Азимов Айзек. Не навсегда !

   - Откуда ты взялся? Я пытался связаться с тобой, но твоя секретарша сказала, что ты ушел. А через пять минут после этого ты являешься сюда собственной персоной. Не понимаю. - Доктор Проссер начал лихорадочно рыться в своем столе.
   Бирнем ухмыльнулся:
   - Если ты переведешь дух, док, то сможешь поздороваться с комиссаром по делам колоний господином Орлоффом.
   Доктор Эдвард Проссер повернулся на носке, как танцор, и дважды оглядел землянина с ног до головы.
   - Новенький, да? Ну как, получим мы деньги? Пора бы. Мы уже давно работаем на аппаратуре, сметанной на живую нитку. А впрочем, деньги могут и не понадобиться. Там будет видно. - Он снова принялся рыться в столе.
   Орлофф несколько растерялся, но Бирнем выразительно подмигнул ему, и землянин принялся рассматривать маленького доктора через свой монокль.
   Проссер выхватил из одного из ящиков блокнот в черном кожаном переплете, уселся в вертящееся кресло и повернулся к остальным.
   - Рад, что ты пришел, Бирнем, - пробормотал он, листая блокнот. - Хочу тебе кое-что показать. Комиссару Орлоффу тоже, конечно.
   - Почему тебя так долго пришлось дожидаться? - требовательно спросил Бирнем. - Где ты был?
   - Я был занят! Чертовски занят! Не спал три ночи. - Проссер поднял глаза на собеседника, и его пухлое личико засияло от удовольствия. Неожиданно все встало на место - как в картинке-головоломке. Редкостное везение. Ну как тут не крутиться на полных оборотах.
   - Вам удалось получить плотное силовое поле? - с внезапным интересом спросил Орлофф. Проссер досадливо поморщился:
   - Нет. Кое-что другое. Пойдемте покажу. - Он взглянул на часы и вскочил с кресла. - У нас есть полчаса. Пошли.
   В коридоре за дверью ждала тележка с электромотором. Проссер возбужденно говорил, рывком направляя загудевший механизм в глубины станции:
   - Теория! Теория! Чертовски важно! Ведь эмпирик - он что? Как возьмется за какое-то дело, так и будет до бесконечности ковыряться. Только жизнь зря проходит, ничего. не получается - он тычется наугад. Настоящий ученый действует в соответствии с теорией. Пусть математика решает все проблемы. - Довольство собой переполняло Проссера.
   Тележка остановилась на площадке перед огромными двойными дверями. Проссер выскочил и побежал вперед; остальные следовали за ним не столь поспешно.
   - Сюда! Сюда! - Проссер распахнул дверь и повел своих спутников по коридору и узкой лесенке; вскоре они оказались на балконе, опоясывающем огромный зал этажа в три высотой. Орлофф узнал ощетинившийся стальными и стеклянными трубками эллипсоид - это был атомный реактор.
   Поправив монокль, комиссар стал наблюдать за лихорадочной деятельностью в зале. Человек в наушниках на высоком стуле перед усеянной экранами приборов консолью взглянул вверх и помахал рукой. Проссер ухмыльнулся и помахал в ответ. - Это здесь вы создаете силовое поле? спросил Орлофф.
   - Точно! Вы когда-нибудь видели, как это делается?
   - Нет. - Комиссар смущенно улыбнулся. - Я даже не знаю, что это такое, за исключением того, что оно может служить противометеоритным экраном.
   - Все очень просто. Элементарно просто. Материя состоит из атомов. Атомы удерживаются вместе силами взаимодействия. Теперь уберите атомы, оставьте только взаимодействие. Это и есть силовое поле.
   Орлофф выглядел ошарашенным, и Бирнем хмыкнул и почесал ухо:
   - Твое объяснение напоминает мне наш ганимедский способ подъема яйца на высоту мили: нужно найти гору точно такой высоты, положить на неё яйцо, а потом убрать гору, вот и все.
   Комиссар по делам колоний расхохотался, а недовольный доктор Проссер надул губы:
   - Прекрати. Это не шутка. Силовые поля очень важны. Мы должны быть готовы, когда придут юпитериане.
   Неожиданное режущее уши гудение, раздавшееся снизу, заставило Проссера отскочить от перил балкона.
   - Сюда, за защитный экран, - выкрикнул он. - Включается двадцатимиллиметровое поле. Сильная радиация.
   Гудение почти прекратилось, и люди вышли на балкон снова. В зале, казалось, ничего не изменилось, но Проссер протянул руку над перилами и предложил:
   - Попробуйте!
   Орлофф осторожно вытянул палец, задохнулся от неожиданности и похлопал ладонью по чему-то невидимому. Ощущение было такое, словно касаешься очень упругой резины или преодолеваешь сопротивление пружины.
   Бирнем попробовал тоже.
   - Это лучше всего, что до сих пор получалось. - Он стал объяснять Орлоффу: - Двадцатимиллиметровое поле - это такое поле, которое способно при давлении в двадцать миллиметров ртутного столба изолировать вакуум от проникновения любых молекул.
   Комиссар кивнул:
   - Понятно: для того чтобы отгородиться от земной атмосферы, понадобилось бы семисотшестидесятимиллиметровое поле.
   - Верно. Это было бы поле для давления в одну атмосферу. Ну как, Проссер, это именно то, что тебя так взволновало?
   - Двадцатимиллиметровое поле? Конечно, нет. Я могу довести мощность до двухсот пятидесяти миллиметров, используя активированный пентасульфид ванадия. Но только это делать не стоит. Умелец-эмпирик именно так бы и поступил и разнес бы всю станцию на части. Настоящий ученый полагается на теорию и не торопится. - Проссер подмигнул Бирнему: - Мы теперь заняты тем, чтобы придать полю жесткость. Смотри!
   - Нужно встать за экран?
   - Теперь уже нет. Сильная радиация бывает только вначале.
   Гудение снова усилилось, но не в такой степени, как раньше. Проссер что-то прокричал человеку за консолью, но получил в ответ только неопределенный жест. Затем оператор поднял вверх сжатый кулак, и Проссер возбужденно выкрикнул:
   - Мы перевалили за пятьдесят миллиметров! Пощупайте теперь!
   Орлофф протянул руку и с любопытством потыкал пальцем в пустоту. Резиновая преграда затвердела! Орлофф попытался захватить резиновую поверхность между большим и указательным пальцами - настолько совершенна была иллюзия, - но тут у него в руке не оказалось ничего, кроме не оказывающего никакого сопротивления воздуха.
   Проссер нетерпеливо пощелкал языком:
   - Под прямым углом к направлению поля никакого сопротивления не будет. Это же элементарная механика. Человек за консолью снова начал жестикулировать.
   - Перевалило за семьдесят, - объяснил Проссер. - Теперь мы будем наращивать мощность медленно. Критическая точка - 83,42 миллиметра.
   Он перегнулся через перила и тут же стал отталкивать Орлоффа и Бирнема к стене.
   - Назад! Опасность! - Его голос перешел в вопль: - Берегись! Решетка реактора коробится!
   Гудение перешло в хриплый рев. Человек у консоли лихорадочно вертел рукоятки. Красное свечение, исходящее из кварцевого окошка в центре реактора, приобрело угрожающую яркость.
   Затем гудение на секунду смолкло и тут же возобновилось с невероятной силой. Воздушная волна швырнула Орлоффа к стене. Упавший рядом с ним Проссер вскочил на ноги. На лбу у него кровоточил порез.
   - Ранены? Нет? Прекрасно. Я ожидал чего-то в этом роде. Нужно было вас предупредить. Пошли вниз. Где Бирнем?
   Высокий ганимедец поднялся с пола и отряхнул пыль с одежды.
   - Я здесь. Что взорвалось?
   - Ничего не взорвалось. Кое-что покоробилось. Пошли, нам теперь нужно вниз. - Он промокнул кровь на лбу носовым платком и повел своих спутников вниз по лестнице.
   Человек у консоли снял наушники и встал со стула. Он выглядел выжатым, как лимон, его перепачканное лицо было покрыто потом.
   - Эта чертовщина началась при 82,8, босс, и почти застала меня врасплох.
   - Ах вот как! - рявкнул Проссер. - Впрочем, в пределах допустимой ошибки, не так ли? Как там реактор? Эй, Стоддард!
   Техник, которого окликнул Проссер, отозвался со своего места у реактора:
   - Трубка пять сдохла. Понадобится два дня на замену. Проссер довольно кивнул и сказал:
   - Все сработало. Прошло в точности как должно было. Проблема разрешена, джентльмены. Все трудности позади. Пошли обратно ко мне в кабинет Есть хочется. А потом - спать.
   Проссер не возвращался к интересующей всех теме до тех пор, пока не оказался за столом в своем кабинете и не откусил разом чуть ли не половину бутерброда с паштетом. Проссер обратился к Бирнему.
   - Помнишь работу по устойчивости пространства, которую мы делали в июне? Тогда ничего не вышло, но мы продолжали , копать. Финч на прошлой неделе нашел зацепку, а мне удалось понять, в чем дело Все стало на свое место, пошло как по маслу. Никогда не видел ничего подобного.
   - Давай рассказывай, - ответил Бирнем спокойно. Он достаточно хорошо знал Проссера, чтобы не выказывать нетерпения.
   - Ты же видел, что произошло. Когда поле переходит за 83,42 миллиметра, оно становится неустойчивым. Пространство внутри не выдерживает. Оно выпячивается, и поле взрывается. Бум!
   У Бирнема отвисла челюсть, а ручки кресла, в котором сидел Орлофф, заскрипели под стиснувшими их пальцами. Секунду царила тишина, а затем Бирнем слабым голосом спросил:
   - Ты хочешь сказать, что создание более сильных полей невозможно?
   - Ну почему же. Создать их можно. Но чем они плотнее, тем неустойчивее. Если бы я включил двухсотпятидесяти-миллиметровое поле, оно просуществовало бы одну десятую секунды; Потом бум! Вся станция разлетелась бы на части. И я вместе с ней. Практик-умелец именно это и сделал бы. Ученого предупреждает теория. Нужно работать осторожно - как я. Никакого ущерба.
   Орлофф засунул монокль в карман и сказал дрожащим голосом:
   - Но если силовое поле - это взаимодействие между атомами, то почему сталь не взрывается - ведь между её атомами связи очень сильны, а пространство при этом не выпячивается. Здесь какое-то противоречие!
   Проссер бросил на комиссара недовольный взгляд:
   - Никакого противоречия. Критическая величина зависит от количества генераторов поля. Каждый атом стали сам является таким генератором - в каждой унции стали таких генераторов триста миллиардов триллионов. Если бы мы могли использовать такое же количество... На практике наш предел - сто генераторов. Это дает критическую величину всего в 97 или около того.
   Проссер вскочил и продолжал говорить с неожиданным воодушевлением.
   - Нет, проблемы больше не существует. Абсолютно невозможно создать силовое поле, которое могло бы противостоять давлению в одну атмосферу больше сотой доли секунды. О давлении атмосферы Юпитера и думать нечего. Так говорят холодные цифры, а эксперимент подтверждает это. Пространство не выдержит!
   Пусть юпитериане стараются хоть до посинения. Им не удастся покинуть планету! Это окончательно! Навсегда! Навсегда!
   Орлофф спросил:
   - Господин секретарь, могу я послать отсюда сообщение? Я хочу передать на Землю, что возвращаюсь со следующим кораблем и что юпитерианской проблемы больше не существует - отныне и навсегда.
   Бирнем молчал, но облегчение, отразившееся на его лице, когда он пожимал руку комиссару, сделало его почти красивым.
   А доктор Проссер повторял, по-птичьи кивая головой:
   - Это окончательно! Навсегда!
   Хэл Таттл посмотрел на капитана Эверетта, командира космолета "Прозрачный", новейшего пополнения флота компании "Комета", когда тот вошел в обсервационную рубку на носу.
   Капитан сказал:
   - Только что получено сообщение из штаб-квартиры в Таксоне. Мы должны забрать комиссара по делам колоний Орлоффа из Юпитерополиса на Ганимеде и доставить его на "Землю.
   - Хорошо. Других кораблей поблизости нет?
   - Нет. Ведь мы вдалеке от обычных маршрутов. О нас впервые узнают в Солнечной системе, когда "Прозрачный" сядет на Ганимеде. Это будет сенсация - величайшая сенсация со времен первой высадки на Луне. - Голос капитана неожиданно приобрел заботливую интонацию. - Что-нибудь не так, Хэл? Ведь это твой триумф!
   Хэл Таттл смотрел в темноту космоса.
   - Да, наверное. Десять лет работы, Сэм. Я лишился глаза и руки при том первом взрыве, но не жалею об этом. Теперь просто наступила реакция. Проблема разрешена, работе всей моей жизни пришел конец.
   - Конец пришел и кораблям с металлическими корпусами. Таттл улыбнулся:
   - Да. В это трудно поверить, не правда ли? - Он вытянул руку. - Ты видишь звезды? Часть времени между ними и нами ничего нет. Странное чувство. - В его голосе зазвучала грусть. - Девять лет у меня ничего не получалось. Я ведь не теоретик, я никогда на самом деле не знал, к чему в конце концов приду, - я просто пробовал все, до чего мог додуматься. Однажды я перестарался, и поле взорвалось. Я заплатил за ошибку глазом и рукой и начал сначала.
   Капитан Эверетт ударил кулаком по корпусу корабля - корпусу, сквозь который беспрепятственно сияли звезды. Раздался глухой звук-рука встретила неподдающуюся поверхность, - но невидимая стена погасила удар.
   Таттл кивнул:
   - Она достаточно солидна - хотя возникает и исчезает восемьсот тысяч раз в секунду. Идею мне подала стробоскопическая лампа. Ну, ты знаешь - они включаются и выключаются с такой частотой, что возникает иллюзия непрерывного свечения.
   Так же и с корпусом. Поле каждый раз включается не столь надолго, чтобы вызвать выпячивание пространства, и выключается тоже не на столько времени, чтобы оказалась возможной утечка воздуха. В результате корпус оказывается крепче стального.
   Он помолчал и медленно добавил:
   - И кто знает, какие горизонты тут откроются. Можно ведь усилить эффект. Поле может включаться и выключаться миллионы раз в секунду - а то и миллиарды. Можно создать экран, который защитит от атомного взрыва... Работа всей моей жизни!
   Капитан Эверетт похлопал Таттла по плечу:
   - Брось, старина. Подумай лучше о посадке на Ганимеде. Черт возьми! Ну и сенсация же будет! Ты только представь себе лицо Орлоффа, когда он узнает, что станет первым в истории пассажиром, путешествующим на корабле с силовым полем в качестве корпуса. Как ты думаешь, что он почувствует?
   - Хэл Таттл пожал плечами:
   - Ну, наверное, ему это будет приятно.