Честер трясущимися руками налил себе стакан воды и залпом выпил его, стуча зубами о стекло.
   — Передайте Стиву: женщину подобрать и как можно быстрее доставить сюда!
   В ближайшие тридцать минут ни Гард, ни Честер не произнесли ни единого слова, ровно до тех пор, пока лампочка не зажглась вновь.
   — Андерс на подходе, шеф, — сказал дежурный. — Женщина жива. Ее имя Линда Честер.
   Гард удалил Фреда в соседний кабинет и приготовился к встрече. Линда вошла в кабинет собственными ногами и довольно решительно.
   — Дэвид, — сказала она, — на вас вся надежда! Это ужасно! Это ужасно! Это ужасно!
   — Садитесь, Линда.
   — Нет, не хочу.
   В продолжение всего разговора она ни на секунду не присела, а двигалась по комнате, пересекая ее из угла в угол. Внешне спокойная, Линда держалась каким-то внутренним напряжением, готовым вот-вот оборваться, но все же держалась, вызывая невольное восхищение Гарда.
   — Кто они, Дэвид? Зачем им Майкл? — Это было главное, что ее интересовало.
   — Думаю, обычное рэкетирство… — Гард до конца пощадил бедную женщину. — Они будут охранять Майкла как зеницу ока. Ведь он их капитал!
   — Если так, почему они не взяли Робика Найта? Марион и Фредерик богаче нас…
   Гард пожал плечами.
   — Успокойтесь, Линда. Когда назначается выкуп, все родители одинаково бедны и одинаково богаты.
   — Ах, сколько бы они ни назначили, мы с Фредом все равно выплатим! Но как это сделать? Когда? Где?
   — Не торопитесь, сначала расскажите мне по порядку, что произошло в машине. Не исключено, что мы просто поймаем их и дело кончится быстрее и проще.
   Магнитофон был включен и тихо шипел, не привлекая внимания Линды.
   — Вам подробно? Мы гуляли с Майклом…
   — Это я знаю, — прервал Гард, боясь потерять лишнее время. — Начинайте прямо с машины.
   — Мы сели, втащили двоих, Майкл был у меня на коленях. Как только тронулись, меня скрутили, завязали глаза и заткнули рот кляпом, а Майкл был тут же, я это чувствовала, и, кроме того, мы долго не останавливались. Вероятно, они ему тоже зажали рот, ведь мальчик не из тех, кто будет молчать, когда так обращаются с мамой. Они не могли выкинуть его на ходу? О, Боже мой!..
   — Успокойтесь, Линда, — мягко сказал Гард. — Ведь мы договорились: рэкетиры берегут детей не хуже родителей. Что было дальше?
   — На полицейских я как-то не обращала внимания. Молодые, сильные, хорошо одетые — как на парад. Пожалуй, лишь тот, кто был у них старшим, запомнился мне черными волосами и совершенно белыми ресницами и бровями. Я еще подумала, что голова у него крашеная…
   — Дальше?
   — Я была уверена, что мы едем в управление и что они перепутали, Дэвид, я еще надеялась… А потом мы все ехали, ехали, ехали, и я считала…
   — Что именно?
   — Пятнадцать минут по асфальту, потом минут шесть по бетону — я отчетливо ощущала швы между плитками, это было уже где-то за городом. Наконец пошла совсем плохая дорога, вся машина наполнилась пылью, мне стало трудно дышать, и тут, как я поняла, они высадили Майкла…
   — Почему поняла?
   — Кто-то сказал: «Давай сюда! Развяжи ему глаза!» И я потеряла сознание. Очнулась — вокруг лес, лежу на траве, ваш летчик…
   — Время вы определяли счетом?
   — Да. Про себя.
   — Благодарю вас, Линда. Вы сообщили важные сведения. А сейчас я советую вам ехать домой и… ждать, дорогая Линда.
   — Я не могу домой. Не хочу. Я буду с вами.
   — Это нельзя. — Гард незаметно нажал кнопку звонка, вызывая Честера. — Фред уже в курсе дела, он будет с нами, и этого достаточно.
   — Где Фред?
   — Здесь.
   Линда обернулась и несколько секунд молча смотрела на Фреда. Она не двигалась, лишь слегка покачивалась всем телом и еле слышно дышала. Голова ее была неестественно поднята вверх, глаза полузакрыты. И единственная ниточка, на которой держалась ее воля, не выдержала — лопнула. Мужчины не успели поддержать Линду: не издав даже звука, она без чувств рухнула на ковер.
   — Оставайся здесь до моего возвращения, — сказал Честеру комиссар, засовывая в карман пистолет. Уже в дверях он отдал последнее распоряжение дежурному: — Срочно врача. Кроме того, вызовите Хьюса, пусть прослушает пленку и попытается нащупать маршрут «пумы». Я буду у Таратуры.

6. ТЕЧЬ

   — Комиссар полиции Гард? — повторил Серж Пуся, слегка сощурив слезящиеся от старости глаза. — Так-так-так. А почему же, позвольте спросить, у вашего сына Майкла была фамилия Честер?
   Гард даже не смутился, поскольку действовал теперь с открытым забралом, но был удивлен: ну и память, ну и проницательность!
   — Впрочем, — сказал старик, — вы уже тогда показались мне подозрительным папашей.
   — Чем же? — из профессионального интереса спросил Гард.
   — Торопливостью, комиссар! Настоящие отцы не так-то быстро соглашаются оставить у меня свои кларки. «Э, нет, — подумал я, — этот „отец“ будет платить за „сына“ не из своего кармана!» — Старик улыбался такой ослепительно чистой улыбкой, что даже после того, как он закрыл рот, эта улыбка стояла в глазах Гарда. — Чем могу быть полезен?
   Гард начал издалека:
   — Я хотел бы ознакомиться с доходами вашей парикмахерской.
   — Не возражаю, — согласился Серж Пуся. — Правда, недавно у меня уже был налоговый инспектор, кстати сказать, тот самый, — старик снова улыбнулся, — который сегодня с самого утра крутится вокруг моего заведения, а сейчас караулит вход. Впрочем, если вам нужно…
   Гарду стало не по себе. «Ну и глазастый, черт! — подумал комиссар. — Застукал Таратуру! Только почему он так откровенен? Или передо мной сама невинность, или матерый преступник…»
   — Хорошо, — сказал Гард. — Открою вам свои карты. Я подозреваю вас в соучастии в преступлении…
   Договорить комиссару не удалось: старик, схватившись рукой за сердце и выпучив глаза, повалился на пол. «Фу, черт, переборщил!» — мелькнуло у Гарда, бросившегося на помощь. Через пятнадцать минут, полулежа в кресле, Серж Пуся тихо произнес:
   — О чем вы говорите! Побойтесь Бога, молодой человек! Мы не берем с клиента и лишнего лемма, ведь наш клиент — ребенок! Обмануть младенца — это хуже, чем обмануть самого себя!
   — У вас есть силы продолжать разговор? — спросил Гард. — Или отложим его до следующего раза?
   — Чтобы я не спал всю ночь? — сказал старик. — Нет уж, давайте сейчас. Мне лучше.
   И он сделал слабую попытку улыбнуться.
   — Ваша реакция — достаточное свидетельство вашей невиновности, — сказал комиссар, успокаивая Пусю. — Но я хочу просить вас о помощи. Прежде всего скажите, у вас бывали случаи досрочного выкупа кукол?
   — А как же! Если ребенок, не дай Бог, умирал до совершеннолетия или, не дай Бог, пропадал без вести, родители шли к нам.
   Гард знал об этом и раньше из опросов родителей пропавших детей, но задал вопрос нарочно, чтобы последний раз проверить, насколько искренен старик: упомянет он об исчезнувших детях или постарается о них не говорить.
   — Разумеется, при досрочном выкупе, — продолжал Пуся, — мы могли бы продавать кукол дороже, но Пуси никогда не наживались на чужом горе.
   — Простите, — сказал Гард, — но вы упомянули о пропавших детях. В таком большом городе, как Нью, они действительно есть — всякое случается. Но вот что странно, господин Пуся: все эти дети исчезали через несколько дней после того, как побывали у вас.
   — Не понимаю, — сказал старик.
   — Они стриглись в вашей парикмахерской, а потом исчезали, — повторил Гард. — Это установлено нами с абсолютной точностью. Если хотите, я дам вам список пропавших, а вы сверьте с книгой учета…
   — Не понимаю, — вновь сказал Пуся. — Я бы, господин комиссар, искал преступников там, где похищают детей, а не там, где их стригут.
   — Но похищение каким-то невероятным образом связано со стрижкой! — сказал Гард. — Нет, нет, я не хочу больше подозревать вас, господин Пуся. В конце концов, преступники могли действовать и без вашего ведома.
   — Что же вы хотите?
   — Тщательным образом проследить технологию, весь путь от момента стрижки до поступления куклы клиенту.
   Старик подумал, потом согласно кивнул.
   — Помогите мне встать.
   — Если вам трудно…
   — Ничего. И дайте, пожалуйста, халат. Спасибо. Начнем с салона?
   — Мы были там с Майклом, — сказал комиссар. — Поехали дальше.
   — Поехали, — согласился старик, открывая небольшую дверь, ведущую в помещение мастерской. — Но у меня к вам личная просьба: Иржик, хотя и шутник, чрезвычайно больной человек, и я прошу вас…
   — Буду осторожен, — сказал Гард.
   Они вошли. Иржи Пуся сидел в глубине комнаты за широким полукруглым столом, освещенным боковым ярким светом, льющимся из открытого трехстворчатого окна. Кроме того, на столе еще стояла лампа, зажженная даже в дневное время. Под рукой Иржи Пуси лежали многочисленные ножички, стамески, пилки, кисточки, пузырьки с клеем и краской, баночки, ножницы и прочие непонятные инструменты. В правом глазу у Иржи чернела огромная часовая лупа. Он держал в руках очередную куклу и даже не поднял голову на вошедших.
   Братья были копией друг друга, если не считать того, что у Сержа на губах блуждала постоянная улыбка, и потому его губы были скобкой кверху, а Иржи в течение всего разговора с Гардом держал губы скобкой вниз. Седые и длинные усы, растущие под крупными добрыми носами, делали братьев похожими на моржей. «Морж-пессимист и морж-оптимист, — подумал Гард. — Отличный цирковой номер!»
   — Иржик, — мягко произнес Серж, — господин комиссар полиции интересуется нашими куклами.
   Не поднимая головы, старший Пуся сказал:
   — Ему уже мало живых людей?
   — Извините, комиссар, — улыбнулся Серж. — Иржик шутит. Задавайте ему вопросы сами.
   Гард почему-то откашлялся, словно ему предстояло петь с Иржи Пусей дуэтом. Потом спросил:
   — Что нужно, чтобы сделать куклу?
   — Талант! — мгновенно ответил Иржи.
   — Я имею в виду: что нужно знать о клиенте?
   — Есть ли у него деньги.
   — Иржику нужны две фотографии, — вмешался младший брат. — Фас и профиль. Снимки мы делаем камерами, установленными в салоне.
   — А волосы? — спросил Гард.
   — И волосы, — подтвердил Серж Пуся. — Из волос мой брат делает…
   — Матрасы! — перебил Иржи и поднял наконец голову с опущенными вниз уголками губ. — Я набиваю ими матрасы, господин комиссар полиции! Зачем еще мне волосы клиента?
   — Иржик шутит, — вновь пояснил Серж, как видно не рассчитывая на то, что комиссар полиции обладает чувством юмора. — Из волос он делает парички. Все данные о клиенте хранятся вот в таком пакетике. Здесь фотографии, адрес и имя.
   Гард повертел в руках целлофановый пакет и осторожно положил его на край стола.
   — Что происходит после того, как кукла готова?
   — Делаю следующую, — сказал Иржи Пуся.
   Как это ни странно. Гард не испытывал никакого раздражения. Напротив, ему искренне нравился этот старый морж, который находился в том критическом возрасте, в котором человеку уже никто не страшен: ни комиссар полиции, ни президент, ни сам черт со своими чертенятами. Старик шутил! Но разве не прекрасна старость, украшенная не слезами, а шуткой?
   — Я понимаю, — дружески улыбнувшись Иржи, сказал Гард. — Но куда девается готовая кукла?
   Иржи открыл было рот, но его опередил Серж:
   — В сейф нашего родственника Сайруса. Когда-то мы сами хранили свои шедевры, но теперь… Вы согласны, комиссар, что Иржик делает шедевры?
   Надо сказать, старший Пуся ни на секунду не прерывал работу. На глазах у Гарда из ваты, смоченной какой-то жидкостью, кусочка пластмассы, бусинок, клея и резины возникала истинная принцесса с золотыми кудрями, по всей вероятности та самая девочка, которая побывала в салоне в один день с Майклом.
   О, это был настоящий шедевр, о чем Гард тут же сказал братьям, хотя его слова ничуть не изменили мрачного вида старшего Пуси: сатир был верен себе до конца! Но служба тоже была службой, и потому комиссар спросил:
   — Как долго делается этот шедевр?
   — Всю жизнь, — ответил Иржи, — и еще четыре часа.
   — В таком случае, почему эта девочка не была сделана сутки назад?
   Иржи второй раз за весь разговор поднял голову и, кажется, впервые ответил серьезно:
   — Не было вдохновения.
   Или он вновь шутил?
   «Как трудно работать с людьми, имеющими чистую совесть!» — подумал Гард, выходя из волшебной мастерской старого Иржи Пуси.
   Серж проводил его до выхода, где с видом человека, случайно остановившегося перед завлекательной витриной детского салона, торчал Таратура.
   Прощаясь, Гард произнес:
   — Уж извините меня: работа! Кроме того, прошу выполнить одну мою просьбу: этот визит должен остаться между нами.
   Серж клятвенно сложил руки на груди.
   — А знаете, — не удержался Гард, — много лет назад я был у вас…
   — Знаю, молодой человек, — мягко сказал Серж Пуся. — У вас две макушки.
   — То есть как две?!
   — Есть люди, у которых даже три, — сказал старик. — Право, не знаю, как это отражается на их умственных способностях… Дайте-ка вашу руку. Вот одна… А вот и вторая… Чувствуете?
   Гард пощупал свой череп в местах, указанных Сержем, и у него мелькнула мысль, не наваждение ли это? Но старик улыбнулся ему такой реальной и ясной улыбкой, которая тут же успокоила комиссара и еще долго стояла перед его глазами, хотя Гард уже ехал в машине, думая об игротеке Тура Сайруса.
   Но двух полицейских из группы Мердока, переодетых в гражданскую форму, Гард все же оставил напротив парикмахерской — у витрины, где крокодил жевал пирожное.
   — Шеф, вы действительно уверены, что старики ни при чем? — спросил Таратура, когда «Ягуар-110» выехал из лабиринта улочек на магистраль, ведущую к парку Сента-Клосс.
   Гард не ответил, погруженный в раздумье. Потом сказал словно бы сам себе:
   — Это прекрасно, что мы оказываемся сильными в глазах лишь тех людей, у которых есть основания нас бояться. Что вы спросили, Таратура?
   — Про стариков.
   — Отличные моржи! Я даже выделил им охрану.
   — От кого?! Они нужны лишь тому свету!
   — Не шутите так грубо. Они нужны тем, кто ими пользуется. Неужели вы не понимаете, что у них происходит утечка информации? Пусть не по их вине, пусть даже вопреки их воле, но кто-то пользуется данными о детях!
   — Кто же?
   — Наберитесь терпения. Думаю, Тур Сайрус поможет нам ответить на этот вопрос…
   Перед Гардом, сидящим за рулем, на приборной доске зажглась синяя лампочка. Таратура надел наушники и взял в руки маленький микрофончик.
   — Алло, алло! Вас слушает Таратура! Хьюс? Что передать шефу? Так… Так… Так… Минуту! Он говорит; шеф, что вы дали ему слишком неопределенную задачу: скорость «пумы» неизвестна, маршрут тоже…
   — Чего он хочет? — прервал Гард.
   — Хьюс, шеф спрашивает, чего вы хотите? Совета?.. Он просит вашего совета, шеф.
   — Приблизьте ко мне микрофон, — сказал комиссар. — Хьюс, вы меня слышите? Прекрасно. Средняя скорость «пумы» вам известна? Известна. Превысить ее они могли? Не могли, иначе привлекли бы к себе лишнее внимание. Сколько шоссейных дорог выходит из города Нью? Отлично. Сколько в вашем распоряжении людей? Пятьдесят восемь человек. Что вам еще нужно? Вы понимаете, что мы не имеем права упускать даже паутиновые нити, ведущие к преступникам!
   И Таратура погасил свою лампочку.
   — Самый лучший совет, который я мог бы ему дать, так это быть умнее, — сказал Гард, направляя машину к той части огромного парка Сента-Клосс, где были Продолговатые пруды.
   Игротека «Крути, малыш!» находилась именно там.
   Играла музыка, крутилась карусель, трещали хлопушки, взлетали ракеты, ползли танки, стреляя на ходу водяными залпами, визжали и смеялись дети — все это свидетельствовало о том, что фирма «Крути, малыш!» отнюдь не загнивала даже в период летних каникул. Два огромных резиновых слона отвесили полицейским низкие поклоны, как только Гард с Таратурой бросили в кормушки по десять леммов, и развели в стороны хоботы-шлагбаумы, пропуская гостей на территорию игротеки.
   Тур Сайрус мгновенно появился перед ними, одним движением губ показав все свои золотые зубы.
   — Прошу вас, господа! Что вам угодно?
   Он был одет во все светлое: светлые брюки гольф, светлые туфли, светлые носки и даже светлые перчатки. Зато у него были черные как смоль усы и даже иссиня-черная гладкая прическа, разрезанная точно посередине тонким пробором.
   — Мы из полиции, — сказал Гард, а Таратура положил руку в карман.
   Веселый огонек тут же погас в глазах Сайруса, шея укоротилась, а плечи сузились. Он явно заволновался, что не укрылось от внимательного взгляда комиссара.
   — Где мы можем поговорить? — сказал Гард.
   — В конторе.
   Она тоже была необычайно светлой: и мебель, и стены, и шторы на окнах, и бра, и многочисленные детские рисунки, развешанные в хорошо продуманном беспорядке, — все это, казалось, было выкрашено солнечным цветом.
   Эта чистая и прозрачная обстановка никак не вязалась с мрачным разговором, который был намерен провести Гард.
   — Сколько человек работает в игротеке?
   — Двое, — сказал Сайрус. — Я и мой сторож. Позвать его?
   — Пока не надо. Кто забирает кукол у братьев Пуся?
   — Я.
   — Как часто?
   — По мере их изготовления.
   — Вы имели когда-нибудь дело с полицией? — спросил вдруг Гард.
   Сайрус проглотил слюну.
   — Нет. То есть да.
   — В связи с чем?
   «Ну и нюх у моего шефа!» — подумал с восхищением Таратура.
   — Наркотики, — выдавил из себя Сайрус. — Двенадцать лет назад. Но я тогда же все кончил, господин…
   — Комиссар Гард.
   — Господин комиссар.
   — Почему вы нас так боитесь?
   — Не знаю.
   — По привычке, — сказал Гард и весело рассмеялся. Сайрус тоже стал смеяться искусственным смехом. — Однако продолжим. Покажите, где хранятся ваши куклы.
   Дверь из конторы вела прямо в хранилище. Оно было оборудовано несгораемыми сейфами, в каждом из которых поддерживалась строго определенная температура и влажность. Десять сейфов, тысяча ячеек для кукол…
   — Все заняты? — спросил Гард.
   — В семи сейфах все.
   — Надежно ли хранение?
   — О да! — сказал Сайрус. — Ключи у меня и у сторожа, который один раз в неделю проверяет состояние кукол.
   — Кто сторож?
   — Чарльз Бент. Позвать?
   — Пока не надо, — вновь сказал Гард. — Расскажите о нем.
   Сайрус помялся.
   — Он пьет немного… Но он работал еще у моего отца и моего деда.
   — Сколько же лет Бенту?
   — За семьдесят.
   — Вы доверяете ему?
   — О да! — сказал Сайрус. — Как самому себе!
   — А себе-то вы доверяете?
   — Не понял вас, комиссар.
   Таратура, не удержавшись, хмыкнул, но тут же был остановлен строгим взглядом комиссара.
   — Вы слышали что-нибудь, Сайрус, о похищении детей?
   — Каких детей? — на вопрос вопросом ответил Сайрус.
   — Тех, чьи куклы стоят в ваших сейфах?
   — Впервые слышу от вас, комиссар! — воскликнул владелец игротеки.
   — Но прежде чем пропадают дети, ваши куклы фантастическим образом покидают ячейки и отправляются гулять. Вы знаете об этом, Сайрус?
   — Этого не может быть, господин комиссар! С того момента, как я запираю их в сейф, и до выкупа клиентами…
   — Хорошо, — перебил Гард. — А ваш сторож? Не может ли он выпускать кукол на прогулку?
   — Зачем?! — воскликнул Сайрус с неподдельным изумлением.
   Гард задумался. Этот тип явно дрожал от страха, но причина была какая-то другая… Рискнуть? Чтобы прижать его к стенке и сделать шелковым? Пожалуй, стоит…
   — Теперь скажите мне, Сайрус, — медленно, с расстановкой произнес Гард, — в каком из этих сейфов вы храните наркотики?
   — В девятом, — с поразительной готовностью ответил Сайрус, как будто только и ждал этого вопроса.
   Руки его безвольно опустились, он еле стоял на подкосившихся ногах. Гард мельком взглянул на Таратуру, у которого от неожиданности перехватило горло.
   — Но, господин комиссар… — начал было Сайрус.
   — Спокойно, — сказал Гард. — К наркотикам мы еще вернемся. Дайте-ка мне книгу учета кукол.
   — У меня десять книг…
   — Последнюю. Ту, в которой записаны поступления за две недели.
   Не более тридцати секунд Гард листал шикарный альбом в сафьяновом переплете. Затем сказал:
   — В третьем сейфе есть пустые ячейки?
   — В третьем? — переспросил Сайрус. — Нет, не должно быть. Сейф укомплектован.
   — Откройте!
   Трясущимися руками Тур Сайрус вытащил из бокового кармана связку ключей и подошел к третьему сейфу.
   Когда с тихим металлическим звоном распахнулась тяжелая дверь. Гард увидел сотню ячеек, в каждой из которых в глубине сидела кукла, а ближе к выходу лежал целлофановый пакетик.
   К великому ужасу Тура Сайруса, одна ячейка — под номером 97 — была пуста! Сайрус перевел взгляд на Гарда, Гард посмотрел на Таратуру.
   — Здесь был Майкл Честер, — тихо сказал комиссар.

7. КУДА ВЕДУТ НИТИ

 
 
   Сайрус сделал движение головой, словно хотел сунуть ее в сейф и сам себя гильотинировать дверцей.
   — Н-да, — сказал Гард. — Забавная ситуация. Самоубегающие куклы! Сказки Ганса Христиана Андерсена! У вас здесь что, сейф или проходной двор, господин Сайрус?
   — Клянусь. — Владелец игротеки молитвенно поднял вспотевшие ладони.
   — Кого вы подозреваете?
   В том положении, в каком очутился Тур Сайрус, этот вопрос был острее бритвы. Инстинкт самосохранения требовал немедленной выдачи фамилий, лишь бы подозрение перешло на кого-нибудь другого. Но Сайрус, вероятно, был психологом. Он понимал, что для спасения ему нужно оболгать человека, в чьей честности еще минуту назад он не сомневался, а это произведет на комиссара неприятное впечатление. Как быть? Что делать?
   Полуприкрыв глаза, Гард внимательно следил за колебаниями Тура Сайруса. Он был свидетелем множества подобных сцен, и всякий раз характер человека обнажался перед ним с предельной ясностью.
   — Никого, — упавшим голосом произнес Сайрус. — Никого не подозреваю, господин комиссар! Но лично я не виноват!
   Да, Сайрус был хорошим психологом.
   — Ну что ж, — смягчился Гард. — Это мы выясним. Теперь запомните простую вещь. Я могу допустить, что в пропаже куклы вы не виноваты. Это мои личные эмоции, которые для следствия значат меньше, чем нуль. Улавливаете? Вас может спасти только поимка настоящего преступника. Если он будет пойман… — Гард сделал многозначительную паузу и выразительно посмотрел на владельца игротеки. — Тогда я постараюсь замять дело с наркотиками.
   — О! — вырвалось у Тура Сайруса.
   — Но если он ускользнет от нас… Вы понимаете, что нам хватит одних наркотиков?
   — О! — вновь воскликнул Тур Сайрус.
   Гард чувствовал: с этим человеком все равно придется заключить сделку. Велик ли грех, если во имя раскрытия большого зла будет прощено зло меньшее?
   — Многого я от вас не потребую, — продолжал комиссар. — Во-первых, гробовое молчание. Полное и абсолютное! Во-вторых, сегодня же затейте какой-нибудь незначительный ремонт в игротеке. Рабочих я пришлю сам. В-третьих, у вас в хранилище, как мне кажется, не совсем в порядке электропроводка. Через час сюда явится электрик и приведет ее в порядок. Повторяю: если кукла, вернувшись в сейф, как положено в нормальных сказках, расскажет нам, где и с кем она была, вы можете спать спокойно. Если же кукла не «расскажет» да еще по вашей вине…
   В глазах у Сайруса была тоска.
   — Запомните, — сказал Гард, — на случай, если нас кто-нибудь видел в вашем обществе, мы из фирмы «Чиню все, кроме препятствий». Приходили договариваться по поводу ремонта. И последнее: выдайте моему помощнику инспектору Таратуре наркотики и собственноручно напишите признание. Аминь!
   Менее чем через час в игротеку явился вызванный Гардом «электрик».
   Западни бывают разные. Любознательный человек без труда найдет в охотоведческой литературе подробное описание капканов на лисиц, волков, гималайских медведей и диких крыс. Напрасно он станет, однако, спрашивать, где бы ему прочитать об устройстве капканов на людей. Он не будет правильно понят библиотекарем, не говоря уже о том, что таких книг в каталогах просто нет.
   Из этого, понятно, не следует, что подобной литературы не существует в природе. Она есть! И занимает не одну полку! Только простой смертный никогда не получит к ней доступа. Это к лучшему: чтение «капканной» литературы может надолго испортить аппетит, а, как говорил покойный Альфред-дав-Купер, «аппетит — лучший барометр человеческой совести». Зачем искушать совесть? С этой точки зрения люди полицейских профессий достойны сочувствия: им приходится не только изучать устройство капканов на людей, но даже ставить их по долгу службы.
   Гард, естественно, был в числе просвещенных.
   По его распоряжению «электрик» поставил ловушку, представляющую собой миниатюрную телекамеру, которая посредством фотоэлемента была сблокирована с дверцей сейфа. Лампу инфраподсветки «электрик» установил на тот случай, если куклу будут возвращать в темноте. Кроме того, он вмонтировал сигнальный передатчик, приемное устройство которого осталось в комнатке дежурного 4-го полицейского участка, подчиненного Гарду. За какие-нибудь двадцать минут все эти несложные приборы были запрятаны так ловко, что их незаметности мог позавидовать клоп.
   Отныне комиссар имел право не волноваться. У простодушного зверя еще есть шансы избегнуть западни — у человека их гораздо меньше. Если кто-нибудь откроет сейф, ловушка захлопнется!