«Куда садиться?» — напряженно работает мысль летчика. С трех сторон аэродром окружен возвышенностями, а с четвертой — река Прут. Тем временем высота теряется, самолет приближается к земле… В последний миг летчик успевает выключить зажигание, левой рукой упирается в приборную доску и успевает повернуть набок голову, чтобы при ударе не пострадали глаза… Больше ничего уже он не помнит. Самолет его приземлился на склоне холма. От удара головой о стекло летчик потерял сознание. Пришел в себя уже в санчасти в Стафанешти. Возле него сидел комдив Покрышкин.
— Что могло случиться с самолетом? Почему не полностью убралось шасси, а потом и отказал мотор?
Бельский, конечно, не мог знать причин неисправности. Это был первый случай полного отказа материальной части в его практике. Из-за этого ему не довелось участвовать в дальнейших боях под Яссами. Но летчики полка успешно вели воздушные бои с фашистскими асами, переброшенными на этот участок фронта из Италии.
За непродолжительное время боев в небе Румынии летчики 100-го гвардейского полка произвели 482 боевых вылета, провели 23 воздушных боя, в которых сбили 53 фашистских самолета. Понеся большие потери, фашистская авиация не выдернула борьбы и в начале июня почти прекратила свои действия.
На Берлинском направлении
— Что могло случиться с самолетом? Почему не полностью убралось шасси, а потом и отказал мотор?
Бельский, конечно, не мог знать причин неисправности. Это был первый случай полного отказа материальной части в его практике. Из-за этого ему не довелось участвовать в дальнейших боях под Яссами. Но летчики полка успешно вели воздушные бои с фашистскими асами, переброшенными на этот участок фронта из Италии.
За непродолжительное время боев в небе Румынии летчики 100-го гвардейского полка произвели 482 боевых вылета, провели 23 воздушных боя, в которых сбили 53 фашистских самолета. Понеся большие потери, фашистская авиация не выдернула борьбы и в начале июня почти прекратила свои действия.
На Берлинском направлении
Из Румынии 9-я гвардейская авиадивизия вновь возвратилась на Украину. Сначала все полки собрались на аэродроме Старо-Константиновка, а затем 100-й гвардейский полк перелетел на аэродром Михайловка под Бродами, расположенный всего в пяти километрах от линии фронта.
Чтобы раньше времени не дать противнику обнаружить аэродром, комдив Покрышкин приказал лететь на бреющем полете не выше двадцати пяти метров над землей. Подобного в практике летчиков дивизии еще не было, но приобретенный опыт и хорошая подготовка позволили им отлично справиться с перелетом. Каждый хорошо понимал: если враг обнаружит их, то нанесет сильнейший удар артиллерией по аэродрому.
Бои докатились сюда, на западные земли Украины, к самой государственной границе, как раз в пору созревания хлебов. Стояли теплые летние дни. Воздух наполнен запахами буйной, благоухающей зелени. Богата природа этого края, где поля чередуются с дремучими лесами и рощами, много рек и озер, поросших по берегам камышом и высокими травами. На полях золотились нескошенные хлеба, но отдельные участки пшеницы уже были убраны, ровными рядами растянулись копны свидетели начавшейся жатвы…
На такое поле с копнами и приземлились все три полка дивизии. Сразу после посадки рассредоточили самолеты и накрыли их снопами. И теперь уже ничто не напоминало о том, что здесь разместились боевые машины. Обычное поле с копнами сжатого хлеба.
Вечером, накануне предстоящих боев, в полку состоялось Партийное собрание. Вокруг, куда ни посмотри, в зале знакомые, дорогие однополчане, с которыми шел дорогами войны Иван Бельский. Все собранны, молчаливы, но радостно сверкали их глаза, на лицах ни малейшей тени усталости, как будто и не было тех длинных дорог, по которым пробивались сюда, к западной границе, в изнурительных боях наши авиаторы.
С докладом выступил командир полка Герой Советского Союза Лукьянов. Он подробно разъяснил характер предстоящих задач, обращая особое внимание на роль коммунистов и комсомольцев. Затем выступали авиаторы и клялись, не жалея сил и энергии, сражаться с коварным врагом.
— Беспощадно будем бить врага, каждую очередь — в цель! — поклялся Бельский в своем выступлении.
И все знали, что это не просто слова, а священная клятва Родине.
Настало утро 13 июля. На аэродроме техники, как всегда, хлопотали у самолетов, еще и еще раз проверяли работу всех систем. После обеда состоялся полковой митинг. В суровом молчании стояли шеренги эскадрилий, когда Бельский с ассистентами выносили полковое знамя. Начальник штаба майор Рыжов зачитал приказ по полку. Потом выступили летчики. Перед знаменем они клялись беспощадно громить врага, не жалея самой жизни.
Не успел еще окончиться митинг, как в небе, словно подтверждая мысли и чувства, высказанные выступающими, показались армады советских бомбардировщиков и штурмовиков, летевших к линии фронта; казалось, этой силе тесно в небе. А с передовой донесся тяжелый гул: то открыла огонь артиллерия. Началась знаменитая Львовско-Сандомирская операция.
Группа за группой шли на задание наши самолеты. Куда ни посмотри — в небе везде наши, наши… Кажется, не оставлено в нем и места для фашистов.
Как и раньше, истребителям ставили задачу прикрытия наступающих колонн наземных войск от ударов фашистской авиации, обеспечения действий других видов нашей авиации, особенно штурмовой, помогающей прорывать оборону и прокладывать дорогу к наступлению. Но вылетевшие на задания группы теперь не привязывались к определенным пунктам на земле, не обусловливалась и высота нахождения их. Истребителям давали простор для инициативы.
Поэтому летчики уходили за линию фронта, перехватывала и били внезапно и стремительно группы фашистских самолетов еще на подходе. Сброшенные фашистами бомбы сыпались на головы их же войск.
В кратковременных встречах на земле между боевыми вылетами летчики обменивались боевой информацией. При этом разговор всегда начинался с вопросов:
— А вам удалось повстречать фашистов? Сколько завалили «мессеров», «фоккеров»? Как протекал бой?..
Теперь любая встреча в воздухе, все воздушные бои, даже и с большими группами фашистов, расценивались нашими летчиками как удача.
Мало кто из опытных летчиков не увеличил в эти дни свой боевой счет. В 100-м же полку потерь ни летчиков, ни боевых машин не было. А вот событие в соседнем 104-м полку взволновало всех авиаторов.
…14 июля в небе над городом Львов завязались большие воздушные бои. Группа за группой по 10–14 самолетов из всех трех дивизий поочередно направились к древнему городу.
Фашистские «мессеры» и «фоккеры» появлялись периодически. Еще на подходе к городу их связывали боем наши истребители. «Фокке-Вульфы-190», которые использовались как штурмовики, летели с подвешенными бомбами и поэтому не могли успешно противодействовать нашим истребителям. От первых же атак «лавочкиных», «яков» и «кобр» многие «фоккеры» загорались, остальные рассыпались в разных направлениях, сбрасывая куда попало свои бомбы.
«Мессершмитты», находящиеся в прикрывающих группах, более активно вступали в воздушные бои, но изменить их в свою пользу они не могли. Итоги боев во всех случаях были заранее предрешены в пользу наших истребителей. Только в отдельных боях, используя внезапность нападения, чаще всего из-за облачности, они добивались частичных успехов: сбивали или подбивали отдельные наши самолеты, как правило, в первых атаках.
В этот день Иван Бельский вел свою группу на боевое задание в третий раз. Время было к вечеру. В небе, на фоне сплошной дымки, громоздились большие кучевые облака. Вершины их отсвечивали в лучах катившегося к горизонту солнца.
Еще группа собиралась в свой боевой порядок после взлета, а в наушниках слышались знакомые голоса летчиков — над Львовом шел очередной воздушный бой.
Летчиков группы Бельского особенно не беспокоило это, в первые два вылета им тоже пришлось вести воздушные бои, отражая налеты «Фокке-Вульфов-190», прикрываемых «мессершмиттами». Но вдруг голос по радио приковал внимание всех летчиков, находящихся в воздухе. Кто-то взволнованно, но четко передавал:
— Сбили Мишу… Девятаева… Опускается на парашюте…
Несколько дней в дивизии, и особенно в 104-м полку, судьба сбитого летчика волновала всех авиаторов. Волновало то, что летчик, судя по всему, попал в руки врагу. «Прелести» фашистского плена для летчиков были страшнее смерти в бою. Вначале надеялись разузнать что-либо о судьбе Девятаева после освобождения Львова, но эти надежды не сбылись.
…Прошло время, и весь мир облетела весть о неповторимом, действительно легендарном подвиге летчика Михаила Девятаева, подвиге, начало которого было в небе над древним украинским городом.
День 14 июля стал для Михаила Девятаева особенно памятным: раньше он отмечал в этот день свое рождение, теперь же этот день стал и-днем рождения его подвига: на захваченном у гитлеровцев бомбардировщике с группой товарищей он вырвался из фашистского плена.
Взволнованно обсуждался авиаторами и своеобразный подвиг летчика 100-го полка Петра Гучека, бывшего ведомого Ивана Бельского. Группа, которую возглавлял он, вела бои с пикирующими бомбардировщиками Ю-87, действия которых прикрывали «мессершмитты». Стремительной атакой ударная группа атаковала «юнкерсов». Те поспешно сбросили бомбы, не доходя до цели, и пикированием уходили в разных направлениях. Истребители продолжали их преследовать. Группа прикрытия наших истребителей, которую возглавлял Петр Гучек, накрепко связала «мессеров». Двух из них сразил меткими очередями Гучек. В это время выскочил из-за облачности один Ме-109. Сошлись они на параллельных курсах вплотную. Казалось, протяни руку — достанешь фашиста. Вести огонь по фашисту Гучек не мог. Для этого надо было произвести маневр, но фашистский летчик, вероятно, поняв свое незавидное положение, стал отворачиваться, чтобы скрыться в облачности. Тогда Гучек резким доворотом настигает фашиста и ударяет его своим самолетом. От удара крыло «мессершмитта» отвалилось. Остатки самолета закружились в стремительном падении к земле. Самолет Гучека благополучно приземлился и после незначительного ремонта вновь летал на задания.
Когда летчики обсуждали этот случай, они говорили и о том, что такие действия чрезвычайно рискованны и для самого атакующего. Гучек смущенно отвечал:
— Об этом некогда было думать. Просто не захотелось упускать этого фашиста живым. А насчет риска — ничего. Закончится война, тогда и мы перестанем рисковать…
Действительно опасным был этот воздушный бой Петра Гучека. Но это не слепой риск — в нем сочетались исключительное мужество, точный расчет и великолепное умение ориентироваться в трудной ситуации, подкрепленное незаурядным мастерством техники пилотирования, а главное — волей к победе. Этот фашист был пятнадцатым на боевом счету Гучека. Тепло поздравляли авиаторы своего боевого друга с очередной победой.
Господство нашей авиации во Львовско-Сандомирской операции было подавляющим. Теперь, кроме тактического и морального факторов, этому способствовало четырехкратное численное превосходство. Летчики 100-го полка только в первые дни боев под Львовом сбили 27 фашистских самолетов, сами не понеся потерь. Но враг был еще силен. В воздухе, как и на земле, шли ожесточенные бои.
В этот период Бельскому пришлось плечом к плечу воевать с Василием Бондаренко, уроженцем Полтавщины, и быть свидетелем его растущего мастерства.
В их полк он прибыл в последние дни боев на Кубани. Несколько неудачных боев с его участием, а главное — его своеобразный, строптивый характер, нередко приводивший к конфликтам, стали причиной того, что некоторые летчики не хотели идти с ним вместе на задание. Ему поручали главным образом вести воздушную разведку, наносить удары с воздуха по отдельным объектам, осуществлять связь с нашими наступающими войсками, перехватывать воздушных разведчиков противника.
Вот здесь и раскрылся его талант летчика-истребителя. Чаще всего в паре со своим ведомым Иваном Кондратьевым, а иногда двумя парами вылетал Василий Бондаренко на разведку далеко за линию фронта. В ясную погоду он поднимался на большую высоту, в ненастье, когда сплошная облачность прижимала почти к земле, на предельно малой высоте, зачастую на бреющем полете, летал по далеким тылам, собирая очень денные разведывательные данные для нашего командования. Его позывной «Василий» был хорошо известен в штабах наземных войск. Нередко оттуда, минуя ваши авиационные инстанции, приходили непосредственно в полк задания «Василию» для ведения разведки.
Но Василий Бондаренко мечтал о воздушных боях, а именно таких заданий ему не давали.
Бельский решил помочь талантливому летчику.
— Товарищ лейтенант, я вас возьму к себе, но при одном обязательном условии: будете в бою высокодисциплинированным. Запомните, наименьшей оплошности, неточности или несвоевременного выполнения команды я вам не прощу.
— Возьмите, товарищ командир! Я оправдаю ваше доверие. Вот увидите…
Узнав о решении Бельского, многие летчики открыто не одобряли его, предостерегали от возможных нежелательных последствий.
Первые вылеты с ним здесь, на львовском направлении, были очень несложными. Бельский внимательно присматривался к действиям Бондаренко, которого назначил своим заместителем по группе, ждал подходящего случая серьезного воздушного боя, чтобы в трудных ситуациях проверить его действия. И такой случай представился буквально на третий день после начала наступления наших войск.
Бельский вел группу из десяти самолетов в район Горохова. Они должны были прикрывать прорвавшие оборону и развивающие наступление наземные части от ударов противника с воздуха. В определенное время над линией фронта появлялись истребители врага, и, как и раньше, они пытались связать боем истребители нашего прикрытия. Сразу же после этого появлялись бомбардировщики или штурмовики и обрушивали свой бомбовый груз, а часто и пушечно-пулеметный огонь по нашим войскам; а затем быстро уходили с поля боя. И хотя фашисты уже потеряли свое былое господство в воздухе, они все же предпринимали яростные попытки нанести удар по нашим наземным войскам, задержать их наступление. Вот поэтому и повел Бельский свою группу в направлении, откуда обычно появлялись вражеские самолеты, с тем, чтобы встретить их на подходе к линии фронта.
Вскоре показался противник. Плотным строем, маскируясь нижним краем облачности, к линии фронта приближалось восемь самолетов ФВ-190. Ведущий группы решил атаковать их своей ударной группой — шестью машинами, используя внезапность, тоже из-под самой кромки облачности.
Ведущему прикрывающей четверки Василию Бондаренко приказал держаться в стороне. Противник не ожидал атаки здесь, на подходе к линии фронта, а плотный строй боевого порядка помешал ему предпринять маневр, чтобы уклониться от удара. В результате первой же атаки Бельскому удалось сбить ведущего, а остальные, сбрасывая бомбы куда попало, бросились врассыпную. Но наши летчики не отставали. От прицельного огня их загорелись и врезались в землю еще два самолета. Убедившись, что спастись бегством не удастся, гитлеровцы вступили в бой. В это время, услышав, наверное, по радио о завязавшейся схватке, со стороны линии фронта ринулись в атаку еще четыре «мессершмитта». Они явно рассчитывали на успех, так как знали, что наши самолеты связаны боем с «фоккерами». Но их стремительно перехватила четверка Василия Бондаренко. И вот уже объятые пламенем падают два «мессершмитта», два оставшихся пытаются уйти один, пикируя к земле, другой — набирая высоту. Бельский видит, как Бондаренко преследует уходящего в облако «мессера». Расстояние между ними резко сокращается. Успеет ли атаковать, пока тот не спрятался в облачности? Бондаренко открывает огонь, но силуэт «мессера» начинает расплываться в облаке, а затем и вовсе исчезает.
«Жаль. Опоздал малость», — подумал Бельский. И вдруг увидел, как, перевернувшись, вываливается из облака тот самый «мессершмитт». Еще несколько беспорядочных витков — и машина начинает распадаться на куски.
Не выдержав, он во весь голос кричит по радио:
— Замечательно, Бондаренко! Молодец, молодец, Василий!
Бой окончен. Результат — шесть сбитых фашистских самолетов. Наша группа потерь не имеет. Но, пожалуй, самое главное: «Фоккерам» не удалось сбросить бомбы на наши наступающие наземные войска. Этот бой стал решающим во взаимоотношениях Бельского с Бондаренко. Бондаренко выдержал в глазах Бельского экзамен на доверие, причем выдержал его с оценкой «отлично». Этот бой по-настоящему сроднил их. Неуклонно рос счет фашистских самолетов, сбитых Василием Бондаренко. За мужество, отвагу, проявленные в яростных воздушных схватках, Родина удостоила его звания Героя Советского Союза.
Однажды вечером, после разбора итогов боевых заданий, командир полка майор Лукьянов обращается к своему помощнику по воздушно-стрелковой службе:
— Бельский, тебе следовало бы немного отдохнуть от боевых заданий, да и рана на голове все еще не заживает… Полетишь в Староконстантинов с группой летчиков, оттуда перегонишь новые самолеты — пополнение боевых машин в полк.
Тот заупрямился:
— Поручите это задание кому-то другому, товарищ командир! От боевых вылетов я уже достаточно отдохнул на больничной кровати. Незажившая же рана меня ничуть не беспокоит. Я вполне здоров.
— Товарищ командир! — обратился присутствующий при этом разговоре заместитель командира полка по летной части Дмитрий Глинка. — Придется, наверное, за самолетами полететь мне. Там кто-то ухитряется снимать из кабин самолетов задние бронестекла, а ставить вместо них чугунные плиты. В тылу можно летать и с чугунными, а на фронте нужны бронестекла, в воздушных боях летчику необходим свободный обзор. Я попробую разобраться, чьи это проделки…
Майор Лукьянов согласился, чему Бельский был очень рад.
Утром 18 июля, когда машина с летчиками подъезжала к аэродрому, все увидели, как пошел на взлет самолет Ли-2. В нем было шесть наших летчиков во главе с дважды Героем Советского Союза Дмитрием Глинкой. Позже узнали, что там было еще двенадцать других военнослужащих. На глазах прибывших на аэродром летчиков самолет, едва оторвавшись от земли, заложив глубокий крен, резко пошел с набором высоты, а затем накренился на крыло. Перед самой землей летчик сумел задержать самолет в воздухе, убрав мгновенно крен. Кто-то из наблюдавших летчиков даже вскрикнул, увидев явное лихачество летчика на транспортном самолете, к тому же всем было понятно, что у него не совсем ладно с техникой пилотирования.
…Через несколько часов в полку узнали о трагедии. На маршруте перелета встретился туман. Особой серьезности для полета он не представлял: обычный утренний туман летом тонким покрывалом стелется над землей. В подобных случаях летчики ведут самолеты над туманом, поднимется только солнце над горизонтом, и разорвется покрывало тумана на отдельные хлопчатые лоскутья. Но, видно, летчик транспортного самолета не отличался элементарной дисциплинированностью: он вошел в туман и на бреющем полете несся над верхушками деревьев.
Возле Кременца Ли-2 врезался в холм, скрытый туманом. Из всех летящих на самолете невредимыми остались только два летчика, а о Дмитрии Глинке и Вячеславе Антоньеве сообщили, что те получили тяжелые ранения.
Вечером, сообщая летчикам полка эту неприятную историю, командир полка Лукьянов сказал, что теперь первым его заместителем вместо выбывшего Дмитрия Глинки назначается Иван Бельский.
…Наступление наземных войск продолжалось успешно. В прорывы, сделанные в обороне противника, — так называемый колтовский коридор — вливались все новые и новые механизированные части… В районе Брод окружена большая группировка войск противника.
«На Львов! На Вислу!» — с таким девизом продолжали наступать войска 1-го Украинского фронта, заканчивалось полное освобождение временно оккупированных фашистами земель н Украине. С сильным ожесточением продолжались и воздушные схватки, перемещаясь все дальше на запад.
Уже третий день базируется 100-й полк на аэродроме Лисьи Ямы. Даже им, видавшим виды авиаторам, непривычно называть эту небольшую поляну, петлей охваченную речушкой, аэродромом. Взлет с нее возможен только в одном направлении. Противоположный конец полосы упирается в речушку, за которой на холмах возвышаются величавые деревья. Это — государственная граница. За ней польская земля, покрытая большими лесными массивами. Заканчивался день. Техники сняли с самолетов капоты, проводят регламентные работы, а летчики готовятся к поездке в населенный пункт, где располагались на ночлег. В это время подъезжает машина комдива. Александр Иванович Покрышкин приглашает к себе летчиков и радостно сообщает, что передовой отряд наступающих наземных войск с ходу форсировал реку Вислу и захватил на западном берегу плацдарм южнее Сандомира.
— Вот, Бельский, поведешь сейчас туда группу. Надо поддержать дух наших наземных войск и, конечно, прикрыть их от удара противника с воздуха.
Все всматриваются в карты планшетов. Названный пункт — Сандомир — у самого края планшета.
— Товарищ полковник, — удивленно говорит Бельский, — это по прямой не меньше ста тридцати километров.
— Точно так, ровно сто тридцать, — ответил он.
— А как же с запасными аэродромами или площадками на случай вынужденной посадки? Ведь на карте — сплошной лес.
— Никаких данных нет. Будете действовать по обстановке. Через десять минут вылет. Готовь группу!
Поскольку, как уже сказано выше, самолеты первой эскадрильи, откуда формировалась группа Бельского, были раскапочены, пришлось брать машины из третьей, дежурившей эскадрильи. Бельский со своим напарником Григорием Патрушевым, а Михаил Петров — со Щепочкиным направились на стоянку эскадрильи и взяли первые попавшиеся самолеты. Уже в воздухе, установив по компасу заданный курс, Бельский внимательно просматривал на карте маршрут полета. Но и строго по маршруту, и близко от него по сторонам, куда ни смотри — одни сплошные массивы леса.
«Как же быть в случае вынужденной посадки? А если придется вести бой и кто-нибудь будет подбит, куда же садиться?» — мысленно рассуждал он.
Будто предчувствуя беду, Бельский бросил взгляд на приборную доску и с тревогой заметил, что стрелки приборов, контролирующих температурный режим мотора, плавно, но неудержимо ползут вправо. По опыту он знал: немедля надо садиться. Еще несколько секунд — и загорится мотор.
— Братцы! — передал он по радио товарищам, — Неисправность в моторе… Температурный режим резко возрастает!..
В эфире тихо. Как и до этого, недалеко от Бельского самолет Патрушева, еще далее в стороне и чуть сзади — пара Петрова. Они насторожены сообщением командира, но воздерживаются давать советы.
В это время Бельский замечает впереди маленький ручеек, лес стал реже, деревья словно расступились. Никакой поляны собственно нет. Что-то напоминающее кусочек болота с песчаными кочками, поросшими мхом. Но все же кусочек земли без деревьев.
Бельский убирает до отказа газ, мотор работает вхолостую, но температура охлаждающей жидкости и масла, максимально допустимая, ниже не падает. Медленно спирально теряет высоту, выпускает для воздушного торможения щитки и, слегка парашютируя, сажает самолет на живот, с убранным шасси.
Сильное волнение сменяется непривычной тишиной. Она нарушается взволнованным голосом Петрова, раздающимся в наушниках:
— Бельский, Бельский! Что с тобой? Жив ли ты?
Вместо ответа Бельский быстро отстегивает ремни и выскакивает из кабины. Над ним низко, чуть не задевая верхушки деревьев, носятся по кругу три «кобры». Бельский машет им поднятой рукой, что означает: все нормально, продолжайте полет к цели. Сам опять залезает в кабину. В наушниках по-прежнему слышны взволнованные голоса боевых друзей.
— У меня все нормально. Следуйте к цели. Буду ждать вашего возвращения, передал он в воздух друзьям. А вскоре заметил: из-за куста выглядывает человек в гражданской одежде. Глянул в сторону — увидел еще двоих. Летчик вынул пистолет и демонстративно поднял его вверх.
В это время выходит на поляну и направляется к самолету уверенной походкой женщина:
— Товарищ летчик! Не стреляйте, мы ваши друзья…
Женщина старается говорить по-русски, но Бельский быстро улавливает в ее акценте украинское произношение, поэтому откликается:
— Вам я дозволяю пидийти до мене. Скажить, будь ласка, як називаеться найближчий населений пункт?
— О, то ви украинець… Я теж украинка, а чоловик мий, он вин стоить, поляк… А село наше — Адамовка.
Бельский все еще держал пистолет, поэтому женщина продолжала его убеждать:
— Да вы спрячьте пистолет. Мы же ваши друзья. У нас все время здесь были ваши партизаны, самого Ковпака видели. Недавно ушли дальше, в тылы германцу.
Бельский окончательно успокоился, хотя, откровенно говоря, и не знал тогда замечательного вожака партизан Сидора Артемьевича Ковпака.
Через полчаса послышался гул самолетов — это возвращалась тройка Петрова. Михаил Георгиевич передал по радио, что недалеко — село Адамовка. Бельский пожелал им счастливого возвращения, а сам пошел с польскими друзьями к ним в село. Они и в самом деле как настоящие друзья приняли его: накормили ужином, побеспокоились о ночлеге.
Хорошо отдохнув ночью, пробудился он ото сна не «по-авиационному» поздно: солнце уже стояло высоко над горизонтом. За завтраком его застала команда наших техников, что приехала эвакуировать самолет. Авиаторы поблагодарили польских друзей за гостеприимство, техники направились к самолету, а Бельский на легковой машине возвратился в часть.
Вскоре вся дивизия перебазировалась на аэродромы, расположенные в Польше. Оттуда вылетали прикрывать войска на Сандомирском плацдарме, охранять переправы на реке.
Чтобы раньше времени не дать противнику обнаружить аэродром, комдив Покрышкин приказал лететь на бреющем полете не выше двадцати пяти метров над землей. Подобного в практике летчиков дивизии еще не было, но приобретенный опыт и хорошая подготовка позволили им отлично справиться с перелетом. Каждый хорошо понимал: если враг обнаружит их, то нанесет сильнейший удар артиллерией по аэродрому.
Бои докатились сюда, на западные земли Украины, к самой государственной границе, как раз в пору созревания хлебов. Стояли теплые летние дни. Воздух наполнен запахами буйной, благоухающей зелени. Богата природа этого края, где поля чередуются с дремучими лесами и рощами, много рек и озер, поросших по берегам камышом и высокими травами. На полях золотились нескошенные хлеба, но отдельные участки пшеницы уже были убраны, ровными рядами растянулись копны свидетели начавшейся жатвы…
На такое поле с копнами и приземлились все три полка дивизии. Сразу после посадки рассредоточили самолеты и накрыли их снопами. И теперь уже ничто не напоминало о том, что здесь разместились боевые машины. Обычное поле с копнами сжатого хлеба.
Вечером, накануне предстоящих боев, в полку состоялось Партийное собрание. Вокруг, куда ни посмотри, в зале знакомые, дорогие однополчане, с которыми шел дорогами войны Иван Бельский. Все собранны, молчаливы, но радостно сверкали их глаза, на лицах ни малейшей тени усталости, как будто и не было тех длинных дорог, по которым пробивались сюда, к западной границе, в изнурительных боях наши авиаторы.
С докладом выступил командир полка Герой Советского Союза Лукьянов. Он подробно разъяснил характер предстоящих задач, обращая особое внимание на роль коммунистов и комсомольцев. Затем выступали авиаторы и клялись, не жалея сил и энергии, сражаться с коварным врагом.
— Беспощадно будем бить врага, каждую очередь — в цель! — поклялся Бельский в своем выступлении.
И все знали, что это не просто слова, а священная клятва Родине.
Настало утро 13 июля. На аэродроме техники, как всегда, хлопотали у самолетов, еще и еще раз проверяли работу всех систем. После обеда состоялся полковой митинг. В суровом молчании стояли шеренги эскадрилий, когда Бельский с ассистентами выносили полковое знамя. Начальник штаба майор Рыжов зачитал приказ по полку. Потом выступили летчики. Перед знаменем они клялись беспощадно громить врага, не жалея самой жизни.
Не успел еще окончиться митинг, как в небе, словно подтверждая мысли и чувства, высказанные выступающими, показались армады советских бомбардировщиков и штурмовиков, летевших к линии фронта; казалось, этой силе тесно в небе. А с передовой донесся тяжелый гул: то открыла огонь артиллерия. Началась знаменитая Львовско-Сандомирская операция.
Группа за группой шли на задание наши самолеты. Куда ни посмотри — в небе везде наши, наши… Кажется, не оставлено в нем и места для фашистов.
Как и раньше, истребителям ставили задачу прикрытия наступающих колонн наземных войск от ударов фашистской авиации, обеспечения действий других видов нашей авиации, особенно штурмовой, помогающей прорывать оборону и прокладывать дорогу к наступлению. Но вылетевшие на задания группы теперь не привязывались к определенным пунктам на земле, не обусловливалась и высота нахождения их. Истребителям давали простор для инициативы.
Поэтому летчики уходили за линию фронта, перехватывала и били внезапно и стремительно группы фашистских самолетов еще на подходе. Сброшенные фашистами бомбы сыпались на головы их же войск.
В кратковременных встречах на земле между боевыми вылетами летчики обменивались боевой информацией. При этом разговор всегда начинался с вопросов:
— А вам удалось повстречать фашистов? Сколько завалили «мессеров», «фоккеров»? Как протекал бой?..
Теперь любая встреча в воздухе, все воздушные бои, даже и с большими группами фашистов, расценивались нашими летчиками как удача.
Мало кто из опытных летчиков не увеличил в эти дни свой боевой счет. В 100-м же полку потерь ни летчиков, ни боевых машин не было. А вот событие в соседнем 104-м полку взволновало всех авиаторов.
…14 июля в небе над городом Львов завязались большие воздушные бои. Группа за группой по 10–14 самолетов из всех трех дивизий поочередно направились к древнему городу.
Фашистские «мессеры» и «фоккеры» появлялись периодически. Еще на подходе к городу их связывали боем наши истребители. «Фокке-Вульфы-190», которые использовались как штурмовики, летели с подвешенными бомбами и поэтому не могли успешно противодействовать нашим истребителям. От первых же атак «лавочкиных», «яков» и «кобр» многие «фоккеры» загорались, остальные рассыпались в разных направлениях, сбрасывая куда попало свои бомбы.
«Мессершмитты», находящиеся в прикрывающих группах, более активно вступали в воздушные бои, но изменить их в свою пользу они не могли. Итоги боев во всех случаях были заранее предрешены в пользу наших истребителей. Только в отдельных боях, используя внезапность нападения, чаще всего из-за облачности, они добивались частичных успехов: сбивали или подбивали отдельные наши самолеты, как правило, в первых атаках.
В этот день Иван Бельский вел свою группу на боевое задание в третий раз. Время было к вечеру. В небе, на фоне сплошной дымки, громоздились большие кучевые облака. Вершины их отсвечивали в лучах катившегося к горизонту солнца.
Еще группа собиралась в свой боевой порядок после взлета, а в наушниках слышались знакомые голоса летчиков — над Львовом шел очередной воздушный бой.
Летчиков группы Бельского особенно не беспокоило это, в первые два вылета им тоже пришлось вести воздушные бои, отражая налеты «Фокке-Вульфов-190», прикрываемых «мессершмиттами». Но вдруг голос по радио приковал внимание всех летчиков, находящихся в воздухе. Кто-то взволнованно, но четко передавал:
— Сбили Мишу… Девятаева… Опускается на парашюте…
Несколько дней в дивизии, и особенно в 104-м полку, судьба сбитого летчика волновала всех авиаторов. Волновало то, что летчик, судя по всему, попал в руки врагу. «Прелести» фашистского плена для летчиков были страшнее смерти в бою. Вначале надеялись разузнать что-либо о судьбе Девятаева после освобождения Львова, но эти надежды не сбылись.
…Прошло время, и весь мир облетела весть о неповторимом, действительно легендарном подвиге летчика Михаила Девятаева, подвиге, начало которого было в небе над древним украинским городом.
День 14 июля стал для Михаила Девятаева особенно памятным: раньше он отмечал в этот день свое рождение, теперь же этот день стал и-днем рождения его подвига: на захваченном у гитлеровцев бомбардировщике с группой товарищей он вырвался из фашистского плена.
Взволнованно обсуждался авиаторами и своеобразный подвиг летчика 100-го полка Петра Гучека, бывшего ведомого Ивана Бельского. Группа, которую возглавлял он, вела бои с пикирующими бомбардировщиками Ю-87, действия которых прикрывали «мессершмитты». Стремительной атакой ударная группа атаковала «юнкерсов». Те поспешно сбросили бомбы, не доходя до цели, и пикированием уходили в разных направлениях. Истребители продолжали их преследовать. Группа прикрытия наших истребителей, которую возглавлял Петр Гучек, накрепко связала «мессеров». Двух из них сразил меткими очередями Гучек. В это время выскочил из-за облачности один Ме-109. Сошлись они на параллельных курсах вплотную. Казалось, протяни руку — достанешь фашиста. Вести огонь по фашисту Гучек не мог. Для этого надо было произвести маневр, но фашистский летчик, вероятно, поняв свое незавидное положение, стал отворачиваться, чтобы скрыться в облачности. Тогда Гучек резким доворотом настигает фашиста и ударяет его своим самолетом. От удара крыло «мессершмитта» отвалилось. Остатки самолета закружились в стремительном падении к земле. Самолет Гучека благополучно приземлился и после незначительного ремонта вновь летал на задания.
Когда летчики обсуждали этот случай, они говорили и о том, что такие действия чрезвычайно рискованны и для самого атакующего. Гучек смущенно отвечал:
— Об этом некогда было думать. Просто не захотелось упускать этого фашиста живым. А насчет риска — ничего. Закончится война, тогда и мы перестанем рисковать…
Действительно опасным был этот воздушный бой Петра Гучека. Но это не слепой риск — в нем сочетались исключительное мужество, точный расчет и великолепное умение ориентироваться в трудной ситуации, подкрепленное незаурядным мастерством техники пилотирования, а главное — волей к победе. Этот фашист был пятнадцатым на боевом счету Гучека. Тепло поздравляли авиаторы своего боевого друга с очередной победой.
Господство нашей авиации во Львовско-Сандомирской операции было подавляющим. Теперь, кроме тактического и морального факторов, этому способствовало четырехкратное численное превосходство. Летчики 100-го полка только в первые дни боев под Львовом сбили 27 фашистских самолетов, сами не понеся потерь. Но враг был еще силен. В воздухе, как и на земле, шли ожесточенные бои.
В этот период Бельскому пришлось плечом к плечу воевать с Василием Бондаренко, уроженцем Полтавщины, и быть свидетелем его растущего мастерства.
В их полк он прибыл в последние дни боев на Кубани. Несколько неудачных боев с его участием, а главное — его своеобразный, строптивый характер, нередко приводивший к конфликтам, стали причиной того, что некоторые летчики не хотели идти с ним вместе на задание. Ему поручали главным образом вести воздушную разведку, наносить удары с воздуха по отдельным объектам, осуществлять связь с нашими наступающими войсками, перехватывать воздушных разведчиков противника.
Вот здесь и раскрылся его талант летчика-истребителя. Чаще всего в паре со своим ведомым Иваном Кондратьевым, а иногда двумя парами вылетал Василий Бондаренко на разведку далеко за линию фронта. В ясную погоду он поднимался на большую высоту, в ненастье, когда сплошная облачность прижимала почти к земле, на предельно малой высоте, зачастую на бреющем полете, летал по далеким тылам, собирая очень денные разведывательные данные для нашего командования. Его позывной «Василий» был хорошо известен в штабах наземных войск. Нередко оттуда, минуя ваши авиационные инстанции, приходили непосредственно в полк задания «Василию» для ведения разведки.
Но Василий Бондаренко мечтал о воздушных боях, а именно таких заданий ему не давали.
Бельский решил помочь талантливому летчику.
— Товарищ лейтенант, я вас возьму к себе, но при одном обязательном условии: будете в бою высокодисциплинированным. Запомните, наименьшей оплошности, неточности или несвоевременного выполнения команды я вам не прощу.
— Возьмите, товарищ командир! Я оправдаю ваше доверие. Вот увидите…
Узнав о решении Бельского, многие летчики открыто не одобряли его, предостерегали от возможных нежелательных последствий.
Первые вылеты с ним здесь, на львовском направлении, были очень несложными. Бельский внимательно присматривался к действиям Бондаренко, которого назначил своим заместителем по группе, ждал подходящего случая серьезного воздушного боя, чтобы в трудных ситуациях проверить его действия. И такой случай представился буквально на третий день после начала наступления наших войск.
Бельский вел группу из десяти самолетов в район Горохова. Они должны были прикрывать прорвавшие оборону и развивающие наступление наземные части от ударов противника с воздуха. В определенное время над линией фронта появлялись истребители врага, и, как и раньше, они пытались связать боем истребители нашего прикрытия. Сразу же после этого появлялись бомбардировщики или штурмовики и обрушивали свой бомбовый груз, а часто и пушечно-пулеметный огонь по нашим войскам; а затем быстро уходили с поля боя. И хотя фашисты уже потеряли свое былое господство в воздухе, они все же предпринимали яростные попытки нанести удар по нашим наземным войскам, задержать их наступление. Вот поэтому и повел Бельский свою группу в направлении, откуда обычно появлялись вражеские самолеты, с тем, чтобы встретить их на подходе к линии фронта.
Вскоре показался противник. Плотным строем, маскируясь нижним краем облачности, к линии фронта приближалось восемь самолетов ФВ-190. Ведущий группы решил атаковать их своей ударной группой — шестью машинами, используя внезапность, тоже из-под самой кромки облачности.
Ведущему прикрывающей четверки Василию Бондаренко приказал держаться в стороне. Противник не ожидал атаки здесь, на подходе к линии фронта, а плотный строй боевого порядка помешал ему предпринять маневр, чтобы уклониться от удара. В результате первой же атаки Бельскому удалось сбить ведущего, а остальные, сбрасывая бомбы куда попало, бросились врассыпную. Но наши летчики не отставали. От прицельного огня их загорелись и врезались в землю еще два самолета. Убедившись, что спастись бегством не удастся, гитлеровцы вступили в бой. В это время, услышав, наверное, по радио о завязавшейся схватке, со стороны линии фронта ринулись в атаку еще четыре «мессершмитта». Они явно рассчитывали на успех, так как знали, что наши самолеты связаны боем с «фоккерами». Но их стремительно перехватила четверка Василия Бондаренко. И вот уже объятые пламенем падают два «мессершмитта», два оставшихся пытаются уйти один, пикируя к земле, другой — набирая высоту. Бельский видит, как Бондаренко преследует уходящего в облако «мессера». Расстояние между ними резко сокращается. Успеет ли атаковать, пока тот не спрятался в облачности? Бондаренко открывает огонь, но силуэт «мессера» начинает расплываться в облаке, а затем и вовсе исчезает.
«Жаль. Опоздал малость», — подумал Бельский. И вдруг увидел, как, перевернувшись, вываливается из облака тот самый «мессершмитт». Еще несколько беспорядочных витков — и машина начинает распадаться на куски.
Не выдержав, он во весь голос кричит по радио:
— Замечательно, Бондаренко! Молодец, молодец, Василий!
Бой окончен. Результат — шесть сбитых фашистских самолетов. Наша группа потерь не имеет. Но, пожалуй, самое главное: «Фоккерам» не удалось сбросить бомбы на наши наступающие наземные войска. Этот бой стал решающим во взаимоотношениях Бельского с Бондаренко. Бондаренко выдержал в глазах Бельского экзамен на доверие, причем выдержал его с оценкой «отлично». Этот бой по-настоящему сроднил их. Неуклонно рос счет фашистских самолетов, сбитых Василием Бондаренко. За мужество, отвагу, проявленные в яростных воздушных схватках, Родина удостоила его звания Героя Советского Союза.
Однажды вечером, после разбора итогов боевых заданий, командир полка майор Лукьянов обращается к своему помощнику по воздушно-стрелковой службе:
— Бельский, тебе следовало бы немного отдохнуть от боевых заданий, да и рана на голове все еще не заживает… Полетишь в Староконстантинов с группой летчиков, оттуда перегонишь новые самолеты — пополнение боевых машин в полк.
Тот заупрямился:
— Поручите это задание кому-то другому, товарищ командир! От боевых вылетов я уже достаточно отдохнул на больничной кровати. Незажившая же рана меня ничуть не беспокоит. Я вполне здоров.
— Товарищ командир! — обратился присутствующий при этом разговоре заместитель командира полка по летной части Дмитрий Глинка. — Придется, наверное, за самолетами полететь мне. Там кто-то ухитряется снимать из кабин самолетов задние бронестекла, а ставить вместо них чугунные плиты. В тылу можно летать и с чугунными, а на фронте нужны бронестекла, в воздушных боях летчику необходим свободный обзор. Я попробую разобраться, чьи это проделки…
Майор Лукьянов согласился, чему Бельский был очень рад.
Утром 18 июля, когда машина с летчиками подъезжала к аэродрому, все увидели, как пошел на взлет самолет Ли-2. В нем было шесть наших летчиков во главе с дважды Героем Советского Союза Дмитрием Глинкой. Позже узнали, что там было еще двенадцать других военнослужащих. На глазах прибывших на аэродром летчиков самолет, едва оторвавшись от земли, заложив глубокий крен, резко пошел с набором высоты, а затем накренился на крыло. Перед самой землей летчик сумел задержать самолет в воздухе, убрав мгновенно крен. Кто-то из наблюдавших летчиков даже вскрикнул, увидев явное лихачество летчика на транспортном самолете, к тому же всем было понятно, что у него не совсем ладно с техникой пилотирования.
…Через несколько часов в полку узнали о трагедии. На маршруте перелета встретился туман. Особой серьезности для полета он не представлял: обычный утренний туман летом тонким покрывалом стелется над землей. В подобных случаях летчики ведут самолеты над туманом, поднимется только солнце над горизонтом, и разорвется покрывало тумана на отдельные хлопчатые лоскутья. Но, видно, летчик транспортного самолета не отличался элементарной дисциплинированностью: он вошел в туман и на бреющем полете несся над верхушками деревьев.
Возле Кременца Ли-2 врезался в холм, скрытый туманом. Из всех летящих на самолете невредимыми остались только два летчика, а о Дмитрии Глинке и Вячеславе Антоньеве сообщили, что те получили тяжелые ранения.
Вечером, сообщая летчикам полка эту неприятную историю, командир полка Лукьянов сказал, что теперь первым его заместителем вместо выбывшего Дмитрия Глинки назначается Иван Бельский.
…Наступление наземных войск продолжалось успешно. В прорывы, сделанные в обороне противника, — так называемый колтовский коридор — вливались все новые и новые механизированные части… В районе Брод окружена большая группировка войск противника.
«На Львов! На Вислу!» — с таким девизом продолжали наступать войска 1-го Украинского фронта, заканчивалось полное освобождение временно оккупированных фашистами земель н Украине. С сильным ожесточением продолжались и воздушные схватки, перемещаясь все дальше на запад.
Уже третий день базируется 100-й полк на аэродроме Лисьи Ямы. Даже им, видавшим виды авиаторам, непривычно называть эту небольшую поляну, петлей охваченную речушкой, аэродромом. Взлет с нее возможен только в одном направлении. Противоположный конец полосы упирается в речушку, за которой на холмах возвышаются величавые деревья. Это — государственная граница. За ней польская земля, покрытая большими лесными массивами. Заканчивался день. Техники сняли с самолетов капоты, проводят регламентные работы, а летчики готовятся к поездке в населенный пункт, где располагались на ночлег. В это время подъезжает машина комдива. Александр Иванович Покрышкин приглашает к себе летчиков и радостно сообщает, что передовой отряд наступающих наземных войск с ходу форсировал реку Вислу и захватил на западном берегу плацдарм южнее Сандомира.
— Вот, Бельский, поведешь сейчас туда группу. Надо поддержать дух наших наземных войск и, конечно, прикрыть их от удара противника с воздуха.
Все всматриваются в карты планшетов. Названный пункт — Сандомир — у самого края планшета.
— Товарищ полковник, — удивленно говорит Бельский, — это по прямой не меньше ста тридцати километров.
— Точно так, ровно сто тридцать, — ответил он.
— А как же с запасными аэродромами или площадками на случай вынужденной посадки? Ведь на карте — сплошной лес.
— Никаких данных нет. Будете действовать по обстановке. Через десять минут вылет. Готовь группу!
Поскольку, как уже сказано выше, самолеты первой эскадрильи, откуда формировалась группа Бельского, были раскапочены, пришлось брать машины из третьей, дежурившей эскадрильи. Бельский со своим напарником Григорием Патрушевым, а Михаил Петров — со Щепочкиным направились на стоянку эскадрильи и взяли первые попавшиеся самолеты. Уже в воздухе, установив по компасу заданный курс, Бельский внимательно просматривал на карте маршрут полета. Но и строго по маршруту, и близко от него по сторонам, куда ни смотри — одни сплошные массивы леса.
«Как же быть в случае вынужденной посадки? А если придется вести бой и кто-нибудь будет подбит, куда же садиться?» — мысленно рассуждал он.
Будто предчувствуя беду, Бельский бросил взгляд на приборную доску и с тревогой заметил, что стрелки приборов, контролирующих температурный режим мотора, плавно, но неудержимо ползут вправо. По опыту он знал: немедля надо садиться. Еще несколько секунд — и загорится мотор.
— Братцы! — передал он по радио товарищам, — Неисправность в моторе… Температурный режим резко возрастает!..
В эфире тихо. Как и до этого, недалеко от Бельского самолет Патрушева, еще далее в стороне и чуть сзади — пара Петрова. Они насторожены сообщением командира, но воздерживаются давать советы.
В это время Бельский замечает впереди маленький ручеек, лес стал реже, деревья словно расступились. Никакой поляны собственно нет. Что-то напоминающее кусочек болота с песчаными кочками, поросшими мхом. Но все же кусочек земли без деревьев.
Бельский убирает до отказа газ, мотор работает вхолостую, но температура охлаждающей жидкости и масла, максимально допустимая, ниже не падает. Медленно спирально теряет высоту, выпускает для воздушного торможения щитки и, слегка парашютируя, сажает самолет на живот, с убранным шасси.
Сильное волнение сменяется непривычной тишиной. Она нарушается взволнованным голосом Петрова, раздающимся в наушниках:
— Бельский, Бельский! Что с тобой? Жив ли ты?
Вместо ответа Бельский быстро отстегивает ремни и выскакивает из кабины. Над ним низко, чуть не задевая верхушки деревьев, носятся по кругу три «кобры». Бельский машет им поднятой рукой, что означает: все нормально, продолжайте полет к цели. Сам опять залезает в кабину. В наушниках по-прежнему слышны взволнованные голоса боевых друзей.
— У меня все нормально. Следуйте к цели. Буду ждать вашего возвращения, передал он в воздух друзьям. А вскоре заметил: из-за куста выглядывает человек в гражданской одежде. Глянул в сторону — увидел еще двоих. Летчик вынул пистолет и демонстративно поднял его вверх.
В это время выходит на поляну и направляется к самолету уверенной походкой женщина:
— Товарищ летчик! Не стреляйте, мы ваши друзья…
Женщина старается говорить по-русски, но Бельский быстро улавливает в ее акценте украинское произношение, поэтому откликается:
— Вам я дозволяю пидийти до мене. Скажить, будь ласка, як називаеться найближчий населений пункт?
— О, то ви украинець… Я теж украинка, а чоловик мий, он вин стоить, поляк… А село наше — Адамовка.
Бельский все еще держал пистолет, поэтому женщина продолжала его убеждать:
— Да вы спрячьте пистолет. Мы же ваши друзья. У нас все время здесь были ваши партизаны, самого Ковпака видели. Недавно ушли дальше, в тылы германцу.
Бельский окончательно успокоился, хотя, откровенно говоря, и не знал тогда замечательного вожака партизан Сидора Артемьевича Ковпака.
Через полчаса послышался гул самолетов — это возвращалась тройка Петрова. Михаил Георгиевич передал по радио, что недалеко — село Адамовка. Бельский пожелал им счастливого возвращения, а сам пошел с польскими друзьями к ним в село. Они и в самом деле как настоящие друзья приняли его: накормили ужином, побеспокоились о ночлеге.
Хорошо отдохнув ночью, пробудился он ото сна не «по-авиационному» поздно: солнце уже стояло высоко над горизонтом. За завтраком его застала команда наших техников, что приехала эвакуировать самолет. Авиаторы поблагодарили польских друзей за гостеприимство, техники направились к самолету, а Бельский на легковой машине возвратился в часть.
Вскоре вся дивизия перебазировалась на аэродромы, расположенные в Польше. Оттуда вылетали прикрывать войска на Сандомирском плацдарме, охранять переправы на реке.