– Да. Они хотят пожениться.
– С ума сойти! А я думала, он на тебя глаз положил.
«Как положил, так и снял», – подумала я, улыбаясь оттого, что разгадала Аленкину хитрость. Специально ведь припозднилась, чтобы вот так эффектно войти и удивить девчонок. Кстати, об эффектах. Аленка в трикотажной кофточке с низким декольте и шифоновой цветастой юбкой была, как всегда, неподражаемо роскошна. Но шеф-то, шеф как преобразился! Серый джемпер, сиреневого оттенка рубашка, темно-синие в мелкую полосочку вельветовые штаны. И прическу сменил: не вечный чубчик набекрень, с которым он похож на зиц-председателя, а зачесанные кверху волосы, открывающие высокий лоб. Да он красавец, наш Виктор Алексеевич!
– Виктор, как твое здоровье? – спросила Ира, когда мы все выбрали, что заказать, а официант принес бутылку красного вина и разлил его по бокалам.
– Все отлично! Заживает как на собаке. Хирурги в больнице устали удивляться, как быстро у меня рана заросла.
– Хорошо, – кивнула Татьяна, – а то мы очень расстроились, когда узнали, что тебя прямо с самолета на «скорой» отвезли. В чем причина была, врачи сказали?
– Говорят, застудился в холодной воде, и резкая смена климата сказалась. Что-то типа иммунного сбоя в организме, – охотно делился информацией Пенкин, потом поднял свой бокал и провозгласил: – Девушки, хочу вам сказать, по какому поводу мы здесь собрались. Я сделал Алене предложение, и она согласилась стать моей женой!
– Обалдеть... – протянула Ира. – Ну, ребята, вы даете!
– Тогда пьем за любовь! – воскликнула Таня, и мы выпили.
Мне стало грустно от слова «любовь». И поэтому, когда зазвонил мобильник, я даже на какие-то секунды поверила, что звонит... Не важно кто. В любом случае не по поводу моих фотографий.
– Лариса, привет, это Настя из журнала «Зверь». Мне твой номер Алена дала. Ничего, что я звоню? Говорить можешь?
– Могу, Настя, могу, – сказала я, справляясь с невольной досадой.
– Музыка у вас там... Я точно не мешаю?
– Все нормально, Настя, мы тут в кафе сидим, говори.
– Я хотела узнать, ты нас с девчонками в Тунисе на пляже щелкала, снимки получились?
– Да, все получилось. Вы там такие лапочки в бикини, прямо как с рекламного плаката. Тебе выслать?
– Пожалуйста! – обрадовалась Настя. – А они у тебя большие? Ну, по весу?
– Примерно в полтора мегабайта.
– Здорово! Можно на полосу давать! – Настя просто ликовала. – И на обложку, если получится. Мы с девчонками опус сочинили про наши сексуальные похождения в Тунисе, иллюстрации нужны.
– Ты хочешь моими снимками иллюстрировать материал про сексуальные похождения?
– Ну да. Да ты не волнуйся, мы тебе гонорар заплатим! У нас расценки хорошие: пятьдесят долларов за фото в журнале, сотня за обложку! Давай, я отправлю тебе эсэмэску с моим адресом, завтра вышлешь мне снимки. Договорились?
Мама дорогая, что же это творится! Я со своими фотками просто нарасхват. Кстати, а что там за сексуальные похождения у них были в Тунисе? Я что-то пропустила, пока от Пенкина бегала? Или они потом оторвались, когда мы улетели?
– Кто звонил? – спросила любопытная Аленка.
– Настя. Просит выслать фотографии, чтобы проиллюстрировать в журнале свои сексуальные похождения. Слушай, а про что их журнал?
– «Зверь»? Как раз про это. Специальный журнал для мужчин. Интересно, что там у них были за похождения? Что-то я ничего такого не заметила. Насочиняли, наверное.
Рядом со мной вздохнула Ира. Наверное, завидовала буйству чужой фантазии, ведь своей едва хватило на бурю с бедуинами.
– Надо было и мне подпустить что-нибудь про бедуинский гарем, – подтвердила она мое предположение. – Слушай, Лариска, я просто рада за тебя, журналы тебя публикуют. Кстати, Виктор, хотела сделать комплимент твоему материалу: классный текст, с юмором, и Ларискины снимки ему под стать.
– Еще бы не под стать! – метнул на меня взгляд Пенкин, и я обмерла. – Автор-то один. Лариска, признавайся, раз уж разговор зашел, почему свой материал моим именем подписала?
– Он не совсем мой, – попробовала оправдаться я, – я просто твои мысли отредактировала. Ты же в больнице писал, тебе, наверное, тяжело было.
– Отредактировала она. Не было там особых мыслей, писал, потому что сроки уже поджимали. Думаешь, не заметил, что материал другой, когда мне Сан Саныч журнал на подпись принес?
– А почему тогда подписал, если заметил? – с укором озвучила мой вопрос Таня.
– А потому что не заметил! – захохотал довольный розыгрышем Пенкин. – Я тогда все не глядя подмахнул, голова сильно болела. А подмену потом обнаружил, когда номер из типографии привезли. Лариска, твое счастье, что хороший материал получился, иначе оштрафовал бы за самоуправство, честное слово. А так – гонорар тебе выпишу. Но больше не смей приписывать мне свои опусы, я и сам писать умею!
– Слушайте, народ, по-моему, нам пора пить за Ларискины профессиональные успехи, – сказала Аленка. – И фотографии ее пригодились, и пишет она у нас, оказывается. Так что давайте пить и за дальнейший успех в ее делах!
«Лучше бы – за счастье в личной жизни», – думала я, отпивая из своего бокала. Официант принес наконец нашу еду, и я принялась за куриное филе, думая, как в очередной раз чудит моя фортуна. Вот уж не ждала, не гадала, что в одночасье превращусь в фотографа, журналиста и, ха-ха, практически телезвезду, если вспомнить утренние вопли Эммы Валерьевны по поводу моего появления в «Образе бабочки». И что деньги начнут капать в мой карман.
А то, что на душе маятно при виде чужой любви – нет, не потому, что я фактически отдала шефа Аленке, а просто потому, что осталось какое-то послевкусие от нечаянного абсолютного счастья той ночью, оно и будоражит, не дает покоя. Что ж, «се ля ви»! Не может везти одновременно сразу на всех фронтах. Я допила вино, мысленно прощаясь с любовью в своей жизни. И так судьба щедро отмеряет большой лопатой.
И тут же зажмурилась, решив, что у меня галлюцинации. В дверях кафешки стоял, озираясь, Петр.
Глава 10
Глава 11
– С ума сойти! А я думала, он на тебя глаз положил.
«Как положил, так и снял», – подумала я, улыбаясь оттого, что разгадала Аленкину хитрость. Специально ведь припозднилась, чтобы вот так эффектно войти и удивить девчонок. Кстати, об эффектах. Аленка в трикотажной кофточке с низким декольте и шифоновой цветастой юбкой была, как всегда, неподражаемо роскошна. Но шеф-то, шеф как преобразился! Серый джемпер, сиреневого оттенка рубашка, темно-синие в мелкую полосочку вельветовые штаны. И прическу сменил: не вечный чубчик набекрень, с которым он похож на зиц-председателя, а зачесанные кверху волосы, открывающие высокий лоб. Да он красавец, наш Виктор Алексеевич!
– Виктор, как твое здоровье? – спросила Ира, когда мы все выбрали, что заказать, а официант принес бутылку красного вина и разлил его по бокалам.
– Все отлично! Заживает как на собаке. Хирурги в больнице устали удивляться, как быстро у меня рана заросла.
– Хорошо, – кивнула Татьяна, – а то мы очень расстроились, когда узнали, что тебя прямо с самолета на «скорой» отвезли. В чем причина была, врачи сказали?
– Говорят, застудился в холодной воде, и резкая смена климата сказалась. Что-то типа иммунного сбоя в организме, – охотно делился информацией Пенкин, потом поднял свой бокал и провозгласил: – Девушки, хочу вам сказать, по какому поводу мы здесь собрались. Я сделал Алене предложение, и она согласилась стать моей женой!
– Обалдеть... – протянула Ира. – Ну, ребята, вы даете!
– Тогда пьем за любовь! – воскликнула Таня, и мы выпили.
Мне стало грустно от слова «любовь». И поэтому, когда зазвонил мобильник, я даже на какие-то секунды поверила, что звонит... Не важно кто. В любом случае не по поводу моих фотографий.
– Лариса, привет, это Настя из журнала «Зверь». Мне твой номер Алена дала. Ничего, что я звоню? Говорить можешь?
– Могу, Настя, могу, – сказала я, справляясь с невольной досадой.
– Музыка у вас там... Я точно не мешаю?
– Все нормально, Настя, мы тут в кафе сидим, говори.
– Я хотела узнать, ты нас с девчонками в Тунисе на пляже щелкала, снимки получились?
– Да, все получилось. Вы там такие лапочки в бикини, прямо как с рекламного плаката. Тебе выслать?
– Пожалуйста! – обрадовалась Настя. – А они у тебя большие? Ну, по весу?
– Примерно в полтора мегабайта.
– Здорово! Можно на полосу давать! – Настя просто ликовала. – И на обложку, если получится. Мы с девчонками опус сочинили про наши сексуальные похождения в Тунисе, иллюстрации нужны.
– Ты хочешь моими снимками иллюстрировать материал про сексуальные похождения?
– Ну да. Да ты не волнуйся, мы тебе гонорар заплатим! У нас расценки хорошие: пятьдесят долларов за фото в журнале, сотня за обложку! Давай, я отправлю тебе эсэмэску с моим адресом, завтра вышлешь мне снимки. Договорились?
Мама дорогая, что же это творится! Я со своими фотками просто нарасхват. Кстати, а что там за сексуальные похождения у них были в Тунисе? Я что-то пропустила, пока от Пенкина бегала? Или они потом оторвались, когда мы улетели?
– Кто звонил? – спросила любопытная Аленка.
– Настя. Просит выслать фотографии, чтобы проиллюстрировать в журнале свои сексуальные похождения. Слушай, а про что их журнал?
– «Зверь»? Как раз про это. Специальный журнал для мужчин. Интересно, что там у них были за похождения? Что-то я ничего такого не заметила. Насочиняли, наверное.
Рядом со мной вздохнула Ира. Наверное, завидовала буйству чужой фантазии, ведь своей едва хватило на бурю с бедуинами.
– Надо было и мне подпустить что-нибудь про бедуинский гарем, – подтвердила она мое предположение. – Слушай, Лариска, я просто рада за тебя, журналы тебя публикуют. Кстати, Виктор, хотела сделать комплимент твоему материалу: классный текст, с юмором, и Ларискины снимки ему под стать.
– Еще бы не под стать! – метнул на меня взгляд Пенкин, и я обмерла. – Автор-то один. Лариска, признавайся, раз уж разговор зашел, почему свой материал моим именем подписала?
– Он не совсем мой, – попробовала оправдаться я, – я просто твои мысли отредактировала. Ты же в больнице писал, тебе, наверное, тяжело было.
– Отредактировала она. Не было там особых мыслей, писал, потому что сроки уже поджимали. Думаешь, не заметил, что материал другой, когда мне Сан Саныч журнал на подпись принес?
– А почему тогда подписал, если заметил? – с укором озвучила мой вопрос Таня.
– А потому что не заметил! – захохотал довольный розыгрышем Пенкин. – Я тогда все не глядя подмахнул, голова сильно болела. А подмену потом обнаружил, когда номер из типографии привезли. Лариска, твое счастье, что хороший материал получился, иначе оштрафовал бы за самоуправство, честное слово. А так – гонорар тебе выпишу. Но больше не смей приписывать мне свои опусы, я и сам писать умею!
– Слушайте, народ, по-моему, нам пора пить за Ларискины профессиональные успехи, – сказала Аленка. – И фотографии ее пригодились, и пишет она у нас, оказывается. Так что давайте пить и за дальнейший успех в ее делах!
«Лучше бы – за счастье в личной жизни», – думала я, отпивая из своего бокала. Официант принес наконец нашу еду, и я принялась за куриное филе, думая, как в очередной раз чудит моя фортуна. Вот уж не ждала, не гадала, что в одночасье превращусь в фотографа, журналиста и, ха-ха, практически телезвезду, если вспомнить утренние вопли Эммы Валерьевны по поводу моего появления в «Образе бабочки». И что деньги начнут капать в мой карман.
А то, что на душе маятно при виде чужой любви – нет, не потому, что я фактически отдала шефа Аленке, а просто потому, что осталось какое-то послевкусие от нечаянного абсолютного счастья той ночью, оно и будоражит, не дает покоя. Что ж, «се ля ви»! Не может везти одновременно сразу на всех фронтах. Я допила вино, мысленно прощаясь с любовью в своей жизни. И так судьба щедро отмеряет большой лопатой.
И тут же зажмурилась, решив, что у меня галлюцинации. В дверях кафешки стоял, озираясь, Петр.
Глава 10
– Привет! Я не помешаю? – Петр подошел к нашему столику, и я едва сдержалась, чтобы не затрясти головой, прогоняя наваждение.
– Конечно, садись! – радушно предложила Аленка. – Девочки, знакомьтесь, это Петр, мой хороший знакомый.
– Очень приятно, – состроила ему глазки Ира.
– Это Ира, – продолжила Алена, – это Таня, а с Ларисой вы, кажется, знакомы.
– Кажется, да, – согласился Петр, усаживаясь на свободный стул рядом с Таней.
Я поняла, что мне срочно нужно куда-нибудь удалиться. Хотя бы в туалет.
– Эй, Лариска, ты куда? – попыталась пресечь мою попытку к бегству Аленка.
– Туда, – показала я в сторону лестницы, ведущей в подвал, где, судя по указателям, был туалет.
– Я с тобой. Носик припудрить.
Мы спустились вниз, но в туалет не пошли, а сели на один из диванчиков, расставленных в нишах вдоль стен. Стены подвала были отделаны камнем, имитирующим грубую кладку. Свет – синим, для интимности. Глядя на Аленкино мертвенно-голубое лицо, я подумала что мы – словно два привидения в старом замке. Я по крайней мере чувствовала себя не совсем в этой реальности и все никак не могла поверить...
– Ну, давай колись, партизанка, – велела Аленка уличающим тоном.
– Алена, откуда он здесь взялся?
– Оттуда. Я пригласила. Сказала, что его разлюбезная Ларочка будет здесь сегодня, пусть приходит к семи, забирает. Между прочим, ты дура.
– Почему? – совсем не обиделась я.
– Потому что сразу мне не сказала, что у тебя с Петькой роман. Я бы тогда дала ему твой телефон без разговоров. Хотя нет, вру. Все равно бы не дала.
– Почему? – Меня будто заклинило.
– Потому. А вот когда Витька мне в любви объяснился и сказал, что это ты ему мозги прочистила, я себя такой стервой почувствовала! Ты, можно сказать, ради меня своим шансом выйти замуж пожертвовала, а я...
– Аленка, ничем я не жертвовала...
– Не перебивай. Короче, вот тебе Смагин, делай с ним что хочешь. Только, чур, потом на меня не обижаться, если он тебе жизнь поломает.
– А он может? Мне он показался вполне вменяемым человеком.
– Поживешь – увидишь. Эх, Лариска, не завидую я тебе, сложного мужика ты отхватила!
– Никого я не отхватывала...
– Да ладно! Что я, Петьку не знаю! Чтобы он, впервые почти за два года, что мы расстались, так мне телефон обрывал! Зацепила ты его. Правда, не понимаю чем. Потом расскажешь?
– Может быть. Если ты расскажешь, как Витькину маму укрощать будешь, – улыбнулась я.
– А чего ее укрощать! – беспечно махнула рукой Аленка. – Витька ко мне переезжает, а эта старая клюшка пусть себе одна живет.
– А если за сердце начнет хвататься и умирать? – напомнила я наш с Аленкой недавний разговор.
– Тогда отправлю ее в какие-нибудь Карловы Вары, пусть лечится. Ну, возвращаемся к столу? А то неудобно, Петька ждет.
Мы вернулись. За столом произошла дислокация: Ира пересела к Тане, освободив место для Петра рядом со мной.
– А мы тут пьем за прекрасных дам, – сообщил Пенкин, – присутствующих и отсутствующих. И за любовь.
– Отличный тост, присоединяюсь. – Аленка многозначительно подмигнула Петру, и вдруг я заревновала.
– Ребята, я был рад с вами познакомиться, – сказал Петр, – но мне пора, я зашел на минутку.
Я увидела, как меняется выражение Аленкиного лица, и почувствовала, что и с моим лицом что-то происходит. Это – все? Он уходит?
– И я должен забрать с собой Ларису, – продолжил Петр, – с вашего позволения.
Он протянул мне руку, я вцепилась в горячую ладонь и пошла на ватных ногах к выходу.
Мы сели в машину и стали целоваться как сумасшедшие. По крайней мере мне крышу снесло окончательно, я превратилась в точку, которая перемещалась под его губами. И, закрыв глаза, была то в ложбинке возле уха, то на шее под подбородком, то в ямке между ключицами, то...
– Хватит, остановись, нас оштрафуют за непристойное поведение! – очнулась я и стала застегивать блузку. – Стоим в центре города посреди улицы, нас ведь видно отовсюду!
– Сама виновата! – выдохнул он, успокаиваясь. – Сначала сбежала, потом исчезла. Я подумал, ты не хочешь со мной больше видеться.
– Я хочу с тобой видеться. – Я положила ладонь поверх его руки. – Только я не хочу, чтобы наши отношения комментировали всякие... красотули.
– Отношения с Нэлли прекращены. – Петр завел мотор и попытался аккуратно выехать с тротуара, где была припаркована его машина. – Девушка много о себе возомнила. Я тогда не успел тебя остановить, пришлось объясняться с ней.
– Куда мы едем? – спросила я.
– Куда захочешь. Можем в ресторан заскочить. А потом ко мне.
– Я не хочу есть... А ты обещаешь, что к тебе не ворвется еще какая-нибудь Нэлли и не начнет удивляться, что рядом с тобой не слишком роскошная девушка?
– Обещаю. С прошлой пятницы я совершенно свободен.
Я смотрела на мелькающие за окном дома и чувствовала, как меняется мое настроение. Растерянность от внезапного явления Петра начала проходить, плоть угомонилась, туман в голове начал рассеиваться, и на смену ему пришла мысль: что же я творю? Где моя голова? Почему я позволила себе так втрескаться в этого малознакомого человека? Ведь я его совершенно не знаю, не знаю его привычек, его отношения к жизни, даже возраста его точно не знаю: что-то около сорока.
А из того, что знаю, выводы могу делать самые неутешительные: богатенький плейбой, которому, видимо, наскучили пустоголовые красотки. И он решил заняться мной, тем более что знакомство получилось таким романтичным. Ну позанимается в лучшем случае недельку-другую. А потом что? Наткнусь в его постели на другую женщину, моложе и красивее меня, и пойму, что притяжение, которое я ощутила на ночном тунисском пляже, а потом во время потрясающего секса – мои фантазии? А для него – просто очередное приключение? И в который раз мне придется собирать себя из руин. Оно мне надо?
– Лариса, что-то случилось? – посмотрел на меня Петр, и я вздрогнула от неожиданности.
– Нет. Почему ты спросил?
– Мне показалось, что твое настроение изменилось.
– Если честно, то да. Знаешь, на меня столько всего навалилось в последнее время... Я, наверное, к тебе не поеду. Я хочу домой.
Он помолчал, заглянул мне в глаза и кивнул:
– Хорошо, я тебя отвезу. Куда ехать?
– Недалеко, – усмехнулась я, – мы в некотором роде соседи. Я живу в длинном сером доме на левой стороне Рублевского шоссе. Напротив «Зара».
– Да, я вспомнил, ты говорила. Тогда поедем не по Рублевке.
После череды поворотов по незнакомым мне улицам Петр выехал на знакомую, проходившую со стороны единственного въезда в наш длиннющий двор. Мы медленно двигались мимо подъездов, какая-то старушка с сумкой-тележкой посторонилась, еле найдя себе место между нашей машиной и другими, плотно вставшими на неширокий тротуарчик вдоль дома, и шевелила губами, явно ругаясь в наш адрес. Я ее понимала: сама терпеть не могу идти по этому двору, просачиваясь между проезжающими и припаркованными с обеих сторон машинами.
Я показала, где остановиться. Петр, затормозил и спросил:
– Если ты ко мне в гости ехать не хочешь, может быть, к себе пригласишь?
– Ко мне? – изумилась я.
Он действительно после своего дворца хочет подняться в мою хрущебину? Ну, пусть идет. По крайней мере на своей территории мне спокойнее – голову не потеряю. Да и у него прыти не будет – это не его дворец с джакузи и сексодромом.
– А пошли. Угощу тебя маминым вареньем.
В лифте опять была лужа.
– Чья-то собачка не доехала, – пошутил Петр.
– Алкоголик с верхнего этажа мстит обществу: гадит в лифте из чувства протеста. Придется ехать в соседнем вагоне.
Я открыла дверки тесного лифта-шкафчика. Петр весело хмыкнул, вошел первым в маленькое пространство, я следом, закрыла лифт, нажала кнопку. И тут он обнял сзади, прижав меня всю к себе, от бедер до макушки, и моя броня из глупой рассудочности, которую я старательно выстраивала всю дорогу, рассыпалась вдребезги. Осколки ссыпались к ногам, их звон отдавался в ушах и был серебряным.
– Лариска, что с нами происходит, а? – спросил он меня, когда мы вернулись из Вселенной, в которую вместились наш подъем до этажа, торопливое открывание двери, лихорадочное освобождение от одежды и полет на стареньком диване...
Про тряску, скрип дивана и все остальное я вспомнила только сейчас, когда мы «приземлились», и теперь лежали, прижавшись друг к другу и приходя в себя. Голова моя, оказывается, все слышала и отмечала. Нашла себе занятие, пока тело плавилось, и растворялось, и сливалось, и превращалось в музыкальный инструмент. Да что там, в целый оркестр, ведущий потрясающе многоголосую мелодию.
– Не знаю. У меня такого еще не было.
Отголоски мелодии нашего оркестра еще звучали в воздухе. Я вспомнила страхи, терзавшие меня в машине, и улыбнулась. Плейбой, две недели... Да хоть бы и две недели такого вот счастья! Уже достаточно. И даже если у нас с Петром ничего не сложится, уже этой вот мелодии, того, что мне было дано ее услышать, – достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой.
– О чем ты думаешь? – Петр провел пальцем по моему загорелому плечу.
– О том, что даже если через неделю тебя опять потянет на молоденьких моделек, я все равно рада, что мы с тобой встретились.
– Дурочка. – Теперь он провел пальцем по моей шее, и по ней побежали мурашки. – Я, кажется, впервые в жизни занимаюсь любовью, а не постельной гимнастикой. И впервые в жизни встретил женщину, которая чувствует, а не изображает.
– Изображает? Ты о чем?
– О том самом. Ты – это ты. Ты даже в этой дебильной телепередаче умудрилась не превратиться в осчастливленную дуру. С тебя просто будто стерли слой пыли, и ты засветилась.
– Ты видел «Образ бабочки»? – Мне стало неловко.
– Ага. Ты там такая секси получилась. – Он шутливо толкнул меня плечом. – И я пообещал Аленке, что замучаю ее своими звонками, если она не даст твой телефон.
– Так она тебя и испугалась, – засмеялась я.
– Не испугалась, конечно. – Петр помолчал, а потом сказал, будто самому себе удивляясь: – Лариска, до меня вдруг дошло. Я хочу на тебе жениться.
– Ты мне делаешь предложение? – спросила я, поудобнее устраиваясь на его плече.
– Да, наверное, – проговорил он озабоченно. – Правда, не знаю, как его делают, я еще никогда никого не звал замуж. Тебя – первую.
– Ты тоже у меня первый, я еще ни разу не была замужем, – призналась я. Мы посмотрели друг на друга и стали хохотать как сумасшедшие.
– Лишили друг друга девственности! – выдохнул Петр, обнимая меня, и мы снова зашлись от хохота.
– Конечно, садись! – радушно предложила Аленка. – Девочки, знакомьтесь, это Петр, мой хороший знакомый.
– Очень приятно, – состроила ему глазки Ира.
– Это Ира, – продолжила Алена, – это Таня, а с Ларисой вы, кажется, знакомы.
– Кажется, да, – согласился Петр, усаживаясь на свободный стул рядом с Таней.
Я поняла, что мне срочно нужно куда-нибудь удалиться. Хотя бы в туалет.
– Эй, Лариска, ты куда? – попыталась пресечь мою попытку к бегству Аленка.
– Туда, – показала я в сторону лестницы, ведущей в подвал, где, судя по указателям, был туалет.
– Я с тобой. Носик припудрить.
Мы спустились вниз, но в туалет не пошли, а сели на один из диванчиков, расставленных в нишах вдоль стен. Стены подвала были отделаны камнем, имитирующим грубую кладку. Свет – синим, для интимности. Глядя на Аленкино мертвенно-голубое лицо, я подумала что мы – словно два привидения в старом замке. Я по крайней мере чувствовала себя не совсем в этой реальности и все никак не могла поверить...
– Ну, давай колись, партизанка, – велела Аленка уличающим тоном.
– Алена, откуда он здесь взялся?
– Оттуда. Я пригласила. Сказала, что его разлюбезная Ларочка будет здесь сегодня, пусть приходит к семи, забирает. Между прочим, ты дура.
– Почему? – совсем не обиделась я.
– Потому что сразу мне не сказала, что у тебя с Петькой роман. Я бы тогда дала ему твой телефон без разговоров. Хотя нет, вру. Все равно бы не дала.
– Почему? – Меня будто заклинило.
– Потому. А вот когда Витька мне в любви объяснился и сказал, что это ты ему мозги прочистила, я себя такой стервой почувствовала! Ты, можно сказать, ради меня своим шансом выйти замуж пожертвовала, а я...
– Аленка, ничем я не жертвовала...
– Не перебивай. Короче, вот тебе Смагин, делай с ним что хочешь. Только, чур, потом на меня не обижаться, если он тебе жизнь поломает.
– А он может? Мне он показался вполне вменяемым человеком.
– Поживешь – увидишь. Эх, Лариска, не завидую я тебе, сложного мужика ты отхватила!
– Никого я не отхватывала...
– Да ладно! Что я, Петьку не знаю! Чтобы он, впервые почти за два года, что мы расстались, так мне телефон обрывал! Зацепила ты его. Правда, не понимаю чем. Потом расскажешь?
– Может быть. Если ты расскажешь, как Витькину маму укрощать будешь, – улыбнулась я.
– А чего ее укрощать! – беспечно махнула рукой Аленка. – Витька ко мне переезжает, а эта старая клюшка пусть себе одна живет.
– А если за сердце начнет хвататься и умирать? – напомнила я наш с Аленкой недавний разговор.
– Тогда отправлю ее в какие-нибудь Карловы Вары, пусть лечится. Ну, возвращаемся к столу? А то неудобно, Петька ждет.
Мы вернулись. За столом произошла дислокация: Ира пересела к Тане, освободив место для Петра рядом со мной.
– А мы тут пьем за прекрасных дам, – сообщил Пенкин, – присутствующих и отсутствующих. И за любовь.
– Отличный тост, присоединяюсь. – Аленка многозначительно подмигнула Петру, и вдруг я заревновала.
– Ребята, я был рад с вами познакомиться, – сказал Петр, – но мне пора, я зашел на минутку.
Я увидела, как меняется выражение Аленкиного лица, и почувствовала, что и с моим лицом что-то происходит. Это – все? Он уходит?
– И я должен забрать с собой Ларису, – продолжил Петр, – с вашего позволения.
Он протянул мне руку, я вцепилась в горячую ладонь и пошла на ватных ногах к выходу.
Мы сели в машину и стали целоваться как сумасшедшие. По крайней мере мне крышу снесло окончательно, я превратилась в точку, которая перемещалась под его губами. И, закрыв глаза, была то в ложбинке возле уха, то на шее под подбородком, то в ямке между ключицами, то...
– Хватит, остановись, нас оштрафуют за непристойное поведение! – очнулась я и стала застегивать блузку. – Стоим в центре города посреди улицы, нас ведь видно отовсюду!
– Сама виновата! – выдохнул он, успокаиваясь. – Сначала сбежала, потом исчезла. Я подумал, ты не хочешь со мной больше видеться.
– Я хочу с тобой видеться. – Я положила ладонь поверх его руки. – Только я не хочу, чтобы наши отношения комментировали всякие... красотули.
– Отношения с Нэлли прекращены. – Петр завел мотор и попытался аккуратно выехать с тротуара, где была припаркована его машина. – Девушка много о себе возомнила. Я тогда не успел тебя остановить, пришлось объясняться с ней.
– Куда мы едем? – спросила я.
– Куда захочешь. Можем в ресторан заскочить. А потом ко мне.
– Я не хочу есть... А ты обещаешь, что к тебе не ворвется еще какая-нибудь Нэлли и не начнет удивляться, что рядом с тобой не слишком роскошная девушка?
– Обещаю. С прошлой пятницы я совершенно свободен.
Я смотрела на мелькающие за окном дома и чувствовала, как меняется мое настроение. Растерянность от внезапного явления Петра начала проходить, плоть угомонилась, туман в голове начал рассеиваться, и на смену ему пришла мысль: что же я творю? Где моя голова? Почему я позволила себе так втрескаться в этого малознакомого человека? Ведь я его совершенно не знаю, не знаю его привычек, его отношения к жизни, даже возраста его точно не знаю: что-то около сорока.
А из того, что знаю, выводы могу делать самые неутешительные: богатенький плейбой, которому, видимо, наскучили пустоголовые красотки. И он решил заняться мной, тем более что знакомство получилось таким романтичным. Ну позанимается в лучшем случае недельку-другую. А потом что? Наткнусь в его постели на другую женщину, моложе и красивее меня, и пойму, что притяжение, которое я ощутила на ночном тунисском пляже, а потом во время потрясающего секса – мои фантазии? А для него – просто очередное приключение? И в который раз мне придется собирать себя из руин. Оно мне надо?
– Лариса, что-то случилось? – посмотрел на меня Петр, и я вздрогнула от неожиданности.
– Нет. Почему ты спросил?
– Мне показалось, что твое настроение изменилось.
– Если честно, то да. Знаешь, на меня столько всего навалилось в последнее время... Я, наверное, к тебе не поеду. Я хочу домой.
Он помолчал, заглянул мне в глаза и кивнул:
– Хорошо, я тебя отвезу. Куда ехать?
– Недалеко, – усмехнулась я, – мы в некотором роде соседи. Я живу в длинном сером доме на левой стороне Рублевского шоссе. Напротив «Зара».
– Да, я вспомнил, ты говорила. Тогда поедем не по Рублевке.
После череды поворотов по незнакомым мне улицам Петр выехал на знакомую, проходившую со стороны единственного въезда в наш длиннющий двор. Мы медленно двигались мимо подъездов, какая-то старушка с сумкой-тележкой посторонилась, еле найдя себе место между нашей машиной и другими, плотно вставшими на неширокий тротуарчик вдоль дома, и шевелила губами, явно ругаясь в наш адрес. Я ее понимала: сама терпеть не могу идти по этому двору, просачиваясь между проезжающими и припаркованными с обеих сторон машинами.
Я показала, где остановиться. Петр, затормозил и спросил:
– Если ты ко мне в гости ехать не хочешь, может быть, к себе пригласишь?
– Ко мне? – изумилась я.
Он действительно после своего дворца хочет подняться в мою хрущебину? Ну, пусть идет. По крайней мере на своей территории мне спокойнее – голову не потеряю. Да и у него прыти не будет – это не его дворец с джакузи и сексодромом.
– А пошли. Угощу тебя маминым вареньем.
В лифте опять была лужа.
– Чья-то собачка не доехала, – пошутил Петр.
– Алкоголик с верхнего этажа мстит обществу: гадит в лифте из чувства протеста. Придется ехать в соседнем вагоне.
Я открыла дверки тесного лифта-шкафчика. Петр весело хмыкнул, вошел первым в маленькое пространство, я следом, закрыла лифт, нажала кнопку. И тут он обнял сзади, прижав меня всю к себе, от бедер до макушки, и моя броня из глупой рассудочности, которую я старательно выстраивала всю дорогу, рассыпалась вдребезги. Осколки ссыпались к ногам, их звон отдавался в ушах и был серебряным.
– Лариска, что с нами происходит, а? – спросил он меня, когда мы вернулись из Вселенной, в которую вместились наш подъем до этажа, торопливое открывание двери, лихорадочное освобождение от одежды и полет на стареньком диване...
Про тряску, скрип дивана и все остальное я вспомнила только сейчас, когда мы «приземлились», и теперь лежали, прижавшись друг к другу и приходя в себя. Голова моя, оказывается, все слышала и отмечала. Нашла себе занятие, пока тело плавилось, и растворялось, и сливалось, и превращалось в музыкальный инструмент. Да что там, в целый оркестр, ведущий потрясающе многоголосую мелодию.
– Не знаю. У меня такого еще не было.
Отголоски мелодии нашего оркестра еще звучали в воздухе. Я вспомнила страхи, терзавшие меня в машине, и улыбнулась. Плейбой, две недели... Да хоть бы и две недели такого вот счастья! Уже достаточно. И даже если у нас с Петром ничего не сложится, уже этой вот мелодии, того, что мне было дано ее услышать, – достаточно, чтобы чувствовать себя счастливой.
– О чем ты думаешь? – Петр провел пальцем по моему загорелому плечу.
– О том, что даже если через неделю тебя опять потянет на молоденьких моделек, я все равно рада, что мы с тобой встретились.
– Дурочка. – Теперь он провел пальцем по моей шее, и по ней побежали мурашки. – Я, кажется, впервые в жизни занимаюсь любовью, а не постельной гимнастикой. И впервые в жизни встретил женщину, которая чувствует, а не изображает.
– Изображает? Ты о чем?
– О том самом. Ты – это ты. Ты даже в этой дебильной телепередаче умудрилась не превратиться в осчастливленную дуру. С тебя просто будто стерли слой пыли, и ты засветилась.
– Ты видел «Образ бабочки»? – Мне стало неловко.
– Ага. Ты там такая секси получилась. – Он шутливо толкнул меня плечом. – И я пообещал Аленке, что замучаю ее своими звонками, если она не даст твой телефон.
– Так она тебя и испугалась, – засмеялась я.
– Не испугалась, конечно. – Петр помолчал, а потом сказал, будто самому себе удивляясь: – Лариска, до меня вдруг дошло. Я хочу на тебе жениться.
– Ты мне делаешь предложение? – спросила я, поудобнее устраиваясь на его плече.
– Да, наверное, – проговорил он озабоченно. – Правда, не знаю, как его делают, я еще никогда никого не звал замуж. Тебя – первую.
– Ты тоже у меня первый, я еще ни разу не была замужем, – призналась я. Мы посмотрели друг на друга и стали хохотать как сумасшедшие.
– Лишили друг друга девственности! – выдохнул Петр, обнимая меня, и мы снова зашлись от хохота.
Глава 11
Ресторан назывался «Царский терем» и был выдержан в русском стиле: бревенчатый дом с четырехскатной крышей и башенкой, увенчанной куполом-луковкой. По двору были расставлены деревянные фигуры, изображающие скоморохов.
– Ух ты, мамуля, как в сказке! – Никитка восторженно смотрел на это великолепие, застыв у открытой дверцы машины.
Да, восторгов и впечатлений в последнее время моему ребенку досталось хоть отбавляй. Во-первых, путешествие в поезде, первое, кстати, в его жизни. Спальный вагон предполагал спецобслуживание, и мой сын пришел в неистовый восторг, выяснив, что шоколад, печенье, орехи, сок и йогурты, которые были на столике нашего купе, дают просто так, бесплатно. И тут же подарил один из наборов бабушке, провожавшей нас в дальнюю дорогу и счастливой, что в моей жизни все налаживается. Говорить, сколько стоят билеты, в которые входит и этот «бесплатный» набор, я не стала ни ему, ни маме – незачем пугать их ценами, ни к чему.
Во-вторых, знакомство с Петром. Никитка несколько настороженно принял его, хотя в дороге мы с сыном обсуждали перемены в моей личной жизни. И я старалась дать ему понять, что хотя и вошел в мою жизнь новый мужчина, но его, Никитку, я меньше любить не стала. А Петр – настоящий человек, сильный, цельный, честный. И дом у него достаточно просторный, чтобы выделить для Никиты отдельную спальню. А еще в доме есть тренажерный зал, сауна и большая ванна-джакузи. А Анна Георгиевна, тетка Петра, которая присматривает за хозяйством, очень добрая, совсем невредная и ждет не дождется, когда Никитка поселится в их доме, потому что любит детей и хочет с ним познакомиться.
Тем не менее мой сын весь подобрался и напрягся, когда Петр вошел к нам в купе и поцеловал меня в щеку. Пожимая протянутую Петром руку, Никитка отчего-то представился басом. Однако, уже в машине, чью марку он опознал с ходу – «лексус», – усевшись на переднее сиденье, расслабился и, задавая по дороге вопросы про лошадиные силы, объем двигателя и какие-то там форсажи, настолько завладел вниманием Петра, что ревновать начала уже я.
И в-третьих, этот вот ресторан. Его открыли недавно, до Петра дошли слухи, что место очень приличное, и он предложил съездить, посмотреть, что за заведение. Никитка, разумеется, с восторгом согласился.
– Милости просим, гости дорогие!
Вышедшие к нам навстречу добрый молодец в кафтане и красна девица в сарафане и кокошнике кланялись в пояс, приглашая войти. Мы пошли вслед за девицей, а молодец, приняв ключи у Петра, поехал парковать машину. Место было стильным и дорогим. Ничего лишнего, все строго выдержано в рамках русской темы: от дубовых столов с лавками до пятачка, на котором бряцало на гуслях трио бородачей в косоворотках.
– В этом зале остаться желаете или в верхние горницы пройдете? – спросил нас ряженный в царевича администратор, которому нас передала красна девица.
– Никита, что скажешь? Здесь останемся или на второй этаж пойдем? – Петр показал на деревянную лестницу.
– На второй этаж пойдем, – выбрал сын, которому не терпелось посмотреть все.
Верхними горницами оказались три зала, над входами в которые были прибиты доски с надписями: «Золотое царство», «Серебряное царство», «Медное царство». Попасть в любое из «царств» можно было с площадки, на которую привела нас деревянная лестница.
– Ух ты, как в сказке! Мам, помнишь, ты мне читала в детстве! – восхитился Никитка и выбрал «Медное царство».
В зале пахло хвойным деревом, хотя деревце, стоявшее в правом углу горницы, было не хвойным: стволик, свитый из медной проволоки, расходился ветвями, на которых торчали медные листочки и висели медные яблоки. Медными также были рамы вырезанных из дерева барельефов, развешанных по стенам и изображавших сцены из русских сказок, и чеканные украшения на спинках тяжелых стульев возле деревянных столов.
– Интересно, а в Золотом и Серебряном царствах у них все из настоящего золота и серебра? – поинтересовалась я вслух, усаживаясь на отодвинутый Петром стул.
– Сейчас выясню! – И Никитка выбежал за дверь.
– Ф-фу, – уселся Петр на свой стул. – Я как будто экзамен сдаю, честное слово!
– Тебя так напрягает Никита? – посочувствовала я. – Он сейчас в трудном возрасте...
– Да нет, он у тебя классный парень! Просто я пока не очень понимаю, как мне себя с ним вести. По виду – детинушка выше меня ростом, а по сути – ребенок еще, вон как всему этому антуражу радуется.
– Ты просто дружи с ним, и все, – посоветовала я. – Только на голову себе не давай садиться, а то он парень шустрый.
– Ну, голова у меня скользкая, сядешь – не удержишься, – хмыкнул Петр, принимая меню от официанта в косоворотке.
– Мама, дядя Петя, я все узнал, – громко сказал Никитка, возвращаясь к столу. – Там все такое же, только деревья покрашены золотистой и серебряной краской, а на стульях эти штуки тоже серебристые и золотистые. Я у официанта спросил, он сказал, что не золото и не серебро, просто металл такого цвета.
– В общем, обман зрения, – резюмировал Петр. – Надеюсь, кормят тут по-настоящему. Давай выбирай, что хочешь попробовать?
– Ни фига себе! – перевел дух несколько минут спустя мой сын, видимо, зачитавшись меню, как сказкой.
Я была с ним солидарна: «Пара румяных рябчиков с аппетитным соусом из белых грибов», «Спинка пятнистого оленя, жаренного на решетке под взваром с брусникой», «Расстегаи с рыжиками и мясом серой куропатки», «Осетрина под медовой глазурью», «Медовуха с добавлением пряных трав», «Овсяный кисель с клюквенным вареньем».
– Я все хочу попробовать, кроме киселя!
– Никита, ты же лопнешь! – засмеялась я. – Глазки завидущие, ручки загребущие!
– Не лопнет. – Петр коснулся плеча насупившегося Никитки. – Мы закажем «шведский стол». Молодой человек, будьте любезны, все меню, отсюда досюда, и еще вот этот пунктик, по одной порции к нам на столик. И чистые приборы отдельно принесите.
– Класс... – счастливо выдохнул мой сын спустя полчаса, обозревая изобилие, которое еле поместилось на нашем столе.
– Кстати, за границей «шведский стол» называют «русским столом», – сообщил Петр. – Иностранцы в древности видели, как в Московии на столы сразу помногу закусок подают, и переняли. Так что и тут мы со своим заказом вписались в стиль ресторана!
Никитка слушал его в пол-уха, он был занят. Переложил к себе на тарелку зажаренного на манер цыпленка-табака рябчика, расстегай, оказавшийся пирожком с дыркой, из которой выглядывала начинка, кусок осетрины в желтоватом соусе и полностью отдался процессу еды.
– Мне это напомнило «шведские столы» в Тунисе, – сказала я Петру, попробовав «спинку оленя», по вкусу напоминавшую баранину.
– Кстати, о Тунисе. Есть идея провести там в октябре фестиваль этномузыки, я вхожу в оргкомитет. Поедешь со мной? Заодно репортаж сделаешь о фестивале, Пенкина своего порадуешь.
– А Никитка?
– А Никитка останется с Анной Георгиевной. Думаю, до октября он освоится.
– Хорошо, – согласилась я. – Только обещай, что мы поживем несколько дней...
– В отеле «ультра плюс все включено»? – не дослушал он меня. – Без вопросов!
– Не угадал. В оазисе, в одном милом трехзвездочном отельчике. Там так красиво, тебе понравится, я обещаю.
– Ладно, Золушка ты моя неисправимая, – вздохнул Петр. – Хочешь три звезды, будут они тебе.
– Кстати, о Золушке, – спохватилась я, – чуть не забыла. Когда тебе принесут счет за вот этот праздник живота, не показывай его Никитке, ладно? Подозреваю, что насчитают нам долларов пятьсот, я им с бабушкой в Челябинск меньше посылала. Ладно?
Петр, улыбнувшись, согласился. И когда мы наелись и развлеклись под перестук появившихся в зале ложечников, а официант принес нам счет, Петр мельком взглянул в коричневую папочку и молча прокатал свою пластиковую карту в услужливо подставленный официантом терминал. Я не утерпела, заглянула в подписываемый им чек и вздохнула. Интересно, когда я привыкну к таким суммам? Мы здесь оставили больше пятисот долларов. Но – я посмотрела на сытое и счастливое лицо Никитки – честное слово, оно того стоило!
И мы поехали домой, на Рублевку.
– Ух ты, мамуля, как в сказке! – Никитка восторженно смотрел на это великолепие, застыв у открытой дверцы машины.
Да, восторгов и впечатлений в последнее время моему ребенку досталось хоть отбавляй. Во-первых, путешествие в поезде, первое, кстати, в его жизни. Спальный вагон предполагал спецобслуживание, и мой сын пришел в неистовый восторг, выяснив, что шоколад, печенье, орехи, сок и йогурты, которые были на столике нашего купе, дают просто так, бесплатно. И тут же подарил один из наборов бабушке, провожавшей нас в дальнюю дорогу и счастливой, что в моей жизни все налаживается. Говорить, сколько стоят билеты, в которые входит и этот «бесплатный» набор, я не стала ни ему, ни маме – незачем пугать их ценами, ни к чему.
Во-вторых, знакомство с Петром. Никитка несколько настороженно принял его, хотя в дороге мы с сыном обсуждали перемены в моей личной жизни. И я старалась дать ему понять, что хотя и вошел в мою жизнь новый мужчина, но его, Никитку, я меньше любить не стала. А Петр – настоящий человек, сильный, цельный, честный. И дом у него достаточно просторный, чтобы выделить для Никиты отдельную спальню. А еще в доме есть тренажерный зал, сауна и большая ванна-джакузи. А Анна Георгиевна, тетка Петра, которая присматривает за хозяйством, очень добрая, совсем невредная и ждет не дождется, когда Никитка поселится в их доме, потому что любит детей и хочет с ним познакомиться.
Тем не менее мой сын весь подобрался и напрягся, когда Петр вошел к нам в купе и поцеловал меня в щеку. Пожимая протянутую Петром руку, Никитка отчего-то представился басом. Однако, уже в машине, чью марку он опознал с ходу – «лексус», – усевшись на переднее сиденье, расслабился и, задавая по дороге вопросы про лошадиные силы, объем двигателя и какие-то там форсажи, настолько завладел вниманием Петра, что ревновать начала уже я.
И в-третьих, этот вот ресторан. Его открыли недавно, до Петра дошли слухи, что место очень приличное, и он предложил съездить, посмотреть, что за заведение. Никитка, разумеется, с восторгом согласился.
– Милости просим, гости дорогие!
Вышедшие к нам навстречу добрый молодец в кафтане и красна девица в сарафане и кокошнике кланялись в пояс, приглашая войти. Мы пошли вслед за девицей, а молодец, приняв ключи у Петра, поехал парковать машину. Место было стильным и дорогим. Ничего лишнего, все строго выдержано в рамках русской темы: от дубовых столов с лавками до пятачка, на котором бряцало на гуслях трио бородачей в косоворотках.
– В этом зале остаться желаете или в верхние горницы пройдете? – спросил нас ряженный в царевича администратор, которому нас передала красна девица.
– Никита, что скажешь? Здесь останемся или на второй этаж пойдем? – Петр показал на деревянную лестницу.
– На второй этаж пойдем, – выбрал сын, которому не терпелось посмотреть все.
Верхними горницами оказались три зала, над входами в которые были прибиты доски с надписями: «Золотое царство», «Серебряное царство», «Медное царство». Попасть в любое из «царств» можно было с площадки, на которую привела нас деревянная лестница.
– Ух ты, как в сказке! Мам, помнишь, ты мне читала в детстве! – восхитился Никитка и выбрал «Медное царство».
В зале пахло хвойным деревом, хотя деревце, стоявшее в правом углу горницы, было не хвойным: стволик, свитый из медной проволоки, расходился ветвями, на которых торчали медные листочки и висели медные яблоки. Медными также были рамы вырезанных из дерева барельефов, развешанных по стенам и изображавших сцены из русских сказок, и чеканные украшения на спинках тяжелых стульев возле деревянных столов.
– Интересно, а в Золотом и Серебряном царствах у них все из настоящего золота и серебра? – поинтересовалась я вслух, усаживаясь на отодвинутый Петром стул.
– Сейчас выясню! – И Никитка выбежал за дверь.
– Ф-фу, – уселся Петр на свой стул. – Я как будто экзамен сдаю, честное слово!
– Тебя так напрягает Никита? – посочувствовала я. – Он сейчас в трудном возрасте...
– Да нет, он у тебя классный парень! Просто я пока не очень понимаю, как мне себя с ним вести. По виду – детинушка выше меня ростом, а по сути – ребенок еще, вон как всему этому антуражу радуется.
– Ты просто дружи с ним, и все, – посоветовала я. – Только на голову себе не давай садиться, а то он парень шустрый.
– Ну, голова у меня скользкая, сядешь – не удержишься, – хмыкнул Петр, принимая меню от официанта в косоворотке.
– Мама, дядя Петя, я все узнал, – громко сказал Никитка, возвращаясь к столу. – Там все такое же, только деревья покрашены золотистой и серебряной краской, а на стульях эти штуки тоже серебристые и золотистые. Я у официанта спросил, он сказал, что не золото и не серебро, просто металл такого цвета.
– В общем, обман зрения, – резюмировал Петр. – Надеюсь, кормят тут по-настоящему. Давай выбирай, что хочешь попробовать?
– Ни фига себе! – перевел дух несколько минут спустя мой сын, видимо, зачитавшись меню, как сказкой.
Я была с ним солидарна: «Пара румяных рябчиков с аппетитным соусом из белых грибов», «Спинка пятнистого оленя, жаренного на решетке под взваром с брусникой», «Расстегаи с рыжиками и мясом серой куропатки», «Осетрина под медовой глазурью», «Медовуха с добавлением пряных трав», «Овсяный кисель с клюквенным вареньем».
– Я все хочу попробовать, кроме киселя!
– Никита, ты же лопнешь! – засмеялась я. – Глазки завидущие, ручки загребущие!
– Не лопнет. – Петр коснулся плеча насупившегося Никитки. – Мы закажем «шведский стол». Молодой человек, будьте любезны, все меню, отсюда досюда, и еще вот этот пунктик, по одной порции к нам на столик. И чистые приборы отдельно принесите.
– Класс... – счастливо выдохнул мой сын спустя полчаса, обозревая изобилие, которое еле поместилось на нашем столе.
– Кстати, за границей «шведский стол» называют «русским столом», – сообщил Петр. – Иностранцы в древности видели, как в Московии на столы сразу помногу закусок подают, и переняли. Так что и тут мы со своим заказом вписались в стиль ресторана!
Никитка слушал его в пол-уха, он был занят. Переложил к себе на тарелку зажаренного на манер цыпленка-табака рябчика, расстегай, оказавшийся пирожком с дыркой, из которой выглядывала начинка, кусок осетрины в желтоватом соусе и полностью отдался процессу еды.
– Мне это напомнило «шведские столы» в Тунисе, – сказала я Петру, попробовав «спинку оленя», по вкусу напоминавшую баранину.
– Кстати, о Тунисе. Есть идея провести там в октябре фестиваль этномузыки, я вхожу в оргкомитет. Поедешь со мной? Заодно репортаж сделаешь о фестивале, Пенкина своего порадуешь.
– А Никитка?
– А Никитка останется с Анной Георгиевной. Думаю, до октября он освоится.
– Хорошо, – согласилась я. – Только обещай, что мы поживем несколько дней...
– В отеле «ультра плюс все включено»? – не дослушал он меня. – Без вопросов!
– Не угадал. В оазисе, в одном милом трехзвездочном отельчике. Там так красиво, тебе понравится, я обещаю.
– Ладно, Золушка ты моя неисправимая, – вздохнул Петр. – Хочешь три звезды, будут они тебе.
– Кстати, о Золушке, – спохватилась я, – чуть не забыла. Когда тебе принесут счет за вот этот праздник живота, не показывай его Никитке, ладно? Подозреваю, что насчитают нам долларов пятьсот, я им с бабушкой в Челябинск меньше посылала. Ладно?
Петр, улыбнувшись, согласился. И когда мы наелись и развлеклись под перестук появившихся в зале ложечников, а официант принес нам счет, Петр мельком взглянул в коричневую папочку и молча прокатал свою пластиковую карту в услужливо подставленный официантом терминал. Я не утерпела, заглянула в подписываемый им чек и вздохнула. Интересно, когда я привыкну к таким суммам? Мы здесь оставили больше пятисот долларов. Но – я посмотрела на сытое и счастливое лицо Никитки – честное слово, оно того стоило!
И мы поехали домой, на Рублевку.