Страница:
И в этот момент прозвучал раздраженный голос Игоряши.
- Тих-х-хо!! - крикнул он.
Видимо, Игоряша понял, что переборщил. Или корыстно пожалел о содеянном. Или испугался последствий.
- Тих-х-хо!! - повторил он. - В-вечер ф-хв-фок-к-ксов окончен!
Игоряша представил, как в сию минуту на наш ор и гам явятся соседи, общественность ДЭЗа, милиция, дружинники... Он передернулся и, словно дирижер, взмахнул в очередной раз руками.
Тут же все исчезло. И видеомагнитофон, и детская железная дорога, и конволют Славы Дорожного, вассала журналистики, и ордер на квартиру, все, все, все...
Растворился в воздухе и сам Игоряша.
Булат Аникаев, пытливый исследователь готических былин, несколько раз обошел то место, где только что стоял архаический "Форд". В тот вечер Булат так и не осмелился покинуть комнату: на стене долго еще загадочно светился, постепенно бледнея, кусок обоев, выхваченных фарами исчезнувшего автомобиля.
А мы... мы стояли в нелепых позах посреди комнаты Толи Карташкина, корифея гиперреализма, и ничего не могли понять.
Мы ведать не ведали об Игоряшиных Золотых Рыбках.
И тем более не ведали, что все Золотые Рыбки Земли - все информационные биомодули, заброшенные в разные точки нашей планеты галактической цивилизацией, с их условно-лимитированными, энергетически безразмерными регистрами, в данный момент были сосредоточены в одном месте: в подвальном бассейне Игоряшиного загородного двухэтажного коттеджа. Он давно собрал их воедино, использовав для этого третий регистр Золотой Рыбки N 98. Для общения с биомодулями ему уже не требовался визуальный контакт: он посылал приказы телепатически. У штатных смотритетей галактической сигнальной системы для характеристики подобного поведения есть специальный термин: "кар-сиф-ом", что можно перевести как "дистанционная фекализация информации". "Кар-сиф-ом" встречается в Галактике настолько редко, что борьба с этим явлением даже не предусмотрена правилами.
...Когда мы, обескураженные и притихшие, выходили на улицу, с Ладиком Гриммовым, единственным в нашей стране боллардоведом, приключился приступ астмы. Паладин кашлял, а мы ничем не могли помочь. Флакончик чудодейственного средства "Супранас" непространственным образом вернулся в западногерманский город Гельзенкирхен и занял прежнее место в упаковке, хранящейся на складе фармацевтической продукции химической монополии "Хехст".
Зато тибетские ламы, заполучив назад свои бесценные тантры, возрадовались, и религиозное исступление не вылилось в кровавое умопомешательство. Ламы даже не заметили, что одна из тантр повреждена микровзрывом. Сам универсальный огнетушитель тоже благополучно перенесся обратным ходом в свое 5-вероятностное время. Темпоральные волны, конечно, не могли не возникнуть, но они затухли чрезвычайно быстро и не встретились в 5-вероятностном 2000 году, таким образом, не образовалось и временной дифракционной решетки, посему брандмайор Борис Андреевич Бруденко, знаменитый писатель и гроза плагиаторов, остался брандмайором.
...Ладик совладал с приступом, и мы всей компанией двинулись к метро. Наутро никто не вспомнил о пролившемся на нас золотом дожде. Последнее, что осталось в памяти, - это потрясающий анекдот нашего притчеписца Шушуни Майского, над которым мы долго-долго - весь вечер - хохотали.
У читателя может возникнуть вполне законное недоумение: как так - мы все забыли, и в то же время тот памятный вечер описан с такими живописными деталями? Ответ: в этом и заключается секрет гениального рапидного метода новеллистики, изобретенного Р.Нерголиным.
Р_А_З_Г_О_Н.
Глава "Р",
предложенная магистром беллетристики Г.Чуковым
...Самое забавное в истории Игоряши-второго - это то, что он, в сущности, так и не прикоснулся к десяти миллионам, чудесным образом свалившимся ему на голову в трех роскошных чемоданах. Нет, конечно, он пользовался этими деньгами - сорил сотнями, мотовствовал, куражился, но больше от спеси, чем по существу, и в общей сложности растратил не более пяти тысяч рублей - по мелочам.
Чемоданы с почти не тронутым содержимым хранятся у Игоряши-второго по сей день в неприступном сейфе из титанового сплава. Он их оставил у себя как память о первом Контакте и еще по одной причине, о которой гласит табличка, приклеенная к дверце сейфа с внутренней стороны.
На табличке Игоряша с нажимом вывел: "На черный день". В тот самый первый день новой жизни, когда Игоряше-второму так неожиданно привалило богатство, он, разумеется, на работу не пошел. Часа два Игоряша валялся на полу, осыпая себя сторублевками, и полоумно хихикал. В ведре с кристально чистой водой лениво шевелила червонными плавниками Золотая Рыбка N_3.
Игоряша никак не мог сообразить, что бы такое ему отчебучить в первую очередь. Долгое время навязчиво липло желание сбегать в магазин, купить два ящика ядрицы, затем позвонить двум закадычным друзьям, выдернуть их с работы и устроить фантастическую обжираловку. Игоряша обсосал эту идею и с легким сердцем отбросил ее. Он умнел на глазах: откуда-то взялись и сообразительность, и спокойная оценка ситуации. Явилась мысль, прозрачная, как стакан: никуда ни бежать, ни звонить не надо. Возжелай он только - и два ящика ядрицы, и десять, и целый контейнер перенесутся к нему из ближайшего магазина. И друзей можно доставить в сию минуту - стоит лишь дать знак Золотой Рыбке.
Игоряша вздрогнул и опасливо покосился на ведро - не расценил ли биомодуль его мысли как приказ к действию? Но все было спокойно. Мысли шли в условном наклонении, и Золотая Рыбка не реагировала.
Далее Игоряша прокрутил в голове идею сногсшибательного банкета в "Метрополе" - персон примерно на пятьдесят. Но он никак не мог решить, кого же из родственников выписать на вальпургиево торжество, поэтому и с банкетом решил повременить.
Когда днем пришла после смены жена Игоряши, шофер такси Анюта, дверь в мужнину комнату оказалась запертой изнутри. Анюта долго кричала в косяк, грозила мужу, билась в дверь всем телом, напоминала, что в УПРАТРУБе больше всего не любят, когда из будней делают праздники, плакала, - но ничего не добилась. Наконец она крепко, по-шоферски, выругалась, заявила, что кормить борщом лодыря и объедалу не будет, и ушла на кухню звенеть кастрюлями.
Игоряша, казалось, и не слышал всей этой бури. Он лежал на сторублевках и блаженно мечтал.
В тот день Игоряша испытал смену настроений, совершенно ему не свойственных. Утренний шок, как мы знаем, сменился очумелостью, затем последовала потеря сознания, далее просветление перешло в эйфорическую безмятежность, потом Игоряша некоторое время пребывал в растерянности, и, наконец, к вечеру его одолела элегическая задумчивость.
Если бы Анюта в этот час заглянула к Игоряше, она, безусловно, впала бы в справедливую истерику. Погруженный в себя Игоряша сидел по-турецки на полу в окружении доброй сотни жестяных банок с чайным экстрактом "Липтон". Примерно треть банок валялись уже опустошенные (был такой грех за Игоряшей - шибко любил он хороший, до черноты, чай). Рядом стоял мешок с отборной астраханской воблой. И тут же - фаянсовое гжельское блюдо, где источали укропный аромат свежесваренные донские раки: каждый размером с башмак. И восхитительные креветки (перуанские - так захотелось Игоряше). И котелок черной зернистой икры. И соленые фисташки. И нарезанный прозрачными ломтиками французский сыр "грюйер" на доске из севрского фарфора. И литовские крекеры с тмином...
Попивая чаек из банок и закусывая всем, что попадалось под руку, Игоряша напряженно думал, перебирал варианты и разговаривал вслух сам с собой.
В ведре - точнее, не в ведре уже, а в серебряной братине, принадлежавшей когда-то Григорию Лукьяновичу Скуратову-Бельскому, более известному по прозвищу Малюта, - плавала Золотая Рыбка N_8.
Если бы Анюта заглянула... Увы, Анюты в этот час философского созерцания уже не было ни в Игоряшиной квартире, ни в московском районе Строгино, ни вообще на планете Земля. Игоряша неразумно истратил на нее первый регистр третьего биомодуля.
Днем Анюта все-таки вломилась в мужнину комнату, высадив дверь с помощью монтировки.
- Ты чем это здесь занимаешься, жрун болотный?! - завопила она с порога, бросаясь вперед, как под танк.
И тут же осеклась. И застыла, словно Лотова жена. Ибо Игоряша, как мы знаем, первую половину дня провел, лежа на сторублевках, как на бархатной мураве в летний день.
- Игоряша... - просипела Анюта перехваченным горлом. - Откуда ЭТО у нас???...
Кто знает, то ли стенания жены успели уже надоесть Игоряше, то ли взбеленила его осада двери с использованием стенобитных орудий, а, может, самолюбивую душу новоиспеченного миллионера покоробило словечко "нас"? Только Игоряша приподнялся на локте и ясным голосом сказал:
- А поди ка ты к ядрене фене!
Информационный биомодуль, именуемый здесь Золотой Рыбкой N_3, провел на нашей планете уже несколько тысячелетий, но до сей поры он спокойно обитал себе в водах озера Ван, поэтому понятие "ядрена феня" отсутствовало в его необъятной памяти. Зато биомодуль прекрасно знал о существовании в глубинах Галактики звездной системы с названием Оомгрусанта, что на русский язык можно перевести как "Ядро на пене". Вторая планета этой системы мало чем отличалась от Земли по условиям жизни, а то, что Игоряша знать не знал об Оомгрусанте и вообще имел в виду нечто другое, было для биомодуля перегрузочной информацией. Поскольку желание Игоряши перенести свою подругу на "Ядро на пене" обладало очень высоким потенциалом и к тому же перенос этот не мог повлечь смерти Анюты и нанесения ей физического ущерба, то есть не нарушал граничных условий использования регистра биомодуля, то Золотая Рыбка незамедлительно подчинилась команде.
Анюта исчезла.
В мозгу Игоряши отпечаталось: "Первый регистр исчерпан".
Игоряша безумно испугался. Первым побуждением его было вернуть Анюту. Он уже раскрыл рот, но тут испугался вторично.
Игоряша ужаснулся, вообразив, в каком виде может предстать Анюта после посещения неведомой "ядрени фени". Вроде бы шутка совершенно абстрактная и эвфемистическая, но раз Анюта отправилась ТУДА, значит, нечто такое существует _н_а_ _с_а_м_о_м_ _д_е_л_е!
Игоряша вытер пот со лба и решил с возвращением Анюты повременить, а в качестве компенсации за потерю жены заказал себе чаю. Побольше и получше. И новый биомодуль. И раков с креветками. И братину для шику. И еще биомодуль. И сыр. И крекеры. И...
Весь вечер разговаривал сам с собой Игоряша. Осторожно разговаривал чтобы, не дай бог, не истолковали Золотые Рыбки его рассуждения как ж_е_л_а_н_и_я. Потом он неспокойно спал, маясь набитым животом. Проснулся в шесть утра, долго боролся с изжогой, а затем уже и не прилег - опять разговаривал.
И наконец пришел к трем важным для себя выводам. Первый: что никакие деньги - ни миллионы, ни миллиарды, ни оклады, ни прогрессивки - ему не нужны. Поскольку Золотые Рыбки и так исполнят все, что его душе угодно, поэтому со службой в УПРАТРУБе следует сей же день покончить. Второй: что он в любой момент может вернуть Анюту, приказав биомодулю доставить ее в п_р_е_ж_н_е_м_ _в_и_д_е, но, собственно, с этим спешить не надо. Пока требуется заняться собой. Эта идея - заняться собой - и была третьим выводом.
И начал Игоряша _д_е_й_с_т_в_о_в_а_т_ь.
В семь утра Игоряша испросил у восьмого биомодуля, сколько всего на Земле Золотых Рыбок. Оказалось, исходное число - 1370 штук: галактический стандарт для обитаемых планет земного типа - один биомодуль на миллион кубических километров гидросферы. У Игоряши даже дух захватило: "Почти полторы тысячи волшебных палочек - вот уж развернусь!"
Следующим ходом он заказал себе безупречное здоровье. И... тут же мешком рухнул на пол - словно невидимый великан прихлопнул его, как муху.
Игоряшу бросило в жар, потом в холод, невыносимая боль разорвала внутренности, пульс зашкалил, из носа хлынула кровь, отнялись ноги, потом руки, агония выгнула тело колесом, в голове взорвалась сверхновая. Игоряше казалось, что по нему промчался товарный состав, потом пронеслась танковая дивизия, потом не спеша прогрохотала вереница дорожных катков. Он хотел было заорать: "За что?!" - но последним сгустком воли отогнал катастрофический вопрос - _т_р_е_т_и_й_ вопрос для данного биомодуля, который, конечно же, закрыл бы перед ним дорогу в будущее. Вместо этого Игоряша, захлебываясь густой ядовито-горькой желчью, пробулькал: "Новый биомодуль!.."
Он очнулся в невообразимой позе на полу. Над ним клубился, истаивая, смрад. Игоряша прислушался к себе - ничего не болело. в мышцах переливалась чистая энергия. Голова была ясной и свежей; организм работал как кварцевые часы. Переполняло ощущение счастья и вечности.
- Что это было? - спросил он, пораженный. "Функциональная перестройка организма, - ответил биомодуль огненным текстом. - Пурификация ауры. Наладка иммунной системы. Канцеродиализ. Бактериальный и вирусный дренаж".
- Ясно, - сказал Игоряша. Целый час он плескался в ванной, наслаждаясь жизненными токами в клетках тела. Вышел насвистывая, и переоделся в чистое. Подошел к братине, играя мускулами, подмигнул биомодулю и раздельно произнес:
- Бес-смер-ти-е.
Игоряша ожидал, что новый удар свалит его с ног, опять набросится жуткая сила и примется терзать. Но ничего такого не случилось. Перестройка генетической программы и запуск нейронной реабилитации проходят совершенно неощутимо.
В девять утра Игоряша с помощью очередного биомодуля обеспечил себя нестарением. Он посчитал, что 35 лет - оптимальный возраст для вечной жизни. Дальновидный человек, - и ведь известно, что миф об Эндемионе не был ему знаком.
Да, великая вещь - бессмертие! Оно настраивает мысли на совершенно иной лад. Малое делает великим, великое - малым, совершенное примитивным, затягивает память дымкой.
А между тем бедная женщина ужасно растерялась, очутившись на берегу изумрудного океана под сенью фиолетовых деревьев с плоскими зонтичными кронами. Много часов она шла по рыжему песчаному пляжу, надеясь отыскать людей, жилье или хоть какие-нибудь приметы цивилизации. В воздухе пахло клопами и уксусом.
Наконец на изгибе берега она увидела фигуру человека и бросилась бегом навстречу. А приблизившись, пронзительно завопила и столь же стремительно, не помня себя, помчалась прочь. Человек был впряжен в некое подобие телеги на санях. У него был совершенно лысый шишковатый череп, двупалые клешневидные кисти рук, прозрачный живот, в котором виднелись омерзительные сине-бурые кишки, и три глаза. Единственное, что напоминало здесь о Земле, - это третий глаз на лбу у чудовища. Он горел чистым зеленым светом, как огонек Анютиного такси.
Е_Д_И_Н_О_Б_О_Р_С_Т_В_О
Глава "Е",
выношенная асом пунктуационного анализа П.Гриммовым
Блиц-критик Герард Экудянов пользовался в нашей компании славой человека, который в свои тридцать пять лет прочитал 35 тысяч книг. Те, кто не знал лично Экудянова, пионера стилистической пропедевтики, поражались: мыслимо ли такое - в среднем по тысяче книг на каждый год жизни?! Впрочем, нам-то было известно, в чем тут секрет: Герард был не только профессиональным прагматиком, но и профессиональным читателем. Психолог по образованию, он работал в секторе психолингвистической биологии научно-исследовательского Института Будущего и читал за приличное жалованье с девяти до шести каждый день, исключая выходные. Норма в их секторе была - сто зарубежных книг на человека в неделю. За перевыполнение нормы шла прогрессивка. Сверхурочное чтение, правда, не поощрялось: руководство берегло глаза сотрудников. Условия для чтения в секторе были идеальные: удобные мягкие кресла, диваны для любителей читать лежа, рассеянный сильный свет, цветные светофильтры, устанавливаемые по желанию, терминалы ЭВМ, самодвижущиеся сервировочные столики с прохладительными напитками и закуской.
Герард слыл в Институте феноменом: он читал в семь раз быстрее среднего человека и в пять раз быстрее заведующего сектором, профессора чтения, и при этом досконально помнил прочитанное. Зная это, мы не удивлялись Герардовой эрудиции, нас изумляло другое: каким образом Экудянов умудрился не взрастить в себе глухую ненависть к печатному слову и откуда он берет силы, чтобы еще и писать?
В последние годы Герард прославился как создатель армянских рун. Город Ереван ждал, когда же Экудянов, пятнадцать лет назад уехавший завоевывать Москву, вернется на родину и откроет там студию рунического искусства в национальном духе, но Герард пока не торопился. Он хотел покинуть Москву только доктором библиологических наук, защитив диссертацию на тему "Суперскоростное чтение вслух в условиях урбанистического шума" и выпустив монографию "Как я прочитал сто тысяч томов и что после этого со мной стало".
Никто из нас и помыслить не мог, чтобы состязаться с Герардом в книгочействе и книгознании. И все же в один памятный день Экудянов был посрамлен.
В тот апрельский вечер мы собрались у Палладина Гриммова, труженика гетероязычия. В течение часа мы обсуждали новый рассказ Кровского, гроссмейстера фонетической архитектоники, затем перешли к последним переводам Владимира Набакова, который гордился своей астральной дружбой с Камоэнсом и по причине этой дружбы имел возможность переводить даже те сонеты великого Луиса, которые поэт сжег в черновике, не опубликовав.
Часам к десяти мы устали, Захотелось расслабиться, послушать музыку и выпить крепкого душистого чаю.
- Ребята, а чая-то в доме нет! - смущенно признался Ладик. Помимо того, что Гриммов - новатор симплоки, он еще и прекрасный хозяин, и такого подвоха с его стороны мы не ожидали.
Тут раздался голос Игоряши:
- Ч-чай? Ч-что же в-вы мн-не раньше н-не ск-сказали?
Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда большую черную жестяную банку. На боку ее по сиреневому полю, заключенному в золотую арабеску, шла надпись: "Jasmine Tea". Это был восхитительный чай "сучонг" с лепестками жасмина - продукция старинной британской чайной фирмы "Твиннинге". Банка содержала восемь унций чая и, конечно, не могла поместиться во внутреннем кармане облегающего твидового пиджака.
Это был очередной трюк Игоряши.
Вскоре вскипел чайник, и вот уже перед каждым из нас стоит чашка с янтарным напитком, источающим жасминное благоухание.
- Совсем недавно читал одну японскую книгу, - сказал Герард, сделав первый глоток, - там мне встретилась восхитительная танка о чае. Если не ошибаюсь, звучит она так:
Прозрачный вечер.
Пью чай под чистым небом.
В чашку бесшумно
Пал лепесток сакуры.
Ристалище запахов.
- Ошибка! - радостно воскликнул Игоряша. - Во второй строке не "под чистым небом", а "под звонким небом".
Герард поперхнулся, обжегшись, и едва не выронил чашку.
- А ты откуда знаешь? - грозно спросил он, - эта книга только-только вышла. У нас в секторе контрольный экземпляр.
- Знаю, - просто ответил Игоряша. - Это стихи поэта и каллиграфа Нансея Кубори в переводах Льва Минца, под редакцией доктора исторических наук С.А.Арутюнова. Сборник называется "120 танка, написанных в чайном домике". Тираж десять тысяч. Книга иллюстрирована каллиграфическими иероглифами автора.
Это был вызов Герарду Экудянову, прагматическому санкционеру, и он, бедняга, поднял перчатку.
- Ну, мужики! Игоряша дает! "Мне за ним не угнаться, - произнес Экудянов, хитро прищурившись, - С ним рядом я круглый ignoramus".
- Фраза из рассказа "Умник" ирландского писателя Шона О'Фаолейна, спокойно парировал Игоряша. - Рассказ опубликован в сборнике "Говорящие деревья", вышедшем в 1971 году.
В комнате воцарилось тяжелое молчание. Такого от Игоряши не ожидал никто. Точное знание в сочетании со сверхъестественной памятью, - да, Герарду достался достойный соперник.
- "Запомни, Стокдейл, что ты ни с кем не имеешь права так разговаривать", - гробовым голосом сказал Экудянов, вперив взгляд в Игоряшу.
При чем здесь "Стокдейл", никто из нас не понял.
- "А что я сделал плохого? - улыбнулся Игоряша, акцентируя слова так, что всем стало ясно: он догадался, о чем повел речь Герард, и подхватил диалог из какой-то известной только им двоим книги. - Если я выразился не очень любезно, поправьте меня, и я больше не буду так говорить."
- Ребята, это черт знает что! - вскричал Герард. - Игоряша цитирует по памяти "Трудно быть сержантом" Мака Химена.
- Совершенно верно, - согласился Игоряша, - Страница 82, Воениздат, 1962 год, русский перевод Биндеман и Фадеевой, литературный редактор Видуэцкая.
- Потрясающе! Попробуем еще, - Герард покраснел, на лбу его выступил пот. - "Не унижай своей судьбы!"
Игоряша задумался.
- Ага! - воскликнул он и прищелкнул пальцами. - "Я хотел бы ее победить".
- "Мысль - вот мое оружие".
- "Часто мое честолюбие сжигает мои мысли".
- "Ты обладаешь даром творчества. Чего тебе еще нужно?"
- "В другие времена я, быть может, смог бы завоевать материк".
- "Что в этом? Одна мелодия стоит целой провинции. Для нового образа разве ты не пожертвовал бы властью?"
- "Жить полной жизнью, вот чего я хочу, а не жить одним лишь мозгом", - глаза Игоряши горели. Поначалу он произносил фразы с трудом, будто разбирая стершиеся письмена, что незримо вставали перед ним. Но постепенно голос его окреп, а в интонациях зазвенел металл, словно он читал не чужой текст, а высказывал собственные убеждения.
- "Мозг содержит в себе целый мир", - настаивал Герард. Он тоже вошел в роль и даже поднялся с места, ощущая себя если не на подмостках сцены, то, по крайней мере на диспуте схоластов.
- "А ты не можешь понять, ты аскет, - отвечал с презрением Игоряша, ты укротил свои желания, ты подчинил их себе".
- "И ты тоже укротишь их".
- "Не знаю, захочу ли я это сделать..."
Герард, опустошенный, рухнул на стул.
- Сдаюсь! - выдавил он. - знать сие на память просто невозможно, и тем не менее Игоряша ни в одном слове не отошел от текста.
- Габриэле Д'Аннунцио, - провозгласил Игоряша. - "Огонь", в переводе Барсовой. Первый том Полного собрания сочинений, издание Саблина, Москва, 1909 год.
Он тоже успокоился, перевел дыхание и пояснил:
- Герард, моя память не хуже твоей. Я знаю наизусть все твои тридцать пять тысяч книг. И еще много других. Если хочешь, можем продолжить диалог на языке оригинала...
- Не надо, - дернулся Экудянов: в итальянском он был не силен. Герард еще некоторое время взбудораженно размахивал руками, обиженно бормоча что-то по-армянски себе под нос. Потом резко встал, надел плащ и выбежал из квартиры.
Мы подошли к окну. По улице удалялся, растопырив локти, Герард Экудянов, убежденный враг мимесиса. Вдруг он остановился, повернулся, задрал голову и, погрозив в нашу сторону кулаком, заорал:
- Может быть, он и брошюру "Проституция и ее причины" читал? Сочинение доктора Б.В.Цуккера, 1926 год, издательство "Космос"?
- Читал!!! - прокричал Игоряша, высунувшись из окна. - Если угодно, на странице 45: "Мы не отрицаем возможности того, что и в будущем женщина будет отдаваться мужчине ради каких-нибудь выгод, но мы решительно утверждаем, что эта проституция не будет носить в себе общественноклассового отпечатка".
Близилась полночь. На улице застыли изваяниями несколько зевак. В доме напротив в окнах зажегся свет. Мы поспешили разойтись...
Не сразу и не скоро, но мы узнали все-таки, что у Игоряши была беспримерная библиотека - 500 тысяч томов на пятнадцати языках. Полками и стеллажами были заставлены две просторные комнаты в его девятикомнатной квартире на Сивцевом Вражке. Любому здравомыслящему человеку ясно, что в двух комнатах, даже очень больших, не разместить и десятой доли такого количества книг. Однако была в той квартире какая-то штука со связными множествами, какая-то хитрая метрика, некая неэвклидова затея с пучностями и узлами пространства, в которой Игоряша не понимал ни черта, но прекрасно пользовался. Например, в двух комнатах его библиотеки можно было бродить часами и открывать все новые и новые застекленные шкафы с изящными цифровыми замочками. Та же история - и с квартирой целиком. Для правления кооператива "Гигант", в котором жил Игоряша после переезда из Строгино, это была просто большая квартира в два этажа. Удивительно, конечно, как мог один человек занимать столько жилой площади, но видимо, пользовался он чьим-то высоким покровительством, видимо, был непростым человеком, раз за кооператив уплатил сразу всю сумму целиком, перечислив в банк единовременно сто тысяч рублей по безналичному расчету. Да, впрочем, в кооперативе были разные непростые люди - и дипломаты, и поэты-песенники, и заведующий фруктовым баром, и кинорежиссеры с именем, и южных краев люди без имени, но со связями, - недаром "Гигант" пользовался завистливым уважением всего района. Стоило ли после этого удивляться девятикомнатной двухэтажной квартире какого-то Игоряши?
В том-то и дело, что не девятикомнатная и не двухэтажная! Был здесь и банкетный двухсветный зал с хрустальными люстрами и мозаичным паркетом, и спальня-будуар а-ля Людовик XVIII, и кабинет красного дерева, и бильярдная, и кегельбанная, и каминная, и музыкальный салон с концертной электронной аппаратурой, и сауна с бассейном, и спортивный зал с пятисотметровой тарлановой дорожкой, велотреком и площадкой для гольфа, был камерный театр и видеотека, и зимний сад, и - отдельно - оранжерея с тропическими растениями, и кинозал, и бар на тридцать мест, и эстрада для варьете с раздевалкой для девочек, и анабиозная, где криогенная аппаратура поддерживала глубокий сон пятидесяти восьми женщин разного возраста и национальностей, отобранных Игоряшей для песен и игр. И даже дворницкая, где, конечно, никаких дворников не было, а было оборудование для подзарядки кибернетических автоматов, выполненных в виде безупречных и остроумных лакеев: прообразом для программы послужил гениальный Дживз из произведений Пелема Гренвилла Вудхауса.
- Тих-х-хо!! - крикнул он.
Видимо, Игоряша понял, что переборщил. Или корыстно пожалел о содеянном. Или испугался последствий.
- Тих-х-хо!! - повторил он. - В-вечер ф-хв-фок-к-ксов окончен!
Игоряша представил, как в сию минуту на наш ор и гам явятся соседи, общественность ДЭЗа, милиция, дружинники... Он передернулся и, словно дирижер, взмахнул в очередной раз руками.
Тут же все исчезло. И видеомагнитофон, и детская железная дорога, и конволют Славы Дорожного, вассала журналистики, и ордер на квартиру, все, все, все...
Растворился в воздухе и сам Игоряша.
Булат Аникаев, пытливый исследователь готических былин, несколько раз обошел то место, где только что стоял архаический "Форд". В тот вечер Булат так и не осмелился покинуть комнату: на стене долго еще загадочно светился, постепенно бледнея, кусок обоев, выхваченных фарами исчезнувшего автомобиля.
А мы... мы стояли в нелепых позах посреди комнаты Толи Карташкина, корифея гиперреализма, и ничего не могли понять.
Мы ведать не ведали об Игоряшиных Золотых Рыбках.
И тем более не ведали, что все Золотые Рыбки Земли - все информационные биомодули, заброшенные в разные точки нашей планеты галактической цивилизацией, с их условно-лимитированными, энергетически безразмерными регистрами, в данный момент были сосредоточены в одном месте: в подвальном бассейне Игоряшиного загородного двухэтажного коттеджа. Он давно собрал их воедино, использовав для этого третий регистр Золотой Рыбки N 98. Для общения с биомодулями ему уже не требовался визуальный контакт: он посылал приказы телепатически. У штатных смотритетей галактической сигнальной системы для характеристики подобного поведения есть специальный термин: "кар-сиф-ом", что можно перевести как "дистанционная фекализация информации". "Кар-сиф-ом" встречается в Галактике настолько редко, что борьба с этим явлением даже не предусмотрена правилами.
...Когда мы, обескураженные и притихшие, выходили на улицу, с Ладиком Гриммовым, единственным в нашей стране боллардоведом, приключился приступ астмы. Паладин кашлял, а мы ничем не могли помочь. Флакончик чудодейственного средства "Супранас" непространственным образом вернулся в западногерманский город Гельзенкирхен и занял прежнее место в упаковке, хранящейся на складе фармацевтической продукции химической монополии "Хехст".
Зато тибетские ламы, заполучив назад свои бесценные тантры, возрадовались, и религиозное исступление не вылилось в кровавое умопомешательство. Ламы даже не заметили, что одна из тантр повреждена микровзрывом. Сам универсальный огнетушитель тоже благополучно перенесся обратным ходом в свое 5-вероятностное время. Темпоральные волны, конечно, не могли не возникнуть, но они затухли чрезвычайно быстро и не встретились в 5-вероятностном 2000 году, таким образом, не образовалось и временной дифракционной решетки, посему брандмайор Борис Андреевич Бруденко, знаменитый писатель и гроза плагиаторов, остался брандмайором.
...Ладик совладал с приступом, и мы всей компанией двинулись к метро. Наутро никто не вспомнил о пролившемся на нас золотом дожде. Последнее, что осталось в памяти, - это потрясающий анекдот нашего притчеписца Шушуни Майского, над которым мы долго-долго - весь вечер - хохотали.
У читателя может возникнуть вполне законное недоумение: как так - мы все забыли, и в то же время тот памятный вечер описан с такими живописными деталями? Ответ: в этом и заключается секрет гениального рапидного метода новеллистики, изобретенного Р.Нерголиным.
Р_А_З_Г_О_Н.
Глава "Р",
предложенная магистром беллетристики Г.Чуковым
...Самое забавное в истории Игоряши-второго - это то, что он, в сущности, так и не прикоснулся к десяти миллионам, чудесным образом свалившимся ему на голову в трех роскошных чемоданах. Нет, конечно, он пользовался этими деньгами - сорил сотнями, мотовствовал, куражился, но больше от спеси, чем по существу, и в общей сложности растратил не более пяти тысяч рублей - по мелочам.
Чемоданы с почти не тронутым содержимым хранятся у Игоряши-второго по сей день в неприступном сейфе из титанового сплава. Он их оставил у себя как память о первом Контакте и еще по одной причине, о которой гласит табличка, приклеенная к дверце сейфа с внутренней стороны.
На табличке Игоряша с нажимом вывел: "На черный день". В тот самый первый день новой жизни, когда Игоряше-второму так неожиданно привалило богатство, он, разумеется, на работу не пошел. Часа два Игоряша валялся на полу, осыпая себя сторублевками, и полоумно хихикал. В ведре с кристально чистой водой лениво шевелила червонными плавниками Золотая Рыбка N_3.
Игоряша никак не мог сообразить, что бы такое ему отчебучить в первую очередь. Долгое время навязчиво липло желание сбегать в магазин, купить два ящика ядрицы, затем позвонить двум закадычным друзьям, выдернуть их с работы и устроить фантастическую обжираловку. Игоряша обсосал эту идею и с легким сердцем отбросил ее. Он умнел на глазах: откуда-то взялись и сообразительность, и спокойная оценка ситуации. Явилась мысль, прозрачная, как стакан: никуда ни бежать, ни звонить не надо. Возжелай он только - и два ящика ядрицы, и десять, и целый контейнер перенесутся к нему из ближайшего магазина. И друзей можно доставить в сию минуту - стоит лишь дать знак Золотой Рыбке.
Игоряша вздрогнул и опасливо покосился на ведро - не расценил ли биомодуль его мысли как приказ к действию? Но все было спокойно. Мысли шли в условном наклонении, и Золотая Рыбка не реагировала.
Далее Игоряша прокрутил в голове идею сногсшибательного банкета в "Метрополе" - персон примерно на пятьдесят. Но он никак не мог решить, кого же из родственников выписать на вальпургиево торжество, поэтому и с банкетом решил повременить.
Когда днем пришла после смены жена Игоряши, шофер такси Анюта, дверь в мужнину комнату оказалась запертой изнутри. Анюта долго кричала в косяк, грозила мужу, билась в дверь всем телом, напоминала, что в УПРАТРУБе больше всего не любят, когда из будней делают праздники, плакала, - но ничего не добилась. Наконец она крепко, по-шоферски, выругалась, заявила, что кормить борщом лодыря и объедалу не будет, и ушла на кухню звенеть кастрюлями.
Игоряша, казалось, и не слышал всей этой бури. Он лежал на сторублевках и блаженно мечтал.
В тот день Игоряша испытал смену настроений, совершенно ему не свойственных. Утренний шок, как мы знаем, сменился очумелостью, затем последовала потеря сознания, далее просветление перешло в эйфорическую безмятежность, потом Игоряша некоторое время пребывал в растерянности, и, наконец, к вечеру его одолела элегическая задумчивость.
Если бы Анюта в этот час заглянула к Игоряше, она, безусловно, впала бы в справедливую истерику. Погруженный в себя Игоряша сидел по-турецки на полу в окружении доброй сотни жестяных банок с чайным экстрактом "Липтон". Примерно треть банок валялись уже опустошенные (был такой грех за Игоряшей - шибко любил он хороший, до черноты, чай). Рядом стоял мешок с отборной астраханской воблой. И тут же - фаянсовое гжельское блюдо, где источали укропный аромат свежесваренные донские раки: каждый размером с башмак. И восхитительные креветки (перуанские - так захотелось Игоряше). И котелок черной зернистой икры. И соленые фисташки. И нарезанный прозрачными ломтиками французский сыр "грюйер" на доске из севрского фарфора. И литовские крекеры с тмином...
Попивая чаек из банок и закусывая всем, что попадалось под руку, Игоряша напряженно думал, перебирал варианты и разговаривал вслух сам с собой.
В ведре - точнее, не в ведре уже, а в серебряной братине, принадлежавшей когда-то Григорию Лукьяновичу Скуратову-Бельскому, более известному по прозвищу Малюта, - плавала Золотая Рыбка N_8.
Если бы Анюта заглянула... Увы, Анюты в этот час философского созерцания уже не было ни в Игоряшиной квартире, ни в московском районе Строгино, ни вообще на планете Земля. Игоряша неразумно истратил на нее первый регистр третьего биомодуля.
Днем Анюта все-таки вломилась в мужнину комнату, высадив дверь с помощью монтировки.
- Ты чем это здесь занимаешься, жрун болотный?! - завопила она с порога, бросаясь вперед, как под танк.
И тут же осеклась. И застыла, словно Лотова жена. Ибо Игоряша, как мы знаем, первую половину дня провел, лежа на сторублевках, как на бархатной мураве в летний день.
- Игоряша... - просипела Анюта перехваченным горлом. - Откуда ЭТО у нас???...
Кто знает, то ли стенания жены успели уже надоесть Игоряше, то ли взбеленила его осада двери с использованием стенобитных орудий, а, может, самолюбивую душу новоиспеченного миллионера покоробило словечко "нас"? Только Игоряша приподнялся на локте и ясным голосом сказал:
- А поди ка ты к ядрене фене!
Информационный биомодуль, именуемый здесь Золотой Рыбкой N_3, провел на нашей планете уже несколько тысячелетий, но до сей поры он спокойно обитал себе в водах озера Ван, поэтому понятие "ядрена феня" отсутствовало в его необъятной памяти. Зато биомодуль прекрасно знал о существовании в глубинах Галактики звездной системы с названием Оомгрусанта, что на русский язык можно перевести как "Ядро на пене". Вторая планета этой системы мало чем отличалась от Земли по условиям жизни, а то, что Игоряша знать не знал об Оомгрусанте и вообще имел в виду нечто другое, было для биомодуля перегрузочной информацией. Поскольку желание Игоряши перенести свою подругу на "Ядро на пене" обладало очень высоким потенциалом и к тому же перенос этот не мог повлечь смерти Анюты и нанесения ей физического ущерба, то есть не нарушал граничных условий использования регистра биомодуля, то Золотая Рыбка незамедлительно подчинилась команде.
Анюта исчезла.
В мозгу Игоряши отпечаталось: "Первый регистр исчерпан".
Игоряша безумно испугался. Первым побуждением его было вернуть Анюту. Он уже раскрыл рот, но тут испугался вторично.
Игоряша ужаснулся, вообразив, в каком виде может предстать Анюта после посещения неведомой "ядрени фени". Вроде бы шутка совершенно абстрактная и эвфемистическая, но раз Анюта отправилась ТУДА, значит, нечто такое существует _н_а_ _с_а_м_о_м_ _д_е_л_е!
Игоряша вытер пот со лба и решил с возвращением Анюты повременить, а в качестве компенсации за потерю жены заказал себе чаю. Побольше и получше. И новый биомодуль. И раков с креветками. И братину для шику. И еще биомодуль. И сыр. И крекеры. И...
Весь вечер разговаривал сам с собой Игоряша. Осторожно разговаривал чтобы, не дай бог, не истолковали Золотые Рыбки его рассуждения как ж_е_л_а_н_и_я. Потом он неспокойно спал, маясь набитым животом. Проснулся в шесть утра, долго боролся с изжогой, а затем уже и не прилег - опять разговаривал.
И наконец пришел к трем важным для себя выводам. Первый: что никакие деньги - ни миллионы, ни миллиарды, ни оклады, ни прогрессивки - ему не нужны. Поскольку Золотые Рыбки и так исполнят все, что его душе угодно, поэтому со службой в УПРАТРУБе следует сей же день покончить. Второй: что он в любой момент может вернуть Анюту, приказав биомодулю доставить ее в п_р_е_ж_н_е_м_ _в_и_д_е, но, собственно, с этим спешить не надо. Пока требуется заняться собой. Эта идея - заняться собой - и была третьим выводом.
И начал Игоряша _д_е_й_с_т_в_о_в_а_т_ь.
В семь утра Игоряша испросил у восьмого биомодуля, сколько всего на Земле Золотых Рыбок. Оказалось, исходное число - 1370 штук: галактический стандарт для обитаемых планет земного типа - один биомодуль на миллион кубических километров гидросферы. У Игоряши даже дух захватило: "Почти полторы тысячи волшебных палочек - вот уж развернусь!"
Следующим ходом он заказал себе безупречное здоровье. И... тут же мешком рухнул на пол - словно невидимый великан прихлопнул его, как муху.
Игоряшу бросило в жар, потом в холод, невыносимая боль разорвала внутренности, пульс зашкалил, из носа хлынула кровь, отнялись ноги, потом руки, агония выгнула тело колесом, в голове взорвалась сверхновая. Игоряше казалось, что по нему промчался товарный состав, потом пронеслась танковая дивизия, потом не спеша прогрохотала вереница дорожных катков. Он хотел было заорать: "За что?!" - но последним сгустком воли отогнал катастрофический вопрос - _т_р_е_т_и_й_ вопрос для данного биомодуля, который, конечно же, закрыл бы перед ним дорогу в будущее. Вместо этого Игоряша, захлебываясь густой ядовито-горькой желчью, пробулькал: "Новый биомодуль!.."
Он очнулся в невообразимой позе на полу. Над ним клубился, истаивая, смрад. Игоряша прислушался к себе - ничего не болело. в мышцах переливалась чистая энергия. Голова была ясной и свежей; организм работал как кварцевые часы. Переполняло ощущение счастья и вечности.
- Что это было? - спросил он, пораженный. "Функциональная перестройка организма, - ответил биомодуль огненным текстом. - Пурификация ауры. Наладка иммунной системы. Канцеродиализ. Бактериальный и вирусный дренаж".
- Ясно, - сказал Игоряша. Целый час он плескался в ванной, наслаждаясь жизненными токами в клетках тела. Вышел насвистывая, и переоделся в чистое. Подошел к братине, играя мускулами, подмигнул биомодулю и раздельно произнес:
- Бес-смер-ти-е.
Игоряша ожидал, что новый удар свалит его с ног, опять набросится жуткая сила и примется терзать. Но ничего такого не случилось. Перестройка генетической программы и запуск нейронной реабилитации проходят совершенно неощутимо.
В девять утра Игоряша с помощью очередного биомодуля обеспечил себя нестарением. Он посчитал, что 35 лет - оптимальный возраст для вечной жизни. Дальновидный человек, - и ведь известно, что миф об Эндемионе не был ему знаком.
Да, великая вещь - бессмертие! Оно настраивает мысли на совершенно иной лад. Малое делает великим, великое - малым, совершенное примитивным, затягивает память дымкой.
А между тем бедная женщина ужасно растерялась, очутившись на берегу изумрудного океана под сенью фиолетовых деревьев с плоскими зонтичными кронами. Много часов она шла по рыжему песчаному пляжу, надеясь отыскать людей, жилье или хоть какие-нибудь приметы цивилизации. В воздухе пахло клопами и уксусом.
Наконец на изгибе берега она увидела фигуру человека и бросилась бегом навстречу. А приблизившись, пронзительно завопила и столь же стремительно, не помня себя, помчалась прочь. Человек был впряжен в некое подобие телеги на санях. У него был совершенно лысый шишковатый череп, двупалые клешневидные кисти рук, прозрачный живот, в котором виднелись омерзительные сине-бурые кишки, и три глаза. Единственное, что напоминало здесь о Земле, - это третий глаз на лбу у чудовища. Он горел чистым зеленым светом, как огонек Анютиного такси.
Е_Д_И_Н_О_Б_О_Р_С_Т_В_О
Глава "Е",
выношенная асом пунктуационного анализа П.Гриммовым
Блиц-критик Герард Экудянов пользовался в нашей компании славой человека, который в свои тридцать пять лет прочитал 35 тысяч книг. Те, кто не знал лично Экудянова, пионера стилистической пропедевтики, поражались: мыслимо ли такое - в среднем по тысяче книг на каждый год жизни?! Впрочем, нам-то было известно, в чем тут секрет: Герард был не только профессиональным прагматиком, но и профессиональным читателем. Психолог по образованию, он работал в секторе психолингвистической биологии научно-исследовательского Института Будущего и читал за приличное жалованье с девяти до шести каждый день, исключая выходные. Норма в их секторе была - сто зарубежных книг на человека в неделю. За перевыполнение нормы шла прогрессивка. Сверхурочное чтение, правда, не поощрялось: руководство берегло глаза сотрудников. Условия для чтения в секторе были идеальные: удобные мягкие кресла, диваны для любителей читать лежа, рассеянный сильный свет, цветные светофильтры, устанавливаемые по желанию, терминалы ЭВМ, самодвижущиеся сервировочные столики с прохладительными напитками и закуской.
Герард слыл в Институте феноменом: он читал в семь раз быстрее среднего человека и в пять раз быстрее заведующего сектором, профессора чтения, и при этом досконально помнил прочитанное. Зная это, мы не удивлялись Герардовой эрудиции, нас изумляло другое: каким образом Экудянов умудрился не взрастить в себе глухую ненависть к печатному слову и откуда он берет силы, чтобы еще и писать?
В последние годы Герард прославился как создатель армянских рун. Город Ереван ждал, когда же Экудянов, пятнадцать лет назад уехавший завоевывать Москву, вернется на родину и откроет там студию рунического искусства в национальном духе, но Герард пока не торопился. Он хотел покинуть Москву только доктором библиологических наук, защитив диссертацию на тему "Суперскоростное чтение вслух в условиях урбанистического шума" и выпустив монографию "Как я прочитал сто тысяч томов и что после этого со мной стало".
Никто из нас и помыслить не мог, чтобы состязаться с Герардом в книгочействе и книгознании. И все же в один памятный день Экудянов был посрамлен.
В тот апрельский вечер мы собрались у Палладина Гриммова, труженика гетероязычия. В течение часа мы обсуждали новый рассказ Кровского, гроссмейстера фонетической архитектоники, затем перешли к последним переводам Владимира Набакова, который гордился своей астральной дружбой с Камоэнсом и по причине этой дружбы имел возможность переводить даже те сонеты великого Луиса, которые поэт сжег в черновике, не опубликовав.
Часам к десяти мы устали, Захотелось расслабиться, послушать музыку и выпить крепкого душистого чаю.
- Ребята, а чая-то в доме нет! - смущенно признался Ладик. Помимо того, что Гриммов - новатор симплоки, он еще и прекрасный хозяин, и такого подвоха с его стороны мы не ожидали.
Тут раздался голос Игоряши:
- Ч-чай? Ч-что же в-вы мн-не раньше н-не ск-сказали?
Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда большую черную жестяную банку. На боку ее по сиреневому полю, заключенному в золотую арабеску, шла надпись: "Jasmine Tea". Это был восхитительный чай "сучонг" с лепестками жасмина - продукция старинной британской чайной фирмы "Твиннинге". Банка содержала восемь унций чая и, конечно, не могла поместиться во внутреннем кармане облегающего твидового пиджака.
Это был очередной трюк Игоряши.
Вскоре вскипел чайник, и вот уже перед каждым из нас стоит чашка с янтарным напитком, источающим жасминное благоухание.
- Совсем недавно читал одну японскую книгу, - сказал Герард, сделав первый глоток, - там мне встретилась восхитительная танка о чае. Если не ошибаюсь, звучит она так:
Прозрачный вечер.
Пью чай под чистым небом.
В чашку бесшумно
Пал лепесток сакуры.
Ристалище запахов.
- Ошибка! - радостно воскликнул Игоряша. - Во второй строке не "под чистым небом", а "под звонким небом".
Герард поперхнулся, обжегшись, и едва не выронил чашку.
- А ты откуда знаешь? - грозно спросил он, - эта книга только-только вышла. У нас в секторе контрольный экземпляр.
- Знаю, - просто ответил Игоряша. - Это стихи поэта и каллиграфа Нансея Кубори в переводах Льва Минца, под редакцией доктора исторических наук С.А.Арутюнова. Сборник называется "120 танка, написанных в чайном домике". Тираж десять тысяч. Книга иллюстрирована каллиграфическими иероглифами автора.
Это был вызов Герарду Экудянову, прагматическому санкционеру, и он, бедняга, поднял перчатку.
- Ну, мужики! Игоряша дает! "Мне за ним не угнаться, - произнес Экудянов, хитро прищурившись, - С ним рядом я круглый ignoramus".
- Фраза из рассказа "Умник" ирландского писателя Шона О'Фаолейна, спокойно парировал Игоряша. - Рассказ опубликован в сборнике "Говорящие деревья", вышедшем в 1971 году.
В комнате воцарилось тяжелое молчание. Такого от Игоряши не ожидал никто. Точное знание в сочетании со сверхъестественной памятью, - да, Герарду достался достойный соперник.
- "Запомни, Стокдейл, что ты ни с кем не имеешь права так разговаривать", - гробовым голосом сказал Экудянов, вперив взгляд в Игоряшу.
При чем здесь "Стокдейл", никто из нас не понял.
- "А что я сделал плохого? - улыбнулся Игоряша, акцентируя слова так, что всем стало ясно: он догадался, о чем повел речь Герард, и подхватил диалог из какой-то известной только им двоим книги. - Если я выразился не очень любезно, поправьте меня, и я больше не буду так говорить."
- Ребята, это черт знает что! - вскричал Герард. - Игоряша цитирует по памяти "Трудно быть сержантом" Мака Химена.
- Совершенно верно, - согласился Игоряша, - Страница 82, Воениздат, 1962 год, русский перевод Биндеман и Фадеевой, литературный редактор Видуэцкая.
- Потрясающе! Попробуем еще, - Герард покраснел, на лбу его выступил пот. - "Не унижай своей судьбы!"
Игоряша задумался.
- Ага! - воскликнул он и прищелкнул пальцами. - "Я хотел бы ее победить".
- "Мысль - вот мое оружие".
- "Часто мое честолюбие сжигает мои мысли".
- "Ты обладаешь даром творчества. Чего тебе еще нужно?"
- "В другие времена я, быть может, смог бы завоевать материк".
- "Что в этом? Одна мелодия стоит целой провинции. Для нового образа разве ты не пожертвовал бы властью?"
- "Жить полной жизнью, вот чего я хочу, а не жить одним лишь мозгом", - глаза Игоряши горели. Поначалу он произносил фразы с трудом, будто разбирая стершиеся письмена, что незримо вставали перед ним. Но постепенно голос его окреп, а в интонациях зазвенел металл, словно он читал не чужой текст, а высказывал собственные убеждения.
- "Мозг содержит в себе целый мир", - настаивал Герард. Он тоже вошел в роль и даже поднялся с места, ощущая себя если не на подмостках сцены, то, по крайней мере на диспуте схоластов.
- "А ты не можешь понять, ты аскет, - отвечал с презрением Игоряша, ты укротил свои желания, ты подчинил их себе".
- "И ты тоже укротишь их".
- "Не знаю, захочу ли я это сделать..."
Герард, опустошенный, рухнул на стул.
- Сдаюсь! - выдавил он. - знать сие на память просто невозможно, и тем не менее Игоряша ни в одном слове не отошел от текста.
- Габриэле Д'Аннунцио, - провозгласил Игоряша. - "Огонь", в переводе Барсовой. Первый том Полного собрания сочинений, издание Саблина, Москва, 1909 год.
Он тоже успокоился, перевел дыхание и пояснил:
- Герард, моя память не хуже твоей. Я знаю наизусть все твои тридцать пять тысяч книг. И еще много других. Если хочешь, можем продолжить диалог на языке оригинала...
- Не надо, - дернулся Экудянов: в итальянском он был не силен. Герард еще некоторое время взбудораженно размахивал руками, обиженно бормоча что-то по-армянски себе под нос. Потом резко встал, надел плащ и выбежал из квартиры.
Мы подошли к окну. По улице удалялся, растопырив локти, Герард Экудянов, убежденный враг мимесиса. Вдруг он остановился, повернулся, задрал голову и, погрозив в нашу сторону кулаком, заорал:
- Может быть, он и брошюру "Проституция и ее причины" читал? Сочинение доктора Б.В.Цуккера, 1926 год, издательство "Космос"?
- Читал!!! - прокричал Игоряша, высунувшись из окна. - Если угодно, на странице 45: "Мы не отрицаем возможности того, что и в будущем женщина будет отдаваться мужчине ради каких-нибудь выгод, но мы решительно утверждаем, что эта проституция не будет носить в себе общественноклассового отпечатка".
Близилась полночь. На улице застыли изваяниями несколько зевак. В доме напротив в окнах зажегся свет. Мы поспешили разойтись...
Не сразу и не скоро, но мы узнали все-таки, что у Игоряши была беспримерная библиотека - 500 тысяч томов на пятнадцати языках. Полками и стеллажами были заставлены две просторные комнаты в его девятикомнатной квартире на Сивцевом Вражке. Любому здравомыслящему человеку ясно, что в двух комнатах, даже очень больших, не разместить и десятой доли такого количества книг. Однако была в той квартире какая-то штука со связными множествами, какая-то хитрая метрика, некая неэвклидова затея с пучностями и узлами пространства, в которой Игоряша не понимал ни черта, но прекрасно пользовался. Например, в двух комнатах его библиотеки можно было бродить часами и открывать все новые и новые застекленные шкафы с изящными цифровыми замочками. Та же история - и с квартирой целиком. Для правления кооператива "Гигант", в котором жил Игоряша после переезда из Строгино, это была просто большая квартира в два этажа. Удивительно, конечно, как мог один человек занимать столько жилой площади, но видимо, пользовался он чьим-то высоким покровительством, видимо, был непростым человеком, раз за кооператив уплатил сразу всю сумму целиком, перечислив в банк единовременно сто тысяч рублей по безналичному расчету. Да, впрочем, в кооперативе были разные непростые люди - и дипломаты, и поэты-песенники, и заведующий фруктовым баром, и кинорежиссеры с именем, и южных краев люди без имени, но со связями, - недаром "Гигант" пользовался завистливым уважением всего района. Стоило ли после этого удивляться девятикомнатной двухэтажной квартире какого-то Игоряши?
В том-то и дело, что не девятикомнатная и не двухэтажная! Был здесь и банкетный двухсветный зал с хрустальными люстрами и мозаичным паркетом, и спальня-будуар а-ля Людовик XVIII, и кабинет красного дерева, и бильярдная, и кегельбанная, и каминная, и музыкальный салон с концертной электронной аппаратурой, и сауна с бассейном, и спортивный зал с пятисотметровой тарлановой дорожкой, велотреком и площадкой для гольфа, был камерный театр и видеотека, и зимний сад, и - отдельно - оранжерея с тропическими растениями, и кинозал, и бар на тридцать мест, и эстрада для варьете с раздевалкой для девочек, и анабиозная, где криогенная аппаратура поддерживала глубокий сон пятидесяти восьми женщин разного возраста и национальностей, отобранных Игоряшей для песен и игр. И даже дворницкая, где, конечно, никаких дворников не было, а было оборудование для подзарядки кибернетических автоматов, выполненных в виде безупречных и остроумных лакеев: прообразом для программы послужил гениальный Дживз из произведений Пелема Гренвилла Вудхауса.