Азимов Айзек. Поющий колокольчик

   Доктор Эрт спросил:
   – А не проще ли прибегнуть к психоскопии, ведь теперь это узаконено.
   Дейвенпорт нахмурился, и шрам у него на щеке побелел.
   – Разве вам не известен закон Конского-Хиакавы, доктор Эрт?
   – Нет.
   – Он, по-моему, никому не известен. Внутренний мир человека, заявляет государство, свободен от посягательств. Прекрасно, но что отсюда вытекает? Человек, подвергнутый психоскопии, имеет право на такую компенсацию, какой он только сумеет добиться от суда. Недавно один банковский кассир получил 25 000 долларов возмещения за психоскопическую проверку по поводу необоснованного обвинения в растрате. А косвенные улики, которые как будто указывали на растрату, в действительности оказались связанными с любовной интрижкой. Кассир подал иск, указывая, что он лишился места, был вынужден принимать меры предосторожности, так как оскорбленный муж грозил ему расправой, и, наконец, его выставили на посмешище, поскольку газетный репортер узнал и описал результаты психоскопической проверки, проведенной судом.
   – Мне кажется, у этого кассира были основания для иска.
   – Конечно. В том-то и беда. А кроме того, следует помнить еще один пункт: человек, один раз подвергнутый психоскопии по какой бы то ни было причине, не может быть подвергнут ей вторично. Нельзя дважды подвергать опасности психику человека, гласит закон.
   – Не слишком-то удобный закон.
   – Вот именно. Психоскопию узаконили два года назад, и за это время все воры и аферисты старались пройти психоскопию из-за карманной кражи, чтобы потом спокойно приниматься за крупные дела. Таким образом, наше Главное управление разрешит подвергнуть Пейтона психоскопии, только если против него будут собраны веские улики. И не обязательно веские с точки зрения закона – лишь бы поверило мое начальство. Самое скверное, доктор Эрт, что мы не можем передать дело в суд, не проведя психоскопической проверки. Убийство – слишком серьезное преступление, и, если обвиняемый не будет подвергнут психоскопии, даже самый тупой присяжный решит, что обвинение не уверено в своих позициях.
   – Так что же вам нужно от меня?
   – Доказательство того, что в августе Пейтон побывал на Луне. И оно мне нужно немедленно. Пейтон арестован по подозрению, и долго держать его под стражей я не могу. А если об этом убийстве кто-нибудь проведает, мировая пресса взорвется, как астероид, угодивший в атмосферу Юпитера. Ведь это же сенсационное преступление – первое убийство на Луне.
   – Когда именно было совершено убийство? – тон Эрта внезапно стал деловитым.
   – Двадцать седьмого августа.
   – Когда вы арестовали Пейтона?
   – Вчера, тридцатого августа.
   – Значит, если Пейтон – убийца, у него должно было хватить времени вернуться на Землю.
   – Времени у него было в обрез. – Дейвенпорт сжал губы. – Если бы я не опоздал на день, если бы оказалось, что его дом пуст…
   – Как по-вашему, сколько они всего пробыли на Луне, убийца и убитый?
   – Судя по количеству следов, несколько дней. Не меньше недели.
   – Корабль, на котором они летели, был обнаружен?
   – Нет, и вряд ли он будет обнаружен. Часов десять назад обсерватория Денверского университета сообщила об увеличении радиоактивного фона, возникшем позавчера в шесть вечера и державшемся несколько часов. Ведь совсем нетрудно, доктор Эрт, установить приборы на корабле так, чтобы он взлетел без экипажа и взорвался примерно в пятидесяти милях от Земли от короткого замыкания в микрореакторах.
   – На месте Пейтона, – задумчиво проговорил доктор Эрт, – я убил бы сообщника на борту корабля и взорвал бы корабль вместе с трупом.
   – Вы не знаете Пейтона, – мрачно ответил Дейвенпорт. – Он упивается своими победами над законом. Он их смакует. Труп, оставленный на Луне, это вызов нам.
   – Вот как! – Эрт погладил себя по животу и добавил:
   – Что ж, возможно, мне это и удастся.
   – Доказать, что он был на Луне?
   – Составить свое мнение на этот счет.
   – Теперь же?
   – Чем скорее, тем лучше. Если, конечно, мне можно будет побеседовать с мистером Пейтоном.
   – Это я устрою. Меня ждет антигравитационный реактивный самолет. Через двадцать минут мы будем в Вашингтоне.
   На толстой физиономии экстратерролога выразилось глубочайшее смятение. Он вскочил и бросился в самый темный угол своей загроможденной вещами комнаты, подальше от агента ЗБР.
   – Ни за что!
   – В чем дело, доктор Эрт?
   – Я не полечу на реактивном самолете. Я им не доверяю.
   Дейвенпорт озадаченно уставился на доктора Эрта и пробормотал, запинаясь:
   – А монорельсовая дорога?
   – Я не доверяю никаким средствам передвижения, – отрезал доктор Эрт. Не доверяю. Только пешком. Пешком – пожалуйста.
   Потом он вдруг оживился.
   – А вы не могли бы привезти мистера Пейтона в наш город, куда-нибудь поблизости? В здание муниципалитета, например? До муниципалитета мне дойти не трудно.
   Дейвенпорт растерянно обвел глазами комнату. Кругом стояли бесчисленные тома, повествующие о световых годах. В открытую дверь соседнего зала виднелись сувениры далеких миров. Он перевел взгляд на доктора Эрта, который побледнел от одной только мысли о реактивном самолете, и пожал плечами.
   – Я привезу Пейтона сюда. В эту комнату. Это вас устроит?
   Доктор Эрт испустил вздох облегчения.
   – Вполне.
   – Надеюсь, у вас что-нибудь получится, доктор Эрт.
   – Я сделаю все, что в моих силах, мистер Дейвенпорт.
   Луис Пейтон брезгливо осмотрел комнату и смерил презрительным взглядом толстяка, любезно ему кивавшего. Он покосился на предложенный стул и, прежде чем сесть, смахнул с него рукой пыль. Дейвенпорт сел рядом, поправил кобуру бластера.
   Толстяк с улыбкой уселся и стал поглаживать свое округлое брюшко, словно он только что отлично поел и хочет, чтобы об этом знал весь мир.
   – Добрый вечер, мистер Пейтон, – сказал он. – Я доктор Уэнделл Эрт, экстратерролог.
   Пейтон снова взглянул на него.
   – А что вам нужно от меня?
   – Я хочу знать, были ли вы в августе на Луне.
   – Нет.
   – Однако ни один человек на Земле не видел вас между первым и тридцатым августа.
   – Я проводил август, как обычно. В этом месяце меня никогда не видят. Спросите хоть у него.
   И Пейтон кивнул в сторону Дейвенпорта.
   Доктор Эрт усмехнулся.
   – Ах, если бы у вас был какой-нибудь объективный критерий! Если бы между Луной и Землей существовали какие-то физические различия. Скажем, мы сделали бы анализ пыли с ваших волос и сказали: «Ага, лунные породы». К сожалению, это невозможно. Лунные породы ничем не отличаются от земных. Да если бы даже они и отличались, у вас на волосах все равно не найти ни одной пылинки, разве что вы выходили на лунную поверхность без скафандра, а это маловероятно.
   Пейтон слушал его, сохраняя полнейшее равнодушие.
   Доктор Эрт продолжал, благодушно улыбаясь и поправляя рукой очки, которые плохо держались на его крохотном носике:
   – Человек в космосе или на Луне дышит земным воздухом, ест земную пищу. И на корабле, и в скафандре он остается в земных условиях. Мы разыскиваем человека, который два дня летел на Луну, пробыл на Луне по крайней мере неделю и еще два дня потратил на возвращение на Землю. Все это время он сохранял вокруг себя земные условия, что очень усложняет нашу задачу.
   – Мне кажется, – сказал Пейтон, – вы могли бы ее облегчить, если бы отпустили меня и начали поиски настоящего убийцы.
   – Это не исключено, – сказал доктор Эрт. – Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?
   Он пошарил пухлой рукой на полу возле кресла и поднял серый шарик, который отбрасывал приглушенные блики.
   Пейтон улыбнулся.
   – Я бы сказал, что это поющий колокольчик.
   – Да, это поющий колокольчик. Убийство было совершено ради поющих колокольчиков… Как вам нравится этот экземпляр?
   – По-моему, он с большим изъяном.
   – Рассмотрите его повнимательнее, – сказал доктор Эрт и внезапно бросил колокольчик Пейтону, который сидел от него в двух метрах.
   Дейвенпорт вскрикнул и приподнялся на стуле. Пейтон вскинул руки и успел поймать колокольчик.
   – Идиот! Кто же их так бросает, – сказал Пейтон.
   – Вы относитесь к поющим колокольчикам с почтением, не правда ли?
   – Со слишком большим почтением, чтобы их разбивать. И это по крайней мере не преступление.
   Пейтон тихонько погладил колокольчик, потом поднял его к уху и слегка встряхнул, прислушиваясь к мягкому шороху осколков лунолита – маленьких кусочков пемзы, сталкивающихся в пустоте.
   Затем, подняв колокольчик за вделанную в него проволочку, он уверенным и привычным движением провел ногтем большого пальца по выпуклой поверхности. И колокольчик запел. Звук был нежный, напоминающий флейту, задрожав, он медленно замер, вызывая в памяти картину летних сумерек.
   Несколько секунд все трое завороженно слушали.
   А потом доктор Эрт сказал:
   – Бросьте его мне, мистер Пейтон. Скорее!
   И он повелительно протянул руку.
   Машинально Луис Пейтон бросил колокольчик. Он описал короткую дугу и, не долетев до протянутой руки доктора Эрта, с горестным звенящим стоном вдребезги разбился на полу.
   Дейвенпорт и Пейтон, охваченные одним чувством, молча смотрели на серые осколки и толком не расслышали, как доктор Эрт спокойно произнес:
   – Когда будет обнаружен тайник, где преступник укрыл неотшлифованные колокольчики, я хотел бы получить безупречный и правильно отшлифованный экземпляр в качестве возмещения за разбитый и в качестве моего гонорара.
   – Гонорара? За что же? – сердито спросил Дейвенпорт.
   – Но ведь теперь все очевидно. Хотя несколько минут назад в моей маленькой речи я не упомянул об этом, но тем не менее одну земную особенность космический путешественник взять с собой не может… Я имею в виду силу земного притяжения. Мистер Пейтон очень неловко бросил столь ценную вещь, а это неопровержимо доказывает, что его мышцы еще не приспособились вновь к земному притяжению. Как специалист, мистер Дейвенпорт, я утверждаю: арестованный последнее время находился вне Земли. Он был либо в космическом пространстве, либо на какой-то планете, значительно уступающей Земле в размерах, например на Луне.
   Дейвенпорт с торжеством вскочил на ноги.
   – Будьте добры, дайте мне письменное заключение, – сказал он, положив руку на бластер, – и его будет достаточно, чтобы получить санкцию на применение психоскопии.
   Луис Пейтон и не думал сопротивляться. Оглушенный случившимся, он сознавал только одно: в завещании ему придется упомянуть, что его блистательный путь завершился полным крахом.