Бах Ричард. За пределами разума: Открытие Сондерс-Виксен

   Это рай для летчиков. Откуда бы ни дул ветер, внизу всегда можно найти ровный травяной участок для посадки. Это сама история в ту эпоху, когда еще не были изобретены узкие взлетно-посадочные полосы, где ветер всегда поперечный.
   Услада для глаз и души.
   На летном поле стояли два десятка самолетов Киттен, большей частью старые – их двигатели находились в ангаре на профилактическом ремонте. Были и новенькие; их только что выкатили, и они ожидали своих летчиков-испытателей.
   На фюзеляже одного из них красовалась надпись: «Летная школа Сондерс-Виксен»; в две его кабины как раз садились инструктор и курсант, и первый передавал второму сложенную вчетверо карту. В дальнем конце линии, затмевая учебно-тренировочную мелочь, возвышался красавец-биплан с закрытой кабиной и салоном, по-видимому, Импресс.
   А ближе всех к нам стоял только что собранный Киттен. Кожух двигателя был открыт, и инженер, закончив регулировку карбюратора, собирал инструменты.
   Я стоял рядом с Готорном в ожидании запуска двигателя и наслаждался прекрасным утром, каждым его мгновением.
   – Несколько оборотов? – спросил пилот, высовываясь из кабины.
   Красивый самолет. Золотые шевроны вдоль поверхности корпуса стрелой прорезали его кружевную белизну. На хвостовой части фюзеляжа четко выделялись регистрационные буквы: G-EMLF.
   – Да, восемь лопастей, – ответил инженер с земли и ухватился за черную деревянную лопасть пропеллера.
   – Выключен?
   – Выключен, – сказал пилот.
   Инженер вручную провернул пропеллер по часовой стрелке.
   – Наши двигатели вращаются в противоположном направлении по сравнении с вашими, – сказал Готорн почти шопотом, объясняя то, что могло бы показаться странным гостю.
   Потом поправил себя:
   – Я имею в виду не Сондерс-Виксен, а вобще британские.
   Я кивнул. Его реплики вызывали у меня симпатию; он старался, чтобы все было правильно – так, как он это себе представлял.
   – Готово, – сказал инженер.
   – Контакт!
   Мы услышали металлический щелчок тумблера магнето под пальцами пилота.
   Инженер резко толкнул пропеллер, и тот сделал один оборот; ленивый выхлоп дыма из цилиндра, потом из другого, еще один, потом другой бесшумный оборот пропеллера, потом включился третий цилиндр и, наконец, заработали все четыре; ветер рвал и тут же уносил серовато-голубые дымки выхлопов.
   Я видел, как пилот в кожаном шлеме кивнул инженеру и поднял большие пальцы в знак благодарности за хороший пуск. Тем временем грохот цилиндров снизился до неторопливой холостой разминки; непрогретый двигатель время от времени давал пропуск.
   В эту минуту я хотел, чтобы время превратилось в кристалл, чтобы оно застыло в этом прохладном утре, в ласковом рокоте машины, в ожидании старта, полета над чарующим ландшафтом и посадки на мягкую землю, в тихий шепот травы.
   Время послушно затормозило. Нет, совсем оно не остановилось, но пошло достаточно медленно, чтобы я мог вдоволь насладиться воздухом, цветами, самолетом. Я смотрел завороженно на сверкающий широкий диск пропеллера и слушал звук трения его лопастей о холодный воздух вперемешку с ленивым посапыванием двигателя.
   Вот оно, подумал я, это же и есть тот магнит, который притягивает летчика, и я созерцаю его: один полюс – вполне осязаемые черные стальные машины и одетые в брезент крылья; другой – жизнь и свобода в небе, чувство одухотворенности в собственных руках. В это мгновение я видел оба эти полюса, всем телом ощущал их силу.
   Иди же, – шептали они мне, – ты ведь можешь летать!
   В раме этой картины я готов был остаться навсегда.
   Все так же медленно инженер вернулся к кабине, и две головы наклонились к приборной доске. С подачей газа звук начал усиливаться, маленький Киттен напрягся, упираясь колесами в деревянные колодки, нежный шелест пропеллера утонул в серьезном реве машины, работающей в три четверти своей мощности.
   Этот режим поддерживался довольно долго; резкий поток воздуха трепал белый комбинезон инженера, надпись «Сондерс-Виксен» на его спине расплылась.
   Наконец инженер кивнул, и мощность начала постепенно ослабевать, пока не снизилась до уровня холостого хода; но теперь, после прогона и разогрева, ни один из четырех цилиндров не давал сбоя.
   Еще через минуту двигатель внезапно выключился, только пропеллер еще долго вращался по инерции и слышен был приглушенный стук соединительных тяг внутри двигателя. Наконец все остановилось окончательно.
   Пилот снял шлем, и из-под него хлынул водопад черных волос – пилотом оказалась женщина. Она с большим интересом слушала заключение инженера.
   Я даже глазами заморгал, так это было неожиданно.
   – Готорн, мы, случаем, не на небе?
   – Если вы любите самолеты, то это совсем рядом, – ответил он.
   Мы направились к золотисто-белому тренировочному самолету.
   – Много ли людей из моего времени… из других времен… навещают вас?
   Он на секунду задумчиво поднял глаза:
   – Ну, фактически – немного. Те, у кого хорошее воображение и кто любит эту игру, справляются с переходом довольно легко. Конечно, с каждым разом это становится все легче, вы и сами знаете.
   – Это все летчики?
   – Почти все. Да этого и следует ожидать. Даксфорд – городок авиаторов, тут же рядом Сондерс-Виксен и аэродром. А если кто-то любит море, то можно быть уверенным, что предпочтет Портсмут, Копенгаген или Марсель.
   Он пожал плечами:
   – Это не тот случай, когда требуют паспорт. Прийти может каждый, кому здесь нравится. Некоторые остаются…
   Он замолчал.
   – Когда дома становится тяжело?
   – Нет, я бы так не сказал. Проходит некоторое время, и они решают остаться здесь. Быть может, климат.
   Я взглянул на него и увидел, что он улыбается.
   – А вы бываете в нашем времени, Дирек?
   – Никогда, – рассмеялся он. – Я слишком домашний котенок для вашей грызни.
   Вместо того чтобы присоединиться к разговору возле еще не остывшего самолета, он повернул назад к ангару. Никто не обращал на нас внимания, когда мы шли обратно вдоль сборочной линии.
   – Мы только начинаем вашу экскурсию, – сказал он. – У нашей компании есть подразделения, о которых вы и не подозреваете. Я и сам еще не все знаю.
   – Вы?
   – Основное наше дело, конечно, производство аэропланов; но кроме того мы оказываем некоторые услуги…
   Наступила долгая пауза; я все ждал, что он продолжит, и не выдержал:
   – …некоторые услуги…
   – Мы решаем проблемы.
   – Проблемы по авиаконструированию.
   – Да, но не только. Есть и другие проблемы.
   – И мне надлежит вытаскивать их из вас, – сказал я после новой паузы.
   – Вероятно, да.
   Он открыл передо мной дверь назад в галерею, соединяющую ангар с приемной. Шум завода удалялся, становился тише по мере нашего передвижения по галерее. Самолеты на картинах были, как правило, очень хорошо мне знакомы. Все это были конструкции Сондерс-Виксен.
   – Масса времени для изобретательства, – сказал он наконец. – Если только вы намерены никогда не возвращаться. Иначе получится, что открывать нечего, правда ведь?
   Он остановился возле двери с надписью «ОПСВ».
   – Минуточку, – сказал он. – Я позову вашего гида по второму этапу экскурсии.
   Пока он отсутствовал, я принялся изучать картины на стенах. А вот и Пайпер Каб, точная копия моего – тот же яркожелтый цвет, только подпись другая: «Сондерс-Виксен K-1. Синичка».
   Рассматривая картину, я не обнаружил никаких отличий; лишь со слов Готорна я знал, что под капотом этой машины установлен не Континенталь, как у меня; и, если бы Готорн сообщил мне, что Синичка оборудована двигателем системы Гривз Бамбл-Дарт, я бы только глазами моргал.
   Вскоре он вернулся:
   – Я сожалею, но мисс Бристоль, по всей видимости, отсутствует.
   Он снова направился в сторону приемной.
   – То есть хочешь не хочешь, мой визит окончен?
   – Как для одного из первых визитов, вы пробыли здесь не так уж мало. – Он улыбался вполне доброжелательно. – Столько новых впечатлений, вы наверняка устали и скоро растаете. Но расстраиваться нет никакой причины, с каждым разом вы сможете оставаться здесь все дольше, если вам это понравится.
   Он открыл дверь и пропустил меня в приемную.
   На столике секретарши стояла плетеная корзинка с мятными леденцами.
   – Здесь есть парень по имени Гейнис? – спросил я.
   – Да, есть, – Готорн удивленно взглянул на меня. – А вы знакомы с Яном?
   Я снял с плеч куртку и вернул ее хозяину.
   – Он, кажется, носится с каким-то проектом?
   – Да, действительно, у него есть одна схема. В общем, довольно простая и остроумная. Цветные фонари вдоль полосы, ориентированные таким образом, чтобы пилоту видно было, когда самолет идет на посадку слишком круто. Гейнис как раз недавно демонстрировал свою идею руководству, всех очаровал, а сам радовался больше всех.
   Я потянулся к столику за мятным леденцом, но это оказались не конфеты, а что-то вроде памятных монет: логотип Сондерс-Виксен Эйркрафт, небольшой латунный овал с пропеллером по центральной оси. Красивая вещица, подумал я, будет напоминать мне об этом месте и поможет возвратиться сюда.
   – Можно, я возьму?
   Женщина за столиком кивнула:
   – Конечно, сэр. Но если вы с той стороны, то вряд ли вам удастся перенести это с собой. Ничего нельзя, только то, что в голове.
   Она улыбнулась:
   – Так мне сказали. А как оно на самом деле…
   – А вы никогда не были по ту сторону?
   Она покачала головой отрицательно:
   – Я в Даксфорде родилась и выросла.
   И добавила шепотом:
   – И научилась летать!
   – Хотите, я провожу вас дальше? – спросил Готорн. – Не всем этого хочется, но некоторые любят, чтобы их провожали, пока они не растают. Странные фокусы выкидывает сознание.
   – Я попробую сам, – сказал я. – А вы будете здесь, когда я приду снова? Или все к тому времени изменится?
   – Не морочьте себе голову. В любом случае это будем мы. Конечно, вы увидели далеко не все. Верхушку айсберга – так у вас говорят? Мы и в самом деле очень большая организация.
   – Тогда до следующей встречи, – сказал я. – Пока!
   Я крепко зажал латунный логотип в кулаке. Если я и потеряю его, то не по своей вине.
   Я повернулся и зашагал по той же дорожке, которой пришел сюда час назад. Странное тепло окутывало меня. Мне понравилось здесь. Мне очень понравилось здесь.
   Далеко ли я так пройду? Я свернул в сторону от мощеной дорожки, и под ногами захрустел гравий парковочной площадки.
   Я обернулся, чтобы еще раз посмотреть на здание, закрепить его в памяти. Огромный ангар и протянувшийся в сторону от аэродрома ряд служебных зданий.
   Я так мало увидел. Приемную, галерею, ангар, парковочную площадку. Беглый взгляд на окрестности.
   Почему она – Лаура Бристоль – не пришла? Обещала ведь показать мне все.
   Сколько людей работает в этой компании, чем они занимаются? Организация оказывает некоторые услуги, сказал Готорн.
   Какие услуги?
   Авиаконструкторские, конечно.
   А еще что?
   Я еще раз поднялся на возвышение, чтобы оглядеть аэродром. Золотисто-белый Киттен, уже закрытый, выруливал к траве, готовясь к первому полету. Рев мотора на этом расстоянии был едва слышен.
   Зрелище не таяло. Я снова обвел глазами все вокруг. В следующий раз я обязательно полечу, подумал я.
   Глубокий вздох, чтобы расслабилось тело. Еще один, чтобы расслабилось сознание. Еще один…
   – Ричард! – откуда-то издали донесся женский голос.
   – Ричард, подождите!
   Я пробежал глазами по дорожке. Лаура Бристоль у автомобильной стоянки махала мне рукой.
   – Еще минутку!
   Мы встретились у живой изгороди, росшей вдоль дороги к ангару.
   – Извините, я не могла прийти раньше, – сказала она. – Мне так хотелось показать вам здесь разные вещи.
   – Спасибо, – сказал я. – А мне так хотелось, чтобы мне их показали. Теперь уже в следующий раз?
   – Мне нужен ваш совет, – сказала она. – Можно задержать вас на минуту?
   – На столько минут, сколько это позволит мне оставаться здесь, – ответил я.
   Какое удовольствие, подумал я, любоваться на эти черные глаза не мгновение, а дольше.
   – Я быстро, – сказала она. – Компания предложила мне участие в разработке диска частичного давления. Это страшно интересно, но я подумала, может быть, у вас… вы ведь ближе к тому времени. Я хотела вас спросить, что вы думаете о самой идее.
   – Диск частичного давления? Боюсь, это мне ни о чем не говорит…
   Ее не смутило мое невежество, она тут же стала объяснять:
   – Это способ воздушного транспортирования. Контролируется давление на поверхностях диска, и атмосфера толкает диск в сторону более низкого давления. Этот принцип позволяет передвигаться с очень большой скоростью, поскольку нет звукового барьера: аппарат фактически движется не в воздухе, а в области частичного вакуума, в самом его эпицентре…
   Ее глаза встретились с моими, и она остановилась.
   – Ну, это я так, между прочим, – сказала она. – Суть дела в том, что мне предлагают работать в подразделении нашей компании, которое находится в будущем времени, на несколько столетий впереди. Но оно все же остается параллельным вашему времени, и я подумала, что, может быть, вы согласитесь немного рассказать мне о нем, то есть о времени, в котором вы живете. Мне мельком показали ваш мир, и это потрясающе, но там повсюду масса высокой технологии, и я должна сознаться, что не привыкла к такому…
   Мне следовало рассказать ей хотя бы о некоторых преимуществах и недостатках жизни среди более высоких, чем в Даксфорде, технологий; но прежде чем моя вежливость призвала на помощь разум, я выпалил:
   – Не соглашайтесь.
   От удивления у нее даже рот раскрылся, а глаза вопросительно уставились на меня.
   – Ричард, я не просила вас принимать решение. Я надеялась, что вы можете…
   – Ох, простите меня, – сказал я, – как глупо с моей стороны.
   Я стал искать объяснение и сразу же нашел его:
   – Лаура, я беглец. Я бежал от высоких технологий. И поэтому я здесь. В том мире, где я живу, мой малыш Каб устарел почти на семьдесят лет, это антиквариат. Все остальное…
   Она кивнула. Стоило ли мне продолжать?
   – Это большая возможность, – сказала она.
   – Возможность… чего?
   – Ну, учиться. Расти. Изменяться.
   – Вы летаете на Киттене, не правда ли?
   – Да, – растерянно кивнула она. – Компания очень охотно помогает нам в летной практике. Разрешение на полеты класса А я получила еще год назад.
   – Так вот, если вы отправитесь в двадцать третье столетие, то будете проектировать диски, летающие с гиперскоростью. Где же ветер?
   Она внимательно всматривалась в мое лицо.
   – Вы будете скучать по нему, – продолжал я. – По грохоту четырех цилиндров и свисту деревянного пропеллера, по пению ветра в натянутых тросах. Вы будете скучать по всем людям, которые знают эту музыку, которые создают ее.
   – А если я остаюсь здесь, если я не отправлюсь в то столетие, то не буду ли я скучать по высокой технологии? Почему вы об этом не спрашиваете?
   Ее глаза неотступно следили за моими.
   – Да, я должен был спросить об этом.
   Ласковый ветер прикоснулся к нам, взъерошил траву, потом разгладил ее, разровнял и оставил в покое. Лаура тоже успокоилась.
   – Скучаешь за тем, от чего твое сердце отказалось, – сказала она.
   – По-моему, вам не нужен был совет, Лаура.
   – Ой, как вы ошибаетесь! – воскликнула она.
   Затем, помолчав, сказала задумчиво:
   – Вы мне очень помогли. Я никогда этого не забуду.
   К моему удивлению, она вдруг шагнула вперед и чмокнула меня в щеку.
   Я не споткнулся и не ударился, но ощущение было такое, словно я поскользнулся и свалился с ветки какого-то зачарованного дерева. Целый и невредимый, я открыл глаза.
   Угли в камине осыпались под решетку серым птичьим пухом. Старые часы тикали все так же. Не прошло и часа.
   На улице стемнело и начался дождь. Мой кулак, крепко сжатый вокруг латунного логотипа компании, оказался пустым. В противоположность сердцу – оно было странным образом переполнено.
   Лаура Бристоль примет такое решение, какое сама захочет, подумал я.
   И, какое бы она ни выбрала, для нее оно будет правильным.
   Я наклонился к камину и положил свежее полено на угли.
   За сорок лет полетов я встречался с тысячами летчиков и, думаю, еще тысячами людей, которые любят небо. Сколько из них нашли это место еще до меня? Сколько раз то один, то другой из них проскальзывал в мир Сондерс-Виксен ради чистого удовольствия и спокойно парил в том небе, таком простом и добром, где даже солнечный свет другой, и работал на машинах, которые в нашем времени не существуют, и встречал друзей и возлюбленных, которых ему так недоставало здесь?
   Перекрывая пространство моей комнаты, рядом с этой минутой движется городок Даксфорд, и ему не угрожают войны.
   Что бы ни происходило в моем двадцать первом столетии, всего в трех глубоких вздохах отсюда стоят ангары Сондерс-Виксен Эйркрафт Компани, Лтд., в своем уютном 1923-м году – прошлое, которое ждет случая стать моим будущим, когда я задумаю и воображу новое путешествие.
   Там живут Дерек Готорн и Лаура Бристоль и десятки незнакомых мне инженеров и бизнесменов, конструкторов и летчиков, у которых мне есть чему поучиться.
   Готорн прав. Наш мир – это грызня, здесь нет места для домашних котят.
   Но иногда, я думаю, я буду рад находить его землю. И я рад, что у меня есть выбор.