Письмо вручила Николаю II Елена Ивановна Мотовилова (1823–1910), вдова секретаря святого старца Н. А. Мотовилова (1808–1879). Это письмо преподобный Серафим написал, запечатал мягким хлебом и передал Мотовилову со словами: «Ты не доживешь, а жена твоя доживет, когда в Дивеево приедет вся царская фамилия обо мне молиться и царь придет к ней. Пусть она ему передаст».
   Кстати, по свидетельству церковного писателя С. А. Нилуса, который несколько раз беседовал с Еленой Ивановной (еще до Саровских торжеств 1903 года), старец Серафим в октябре 1831 года, за год с небольшим до кончины, предсказал Мотовилову его будущую невесту, которой было в то время 8 лет, а ей, простой крестьянской девчонке, подарил шесть букварей («азбучек») со словами «по времени они тебе пригодятся». И родилось в семье Мотовиловых со временем ровно шесть детей [19].
   Итак, Государь получил этот пакет 20 июля 1903 года.
   Наталья Леонидовна Чичагова (дочь владыки Серафима Чичагова), вспоминала:
   Государь принял письмо, с благоговением положил его в грудной карман, сказав, что будет читать письмо после <…> Когда Государь прочитал письмо, уже вернувшись в игуменский корпус, он горько заплакал. Придворные утешали его, говоря, что хотя батюшка Серафим и святой, но может ошибаться, но Государь плакал безутешно. Содержание письма осталось никому не известно [7].
   Некоторые свидетели называли письмо «рукописью» или «пакетом»: видимо, оно было немалого объема, на многих страницах.
   Можно только предполагать, что святой прозорливец ясно видел будущее, а потому предохранял от какой-либо ошибки и предупреждал о грядущих грозных событиях, укрепляя в вере, что «все это совершится не случайно, а по предопределению Предвечного небесного Совета, дабы в трудные минуты тяжких испытаний Государь не пал духом и донес свой тяжелый мученический крест до конца».
   Что было дальше? Из записей протоиерея Стефана Ляшевского [7]:
   Во время прославления в Дивееве жила знаменитая на всю Россию Христа ради юродивая блаженная Паша Саровская. Государь был осведомлен не только о Дивееве, но и о Паше Саровской. Государь со всеми великими князьями и тремя митрополитами проследовали из Сарова в Дивеево, куда на торжество собралось около двухсот тысяч человек. Вдоль дороги по обеим сторонам вышли также все 850 монахинь обители. В экипаже они все подъехали к келии блаженной Паши. Матушка игуменья, конечно, знала об этом предполагавшемся визите, но не велела готовиться особо, а только попросила сделать из глины девять солдатиков и сварить чугунок картошки в мундирах. Затем она приказала вынести из келии все стулья и постелить большой ковер. Их величества, все князья и митрополиты едва смогли войти в эту келию.
   Параскева Ивановна, когда Государь вошел, взяла палочку и посшибала головки у всех солдатиков – предсказывая мученическую кончину Царской семьи.[8] К трапезе блаженная предложила картошку в мундирах, что означало суровость их последних дней. Она сидела, как почти всегда, на кровати, смотрела на Государя, а потом сказала: «Пусть только Царь с Царицей останутся». Государь попросил оставить его и Государыню одних, – видимо, предстоял какой-то очень серьезный разговор.
   Все вышли и сели в свои экипажи, ожидая выхода их Величеств. Матушка игуменья выходила из келии последняя, но послушница оставалась. И вдруг матушка игуменья слышит, как Параскева Ивановна, обращаясь к царствующим особам, сказала: «Садитесь». Государь оглянулся и, увидев, что негде сесть, – смутился, а блаженная говорит им: «Садитесь на пол». Вспомним, что Государь был арестован на станции Дно! Великое смирение – Государь и Государыня опустились на ковер, иначе бы они не устояли от ужаса, который им говорила Параскева Ивановна.
   Она сказала им все, что потом исполнилось, т. е. о гибели России, Династии, разгроме Церкви и море крови. Беседа продолжалась очень долго, их Величества ужасались, Государыня была близка к обмороку, наконец, она сказала: «Я вам не верю, этого не может быть!» Это ведь было за год до рождения Наследника, и они очень хотели иметь сына, и Параскева Ивановна достала с кровати кусок красной материи и говорит: «Это твоему сынишке на штанишки, и когда он родится, тогда поверишь тому, о чем я говорила вам».
   С этого момента Государь начал считать себя обреченным на крестные муки, и позже говорил не раз: “Нет такой жертвы, которую я бы не принес, чтобы спасти Россию” [7].
* * *
   Журнал Валаамского общества Америки «Русский паломник» в 1990 году сообщал:
   Княгиня Наталья Владимировна Урусова, нам лично знакомая, была в переписке с Е. Ю. Концевич, которая нам оставила письма, равно как и воспоминания покойной княгини. Вот что сообщается ею:
   Я знаю о пророчестве преп. Серафима о падении и восстановлении России; я лично это знаю. Когда в начале 1918 года горел Ярославль и я бежала с детьми в Сергиев Посад, то там познакомилась с графом Олсуфьевым, еще сравнительно молодым. Он для спасения каких-то документов, должных быть уничтоженными дьявольской силой большевизма, сумел устроиться при библиотеке Троице-Сергиевой Академии. Вскоре был расстрелян. Он принес мне однажды для прочтения письмо со словами: «Это я храню, как зеницу ока». Письмо, пожелтелое от времени, с сильно полинявшим чернилом, было написано собственноручно св. преподобным Серафимом Саровским – Мотовилову. В письме было предсказание о тех ужасах и бедствиях, которые постигнут Россию, и помню только, что было в нем сказано и о помиловании и спасении России. Года я не могу вспомнить, т. к. прошло 28 лет, и память мне может изменить, да и каюсь, что не прочла с должным вниманием, т. к. год указывался отдаленно, а спасения и избавления хотелось немедленно еще с самого начала революции; и думается, что это был 1947 год[9]: во всяком случае, в последних годах XX столетия. Простить себе не могу, что не списала копию с письма, но голова была так занята, и мозги так уставали в поисках насущных потребностей для детей, что этим только успокаиваю и оправдываю свою недальновидность… Письмо помню хорошо» [35, с. 94].
   Надо отметить, что Н. В. Урусова написала это письмо в 1946 году (за 45 лет до падения коммунизма), а журнал «Русский паломник» опубликовал это в 1990-м – т. е. еще за год до развала СССР и падения власти коммунистов.
   …Блаженная Прасковья Ивановна Саровская умерла в 1915 году. Есть воспоминания о том, что и в дальнейшем, после 1903 года, Государь неоднократно обращался к Прасковье Ивановне, посылал к ней великих князей. Евдокия Ивановна (келейница блаженной) говорила, что не успевал один уехать, другой приезжал. После смерти келейницы Прасковьи Ивановны, матушки Серафимы, спрашивали все через Евдокию Ивановну. Она передавала, что Прасковья Ивановна сказала: «Государь, сойди с престола Сам!»
* * *
   Через сто дней после обретения небесного покровителя преподобного Серафима Саровского Александра Федоровна зачала наследника. Мальчик родился 30 июля 1904 года в маленьком летнем дворце в Петергофе. Николай II записал в своем дневнике:
   30 июля. Незабвенный великий для нас день, в который так явно посетила нас милость Божья. В час с четвертью дня у Аликс родился сын, которого при молитве нарекли Алексеем. Все произошло замечательно скоро, для меня, по крайней мере. Нет слов, чтобы достаточно благодарить Бога за ниспосланное им утешение в эту годину трудных испытаний.
   Мальчика назвали Алексеем в честь второго царя из династии Романовых, Алексея Михайловича, за глубокую религиозность, доброту и благонравие прозванного «Тишайшим». Николай II очень его любил, – и, заметим, он не любил Петра I, который не отличался ни добротой, ни добронравием, и религиозность свою сам «разукрашивал» более чем сомнительными пьяными «шутейными соборами». Однако именно после Петра I Романовы избегали давать имя Алексей своим наследникам, т. к., по преданию, перед гибелью сын Петра царевич Алексей прокричал проклятие Романовскому роду – своему роду [25].

Глава 5
1905 год, январь

   С 1904 года Николай II меняет внутреннюю политику России. После убийства эсерами министра внутренних дел Плеве (июль 1904 года) Николай вместо ужесточения курса, как можно было ожидать, начинает готовить широкую программу либеральных реформ и назначает новым министром внутренних дел либерального князя Святополк-Мирского, который заявил о желании правительства «установить отношения доверия с обществом». Осень 1904 года была началом «политической весны». Ее можно сравнить даже с горбачевской «перестройкой» 1980-х годов! Печать стала свободно критиковать бюрократию и обсуждать вопрос о необходимости коренных реформ. 12 декабря 1904 года правительство опубликовало указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», содержавший широкую программу реформ. Это происходило во время битвы с японцами за Порт-Артур, после тяжелых поражений. Разработать новое либеральное законодательство было поручено С. Ю. Витте. Накануне нового 1905 года вся думающая Россия жила в ожидании огромных перемен сверху, а возможно и Конституции. Либералы праздновали полную победу. Но рано.
   Уже 1 января 1905 года в знак протеста против новой политики ушел со своего поста один из вождей «правых» Д. Ф. Трепов, глава московской полиции. Но этот жест был лишь видимой частью назревавших событий. Главное развернулось через несколько дней в столице, в украшенном изморозью Санкт-Петербурге.
СТРАННЫЙ ВЫСТРЕЛ НА ВОДОСВЯТИЕ
   6 января 1905 года на Водосвятие, на Иордане у Зимнего Дворца при салюте из орудий от Петропавловской крепости одно орудие оказалось заряженным картечью, и картечь ударила по окнам дворца, где находилось духовенство, свита Государя и сам Государь [5, 19][10].
   Упоминавшийся ранее П. Н. Шабельский-Борк описал это событие так:
   Близко просвистела картечь, как топором, срубило древко церковной хоругви над царской головой. Но крепкою рукой успел протодиакон подхватить падающую хоругвь и могучим голосом запел он: «Спаси, Господи, люди Твоя»… Чудо Божие хранило Государя для России. Оглянулся Государь, ни один мускул не дрогнул в его лице, только в лучистых глазах отразилась бесконечная грусть. Быть может, вспомнились ему тогда предсказания Богосветлого Серафима и Авеля Вещего об ожидающем его крестном пути [11].
   Патетический слог русского офицера-монархиста, ветерана Первой мировой, здесь понятен.
   На самом деле, спокойствие, с которым Николай II отнесся к происшествию, грозившему ему смертью, было до того поразительно, что оно обратило на себя внимание ближайших к нему лиц окружавшей его свиты. Он, как говорится, бровью не повел и только спросил: «Кто командовал батареей?» И когда ему назвали имя, то он участливо и с сожалением промолвил, зная, какому наказанию должен будет подлежать командовавший офицер: «Ах, бедный, бедный Карцев, как же мне жаль его!»
   Государя спросили, как подействовало на него происшествие. Он ответил: «До восемнадцатого года я ничего не боюсь».
   Командира батареи и офицера Карцева, распоряжавшегося стрельбой, Государь простил, т. к. раненых, по особой милости Божией, не оказалось, за исключением одного городового, получившего самое легкое ранение. Звали же того городового Петр Романов.
   Заряд, предназначенный злым умыслом царственному Романову, Романова задел, но не того, на кого был нацелен: не вышли времена и сроки, далеко еще было до 1918 года.
КРОВАВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
   Мы расскажем об этой трагедии, а по сути удавшейся крупнейшей провокации революционеров (эсеров), в третьей части нашей книги («Россия, которая не знала…»). Здесь скажем только, что советская историческая «наука» значительно извратила события 9 января 1905 года. Кстати, сам термин «Кровавое воскресенье» ввел английский социалист Дилан.
ИСПОВЕДЬ ЦАРЯ. НОВЫЕ ТРАГЕДИИ И НОВЫЕ ПРОРОЧЕСТВА
   Трагические события 9 января 1905 года произвели на Царскую семью ужасное впечатление. Не будем здесь рассказывать о политических последствиях «Кровавого воскресенья», о революции 1905 года – задача этой части нашей книги другая. Здесь мы хотим раскрыть мистическую сторону истории России тех лет и Царской семьи.
   Мы убедились, что, начиная с 1901 года, когда стали известны предсказания Авеля, и, особенно после июля 1903 года, когда Николаю II было вручено личное письмо от небесного покровителя преподобного Серафима Саровского, – после этого, и последующих событий, которые, видимо, подтверждали предсказания обоих провидцев, Государь знал свою судьбу и, возможно, судьбу династии и судьбу России.
   Что мог и что должен был делать глубоко верующий человек, правитель России, в этой ситуации? Молиться Богу? Конечно, он молился, с искренней верой в заступничество свыше. Конечно, он продолжал править страной и принимал необходимые решения. Он делал что должно, но знал что будет…
   После 9 января Николай II встретился для исповеди и покаяния с известным «народным духовником», иеромонахом Варнавой из Гефсиманского скита близ Троице-Сергиевой Лавры. Этот старец, Василий Ильич Меркулов (1831–1906) к тому времени уже более тридцати лет был известен своей прозорливостью. За благословением и помощью духовной к нему шли паломники со всей России. О содержании беседы Императора со старцем Варнавой точных сведений нет. Достоверно известно лишь, что Варнава предсказал ему «Крестный путь» и дал благословение на принятие мученического конца, «когда Господу угодно будет этот крест на Него возложить». Он же предрек «небывалую еще славу царского имени его» в будущем, т. е. после мученической смерти [29].

Глава 6
Попытка переломить судьбу: 1905 год, март

   Революционеры с новой силой разворачивают террор. В феврале 1905 года в Москве они убивают великого князя Сергея Александровича, дядю Государя.
   Вероятно, в те дни между Николаем и Александрой происходит серьезный разговор о будущем. Все предсказания, которые они получили ранее из разных источников, неумолимо сбываются. Попытки преодолеть мрачные пророчества оказались безрезультатны.
   Неужели Николай II в то время не пытался «переломить» свою судьбу и, может быть, тем самым изменить и судьбу России? Наверное, многие задавались таким вопросом. Я искал следы такой попытки и нашел ответ сначала в статье покойного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна «Русь Соборная» [15], и затем в книгах известного церковного писателя С. Нилуса «На берегу Божией реки» [19] и в «Воспоминаниях товарища Обер-Прокурора Святейшего Синода князя Н. Д. Жевахова» [9].
   Оказалось, действительно, в феврале-марте 1905 года Николай решил переломить судьбу – отречься от трона в пользу маленького сына Алексея при регентстве (опеке) Александры и своего брата Михаила, а самому уйти в монахи. Однако митрополит Антоний (Вадковский) отказал ему в благословении на это решение: «Недопустимо строить свое личное спасение на оставлении своего царственного долга, Богом ему указанного…» [9]. Тогда, после долгих молитвенных раздумий, Николай решается восстановить патриаршество и затем возглавить Российскую православную церковь – и предложить Церкви избрать себя в патриархи.
   Напомним, что Петр I, стремясь для проведения коренных реформ установить «единую вертикаль власти», отменил патриаршество и учредил Святейший Синод, главу которого назначал сам Государь. Таким образом, русская Церковь потеряла свою независимость и роль «совести нации». Еще в XIX веке многим государственным и церковным деятелям стало ясно, что восстановление патриаршества необходимо для блага народа и страны. Вот что писал по этому поводу митрополит Иоанн (Снычев) в 1995 году:
   Сам Николай II, пожалуй, как никто другой из его венценосных предшественников, понимал жизненную необходимость восстановления соборного единства русской жизни. Хорошо зная историю, он прекрасно понимал, что ни дворянство, ни чиновничество, ни органы земского самоуправления не могут стать опорой Царю в стремлении «смирить всех в любовь». Сперва должны быть залечены те глубокие духовные раны, которые мешают восстановить былое мировоззренческое единство народа, единство его нравственных и религиозных идеалов, его национального самосознания и чувства долга.
   Единственной силой, способной на это, была Православная Церковь. И Государь совершенно правильно решил, что сперва должны быть восстановлены соборные начала в церковной жизни, а затем уж, опираясь на ее мощную духовную поддержку, – и в общественно-государственной области. Сначала собор церковный, а уж затем земский – таковы были планы Николая II. Ясно понимая, что никакой земский собор невозможен без единения с Церковью, Государь был готов произвести грандиозные перемены во всем строе государственно-церковной жизни [15].
   В марте 1905 года Государь сообщил членам Святейшего Синода о своем решении готовить восстановление патриаршества и созыв Собора. Синодалы начали готовить документы. 22 марта 1905 года в Синоде была составлена записка к Государю о необходимости восстановления патриаршества. В записке Синод, ссылаясь на каноны (например, 4-е и 5-е постановления Никейского Собора, где говорится о созыве Поместных Соборов каждые полгода), обосновывал необходимость созыва Поместного Собора, на котором необходимо избрать патриарха. Состав Синода должен быть изменен, избираться он должен на Соборе и действовать как орган при Патриархе, а не при Государе. Победоносцев (главный противник восстановления патриаршества) был обескуражен тем, что Синод, столько лет бывший ему полностью послушным, выступил против него.
   31 марта 1905 года Николай II, познакомившись с запиской синодалов, наложил резолюцию о готовности созвать Собор в благоприятное для сего время. Думаю, что тогда это не было отговоркой. Император действительно поддержал идею созыва Собора. Видимо, в тот же день, 31 марта 1905 года он и встретился с синодалами. Вероятно, на той встрече присутствовали известные сторонники восстановления патриаршества: товарищ обер-прокурора Святейшего Синода – Саблер Владимир Карлович; митрополит Петербургский Антоний (Вадковский), митрополит Московский Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский Флавиан (Городецкий); архиепископ Литовский Никандр, архиепископ Ярославский Иаков, архиепископ Могилевский Стефан, архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский); епископ Псковский Арсений (Стадницкий), епископ Волынский Антоний (Храповицкий).
   Известный церковный писатель С. А. Нилус приводит в своей книге рассказ одного из архиереев, участвовавших в той судьбоносной встрече в Святейшем Синоде [19]:
   Когда закончилась наша зимняя сессия, мы – синодалы, во главе с первенствующим Петербургским митрополитом Антонием (Вадковским), как по обычаю полагается по окончании сессии, отправились прощаться с Государем, и преподать Ему на дальнейшие труды благословение, то мы, по общему совету, решили намекнуть Ему в беседе о том, что не худо бы в церковном управлении поставить на очередь вопрос о восстановлении патриаршества в России, упраздненного Петром I. Каково же было удивление наше, когда, встретив нас чрезвычайно радушно и ласково, Государь с места Сам поставил нам вопрос в такой форме:
   «Мне, – сказал Он, – стало известно, что теперь и между вами в Синоде, и в обществе, много толкуют о восстановлении патриаршества в России. Вопрос этот нашел отклик в моем сердце и крайне заинтересовал меня. Я много о нем думал, ознакомился с текущей литературой этого вопроса, с историей патриаршества на Руси и его значения во дни великой смуты междуцарствия и пришел к заключению, что время назрело и что в России, переживающей новые смутные дни, патриарх и для церкви, и для государства, необходим. Думается мне, что и вы в Синоде не менее моего были заинтересованы этим вопросом. Если так, то каково ваше об этом мнение?»
   Мы, конечно, поспешили ответить Государю, что наше мнение вполне совпадает со всем, что Он только что перед нами высказал.
   «А если так, – продолжал Государь, – то вы, вероятно, уже между собой и кандидата себе в патриархи наметили?»
   Мы замялись и на вопрос Государя ответили молчанием.
   Подождав ответ и видя наше замешательство, Он сказал:
   «А что, если я – как вижу, вы кандидата еще не успели себе наметить или затрудняетесь в выборе, – что, если я сам вам его предложу, что вы на это скажете?»
   «Кто же он?» – спросили мы государя.
   «Кандидат этот, – ответил Он, – я. По соглашению с Императрицей я оставляю престол моему сыну и учреждаю при нем регентство из Государыни Императрицы и брата моего Михаила, а сам принимаю монашество и священный сан, с ним вместе предлагаю себя в патриархи. Угоден ли я вам, и что вы на это скажете?»
   Это было так неожиданно, так далеко от всех наших предложений, что мы не нашлись, что ответить, и… промолчали. Тогда, подождав несколько мгновений нашего ответа, Государь окинул нас пристальным и негодующим взглядом; встал молча, поклонился нам и вышел, а мы остались, как пришибленные, готовые, кажется, волосы на себе рвать за то, что не нашли в себе и не сумели дать достойного ответа. Нам нужно было ему в ноги поклониться, преклоняясь пред величием принимаемого им для спасения России подвига, а мы… промолчали.
   С той поры, – продолжает свой рассказ С. А. Нилус уже от себя, – никому из членов тогдашнего высшего церковного управления доступа к сердцу Цареву уже не было… между ними и его сердцем утвердилась непреодолимая стена, и веры им в сердце его уже не стало, оттого, что сердце Царево, истинно, в руце Божией, и благодаря происшедшему въяве открылось, что иерархи своих сил искали в патриаршестве, а не яже Божиих, и дом их был оставлен пуст… [19, с. 758–761].
   Современные либеральные круги в России настороженно относятся к церковному писателю С. А. Нилусу из-за его страстных усилий в начале ХХ века довести до царя содержание пресловутых «Протоколов сионских мудрецов» и из-за его брошюры «Близ есть при дверех», посвященной этой «скользкой» теме – да, это было. Однако его книги представляют несомненный исторический и духовный интерес в других отношениях.
   Поместный Собор для восстановления патриаршества был собран в 1917 году, но было уже поздно. Никто не знает, конечно, как развивались бы события, если бы члены Святейшего Синода не промолчали в марте 1905 года, но все же, может и не было бы тогда «мартобря семнадцатого».
   Однако теперь становится гораздо понятнее дальнейшее отношение Николая II к Святейшему Синоду, а также и его отношение к «последнему волхву империи» Распутину, – старцу из гущи народа, искренне верующему в Бога и Государя.
ОН НЕ СМОГ ПЕРЕЛОМИТЬ СУДЬБУ
   Итак, с января 1905 года в крупных городах России бушевала первая русская революция – точнее, революционеры развернули массовый террор против государственных деятелей и высших чиновников. На Дальнем Востоке в войне с Японией терпела жестокие поражения русская армия. В феврале 1905 года был убит великий князь Сергей Александрович, муж Елизаветы Федоровны, сестры Александры. В марте Святейший Синод фактически отказал Николаю II в его предложении восстановить патриаршество (а ранее и в его нижайшей просьбе о пострижении в монахи).
   Вероятно, весной 1905 года Николай был сокрушен духом. Но это было не проявлением слабости и бесхарактерности, а трагедией сильного, целеустремленного, умного и глубоко верующего человека, – последнего Государя России. По свидетельству монаха из Иоанновского монастыря на Карповке в Санкт-Петербурге:
   Будучи при батюшке Иоанне Кронштадтском, несколько раз был свидетелем, как к нему ночью приезжал Император Николай II. При последнем приезде Батюшка на его вопросы ему ответил, что есть только три пути для него: уехать за границу, оставить все и стать странником, оставаясь в России, или стать мучеником. Император выбрал путь мученика, вот откуда у него полное непротивление злым разрушительным силам, т. к. он заранее знал свой путь и будущее России. Это было полное смирение перед волей Божией, а не бесхарактерность, как клевещут на него люди противления [29].