. Не у каждого такого мерзавца будет постоянная возможность издеваться над зэками. Да вообще таких возможностей мало. Тюрьму (еще в гулаговские времена) так здорово организовали, что любые действия каждого тюремщика контролируются его начальником, действия этого начальника – другим начальником и так далее. В тюрьме незаметно вообще ничего не происходит, обо всем становится известно. Поэтому такая прыть довольно быстро укорачивается.
Вычислить такого «храбреца» очень просто, он во всем чуть-чуть переигрывает: чуть громче, чем надо, кричит, чуть более грозно сверкает глазами, чуть дальше выдвигает челюсть, чуть больше выпячивает грудь, чуть шире расставляет локти.
Если придется столкнуться с таким – выход один, причем довольно действенный: его надо запугать. Как ни удивительно, сделать это достаточно легко: надо просто внимательно и строго посмотреть ему в глаза и постараться запомнить лицо. Именно так – осмотреть его явно запоминающим взглядом. Если спросит: «Чего вылупился?», надо ответить: «Запоминаю». Дрогнет. Обязательно дрогнет. Его трусливое подсознание подскажет – уйди в сторону. И он уйдет. Переключится на другого зэка. Но это уже не ваша печаль.
Оснований уверенно говорить об этом вполне достаточно. Я помню немало зэков, на которых никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не поднял руку. Не посмел поднять.
Наряду с избиениями есть еще несколько способов болевого воздействия на зэков: незаконных и законных. Незаконные – это так называемый «заплыв», надетый на голову полиэтиленовый пакет, ставший уже всем известный противогаз и так называемая «стоматологическая помощь». Законные – наручники и смирительная рубашка.
По порядку. Заплыв – наиболее доступная, но и наименее опасная для здоровья пытка. Зэка укладывают на пол лицом вниз (часто на матрас, чтобы не было синяков), заводят прямые руки за спину и тянут их в сторону головы. Иногда надевают наручники. Получается такая «лежачая» дыба. На языке тюремщиков это звучит оригинально, говорят: «Мы с ним заплыли». Вот так – плавали вместе, только стиль плавания у каждого был свой.
Полиэтиленовый пакет. Применяется очень редко и в сочетании с наручниками, надетыми в положении «руки сзади». (Это только в американском кино руки заковывают спереди. В нашем «кино» руки всегда сзади, при этом иногда, почти как в Америке, разъясняют: «Ты имеешь право отвечать, когда спрашивают, и молчать, когда не спрашивают. Это твоя свобода выбора, мразь!»). Применяется только в тех случаях, когда от зэка нужно что-то узнать. Цель понятна – в кульке человек начинает задыхаться, испытывает физическое страдание и, главное, сильнейший страх. Вести себя нужно, как при любом допросе третьей степени, и помнить, что за вашим состоянием будут внимательно наблюдать и никогда не допустят, чтобы вы задохнулись.
Если верить рассказам о тюрьме, зэков там лупят, как бешеных собак. Создается впечатление, что утро начинается с избиения зэков, продолжается это занятие целый день и вечер – до отбоя. Впрочем, иногда зэков бьют еще и ночью. Выходных, похоже, нет. Почему распространяется подобная глупость – объясняется легко. Серьезные и умные люди, побывавшие в тюрьме, не любят о ней рассказывать. Возможно, не любят и вспоминать – это определить трудно, но болтают о тюрьме они очень мало. Наверное, это были не самые приятные дни в их жизни. Может, есть еще какие-то причины. Эти люди могли бы распространить о тюрьме правдивую информацию, их бы, конечно, послушали. Умные тюремщики о тюрьме тоже рассказывать не любят – чем хвастаться? А так как и первых, и, особенно, вторых слишком мало, не каждому они встречаются – вот никто правды о тюрьме и не знает.
Основной поток информации исходит из газетных и журнальных публикаций (реже телепередач) и глупого «базара» разной шушеры, побывавшей в застенках. Публикации и телепередачи не то чтобы лживы, они слишком однобоки. Чаще они посвящаются какому-нибудь яркому событию, которое передают в угоду художественности искаженно и оторвано от реальности. Тюремная жизнь, в основном, состоит не из ярких событий, а из серой, угрюмой каждодневной скуки. Страшной скуки.
Рассказы большинства бывших зэков о тюрьме – глупые и умышленно искаженные. Основная тема, которая подвергается искажению – это беззлобные, унылые и блеклые отношения с тюремщиками (правильней сказать, отсутствие отношений). Вот и начинает такой рассказчик «плести» о жестоких массовых экзекуциях, индивидуальных избиениях, пытках и истязаниях. А как иначе показать себя героем? Рассказать, как в камере была неделю дючка забита, и весь народ провонялся дерьмом на полгода вперед?
Если верить руководителям системы, которую они сами ласково именуют словом, созвучным с названием мужского детородного органа, то зэков у нас не бьют никогда, мы приближаемся к европейским стандартам, строим в тюрьмах бассейны и, вообще, скоро каждого зэка будем нежно целовать в задницу.
Врут и те, и другие. А правда лежит даже не посередине, а далеко в стороне. [22]
Зэков, конечно же, бьют, но бьют вовсе не так часто и много, как это представляется. Доказать это очень просто. Дело тут, конечно, не в гуманности тюремщиков. С этим у них дефицит. Одно из главных качеств тюремного персонала – лень. Причем качество это выражено массово и ярко (если, конечно, можно допустить, что лень способна ярко проявляться). А теперь поверьте опыту бывалого человека: бить кого-то – занятие трудоемкое. Избивать человека физически ничуть не легче, чем колоть дрова или крутить ручку мясорубки. У вас для этих дел часто задор появляется? Поэтому тюремщику заставить себя ударить зэка – чуть ли не подвиг совершить. Для этого нужна очень серьезная причина.
Дальше. Избивать человека (даже не имеющего возможности ответить агрессией на агрессию или хотя бы защищаться) нелегко в эмоциональном и моральном плане, всегда приходиться преодолевать ощущение опасности и какой-то подлости, за которую можно ответить. Для этого нужна или принципиальная позиция, или сильные эмоции (возмущение, гнев, ярость). Принципов у большинства тюремщиков нет, а на сильные эмоции они, в основном, не способны, говоря научным языком, мотивация достижения слишком низка, а если попроще – огонька маловато.
Поэтому беспричинно зэков вообще редко бьют (разве что с кем попутают) и, скажу больше, многое из того, за что и надо бы надавать «по бочине», им сходит с рук.
Бьют зэков в пяти случаях: 1) в «воспитательных» целях, в качестве наказания за проступки и профилактики возможных проступков; 2) в целях «борьбы с преступностью», для получения признательных показаний по уголовному делу или информации по тюремному правонарушению; 3) по заявке каких-либо заинтересованных лиц – потерпевшего, например; 4) из личной неприязни; 5) из «садистских» побуждений.
Первый случай (около 70%) – наиболее распространенный. Большинство тюремщиков к уголовному делу никакого отношения не имеют, с потерпевшими не знакомы, а личной неприязни к зэку испытывать не могут: они не знают друг друга. Бьют же зэков за самые разные проступки: от выглядывания в окно (это называется «висеть на решке» – имеется в виду решетка) до пьянок и физических расправ в камере. Бьют больно и жестоко, но, как ни странно, лениво. Бьют не потому, что считают этот путь наиболее эффективным, не потому, что эмоции выплескиваются через край, а потому, что идти законным путем немыслимо трудно. Нужно отбирать объяснения, писать рапорта, составлять акты, делать выписки и копии, придумывать какие-то заключения и постановления. Да еще для этого требуется знание грамоты и наличие какого никакого интеллекта (где ж их взять?). Куда проще: надавал зэку палкой по заднице – и проблема решена.
Как вести себя в случае, если вы попали под подобную раздачу?
Первое. Можно посоветовать расслабиться и получить удовольствие. Это, конечно, шутка. Теперь серьезно. Постарайтесь терпеть, проявите максимальную стойкость, не пытайтесь разжалобить тюремщиков демонстрацией боли – результат будет обратный. Люди слабые, почувствовав вашу слабость, подсознательно попытаются утвердиться, увидеть вас еще более слабым, а себя на вашем фоне, соответственно, сильным. А на людей сильных ваши сопли вообще никакого впечатления не произведут: бить-то вас все равно нужно.
Мужественная реакция на побои подсознательно вызовет страх у слабых и уважение у сильных. Имеется в виду не презрительная улыбка, гордый взгляд, угрозы и оскорбления в адрес тюремщиков (не стоит дразнить гусей), а просто сведенные до минимума стоны и максимальная отрешенность от происходящего.
Второе. Подавите страх, который, естественно, возникает в этой ситуации. До смерти вас точно не забьют. И очень сомнительно, что покалечат. Подобные случаи, конечно, бывали, но все же они крайне редки. Бьют тюремщики так, чтобы было больно, но телесные повреждения не причинялись. Поэтому не бьют по голове, шее, груди, животу, в пах, средней и нижней части спины, конечностям. Бьют, в основном, по заднице, реже по верхней части спины (по «горбу»). Орудие, как правило, резиновая палка, реже – ботинки. Бить кулаками обычно никто не умеет – самому легко травмироваться.
Третье. Подавив страх, прогоните гнев, ненависть и злость. Скрыть эти эмоции в такой экстремальной ситуации невозможно, а если они будут у вас проявляться, это вызовет аналогичную ответную реакцию. Вам достанется еще больше. Гоните мысли о несправедливости, беззаконии и беспределе. Об этом подумаете на досуге, благо, досуга в тюрьме много. Отнеситесь к экзекуции, как к хирургической операции: больно, но придется потерпеть.
Четвертое. Прогоните стыд. Это нормальная реакция любого мужика, если он, конечно, мужик не только потому, что носит штаны,– когда тебя бьют, а ты не можешь ответить – становится стыдно. Не стыдно! Вы действительно ничего не можете сделать. Ничего! А любая сильная отрицательная эмоция принесет вашему здоровью вреда больше, чем побои.
Пятое. Любая экзекуция сопровождается диалогом. (Ничего себе, диалог! Одни рычат и рявкают, другому и рта не дают раскрыть. Но все же – это диалог). Старайтесь не возражать. Если считаете нужным возразить, говорите спокойно и рассудительно, без истеричных воплей и всхлипываний. Никогда не говорите категорично: все было не так! Скажите: было не совсем так. Если вас стали слушать – это уже половина победы. Постарайтесь, чтобы вас поняли. Как ни противно, будьте дружелюбны, это сбивает пыл с любого. Если знаете, что в чем-то виноваты – признайте вину. Не хотите признать – начинайте врать (как именно – сказано выше).
Шестое. В жизни всегда есть место юмору. Если после того, как вам надавали по заднице, вы «добродушно» скажете «спасибо за науку»,– девяносто процентов вероятности, что бить вас больше не будут.
Второй случай – экзекуции с целью получения информации (15% от общего числа экзекуций). Это может коснуться только тех редких зэков, попавших в тюрьму за «звонкие» преступления, с раскрытием которых у правоохранителей не ладится. Гораздо чаще так выясняют обстоятельства какого-нибудь тюремного правонарушения. Эта проблема не касается основной массы зэков, но если кого коснулась – дело серьезное. Такой вид насилия представляет систему, и, хотя эти экзекуции происходят не каждый день, а только время от времени, они все равно продолжаются. Обычно они сочетаются с другими методами незаконного воздействия: надуманными лишениями передач, водворением в карцер, применением наручников или смирительной рубашки и «прессом» в камере.
Единственная «радость» от этой ситуации – осознание своей неординарности, немногим уделяется такое внимание. Подобное внимание оказывается, как правило, в первые дни, максимум, недели после заезда в СИЗО. Скоро, к счастью, оно иссякнет.
Что нужно делать, пока внимание не иссякло. Важно, что с вами будут общаться (в том числе и бить) только оперативники. Глупых попкарей рядом не будет. Опера – народ пограмотней и посмышленей большинства сотрудников, с ними можно разговаривать и находить общий язык. Постарайтесь понять, что от вас хотят. Когда поняли, хорошенько подумайте, а нужно ли скрывать то, о чем вас спрашивают? В рассуждениях исходите только из рациональности и здорового эгоизма, по принципу «выгодно – невыгодно». Выбросьте из головы глупые понятия типа: с ментами общаться «впадлу», рассказывать о чем-то – впадлу, сдать какого-то негодяя – впадлу. А вам не кажется, что этот негодяй вас уже пять раз сдал? Вот и подумайте.
Учтите, что доказательную силу имеют только показания, подписанные вами в протоколе допроса. Все другое – информация к размышлению. Пусть размышляют, кому есть, чем размышлять. Что бы вы ни сказали оперу – он это никуда не пришьет. Сказки о каких-то диктофонах-микрофонах – это детский лепет. В уголовное дело пленки, записанные таким образом, не втиснешь, да и на всю тюрьму вряд ли найдется два неполоманных диктофона.
Поэтому, если вас все же стали пытать (в данной ситуации это слово самое верное – у вас, действительно, хотят что-то выпытать), постарайтесь быстро понять, что именно от вас хотят услышать.
Выражение «допрос третьей степени с пристрастием» знают все. Но никто не понимает. С пристрастием в тюрьмах никого не допрашивают, наверное, с 1953 года. Само по себе признание в преступлении никому не интересно, нужны доказательства. А для этого допрашивать надо беспристрастно, иначе истина уйдет в сторону. Что же касается «третьей степени», то это и есть допрос с применением пыток, истязаний, причинением физической боли и нравственных страданий.
Допрос третьей степени (совершенно запрещенный законом, но от этого совершенно не забытый) – это действительно допрос, сыскное действие, и проводить его – наука (кстати, по В. И. Далю, одно из значений слова «сыск» – допрос, иногда с пыткой). Можно с уверенностью сказать, что в тюрьме этой наукой практически никто не владеет. Сделать больно могут многие, выпытать правду – единицы.
Дело в том, что любой допрашивающий имеет общее представление о конечной цели допроса. Он предполагает результат, ожидает ответ и, осознанно или неосознанно, хочет его услышать. Даже если вы скажете правду, но она не будет совпадать с тем, что от вас хотят услышать – вас будут продолжать мучить. Поэтому путем проб и ошибок (только постарайтесь поскорей) надо направить разговор в нужную сторону. Услышав правдоподобную (а, точнее, удобную для них) версию, опера успокоятся.
Каждая ситуация, порождающая подобный допрос, своеобразна, и каждый такой допрос «очарователен» по-своему. Следующий пример, думается, универсален, во всяком случае наглядно показывает умное направление действий.
Один зэк – придурок, назовем его А., задумал «загнать» в тюрьму какие-то деньги. Не имея своих «ног» (ногами, гонцами, почтальонами называются сотрудники, поддерживающие неслужебные связи с зэками, заносящие в тюрьму деньги, чай, спиртное или выносящие записки), он обратился к Б., у которого «ноги» были. Тот за определенную долю согласился, взял у А. записку с просьбой передать деньги, и все. То есть А. взамен ничего не получил – типичная для тюрьмы ситуация. А., побывав на свидании, узнал, что записка дошла по адресу, и деньги были переданы. Б., естественно, «включил мороз». А., будучи все-таки придурком, за правдой обратился к администрации. Его, конечно же, посадили в карцер, и вспоминать о нем больше нет смысла.
Работать оперативники стали с Б. Тот долго запирался, все отрицал, изворачивался (по неписаным «нормам» опер отдела, долго – это минут пять), после чего на него надели наручники. Хорошо надели, от души. Б. завизжал, как недорезанный кабан, и заявил, что все расскажет, только пусть снимут наручники. Ему объяснили, что в этой фирме авансы не выдают, пусть вначале расскажет, а там видно будет.
Рассказал. Записку он передал контролеру В. Позже, уже без наручников, он спокойно, связно и последовательно описал, как договаривался с контролером, как тот прятал записку под погон шинели и т. д. Деньги, конечно же, контролер ему не принес. Все бы хорошо, да вот беда – В. сменился после дежурства и на службу придет только через трое суток, а живет он где-то далеко за городом. Решили подождать.
Через три дня состоялась «очная ставка». (Вообще-то, очная ставка – это следственное действие, осуществляемое только в рамках уголовного дела, но в народе так называется любой процесс, по сути ее напоминающий). Этот «цирк» продолжался часа полтора. Зэчара, глядя в глаза контролеру, клялся в своей правоте, а возмущенный контролер пытался набить рожу зэку, причем поведение обоих было совершенно естественным. Так как контролеру наручники не наденешь (в ходе подобных «следствий» иногда и контролерам, и офицерам доставалось по ушам, но редко – это опасно, ведь у сотрудника, даже если он конченый негодяй, прав побольше, чем у зэка), его отпустили с миром. А зэка, естественно (ну, что ж делать?), снова забили в наручники. Снова завизжал он, как свинья, и снова «честно» рассказал: записку передал контролеру Г. На В. указал потому, что считает себя порядочным и сдать гонца не мог (ну, разве не петух?).
С Г. проблем оказалось еще больше: к этому времени его перевели служить в другое подразделение, и, чтобы его найти, понадобилась еще неделя. Очная ставка, а точнее, цирк с таким названием, повторилась во всех деталях. Отпустили Г. и снова стали надевать на Б. наручники. Не успели как следует затянуть – он заверещал и рассказал очередную «правду»: записку он все-таки передал В.
Все. Сыск зашел в тупик: какие-либо доказательства добыть невозможно, а верить мерзавцу нельзя. Теперь он может рассказывать все, что угодно, в том числе и истинную правду, но толку-то что от этого? Пнули его опера еще пару раз, но пнули уже устало и разочарованно. А правду так никто и не узнал.
Проводить подобные допросы никто не любит. Делают это, как правило, по указанию начальства или по просьбе милиционеров. В обоих случаях тюремные опера больше заинтересованы показать результат, чем его добыть. Однако если речь идет о тюремных подробностях, например, кто занес водку в камеру, то результат будут стараться именно добыть.
Когда после подобного допроса вы вернетесь в камеру (вообще-то нужно сажать в карцер, в одиночку, но на это обычно у «следователей» не хватает трудолюбия), обязательно подробно опишите сокамерникам процедуру общения с указанием известных вам имен, фамилий или описанием внешности и характерных примет оперов. Они об этом очень скоро узнают, и это резко сдержит их служебное рвение. Раз вы об этом говорите в камере, значит, будете говорить адвокату, а позже – и судье. Доказать факт пыток практически невозможно, но объясняться, оправдываться и отписываться никто не любит. Тем более, что опера прекрасно знают – тюремное начальство сразу же отвернется от них, если возникнут неприятности. Защищать друг друга у тюремщиков не принято. Также, как у зэков.
Третий случай – избиения по просьбе заинтересованных лиц не из числа правоохранителей, а, как правило, потерпевших (2-3% от общего количества). Этот случай достаточно редкий. Хотя и появляется немало людей, заинтересованных в том, чтобы сделать зэку больно, реализовать это желание очень нелегко. Только единицы из всех желающих сумеют выйти на сотрудника тюрьмы, который сможет «обеспечить» зэку эту боль. Если это все же происходит, то такие экзекуции редки, бессистемны и, как правило, одноразовы. Тюремщику легче «нагрузить» заказчику ужасные подробности, чем реально бить зэка. Все равно заказчик это не проверит.
Также заказчики постоянно совершают ошибку, характерную для большинства людей, стараясь решить вопрос на как можно более высоком уровне. Думают, что так вернее. Как бы не так! Дороже – точно, наверху берут больше. Но пока указание «запрессовать» конкретного зэка спускается сверху вниз, оно на каждой ступеньке ослабевает в два раза. Каждый начальник строит из себя честнягу и законника, поэтому старается напрямую заказ не передавать, а говорить намеками. Да и большинство из них всю службу просидели пухлыми попами в мягких креслах и понятия не имеют, как это – «прессовать» зэка. Конкретный же исполнитель кивает головой и думает: «Ща-сс!.. Вам дали бабки, а я буду врагов наживать?». После этого имитирует экзекуцию, и на том дело кончается.
Четвертый случай – избиение из личной неприязни (2-3%). Это тоже довольно редкий случай. Учитывая лень и равнодушие тюремщиков, эту неприязнь у них трудно пробудить. Но иногда это все же происходит. Как правило тогда, когда у кого-нибудь из них возникли неприятности из-за конкретного зэка, например, из-за вас.
Чем ниже в тюремной иерархии стоит ваш обидчик, тем больше у него желания реализовать свои мстительные планы, и тем меньше у него возможностей. В тюрьме даже вывести зэка из камеры может далеко не каждый. Чем выше тюремщик будет стоять и, соответственно, чем больше у него реальной власти, тем меньше он будет обращать внимание на ваше существование, у него голова занята другими проблемами. Если все же подобная конфликтная ситуация сложилась, то, во-первых, избегайте конфликтного поведения: не грубите, не дерзите, не пытайтесь дураку что-либо доказать и, во-вторых, постарайтесь поговорить по этому поводу с кем-нибудь из начальства. Это помогает в девяноста процентах случаев. Любой тюремный начальник понимает абсолютную бессмысленность подобного конфликта и не желает его продолжения. Он что-нибудь придумает, мер для этого достаточно.
Когда-то один умный зэк сказал, без сомнения, великую фразу: «Между зэками и администрацией бывают только мелкие стычки, настоящих конфликтов быть не может. Зэки не могут существовать без администрации, а администрация не может существовать без зэков. Конфликты бывают только у зэков с зэками и у администрации с администрацией. При этом зэки решают свои конфликты руками администрации, а администрация – головами зэков». Запомните эту мысль.
Пятый случай – «садизм» (10%). Это слово не случайно взято в кавычки. По общепринятому мнению тюремный персонал состоит из садистов, и именно садизм – основная причина избиений зэков. Мнение это абсолютно ошибочно. Садизм – это половое извращение, патологическое наслаждение, испытываемое от причинения физических или нравственных страданий другому человеку. Настоящего садизма в тюрьме фактически нет. В тюрьму приходят работать совершенно случайные люди. С такой же вероятностью садист может оказаться среди стоматологов или метателей копья. Специально садист в тюрьму работать не пойдет, дурная наклонность – это мимолетный порыв души, а выбор профессии – результат работы какой никакой головы.
Если же садист в тюрьме все же оказался, то возможностей применить и развить свои паскудные отклонения у него отнюдь не так много, как кажется. Тюрьма – очень суровое и жестокое место, извращенцев не признают зэки и, следом за ними, не признают и тюремщики. Не только не признают, но и откровенно презирают. Зэки могут «опустить» извращенца, тюремщики, конечно, так не поступят, но в моральном смысле тоже могут «опустить» – сделать изгоем.
Конечно, приходилось наблюдать, когда у иного моего «коллеги» при виде боли и страдания начинали сверкать глазки, учащалось дыхание и губы становились слюнявыми. Но это подмечалось всеми окружающими и всегда подвергалось циничным комментариям, издевкам, а человек, склонный к проявлению садизма, быстренько корректировал свое поведение. Или уходил из тюрьмы. Поэтому истинных садистов среди тюремщиков нет вообще.
Ошибочно садизмом считают другое явление. Когда какой-то немытый черт, без царя в голове, привыкший к тому, что он всегда был человеком третьего сорта, приходит в тюрьму и получает власть над другими (в данном случае над зэками) – вот тогда держись. Вот здесь он расквитается за все свои обиды, унижения и комплексы неполноценности, вот здесь он оторвется. От такого и будут страдать невинные зэки. Но это явление, во-первых, не имеет никакого отношения к садизму, а, во-вторых, не настолько и страшное. Не у каждого такого мерзавца будет постоянная возможность издеваться над зэками. Да вообще таких возможностей мало. Тюрьму (еще в гулаговские времена) так здорово организовали, что любые действия каждого тюремщика контролируются его начальником, действия этого начальника – другим начальником и так далее. В тюрьме незаметно вообще ничего не происходит, обо всем становится известно. Поэтому такая прыть довольно быстро укорачивается.
Вычислить такого «храбреца» очень просто, он во всем чуть-чуть переигрывает: чуть громче, чем надо, кричит, чуть более грозно сверкает глазами, чуть дальше выдвигает челюсть, чуть больше выпячивает грудь, чуть шире расставляет локти.
Если придется столкнуться с таким – выход один, причем довольно действенный: его надо запугать. Как ни удивительно, сделать это достаточно легко: надо просто внимательно и строго посмотреть ему в глаза и постараться запомнить лицо. Именно так – осмотреть его явно запоминающим взглядом. Если спросит: «Чего вылупился?», надо ответить: «Запоминаю». Дрогнет. Обязательно дрогнет. Его трусливое подсознание подскажет – уйди в сторону. И он уйдет. Переключится на другого зэка. Но это уже не ваша печаль.
Оснований уверенно говорить об этом вполне достаточно. Я помню немало зэков, на которых никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не поднял руку. Не посмел поднять.
Наряду с избиениями есть еще несколько способов болевого воздействия на зэков: незаконных и законных. Незаконные – это так называемый «заплыв», надетый на голову полиэтиленовый пакет, ставший уже всем известный противогаз и так называемая «стоматологическая помощь». Законные – наручники и смирительная рубашка.
По порядку. Заплыв – наиболее доступная, но и наименее опасная для здоровья пытка. Зэка укладывают на пол лицом вниз (часто на матрас, чтобы не было синяков), заводят прямые руки за спину и тянут их в сторону головы. Иногда надевают наручники. Получается такая «лежачая» дыба. На языке тюремщиков это звучит оригинально, говорят: «Мы с ним заплыли». Вот так – плавали вместе, только стиль плавания у каждого был свой.
Полиэтиленовый пакет. Применяется очень редко и в сочетании с наручниками, надетыми в положении «руки сзади». (Это только в американском кино руки заковывают спереди. В нашем «кино» руки всегда сзади, при этом иногда, почти как в Америке, разъясняют: «Ты имеешь право отвечать, когда спрашивают, и молчать, когда не спрашивают. Это твоя свобода выбора, мразь!»). Применяется только в тех случаях, когда от зэка нужно что-то узнать. Цель понятна – в кульке человек начинает задыхаться, испытывает физическое страдание и, главное, сильнейший страх. Вести себя нужно, как при любом допросе третьей степени, и помнить, что за вашим состоянием будут внимательно наблюдать и никогда не допустят, чтобы вы задохнулись.